CC BY
61УДК 821.111:821.161.1.09"18"82.091
ПРОБЛЕМА ИЛЛЮЗИИ И РЕАЛЬНОСТИ В РАССКАЗАХ У. С. МОЭМА И А. П. ЧЕХОВА: К ВОПРОСУ О ТВОРЧЕСКОМ ДИАЛОГЕ АНГЛИЙСКОГО И РУССКОГО ПИСАТЕЛЕЙ
Елена Сергеевна Седова
к. филол. н., доцент кафедры литературы методики обучения литературе Челябинский государственный педагогический университет 454080, Россия, Челябинск, пр-т Ленина, 69, [email protected]
В статье рассматривается творческий диалог У. С. Моэма и А. П. Чехова. В центре нашего внимания - проблема иллюзии и реальности в рассказах английского и русского авторов. Нами проводится типологический анализ таких рассказов, как: У. С. Моэм «Мираж» -А. П. Чехов «Крыжовник», У. С. Моэм «На окраине империи» -А.П. Чехов «Человек в футляре».
Ключевые слова: У. С. Моэм, А. П. Чехов, рассказ, творческий диалог, проблема иллюзии и реальности, типологические связи.
В жизни и творчестве У. С. Моэма и А. П. Чехова обнаруживается много схожего: психологические травмы раннего детства, опыт врачебной деятельности, мытарства начинающего автора ради заработка, болезненная чахотка и, наконец, как отмечает Г. А. Пучкова, «общность так называемого "жанрового поведения" литераторов» [Пучкова 2006: 202]. В произведениях обоих авторов важное место занимает проблема иллюзии и реальности, столкновение мечты и действительности, которые довольно часто сопряжены с темой прошлого (например, пьеса А.П.Чехова «Вишневый сад», драма У.С.Моэма «Священное пламя» и ДР-)-
У. С. Моэм, внимательный и вдумчивый читатель русской литературы, среди многих художников слова выделяет А. П. Чехова, поскольку именно в Чехове он нашел душу, во многом близкую себе: «Чехов же, напротив, очень близок мне по духу. Вот настоящий писатель - не такой, как Достоевский, который, точно необузданная стихия, поражает, восхищает, ужасает и ошеломляет; а писатель, с которым можно сойтись» [Моэм 2003: 163]. Именно А. П. Чехов, с точки зрения английского писателя, является воплощением русской жизни: «Я почувствовал, что именно он откроет мне загадку России. Он знал самые разные стороны жизни и знал их не понаслышке» [там же: 163]; «Чехов больше
© Седова Е.С., 2014
расскажет о русских, чем Достоевский» [там же: 166]. Поражала С. Моэма и писательская манера А. П. Чехова, простота изложения, драматизм рассказов, умение писателя в типическом показать драматическое [там же: 58] и, безусловно, близость любому читателю.
Все эти и многие другие суждения С. Моэма о русском классике («Подводя итоги», «Записные книжки писателя») свидетельствуют о поисках им «своего» Чехова, о том эстетическом влиянии, какое русский писатель оказал на него - одним словом, о творческом диалоге двух художников слова, которых одинаково волновали проблемы бытия и каждой отдельной человеческой судьбы.
Рассуждая о таком творческом диалоге У. С. Моэма и А. П. Чехова, мы имеем в виду, прежде всего, малую прозу двух писателей. Однако отметим, что и в драматургии также можно обнаружить типологические схождения на уровне проблематики. Точки соприкосновения находим в обсуждении драматургами таких вопросов, как: семья и брак, иллюзия - реальность, проблема поколений и т.д. (А.П.Чехов «Вишневый сад», «Три сестры» - У.С.Моэм «За заслуги», «Кормилец»). В критической литературе есть ряд суждений и наблюдений о творческом диалоге С. Моэм - А. П. Чехов (А. Глотов, Л. Никулин, Г. А. Пучкова, Г. М. Фридлендер). Так, в статье Л.Никулина «Спор о Чехове» подвергаются критике взгляды С.Моэма на русскую литературу и, в частности, на творчество А. П. Чехова. С. Моэм пытается представить А. П. Чехова «меланхолическим скептиком», упрекает русского классика А в отсутствии драматизма его произведений. Позиция С.Моэма называется Л. Никулиным «снобистской», «снисходительной» и не объективной. Отметим, что исследователь не совсем объективен, он несколько односторонне представляет отношение У.С.Моэма к А.П.Чехову, опуская его высокие оценки других сторон таланта А.П.Чехова (психологизма, например) [цит. по: Хутыз 2001].
