CC BY
54Волова Лариса Ивановна
Заслуженный работник Высшей школы РФ, профессор кафедры международного права Южного федерального университета, доктор юридический наук, профессор, volova-li@yandex.ru
УДК 341
АННОТАЦИЯ. В статье предложены направления совершенствования российского законодательства по регулированию семейных отношений с иностранным элементом. Доказана необходимость расширения пределов использования коллизионных правил: автономии воли сторон и наиболее тесной связи при регулировании отношений между родителями и детьми. Обоснована необходимость расширения перечня коллизионных норм по регулированию трансграничных семейных отношений. Выделены тенденции развития российского семейного права по регламентации семейно-брач-ных отношений с иностранным элементом.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: трансграничные семейные отношения; коллизионные правила; правило автономии воли сторон; правило наиболее тесной связи; отношения между родителями и детьми; перечень коллизионных норм.
© Волова Л.И., 2018
ПРОБЛЕМ МОДЕРНИЗ ЦИИ ПР ВОВЫХ НОРМ ПО РЕГУЛИ-РОВ НИЮ ТР НСГР НИЧНЫХ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ В РОССИЙСКОМ З КОНОД ТЕЛЬСТВЕ
При оценке качества правового регулирования трансграничных семейных отношений следует учитывать, что в их регулировании присутствует в значительной степени публично-правовая составляющая, поэтому в российском семейном законодательстве так ограниченно используется коллизионное правило автономии воли сторон.
Сейчас назрело время модернизации норм раздела VII Семейного кодекса РФ (СК РФ), тем более что уже проведено серьезное реформирование норм международного частного права (МЧП), содержащихся в разделе VI части третьей ГК РФ. Для этого в качестве образца могут быть использованы приемлемые модели из практики иностранных государств. Особо следует учитывать тенденции, которые имеют место в законодательном регулировании международных семейных отношений в ведущих странах мира [1, с. 92-93].
На наш взгляд, успешная национальная кодификация норм международного семейного права была осуществлена в Кодексе о международном частном праве Бельгии от 16.07.2004.
В Российской Федерации семейное право выделяется в качестве самостоятельной отрасли права, предметом регулирования которой являются в том числе и трансграничные брачно-семейные отношения [5]. В государствах Западной Европы семейное право не признается в качестве самостоятельной отрасли права, семейно-брачные отношения регулируются гражданским правом, а такие отношения с участием иностранных лиц входят в предмет правового регулирования МЧП.
В российском семейном законодательстве очень важно четко урегулировать все аспекты отношений между родителями и детьми, сейчас основные, но не все из них регламентируются статьями 162-164 СК РФ. Для реализации права ребенка на место жительства и на общение с обоими родителями, проживающими в разных государствах, родители заключают соглашение, закрепляющее их договоренность по этим вопросам. Для поднятия роли такого соглашения полезно принять предложение, высказанное в научных трудах, о целесообразности включения в раздел VII Семейного кодекса РФ положения, предусматривающего обязанность заключения родителями при расторжении брака соглашения об определении места жительства ребенка и порядка общения его с родителем, проживающим в другом государстве, которое подлежит утверждению судом. В данном соглашении нужно также определять порядок разрешения споров, которые могут возникнуть в связи с его исполнением [8].
Кроме того, перечень коллизионных норм, определяющих право, регулирующее трансграничные семейные отношения в разделе VII Семейного кодекса РФ, является не полным. В статье 163 СК РФ закреплены следующие коллизионные привязки, определяющие право, подлежащее применению к таким отношениям:
1. Право государства совместного места жительства супругов. Им определяются права и обязанности родителей и детей, в том числе обязанность родителей по содержанию детей (ст. 163);
2. Право страны гражданства ребенка определяет права и обязанности родителей и детей
при отсутствии совместного места жительства (ст. 163);
3. Право страны, на территории которой постоянно проживает ребенок, применяется к отношениям между родителями и детьми (ст. 163).
