CC BY
23
СОЦИОЛОГИЯ
УДК 316.452
Проблема научной репрезентации современных молодежных субкультур: от методологии к нарративу
The problem of scientific representation of modern youth subcultures: from methodology to narrative
Козлов В.Е., Институт педагогики, психологии и социальных проблем, vadim.kozlov@list.ru Мингалиев А.Х., Казанский (Приволжский) федеральный университет, arslan. mingaliev@yandex. ru
Kozlov V., Instituteof pedagogy, psychology and social problems, vadim.kozlov@list.ru Mingaliev A., Kazan (Volga region) Federal University, arslan.mingaliev@yandex.ru
DOI: 10.34772/KPJ.2020.138.1.038
Ключевые слова: идентичность, социальный конструкционизм, молодежные группы, субкультуры, национализм, политический протест, уличный язык, городское пространство.
Keywords: identity, social constructionism, youth groups, subcultures, nationalism, political protest, street language, urban space.
Аннотация. Изучение процесса формирования групповой и индивидуальной идентичности, поиск маркеров идентификации референтных социальных групп не теряют своей высокой научной актуальности. Особенно важен анализ этих процессов в среде молодежи как одной из наиболее динамичных социальных групп. В настоящей статье авторами рассматриваются особенности конструирования социальной реальности представителями отдельных субкультурных групп, локализованных преимущественно в современном городском пространстве. На материалах собственного исследования, осуществленного в период 2018 - 2019 гг., проведена систематизация и кросс-анализ актуализированных концептов и мифологем субкультурных групп, а также маркирующих лексем и символов, составляющих эпистимологический нарратив рассматриваемых сообществ. Проанализированы механизмы рекрутинга и функционирования молодежной субкультурной группы в условиях диффузии online- и offline-среды. Статья предназначена для исследователей социально-гуманитарного профиля, специалистов в сфере молодёжной политики, всех интересующихся социальными процессами в современном обществе.
Abstract. The study of the process of formation of group and individual identity, the search for markers of identification of reference social groups do not lose their high scientific relevance. It is particularly important to analyze these processes among young people as one of the most dynamic social groups. In this article, the authors consider the features of constructing social reality by representatives of certain subcultural groups, localized mainly in the modern urban space. Based on our own research carried out in the period 2018 - 2019, we have carried out systematization and cross-analysis of updated concepts and mythologies of subcultural groups, as well as marking lexemes and symbols that make up the epistemological narrative of the communities under consideration. The mechanisms of recruiting and functioning of a youth subcultural group in the conditions of diffusion of online and offline environment are analyzed. The article is intended for researchers of social and humanitarian profile, specialists in the field of youth policy, and anyone interested in social processes in modern society.
Введение. Современное российское общество, высоко интегрированное в мировое информационное пространство, испытывает характерные для большинства культурно сложных обществ вызовы, связанные с перманентной эволюцией идеологем, влияющих
на процессы формирования групповой и/или индивидуальной идентичности. Это
актуализирует у представителей различных социальных и демографических групп поиск понятных и репрезентативных маркеров идентификации. Наиболее ярко это проявляется в
молодежной среде. Высокая лабильность структуры социальных идентичностей, вовлеченность в современные процессы, вкупе с социально -психологическими особенностями данной демографической группы, побуждают молодежь объединяться в различные группы и сообщества с разной степенью формализованности и участия. Подобные группы, выходя за пределы своеобразного «кружка по интересам», могут трансформироваться в субкультуры (субкультурные группы). Так как в субкультуру объединяются люди, которых, так или иначе, не устраивают принятые в обществе ценностные стандарты и модели, то для всей группы становятся присущими специфические черты и традиции [1]. Более того, формируется своя социальная реальность как отражение членами субкультуры окружающей
действительности через стереотипизацию поступков и смыслов.
Одним из онтологических вопросов в данном контексте является проблема формирования, структуризации и функционирования подобных субкультурных групп. А именно, ответ на вопрос - с помощью каких механизмов участники субкультур создают ту социальную реальность, в которой они находятся, и как она же, в свою очередь, на них влияет? Таким образом, целью настоящей работы является анализ особенностей конструирования социальной реальности на примере молодежных групп города Казани. Их социокультурные установки выступают предметом исследования.
