CC BY
103
М. Н. Куликова
проблема передачи фонографической стилизации в произведениях у шекспира
Проблеме фонографической стилизации речи и способам ее передачи на русский язык посвящено совсем немного работ, хотя этот прием очень часто используется в художественной литературе, например, у Дж. Б. Пристли, К. Кизи, Р. Уоррена, Дж. Голсуорси, А. Кристи, Р. Олдингтона, Дж. Апдайка и у многих других. В «Пигмалионе» Б. Шоу прием фонографической стилизации является сюжетообразующим элементом. Еще А. В. Федоров отмечал, что эта проблема заслуживает внимания, потому что каждый писатель изображает факты речевой действительности с помощью индивидуального стиля, что является важным вопросом теории и истории литературы, и, кроме того, фонографическая стилизация сплетается с важной лингвистической проблемой — проблемой билингвизма.
Под фонографической стилизацией мы понимаем намеренное искажение графической формы письменной речи с целью передачи произносительных особенностей речи персонажа. Понятие фонографической стилизации во многом совпадает с понятием «графон», однако последнее, по мнению ряда исследователей, обозначает более широкий спектр стилистических явлений, служащих для графической фиксации не только индивидуальных произносительных особенностей речи, но и для создания визуальных эффектов (реклама, визуальная поэзия, намеренное чередование разных шрифтов и букв разных размеров и т. д.) В этом случае нетрадиционной графической формой передается стандартная в фонетическом отношении речь.
По определению А. П. Сковородникова, данному в энциклопедическом словаре-справочнике «Культура русской речи», графон — это фигура речи, представляющая собой стилистически значимое отклонение от графического стандарта и/или орфографической нормы1. К таким стилистическим отклонениям он относит необычное написание слов орфографически нормативного текста (разные шрифтовые выделения, разрядка, дефисация, введение в основной текст инородных знаков (например, факультативные кавычки), написание прописной быквы вместо строчной, включение в графический облик слова элементов иных знаковых систем (например, букв латинского алфавита или цифр); отклонение от орфографической нормы, совмещенное с переосмыслением слова; и другие графико-орфографические альтернативы, а также фигурное расположение текста на плоскости листа.
В. А. Кухаренко определяет «графон» как графическую фиксацию индивидуальных произносительных особенностей. Она классифицирует «графоны» по типу причин, вызвавших отклонения от фонетической нормы. Эти причины разделяются на две группы. Первая связана с настроением, эмоциональным состоянием в момент говорения, возрастом, то есть имеет преходящий, окказиональный характер. Вторая отражает происхождение, образовательный, социальный статус героя и носит реккурентный характер2.
Существуют и другие классификации, например, С. Влахов и С. Флорин выделяют индивидуальные отклонения от литературной нормы и подразделяют их на детский язык,
© М. Н. Куликова, 2008
ломанную речь, дефекты речи (косноязычие, шепелявость, гнусавость, картавость, пришепетывание, заикание и пр.), а также на ошибки в произношении и в правописании3.
На наш взгляд, классификация В. А. Кухаренко не противоречит классификации С. Влахова и С. Флорина, но является более подробной, поскольку включает в себя и психолингвистические аспекты.
М. И. Чижевская отмечает, что в европейской литературе XVIII в. речь персонажей как бы поглощалась авторским повествованием, речевая индивидуализация отсутствовала. Она считает, что только в XIX в. прямая речь персонажей начинает выделяться из авторского повествования, становясь особым литературным приемом, вводящим различные речевые нормы: литературную, диалектную и т. д. Она объясняет это тем, что жизненная правдивость требовала не только воспроизведения индивидуальных речевых особенностей персонажа, но и соответствующих их изменений в зависимости от контекста ситуации. Причем эти изменения обусловлены эмоционально либо социолингвистически и воспроизводят явления моно- и диглоссии4.