Эти коллизионные привязки учитывают и территориальный и экстерриториальный элементы во взаимоотношениях между родителями и детьми. Перечень коллизионных норм значительно полнее представлен в ГК Нидерландов (книга 10).
В российском семейном законодательстве не предусмотрено также применение коллизионного правила автономии воли сторон при решении вопроса об определении места жительства ребенка. Для регулирования этих отношений могут применяться вышеперечисленные коллизионные нормы ст. 163 СК РФ.
В VII разделе СК РФ вообще не упоминается коллизионное правило наиболее тесной связи, которое в первую очередь должно быть признано в российском семейном законодательстве именно для регулирования отношений между родителями и детьми с целью наиболее эффективной защиты прав и интересов детей.
Исходя из перспективных тенденций развития современного международного семейного права, заключающихся в качественном расширении его нормативного состава, явно необходимо закрепление в VII разделе СК РФ гибких коллизионных принципов: наиболее тесной связи и принципа наиболее благоприятного права, последний следует использовать в качестве основного такого принципа при регулировании трансграничных семейных отношений с участием детей. Вышеобозначенные принципы отражают явно проявляющиеся направления развития международного частного права не только России, но и многих иностранных государств (ст. 1186 и ст. 1211 ГК РФ). Принцип наиболее благоприятного права получил закрепление в законодательстве ряда государств, в российском законодательстве он закреплен в п. 3 ст. 1199 ГК РФ применительно к определению права, подлежащего применению к отношениям между опекуном (попечителем) и лицом, находящимся под опекой (попечительством). Однако в VII разделе СК РФ он вообще не сформулирован.
В отличие от принципа наиболее тесной связи, применяемого к различным правоот-
ношениям, сфера действия принципа наиболее благоприятного права является более узкой, поскольку он применяется только при регулировании семейных отношений. А в законодательстве Российской Федерации (ст. 1199 ГК РФ), как уже было сказано выше, этот принцип используется только для регулирования отношений по опеке и попечительству при участии иностранного элемента.
Применение принципа наиболее благоприятного права очень полезно, поскольку он позволяет учитывать ряд фактических обстоятельств, относящихся к ребенку и родителям. С целью использования опыта других государств можно обратиться к законодательству Австрии и Венгрии, в которых четко отражен механизм применения принципа наиболее благоприятного права.
Известный специалист в области международного семейного права Г.Ю. Федосеева предлагала закрепить принцип наиболее благоприятного права в ст. 163 СК РФ, в которой содержится приведенная выше цепочка коллизионных норм, привязки которых меняются в зависимости от изменения фактических обстоятельств [11].
Действительно, в ст. 163 наряду с жесткими коллизионными привязками целесообразно добавить положение о том, что к отношениям между родителями и детьми может применяться право государства, которое является наиболее благоприятным для ребенка, что позволит обеспечить наилучшие интересы ребенка как слабой стороны, нуждающейся в повышенной защите [1, с. 94-95].
Включение в семейное законодательство принципов наиболее тесной связи и наиболее благоприятного права можно квалифицировать как доказательство более высокого качества коллизионного регулирования.
Что касается коллизионного правила автономии воли сторон, закрепленного в п. 2 ст. 161 СК РФ, то его необходимо дополнить правовыми нормами, регламентирующими порядок реализации рассматриваемого правила в анализируемой сфере отношений между супругами по определению их личных и неимущественных прав. Целесообразно добавить в п. 2 ст. 161 СК РФ положение о возможности выбора сторонами той правовой системы, с которой их отношения имеют наиболее тесную связь.
В VII разделе СК РФ не отработан также применительно к семейным отношениям механизм использования таких важнейших институтов МЧП, как: правило «обратной отсылки» и сверхимперативные нормы (нормы непосредственного применения).
При разрешении судом трансграничных семейных споров правило «обратной отсылки» необходимо применять в соответствии с п. 2 ст. 1190 ГК РФ и с учетом действия принципа наиболее благоприятного права. Обратная отсылка иностранного права может применяться в случае отсылки к российскому праву, если оно является наиболее благоприятным для ребенка.
