CC BY
14УДК 343.3/.7 © А. Б. Диваев, 2020 001:10.24411/1999-625Х-2020-13012
Проблема правовой эффективности в уголовно-процессуальной науке: история вопроса и формирование научного направления
А. Б. Диваев, Кузбасский институт ФСИН России (г. Новокузнецк) Н divalex09@mail.ru
Представлена ретроспектива научной мысли по проблеме правовой эффективности в уголовно-процессуальной теории. Выделено два вектора исследования, формирующие содержание самостоятельного научного направления в рамках уголовно-процессуальной доктрины: онтологическое направление правовой эффективности, исследующее эффективность уголовно-процессуального закона, и феноменологическое направление, изучающее эффективность уголовного судопроизводства. К основным тенденциям развития данного научного направления на современном этапе отнесены: преимущественное исследование эффективности уголовного судопроизводства, в первую очередь, эффективности правосудия по уголовным делам; отказ от онтологического понимания правовой эффективности в уголовном процессе; формализация категории «правовая эффективность», придание ей нормативного статуса; «антропоцентризм» современной теории эффективности уголовного судопроизводства. Аргументирован тезис о необходимости исследования эффективности не только уголовного судопроизводства как деятельности по реализации норм уголовно-процессуального права, но и механизма социального воздействия уголовно-процессуального права.
Ключевые слова: правовая эффективность; теория права; норма права; научное познание; критерии, методы оценки.
The Problem of Legal Effectiveness in Criminal Procedural Science: History of Question and Formation of a Scientific Area
A. B. Divaev, the Kuzbass Institute of the Russian Federal Penitentiary Service (Novokuznetsk)
El divalex09@mail.ru
The scientific thought on the legal effectiveness in criminal procedural theory is presented in retrospect. Two directions of study are specified, they form the content of an individual scientific area within the criminal procedural doctrine: ontological direction of legal effectiveness which studies effectiveness of criminal procedural law and phenomenological branch focusing on the effectiveness of criminal proceedings. The main tendencies of the development of this scientific branch at the present stage include: dominant study of effectiveness of criminal proceedings, mainly effectiveness of justice with regard to criminal cases; refusal of ontological comprehension of legal effectiveness in criminal procedure; formalization of the category of "legal effectiveness", giving it normative status; "anthropocentrism" of the modern theory of effectiveness of criminal proceedings. The author substantiates the thesis concerning the necessity of studying the effectiveness not only of criminal proceedings as the activity of implementing norms of criminal procedural law but also of the mechanism of social influence of criminal procedural law.
Keywords: legal effectiveness; law theory; legal norm; scientific cognition; criteria; assessment methods.
Проблемы обеспечения эффективности давно стали предметом пристального внимания в различных сферах научного познания, и правовая наука рано или поздно должна была поставить перед собой задачу по их изучению.
Хотя отголоски данной проблематики встречались в работах более раннего периода *, в том числе и в трудах по теории уголовного процесса [1; 2; 3], общепризнанно, что свой отсчет во времени специальные исследования, посвященные правовой эф-
* В первую очередь, речь идет о трудах представителей так называемой социологической школы права.
фективности, берут с середины 60-х гг. прошлого века [4; 5; 6; 7]. Именно в этот период получают распространение социологический и статистический методы изучения правовых явлений, что стало одной из главных причин активизации научной дискуссии по этим вопросам.
Необходимо отметить, что уже к началу 70-х гг. ХХ в. в теории права был сформулирован основной круг проблем, которые составляют предмет научного познания в области изучения правовой эффективности и в настоящее время. В частности, относительно существа такого научного феномена, как правовая эффективность в юридической науке, практически сразу обособились два отдельных направления. Представители первого из них занимались изучением эффективности права и конкретных правовых норм [8; 9]. Сторонники второго исследовали эффективность правового регулирования, конкретных видов правовой деятельности и правоприменения в том числе [10; 11]. Приверженность тому или иному направлению во многом предопределяла позицию автора относительно содержания категории «эффективность», критериев ее оценивания и методики исследования правовой эффективности.