Одним из первых фонографическую стилизацию начал использовать У. Шекспир. Особенно много приемов фонографической стилизации мы находим в его исторических хрониках. Например, «Жизнь и смерть короля Генриха V» населена огромным количеством комических персонажей и юмористических фигур, которые заменили главного весельчака — Фальстафа. Сообщив в самом начале пьесы о его смерти, Шекспир вводит целый ряд новых героев из всех провинций современной ему Великобритании, говорящих каждый на своем диалекте. И, как писал Георг Брандес, от верной передачи этих наречий зависит для слуха англичанина комическое впечатление от пьесы5. Здесь встречаются и житель Уэльса капитан Флюэллин, и шотландец капитан Джеми, и ирландец Мак Моррис. Именно капитана Флюэллина Шекспир выписал детальнее всего. Вот несколько примеров его речи в одно из первых его появлений в пьесе:
Оригинал Пер. Е. Бируковой6 Пер. А. Ганзен7
Fluellen: To the mines! tell you the duke, it is not so good to come to the mines; for, look you, the mines is not according to the disciplines of the war: the concavities of it is not sufficient; for, look you, the athversarv, you may discuss unto the duke, look you, is digt himself four yard under the countermines: by Cheshu, I think a' will plough up all, if there is not better directions. флюэллен: К подкопу? Скажите герцогу, что к подкопу не следует подходить. Этот подкоп, видите ли, сделан не по всем правилам военного искусства, он недостаточно глубок. Противник, видите ли, подвел контрмину на четыре ярда глубже, — так и доложите герцогу. Ей-богу, они взорвут всех нас, если не последует лучших распоряжений. флюэллен: К подкопу? Скашите герцогу, худо идти к подкопу; он, снаете, веден пез правил, не довольно глюпоко; неприятель, понимаете, — и скашите это герцогу, — салошил контрмину на четыре ярда глупше. Господи Иисусе! Право, я думаю, он всорвет нас всех на восдух, ешели не будет дано лючших распоряшений.
Fluellen: Captain Jamy is a marvellous falourous gentleman, that is certain; and of great expedition and knowledge in th' aunchient wars, upon my particular knowledge of his directions: by Cheshu, he will maintain his argument as well as any military man in the world, in the disciplines of the pristine wars of the Romans. флюэллен: Капитан Джеми — на редкость храбрый человек, это всем известно; он полон знаний и отлично изучил древнее военное искусство; Это видно по его приказаниям. Ей-богу, он сумеет отстоять свое мнение не хуже любого военного, если речь зайдет о военном деле у древних римлян. флюэллен: Капитэн Дшеми храбрий воин, это так, и имеет поснания в древнем военном искусстве, насколько я понимаю его дис-посиции. Он мошет стоять на своих аргументах не хуше любого воина — на счет древ-няго военнаго искусства.
Здесь мы видим лишь немногочисленные случаи употребления приема фонографической стилизации для создания эффекта контаминированной речи, а именно использование межзубного звука [Ö] вместо альвеолярного [d] (athversary = adversary), оглушение начального согласного, как, например, в слове falourous = valorous, замена дифтонга [ei] долгим звуком [о:] и одного шипящего [J] на другой [t J] (aunchient = ancient). Digt — это маркированный элемент диалектального произношения глагола dig (digged). В слове Cheshu на лицо оглушение начального согласного (Jesu). Также следует отметить, что наряду с использованием приема фонографической стилизации, как пишет Я. Рецкер, чувствуется некоторая скованность лексики и рыхлость в построении предложений, определенная синтаксическая тяжеловесность и тавтология8.
В русском же переводе Е. Бируковой эффект использования приема фонографической стилизации нивелируется полностью. Вместо этого она использует вполне грамотную речь для создания образа капитана Флюэллена, поскольку он является воплощением мужественного полководца, радеющего за процветание нации. По мнению Я. Рецкера, речь Флюэллена в ее натуралистическом исполнении не должна производить комического эффекта, поскольку в образе Флюеллена У. Шекспир хотел показать единение всех народов Британии. Другого мнения придерживается Г. Брандес, который считает, что автор хотел не только позабавить публику пестрой коллекцией разнообразных типов и диалектов, а преследовал гораздо более серьезную и глубокую цель. Каждый раз, когда англичане вели в те времена войны, их старые враги, шотландцы, нападали на них с тыла, а ирландцы подняли тогда как раз известный мятеж. Быть может, Шекспир мечтал о «Великой Англии» (Great England), как говорят о «Великобритании» (Great Britain). В то время как он писал свою драму, шотландский король Иаков неустанно добивался благоволения англичан, и вопрос о престолонаследии после смерти состарившейся королевы все еще не был решен. Шекспир желал, по-видимому, чтобы старая национальная вражда между англичанами и шотландцами исчезла вместе со вступлением на престол иакова.
