CC BY
69
Д. О. Лабаури (Екатеринбург)
Проблема македонской национальной идентичности в идеологии Крсте Мисиркова (1902—1905)
В развитии македонской национальной идеи особое место занимает творчество Крсте Мисиркова, одного из лидеров «славяно-македонского» или македонистского движения, призывавшего в начале XX в. к национально-культурному возрождению македонских славян как отдельной нации. Изучение творчества Мисиркова в балканской историографии, к сожалению, достаточно политизировано и зачастую не отвечает требованиям объективного и взвешенного анализа. В отечественной же историографии оно лишь недавно стало предметом исследований'.
К. Мисирков родился в 1874 г. в славянской патриархистской семье в с. Постол на юге Македонии, где традиционно было сильно влияние Греции. В то время, несмотря на то, что между Македонией и Болгарией существовали уже достаточно ощутимые диалектные различия, Македония оставалась составной частью болгарской этноязыковой общности, а большинство македонских славян обладало болгарским самосознанием и самоидентификацией, что наиболее ярко проявилось в период болгарского национально-культурного возрождения, кульминацией которого стало создание в 1870 г. в рамках Османской империи независимой от греческой патриархии болгарской экзархии как особого церковного округа в болгарских этнических границах. Уже к 1875 г. границы экзархии охватывали территории современных Болгарии и Македонии. Однако длительный период эллинизации патриархией македонских болгар оставил свой след в виде специфической этносоциальной группы македонских славян патриархистов, которых меньше всего затронул процесс болгарского возрождения. В отличие от экзархистов национальное самосознание у них было лабильным, «размытым», а в ряде случаев греческим. Влияние именно этой патриархисткой среды сыграло не последнюю роль в формировании сознания молодого Мисиркова.
Годы учебы Мисиркова в греческом начальном училище, а затем в учебных заведениях Болгарии, Сербии и России стали для него временем поиска своей национальной идентичности. Знакомство с балканскими государствами и их экспансионистскими планами в отношении Македонии вызвало у него отторжение национально-культурной пропаганды, с помощью которой эти государства
стремились закрепить свое влияние в Македонии. «Борьба между Болгарией и Сербией за влияние в Македонии в итоге привела к развитию осознания того, что судьба Македонии должна остаться в руках македонцев, <...> у славянского македонского населения постепенно вызревало национальное самосознание», — писал он2.
Полагая, что названия болгар, сербов и греков являются лишь политическими «этикетками», навязываемыми македонскому населению соседними балканскими государствами, Мисирков и его сторонники с целью подчеркнуть македонскую национальную идентичность в качестве этнонима взяли определение «македонский славянин» или «славяно-македонец». В то время под определением «македонец» понимался именно македонский болгарин, поэтому их программа была посвящена национально-культурному возрождению «славяно-македонского» народа.
В этом направлении они встретили определенную поддержку со стороны Сербии, которая со второй половины 80-х гг. XIX в. в тактических целях взяла на вооружение идеологию македонизма. Данная идеология заключалась в утверждении через комплекс специальных мероприятий идеи македонской национальной самостоятельности. Это, по мысли идеологов сербской национальной пропаганды, позволило бы оторвать македонских славян от болгар в национальном плане, а следовательно, и в политическом, а затем с успехом их сербизировать3. Заслуги Сербии в македонском национальном «возрождении» неоднократно признавал сам Мисирков: «Наиболее сильным толчком к национальному пробуждению македонцев послужило начало сербской пропаганды в Македонии. <...> В начале своей пропаганды сербы намерены были наряду с болгарами включить Македонию в сферу своих интересов. Эта цель достигалась, <...> главным образом, иной постановкой вопроса о национальности македонских славян. <...> Сербские усилия рассмотреть македонский вопрос с научной точки зрения увенчались успехом. <...> Сербия воспитала целое поколение македонцев (т. е. славяно-македонцев. — Д. Л.), которое имело, имеет и будет иметь наибольшее значение в новой истории Македонии. <...> Сербское влияние благодатно для Македонии»4. В конце своей жизни он в очередной раз признавался: «Позавидовав болгарам, а также по некоторым другим теоретическим и практическим соображениям сербы начали оспаривать утверждения, <...> что македонцы — это болгары, и тем самым, первыми (курсив мой. — Д. Л.) выдвинули на повестку дня ученых вопрос об истинной национальности македонцев»5.