Вполне естественно, что эти же вопросы определили предмет дискуссии о правовой эффективности и в уголовно-процессуальной науке, которая разгорелась в первой половине 70-х гг. XX в. Более того, интенсивность исследования этих вопросов к началу 80-х гг. прошлого столетия возросла настолько, что это позволило говорить о формировании нового научного направления в уголовно-процессуальной теории [12, с. 67-70].
Изучение научных источников показывает, что на этом этапе развития уголовно-процессуальная доктрина в вопросе изучения правовой эффективности была подвержена тем же тенденциям, что и теория права. В частности, так же, как и в теории права, ученые-процессуалисты приступили к изучению правовой эффективности уголовно-процессуальных явлений по двум направлениям, и хотя «непроходимой грани между двумя направлениями» [13, с. 125] не было, каждое из них все-таки представляло самостоятельный взгляд на проблему правовой эффективности.
Если характеризовать первое из них, необходимо отметить, что большинство его представителей в полном соответствии с позитивистскими тенденциями советской правовой науки того периода исходили из тождества уголовно-процессуального права и уголовно-процессуального закона, отождествляя тем самым критерии, методы установления и оценки их эффективности [14, с. 178]. Типичным в этом отношении выглядит высказывание А. Д. Бойко-ва, который все условия эффективности уголовно-
процессуального права сводил к формальному соответствию уголовно-процессуальных норм «целям судопроизводства и принципам уголовного процесса, отражающим как правовую идеологию, так и нравственные представления общества; обеспеченности норм гарантиями их реального исполнения; реальной исполнимости правовых предписаний; непротиворечивости отдельных норм и всей системы процессуального законодательства» [15; с. 163].
Такое представление о содержании эффективности уголовно-процессуального права не встретило принципиальных возражений в науке. Единственно, что некоторые исследователи предлагали называть указанные А. Д. Бойковым условия эффективности «не внешними факторами эффективности права, но ее атрибутами, неотъемлемыми свойствами, без которых эффективность права не может ни существовать, ни мыслиться» [15, с. 178].
Сообразно высказанным представлениям уголовно-процессуальная наука разрешала и проблему «статичной» эффективности уголовно-процессуального права: раз у нормы уголовно-процессуального права есть некие «неотъемлемые свойства», с наличием которых непременно связывается ее эффективность, то и эффективность уголовно-процессуальной нормы вполне может быть априорной, «существовать» вне ее воздействия на общественные отношения. Более того, такой подход в изучении эффективности уголовно-процессуальной нормы, названный позже «онтологическим» (в противовес «феноменологическому» подходу — методу изучения права «в действии»), по мнению А. М. Ларина, обладал неоспоримым преимуществом, так как «определение эффективности закона через практику его применения, через „пробы и ошибки" — путь не оптимальный» [14, с. 184].
Примечательно, что одним из основоположников этой точки зрения в теории права был известный ученый-процессуалист Ф. Н. Фаткуллин. В одной из своих работ, посвященных общетеоретическим проблемам права, он писал, что эффективность — это «лишь внутреннее свойство правовых норм... их „способность" оказывать благоприятное воздействие на объект в заданном направлении» [9, с. 22].
Несколько противоречивое мнение о том, что следует понимать под эффективностью норм права, высказывал З. З. Зинатуллин, который, исследуя эффективность института уголовно-процессуального принуждения, с одной стороны, указывал на то, что эффективность правовой нормы «заключается. в ее собственных, внутренних качественных свойствах, вне которых вещь. есть ничто». Однако далее автор пишет, что «эффективность правовой нормы не может рассматриваться изолированно от конкретных социальных условий ее действия (жизни)» [16, с. 21].