Необходимо, кроме того, отработать механизм применения специальных положений о сверхимперативных нормах (нормах непосредственного применения) (ст. 1192 ГК РФ) применительно к регулированию трансграничных семейных отношений по защите прав ребенка. Пока же статьи, аналогичной статье 1192 ГК РФ, в российском семейном законодательстве не имеется, хотя она явно нужна.
При этом главное состоит в том, чтобы обеспечить единообразную практику судов по применению норм международного частного права при разрешении трансграничных семейных споров. Следует констатировать, что закрепление принципов наиболее тесной связи и наиболее благоприятного права в VI разделе ГК РФ стало одной из важнейших его новелл, а включение их в российское семейное законодательство значительно повысит уровень правового регулирования трансграничных семейных отношений.
Проанализированные выше установленные российским законодательством коллизионные привязки, определяющие право, регулирующее право родителей по содержанию и воспитанию детей, используются в законодательстве многих стран. Однако в современных сложных условиях критерии определения применимого права должны быть более разнообразными, объемы действующих коллизионных норм — более дифференцированными, а основным коллизионным принципом должен быть принцип наиболее благоприятного права для ребенка, обеспечивающего его «наилучшие интересы». Именно судья должен выявить такое право, а решение, вынесенное им на основе этого права,
не может противоречить этому принципу, имеющему строго императивный характер.
В качестве модели при совершенствовании российского законодательства можно использовать механизм коллизионного регулирования отношений, касающихся прав детей, закрепленный в законодательстве Бельгии, а именно в статьях 66-72 Кодекса о международном частном праве Бельгии от 16.07.2004.
В новых кодификациях международного частного права просматривается тенденция, заключающаяся в увеличении числа международных коллизионных норм в области брачно-семейных отношений [2]. При решении коллизионных вопросов семейного права с участием иностранных лиц подлежат применению следующие нормы МЧП: ст. ст. 1187; 1188; 1189; 1190; 1192; 1193; 1194.
При разрешении трансграничных семейных споров чаще всего оспаривается вопрос, с кем будет жить общий ребенок и как часто второй родитель сможет его навещать. Проживающий отдельно от ребенка родитель имеет право на общение с ним, участие в его воспитании и решении вопросов получения им образования. Подобные конфликты нередко сопровождаются похищениями и незаконным вывозом детей на территорию иностранного государства. Бывают случаи, когда родители неоднократно вывозят детей друг от друга [9]. Количество похищений детей одним из разведенных родителей увеличилось с начала 1970-х гг. [4, с. 9-13; 12].
Следует отметить, что место жительства ребенка и то, с кем он будет жить после развода при раздельном проживании родителей, устанавливается в соглашении родителей, а при его отсутствии определяется решением суда, исходя из интересов детей и с учетом их мнения (п. 3 ст. 65 СК РФ). При этом в решении суда может быть определено не только с кем из родителей будет проживать ребенок, но и установлено место его проживания по конкретному адресу.
Разрабатывая в России эффективное правовое регулирование обеспечения права ребенка на общение с обоими родителями, полезно обратиться к опыту законодательства США, предусматривающего «совместную опеку» родителей и определяющего порядок «доступа» каждого из бывших супругов к ребенку. На этом строится практика американских судов. Если супруги расторгают брак и у них остается
несовершеннолетний ребенок, суд США определяет порядок «доступа» каждого родителя к ребенку, предусматривает право участия в воспитании ребенка за обоими родителями, вне зависимости от того, с кем остается ребенок, при этом право ежедневного общения с ребенком может переходить от одного родителя к другому по очереди.
