CC BY
115
СОВРЕМЕННАЯ ЛИНГВИСТИКА И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
ПРОБЛЕМА ПОВСЕДНЕВНОСТИ В РАССКАЗЕ ТОМАСА ГАРДИ «ПРОПОВЕДНИК В ЗАТРУДНЕНИИ»
О. В. КУЧЕРЕНКО
Данная статья посвящена актуальной проблеме художественного отражения повседневности в литературном тексте. Объектом исследования является рассказ Томаса Гарди «Проповедник в затруднении». В статье представлены необходимые теоретические посылки, определяющие особенности сложившихся подходов к исследованию повседневности. На основе детального анализа текста рассказа автор приходит к аргументированным выводам о конструктивных чертах образа повседневности и его высокой функциональности на всех уровнях художественного мира указанного рассказа.
Ключевые слова: Т. Гарди, феномен повседневности, повседневность контрабандистов, «хабитуализация», конфликт повседневностей.
Долгое время исследования феномена повседневности в гуманитарной науке носили описательный характер. Уровень внутреннего наполнения либо отодвигался на второй план, либо вообще не рассматривался. В настоящее время повседневность подвергается самому тщательному анализу в различных сферах научного знания. Феноменология, социология, психология, философия, этнография, литературоведение и др. рассматривают феномен с разных сторон, опираясь на свой терминологический и понятийный базис, однако цель каждой из этих наук - всесторонний анализ, позволяющий увидеть сложный, многоуровневый, неоднозначный характер повседневности. Делая акценты на разные стороны сущности данного понятия, исследователи различных отраслей науки формируют объемное, структурированное понимание изучаемого феномена.
Методологические пути изучения повседневности были изложены в работах М. Блока, Лефевра и др. (школа «Анналов»). Общенаучными в области феноменологии можно считать труды Э. Гуссерля и
A. Шюца. Работы в сфере герменевтики, рассматривающие феномен повседневности принадлежат Г. Гадамеру, М. Хайдеггеру и др. В числе фундаментальных методологических исследований повседневности можно назвать работы Ю. М. Лотма-на, И. Г. Касавина, Н. Н.Козловой, Г. Г. Кнабе,
B. Д. Лелеко и др. Серьезным шагом в развитии исследования данного феномена отечественными гуманитарными науками можно считать учреждение Воронежским государственным педагогическим университетом всероссийской научно-практической
интернет-конференции «Гуманитарные аспекты повседневности: проблемы и перспективы развития в XXI веке».
Сложность данного феномена подразумевает множественность и неоднозначность его интерпретаций и оценок. Мнения о повседневности как о категорически отрицательном явлении оспариваются множеством положительных его характеристик, которые невозможно не учитывать. В качестве негативных составляющих повседневности самыми часто упоминаемыми являются обыденность, рутинность, привычность, а в качестве положительных - «неиссякаемый источник познания человека в исторической и реальной действительности» [7]. Таким образом, монотонности однообразию, ежедневной повторяемости событий, явлений, фактов повседневности противопоставляется присущее ей же кумулятивное, фундаментальное, интерсубъективное, охраняющее человека начало.
Наиболее полные и в то же время противоречащие друг другу характеристики встречаем в работах исследователей, имена которых уже упоминались в данной статье. Не ставя перед собой задачи подробно рассматривать здесь все значения термина «повседневность», мы будем обращаться к тем из них, которые считаем релевантными для нашего исследования.
Поскольку данная статья посвящена анализу творчества Томаса Гарди (1840 - 1928), английского писателя рубежа XIX-XX вв., то использование английского понятия «everyday life» (ежедневная жизнь), кажется нам вполне уместным. Оно мотивируется и тем, что указанное английское понятие
включает в себя «темпоральность и повторяемость, событийность и бессобытийность, цикличность и линейность, неразрывность и дискретность, движение и остановки». [9]. Т. Г. Струкова дает следующее определение повседневности, как феномену, отраженному в литературе: «Повседневность -это сложная, динамически подвижная система, которая по-своему реализуется в различные исторические и эстетические эпохи, внутри направлений и у разных писателей». [9]. Действительно, не стоит забывать о творческой индивидуальности авторов, даже тех, которые принадлежат к одной эпохе.
