мытый: руки немытые - 3,6; 4) вымазан: мизинцы -3,0; 5) забинтован: мизинцы - 3,0; 6) обрит: затылок - 4,8; 7) стрижен: волосы - 3,4; 8) свезен: локоть - 11,1; 9) крашен: волосы - 3,4; рот - 2,3; 10) накрашен: ресницы - 33,3; ноготь - 11,6; губа - 10,0; глаз - 0,5; 11) одет: тело - 4,0; туловище - 2,5; 12) обнажен: тело - 2,0; 13) забинтован: нога забинтована - 2,8; 14) отражен (в значении 'стать внешне выраженным'): душа - 0,9. Из числа причастий-СК указанной семантики наиболее частотным оказалось причастие-СК накрашен при П-соматизме ресницы (ресницы накрашены - 33,3).
Четвертая группа - страдательные причастия-СК прошедшего времени, обозначающие исходную готовность части тела к выполнению функции, осознаваемой для нее наиболее естественно типичной. Эта группа немногочисленна и составляет всего 2,3 %: 1) открыт: глаз - 3,6; 2) закрыт: глаз - 3,1; 3) не закрыт: глаз - 0,5; 4) развит: тело - 2,0; 5) разогрет: мышцы - 4,5. Вершинная частотность в этой группе связана с причастием разогрет, зафиксированным при П-соматизме мышцы (мышцы разогреты - 4,5).
Пятая группа - страдательные причастия-СК, обозначающие превышение нормы функциональных возможностей части тела и составляющие 0,9 %. Среди них наиболее частотны: язык подвешен (если человек умеет говорить лучше, чем многие) - 3,0; глаз наметан - 0,5 (если человек на глаз определяет лучше, чем многие).
Ассоциативная сочетаемость П-соматизмов и действительных причастий-СК прошедшего времени. Действительные причастия в отличие от страдательных при мгновенной реакции обычно не употребляются в функции присвязочной части СК. Исключения единичны и касаются только некоторых действительных причастий-СК, употребленных, как и рассмотренные страдательные причастия-СК, в форме прошедшего времени совершенного вида: волос выпавший - 4,2; брови сросшиеся - 4,0; бровь сросшаяся - 3,0; щека распухшая - 3,6 и т.д. Как видно, круг П-соматизмов, осознаваемых как активных, весьма узок (волос, бровь/брови, щека и некоторые другие).
Итак, полученные ассоциативные сочетаемости соматизмов-П и причастий-СК позволили выявить выражаемую ими долю значимого минимума признаков стереотипов частей тела, наиболее прочно закреп-
ленную в памяти носителей русского языка. Частотная иерархия этих признаков позволяет представить степень их значимости для анализируемых стереотипов. Ядро в рассматриваемой доле минимума (сали-ентных [5, с. 12]) признаков составляют признаки, обозначающие «разрушение» (в широком смысле) названной части тела и выражаемые страдательными причастиями-СК совершенного вида прошедшего времени (кость сломана и др.), - 47,4 %. Центр представлен этими же причастиями-СК со значением 'изменение пространственных характеристик частей тела в связи с отклонением их положения от естественного' (шея повернута, кулак сжат, колено сжато и др.) - 37,2 %. Периферия, которая склонна к расширению, поскольку речь идет об ассоциативности, включает причастия-СК со значением: 1) изменение поверхности частей тела (ресницы накрашены) -9,3 %; 2) готовность части тела к выполнению функции, осознаваемой для нее наиболее естественно типичной (глаз открыт), - 2,3 %; 3) превышение функциональных возможностей части тела (язык подвешен - 'человек говорит лучше многих') - 2,3 %. К периферии относятся также все признаки, выражаемые действительными причастиями-СК прошедшего времени (волос выпавший, брови сросшиеся и др.).
Таков минимум значимых признаков, свойственных одной из сторон стереотипов фрагмента языковой картины мира «Части тела человека» и выражаемых причастиями-СК, а также его структура.
Литература
1. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингво-культурология. М., 2002.
2. Иорданская Л.Н. Лингвистика частей тела // Семантика, лингвистика, поэтика. К 100-летию со дня рождения А. А. Реформатского. М., 2004.
3. Маслова В.А. Лингвокультурология. М., 2004.