В качестве объекта исследования были отобраны три субкультурных движения, обозначенные как: «правые», «протестники» и «уличные». Выбор именно этих сообществ был обусловлен ростом их популярности в среде молодежи в последние годы. Принятые авторами наименования являются в некоторой мере условными, но в то же время емкими и отражающими суть каждого из них. Кроме того, данные названия зачастую используются в самой молодежной среде как варианты нейминга, выступающего достаточно четким групповым эндо- и экзомаркером.
Под «правыми» авторы понимают людей, которые разделяют мировоззренческие установки расовой и этнической нетерпимости. Кроме того, присущие «правым» идеи мигрантофобии, ксенофобии и антисемитизма могут получать общественно-политический подтекст,
выражающийся в критике действующей государственной власти и поддерживающей ее части населения. В фокусе исследования находились молодые люди, придерживающиеся
националистических взглядов наряду с неоязычеством русского (славянского) и германского типов или родноверием, не исключая информантов с атеистической или агностической религиозной идентичностью. Кроме того, «правыми» могут быть и последователи имперско-православного сектора, но в данном исследовании они были сознательно выведены за рамки исследовательского поля. Также в ходе электронного мониторинга учитывались сообщества, связанные именно с неоязыческой (славянской и германо-скандинавской тематикой) тематикой, и тяготеющие к неонацистским течениям. Под «протестниками» понимаются люди, оппозиционно настроенные к современной политической власти, органам государственного управления и прямо выражающие свою общественно-гражданскую позицию через акции протеста, митинги, пикеты, стычки с правоохранительными структурами. Под «уличными» имеется в виду субкультура молодых людей, которые соотносят свои моральные ценности, стандарты поведения и повседневные практики с традициями криминально-тюремной среды или
актуализированным подростково-молодежным феноменом А.У.Е. (встречаются варианты расшифровки «арестантский уклад един», «арестантское уркаганское единство», «атмосфера уличного единства» и т.д.).
В целом, тема молодежных субкультур входит в сферу научных интересов многих современных исследователей. Из иностранных авторов следует отметить работы М. Брейка [2], Э. Гидденса [3], Ч. Рейча [4], Д. Рисмена [5], Т. Роззака [6], Б. Филипса [7], Д. Хэбдиджа [1], П. Ходкинсона [8]. Из отечественных исследователей отметим С. Беликова [9], Д. Громова [10], А. Иванова [11], В. Козлова [12], С. Стивенсон [13], С. Шпака [14].
Социальный конструкционизм как теория интересовала многих исследователей. Например, это П. Куярова [15], И. Паутов [16], А. Улановский [17], Е. Челконова [18]. Однако упомянутые исследователи в подавляющем большинстве рассматривали и анализировали социально-конструкционистскую теорию в рамках философского и психологического (что может перетекать уже в плоскость социального конструктивизма) знания.
Научная новизна настоящей работы состоит в том, что в основу анализа положены материалы «качественного» исследования современных молодежных субкультур в концептуальных рамках социального конструкционизма. При этом в настоящее время отмечается усложнение
идентификационных форм у молодежи, моделей существования внутри общества, что исключает претензию авторов на исчерпывающий характер результатов и выводов, полученных в ходе рассмотрения указанных выше тем.
Материалы и методы исследования. Теоретическим основанием работы является социальный конструкционизм, теория которого была развита в работе «Социальное конструирование реальности» (The social construction of reality, 1966) П. Бергера и Т. Лукмана [19]. Данная теория является фундаментальной для изучения и анализа воспринимаемой субъектом и группой социальной реальности в целом.
Согласно теории, социальная реальность - это особый интерсубъективный феномен в жизни человека и группы, который может и должен по своей природе конструироваться людьми в процессах социального коммуницирования и межличностного общения. Кроме того, сконструированная социальная реальность будет взаимодействовать с субъектом, уже влияя, в свою очередь, на него. Это связано с тем, что социальная реальность по своей двойственной природе и феномен, и процесс [19].
В рамках данного исследования мы придерживаемся конструктивистского подхода в антропологии. Формат работы предполагает использование таких научных методов, как «участвующее наблюдение», глубинное интервью, фрейм- и контент-анализ. Источниковой базой выступают материалы авторского исследования, осуществленного в период 2018 - 2019 гг. Возрастной диапазон информантов, принявших участие в исследовании, составил от 16 до 30 лет. Основным критерием отнесения человека к той или иной изучаемой субкультуре являлась с одной стороны его личная самоидентификация, а также внешнее «подтверждение» со стороны прочих участников конкретной субкультуры. Это внешнее «подтверждение» фиксировалось авторами при поиске и отборе участника для интервью с использованием метода «snowball».