Но перейдем к рассмотрению одного из рассказов Томаса Гарди «Проповедник в затруднении» (1879; цикл «Уэссекские рассказы»). В нем мы обнаруживаем тему, которая была очень близка автору и разрабатывалась им в романе «Под деревом зеленым» (1871) и других ранних произведениях. Это повседневность патриархальной деревеньки в милом сердцу автора Уэссексе (не существующей в современности географической точке, условно соответствующей графству Дорсетшир, где автор родился и прожил практически всю свою жизнь). Определимся для начала с пространственно-временными характеристиками, которые дает Гарди. Они играют важную роль для анализа поэтики повседневности в рассказе. Незер-Мойтон (вымышленное название) - небольшая деревушка, еще сохранившая, в силу удаленности от столицы, уклад и традиции «прошлых дней», тринадцатое «января 183... года» [4]. Итак, середина января, тридцатые годы XIX века, Юго-Западная часть Великобритании, графство на берегу «английского канала» (англ. English Channel - «английский канал»; фр. La Manche — «рукав» - пролив между побережьем Франции и островом Британия).
В рассказе повествуется о молодом проповеднике (методисте), приехавшем в Незер-Мойтон на время, пока не прибыл постоянный священник. Здесь «его никто не знал и появления его почти никто не заметил» [4]. И без того нелегкие задачи, которые молодой человек перед собой ставит («.укрепить дух ста сорока праведных методи-стов.оказать моральную поддержку тем нестойким членам паствы, которые шли утром в церковь, а вечером в часовню методистов» [4]), осложняются двумя обстоятельствами. Во-первых, он влюбляется в молодую вдову Лиззи Ньюбери, в доме которой он остановился, а во-вторых, узнает о том, что его возлюбленная занимается контрабандой, и невольно становится причастен к миру преступающих закон. Тем самым в рассказе обозначается новый ракурс осмысления повседневности - «повседневность контрабандистов». Само по себе све-
дение в одном сюжете рутинной обыденности деревни и рискованного существования контрабандистов способствует проблематизации повседневности. Возможно ли, чтобы в повседневность превращалось то, что с позиций обычного человека далеко выходит за пределы обычного?
Считается, что появление контрабандизма в Англии относится к 1275 г., когда английский парламент предоставил королю Эдуарду I право установить пошлины на импортируемое вино и экспортируемую английскую шерсть [8]. Налоги, взимаемые с торговцев, были настолько велики, что это шло вразрез с их представлением о справедливости. Следуя привычным принципам беспошлинной торговли, они стали использовать укромные уголки: пещеры, маленькие бухты, которые предоставляла им южная часть английского побережья, в качестве тайников для временного хранения и перепродажи контрабандного товара.
Тем самым на юге Англии сформировался особый мир со своими четко обоснованными и неукоснительно выполняемыми правилами, уже освященными традицией, со своей оригинальной и неповторимой культурой - своеобразная контрабандистская повседневность. В числе тех прибрежных графств, для которых ремесло контрабандиста было традиционным промыслом, обычно называют Кент, Сассекс, Хампшир, Уилтшир, Дорсет, Корнуолл. Контрабандистов здесь называли owlers, «совники»: работать они предпочитали по ночам. В «Песне контрабандиста» (1906) Р. Киплинг пишет: «Пять да двадцать пони в темноте спешат:/ письмецо шпиону, стряпчему — табак, / кружева для леди, ром попу везут./ Отвернись, драгоценный, и в стену ты смотри,/ пока идут джентльмены!/... Два десятка пони / Сквозь туман и мрак, / Курево - Клерку,/ Пастору - коньяк» [5] (курсив мой - О. К). В рассказе «Проповедник в затруднении» Т. Гарди не раз указывает нам на то, что Миссис Ньюбери, Оулет и их команда предпочитали работать в новолуние, поэтому их повседневность можно назвать скорее «повсенощно-стью». Лиззи, человек «свой» для этой «повсенощ-ности», описывает ее с упоением: «По ночам, когда воет ветер, вместо того чтобы томиться скукой и до того уж отупеть, что даже и замечать не будешь, воет он или нет, ты все время начеку; ум твой действует, если даже сама ты в бездействии: все думаешь, как-то там твои друзья управляются? Ходишь по комнате взад и вперед, и все смотришь в окно, а потом и сама выйдешь, и ночью идешь, как днем, каждая ведь тропинка тебе известна, и, бывает, что прямо на волоске висишь,
того и гляди, попадешься в лапы старому Латиме-ру и его молодчикам» [4] (курсив мой - О. К.).