О восприятии С.Моэмом русских писателей реалистов XIX в., в том числе А. П.Чехова, пишет в своем исследовании Г. М. Фридлендер [Фридлендер 1994]. Он рассматривает эволюцию взглядов С.Моэма относительно творчества А.П.Чехова, которая шла в сторону углубления его понимания. Сопоставляя рассказ А. П. Чехова «Попрыгунья» и роман У. С. Моэма «Узорный покров», схожие фабульно (легкомысленная женщина не может оценить высоту личности своего мужа-врача, погибающего при исполнении служебного долга, и изменяет ему с другими мужчинами), Г. Фридлендер приходит к выводу о неудачном подражании У. С. Моэма А.П.Чехову и о том, что «Узорный покров» значительно уступает «Попрыгунье» в глубине психологического анализа и понимания жизни. Г.Фридлендер находит «Узорный
покров» сложным в фабульном отношении, считает его «холодным романом». Вывод автора статьи больше звучит как приговор: «оставшись навсегда бытописателем «частной» семейной жизни Англии своего времени и занимательным рассказчиком, Моэм не овладел ни лихорадочной страстностью и высоко-христианским интеллектуализмом Достоевского, ни эпической мощью и нравственной требовательностью Толстого, ни столь восхищавшим его свободным построением чеховского рассказа, так же как и его искусством постижения духовной жизни, смутных тревог, надежд и исканий человечества начала XX в.» [Фридлендер 1994: 13-14].
Выводы Г.Фридлендера нам представляются несколько категоричными, поскольку «нравственная требовательность» Моэма другого плана, нежели у Л.Н.Толстого. Кроме того, у Моэма были свои требования к рассказу и его построению, поэтому замечания Г. Фридлендера относительно того, чтобы Моэм полностью следовал Чехову, кажутся спорными, как и заявление о следовании «лихорадочной страстности» Достоевского. Что касается «Узорного покрова», то нельзя рассматривать данный роман как результат влияния чеховской «Попрыгуньи» по причине лишь сходства сюжетов. Скорее, Моэм сознательно обнажает это сходство и вступает с Чеховым в негласную полемику: у Моэма был иной, чем у Чехова взгляд на женщину. В своем произведении Моэм дает другой взгляд на ситуацию - с точки зрения героини. Он показывает возможность осознания ею своей ошибки, когда Кити Фейн испытывает чувство вины и раскаяния, приходит к истинному пониманию смысла жизни, который заключен в красоте и духовности. Роман С. Моэма глубоко психологичен. Это, на наш взгляд, роман, наиболее близкий по духу русской традиции, так как здесь в центре внимания писателя показаны и осмыслены такие категории, как страдание, сострадание и чувство вины, что, по мнению Моэма, является отличительным свойством русского характера.
Также связь творчества С.Моэма и А.П.Чехова изучала Г. А. Пучкова. Она исследует вхождение А.П.Чехова в англоамериканскую литературу, его вклад в англоязычную культуру ХХ в., отношение С. Моэма к творчеству А.П.Чехова.
О диалоге С.Моэм - А.П.Чехов рассуждает в своей статье А.Глотов «Чехов и Моэм в зеркале постмодернизма». Исследователь обращается к книге Б. Штерна «Второе июля четвертого года (Новейшие материалы к биографии Чехова). Пособие для англичан, изучающих русский язык и для русских, не изучавших русскую литературу», находит точки соприкосновения в биографии и творчестве двух писателей (дипломированные врачи, драматурги, мастера прозы и т.д.).
Внимание А.Глотова сосредоточено в основном на интерпретации книги Б.Штерна, а не на типологическом исследовании творчества С.Моэма и А.П.Чехова.