Специфика составления топик-гайда для проведения глубинных интервью с представителями трех исследуемых групп заключалась в том, чтобы использовать как релевантные для всех вопросы, позволяющие при анализе проводить корректный кросс-анализ, так и индивидуальные для каждой из субкультурных групп блоки вопросов, ответы на которые отражали бы специфику каждой из них.
Результаты исследования. Как показало исследование, социально-конструктивистскую
теорию Бергмана-Лукмана вполне уместно использовать в рамках комплексного антропологического исследования. Это связано с ее соответствием ведущему принципу современной антропологии «смотреть сквозь призму человека». Важным было определить характер типизации, каналы стереотипизации, которые и позволяют субкультуре состояться и сохранять устойчивость.
Исследуемые группы абсолютно
полиформны и могут институциализироваться по-разному, однако по своему
мировоззренческому наполнению, несомненно, имеют ряд схожих качеств. Основной путь конструирования социальной реальности -непосредственное коммуницирование членов субкультуры в последнее время был серьезно потеснен виртуальным механизмом, что характерно, прежде всего, для «протестников» и «правых». Именно через интернет закладываются и формируются типизации, которые позже становятся сами собой разумеющимися и приводят человека к offlme-сообществам. При этом, разумеется, было бы ошибочно полностью нивелировать некие объективные жизненные (социальные) обстоятельства, подтолкнувшие субъекта к участию в субкультуре.
Например, протестность, по словам респондентов, формировалась у них под воздействием, прежде всего, цифровой среды, где пользователи в свободном доступе могли просматривать информационные материалы оппозиционного характера. Немаловажным является факт относительной «свободы слова» в интернете, по сравнению с традиционными медиа-форматами. То есть в данном случае важнейшим и определяющим инструментом вторичной социализации становится интернет как средство коммуникации и получения информации. Аналогично и в «правой» среде цифровой механизм активно замещает процесс реальной коммуникации или способен инициировать его запуск.
Заметим, что в границах исследовательского поля находились молодые люди, которые по большей части не входят в определенные сформированные и структурированные «группировки», «банды» и т.д. Однако само их окружение, состоящее из носителей подобных идей, оказывает на первых сильное влияние. Путь прихода индивида в субкультуру носит поэтапный характер. Как правило, в начале осуществляется первичная коммуникация интересанта с участником субкультуры, в результате которой происходит обмен видением субъективных реальностей, затем на основании
собственного личного опыта и некоего обобщенного здравого смысла, который выступает, по сути, формой личностной хабитуализации, происходит принятие социальных феноменов в контексте данной субкультуры, что, в конечном счете, приводит к тому, что реальность объективируется в виде осуществления индивидом конкретных действий в рамках субкультурных практик. Рефлексия над мотивацией вхождения в группу респондентами чаще всего связана либо с близостью мировоззренческих установок (та самая похожесть субъективных реальностей у людей) или с сильным влиянием социального окружения (в том числе, и в виртуальном пространстве). То есть люди уже могут сформировать подобие социальной реальности, приемлемой для субкультуры, отождествить себя с ней и потом искать конкретные каналы коммуникации с уже вовлеченными в социальную группу людьми. Таким образом, мы можем предположить, что коммуникация в теории социального конструкционизма может и должна пониматься не как непосредственный контакт двух (или более) конкретных субъектов, а в том числе и как процесс «самообучения» посредством социальной среды, включающей и виртуальное пространство.