Для Лиззи это нечто большее, чем просто привычная жизнь (повседневность), это ежедневная азартная игра, которая позволяет ей сохранять остроту ума и явное ощущения того, что она живет, а не просто существует: «И отец мой этим занимался, и дед, и почти все в Незер-Мойтоне только тем и существуют; жизнь без этого была бы такой скучной, что я бы тогда и жить не захотела» [4] (курсив мой - О. К.). Йохан Хейзинга в своей работе «Ното Ьиёеш» разводит (противопоставляет) понятия «повседневность» и «игра», поскольку характерные для игры качества (временное и пространственное ограничение, присущий определенному игровому пространству порядок, напряжение, стремление к расслаблению, свои правила и роли, необычность и др.) [10], казалось бы, не могут быть присущи сфере повседневного. Но как быть, если игра становится частью жизни человека, (ежедневной, а точнее «еженощной») составляющей его повседневности. Указание на то, что контрабандой занимаются лишь зимой, в ночное время суток и только лишь в новолуние, отнюдь не отрицает повседневного характера этих занятий. Взять, к примеру, повседневную жизнь земледельца, ведь она тоже строго подчинена природным условиям (временам года, непостоянствам погоды и другим факторам). Стиль повседневности миссис Ньюбери присущ не только ей в Незер-Мойтоне и его окрестностях. Контрабандой в какой-то мере занимаются все жители деревни. Кто-то входит в долю, а кто-то, оказывая помощь, получает за это деньги. Не зря однажды Лиззи говорит мистеру Стокдэйлу, что если акцизники все же найдут бочонки с вином, то нужду в течение нескольких месяцев будут терпеть практически все семьи деревни. «В ту пору жители Незер-Мойтона и его окрестностей только усмехались, если при них заходила речь о незаконности того вида торговли, которая в прочих местах именуется контрабандой, и меленькие эти бочонки были так же хорошо знакомы здесь каждому, как репа в его огороде» [4]. Акцизники находят бочонки с вином и, несмотря на все усилия жителей деревни помешать им, грузят их на телегу, чтобы отвезти Бадмаут. Около каждого дома стоят женщины и дети, «и грустное выражение их лиц, с каким они посматривали на конфискованную собственность, недвусмысленно свидетельствовало о том, что все население Незер-Мойтона связано с делами незаконной торговли» [4]. Из этого следует, что занятия контрабандой - повседневность особая для каждого из жителей деревни (ибо все иг-
рают в ней разные роли) и в то же время общая для всех жителей деревни и ее окрестностей. Контрабанда в этом случае может быть эксплицирована как игра, которая стала обыденностью. П. Бергер и Т. Лукман в работе «Социальное конструирование реальности» называют «хабитуали-зацию, т. е. опривычнивание. превращение в повседневность» одним из способов социального конструирования реальности [1]. Можно сказать, что социальная реальность героев анализируемого рассказа Т. Гарди конструируется в процессе превращения рискованной жизни контрабандистов в привычную повседневность.
Обращаясь к современности, мы можем сказать, что этот переход исключительного и неординарного в разряд повседневного не является удивительным. Множество людей различного социального статуса, профессий, религиозных убеждений, возрастов проживают свою жизнь в виртуальной реальности. Или, по крайней мере, совершают ежедневный ритуал выхода в Интернет и общения в социальных сетях, что имеет форму отточенного, механического действия (практически такого же, как чистить зубы, завтракать, поддерживать порядок в доме). Ярким примером такой повседневности в литературном произведении может служить «Одиночество в сети» Я. Вишневского, в котором описывается виртуальная повседневность героев.