4. Зарубина Н.Д., Леонтьев А.А. О методике ассоциативного словаря // Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. А.А. Леонтьева. М., 1977.
5. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемости. М., 2000.
6. Караулов Ю.Д. Показатели национального менталитета в ассоциативно-вербальной связи // Языковое сознание и образ мира. М., 2000.
2 октября 2006 г.
Таганрогский государственный педагогический институт
© 2006 г. Н.И. Герасимова
ПРОБЛЕМА ИССЛЕДОВАНИЯ «ХАРАКТЕРНОГО» В ЯЗЫКЕ И МЫШЛЕНИИ
Каждый язык уникален. Специфичность языка осознается уже на интуитивном уровне. Вместе с тем довольно трудно ответить на вопрос о том, что именно позволяет нам с уверенностью говорить о «специфическом» или «характерном» в каждом конкретном языке. Например, о специфически «русском» или специфически «французском» в языке и мышлении. Этот, казалось бы, простой вопрос до настоящего времени не получил научного разрешения. Для тех научных дисциплин или сфер практической деятель-
ности, где культурная специфика языка и мышления осознается как значимый факт, выявление и изучение «характерного» по-прежнему остается актуальным направлением научной деятельности. В частности, в компаративных исследованиях, осществляемых в пе-реводоведении, где сохранение «духа» подлинника является одной из важнейших задач перевода.
В нашей работе предпринимается попытка проанализировать основные подходы к исследованию «специфического» в языке и мышлении. Рассматривая
опыт изучения специфики языка и мышления, мы остановимся лишь на тех моментах истории вопроса, которые являются существенными для целей данной работы.
Термин «лингвистическая характерология» (lingvisticka Charakterologie) впервые употребил чешский лингвист Вилем Матезиус (Пражский лингвистический кружок) [1]. Однако начало исследования языковой специфики следует отнести к более раннему периоду - ко времени появления лингвистических работ Вильгельма фон Гумбольдта. Немецкий философ и лингвист полагал, что «окраска и характер» языка определяются «индивидуальной неповторимостью того способа, каким дух выражает себя через язык» [2, с. 167].
Существенно, что осмысление проблемы «множественности» происходило в русле философской традиции, для которой не свойственно четкое выделение предмета исследования и соответствующих ему научных методов. Несмотря на это, работы В.Гумбольдта имели огромное значение для становления лингвистической типологии. Мысль о том, что «язык является «продуктом инстинкта разума» [2, с. 314] и «непроизвольной эманацией духа» народа [2, с.49], вызвала появление интереса к исследованию «характера языка». В лингвистической типологии после В.Гумбольдта «специфическое» и «особенное» стало пониматься как «характерное», т.е. выражающее «характер» языка. Языки в работах последователей В.Гумбольдта характеризовались не сами по себе, но как представители определенного языкового типа (характерология языковых типов).
Следует отметить, что до В.Гумбольдта «особенное» в языке и мышлении не возводилось в ранг философской или филологической проблемы и изучалось главным образом в рамках теории универсалий. В лингвистике все «специфическое» или «культурно обусловленное» исследовалось в качестве одной из реализаций «общего». В качестве языковой универсалии можно выделить два основных типа теоретических построений: теоретические абстракции, моделирующие язык со всеми признаками каждого из реально существующих или возможных языков; теоретические реконструкции языка-основы (праязыка).
Яркий пример языковой универсалии дает нам библейская притча о смешении языков, ранее образующих единый Логос. Французский «лингвистический философ» ХХ в. Жак Деррида, интерпретируя библейскую притчу о Вавилонской башне, обращает наше внимание не столько на факт «неустранимой множественности языков», возникшей в результате дробления единого Логоса и смешения его разрозненных фрагментов, сколько на «незавершенность, невозможность выполнить, осовокупить, насытить, завершить что-либо из разряда построений, архитектурной конструкции, системы, архитектоники» языков» [3, с. 9-10]. Каждый отдельно взятый язык, как показывает метафора Вавилонской башни, является по-разному неполным как в структурном отношении, так и по возможностям вербальной репрезентации мира. Следовательно, будучи неоригинальным и неспецифическим относительно праязыка, каждый язык или наречие, является структурно и содержательно
неидентичным относительно других языков единого Логоса. Интерпретация Ж.Дерриды указывает на другой важный факт: специфика языка может быть выявлена уже при сопоставлении с любым другим языком, относительно которого он выступает как специфичный.