В определении критериев эффективности уголовно-процессуального закона (норм уголовно-процессуального права) ее исследователи, сторонники онтологического понимания, предлагали исходить из той степени, в которой он «отражает интересы общественного развития, соответствует материальным и духовным запросам общества и может служить орудием организации общественных отношений сообразно целям законодателя», не учитывая при этом ни результатов воздействия нормы права на общественные отношения, ни средств, использованных для достижения целей данной нормы права [14, с. 177-178]. А. М. Ларин для обозначения степени эффективности уголовно-процессуального закона даже предлагал ввести в научный обиход специальное понятие — «меру эффективности», отражающее меру соответствия системы уголовно-процессуального законодательства и отдельных его элементов этим критериям на определенном этапе его развития [14, с. 178].
В противоположность исследователям, изучавшим «статичную» эффективность уголовно-процессуального закона, ученые, работавшие над проблемами эффективности уголовно-процессуальной деятельности, уголовного судопроизводства или отдельных его элементов, рассматривали ее как соотношение цели и результатов уголовно-процессуальной деятельности. И, что вполне естественно, такой подход ставил вопрос необходимости учета тех средств, которые используются для достижения цели уголовно-процессуальной деятельности (уголовного судопроизводства) как необходимого элемента в оценке его эффективности. При этом в качестве таких средств исследователями предлагалось рассматривать как сам процессуальный закон, так и совокупность материальных, технических, моральных и иных затрат, связанных с осуществлением уголовного судопроизводства. И в этом вопросе уголовно-процессуальная наука также разошлась во мнениях.
С одной стороны, теория была представлена сторонниками включения в содержание эффективности средств достижения цели правовой деятельности, включая в их число и материальные средства [17, с. 16-19]. С другой стороны, в теории уголовного процесса были высказаны весьма резкие возражения относительно такого «бухгалтерского» подхода к вопросу эффективности уголовного судопроизводства [18]. Так, И. Л. Петрухин по этому поводу писал: «Применяя понятие эффективности в этом смысле, мы неизбежно смещаем угол зрения, опускаемся в своем анализе на уровень подсистем (забывая, что объект исследования — система в целом) и при этом от финального (целевого) подхода незаметно переходим к организационно-техническому» [13, с. 132].
Еще резче он высказывался относительно учета материальных затрат при оценке эффективности процессуальной деятельности: «Правосудие по уголовным делам. не ставит своей задачей получение максимальной прибыли, обеспечение рентабельности предприятий, снижение себестоимости, увеличение валового продукта, рост национального дохода. Отсюда вытекает недопустимость характеристики эффективности правосудия по уголовным делам и всей системы уголовной юстиции через показатели снижения затрат на эти виды государственной деятельности» [13, с. 132].
Одной из краеугольных проблем изучения правовой эффективности уголовно-процессуальных явлений была, да, пожалуй, и остается, проблема определения методики ее исследования.
Если в целом характеризовать отношение ученых-процессуалистов того периода к этому вопросу, необходимо отметить, что во многом представления о ней определялись тем подходом к пониманию правовой эффективности, который считал необходимым использовать тот или иной автор. Если в представлениях конкретного ученого правовая эффективность рассматривалась как неотъемлемое свойство правовой нормы, то и методика исследования ее эффективности в своей основе имела «умозрительные» средства, так как «неэффективность, двусмысленность непоследовательных, логически противоречивых правовых предписаний можно констатировать априорно, не прибегая к эмпирическим обследованиям» [14, с. 191]. Конечно, сторонники такого подхода упоминали о все более возрастающем значении социологических, эмпирических, статистических методик исследования правовой эффективности, действительно получивших распространение в 70-80-х гг. прошлого столетия, однако относились к этим методам как к методам сбора информации, не имеющим самостоятельного значения, на основе которых исследователь может получить лишь некую «пищу к размышлениям», но не обоснование эффективности правового регулирования.
С другой стороны, апологеты деятельностно-го подхода к правовой эффективности, наоборот, значительное внимание уделяли методикам сбора и оценки эмпирического материала, отражающего, по их мнению, результаты воздействия уголовно-процессуальных норм на общественные отношения, что выглядит вполне естественным, если ориентироваться на суть такого ее понимания [19; 20].