В отличие от перевода Е. Бируковой, в переводе А. Ганзен, выполненном в 1902 г., использован прием фонографической стилизации. Ярким примером являются типичные искажения, характерные для передачи речи немцев на русский язык с заменой [и] на [ы], [у] на [ю], оглушением звонких согласных, нарушением сочетаемости слов (не довольно глюпоко). Хотя следует отметить, что при этом подобный прием используется в виде сплошной контаминации, даже если в оригинале его не было. Кроме того, в переводе его речь сопровождается большим количеством устаревших слов (ешели, худо). Например, имя Джеми у нее превращается в Дшеми. Однако в большинстве случаев А. Г анзен находит удачные способы передачи фонографической стилизации, воспроизводя фактически тот же самый эффект на русского читателя, что и на читателя оригинала.
В другом примере неправильная речь капитана Флюэллена на самом деле создает комический эффект, поскольку оглушение начального согласного приводит к искажению не только формы слова, но и его значения. Таким образом, создается игра слов, то есть использование приема фонографической стилизации, не только отражает звуковой облик слова, но и вносит совершенно другой смысл в повествование:
Оригинал Пер. Е. Бируковой Пер. А. Ганзен
Fluellen: Ay, he was pom at Monmouth, Captain Gower. What call you the town's name where Alexander the Pig was born! флюэллен: Да, капитан Гауэр, ведь он родился в Монмуте. Скажите, как называется город, где родился Александр Большой. флюэллен: Да; он родился в Монмоуте, капитэн Гоуэр. А как насыва-ется город, где родился Александр Польшой.
Оригинал Пер. Е. Бируковой Пер. А. Ганзен
Fluellen: Why, I pray you, is not pig great? the pig, or the great, or the mighty, or the huge, or the magnanimous, are all one reckonings, save the phrase is a little variations. флюэллен: А разве не все равно — Большой или Великий? Большой, великий, могучий, огромный, великолепный — все это, в конце концов, одно и то же, только слова разные. флюэллен: А польшой разве не великий? Что польшой, что великий, что зильный, что могучий — все одно и то же, только слова разныя.
Таким образом, вместо Александр Великий получается Александр-Свинья. И совершенно ясно, что у английского читателя это вызовет улыбку, то есть У. Шекспир в данном случае с помощью приема фонографического стилизации хотел создать комический эффект, направленный, в первую очередь, на английский двор, где очень ценилась чистота английского произношения. У русского же читателя эта фраза такого эффекта не создаст, поскольку это никак не обыгрывается в переводе Е. Бируковой. На наш взгляд, перевод А. Г анзен в данном случае более удачный, поскольку, хотя она и не передала игру слов, но комический эффект сохранила (pig — польшой).
Что же касается передачи речи шотландца капитана Джеми, то, несмотря на то, что У. Шекспир для создания его речевой характеристики использует прием фонографической стилизации речи, в переводе этот прием отсутствует. Причем в его речи этот прием используется не только как маркер диалектной речи, но и отражает дефект речи, а именно шепелявость (например, sall вместо shall, suerly вместо surely):
Оригинал Пер. Е. Бируковой Пер. А. Ганзен
Jamy: It sall be vary gud, gud feith, gud captains bath: and I sall quit you with gud leve, as I may pick occasion; that sall I, marry. джеми: Честное слово, это будет очень хорошо, добрейшие мои капитаны. С вашего разрешения, я тоже приму участие в беседе и при случае вверну свое словцо, черт побери! джеми: Вот добре! И я вас послухаю, да с позволения и сам вверну словечко при случае, ей Богу!
Jamy: By the mess, ere theise eyes of mine take themselves to slomber, ay'll de gud service, or ay'll lig i' the grund for it; ay, or go to death; and ay'll pay 't as valourously as I may, that sall I suerly do, that is the breff and the long. Marry, I wad full fain hear some question 'tween you tway. джеми: Клянусь мессой, прежде чем закрою глаза на ночь, я сослужу хорошую службу или лягу костьми; но, если придется умирать, я дорого продам свою жизнь — это уж как пить дать, коротко и ясно. Черт возьми, я бы охотно послушал вашу беседу! джеми: Ну, я-то, убей меня Бог, дюже поработаю, пока закрою очи, коли не сразу меня ухлопают. Поработаю, сколь будет мочи, покажу вам свое молодечество! А, ей Богу, послу-хал бы вашего спору.
В переводе А. Г анзен шотландская речь заменена на местный диалект юга России (добре, полсухаю), что является недопустимым, поскольку таким образом действие из одной страны переносится в другую. В данном случае возможно было, по крайней мере, передать шепелявость, а в качестве компенсации использовать просторечные слова и выражения, что и сделала в своем переводе Е. Бирукова (черт побери, как пить дать, черт возьми). Естественно, что выбор того или иного варианта при переводе должен основываться на функциональном признаке, но, в любом случае, читателю необходимо дать хотя бы примерное представление об особенностях речи персонажа.