Реальное обеспечение права доступа одному из родителей к ребенку, часто бывает сопряжено с другой важной и по разному решаемой проблемой, а именно проблемой признания и исполнения решений иностранных судов. Способом решения этой проблемы является заключение государствами международных договоров, основными из которых являются следующие: договоры о правовой помощи по семейным, уголовным и гражданским делам, заключаемые на двусторонней основе, и универсальные международные договоры (называемые конвенциями) по защите личных и неимущественных прав детей.
Роль двусторонних договоров в этой сфере состоит в юридическом закреплении взаимных обязательств государств по признанию решений судов об определении места жительства ребенка и установлении порядка общения его с родителями. Из универсальных конвенций необходимо выделить две важнейшие: Конвенцию о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей от 25 октября 1980 г. и Конвенцию о юрисдикции, применимом праве, признании, исполнении и сотрудничестве в отношении родительской ответственности и мер по защите детей от 19 октября 1996 г., которые необходимо признать основными международно-правовыми регуляторами неимущественных прав родителей и детей в разведенных семьях [3; 10].
Выполнение положений первой конвенции подкрепляется нормами второй. В конвенции 1980 г. участвует уже около 100 государств из различных регионов мира, в том числе Россия.
Конвенция 1980 г., разработанная на стыке разных правопорядков как компромисс между их нормами, включает правовые понятия, не известные российскому праву, такие как: «родительская опека», «право на доступ» к ребенку. С целью обеспечения одинакового толкования содержания этих Конвенций государствам-участникам необходимо наполнить
понятия, используемые в обеих Гаагских конвенциях, совпадающим содержанием.
Конвенция 1980 г. отводит важную роль в урегулировании трансграничных семейных споров судейскому усмотрению. Для России после присоединения к Конвенциям важно обеспечить согласованность в толковании и применении положений обеих Конвенций и российского семейного законодательства.
Основная цель Конвенции 1980 г. — обеспечить незамедлительное возвращение детей, незаконно перемещенных либо незаконно удерживаемых на территории иностранного государства, а также обеспечить, чтобы права опеки и доступа другого родителя, предусмотренные законодательством одного из договаривающихся государств, эффективно соблюдались в других государствах (ст. 1).
Понятие «похищение», применяемое в Конвенции, имеет значение, отличное от аналогичного понятия уголовного права. Деяние по похищению детей, содержащее признаки преступления, к предмету правового регулирования данной Конвенции не относится. Согласно анализируемой Конвенции действия родителя будут квалифицироваться как похищение при наличии следующих условий: 1) ребенок постоянно проживал в России (или другой стране — участнице Конвенции), при этом гражданство ребенка и родителей не имеет значения и не учитывается при вынесении решения о его возвращении; 2) ребенок перемещен или удерживается на территории иностранного государства с нарушением прав родительской опеки, при условии, что эти права эффективно осуществлялись до его перемещения; 3) ребенок не достиг 16-летнего возраста.
Датой перемещения будет считаться день, когда ребенок пересек государственную границу этой страны [13].
В случае отсутствия первого признака — места постоянного проживания ребенка, по мнению известного специалиста в области международного семейного права Н.И. Ма-рышевой, нужно использовать признак «преимущественного проживания» ребенка [6]. В законодательстве зарубежных государств используется понятие — «обычное проживание ребенка».
Если перемещение или удержание ребенка является незаконным, любое лицо вправе об-
ратиться за помощью в возвращении ребенка в соответствующий Центральный орган государства, в котором он проживал до этого или в которое он был вывезен.
Согласно Конвенции решение по данному вопросу должно быть принято в течение 6 месяцев после обращения соответствующих лиц. Следует учитывать, что сфера действия рассматриваемой Конвенции охватывает лишь гражданско-правовые отношения и распространяется на ситуации, когда целью незаконного перемещения или удержания ребенка является желание родителя осуществлять в отношении него права родительской опеки или доступа. Права опеки родителя могут возникнуть в соответствии с законом либо на основании судебного решения, а также на основании соглашения родителей (ст. 3).