Так, в исследовании Т. Г. Морщаковой и И. Л. Пе-трухина, посвященном оценке качества судебного разбирательства уголовных дел, говорилось: «Изучение эффективности правосудия в конечном счете всегда связано с характеристикой степени достижения стоящих перед правосудием целей, т. е. предпо-
лагает статистическое исследование уровня данного вида деятельности в целом или отдельных ее этапов по достаточно большому количеству дел» [20, с. 5].
Особый интерес в этом исследовании представляют рассуждения его авторов по поводу анализа судебной практики как средства оценки качества судебного разбирательства. Названные ученые предлагали учитывать некоторые «вводные» при его осуществлении — условия, вне учета которых оценка качества судебного разбирательства представлялась им бессмысленной. В частности, обязательному учету, по мнению авторов, должны подлежать: 1) то, как полно участникам судебного разбирательства обеспечивалось использование их процессуальных прав; 2) ориентация самого суда на «извлечение возможно большей пользы из деятельности различных участников судопроизводства для обеспечения качества рассмотрения и разрешения дел»; 3) готовность самих судов предоставить активную роль участникам судопроизводства в судебном разбирательстве [20, с. 49-50].
Нетрудно заметить, что авторы ведут речь здесь именно о тех «неуловимых» факторах, которые сопутствуют уголовно-процессуальной деятельности, влияя на ее эффективность, при том что их выражение в конкретных показателях весьма затруднительно. Однако и не учитывать их невозможно, иначе картина действенности уголовно-процессуального регулирования, построенная на статистике, анкетировании и экспертном мнении, получится далекой от истинного положения вещей.
Попытку изучения подобного рода факторов, но уже применительно ко всему уголовному судопроизводству, предпринял на излете существования Советского государства В. Т. Томин [21, с. 179-306].
Оценивая исследование В. Т. Томина, можно сказать, что оно подвело своего рода черту под определенным этапом в развитии теории эффективности уголовного судопроизводства. Такой вывод следует хотя бы из того, что автор первым из советских процессуалистов предположил, что уголовное судопроизводство, будучи согласно господствовавшему в то время представлению о социальной сущности права как средстве социального управления управляющей системой, не только само управляет, но и подвергается воздействию со стороны управляемой системы, что является мощнейшим фактором, влияющим на эффективность уголовного судопроизводства. Следовательно, средства повышения эффективности уголовного судопроизводства — это не только его внутренние ресурсы. Во многом его эффективность находится в прямой зависимости от внешних условий, в которых приходится функционировать этой системе. Такой подход ранее был представлен в общеправовых теоретических разра-
ботках [22], однако в трудах по теории уголовного процесса прозвучал впервые.
Революционным безотносительно периода развития науки уголовного процесса выглядит и утверждение В. Т. Томина о том, что «правовые нормы — это еще не все право (как регулятор деятельности). Право — это еще процесс и детерминанты применения правовых норм, это еще и ведомственный инструктивный и нормативный материал, право — это еще и правосознание и даже квалификация персонала» [21, с. 234]. По сути, автор прямо поставил под сомнение позитивистский подход к пониманию уголовно-процессуального права, что было нехарактерно не только для уголовно-процессуальной, но и для общей теории права советского периода в целом, и встал на позицию, близкую к социологической интерпретации права.
Кардинальные изменения 90-х гг. XX в., приведшие к слому действовавшего социального уклада и появлению на его месте совершенно нового общественного строя, повлекли за собой и государственно-правовые перемены, что вполне предсказуемо вынудило приостановить исследования в области правовой эффективности: теории права и отраслевым наукам требовалось время для накопления эмпирического материала. Вновь принятые нормы всех уровней должны были показать себя в действии, прежде чем исследователи возобновили изучение этой тематики.
Новый виток дискуссии о проблемах правовой эффективности стартовал ближе к концу 90-х гг. Примерно в то же время появились работы, посвященные эффективности уголовно-процессуальных явлений.