Впоследствии подобный прием появляется и в комедиях У. Шекспира. Комедия «Виндзорские проказницы» написана живым, разговорным языком. В ней появляются две забавные фигуры: валлийский пастор Хью Эванс и французский врач доктор Кайюс, речь которого построена на использовании приема фонографической стилизации. В его речи явно видно оглушение начальных (например, putter вместо butter, prams вместо brains и т. д.), а иногда и конечных (Got’s вместо God’s) согласных, опущение начальных согласных (‘oman вместо woman) и некоторые другие особенности диалектной речи. Сравним четыре перевода, выполненные в разные годы
С. Маршаком и М. Морозовым (1959), П. Вейнбергом (1902), Т. Щепкиной-Куперник (1939) и М. Кузминым (1937):
Оригинал Пер. П. Вейн-берга9 Пер. М. Кузьмина10 Пер. Т. Щепкиной-Куперник11 Пер. С. Маршака и М. Морозова12
Sir Hugh Evans: Seese is not good to give putter; your belly is all putter. Falstaff: «Seese» and «putter»! have I lived to stand at the taunt of one that makes fritters of English? This is enough to be the decay of lust and late-walking through the realm. Эванс: Сыр не идет к жиру, а ваш желудок один жир. фальстаф: Сыр и жир! И я дожил до того, что надо мной издевается человек, острящий так тупо! Да этого достаточно, чтобы убить во всем государстве распутство и страсть к ночным похождениям. Эванс: Сыр не идет к жиру, а ваш желудок — сплошной жир. фальстаф: «Сыр и жир». Что же, я дожил до того, что меня оскорбляет человек, острящий так глупо? Этого достаточно, чтобы всякое распутство и бездельничанье вымерло во всем королевстве. Эванс: Из шира не делают жира, а в вашем брюхе — один жир! фальстаф: «Из шира»! И я дожил до того, что надо мною издевается человек, который так калечит мой родной язык! Да этого довольно, чтобы убить разгул и охоту к ночным похождениям во всей стране! Эванс: Из сыра, говорят, не выжмешь жира. А ваше чрево, сударь, туго набито жиром. фальстаф: Вот до чего я дожил! Выносить такие дурацкие шутки, да еще от кого? От человека, у которого во рту каша вместо английского языка! Этого одного довольно, чтобы положить конец старому доброму разврату и веселым ночным похождениям во всем нашем королевстве.
В данном примере обыгрывается искаженное произношение слова cheese, и только в переводе Т. Щепкиной-Куперник используется прием фонографической стилизации для создания того же эффекта, который был в оригинале. Здесь следует обратить внимание на то, что сам Фальстаф критикует произношение Эванса (...of one that makes fritters of English). Таким образом, русскому читателю тоже необходимо знать, как говорит этот персонаж и почему у него «каша во рту вместо английского языка». Но переводчики нас подобной возможности лишили. на наш взгляд, прием фонографической стилизации, который использовала А. Ганзен в своем переводе «Генриха V» (оглушение начальных согласных, например), был бы и здесь довольно удачным и позволил бы дать намек русскому читателю на стиль произношения Хью Эванса.
Что же касается речи передачи речи французского доктора Кайюса, то только в двух переводах (С. Маршака и М. Морозова и Т. Щепкиной-Куперник), выполненных позже, широко используется прием фонографической стилизации для передачи контаминации речи иностранца:
Оригинал Пер. П. Вейнберга Пер. М. Кузьмина Пер. Т. Щепки-ной-Куперник Пер. С. Маршака и М. Морозова
Doctor Caius: Vere is mine host de Jarteer? каюс: Где хозяин? Кайюс: Где почтеннейший хозяин «Подвязки»? доктор кайус: Кдье хозяин <Ше 1а Jarretiere»? Каюс: Где мой хозяин «Подвьязка»?
