CC BY
269
УДК 94(5)
Е. Б. Баринова
проблема контактов китая с народами центральной азии в домонгольский период в отечественных и зарубежных исследованиях XIX-XX веков
История контактов Китая с центральноазиатскими государствами является важной составной частью во многих трудах по истории Китая. Сведения, касающиеся отношений западных цивилизаций со Среднекитайской равниной, содержатся в летописях почти всех периодов китайской истории. Большинство этих источников в силу важности их для некитайских востоковедов и историков переводилось на русский и западноевропейские языки и сопровождалось подробными комментариями. Общий объем археологического материала, большое количество предметов китайского импорта в инвентаре памятников на территории Средней Азии и выявленные элементы китайского влияния на материальную и духовную культуру подтверждают сопричастность Китая к событиям политической истории этих регионов.
Ключевые слова: Центральная Азия, Китай, домонгольский период, историография.
The problem of contacts between China and the peoples of Central Asia in Pre-Mongol period in domestic and foreign studies of XIX-XX centuries. ELENA B. BARINOVA (Institute of Ethnology and Anthropology, RAS, Moscow).
The history of contacts between China and Central Asian countries is an important part of many studies devoted to the history of China. The chronicles of almost all periods of Chinese history contain the information about China’s relations with other civilizations. Many of these sources were translated into Russian and other European languages and accompanied by detailed commentaries. The total amount of archaeological material, a large quantity of Chinese imports in ancient sites on the territory of Central Asia and elements of Chinese influence in the material and spiritual culture confirm that Chinese involvement in the events of the political history of this region was tangible.
Key words: Central Asia, China, the pre-Mongol period, historiography.
Средняя Азия и Южная Сибирь по своему географическому положению были наиболее удобными и активно действовавшими естественными перевалочными пунктами через Центральную Азию, поскольку на этом пути издревле проходили основные трассы, связывавшие Китай как с северными народами, так и с Римской империей и Византией. В связи с этим большое внимание в исследованиях отечественных и зарубежных специалистов уделено выявлению путей, форм и результатов влияния материальной культуры Китая на процессы инкуль-турации, формирования и развития культур среднеазиатских и южносибирских народов в период со II в. до н.э. до начала XIII в.
Из официальных источников наиболее известны китайские династийные истории. Во-первых, они наиболее близки к описываемым в них событиям и ситуациям по времени создания. Во-вторых, в большинстве династийных историй выявлены особые разделы, посвященные соседним Китаю государствам и народам. Внутри этих разделов на-
ходятся подразделы, уже конкретно описывающие положение в той или иной стране, у того или иного народа. Однако, как и в большинстве древних письменных источников, в этих описаниях много повторений данных, содержащихся в более ранних сочинениях того же рода, и не всегда ясна датировка. В силу важности этих источников для некитайских востоковедов и историков почти все они переводились на русский и западноевропейские языки.
Одним из первых в мировой науке Н.Я. Бичурин (Иакинф) дал сводку переводов данных из китайских источников, где помимо прочей информации содержатся известия по внешним связям Китая и по описанию народов Запада и Севера [1, 2]. Его переводы основных китайских источников «Цянь-ханьшу» («История ранней династии Хань»), «Хо-уханьшу» («История поздней династии Хань»), «Вэйшу» («История династии Вэй»), «Суйшу» («История суйской династии»), «Таншу» («История династии Тан») и др., по мнению Л.И. Дума-на, выполнены значительно лучше, чем авторами
БАРИНОВА Елена Борисовна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра евразийской археологии (Институт этнологии и антропологии РАН, Москва). E-mail: [email protected] © Баринова Е.Б., 2012
XVIII в., например Ж. Дегинем [63] или К. Висделу [88], которые давали лишь их пересказ. По точности и полноте использованных материалов труду Н.Я. Бичурина уступают и работы французских синологов А. Ремюза и Ю. Клапорта [7, с. 63].
К XIX в. относятся и переводы китайских источников французскими синологами С. Жю-льеном [74] и Э. Шаванном [59]. Первый собрал и прокомментировал содержащиеся в китайских хрониках сведения о тюрках с середины VI до X в. Э. Шаванн издал переводы сообщений о Западном крае, составил полный каталог сведений китайских источниках о западных тюрках, перевел китайские документы, найденные А. Стейном и др. [60, 61]. Много переводов и исследований было сделано П. Пелльё.
Н.В. Кюнер, крупный отечественный востоковед, уже пятьдесят лет тому назад в своем труде «Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока» нашел необходимым внести в исследования отечественных и зарубежных авторов частичные исправления и уточнения [33]. По замыслу книга Кюнера должна была служить дополнением и продолжением труда Бичурина, но переросла в самостоятельное сочинение, включив переводы разделов о восточных иноземцах из хроник «Вэйчжи» (из летописи «Саньгочжи» («Описание трех царств»)) и «Цзиньшу» («История династии Цзинь») и отрывки из других сочинений по этой тематике, не переведенные ранее.