В связи с этим, мы можем утверждать, что повседневность - это открытая система, или вернее сказать, цепь, которая приобретает с развитием человеческого общества все новые и новые звенья. Не так давно люди преодолевали большие расстояния пешком или на лошадях (машина - исключительное явление), а в настоящее время мы не представляем себе нашей повседневности без автомобилей и общественного транспорта. Изображение «оповседневливания» исключительных явлений и фактов в литературных текстах служит подтверждением тому, что реальность самым прямым образом влияет на авторов и отражается в их творениях. Примером может служить каждое произведение как современной, так и уходящей корнями в далекое прошлое литературы.
Вернемся к рассмотрению феномена повседневности в рассказе Томаса Гарди «Проповедник в затруднении». Художественный образ повседневности складывается здесь из бытовой и бытийной составляющих. Бытовой составляющей повседневности представляется описание одной из комнат в доме контрабандистки - миссис Ньюбе-ри, молодой вдовы, живущей вместе с матерью в небольшом доме. Автор уделяет особое внимание мелочам в его обстановке. Мистер Стокдэйл заме-
чает, что ковер в гостиной лежал лишь в тех местах, где приходилось ходить, тогда как все остальное пространство (например, под шкафами) было открыто. Но, несмотря на выглядывающий кое-где каменный пол, мистер Стокдэйл отмечает общую атмосферу уюта, царившую в комнате. Следует обратить особое внимание на знаковые интерьер-ные детали английского дома - камин, с пылающим внутри огнем и придвинутое сбоку «глубокое, кресло, набитое конским волосом и утыканное множеством медных гвоздиков» [4] (курсив мой -
О. К.). Эти образы отражают характерное для национального сознания представление о доме как о месте наибольшей защищенности человека, где ему всегда уютно и комфортно. Обстановка, изображенная в рассказе, тоже дает ощущение защищенности - «мой дом - моя крепость». Уже это обстоятельство свидетельствует о том, что рассматривать образ повседневности только лишь в бытовом аспекте - значит забывать, что бытовое и бытийное в жизни человека взаимосвязаны так, что отделение одного от другого невозможно. У.Эко подчеркивает взаимопроникновение бытийной и бытовой сферы человеческой повседневности. Он отмечает, что в «этой системе заключен культурный код семьи, группы, народа, страны» [12]. В отечественном литературоведении Ю. М. Лот-ман был одним из тех исследователей, кто полагал, что феномен повседневности значительно шире простого изображения трудового или внерабочего быта [6]. Таким образом, повседневность - это не только то, что окружает человека, (мир, с которым он сталкивается) и его физиологические потребности, но и душевная и духовная составляющие его природы. «Повседневная жизнь во всех ее ипостасях влияет и формирует личность, потому что внимание или только к телесности, или только к духовности, или только к душевности затеняет многогранность ее природы, тогда как человек - неделимая духовно-телесно-душевная субстанция» [9]. Исходя из этого, крайне важно наравне с бытом и физиологией уделить особое внимание духовному и душевному состоянию героев - как части их повседневности. Проявление эмоций, различных по своему характеру, это то, что дает читателю возможность понять внутреннее состояние человека, а для автора является способом художественной реализации феномена повседневности.
В плане эмоциональном рассказ «Проповедник в затруднении» повествует о столкновении нескольких, различных по своему характеру, повседневностей. Точнее - о разных эмоциональных рефлексиях повседневности. Это, например, рефлексия повседневности проповедника, который
обязан всегда быть тверд духом, ежеминутно помнить о своем долге священнослужителя и неукоснительно следовать ему, ежедневно составлять проповеди и проч.). С другой стороны, это может быть рефлексия повседневности влюбленного молодого человека, который ни о чем другом, кроме своей возлюбленной, думать не может. Эти две «повседневности» странным образом совмещаются и противоборствуют в образе молодого священника, потому, как замечает повествователь, «.