При научном подходе к исследованию, напротив, выявление характерного осуществлялось главным образом в рамках теории «унивесалий». Философская, а затем и научная, традиция подводить частное под более общее препятствовала исследованию «специфического» в языке и мышлении. Отметим, что к началу ХХ в. изучение мышления имело серьезную традицию в логике. Логические исследования затрагивали общий порядок мышления без учета особенностей языка, посредством и в форме которого оно осуществлялось. Естественно, что при «обезличенном» подходе к рассмотрению проблемы мышления специфика языков и соответствующих им различий в способе мышления, на которые указывал В.Гумбольдт, в логических исследованиях оказались нерелевантными.
В лингвистике изучение «специфического» в языке и мышлении оказалось более продуктивным, чем в логике. Данный факт определяется особой природой объекта лингвистических исследований. Значение слова есть не что иное, как обобщение, или понятие. Всякое же обобщение, всякое образование понятия, считает Л. С. Выготский, есть самый специфический, самый подлинный и самый несомненный акт мысли. Следовательно, мы вправе рассматривать значение слова как феномен мышления [4, с. 9]. Значение языкового знака представляет собой, по словам Л.С. Выготского, «неразложимое единство мышления и речи» [4, с. 9]. Фиксация результатов деятельности мышления и речи в значении слова открывает возможность для научного изучения их специфики посредством обращения к значению слова.
Непосредственными предшественниками характерологических исследований в лингвистике можно считать работы американских дескриптивистов. Дескриптивная лингвистика, возникшая из практической потребности описания языков американских индейцев, отличалась особым прагматизмом и недоверием к принципу системности в науке. Исследования деск-риптивистов показали, что основные положения и понятийный аппарат, отражающий характер мышления в европейской науке, не может быть с точностью применен ко всем языкам. Работы американских лингвистов еще не были собственно характерологическими, но здесь впервые была предпринята попытка описания наиболее существенных свойств языка вне «общего».
В европейской компаративистике начала XX в., ориентированной на освоение того, что В. фон Гумбольдт называл «духом языка» или «духом народа», особо следует выделить хактерологическое направление исследований. Его теоретические наблюдения касались прежде всего специфического употребления языковых средств для выражения мысли в языках, имеющих общий набор языковых форм и соответствующих им функций. Данные «предпочтения» в употреблении языковых форм в сравниваемых языках были сведены Матезиусом в систему и содержали
методологические рекомендации по организации компаративных исследований [5, 6].
По мнению Владимира Скалички (Пражский лингвистический кружок), концепция характерологических исследований, предложенная В.Матезиусом, не обладала прочной теоретической базой, позволяющей исследовать своеобразие отдельных языков в соответствии с их ролью в общей системе языка, оценивать их на основе точных и определенных критериев [7, с. 28]. В середине ХХ в., как свидетельствуют рассуждения В. Скалички, не существовало научных средств исследования «особенного» или «характерного» вне «общего».
Спустя почти пятьдесят лет после появления критической работы В. Скалички В.П. Литвинов, рассматривая вопрос о возможности повторного генезиса идеи «характерологии» в новой социокультурной ситуации, указывает на ту же трудность в исследовании «характерного». В науке, считает он, «... еще вообще не сложился тип мышления, способный научно анализировать единичное» [8, с. 4].
Характерологическое исследование в наиболее общем виде может быть представлено процедурой, на первом этапе которой выявляется то общее, что роднит исследуемые языки; на втором этапе - фиксируется то «особенное», что остается после выделения «общего». Изучение «характерного» В.П. Литвинов предлагает осуществлять двумя способами:
а) постулируя универсалии, относительно которых лингвотип выступает как их уточнение в «реализации» его подтипов и т.д., до «языка» или «языкового явления», которое уникально;
б) описывая язык на основе материала, детализируя описание до тех пор, пока экстраполяция его характеристик на любой другой язык становится невозможной [8, с. 3].