Существуют библиографии переводов из китайских династийных историй и самих историй и сочинений. На русском языке это введение Кюне-ра к переизданию переводов Бичурина («Работы Н.Я. Бичурина (Иакинфа) над переводами китайских источников для “Собрания сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена”»), содержащее перечень 35 китайских работ. Оно содержит их краткую характеристику и подробное изложение содержания глав, посвященных соседям Китая. Существует и более полная работа такого рода «Библиография китайской литературы о народах Севера, Амура, Сибири, Монголии и Средней Азии», подготовленная Н.В. Кюнером к 1947 г.1
Большое значение в вопросах этнической идентификации археологических материалов сыграли переводы китайских источников В.С. Таскина [50, 51], древнетюркских рунических текстов С.Е. Ма-лова [42] и С.Г. Кляшторного [26].
Что касается археологических источников, то они многочисленны. Это прежде всего полные на-
1 Она осталась неопубликованной и хранится в архиве Института этнологии и антропологии РАН (Санкт-Петербург) [6, с. 6].
учные публикации памятников, которые могут служить основой для исследовательской работы, соответствующие альбомы находок и т.п. По полноте публикаций и хорошему воспроизведению вещей из них можно выделить серию «Archaeologia Опеп-(Тоа Коко Gakkai), изданную с развернутыми описаниями и переводами2. Несколько томов относятся к нашему региону.
Помимо этого в качестве источников важны отчеты и сообщения об осмотре и раскопках археологических памятников в интересующем нас регионе или публикации отдельных находок. Однако многие памятники не являются по-настоящему исследованными, а публикации не редко содержат лишь краткий перечень основных находок, с минимальными описаниями, а часто и без них.
Постановка основных теоретических проблем разработки концепций внешней политики Китая с древнейших времен стала актуальной во второй половине XX в., когда было накоплено и исследовано необходимое количество источников. В 1960-х годах вышли в свет две основополагающие работы, которые в наиболее обобщенном и систематизированном виде представили синоцентрическую концепцию строения мира, лежавшую в основе внешней политики Китая, начиная с конца I тыс. до н.э.
Т. Курихара посвятил свое исследование рассмотрению принятой в китайской официальной идеологии имперской доктрины устройства мира, известной как «универсальное государство /монархия/» или «мироустроительная монархия» [77]. Именно эта доктрина, получившая окончательное оформление в эпоху Хань, по мнению большинства исследователей, определяла характер взаимоотношений Китая с другими странами в течение большей части его истории. Эта доктрина опиралась на идею разделения мира на две части, разные по своим качествам: Китай, с одной стороны, и все остальные окружающие его территории, населенные варварами, с другой. Такое деление рассматривалось как единственно возможное состояние, определенное самой природой. Универсальной основой, связующей мир воедино, считалась власть императора, осуществлявшего мироустроительные функции, поддерживавшего правильное течение космических процессов и обеспечивавшего нормальное взаимодействие всех частей мира.
Изданная в 1968 г. книга «Китайский мировой порядок. Традиционные отношения Китая с другими государствами» [84] посвящена вопросам, связанным с проблемой взаимоотношений Китая
2 Archaeologia Orientalis (Tda Kdko Gakkai) / Text in Japanese, summaries in English. Tokyo; Kyoto: Toa-Koko-Gaku-Kwai (The Far-Eastern Archaeological Society), 1935-1954.
с другими государствами с древнейших времен до начала XX в. Как причину появления синоцентри-ческого восприятия мира Дж. Фэрбэнк выделяет осознание китайцами исторического «первенства» своей культуры. В традиционных китайских терминах Китай был центром мира, а другие народы занимали по отношению к нему периферийное положение. В сфере межгосударственных отношений эти представления воплотились в теорию зависимости правителей других государств от китайского императора.
Трактовка понимания китайцами внешних связей как «даннической системы» была высказана им в статье, написанной совместно с Сыюем Тэном «По поводу цинской даннической системы» [67]. Авторы пришли к мнению, что данная модель была связана в большой мере с представлениями китайцев об их культурном, а не политическом преобладании над окружающими народами.
Это, вероятно, можно объяснить тем, что китайцы воспринимали свою культуру не как китайскую, а как единственно возможную, и китайское государственное устройство также представлялось им имеющим универсальный характер. Это мнение было высказано Ван Гунъу [90] в работе, посвященной анализу свидетельств источников, прежде всего историй династий, касающихся взаимоотношений с Китаем народов, которые находились на качественно более низком уровне развития, чем китайцы.
Однако с критикой «синоцентризма» как единственной теории, характеризующей китайское ведение мира, выступил Ян Ляньшэн [92], который своим исследованием впервые поставил под сомнение широко распространенную в литературе точку зрения о том, что китайцы практически не имели никакого представления о других цивилизациях или не испытывали к ним никакого интереса. Он ссылается на китайские источники, в которых подробно и с большой точностью описывается Восточная Римская империя, Индия и другие государства.