проповеди его, теперь часто носившие характер импровизации, от того не выигрывали. Он уже не раз, говоря с кафедры, путал коринфян с римлянами.» [4]. Молодой священник совершал другие непонятные для самого себя поступки. Это значит, что определенные звенья в цепи повседневности проповедника заменяются звеньями повседневности обычного влюбленного человека, способного любить всем сердцем, не замечая или не желая замечать недостатки своей возлюбленной. Помимо этого, проповедник оказывается вовлеченным в повседневность контрабандистов, узнает ее изнутри и в какой-то степени на короткое время становится причастен к ней. Для мистера Стокдэйла это исключительное явление, противное его природе, его моральным и нравственным устоям, всему укладу его жизни. Из этого следует, что в сознании героя происходит конфликт повседневности контрабандиста и проповедника. Чувствуя причастность к противозаконным действиям, он решает «наказать» себя и отказывается от того, чтобы привлекательная хозяйка дома, в котором он остановился, развела ему в камине огонь и тем самым позволила любоваться собой несколько дольше, чем это возможно. Молодые люди не могут мириться с тем, что им придется изменить привычный образ жизни. Проповедник не раз спрашивает себя, как может женщина, которая спит до двенадцати часов, а иногда и весь день, составить достойную партию ему, человеку, жизнь которого подчинена строгому распорядку. Убеждения, которыми пропитана повседневность героев, мешают им воплотить своим мечты друг о друге в реальность: «Я не могу поступать против своих убеждений и обращать мой духовный сан в посмешище. Вы знаете, как я вас люблю; я все готов для вас сделать, но это единственное, чем я не могу поступиться» [4]. Лиззи также противится кардинальному изменению своих привычек: «Почему бы вам не жениться на мне, и поселиться здесь с нами, и вовсе перестать быть священником? Право же, Ричард, в нашем деле нет ничего позорного, если только посмотреть на него моими глазами» [4]. Из этого
следует, что конфликт между двумя индивидуальными повседневностями становятся непреодолимой преградой для того, чтобы прийти к такому закономерному для взаимно влюбленных людей итогу, как свадьба.
Обращаясь к образу Лиззи Ньюбери, нужно отметить интерсубъективность ее повседневности. И вследствие этого еще большую прикреп-ленность героини к ней. И ее дед, и отец занимались контрабандой. Это дело приносило доход нескольким поколениям ее семьи, обеспечивало стабильность, а с ней - и уверенность в завтрашнем дне. Оно обрело характер системы, частью которой Лиззи была с самого детства. Охраняющее, фундирующее начало повседневности, его защитная функция, и в какой-то мере жажда острых ощущений (без чего ей сложно представить свою жизнь) не дают Лиззи так просто отказаться от того, чем она занимается (от своей привычной повседневности). Во-первых, потому, что это дает возможность ее семье существовать, а во-вторых, потому, что отказ от привычных форм жизни (именно «своей» повседневности) становится для человека чем-то вроде шока и порождает состояние потерянности. И только когда поднимаются ставки, повседневность-игра заканчивается: «Акцизникам платят за каждого захваченного контрабандиста, живого или мертвого» [4].
Томас Гарди так хорошо знаком с повседневностью «совников» в реальной жизни, что описывает в рассказе самые, казалось бы, скрытые от постороннего взгляда детали их деятельности: «Контрабандисты обычно заранее договаривались о трех возможных местах выгрузки, и если на
судне увидели сигнал в первом из них, то есть в Рингсворте, как это произошло нынешней ночью, значит, на следующую ночь они попробуют пристать в Лалстэдской бухте; если и там будет опасно, на третью ночь попытают счастья в третьем месте, подальше к западу, за мысом» [4]. Действительно, контрабандисты шли на самые различные уловки, чтобы избежать встречи с акцизниками. Например, существуют реальные свидетельства о том, что, чувствуя приближение опасности, они опускали бочонки с вином в море (к веревке, на которой был прикреплен товар, с обеих сторон привязывали якоря, и опускали в воду) и держали их там до тех пор, пока не были совершенно уверены в том, что можно спокойно поднимать их со дна. Иногда товар прятали на кораблях в емкостях для пресной воды, которые имели двойное дно, под палубой или потолком в каютах. Со временем охранники научились простукивать стены, потолки и пол для выявления полостей, в которых могла храниться контрабанда. Лиззи так отвечает на вопрос мистера Сто-кдэйла о дальнейшей «судьбе» бочонков с вином, если судно не сможет пристать ни в одном из трех, заранее оговоренных мест: «Тогда придется повременить, в нынешнее новолунье уже ничего не сделаешь. А может быть, они навяжут бочонки на канат, опустят в воду где-нибудь недалеко от берега и приметят место; когда выпадет случай, съездят и выловят их кошкой» [4]).