Чем характерен этот этап развития теории правовой эффективности? В первую очередь сразу обращает на себя внимание то обстоятельство, что, несмотря на прежнюю дискуссионность теории «статической» эффективности на уровне теории права, в отраслевых, в том числе и уголовно-процессуальной, науках приоритет был отдан исследованиям, посвященным эффективности различных видов правовой деятельности. Изучение же нормативного обеспечения этой деятельности стало производиться с точки зрения его оптимальности (оптимизации) [23].
Вообще вопрос о соотношении категорий «эффективность» и «оптимальность» применительно к правовым явлениям стал предметом пристального внимания еще в советской правовой науке. Суть проблемы вполне очевидна — это достаточно близкие по смыслу категории, и разведение их логического содержания является необходимым условием для понимания категории правовой эффективности.
Так, некоторые авторы предлагали рассматривать эффективность, наряду с полезностью и эконо-
мичностью, в качестве одного из элементов оптимальности [24, с. 17]. Эта точка зрения получила распространение в уголовно-процессуальной научной среде. В частности, о подчиненном характере категории «эффективность» по отношению к категории «оптимальность» применительно к досудебному производству писали, например, Ю. В. Деришев и В. В. Николюк. Они предлагали отказаться от таких критериев, как полезность и экономичность при оценке оптимальности досудебного производства, которые, по их мнению, могли бы быть «поняты несколько превратно» [25, с. 18], по сути, отождествив тем самым оптимальность и эффективность досудебного производства.
Противоположную позицию относительно учета материальных затрат для оценки «эффективного уголовного судопроизводства» занимает С. В. Бажа-нов. По мнению исследователя, такое судопроизводство способно функционировать исключительно на основе принципа «возмездности затрат уголовного судопроизводства». Возмещение затрат уголовного судопроизводства рассматривается им как «фактор, способствующий оптимизации компенсационно-восстановительной функции судебной ответственности за преступление, что расширяет перечень оснований освобождения от нее. что. в свою очередь, сокращает затраты уголовного процесса и судебные (процессуальные) издержки» [26, с. 20].
Значительно активизировались исследования по вопросам эффективности уголовно-процессуальной деятельности после принятия и вступления в действие УПК РФ. Причины этого понятны: с одной стороны, это несовершенство вновь принятого Кодекса, признаваемое как исследователями, так и практикующими юристами, с другой стороны, инерционность самой системы правоохранительных органов, воплощающей новый закон привычными, обкатанными в предыдущие годы способами.
Несмотря на то что круг проблем эффективности, исследуемых уголовно-процессуальной наукой, в целом остался неизменным, в настоящее время претерпевают изменения подходы к пониманию того, что следует считать эффективным применительно к той или иной уголовно-процессуальной сущности. В чем это выражается?
Во-первых, как представляется, уголовно-процессуальная наука окончательно отказалась от разработки проблем эффективности уголовно-процессуального закона, полностью перенеся акцент на исследование эффективности уголовного судопроизводства и отдельных видов уголовно-процессуальной деятельности. Те же вопросы, которые раньше составляли сердцевину теории эффективности уголовно-процессуального закона, в настоящее время преимущественно изучаются с точки зрения
оптимальности норм уголовно-процессуального права и регламентированного ими порядка производства по уголовному делу. По сути, это означает, что в уголовно-процессуальной теории окончательно сформировалось представление о норме права как о средстве достижения эффективности уголовного судопроизводства. Иллюстрацией этого процесса может стать мнение Д. В. Богатского о том, что «оптимизировать можно нормы УПК РФ, а термин „эффективность" применим к проблеме ее повышения относительно уголовно-процессуальной деятельности органов уголовной юстиции» [27, с. 13].
Во-вторых, формирование данной концепции правовой эффективности в уголовно-процессуальной науке повлекло за собой отказ от онтологического понимания правовой эффективности, которое практически не имеет своих сторонников в теории уголовного процесса в настоящее время. В подавляющем большинстве исследований правовая эффективность изучается феноменологически, и это не случайно. Изучать эффективность уголовно-процессуальной деятельности онтологически, т. е. в статике, с точки зрения присущих ей «внутренних свойств», характеризующих деятельность как эффективную или неэффективную, просто невозможно. Деятельность — категория динамичная. Она всегда целенаправленна и результативна, поэтому изучение ее эффективности возможно исключительно с позиции оценки соответствия результатов, достигнутых при осуществлении этой деятельности, той цели, которая была перед ней поставлена.