Отметим, что отдельной работы по изучению творческого диалога двух авторов нет. Попытаемся восполнить этот пробел, рассмотрев типологическое сходство отдельных произведений Моэма и Чехова, углубившись в проблему иллюзии и реальности, обсуждаемую писателями в своих рассказах (У. С. Моэм «Мираж», «На окраине империи»; А. П. Чехов «Крыжовник», «Человек в футляре»).
В книге «Подводя итоги», рефлектируя о жанре рассказа и своем интересе к нему, С. Моэм обращает внимание на популярность этого жанра в Англии и Америке в начале XX в. Он пишет, что большинство лучших писателей этих стран (К. А. Беннет, К. Мэнсфилд, А.Коппард, Д. Гарнетт, Г. Э.Бейтс; Ш. Андерсон, Э.Хемингуэй и другие) попали под влияние А. П. Чехова: сложился так называемый «непреложный закон», мнение, что «всякий одаренный человек, который хочет писать рассказы, должен писать так, как Чехов» [Моэм 1992: 259]. С. Моэм отмечает, что подражать русскому классику несложно, поскольку А. П. Чехов «не умел построить сжатую драматическую новеллу из тех, что можно с успехом рассказать за обедом» [там же: 260]; характеры у него лишены индивидуальности, поэтому они сливаются друг с другом. Это, с точки зрения С. Моэма, помогает русскому писателю внушить читателю чувство, что жизнь непонятна и бессмысленна. Именно в этом, по У. С. Моэму, состоит главное достоинство рассказов А. П. Чехова. Для самого Моэма рассказ - это изложение некого драматического единства, поэтому он предпочитал кончать свои рассказы не многоточием, а точкой [там же: 260]. Отличие рассказов У. С. Моэма от рассказов А. П. Чехова состоит главным образом в том, что английский писатель держит интригу до конца произведения. Читая рассказ У.С.Моэма, мы не знаем, какой будет развязка. В рассказах А. П. Чехова развязка кажется закономерной.
Как и У. С. Моэм, А. П. Чехов в своих произведениях рассказывает о людях, о многообразии человеческих характеров и судеб. Во многих рассказах обоих писателей присутствует трагизм мироощущения, нелегко складываются судьбы героев, их жизнь наполнена страданиями, утратой иллюзий, они одиноки, не поняты близкими, мучительно ищут свой путь и место в жизни. Оба автора писали юмористические, драматические рассказы, истории о человеческих слабостях и пороках. В отличие от А. П. Чехова, У. С. Моэм также писал экзотические рассказы и истории, посвященные его работе в качестве секретного агента (сборник «Эшенден, или Британский агент»).
Нам представляются интересными в плане типологического анализа рассказы «Мираж» У. С. Моэма и «Крыжовник» А. П. Чехова, «Санаторий» У. С. Моэма и «Палата №6» А. П. Чехова, «На окраине империи» У. С. Моэма и «Человек в футляре» А.П.Чехова.
В рассказах «Мираж» (Mirage, 1922; входит в состав сборника On a Chinese Screen) и «Крыжовник» (1898; входит в состав цикла «Маленькая трилогия») затронута общая проблема - мечты и реальности. Герой рассказа «Мираж» мистер Гроусли 20 лет мечтает о возвращении в Англию, «чтобы зажить той жизнью, от которой мальчишкой оторвала его судьба» [Моэм 1989: 241]. Герой рассказа «Крыжовник» Николай Иванович Чимша-Гималайский большую часть своей жизни посвящает тому, чтобы скопить деньги на собственный дом с садом, в котором непременно будет расти крыжовник. Оба героя жили в своем иллюзорном мире, сделав мечты своей реальностью. Всю свою жизнь они посвятили осуществлению заветной мечты, стремились к ней, представляли, какой будет их жизнь после ее осуществления. Настоящее для них не имело ценности, оно было только предвестником того прекрасного будущего, которое они рисовали в своем воображении. Для Гроусли возвращение в Лондон было связано с миражами в его воображении - это сам город, бар «Критериона», променады «Эмпай-ра» и «Павильона», уличные женщины, оперетка в мюзик-холле и мелодрама в «Гэйети». У Николая Ивановича «план счастья» заключен в барском доме, людской, огороде, крыжовнике. И Моэм, и Чехов показывают утраченные иллюзии своих героев. Сбывшаяся мечта оказалась вовсе не такой, какой виделась им, а жизнь в итоге прошла мимо. Отметим, что Чимша-Гималайский рад обманываться, он счастлив, не желая осознавать и тем более видеть, что все вокруг вовсе не так идеально, как он себе представляет. Он счастлив, пребывая в своем иллюзорном мире, которым он заслонил мир реальный: он с жадностью ел кислые ягоды и все повторял: «Как вкусно!», он «был доволен своею судьбой, самим собой» [Чехов 1983: 212].