В отечественной синологии большое внимание разработке вопросов китайской теории внешних связей уделяли Л.С. Переломов, А.А. Бокща-нин, А.С. Мартынов, Ю.Л. Кроль, С.Н. Гончаров, Л.И. Думан и многие другие.
А.А. Бокщанин считает, что китайскую теорию внешних связей можно охарактеризовать как теорию не «даннической», а «вассальной зависимости» других государств от Китая. Под «вассальной зависимостью» он подразумевает зависимость самого общего характера, как «зависимость низших от высшего» [3].
Л.И. Думан, исследуя истоки формирования системы китайских внешних связей, подчеркивал ее устойчивость. Функционирование системы вплоть до XX в. он объяснял тем, что данная система является лишь частью комплекса китайских представлений о мире [16-18].
Не противоречит этому мнение А.С. Мартынова, который считает что с эпохи Хань вплоть до 2-й половины XIX в. китайское общество пользовалось одной неизменной в своих главных чертах доктриной внешних сношений, которая была построена на принципе соответствия законов природы и общества [44, 45].
Ю.Л. Кроль в китайской модели мира выделяет не два элемента, как было принято раньше: Китай и варвары, а три, включая императора [27, 28]. Влияние мироустройтельной деятельности императора ослабевает по мере удаления от центра. Это, по мнению исследователя, свидетельствует об иерархической организации социума.
Основная научная дискуссия 1980-х годов развернулась вокруг возникшего еще в 1960-е годы в мировом китаеведении вопроса о том, являлась ли теория синоцентризма единственной в восприятии китайцами внешнего мира3. В России разработка этого вопроса получила отражение в материалах ежегодной конференции «Общество и государство в Китае». В ней приняли участие М.В. Крюков, А.С. Мартынов, Ю.Д. Кроль, С.Н. Гончаров. Не останавливаясь подробно на этой проблеме, скажем лишь, что стимулом для обсуждения послужила работа X. Франке [68], критиковавшего концепцию абсолютного синоцентризма и выявившего в истории Китая периоды (в частности УГ-ХП вв.), когда он находился в отношениях равенства с сильными соседями. М.В. Крюков, пойдя дальше, стал настаивать на существовании в эти периоды в Китае помимо теории синоцентризма другой равноценной ей теории, которая признавала законность такого положения, когда Китай был одним из двух государств, сопоставимых по своему статусу и связанных между собой узами родства [30].
В целом проблема концепций внешней политики Китая в древности и средневековье на данный момент находится в процессе решения.
Изучение и осмысление характера внешних связей Китая было одним из основных сюжетов традиционной китайской историографии с древнейших времен. С точки зрения анализа сведений источников о внешних контактах Китая наиболее изученным представляется время правления
3 Подробно этот вопрос рассмотрен в монографии М.В. Исаевой [23].
Ханьской династии, а также средневековый и позднесредневековый периоды китайской истории. Большое внимание внешнеполитическим вопросам, отраженным в китайских источниках, уделяли К.В. Васильев [4], Д.В. Деопик [11-13], А.М. Кара-петьянц [24], Ю.Л. Кроль [27, 28] и другие исследователи.
Культурным связям Китая с окружающими народами посвящены работы В. Эберхарда. Он изучает состояние культур кочевых народов, обычаи и нравы, обращая внимание на их влияние в древнем Китае [64-66].
Большая работа О. Латтимора посвящена китайско-варварским отношениям на различных исторических этапах. Большое внимание автор уделяет хозяйственным особенностям обитателей степи [78]. Эту тему продолжает сборник из шести статей, образующих хронологический ряд. Две первые статьи рассматривают отношения Китая с северными соседями до VIII в. [55]. Исследование Р. Креспигни детально исследует политические, военные и культурные отношения между Китаем и хунну при Поздней Хань [62].
В 1958 г. в журнале «Вестник истории мировой культуры» была опубликована статья, в которой известный историк Л.С. Васильев на основе обобщения свидетельств важнейших исторических памятников раскрывает культурные и торговые связи ханьского двора с соседними народами [5].
С 1960-х годов публиковались исследования Л.Н. Гумилева [10]. В своих довольно спорных, по сути, монографиях автор рассматривает историю взаимоотношений Китая с окружающими народами с привлечением переводов из древнекитайских летописей и, в частности, касается проблем отношений кочевых и оседлых народов с империей Хань.
В 1975 г. В.С. Таскин в статье «Отношения Китая с северными соседями в древности» [51] анализирует неизбежность связи и контакты древнекитайских оседлых народов с северными кочевыми народами под воздействием природных условий, раскрывает историческую неизбежность культурного и экономического взаимодействия, происходившего между Среднекитайской равниной и Великой степью.