Вместе с тем Конвенция не гарантирует безусловного возвращения всех похищенных детей. Если документы о возвращении ребенка поданы более чем через год после похищения, и он за это время успел адаптироваться к новым условиям, судебные и административные органы могут отказать в его возвращении. Кроме того, в возвращении ребенка может быть отказано, если существуют серьезные опасения, что это будет сопряжено с причинением вреда его физическому или психическому здоровью или приведет к ухудшению условий его жизни. Решая вопрос о возвращении ребенка, компетентные органы должны принимать во внимание возражения самого ребенка при условии достижения им соответствующего возраста. В соответствии с Семейным кодексом РФ такой возраст — 10 лет. В России согласно Постановлению Правительства РФ от 22 декабря 2011 г. № 1097 «О центральном органе, отправляющем обязанности, возложенные на него Конвенцией о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей», полномочия такого центрального органа возложены на Министерство образования и науки РФ. В соответствии со ст. 7 Конвенции центральный орган принимает в первую очередь меры по установлению местонахождения ребенка, который незаконно перемещен или удерживается.
Известный немецкий ученый Нитхаммер-Йергенс обратила внимание на то, что после присоединения Российской Федерации к Конвенции о гражданско-правовых аспектах меж-
дународного похищения детей 1980 г. ей нужно вести активную работу по разрешению практических проблем применения ее положений в судебной практике [4, с. 20]. Она также подчеркнула, что для эффективного применения Конвенции необходимо приведение законодательства государств-участников в соответствие с положениями Конвенции и установление приемлемого механизма ее исполнения на национальном уровне.
Кроме Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г. следует признать важнейшую роль в разрешении трансграничных семейных споров и Конвенции о юрисдикции, применимом праве, признании, исполнении и сотрудничестве в отношении родительской ответственности и мер по защите детей от 19 октября 1996 г., создающей действенный правовой механизм взаимодействия судебных органов различных государств при решении вопросов о возвращении детей, незаконно перемещенных или удерживаемых в иностранных государствах.
Нормы данной Конвенции применяются к детям с момента их рождения до достижения ими восемнадцатилетнего возраста вне зависимости от того, были ли они признаны полностью дееспособными в соответствии с действующим законодательством государства.
Конвенцией предусмотрено определение центрального органа государства-участника, правомочного принимать решения по защите прав и имущества ребенка; установлено право, на основе которого будут приниматься данные решения и защищаться родительские права, а также обеспечиваться признание и исполнение таких решений.
В статье 3 главы I «Сфера применения» Конвенции закрепляется перечень мер, направленных на защиту личных и имущественных прав ребенка:
1) мера по определению возникновения, осуществления, прекращения или ограничения родительской ответственности, а также порядка передачи ответственности другим лицам;
2) мера по установлению права опеки в целях заботы о личности ребенка, по определению места проживания ребенка с одним из родителей или другими лицами; по гарантированию права доступа к ребенку, в том числе взятию его на ограниченный период времени в
место, отличное от места обычного проживания ребенка.
В ст. 5 главы II «Юрисдикция» закреплено право судебных или административных органов государства, на территории которого находится ребенок (место обычного проживания ребенка), принимать меры, направленные на защиту личности или имущества ребенка, по своему усмотрению, независимо от его гражданства.
В ст. 7 этой же главы Конвенции закреплено, что даже если с территории иностранного государства ребенок был незаконно перемещен в другую страну или удерживается в ней, то судебные или административные иностранные органы сохраняют свою исключительную юрисдикцию принимать необходимые меры до тех пор, пока ребенок не приобретет место обычного проживания в другом государстве.
Здесь же дается толкование понятия «незаконное перемещение или удержание» ребенка — это есть нарушение полномочий органов опеки иностранного государства в отношении ребенка, даже если они возникли или должны были возникнуть в силу закона или на основании судебного или административного решения или вследствие соглашения, имеющего юридическую силу в соответствие с правом этого государства.