Doctor Caius: I cannot tell vat is dat: but it is tell-a me dat you make grand preparation for a duke de Jamany: by my trot, dere is no duke dat the court is know to come. I tell you for good vill: adieu. каюс: Не могу сказать, что все это значит; но мне сказали, что вы делаете большие приготовления для какого-то duk de Iarmany. Даю вам честное слово, что никакого герцога при дворе не ожидают. Говорю это вам, желая вам добра. Adieu! Кайюс: Не могу вам в точности сказать, что это такое, но мне говорили, будто вы делаете большие приготовления для встречи немецкого герцога; ручаюсь вам, что о прибытии какого бы то ни было герцога при дворе ничего не слышно. Я говорю из желания вам добра. Прощайте! доктор кайус: Я не снай, что это значит, но мне кавариль, что вы делаете большой приготовлений для встречи немецки герцог? Даю слово, при дворе не ожи-даль никакой герцог. Я говорю, желая вам добро! Будьте здоровы. (Уходит.) Каюс: Я не знай, что это значиль, но мне говориль, ви делаль большой приготовлений для один немецки герцог. Я могу даваль слово, королевский двор не ожидаль никакой герцог. Я рассказаль вам это по секрет, потому что желаль вам добро. Адье! (Уходит.)
В этом случае обращает на себя внимание то, что наряду с использованием приема фонографической стилизации (кдье), Т. Щепкина-Куперник вводит французское нормированное написание (а, следовательно, и произношение) искаженного написания слова ЗаНггт («Бв 1а Jaттetieтe»), П. Вейнберг вообще опускает это слово, в то время как у С. Маршака и М. Морозова используется перевод этого слова с искаженной орфографией. На наш взгляд, это более удачный прием, потому что в русском переводе сохраняется то же самое впечатление, что и у английского читателя. Что же касается последней фразы, то, как нам кажется, она сказана героем на французском языке без каких-либо искажений, несмотря на то, что подобное написание существует и в английском языке. Для героя-француза совершенно естественно попрощаться на родном языке, раз дано именно такое написание. В переводах же Т. Щепкиной-Куперник и М. Кузмина дан перевод, у П. Вейнберга осталось французское написание, а С. Маршак и М. Морозов использовали транслитерацию для передачи этой реплики (адье).
Таким образом, можно сделать следующие выводы. В произведениях У. Шекспира довольно широко используется прием фонографической стилизации, причем в разных переводах он используется далеко не всегда, что объясняется трудностями перевода контаминированной речи, разными способами ее передачи в разных языках, использованием приемов компенсации, а зачастую переводчик их просто игнорирует или добавляет в текст то, чего не было в оригинале (например, в переводе П. Вейнберга появилось ёик ёв 1аттапу, что не является ни французским написанием, ни немецким, ни английским). Все это приводит к нивелированию художественного своеобразия переведенного текста, лишает перевод эффекта достоверности и аутентичности.
При этом следует отметить, что в большинстве случаев вполне возможно передать приемы фонографической стилизации, особенно если с их помощью передаются физические недостатки героев. При этом основной прием, который можно и нужно использовать, — это компенсация на различных уровнях языка (например, использование просторечных слов и выражений, тяжеловесное построение фраз), а не опущение, даже
если дело касается передачи территориальных диалектов, которые нельзя заменять диалектами другого языка. Что же касается контаминированной речи иностранцев, то в языках существуют типичные приемы для их передачи. Кроме того, выбор того или иного приема должен основываться на его функции в тексте оригинала. И, если в авторском варианте подобный прием создавал комическую ситуацию, то и в тексте перевода ее необходимо сохранить.
1 Сковородников А. П. Культура русской речи. М., 2003.
2 Кухаренко В. А. Интерпретация текста. М., 1988. С. 152.
3Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1986. С. 321.
4 Чижевская М. И. Язык, речь и речевая характеристика. М., 1986. С. 40.
5Брандес Г. Шекспир. Жизнь и произведения. М., 1997.
6 Шекспир У. Генрих V // Полн. собр. соч.: В 8-и т. М., 1959. Т. 4.
7 Шекспир У. Король Генрих V // Полн. собр. соч.: В 5-и т. СПб., 1902. Т. 2.
8 Рецкер Я. Передача контаминированной речи в переводе и роль традиции // Тетради переводчика. М., 1968. № 5. С. 93.
9 Шекспир У. Виндзорские проказницы. Полн. собр. соч.: В 5-и т. СПб., 1902. Т. 2.
10 Шекспир У. Веселые виндзорские кумушки // Полн. собр. соч.: В 8-и т. М.-Л., 1937. Т. 1.
11 Шекспир У. Избранные произведения. Л., 1939.
12 Шекспир У. Виндзорские насмешницы. Полн. собр. соч.: В 8-и т. М., 1959. Т. 4.