Проблемы этнокультурных контактов Китая в масштабах всего Азиатского континента в разные периоды истории затронуты в серии коллективных монографий (М.В. Крюков, Л.С. Переломов, М.В. Софронов, В.В. Малявин, Н.Н. Чебоксаров), посвященных проблемам китайского этноса [29, 31, 32].
Как известно, практическое осуществление внешнеполитических доктрин и налаживание по-
стоянных связей с государственными образованиями Восточного Туркестана, Сибири, Средней Азии и др. стало возможным с открытием и началом активного использования трасс Великого шелкового пути, начиная со II в. до н.э.
Литература, посвященная истории Шелкового пути и его функционированию, чрезвычайно обширна. В работах А. Хюльзеве и М. Леве [73], Юй Инши [93], М.Г. Рашке [79] особое внимание уделяется изучению раннего периода истории Шелкового пути. Более обширная информация по проблемам взаимоотношений Китая с другими государствами, в том числе и по трассам Шелкового пути, содержится в исследованиях А. Стейна [82, 83], Ф. Бергмана [56], А. Хермана [71, 72], С. Уай-тфилд [91]. Среди работ китайских и японских ученых надо отметить Хуан Вэньби, К. Нагасава, Т. Окадзаки4, К. Сиратори [81].
Особый вклад в изучение проблем, связанных с осуществлением политических и торговых контактов по Шелковой дороге, внесли отечественные ученые. А.М. Мандельштам [43], А.М. Зелинский [21], И.В. Пьянков [47] рассматривали главным образом центральный участок Шелкового пути, проходящий через Памир. Е.И. Лубо-Лесниченко [38] не только проанализировал весь источниковый материал по этому вопросу, обобщил и систематизировал результаты исследований других ученых, но, главное, привлек обширный археологический материал (в частности, находки шелковых тканей), который, по его словам, является индикатором движения по Шелковому пути, а часто значительно дополняет противоречивые данные письменных источников.
Степень влияния какой-либо инородной культуры на формирующийся или уже сложившийся этнос необходимо оценивать в двух аспектах: объем и удельный вес импортных товаров в местных комплексах; проникновение инородных элементов (религиозных представлений, обрядов; новых отраслей ремесла, искусства, орнаментальных мотивов; технологий производства и т.д.) в местную среду, их адаптация и жизнеспособность.
В связи с этим особого внимания заслуживают работы ученых по исследованию отдельных статей китайского импорта: прежде всего шелка, изделий из металла (монет, зеркал), лаковых изделий, посуды и т.д.
Наибольшее внимание отечественных и зарубежных исследователей было уделено, естественно, шелку. Во-первых, техническим и культурным
4 Эти работы автору данного исследования знакомы преимущественно по аннотациям, ссылкам и резюме на западноевропейских и русском языках.
ИСторИя
аспектам его производства, во-вторых, роли шелка как важной статьи китайского импорта, в-третьих, процессу распространения шелководства вначале в Восточном Туркестане, Сибири и Средней Азии, а затем в Иране и Средиземноморье.
Интерес к шелководству, производству шелковых тканей и их распространению объясняется также обилием письменных источников, содержащих сведения по этим вопросам, а также огромным количеством накопленного археологического материала.
Основной материал содержится в памятниках древней китайской классической литературы, энциклопедиях, сборниках и, главное, династийных историях, свод которых был приведен Е.И. Лубо-Лесниченко [38, с. 8-12].
Именно с анализа сведений, имеющихся в сочинениях, началось изучение древнекитайских шелковых тканей. Еще в XVIII в. Жэнь Дачунь написал работу «Объяснения шелковым тканям» («Ши цзэн»), где акцентировал внимание на выявлении типов и наименований шелковых тканей, встречающихся в древних китайских письменных источниках.
В XX в. начато изучение проблем, связанных с шелком на основе археологических источников. Первые материалы опубликованы А. Стейном по южному участку Шелкового пути [82, 83]. В 1924-1925 гг. Монголо-Тибетская экспедиция Русского Географического общества под руководством П.К. Козлова исследовала в Северной Монголии памятник рубежа н.э. Ноин-Улу, давший богатейший материал шелков, который был проанализирован в Институте исторической технологии ГАИМК [52].
Шелк был главным товаром, шедшим на экспорт, и играл значительную роль во внешней политике Китая. Именно на этот его аспект обратил внимание К. Рихтгофен, введший в 1970-х годах
XIX в. термин «шелковый путь», рассматривая вопросы прохождения и функционирования торговых путей, связывавших Китай с близлежащими и отдаленными регионами [80]. Результатом активных контактов по Шелковому пути стало распространение шелководства в Восточном Туркестане, Средней Азии, а затем в Иране и Средиземноморье. Этот процесс рассматривался Р. Хеннином [70] А.А. Иерусалимской [22], X. Вадой [89], Е.И. Лубо-Лесниченко [37, 38, 41] и другими учеными.