Институализация социальной реальности кроется в множественности типизаций мыслей и поступков. Так, в социальной реальности (которая, безусловно, является для «протестников» объективной) будет типизирован образ государственной власти как преступной, нелегитимной и коррумпированной в глазах «народа». Все смысловое наполнение субкультуры держится на этих положениях. Вообще, крайне важна для субкультур типизация идеи несправедливости и неравенства. Причем несправедливость, в их представлении, это сконструированная элитами или обладающими властью модель притеснения и дискриминации (политической, этнической, социальной). А неравенство типизируется как могущее иметь двойственную природу появления: естественную и искусственную. У «правых» в основе представления об идеальном обществе и государстве лежит обобщённый
мифологизированный конструкт, вера в государство социальной справедливости, этнически и расово однородное общество. При этом традиционно сохраняется более нетерпимое отношение к представителям южных народов и совершенно нейтрально к народам, проживающим в средней полосе (Поволжье, Урал), что является логичным, учитывая
полиэтничную специфику Республики Татарстан. При этом изменению подвергся вектор достижения этнически и расово однородного общества. Все информанты говорят не о физическом истреблении «неполноценных» рас или народов, а о пресечении любых форм контактов (коммуникация, совместное проживание) представителей разных рас вследствие социальной несовместимости, что, несомненно, уводит расизм биологический в плоскость расизма культурного. В целом, вопреки устоявшемуся мнению, мы зафиксировали у представителей «правых» снижение степени ассоциированности модели идеального государства с конкретным историческим образом в виде национал-социалистической Германии. Информанты чаще говорят о «народной власти, власти для людей», опирающейся на развитое гражданское общество. Но для этого, по их мнению, необходимо изменить один из главных недостатков современного общества -политическую и социальную апатию населения, чувство отчужденности друг от друга. Говоря о путях воплощения декларируемых идей, информанты рассматривали и радикальный революционный способ как вполне приемлемый, но невозможный, именно вследствие общественной апатии. В такой репрезентации «правая» модель «несправедливого и нелегитимного» государства вполне отчетливо коррелирует с общественно-государственной моделью «протестников». В «уличной» группе подобный компонент социальной справедливости выражен не столь четко. Можно говорить лишь о жестком непримиримом антагонизме с правоохранительными органами при отсутствии внятной политической повестки и отношению к обществу в целом.
Для всех исследуемых субкультур характерна жесткая дихотомия «мы - они», где первые изначально и априорно правы, а вторые могут оцениваться в диапазоне от негативно нейтрального до крайне неприемлимого. В сообществах и группах «уличной» направленности наиболее распространены установки агрессивного отношения к другим социальным группам, отличным от «уличных». Им отказывают в адекватности и честности, для них создается ниша «недостойных», которых можно унизить или ограбить. Возникает жестко иерархичная структура, где есть «правильные», а остальные превращаются в «неугодных». Фактически отвергаются варианты какой бы то ни было одобряемой социализации в «неуличном» окружении. Как следствие широко распространена такая легитимизированная в
группе позиция как: с любого не члена группы «можно взять моральные или физические дивиденды» [12]. Создается образ закрытой субкультуры, в которую принимаются лишь избранные и посвященные, прошедшие определенную инициацию, что в целом формирует идеологему агрессивной
отстраненности и потребительского отношения к внешней социальной среде и обществу. Участники «уличной» субкультуры часто не учатся, не работают (или работают в неквалифицированных профилях), и не стремятся изменить текущее положение вещей. Им присущ социальный эскапизм, включающий
общественную, политическую, экономическую и культурную индифферентность.
Характерной чертой внутригрупповой коммуникации представителей субкультур является использование специфического набора лексем и идиом (своеобразный «арго»), используемых для того, чтобы подчеркнуть аутентичность собственной ценностной системы и ее места в окружающей социальной реальности. Так, «уличные» часто используют понятие «семья», имеющее расширительное толкование и подразумевающее, в отличие от общепринятого, еще и круг близких людей, не являющихся родственниками, но с которыми осуществляется постоянное тесное взаимодействие, включающее бескорыстную помощь при необходимости. Подобное взаимодействие носит обоюдный характер внутри группы, поэтому в случае проблемы любой ее член может рассчитывать на помощь «семьи». Прослеживается выраженная коннотация «семья» = «моя улица», причем второе понятие имеет помимо символического наполнения и вполне реальные территориальные границы. Человеку, проживающему вне конкретно идентифицируемой территории, сложно или практически невозможно получить членство в группе.
Коммуникация внутри «уличных» группировок происходит посредством понимания общепринятых в рамках субкультуры, но некодифицированных правил поведения и понятий, релевантных среде и ситуации. Высоко ценится умение «задавить базаром», то есть достаточно аргументированно доказать свою правоту в споре, обосновать исключительность и корректность именно своей точки зрения, не выходя за лексические рамки «арго» [12].