Из этого вытекает, что гражданин/гражданка какой-либо страны, прежде чем вывезти ребенка с территории иностранного государства в свою страну, должен/должна получить разрешение органов опеки этого государства на такой выезд, в противном случае впоследствии такое перемещение может быть признанно незаконным.
Кроме того, Конвенция устанавливает, что органы соответствующего государства не имеют право принимать никаких мер, кроме срочных, для защиты личности или имущества ребенка, пока сохраняется исключительная юрисдикция иностранных органов опеки, и только в исключительных случаях, если иностранный орган опеки сочтет, что органы другого государства способны лучше в конкретном случае определить наилучшие интересы ребенка, то он может делегировать часть своих полномочий по принятию мер защиты ребенка, которые сочтет необходимыми, путем направления напрямую запроса или через центральный орган своего государства.
В свою очередь заинтересованное государство может непосредственно или через центральный орган обратиться в компетентный орган иностранного государства места обычного проживания ребенка с запросом о получении полномочий на осуществление юрисдикции для принятия мер защиты, которые они сочтут необходимыми.
При этом меры по защите ребенка, принятые органами соответствующего государства, прекращаются, как только иностранные органы опеки приняли свои меры, необходимые в данной ситуации. Из этого вытекает, что решения этих органов в отношение ребенка могут быть отменены или прекращены и будут иметь законную силу только решения иностранных органов опеки.
В главе III анализируемой Конвенции «Применимое право» закрепляется, что иностранные органы опеки при осуществлении своих полномочий руководствуются только правом своей страны.
Российская Федерация присоединилась к Конвенции с двумя оговорками: недопустимость использования французского языка при отправке официальных сообщений в центральные органы РФ и признание исключительной юрисдикции органов РФ в вопросах принятия мер, направленных на защиту имущества ребенка, находящегося на территории РФ, а также сохранение права за РФ не признавать родительскую ответственность или какую-либо меру, если она несовместима с какой-либо мерой, принимаемой органами РФ в отношении этого имущества.
Для усиления защиты детей в нашей стране следует активизировать проведение научных и аналитических исследований по проблемам совершенствования судопроизводства по трансграничным семейным спорам. Поэтому представляется важным проведение научных конференций, посвященных анализу международно-правовых аспектов семейного права и защиты прав детей.
Настало время с целью усиления защиты детей введения в российское семейное законодательство следующих принципов: наиболее тесной связи, наиболее благоприятного права и «наилучших интересов ребенка», последний закреплен в важнейшем акте — Конвенции о правах ребенка 1989 г. и в других международ-
но-правовых документах. В российском законодательстве применяются в основном принципы «учета интересов ребенка»; «приоритета интересов ребенка».
Включение в российское законодательство принципа обеспечения «наилучших интересов ребенка» позволит достигнуть приоритета интересов ребенка перед интересами иных лиц, включая родителей, опекунов, попечителей и т. д. По нашему мнению, определение российскими судами и другими правоприменителями «наилучших интересов ребенка» должно рассматриваться в качестве составной части категории «основ правопорядка Российской Федерации», т. е. публичного порядка Российской Федерации (ст. 1193 третьей части ГК РФ — VI раздел; ст. 167 СК РФ), нарушение которого может являться основанием для отказа судьи в применении иностранного права. При этом судьи и другие правоприменители обязаны давать объективную и всестороннюю оценку «наилучших интересов ребенка».
Для достижения этой цели будет полезно установление более тесной связи судов, разрешающих трансграничные семейные споры, с правозащитными организациями. Для усиления защиты прав детей нужно более широкое информирование юридической общественности и населения о важнейших институтах материального и коллизионного международного частного права и институтах международного гражданского процесса, связанных с разрешением трансграничных семейных споров. Для этого требуется сближение норм материального международного частного права и процессуальных норм международного гражданского процесса. Нам представляется более предпочтительной модель законодательства Турции, Грузии и др. государств по правовому регулированию в одном законодательном акте правоотношений международного частного права и международного гражданского процесса.