В уже упомянутой выше монографии «Китай на Шелковом пути» Е.И. Лубо-Лесниченко дал подробный анализ технологических и орнаментальных особенностей китайских шелковых тканей; выявил центры их производства на территории Китая; на
основе археологических и письменных материалов проследил направления распространения шелков за пределы Империи; собрал воедино и систематизировал большую часть находок шелковых тканей и изделий из них на всех участках Шелкового пути [38].
Важной статьей китайского импорта были зеркала. Наряду с другими видами вывозимых товаров они дают ценнейший материал по истории внешних связей Китая. Зеркала неоднократно копировались, что способствовало усваиванию и переработке орнаментальных мотивов и сюжетов и обогащало искусство отдаленных от Китая районов. К '^1-^ вв. до н.э. относятся наиболее древние упоминания о зеркалах в письменных памятниках «Шицзине», «Шуцзине» и «Цзочжуани» [75]. Первые сведения о находках китайских зеркал на территории Южной Сибири и Средней Азии относятся к XVII-XVIII вв. - в книге голландца Н. Вит-сена, в сочинении пленного шведского офицера Ф. Страленберга. Несколько зеркал было в коллекции Д. Мессершмидта, он приобрел их во время путешествий 1720-1732 гг. Эта коллекция известна по рисункам художников XVIII в., хранящимся в архиве Российской академии наук [53].
Наиболее древние китайские зеркала периода Чжаньго (V—III вв. до н.э.) были изучены Н. Барнардом [54]. Проблеме типологии и датировки китайских зеркал также посвящено несколько работ Б. Калгрена (до конца Западной Хань - I в. н.э.) [75, 76]. В одной из своих работ он подчеркивает, что китайские зеркала отличаются чистотой металла. Это было обусловлено их ритуальномагическими свойствами, что часто находило отражения в надписях на зеркалах [75]. Тематика Б. Калгрена была продолжена А. Буллингом [57], Л. Вандермейрсом [87], С. Каманном [58] и Н. Томсоном [85], известным японским специалистом С. Умехарой [86].
Среди отечественных исследователей надо отметить обобщающее исследование Г.Г. Стратано-вича [49]. Он считал, что в древнем и раннесредневековом Китае бытовали три различных по форме типа зеркал: с ручкой (женские), плоские с отогнутым наружу бортиком (в древности они были вогнутыми), слегка чечевицеобразные (мужские). Довольно много китайских зеркал различных периодов было найдено при раскопках памятников Средней Азии и Южной Сибири. Б.А. Литвинский собрал воедино часть материал из археологических отчетов и систематизировал находки китайских зеркал на территории Средней Азии, уделяя преимущественное внимание образцам из Ферганы [35]. Китайские зеркала, найденные в Ферга-
не, стали объектом исследования Н.Г. Горбуновой [8, 9].
М.П. Лаврова занималась комплексным исследованием китайских зеркал, найденных за пределами Китая, хранящихся в коллекции Русского музея [34]. Аналогичную работу проделал Е.И. Лу-бо-Лесниченко на основе материалов, собранных в Государственном Эрмитаже, музеях на территории России, Средней Азии, зарубежных коллекциях [36, 39, 40].
Датировкам бронзовых зеркал, найденных в хуннских погребениях, большое внимание уделил Ц. Доржсурен [15]. Опираясь на исследование М.П. Лавровой, он изучал тип ханьских зеркал 'ПЛ/, которые были найдены на памятниках Средней Азии и Южной Сибири.
В этой же книге Ц. Доржсурен привел подробный анализ китайских бронзовых монет, уделив особое внимание специфическим особенностям разновидностей монет «у-шу», выпускавшихся в Китае на протяжении восьми сотен лет (с 118 г. до н.э. до 618 г. н.э.) [14, 15]. Проникновению китайских монет на Запад посвящены работы О.И. Смирновой [48], Е.В. Зеймаль [20], Б.А. Лит-винского [35] и др. На основе находок большого количества китайских монет5 в Минусинской котловине С.В. Киселев проследил периодичность и интенсивность связей киргизов с Китаем, связав эти связи с политическими событиями в регионе [19, 25].
Одним из аспектов китайского влияния на культуру Запада стало проникновение некоторых технологических особенностей и орнаментальных мотивов в изготовление серебряных блюд, чаш, кувшинов и т.д., особенно успешно это было восприняты среднеазиатскими мастерами-торевтами. Большое внимание исследованию орнамента на китайских изделиях из серебра и разработке его хронологии для VIII-IX вв. уделил Б. Гилленсворд [69]. Принимая во внимание результаты его исследований и опираясь на археологические находки на памятниках Средней Азии и Южной Сибири, Б.И. Маршак собрал довольно значительный материал по аналогиям и заимствованиям из китайского искусства в западной торевтике [46].
Степень обеспеченности фактическим материалом (большое количество предметов китайского импорта, найденного в инвентаре исследованных памятников, и выявленные элементы китайского влияния на материальную и духовную культуру западных и северных народов), достижения отечественной и зарубежной науки дают нам возможность
5 Например, коллекция танских монет насчитывает более 300 экземпляров [19, с. 160].