В субкультурных группах обязательно присутствует фактор «передачи» социального запаса знания от более осведомленных членов группы к неофитам. Причем, как и в любом культурно сложном обществе, в конкретной
субкультурной группе социальный запас знания распределяется неравномерно и, в большей степени, зависит от индивидуальных особенностей реципиентов, а не от какой-либо «закрытости» и «тайности» знания. Иными словами, определяющую роль в усвоении субкультурного знания играет мотивация к этому конкретного участника группы.
В свою очередь, распространенные в обществе универсалии также могут иметь специфическую интерпретацию в конкретной субкультуре. Например, концепт веры у «правых» не подразумевает четко структурированную религиозную систему, а скорее представляет собой симбиоз собственно религиозной и идеологической составляющей. Типичным примером подобного мировоззренческого синкретизма является неоязычество германо-скандинавского и славянского типов с элементами белого или «арийского» национализма. В визуально символической форме имеются отличия в использовании приверженцами специализированной атрибутики (украшения, кольца, цепочки, браслеты), нанесении символьных татуировок и надписей, стилизованных под рунический шрифт, посещении языческих капищ. Однако при попытке провести четкую концептуально-образную границу между русским и германо-скандинавским неоязычеством возникают определенные сложности: сами информанты в качестве отличий смогли указать лишь разницу в наименовании богов и мифических существ. Но материалы исследования позволяют утверждать, что германо-скандинавское неоязычество, как правило, находит отклик именно у убежденных последователей германского национал-социализма.
Необходимо отметить важную социально-психологическую и консолидирующую роль коллективных социальных практик в функционировании субкультур. Например, безусловную обрядово-коммуникативную роль в среде «уличных» играют так называемые «сходняки» («сходки») то есть регулярные встречи, в которых императивно принимают участие все члены группы и куда периодически приглашаются так называемые «старшие», чаще всего более взрослые представители группы, в реальности далеко не всегда принимающие какое-либо реальное участие в ее деятельности, но выступающие фактором легитимизации ее существования. «Сходняки» могут дополняться иными формами групповой активности: физической подготовкой, игрой в футбол или просто разговорами. Менее частым видом
«сходняка», но более важным с точки зрения поддержания статуса и сплоченности группы, выступают собрания, цель которых принятие в члены группы или изгнание из нее тех, кто нарушил неписанный кодекс. Помимо этого, повесткой собрания может быть коллективное артикулирование целей и задач, необходимых для устойчивого развития группы, а также обсуждение финансовых вопросов.
Институциональные формы offline-коммуникации «правых» также выражаются в проведении «собраний» и «сходок», в том числе, таких, на которых реализуются акции прямого действия, то есть нападения на мигрантов, представителей кавказских и среднеазиатских национальностей. Однако по мере усиления административного воздействия за
противоправные действия со стороны государства «правая» субкультура постепенно теряет четкую институализацию в offline-среде, сохраняя активность в виртуальном пространстве.
Важным фактором функционирования группы помимо коллективных практик выступает индивидуальная ответственность каждого участника за ее существование. Такой функцией в «уличной» среде является сбор «общака» (определенной суммы денежных средств, идущей на общие нужды или помощи «старшим» товарищам). Информанты, чтобы подчеркнуть моральный аспект указанного выше требования, подчеркивали его добровольность. Однако по косвенным данным, подчерпнутым из интервью с представителями «уличных», можно сделать вывод, что это не совсем так. Система сборов денег на «общак» и «подогрев» обычно носит регулярный (раз в неделю или месяц) и массовый характер. Невыполняющий эту норму человек может ожидать наложение определённых санкций. Это подразумевает ухудшение отношения к человеку вплоть до полного исключения его из группы. Нельзя с полной уверенностью сказать, что именно страх перед санкциями заставляет человека находить и сдавать деньги в общую кассу. Скорее всего, играют роль общность интересов и чувства сопричастности, вынуждающие это делать. Однако, уровень реального одобрения со стороны его исполнителей неочевиден. Для них это скорее естественный атрибут подтверждения лояльности группе, не имеющий проекцию на самого актора в форме аксиологической дихотомии «хорошо-плохо».