На картине Сэра Франсиса Буржуа «Контрабандисты» (Sir Francis Bourgeois's painting «Smug-gler defeated» Британский музей) изображена борьба «совников» с береговой охраной (рис. 1) [2].
Рис. 1. Картина Сэра Франсиса Буржуа «Контрабандисты»
(Sir Francis Bourgeois's painting «Smuggler defeated» Британский музей)
Такое нередко случалось и во время выгрузки товара на берег, и даже тогда, когда акцизники уже везли конфискованное имущество в центр его передачи властям. В 1740-х гг. на побережье орудовала «Хокхертская банда». Они беспощадно убивали тех, кто даже предположительно мог претендовать на их имущество. Фонд Британского музея насчитывает около пятнадцати картин, посвященных деятельности контрабандистов. Наряду с Сэром Питером Френсисом Буржуа, тема нелегальной беспошлинной торговли стала предметом творческого осмысления таких художников, как У. Тернер, Д. Морланд и другие [3].
В анализируемом рассказе изображено подобное событие: «Вместо четырех сопровождающих, как это было, когда телеги выезжали из деревни, теперь подле них шла целая ватага человек в двадцать - тридцать, и у всех, как это к изумлению своему увидел Стокдэйл, лица были вымазаны сажей. В толпе он заметил шесть или семь крупных женских фигур, и по их широкому шагу определил, что это переодетые мужчины... народ отобрал свое назад» [4] (курсив мой - О. К.). Впоследствии молодой священник находит акцизни-ков привязанными к деревьям в лесу.
Жители Незер-Мойтона наивно полагали, что не делают ничего плохого, лишь возвращают себе свою собственность. Подтверждением тому могут служить слова Лиззи: «Совесть у меня чиста. Матушку свою я знаю с детства, а вот короля никогда и в глаза не видала. Мне дела нет до его налогов, но для меня очень важно, чтобы нам с матерью было на что жить» [4]. Между молодыми людьми разгорается спор: «Купля эта нечестная. -Нет, честная! - возразила она. - Оулет, и я, и все остальные, - мы заплатили по тридцать шиллингов за каждый бочонок ... И если король, который для нас ровным счетом ничто, посылает своих чиновников, чтобы они крали у нас наше добро, так мы имеем право выкрасть его обратно!» [4]
Возникает вопрос: можно ли будни контрабандистов отнести к сфере «everyday life»? Или же это нечто исключительное, не имеющее ничего общего с тем, что мы привыкли считать повседневностью? Можно ли с уверенностью говорить о повседневности контрабандистов, ведь она настолько непредсказуема: каждая их ночь и каждая операция связана с риском (сначала для жизненного уклада, а потом и для самой жизни). Отвечая на этот вопрос, обратимся к мнению Т. Г. Струковой, которое мы разделяем: сфера повседневности в художественном произведении охватывает многообразные аспекты жизни человека; «... во-первых, эпизоды публичной жизни человека, способы и
варианты его приспособления к внешнему миру (здесь и далее курсив мой - О. К); во-вторых, частная, домашняя, приватная жизнь персонажа, в которую включены бытийность и быт во всех его ипостасях; в-третьих, многообразные эмоциональные проявления, которые спровоцированы обыденными обстоятельствами, причем событийность или бессобытийность может быть как индивидуальной, так и групповой» [9].
Итак, занятия контрабандой для героев рассказа Харди - это способ приспособления к внешнему миру жителей Незер-Мойтона, определенный быт и бытийность, а также эмоции, вызванные этой жизнью, иногда крайне насыщенной, а иногда - «выжидающей», напряженно-бессобытийной. Ко всему прочему, это часть индивидуальной и, вместе с тем, групповой «еже-ночности». В соответствии с этим, мы можем с уверенностью сказать, что контрабанда для жителей маленькой деревушки на юге Англии - такая же повседневность, как для русского крестянина -хлебопашество.