выделить в истории Средней Азии пласт ее взаимодействия с китайской цивилизацией.
Многокомпонентность формирования любой цивилизационной общности, в том числе среднеазиатской, позволяет показать прозрачность рамок древних культур и дает возможность выделить основные и второстепенные каналы проникновения инородного, в данном случае китайского, влияния. Для современной науки актуальным становится изучение не только культурных форм, но и причин их исторической устойчивости, а также основных векторов их трансформации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1-2. М.; Л.: Наука, 1950. 759 с.
2. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии / сост. Л.Н. Гумилев, М.Ф. Хван. Чебоксары: Чуваш. госиздат, 1960. 758 с.
3. Бокщанин А.А. Китай: Средневековье // История народов Восточной и Центральной Азии. М., 1986. С. 169-208.
4. Васильев К.В. Планы сражающихся царств. Исследование и переводы. М.: Наука, 1969. 255 с.
5. Васильев Л.С. Культурные и торговые связи ханьского Китая с народами Центральной и Средней Азии // Вестн. истории мировой культуры. М., 1958. № 5. С. 37-38.
6. Воробьев М.В. Маньчжурия и Восточная Внутренняя Монголия (с древнейших времен до IX в. включительно). Владивосток: Дальнаука, 1994. 410 с.
7. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье / под ред. С.Л. Тихвинского, Б.А. Литвинского. М.: Наука, 1988. 456 с.
8. Горбунова Н.Г. Бронзовые зеркала кугайско-карабулак-ской культуры Ферганы // Культурные связи Средней Азии и Казахстана (древность и средневековье). М., 1990. С. 45-50.
9. Горбунова Н.Г. Кугайско-Карабулакская культура Ферганы // Сов. археология. 1983. № 3. С. 23-46.
10. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: Айрис-пресс, 2004. 560 с.
11. Деопик Д.В. Гегемония и гегемоны по данным «Чунь-цю» // Государство и общество в Китае. М.: Наука, 1978. С. 11-20.
12. Деопик Д.В. Некоторые тенденции социальной и политической истории Восточной Азии в ¥!!!-¥ вв. до н.э. // Китай. Традиции и современность. М.: Наука, 1976. С. 83-128.
13. Деопик Д.В. Опыт количественного анализа древней восточной летописи «Чуньцю» // Математ. методы в историко-экономических и историко-культурных исследованиях. М.: Наука, 1977. С. 144-190.
14. Доржсурен Ц. Раскопки могил хунну в горах Ноин-Ула на реке Хуни-гол (1954-1957) // Монгольский археол. сборник. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 36-44.
15. Доржсурен Ц. Умард Хунну. Уланбаатар, 1961. 111 с.
16. Думан Л.И. Внешнеполитические связи древнего Китая и истоки даннической системы // Китай и соседи в древности и средневековье. М.: Наука, 1970. С. 18-29.
17. Думан Л.И. Традиции во внешней политике Китая // Роль традиций в истории и культуре Китая. М.: Наука, 1972. С. 27-29.
18. Думан Л.И. Учение о Сыне Неба и его роль во внешней политике Китая // Китай: традиции и современность. М.: Наука, 1976. С. 28-51.
19. Евтюхова Л.А., Киселев С.В. Открытия Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1939 г. // Вестн. древней истории. 1939. № 4. С. 159-168.
20. Зеймаль Е.В. «Сино-кхароштийские монеты» (к датировке Хотанского двуязычного чекана) // Страны и народы Востока. М.: Наука, 1971. Вып. 10. С. 109-120.
21. Зелинский А.М. Древние пути Памира // Страны и народы Востока. М.: Наука, 1964. Вып. 3. С. 99-119.
22. Иерусалимская А.А. «Великий Шелковый путь» и Северный Кавказ (к выставке «Сокровища искусства Древнего Ирана, Кавказа, Средней Азии»). Л.: Наука, 1972. 14 с.
23. Исаева М.В. Представление о мире и государстве в Китае в ПІ—VI вв. По данным «нормативных историописаний». М.: ИВ РАН, 2000. 263 с.
24. Карапетьянц А.М. «Чуньцю» в свете древнейших китайских источников // Китай: государство и общество. М.: Наука, 1977. С. 46-61.
25. Киселев С.В. Из истории торговли енисейских кыргыз // Краткие сообщения Института истории материальной культуры Академии наук СССР. 1947. № 16. С. 94-96.
26. Кляшторный С.Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии. М.: Наука, 1964. 214 с.
27. Кроль Ю.Л. Китайцы и «варвары» в системе конфуцианских представлений о вселенной // Народы Азии и Африки. 1978. № 6. С. 45-58.
28. Кроль Ю.Л. Пространственные представления в полемике ханьских мыслителей (по материалам трактата «Янь те лунь») // Общество и государство в Китае: 6-я науч. конф. М., 1975. № 1. С. 117-128.