Контроль над устойчивым следованием социальной реальности и поведения осуществляется посредством применения санкций против отступившего от ставших уже
объективными норм. В случае с группой «протестников» человек, перестающий разделять общепринятое мнение, для себя самого и для окружающих теряет идентичность, свойственную членам данной субкультуры. Нельзя быть «протестником» и при этом думать, что оппозиционные партии вредны, а несменяемость власти - это оптимальное решение. Другой вопрос, если конфликт внутри сознания индивида вызывается самим движением. То есть человек идентифицирует себя с протестниками», но при этом скептически оценивает личность оппозиционных лидеров и их деятельность. Аналогично, соотнесение с неоязычеством у «правого» не всегда влечет обязательного участия в отправлении обрядовых практик, углубленного тематического знания и т.д.
Вообще, если для «протестников» социальные санкции за отступление от принятых норм являются минимальными (а чаще всего и совершенно не осязаемыми), то для двух остальных групп - «правых» и тем более «уличных» - последствия подобных санкций могут выйти за рамки обычного остракизма вплоть до применения физической силы.
При анализе экзогенного взаимодействия возникает вопрос, насколько определены рамки принадлежности к той или иной группе. Например, человек может лишь разделять отдельные суждения и положения, касающиеся «тотальной коррупции и кумовства». Однако при этом не посещать митинги и крайне опосредованно знать о деятельности лидеров протеста. При этом человек будет находить сходное в своей субъективной реальности с субъективными реальностями «борцов с коррупцией и злом». Так, в ходе проведения глубинных интервью были информанты, которые четко идентифицировали себя с «протестниками», но при этом не посещали массовые акции протеста. Процесс концептуализации социальных феноменов запускается не потому, что «так надо», а под влиянием внешних групп или акторов. Иными словами, идентификация с группой «протестников», в первую очередь, основана на наличии у субъекта желания или потребности протестовать, часто и не реализуемой на практике.
Вообще, экзогенная коммуникация занимает важное место в процессах продуцирования социальной реальности. «Протестники» и в меньшей степени «правые» исповедуют явно прозелитические цели, для них важно, как можно шире (возможно, даже в ущерб глубине погружения) распространить свои
типизированные идеи, уже готовые для потребления потенциальным участникам. В противовес этому «уличные» являются наиболее закрытой субкультурой, которые менее заинтересованы в массовом притоке неофитов, что обусловливается, прежде всего, самим характером их появления. Да, можно разделять подобные идеи, но «улица» (участники группировок) еще должна принять человека. Есть определенные критерии, по которым «улица» решает, подходит ли человек и можно ли его инкорпорировать в среду. Для того, чтобы быть инкорпорированным в субкультуру, необходимо «жить правильно», то есть не совершать деяния, которые могут разрушить авторитет «пацана» -«своего». К подобным проступкам, несущим за собой санкции, можно отнести любые контакты с правоохранительными органами, систематическую заведомую ложь участникам субкультуры, табуированные в группе привычки (например, употребление наркотиков), явное неуважение к «старшим», чрезмерную гордость и др.
Говоря о критериях допуска в протестную субкультуру и легитимности идентификации себя с ней, следует подчеркнуть свободный характер приема новых членов. В данном случае мы не говорим о неких «практиках инициации» и «допуска посвященных к знанию». Публичность и открытость - вот тот инструмент, который позволяет протестной субкультуре прирастать новыми последователями.
Заключение. Как показало исследование, интерес к инкорпорированию в субкультуру носит комплексный характер и складывается из виртуального механизма (где формируется первичная субъективная реальность) и конкретных социальных, жизненных причин, способных ускорить процесс приобщения. Уже в
процессе offlme-коммуникации потенциальных участников и действующих корпорантов, обмена их субъективными реальностями через, прежде всего, проведение совместных субкультурных коллективных практик, реальность
объективируется для всей группы и получает свое воплощение в виде типизаций поступков и идей.
Онтологический смысл функционирования субкультур базируется на жесткой дихотомии «мы - они», с уже четко распределёнными социальными ролями и готовыми рецептами взаимодействия. Подобная бинарность логично проистекает из важнейшей смысловой типизации обобщенной идеи несправедливости и неравенства. Невозможность нивелирования негативного влияния данного общественного устройства подогревает интерес у потенциального неофита к инкорпорированию в субкультуру. При этом для «мы»-консолидации крайне важны коллективные социальные практики, к которым через субъективные реальности добавляется индивидуальная ответственность участников. Регулятивную функцию при следовании установленной социальной реальности выполняют санкции, которые налагаются на «нарушителя» ставших уже объективными норм.