С целью приведения российского законодательства в соответствие с положениями выше-рассмотренных Гаагских конвенций, по нашему мнению, имеется потребность разработки в Российской Федерации специального закона «О порядке исполнения поручений иностранных судов», отсутствие которого значительно осложняет деятельность судов при разрешении трансграничных семейных споров, наличие же
ст. 407 — «Судебные поручения» — в Гражданском процессуальном кодексе РФ недостаточно для регулирования этих отношений.
Кроме того, нами предлагается дополнить п. 2 ст. 407 ГПК РФ подпунктом 3 и изложить его в следующей редакции: «Поручение иностранного суда о совершении отдельных процессуальных действий не подлежит исполнению, если: «исполнение поручения противоречит «наилучшим интересам ребенка». Это необходимо сделать для выполнения международных обязательств РФ, установленных Конвенцией о правах ребенка 1979 г. по обеспечению «наилучших интересов ребенка».
Настало время ускорить унификации и гармонизации норм семейного законодательства Российской Федерации с положениями Гаагских конвенций 1980 г. и 1996 г. (касающихся «права опеки»; «обязанностей родителей»; «права доступа»; «юрисдикции»; «применимого права», «признания и исполнения решений и постановлений иностранных судебных органов»).
Нужно определить четкую иерархию применения судами норм различных международных договоров, закрепляющих международно-правовые регуляторы по защите прав детей, в процессе разрешения транснациональных семейных споров.
Возникла явная потребность в приведении в единую систему с целью создания самостоятельного правового комплекса весьма разнообразных норм внутреннего законодательства Российской Федерации по защите прав детей, у которых родители имеют различное гражданство, проживают на территориях разных стран, разводятся и оспаривают место проживания ребенка и правила общения с ним [5; 7].
Существует, по нашему мнению, также целесообразность при отсутствии между государствами-участниками спора Договоров о правовой помощи по семейным уголовным и гражданским делам признания принципа взаимности с целью выполнения судебных поручений. В VI части ГК РФ он закреплен в ст. 1189. Применение принципа взаимности часто используется американскими судами при рассмотрении трансграничных споров с участием лиц, чьим личным законом является российское право. В этом случае правоприменителям необходимо доказать, что данный принцип действует между данными государствами.
Кроме того, следует исключить имеющее место неоправданное игнорирование российскими правоприменителями Конвенции «О получении за границей доказательств по гражданским или торговым делам» от 18 марта 1970 г., основной целью которой является усовершенствование существующей системы исполнения судебных поручений и увеличения способов получения доказательств, и использовать ее в качестве международно-правового инструмента по защите прав детей при разрешении трансграничных семейных споров. Дело в том, что на практике для подтверждения исковых требований и обоснования возражений на иск в международном гражданском процессе стороны должны располагать необходимыми доказательствами.
В ситуации, когда источники доказательственной базы находятся на территории иностранного государства, возникают проблемы по их поиску и получению. Для истребования доказательств на территории иностранных государств необходимо обращаться в соответствующие государственные органы иностранного государства. Меры, предпринимаемые для получения доказательств, не всегда совпадают с интересами государства, на территории которого осуществляется получение доказательств. Трудности возникают в связи с имеющимися различиями в правовых системах государств, а также наличием или отсутствием в их правовых системах определенных институтов процессуального права. Гаагская конвенция о получении за границей доказательств по гражданским или торговым делам 1970 г. закрепила основы для создания единой системы пересылки и исполнения судебных поручений, а также предусмотрела, какие виды процессуальных действий должны быть совершены для сбора доказательств по гражданским делам на территории иностранного государства. Именно разработка этих норм позволила объединить вместе государств — участников Конвенции, принадлежащих к романо-германской и англосаксонской системам права. В данном международно-правовом акте предусмотрены нормы, направленные на гармонизацию различий в получении доказательств, имеющихся в законодательстве вышеназванных стран. Можно заключить, что в Гаагской конвенции 1970 г. заключены эффективные методы получения до-
казательств за границей. Положения Гаагской конвенции 1970 г. имеют важное практическое значение, поскольку суды, рассматривающие споры с участием иностранных лиц, все чаще сталкиваются с необходимостью привлечения определенных доказательств по семейному спору за границей, например получение свидетельств о браке, информации о движении денежных средств по счетам в иностранных банках и т. д. Россия присоединилась к Гаагской конвенции 1970 г. на основе Федерального закона от 12 февраля 2001 г. 11-ФЗ. Однако до сих пор не предприняты определенные действия для того, чтобы рассматриваемый международно-правовой акт стал применяться в России. В результате ссылки в судебных решениях на Гаагскую конвенцию 1970 г. даются редко. В заключение следует констатировать, что существует реальная потребность постоянно совершенствовать судебную практику государств по применению международно-правовых регуляторов по защите детей в процессе разрешения трансграничных семейных споров.