В-третьих, если и называть пользующуюся наибольшей популярностью тематику в контексте исследования проблем эффективности уголовно-процессуальной деятельности, то в последние 1015 лет таковой, вне всяких сомнений, является эффективность правосудия по уголовным делам. Пережив всплеск пристального внимания со стороны советской уголовно-процессуальной науки в 70-80-х гг. прошлого века и некоторое затухание интереса к себе на рубеже веков, данная тема в настоящее время снова находится на пике интереса [28; 29; 30; 31].
Немаловажное значение в этом сыграл и тот факт, что проблема «обеспечения эффективной деятельности судебной власти» была впервые озвучена в утвержденной постановлением Правительства РФ от 20 ноября 2001 г. № 805 Федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России на 2002-2006 годы». Использован термин «эффективность» применительно к отправлению правосудия по уголовным делам и в более поздних программных документах, в том числе в утвержденной постановлением Правительства РФ от 27 декабря 2012 г. № 1406 Федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России на 2013-2020 годы».
Вообще же, если в целом говорить о процессе формализации термина «эффективность», можно заметить, что до недавних пор ни уголовно-процессуальный закон, ни подзаконные акты, принимаемые в развитие его норм, ни судебные акты высших судебных органов страны не содержали в своих положениях данной категории. Поэтому, в принципе, ведя речь о правовой эффективности, можно было говорить о ней исключительно в теоретическом плане. Ситуация изменилась сравнительно недавно, и это можно рассматривать в качестве четвертой отличительной черты современного периода развития теории правовой эффективности в уголовно-процессуальной науке — в последнее время термин «эффективность» стал использоваться законодателем в формулировках норм, изложенных в УПК РФ. В качестве таких нормативных установлений можно привести положения чч. 3, 31, 33 ст. 61, УПК РФ, в которых упоминается об «эффективности действий суда, прокурора, руководителя следственного органа, следователя, органа дознания, начальника органа дознания, начальника подразделения дознания, дознавателя, производимых в целях своевременного осуществления уголовного преследования или рассмотрения уголовного дела».
И наконец, в-пятых, характерной чертой современной концепции правовой эффективности, в том числе и в уголовно-процессуальном разрезе этой проблематики, является «антропоцентричность» данной теории. Как пишет А. В. Поляков, человек здесь выступает «основным элементом, компонентом, актором такой системы... Само существование правовой системы, как системы отношений между людьми, предполагает, что никакое правовое регулирование не может быть эффективным. без учета того, что представляет собой человек, каким образом и для чего он способен вступать в правовое общение» [32, с. 21].
Подобный подход к проблеме эффективности уголовного судопроизводства возник не здесь и не сейчас, однако его определяющий характер, сложившийся в настоящее время, несомненно, связан с введением в действие положений ст. 6 УПК РФ, которая, несмотря на все свои недостатки, оказала существенное влияние на формирование мировоззрения большинства современных исследователей.
Как можно оценить складывающиеся в последнее время в уголовно-процессуальной науке тенденции относительно проблем правовой эффективности? Думается, по-разному. Однако самое главное видится в следующем. Отказ современных исследователей от ее онтологической трактовки представляется исключительно положительным следствием развития уголовно-процессуальной теории, так как сама по себе норма права не может быть эффективной или
неэффективной. Любая норма права — это инструмент, средство достижения неких правовых и социальных целей, но не самоцель. Понятно, было бы чрезвычайно удобно, если бы те или иные социальные и правовые проблемы получали бы свое разрешение одним фактом введения нормы права в жизнь, но что не менее очевидно — такое развитие событий не соответствует реальности. Соответственно, методологически правильной выглядит сама тенденция, когда исследованию на предмет эффективности подвергаются не нормы уголовно-процессуального права, а процесс их реализации — основанная на правовых предписаниях деятельность участников производства по уголовному делу или, другими словами, уголовное судопроизводство.