29. Крюков М.В., Переломов Л.С., Софронов М.В., Чебокса-ров Н.Н. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М.: Наука, 1983. 416 с.
30. Крюков М.В. Китай и соседи: две традиционные модели взаимоотношений // Общество и государство в Китае: 11-я науч. конф. М., 1980. № 2. С. 15-38.
31. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В. Китайский этнос в средние века. М.: Наука, 1984. 335 с.
32. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В. Китайский этнос на пороге средних веков М.: Наука, 1979. 328 с.
33. Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М.: Изд-во АН СССР, 1961. 391 с.
34. Лаврова М.П. Китайские зеркала ханьского времени (Из собрания Русского музея) // Материалы по этнографии. Л., 1927. Т. 4. Вып. 1. С. 1-14.
35. Литвинский Б.А. Орудия труда и утварь из могильников Западной Ферганы. М.: Наука, 1978. 216 с.
36. Лубо-Лесниченко Е.И. Бронзовые зеркала Минусинской котловины в предмонгольское и монгольское время // Страны и народы Востока. М., 1969. Вып. 8. С. 70-78.
37. Лубо-Лесниченко Е.И. Древние китайские шелковые ткани и вышивки V в. до н.э. - III в. н.э. в собрании Государственного Эрмитажа. Каталог. Л.: Гос. Эрмитаж, 1961. 68 с.
38. Лубо-Лесниченко Е.И. Китай на Шелковом пути. М.: Вост. лит., 1994. 328 с.
39. Лубо-Лесниченко Е.И. Китайские бронзовые зеркала с изображением животных и винограда в собрании Эрмитажа // Сообщения Государственного Эрмитажа. Л.: Гос. Эрмитаж, 1971. Вып. 32. С. 47-51.
40. Лубо-Лесниченко Е.И. Привозные зеркала Минусинской котловины. К вопросу о внешних связях населения Южной Сибири. М.: Наука, 1975. 165 с.
41. Лубо-Лесниченко Е.И. Тканые узоры // По следам памятников истории и культуры народов Киргизстана. Фрунзе: Илим, 1982. С. 78-86.
42. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 287 с.
43. Мандельштам А.М. Материалы к историко-географическому обзору Памира и припамирских областей с древнейших времен до Х в. н.э. Сталинабад: АН ТаджССР, 1957. 291 с.
44. Мартынов А.С. О двух типах взаимодействия в традиционных китайских представлениях о государстве и государственной деятельности // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. М.: Наука, 1970. С. 90-92.
45. Мартынов А.С. Представление о природе и мироустрои-тельных функциях власти китайских императоров в официальной традиции // Народы Азии и Африки. 1975. № 5. С. 72-82.
46. Маршак Б.И. Согдийское серебро. М.: Наука, 1971. 191 с.
47. Пьянков И.В. «Шелковый путь» от Гиераполя в Серику (среднеазиатский участок) // Памироведение. Душанбе: Дониш, 1985. Вып. 2. С. 125-140.
48. Смирнова О.И. Каталог монет с городища Пенджикент. М.: Вост. лит., 1963. 201 с.
49. Стратанович Г.Г. Китайские бронзовые зеркала: их типы, орнаментация и использование // Тр. Ин-та этнографии: Н.С. М.: Изд-во Ин-та этнографии, 1961. Т. 73. С. 43-78.
50. Таскин B.C. Материалы по истории сюнну. М.: Наука, 1973. Вып. 2. 168 с.
51. Таскин В.С. Отношения Китая с северными соседями в древности // Проблемы Дальнего Востока. М., 1975. № 3. С. 147-156.
52. Тихонов Н.П. Обработка древних тканей фотоаналитиче-ским путем // Сообщ. Государственной академии истории материальной культуры. М.: ГАИМК, 1931. № 1. С. 17-19.
53. Шафрановская Т.К. Сокровища кунсткамеры (по рисункам художников XVIII в.) // Сов. археология. 1965. № 2. С. 147-156.
54. Barnard N. Bronze casting and Bronze Alloys in Ancient China. Tokyo: Monumenta Serica and National University of Canberra, 1961. 176 p.
55. China und die Fremden. 3000 Jahre Auseinandersetzung in Krieg und Frieden / Ed. W. Bauer. Munchen: C.H. Beck, 1980.
56. Bergman F. Archaeological Researches in Sinkiang Especially the Lop-Nor region // Reports from the Scientific Expedition to the North-Western Provinces of China under the Leadership of Dr. Sven Hedin. Publication 7. Archaeology Stockholm, 1939. P. 126-147.
57. Bulling A. The Decoration of Mirrors of the Han Period. A Chronology // Ascona: Artibus Asiae. 1960.
58. Cammann S. The Lion and Grape Patterns on Chinese Bronze Mirrors // Artibus Asiae. Ascona, 1953. Vol. 16, N 4.
59. Chavannes E. Documents sur les Tou-kiue (Turks) occidentaux. // Сб. трудов Орхонской экспедиции Академии наук. Т. 6. СПб., 1903. 399 с.