Известный российский методолог В.П. Недялков (Петербургская типологическая школа Храковского -Недялкова) указывает на присутствие изначального дефекта в методологии характерологических исследований. «Объективно особенное, - пишет он, - окажется разным в зависимости от того, с каким языком мы сравнимаем или в рамках какого принятого «лингво-типа» <....> мы определяем единичное-особенное, и всегда можно обнаружить язык, имеющий то же свойство, за пределами типа или подтипа, или, во всяком случае, никогда нет гарантии, что такой язык не может быть обнаружен» [8, с. 4]. На наш взгляд, можно согласиться с изложенной выше точкой зрения В.П. Недялкова. До тех пор, пока не изучены и научно не описаны все существующие, вызывает сомнение сама возможность разграничения «специфического», «уникального» и «особенного». Как показывает практика, по мере расширения языковой базы исследования «уникальное» может переходить разряд «особенного», а «особенное» или «специфическое» - в разряд «общего». В науке до настоящего времени не выработано точных критериев выделения из множества специфических черт языка «характерологических», т.е. таких языковых особенностей, которые в большей степени, чем остальные, выражают «характер и дух народа».
Более того, как показало время, изучение «характерного» безотносительно к практическим целям или смыслам этого «характерного» в культуре является малопродуктивным. К условиям, которые делают актуальным характерологическое исследование, Т.В. Литвинова относит наличие конкретной социокультурной ситуации, задающей практическую цель исследования и набор языков, участвующих в «работе» [9, с. 103].
В лингвистике изучение «характерного» или «специфического» входит прежде всего в задачи типологии. Для современных типологических исследований не свойственно выделение глобальных типов языка. Наука ориентирована на построение «частных» типологий, базирующихся на параметризации языка. Особое место в типологии занимает исследовательская группа В.П. Недялкова. Признание того факта, что типологическое мышление коммуникативно, приводит В.П. Недялкова к радикальному обновлению методологии типологического исследования посредством применения метода анкетирования как основы коллективной типологической работы. Анкета выступает здесь в качестве системы упорядоченных вопросов и в то же время как форма знания, изофункцио-нальная теории в других направлениях типологических исследований [10, с. 155-159].
Проведенный нами анализ истории исследования «специфического» показывает, что, несмотря на успехи, достигнутые современной типологией, вопрос о специфике языкового мышления продолжает оставаться актуальным. К основным недостаткам, препятствующим изучению «специфического», мы полагаем, следует отнести недостаточную разработанность методологической базы исследования, а также практику рассмотрения языковой специфики без учета особенностей культуры, которыми она обусловлена. Очевидно также, что нельзя ставить вопрос о «характере языка» в гумбольдтовском понимании этого слова и изучать его без рассмотрения специфических форм и способов мышления, посредством которых «дух народа» реализуется в слове и определяет его «характер». Задача исследования культурной специфики языкового мышления представляется столь сложной и многоплановой, что не может быть решена в рамках отдельной научной дисциплины. Можно предположить, что исследование «специфического» и «характерного» в языке и мышлении может стать более продуктивным в междисциплинарных сферах знаний, например, в лин-гвокультурологии или в связанных с ней прикладных дисциплинах, где гумбольдтовский вопрос о «характере языка» по-прежнему остается значимым.
Литература
1. Mathesius V. О jazykove spravnosti // Mathesius V. Jazyk, kultura a slovesnost. Praha, 1982.
2. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
3. ДерридаЖ. Вокруг вавилонских башен. СПб., 2002.
4. Выготский Л.С. Мышление и речь // Общая психология. М., 2004.
5. Mathesius V. On lingustic characterology with illustrations from modern English // Vachek J. A Prague school reader in linguistics. Bloomington, 1964.
6. Матезиус В. О системном грамматическом анализе // Пражский лингвистический кружок. М., 1967
7. Скаличка В. О современном состоянии типологии // Новое в лингвистике. Вып. III. М., 1963.
8. Литвинов В.П., Недялков В.П. Диалог о лингвистической характерологии // Характерологические исследования по германским и романским языкам. Пятигорск, 1989.
9. Литвинова Т.В. Об условиях, делающих значимым вопрос о характерном в языке // Характерологические исследования по германским и романским языкам. Пятигорск, 1989.
10. Литвинов В.П. Полилогос: проблемное поле. Тольятти, 1997.