В то же время, положительно оценивая эту тенденцию в целом, мы не можем согласиться с тем, что исследуется лишь эффективность уголовного судопроизводства. О чем идет речь? Изучая как эффективность уголовного судопроизводства, так и эффективность отдельных видов уголовно-процессуальной деятельности, мы познаем процесс реализации норм уголовно-процессуального права, по сути, эффективность механизма уголовно-процессуального регулирования. Однако такой подход, учитывая социальную сущность и цель уголовно-процессуального права, выглядит явно недостаточным. Уголовно-процессуальное право как элемент системы права, помимо своей формально-юридической природы, заключающейся в том, что оно является официальным регулятором уголовно-процессуальных отношений, обладает еще и социальной сущностью — оно способно оказывать не только правовое (упорядочивающее), но и иное социальное воздействие на общественные отношения в целом, испытывая, в свою очередь, на себе воздействие различных социальных факторов. В нашем представлении суть этого воздействия определяется тем, что уголовно-процессуальное право является еще и мощнейшим средством противодействия социальному конфликту, который в условиях разбалансированной системы процессуальных средств обеспечения интересов государства, общества и личности неизбежен. Обеспечить этот баланс, а следовательно, быть средством разрешения этого конфликта на уровне производства по уголовному делу и избежать его на общесоциальном уровне — вот цель уголовно-процессуального права. И поэтому, чтобы понять, насколько эффективно работает механизм реализации уголовно-процессуальных предписаний, необходимо оценивать не только, как они воплощаются в производстве по уголовным делам, но и то, каково их «антиконфликтное» воздействие на социальную систему в целом, что возможно только посредством изучения механизма социального воздействия уголовно-процессуального права на
нее. Сам же механизм правового регулирования по отношению к этому механизму должен рассматриваться как система более низкого порядка, как элемент механизма социального воздействия уголовно-процессуального права.
Еще раз подчеркнем, с методологической точки зрения изучение этого механизма является разновидностью феноменологического подхода к изучению его эффективности, так как оценке подвергается не сама правовая норма, ее внутреннее и внешнее «совершенство», а то, как она действует в социальной среде. С этой точки зрения эффективность уголовно-процессуального воздействия может быть представлена как соотношение между следующими его компонентами: социальной и правовой целями уголовно-процессуального права, результатом его правового регулирования и социальными последствиями этого регулирования. И только оценка этих последствий может дать ответ на вопрос, какова социальная, «реальная» эффективность уголовно-процессуального воздействия, так как «эффективность правовой нормы не означает эффективности правового регулирования, поскольку эффективность нормы не влечет за собой социальности самого права; и только „социальное" право может быть эффективным» [33, с. 67].
Данный подход к познанию эффективности уголовно-процессуального воздействия, на наш взгляд, обладает неоспоримым преимуществом перед односторонним исследованием того, как эффективно уголовно-процессуальное право регулирует порядок уголовного судопроизводства. Его преимущество заключается как раз в его многосторонности. Понимание права исключительно с той точки зрения, что оно является формальным, официальным регулятором общественных отношений, не способно отразить нам действительную картину его эффективной «работы». Любая норма права, воплощаясь в жизнь, может достигать формальной результативности, и с этой точки зрения достигать своей цели — регулировать то или иное общественное отношение. Однако способно ли исследование этого формального результата показать нам реальную эффективность нормы, ее социальную «полезность»? Думается, далеко не всегда. И именно поэтому, исследуя правовую эффективность, необходимо изучать не только, как норма права регулирует правовую деятельность (в нашем случае — уголовное судопроизводство), но и как она воздействует на социум в целом, а также результаты этого воздействия.
Список литературы
1. Миттермайер К. Ю. А. Законодательство и юридическая практика в новейшем их развитии в отношении к уголовному судопроизводству. СПб., 1864.
2. Владимиров Л. Е. Правовое творчество. М., 1905.