Гроусли, напротив, осознает, что его мечта хоть формально и сбылась (он приехал в Лондон), но он видит несоответствие своих представлений и иллюзий реальному положению вещей спустя 20 лет. И от этого он страдает - его мечта разбилась вдребезги и жизнь потеряла всякий смысл: «Лондон предстал перед ним совсем не таким, каким он его помнил, движение на улицах было гораздо больше» [Моэм 1989: 241], на месте «Критериона» не было бара, у «Павильона» ни одной девицы, нет променада и т.д. Кроме того, Гроусли оказался в Хайфоне, а не в Шанхае, куда он хотел отправиться после разочарования в лондонской жизни.
Таким образом, писатели показывают столкновение мечты и реальности, потерю героями настоящего в результате погони за мечтой. Достигнутое героями счастье иллюзорно. Важно отметить, что в обоих произведениях есть взгляд на героев со стороны (рассказчики), что позволяет оценить и проанализировать, к чему обоих персонажей привели собственные миражи: «тоска и убожество» дома Гроусли, о чем свидетельствуют наблюдения рассказчика, лично знакомого с героем и навестившего его; довольный своей судьбой (мы читаем - самообман) Чимша-Гималайский, о чем говорит его брат, рассказывающий данную историю Буркину и Алехину.
В рассказах «На окраине империи» (The Outstation, 1924; входит в состав сборника The Causarina Tree, 1926) У. С. Моэма и «Человек в футляре» А. П. Чехова разрабатывается тема «футлярности» человеческого существования. Данная тема характерна для всей «Маленькой трилогии» русского классика, куда входят рассказы «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви». А. П. Чехов показывает внутренние смыслы футляра - как внешние, так и внутренние. Портрет учителя Беликова («Человек в футляре») карикатурен, но в то же время не лишен психологизма. Он - учитель мертвого греческого языка. Весь его образ пронизан стремлением отгородиться от жизни, спрятаться в «футляр», который защищает его от жизни и является символом духовной инертности героя. Даже преподаваемые им древние языки «были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни» [Чехов 1983: 191]. Беликов живет по принципу «как бы чего не вышло». Он изображен как воплощение вечной тревоги: он болезненно реагирует на все внешние влияния действительности. Приметы переживаний героя весьма красноречивы: «похудел, побледнел», «губы у него задрожали», «стал белым и оцепенел» (при виде женщины на велосипеде), «нервно потирал руки и вздрагивал», «с выражением ужаса на лице». Умер Беликов от нервного потрясения. В гробу он лежал с приятным, даже веселым выражением лица, точно был рад, «что, наконец, его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет» [там же: 231].