В завершение хотелось бы сказать об общем характере художественного осмысления повседневности в рассказе «Проповедник в затруднении». Известен целый ряд факторов, которые обусловливают интерпретацию повседневности, даже внутри одного художественного направления. Во-первых, это «индивидуальное осознание писателем обыденности как созидающего или разрушительного фактора», а, во-вторых, «творческая интенция автора, нацеленная на то, чтобы либо подвергнуть повседневность критике, осмеянию и даже остракизму, либо увидеть в ней фундирующее начало человеческой жизни» [9]. Исследуя малую прозу Томаса Гарди, мы пришли к выводу, что автор не склонен однозначно интерпретировать повседневность, в частности, делать заключения о ее фундирующем или разрушающем характере. Однако в данном рассказе повседневность имеет, скорее, охранительное для жителей деревни значение. Несмотря на рискованный характер их действий, это все же обеспечивает им стабильность, пусть даже на некоторое время.
Рассказ Томаса Гарди «Проповедник в затруднении» является демонстрацией ключевой идеи реализма: невозможно постичь человека, вырвав его из контекста повседневной жизни. Именно повседневность раскрывает истинную суть человеческой натуры, убеждения, моральные и нравственные ценности человека. Кроме того, именно повседневность отдельного человека и (или) маленькой группы людей, связанных одной целью, ведет нас к пониманию мира в целом и эпохи, которую этот мир существует.
В данной статье мы лишь коснулись способов художественного воплощения повседневности в рассказе Томаса Гарди «Проповедник в затруднении». В связи с этим представляется уместной следующая метафора. Представим себе стакан с теплой водой и чайную ложку соли. Когда два этих элемента, простые и знакомые каждому, находятся отдельно друг от друга, мы видим прозрачную жидкость и белые гранулы. Однако, растворив соль в воде, мы перестаем зрительно различать, что в стакане, помимо воды, находятся частицы вещества белого цвета. И единственное, что может указать нам на присутствие соли в воде - это вкус. Исследуя рассказы Томаса Гарди, можно с уверенностью сказать, что в них отражена повседневная жизнь провинциальной Англии XIX в. Однако вычленить элементы повседневности из общей художественной структуры оказывается так непросто, что самым ярким и существенным доказательством ее существования является «ощущение повседневности», оставшееся после прочтения, иначе говоря - ее вкус.
Повседневность пронизывает художественную структуру анализируемого рассказа, органично вписывается в различные уровни повествования (уровень персонажей, вещный, речевой и идеологический уровни), что искусственное вычленение их из этой системы с целью рассмотрения ее отдельных элементов в статическом состоянии представляет серьезную трудность. Такая ситуация характерна практически для всей малой прозы Томаса Гарди. Однако в этом и заключается интерес дальнейшего изучения указанной проблематики, ибо все лежащее на поверхности оказывается, как правило, наименее заслуживающим исследовательского внимания.
Литература
1. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.
2. Британский музей (British museum). Сер Френсис Буржуа. URL: http://www.britishmuseum.org
3. Британский музей (British museum). URL: http ://www .britishmuseum. org
4. Гарди Т. Избранные произведения: в 3 т. М., 1989. Т. 3.
5. Киплинг Р. Собрание сочинений: в 6 т. М., 1996. Т. 6.
6. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XIII-начала XIX в.). СПб., 1994.
7. Малова Е. Ю. Повседневность: сущность и предмет изучения в гуманитарных науках // Современные наукоемкие технологии. 2007. № 7.
8. Оксфордская энциклопедия. URL: http://
www.2hx.ru
9. Струкова Т. Г. Повседневность и литература // Научно-философский анализ повседневности: проблемы и перспективы развития в XXI веке: мат-лы I Все-рос. науч.-практ. конф. Воронеж, нояб.-дек. 2010.
10. Хейзинга Й. Homo Ludens. Статьи по истории культуры. М., 1997.
11. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 1998.
* * *
DAILY LIFE PROBLEM IN THOMAS HARDY'S STORY «THE DISTRACTED PREACHER»
O. V. Kucherenko
This article is devoted to an actual problem of art reflection of daily life in the literary text. Object of research is Thomas Hardy’s story "The distracted preacher". In article the necessary theoretical views defining features of developed approaches to research of daily life are presented. On the basis of the detailed analysis of the text of the story the author comes to the reasoned conclusions about constructive lines of an image of daily life and its high functionality at all levels of the art world of the specified story.
Key words: T. Hardy, daily life phenomenon, daily life of smugglers, "habitualization", conflict of daily life.