3. Люблинский П. И. Основания судейского усмотрения в уголовных делах. СПб., 1904.
4. Алексеев С. С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. М., 1964.
5. Пашков Л. С., Чечет Д. С. Эффективность правового регулирования и методы ее выявления // Советское государство и право. 1965. № 8.
6. Рабинович П. М. Законность и целесообразность в советском праве : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1966.
7. Байтин М. И. О повышении эффективности правового регулирования в социалистическом общенародном государстве // Вопросы теории государства и права. Саратов, 1968.
8. Глазырин В. В., Кудрявцев В. Н., Никитинский В. И., Самощенко И. С. Эффективность правовых норм. М., 1980.
9. Фаткуллин Ф. Н., Чулюкин Л. Д. Социальная ценность и эффективность правовой нормы. Казань, 1977.
10. Шикин Е. П. Основные условия эффективного применения права : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1971.
11. Лазарев В. В. Эффективность правоприменительных актов (вопросы теории). Казань, 1975.
12. Алексеев Н. С., Даев В. Г., Кокорев Л. Д. Очерки развития науки советского уголовного процесса. Воронеж, 1980.
13. Петрухин И. Л. Понятие эффективности и оптимальности правосудия // Проблемы социалистической законности : республ. межвуз. науч. сб. Харьков, 1980.
14. Алексеева Л. Б., Ларин А. М., Строгович М. С. Советский уголовно-процессуальный закон и проблемы его эффективности / отв. ред. В. М. Савицкий. М., 1979.
15. Бойков А. Д. К изучению эффективности уголовно-процессуального закона // Эффективность применения уголовного закона / отв. ред. Н. Ф. Кузнецова, И. Б. Михайловская. М., 1973.
16. Зинатуллин З. З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность (вопросы теории и практики). Казань, 1981.
17. Пашкевич П. Ф. Процессуальный закон и эффективность уголовного судопроизводства. М., 1984.
18. Дискуссия (по докладу П. Ф. Пашкевича о проблемах процессуальной экономии в советском уголовном процессе) // Проблемы совершенствования советского законодательства. М., 1974. Труды. Вып. 1.
19. Каминская В. И. Методы изучения практики применения уголовно-процессуального закона (очерк первый) // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 7. М., 1968.
20. Морщакова Т. Г., Петрухин И. Л. Оценка качества судебного разбирательства (по уголовным делам). М., 1987.
21. Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства // Избранные труды. СПб., 2004.
22. Дюрягин И. Я. Право и управление. М., 1981.
23. Деришев Ю. В. Оптимизация досудебного производства в уголовном процессе России : дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 1998.
24. Самощенко И. С., Никитинский В. И., Венгеров А. Б. Об основах методологии и методики изучения эффективности действия правовых норм // Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1971.
25. Деришев Ю. В., Николюк В. В. Оптимизация досудебного производства в уголовном процессе России. Красноярск, 2003.
26. Бажанов С. В. Стоимость уголовного процесса : дис. ... д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2002.
27. Богатский Д. В. Оптимизация норм уголовно-процессуального законодательства РФ как средство повышения эффективности деятельности правоохранительных органов : автореф. дис. . канд. юрид. наук. Владимир, 2007.
28. Шамсутдинов Р. К. Актуальные вопросы уголовного правосудия в современной России. Уфа, 2006.
29. Губенок И. В. Эффективность правосудия как гарантия защиты нарушенного права (проблемы теории и практики) : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2007.
30. Остапенко Е. П. Процессуальная деятельность судьи как фактор повышения эффективности правосудия по уголовным делам : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Владимир, 2011.
31. Астафьев А. Ю. Процессуальные гарантии эффективности осуществления правосудия по уголовным делам судом первой инстанции : дис. ... канд. юрид. наук. Воронеж, 2013.
32. Поляков А. В. О понятии эффективности правового регулирования // Правовое регулирование: проблемы эффективности, легитимности, справедливости : сб. тр. междунар. науч. конф. Воронеж, 2016.
33. Варданянц Г. К. Социологическая теория права. М., 2007.