2 октября 2006 г.
Ростовский государственный экономический университет
© 2006 г. З.И. Евлоева
ОСНОВНЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ КАК ПОДСИСТЕМЫ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
Одним из важных объектов исследования ученых является терминология, отражающая уровень развития различных отраслей знания. Известно, что в настоящее время число терминологических систем насчитывает более 250, поэтому терминоведение как раздел науки о языке ставит перед собой задачу изучения разнообразных связей языка с различными науками. Оно возникло как междисциплинарная дисциплина на стыке нескольких дисциплин, «главные из которых лингвистика, логика, семиотика, общая теория систем (системология)» [1, с. 192-194], и включает в себя теоретическое и прикладное терминоведе-ние. Многие его проблемы изучены достаточно хорошо [2-9], поэтому «сетования на нерешенность многих общетеоретических проблем в настоящее время уже несостоятельны» [10, с. 5]. Основоположник отечественной науки о терминологии Д. С. Лотте в 1931 г. опубликовал статью, посвященную упорядочению научно-технических слов. Терминоведение «представляет собой современную научную дисциплину, предметом которой являются термины и терминологические системы (терминосистемы)» [11, с. 276].
В последние годы активно развивается когнитивное терминоведение. По мнению В.Ф. Новодрановой, «когнитивные аспекты исследования, , характерные для современной лингвистики, особенно интересны для терминологии, где за каждым термином стоит четкая, точная структура знания» [12, с. 13]. Это высказывание подчеркивает то, что новые лингвистические направления, концепции, теории, сформировавшиеся на стыке различных наук и изменившие подходы к языковым явлениям, в первую очередь отражаются на метаязыке лингвистики.
Современный уровень развития отечественного терминоведения позволяет нам говорить не только о его самостоятельности, многоаспектности как научного направления, но и том, что оно интегрирует в себе, в отличие от всех других научных направлений, метаязыки всех отраслевых терминологий и носит интернациональный характер. Благодаря исследованиям в этой области, усовершенствован понятийный аппарат, хотя многие вопросы до сих пор не получили однозначного ответа. На наш взгляд, к основным проблемам современной терминологической науки относятся:
1) изучение и описание терминосистем отдельных отраслей знания;
2) семантико-структурные особенности терминологической лексики;
3) сопоставительное исследование терминосистем различных областей знания и различных языков;
4) терминографический аспект, т. е. систематизация, стандартизация, упорядочение и кодификация терминологических единиц;
5) экстралингвистические особенности терминологических корпусов (лингвострановедческий, когнитивный, этнолингвистический и т.д.);
6) прагматический аспект терминологии.
Большую работу в этом направлении проводят
Международная организация по унификации терминологических неологизмов (МОУТН), с 2002 г. - Международная организация специальной терминологии (МОСТ), Всероссийский НИИ классификации, терминологии и информации по стандартизации и качеству (ВНИИКИ), ФГУП «Стандартинформ».
Определяющим во всех этих аспектах остается вопрос об основных понятиях терминоведения, в частности толкование слова «термин». Лексикографические источники дают следующие определения:
1) «слово или словосочетание, обозначающее понятие специальной области знания или деятельности» [13, с. 508];
2) «слово или словосочетание, обозначающее понятие специальной области знания или деятельности» [14, с. 508],
3) «слово или словосочетание, служащее для обозначения понятия или специального явления в профессиональной области знания или человеческой деятельности и являющееся основным объектом изучения в терминоведении» [15, с. 221].
Если первые два определения абсолютно идентичны по пониманию содержания слова «термин», то В. А. Татаринов дает развернутое толкование, наиболее полно, отражающее суть данного понятия. Однако, как представляется, границы специального термина, его функциональные возможности, объем содержания могут уточняться в широком контексте.
Особый статус в общей терминологии имеет научная терминология, которая, по мнению Д. С. Лотте, «должна представлять собой не простую совокупность слов, а систему слов или словосочетаний, определенным образом между собой связанных, и в этом, пожалуй, заключается одно из основных различий между „просто" терминологией и научной терминологией» [16, с. 73]. Это связано с тем, что научный текст характеризуется определенным набором лексических единиц, которые передают результаты научной деятельности, а потому содержит, с одной сторо-