Согласно сербским идеологам македонизма обоснованием этнической идентичности македонцев должно было стать утверждение о равноудаленное™ центрального македонского диалекта и от
150
Д. О. Лабаури
сербского, и от болгарского языков6. Такое утверждение объясняло бы возможность создания самостоятельного македонского литературного языка, а в перспективе возможность развития особого македонского самосознания. Тезис о том, что македонский диалект представляет из себя «нечто среднее между болгарским и сербским языками», и был взят за основу «славяно-македонским» течением1. «Вопрос о языке, — указывал Мисирков, — один из самых важных при разрешении македонского вопроса»8. Другие же критерии национальной идентичности им принижались. Диалектные особенности, по мысли Мисиркова, свидетельствовали о наличии македонской этнической идентичности как почвы, на которой возможно создание македонской нации.
Следовательно, если исходить из понимания двух уровней идентичности: этнической (связанной с наличием у определенной группы населения определенных, присущих только ей этнических черт, в том числе диалектных и языковых особенностей) и национальной, связанной в первую очередь с национальным самосознанием, то Мисирков признавал наличие у македонских славян только первого уровня идентичности — этнической идентичности в виде македонских диалектных особенностей, тогда как для образования нации обязательно необходимо было наличие именно национальной идентичности.
Таким образом, для Мисиркова македонская нация существовала лишь в потенциале, и еще лишь только предстояло реализовать этот потенциал, претворив этническую идентичность македонцев в национальную. При этом этническая идентичность рассматривалась им как фундамент для строительства национальной идентичности. Говорить же о появлении македонской нации, т. е. о переходе македонских славян из разряда этноса, не осознающего свою самобытность, в разряд самостоятельной нации, согласно Мисиркову, можно было только после создания своего литературного языка и распространения македонского самосознания, что и провозглашалось главными целями «славяно-македонского» возрождения.
Эти выводы перекликались с мыслями сербского идеолога маке-донизМа Ст. Новаковича, утверждавшего, что процесс формирования македонских славян в отдельную нацию еще не завершился. «Задача современной эпохи, — писал он, — завершить это формирование с помощью современного просвещения, литературы и государства»9.
Помимо теории этнической идентичности македонцев Мисирков в качестве вспомогательной использовал теорию общности македонской судьбы, отличной от судьбы болгарского народа. Он указывал на благоприятные исторические условия, созданные Берлинским трактатом 1878 г. По его мнению, проведение границы между
Болгарией и Македонией в 1878 г. должно было способствовать ослаблению у македонских славян осознания общности судьбы с болгарами, сложившегося в ходе совместной с ними борьбы за освобождение. Ослабление «культурных» связей македонцев с болгарами и рост осознания ими особой македонской исторической судьбы должны были «повлечь вслед за дроблением Сан-Стефанской Болгарии в политическом отношении ее дробление и в этнографическом отношении». При этом выделение македонцев из болгарской этнической общности Мисирков рассматривал таким же объективным историческим процессом, как и образование из некогда единой южнославянской группы болгарского, «сербско-хорватского» и словенского народов|0.
Кроме того, одно из положений «славяно-македонской» теории, объясняющее моральное право македонцев на создание собственной нации, заключалось в том, что сербы и болгары своими правописными реформами сами отказались от своего этнического родства с македонцами. Мисирков и его сторонники поддерживали мнение, высказанное еще сербским ученым В. Ягичем, о том, что все южнославянские диалекты до образования сербского и болгарского литературных языков представляли собой последовательную цепочку, тянущуюся от Болгарии через Македонию и Сербию к Хорватии и Словении. В центре данной цепи находились македонские и близкие к ним диалекты, которые, по наивному предположению «славяно-македонцев», могли бы служить основой для единого южнославянского литературного языка и тем самым соединить всех южных славян «в одно национально-культурное целое». С созданием же сербского, основанного на герцеговинском диалекте, и болгарского, основанного на восточно-болгарских диалектах, литературных языков цепь южнославянских диалектов оказалась разорванной, а ее центральные македонские диалекты остались без внимания". Так, по словам Мисиркова, «языковая реформа Вука Караджича свела на нет возможность создания общего языка для сербов и македонцев», «возвела барьер между сербами и македонцами»12, а в 80-е гг. XIX в. такой же барьер между собой и македонцами своей реформой литературного языка создали болгары13. Последнее замечание Мисиркова могло претендовать на адекватное отражение действительности, если вспомнить, что после 1878 г. Болгария отказалась от опыта болгаро-македонских просветителей, в эпоху национального возрождения создававших болгарский литературный язык на основе их родного македонского диалекта, а в начале 90-х гг. XIX в. репрессиям со стороны режима Ст. Стам-болова подверглось движение так называемых «лозарей», возмущенных тем, что их македонские диалекты игнорируются в Болгарии, и стремившихся к тому, «чтобы болгарский литературный