Весь комплекс мифологем, социальных установок, ценностных ориентиров,
специфического лексикона («арго») и правил объединяется под понятием социального запаса знания. Он служит стержнем группы и играет роль маркера субкультурной аутентичности в окружающей социальной реальности, а его успешная «межпоколенческая» трансмиссия является показателем устойчивого развития субкультуры.
Литература:
1. Hebdige D. Subculture: The Meaning of Style. -London & New York: Routledge, 1979.
2. Brake M. The Sociology of Youth Cultures and Youth Subcultures in America, Britain and Canada. -London: Routledge, 2013. - 238 p.
3. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации / Э. Гидденс. - М.: Академический проект, 2003. - 528 с.
4. Reich Ch. The Greening of America Text. - N.Y.: Random House, 1970. - 399 p.
5. Riesman D. Listening to Popular Music // American Quarterly. Vol. 2. No. 4 (winter, 1950). - P. 359371.
6. Роззак Т. Истоки контркультуры / Т. Роззак; пер. с англ. О.А. Мышакова. - М.: АСТ, 2014. - 384 с.
7. Phillips B. Sociology: from concepts to practice. -New York, 1979.
8. Hodkinson P. The Goth Scene and (Sub)Cultural Substance // After Subculture: Critical Studies in Contemporary Youth Culture / ed. by A. Bennett, K. KahnHarris. Baskingstoke: Palgrave Macmillan, 2004. - P. 135147.
9. Беликов С.В. Политические вызовы в молодёжной среде: скинхед-движение в России: дисс. ... канд. полит. наук / С.В. Беликов. - М., 2009. - 236 с.
10. Громов Д.В. Мартынова М.Ю. Молодежные субкультуры Москвы: сборник научных статей / Д.В. Громов, М.Ю. Мартынова. - М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2009. - 544 с.
11. Иванов А.В. Социальные установки в радикальных молодежных сообществах в сетевом пространстве: сборник / А.В. Иванов // Социально-ориентированное проектирование системы формирования гражданской идентичности учащейся
молодежи в поликультурном образовательном пространстве / Материалы Международной научно-практической конференции (28 февраля 2018 года): в 2-х томах. Т. I.; под редакцией Мухаметзянова И.Ш., Гильмеевой Р.Х. Казань: «Данис», 2018. - С. 219-223.
12. Иванов А.В., Козлов В.Е. Феномен улично-криминальной субкультуры «А.У.Е.» среди молодежи в Республике Татарстан / А.В. Иванов, В.Е. Козлов // Казанский педагогический журнал. - 2019. - № 1. - С. 205-209.
13. Стивенсон С. Жизнь по понятиям. Уличные группировки в России / С. Стивенсон. - М.: Страна Оз, 2017. - 304 с.
14. Шпак С.В. Криминальная субкультура молодежи в современном российском обществе: тенденции формирования и распространения: автореф. дис. ... канд. филос. наук / С.В. Шпак. - Краснодар, 2012.
15. Куярова П.И. Интерпретация понятия социальный конструкционизм в социологии / П.И.
1. Hebdige D. Subculture: The Meaning of Style. -London & New York: Routledge, 1979.
2. Brake M. The Sociology of Youth Cultures and Youth Subcultures in America, Britain and Canada. -London: Routledge, 2013. - 238 p.
3. Giddens E'. Ustroenie obshhestva: Ocherk teorii strukturacii / E\ Giddens. - M.: Akademicheskij proekt, 2003. - 528 p.
4. Reich Ch. The Greening of America Text. - N.Y.: Random House, 1970. - 399 p.
5. Riesman D. Listening to Popular Music // American Quarterly. Vol. 2. No. 4 (winter, 1950). - P. 359-371.
6. Rozzak T. Istoki kontrkul'tury' / T. Rozzak; per. s angl. O.A. My'shakova. - M.: AST, 2014. - 384 p.
7. Phillips B. Sociology: from concepts to practice. -New York, 1979.
8. Hodkinson P. The Goth Scene and (Sub)Cultural Substance // After Subculture: Critical Studies in Contemporary Youth Culture / ed. by A. Bennett, K. KahnHarris. Baskingstoke: Palgrave Macmillan, 2004. - P. 135147.