Литература
1. Гетьман-Павлова И.В., Касаткина А.С. Проблемы коллизионного регулирования брачно-семейных отношений в международном частном праве России // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2017. № 1. С. 92-110.
2. Ерпылева Н.Ю., Гетьман-Павлова И.В. «Реверс-ная (обратная) кодификация» международного частного права Румынии // Государство и право. 2014. № 3. С. 48-49.
3. Кабанов В. Конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей как компонент российского права // Семейное и жилищное право. 2014. № 1. С. 10-12.
4. Конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей. Научно-практический комментарий / отв. редакторы Н.В. Трегубович, О.А. Ха-зова. М.: СТАТУТ, 201б. С. 9-13.
5. Крашенинников П.В. Нужен ли России новый Семейный кодекс? // Семейное и жилищное право. 2017. № 1. С. 3-4.
6. Марышева Н.И. Семейные отношения с участием иностранцев. М.: Волтерс Клувер, 2007. С. 41.
7. Нечаева А.М. Особенности Судебной защиты семейных прав ребенка // Российская юстиция. 2017. № 8. С. 14-15.
8. Скакун О.С. Актуальные вопросы реализации международных договоров Российской Федерации в сфере защиты прав ребенка: автореф. ... дис. канд. юрид. наук. М., 2013. С. 14.
9. Трегубович Н., Семина Т. Конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г. в российской правовой системе регулирования семейных отношений // Семейное и жилищное право. 2012. № 5. С. б.
10. Тригубович Н.В. Толкование понятия «habitual residence» при применении статьи 4 Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г. // Семейное и жилищное право. 201б. № 3. С. 21-22; продолжение этой же статьи: Семейное и жилищное право. 201б. № 4. С. 22-23.
11. Федосеева Г.Ю. Брачно-семейные отношения как объект международного частного права Российской Федерации: автореф. ... дис. докт. юрид. наук. М., 2007. С. 28.
12. Beaumont P.R., Mc. Eleavy P.E. The Hague Convention on International Child abduction, Oxford University, 1999. Р. 1б.
13. Schuz R. The Hague Child Abduction Convention: a Critical Analysis. Oxford: Hart Publishing, 2013. Р. 142.
UPDATING LEGAL NORMS REGULATING TRANSBORDER FAMILY RELATIONSHIPS IN RUSSIAN LEGISLATION
Volova, Larisa I., Doctor of Law, Professor — Chair of International Law, Southern Federal University;
Honored Higher School Professor of Russia
ANNOTATION. The article suggests ways to improve Russian legislation concerning regulation of "family relationships with a foreign element". It proves the necessity for a wider use of such conflict rules as the rule of party autonomy and the rule of the closest relationship. The author also substantiates the need to enlarge the list of conflict rules and singles out Russian family law trends as far as regulation of transborder family relationships is concerned.
KEYWORDS: transborder family relationships; conflict rules; rule of party autonomy; rule of the closest relationship; parent-child relationships; list of conflict rules.