60. Chavannes E. Les pays d’Occident d’apres le Wei-lio // T’oung Pao. Ser. 2. 1905. Vol. 6.
61. Chavannes E. Mission archeologique dan la Chine Septentronale. Paris, 1909.
62. Crespigny R. De Northern Frontier: The Politics and Strategy of the Later Han Empire // Faculty of Asian Studies Monograph: N. S. Canberra, 1984. N 4.
63. Deguignes J. Histoire generale des Huns, des Turcs. des Mongols et des autres Tartares occidentaux avant et depuis Jesus Christ jusqu’a present. T. 1-2. Paris, 1756.
64. Eberhard W. Das Toba-Reich Noidchinas. Eine soziologische Untersuchung. Leiden, 1949.
65. Eberhard W. Kultur und Siedlung der Randvolker Chinas // T’oung Pao. Supplement au Tome 36. Leiden, 1942.
66. Eberhard W. Localkulturen in alten China. T. 1-2. Leiden, 1942.
67. Fairbank J.K., Teng S.Y. On the Ch’ing Tributary System // Harvard J. of Asiatic Studies. 1941. Vol. 6, N 2. P. 135-246.
68. Franke H. Treaties between Sung and Chin // Sung Studies. 1970. N 1.
69. Gyllensvard B. T’ang Gold and Silver. Goteborg, 1958.
70. Henning R. Die Einfuhrung der Seindenraupenzucht im Byzantinerreich // Byzantinishe Zeitschrift. Bd 33. Berlin; Leipzig, 1933.
71. Herrmann A. Das Land der Seide und Tibet im Lichte der Antike. Lpz., 1938.
72. Herrmann A. Die Alten Seidenstrasse zwischen China und Syrien. Berlin, 1910.
73. Hulsewe A.F., Loewe M.A.N. China in Central Asia. Leiden, 1979.
74. Julien S. Documents historiques sur les Tou-kioue (Turcs) // J. Asiatique. Ser. 6. P., 1864. Vol. 3.
75. Karlgren B. Early Chinese Mirror Inscriptions // Bulletin of the Museum for Far Eastern Antiquities. 1934. N 6. P 137-162.
76. Karlgren B. Huai and Han // Bulletin of the Museum for Far Eastern Antiquities. Stockholm, 1941. N 13.
77. Kurihera Tomonobu. Studies on the History of the Ch’in and Han Dynasties. Yoshikawa Kobunkan, 1960.
78. Lattimore O. Inner Asian Frontiers of China. Boston, 1962.
79. Raschke M.G. New Studies on Roman Commerce with East // Aufstieg und Niedergang der Romischen Welt. Geschichte und Kultur Roms im Spiegel der neueren Forschung.
II. Principat, 9.2. Hrsg. H. Temporini, Walter de Gruyter. Berlin; New York, 1978. P. 604-1378.
80. Richthofen K. China. B., 1877. Bd 1.
81. Shiratori Kurakichi. The Geography of Western Regions // Memoirs of the Research Department of the Toyo Bunko (Oriental Library). Tokyo, 1956. N 15.
82. Stein A. Ancient Khotan: Detailed Report of Archaeological Exploration in Chinese Turkestan. Oxf., 1907. Vol. 1/2.
83. Stein A. Innermost Asia: Detailed Report of Explorations in Central Asia, Kansu and Eastern Iran. Oxf., 1928. Vol. 1/3.
84. The Chinese World Order. Traditional China’s Foreign Relations / Ed. Fairbank John K. Cambridge, 1968.
85. Thomson N. The Evolution of the T’and Lion and Grape Vine Mirror // Artibus Asiae. Ascona, 1967. Vol. 29. N 1.
86. Umehara S. The late Mr. Moriva’s collection of ancient Chinese mirrors // Artibus Asiae. 1955. Vol. 17. Pt 3-4.
87. Vandermeersch L. Les miroirs de bronze du Musee de Hanoi // Publications de l’Ecole Franpaise d’Extreme-Orient. Paris, 1960. Vol. 46.
88. Visdelou C. Histoire abregee de la Tartarie // Bibliotheque Orientale. Paris, 1979.
89. Wada Hiroshi. Prokops Ratselwort Serindia und die verplanzu-ng des Seindenbaus von China nach dem ostromischen Reich. Koln, 1970.
90. Wang Gungwu. Early Ming Relations with Southeast Asia: A Background Essay // The Chinese World Order. Cambridge. 1968.
91. Whitfield S. Life along the Silk Road. London, 1999.
92. Yang Lien-sheng. Historical notes on the Chinese World Order // The Chinese World Order. Cambridge, 1968.
93. Ying-shi Yu. Trade and Expansion in Han China. Berkeley-Los Angeles, 1967.