9. Belikov S.V. Politicheskie vy'zovy' v molodyozhnoj srede: skinxed-dvizhenie v Rossii: diss. ... kand. polit. nauk / S.V. Belikov. - M., 2009. - 236 p.
10. Gromov D.V. Marty'nova M.Yu. Molodezhny'e subkul'tury' Moskvy': sbornik nauchny'x statej / D.V. Gromov, M.Yu. Marty'nova. - M.: Institut e'tnologii i antropologii RAN, 2009. - 544 p.
11. Ivanov A.V. Social'ny'e ustanovki v radikal'ny'x molodezhny'x soobshhestvax v setevom prostranstve: sbornik / A.V. Ivanov // Social'no-orientirovannoe proektirovanie sistemy' formirovaniya grazhdanskoj identichnosti uchashhejsya molodezhi v polikul'turnom obrazovatel'nom prostranstve / Materialy' Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii (28 fevralya 2018 goda): v 2-x tomax. T. I.; pod redakciej Muxametzyanova
Куярова II Вестник Самарского университета. История, педагогика, филология. - 2007. - № 1 (51). - С. 64-70.
16. Паутов И.Д., Абалов И.Ю. К вопросу об альтернативных молодёжных субкультурах: социально-политический аспект (окончание) I И.Д. Паутов, И.Ю. Абалов II Общество. Государство. Политика. - 2010. - № 1. - С. 48-58.
17. Улановский А.М. Конструктивизм, радикальный конструктивизм, социальный конструкционизм: мир как интерпретация I А.М. Улановский II Вопросы психологии. - 2009. - № 2. - С. 35-45.
18. Челнокова Е.А. Социальный конструкционизм: точка зрения на социально-дискурсивный мир I Е.А. Челнокова II Вестник Тверского государственного университета. Серия: Педагогика и психология. - 2012. - № 4. - С. 22-27.
19. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания I П. Бергер, Т. Лукман; пер. с англ. Е. Руткевич.
- М.: Медиум, 1995. - 323 с.
ces:
I.Sh., Gilmeevoj R.X. Kazan': «Danis», 2018. - Р. 219223.
12. Ivanov A.V., Kozlov VE. Fenomen ulichno-krimmaTnoj subkultury' «A.U.E.» sredi molodezhi v Respublike Tatarstan / A.V. Ivanov, VE. Kozlov // Kazanskij pedagogicheskij zhnrnal. - 2019. - № 1. - Р. 205-209.
13. Stivenson S. Zhizn' po ponyatiyam. Ulichny'e gruppirovki v Rossii / S. Stivenson. - M.: Strana Oz, 2017.
- 304 р.
14. Shpak S.V. KriminaTnaya subkul'tura molodezhi v sovremennom rossijskom obshhestve: tendencii formirovaniya i rasprostraneniya: avtoref. dis. ... kand. filos. nauk / S.V. Shpak. - Krasnodar, 2012.
15. Kuyarova P.I. Interpretaciya ponyatiya social'ny'j konstrukcionizm v sociologii / P.I. Kuyarova // Vestnik Samarskogo universiteta. Istoriya, pedagogika, filologiya. -2007. - № 1 (51). - Р. б4-70.
16. Pautov I.D., Abalov I.Yu. K voprosu ob al'ternativny'x molodyozhny'x subkul'turax: social'no-politicheskij aspekt (okonchanie) / I.D. Pautov, I.Yu. Abalov // Obshhestvo. Gosudarstvo. Politika. - 2010. - № 1.
- Р. 48-58.
17. Ulanovskij A.M. Konstruktivizm, radikal'ny'j konstruktivizm, social'ny'j konstrukcionizm: mir kak interpretaciya / A.M. Ulanovskij // Voprosy' psixologii. -2009. - № 2. - Р. 35-45.
18. Chelnokova БА Social'ny'j konstrukcionizm: tochka zreniya na social'no-diskursivny'j mir / Б.A. Chelnokova // Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Pedagogika i psixologiya. - 2012. - № 4. - Р. 22-27.
19. Berger P., Lukman T. Social'noe konstruirovanie real'nosti. Traktat po sociologii znaniya / P. Berger, T. Lukman; per. s angl. Б. Rutkevich. - M.: Medium, 1995. -323 р.
22.00.01 - Теория, методология и история социологии