Уорбертон из рассказа У. С. Моэма «На окраине империи» после разорения оказывается на Борнео, где, тоскуя по Англии, он создает вокруг себя своеобразный «футляр» - свою собственную маленькую Англию. Он окружает себя всем английским, живет по английским порядкам: «Он одевался так, словно обедал в своем клубе на Пэл-Мэл: крахмальная сорочка, стоячий воротничок, шелковые носки, лакированные туфли. <...> На столе - яркие орхидеи, серебро ослепительно сверкает. Искусно сложены салфетки. Свечи под колпачками, в сереб-
ряных подсвечниках, льют мягкий, приятный свет» [Моэм 1993: 163]. Уорбертон всегда переодевался к обеду, даже если обедал один. Распорядок дня, стол он организует по тем правилам, по которым жил в Англии и т.д. Такая жизнь для него, как и для Беликова, - это способ отгородиться от внешней реальности, но, в отличие от героя Чехова, футляр которого - его истинная жизнь, Уобертон искусственно создает иллюзию и живет в ней. Сохраняя в доме все в английском стиле, он сохраняет в себе англичанина, воспоминания о славных днях. Он, как и Беликов, также испытывает определенный страх: Уобертон боится потерять себя, свои воспоминания об Англии. Он тоскует о ней, для него это способ не забыть привычное, в то время как для героя Чехова «футляр» - это выработанный годами образ жизни.
Можно предположить, что Уобертон боится уподобиться туземцам, поэтому и создает свою Англию. Это тоже страх, страх нового мира, его неприятие. Когда на остров приезжает Купер, Уорбертон рассчитывает, что он станет еще одним истинным англичанином в созданной им Англии. Но этого не происходит, потому что Купер не соблюдает правил, заведенных Уорбертоном: он не переодевается к обеду, смеется над порядками жизни героя и над ним самим. Уорбертона понимает, что Купер никогда не сможет стать настоящим англичанином в созданной им Англии, в его «футляре». Когда Купер погибает, жизнь Уорбертона входит в обычную колею, ничто ему не угрожает.
Итак, рассмотрев проблему иллюзии и реальности, мы приходим к выводу о типологической близости рассказов английского и русского писателей. Столкновение мечты и реальности имеет свои трагические последствия. Жизнь, полная собственных «миражей», делает своего рода завесу перед реальным миром.
Творческий диалог Моэм - Чехов до сих пор является мало изученным. В рамках данной статьи мы попытались обозначить проблему типологических связей, предприняв попытку сравнительного анализа четырех выбранных рассказов, что, безусловно, является научной проблемой, требующей дальнейшего изучения.
Список литературы
Глотов А. Чехов и Моэм в зеркале постмодернизма [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.sunround .сош/с1иЬ/22 /135_ g1otov.htm (30.04.2013)
Моэм С. Мираж // Моэм С. Нечто человеческое. Рассказы; пер. с англ. / сост. и вступ. ст. Н.П.Михальской. М.: Правда, 1989. 528 с.
Моэм У. С. На окраине империи // Моэм У. С. Собр. соч.: в 5 т. Т. 4. Рассказы; пер. с англ. / редкол.: Н.Демурова и др.; сост. и библ. справка В.Скороденко. М.: Худож. лит., 1993. 527 с.
Моэм С. Записные книжки; пер. с англ. Л. Г. Беспаловой, И.С.Стам. М.: Захаров, 2003. 384 с.
Моэм У. С. Сплошные прелести. Подводя итоги. Рассказы; пер. с англ. / составл. А. Ф. Кошляка. Томск, 1992. 448 с.
Пучкова Г. А. У. С. Моэм в поисках «своего» Чехова (К истории англоязычной Чеховианы ХХ века. Статья вторая // Проблемы этико-художественной преемственности в литературе: сб. ст. Арзамас: АГ-ПИ, 2006. С. 187-203.
Фриндлер Г.М. У. Сомерсет Моэм и мир русской литературы // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1994. Т. 53. № 5. С. 46-49.
Хутыз Ф. А. Концепция художественной прозы Сомерсета Моэма в контексте основных теорий романа первой половины XX века в Великобритании [Электронный ресурс]: дис. ... канд. филол. наук. Майкоп, 2001. 195 с. Режим доступа: http://www.dslib.net/sravnit-literaturoved/koncepcija-hudozhestvennoj-prozy-somerseta-mojema-v-kontekste-osnovnyh-teorij-romana.html (15.03.14.)
Чехов А. П. Повести и рассказы. М.: Дет. лит., 1983. 349 с.
THE PROBLEM OF ILLUSION AND REALITY IN W. S. MAUGHAM'S AND A. P. CHEKHOV'S SHORT STORIES: COMPARATIVE ASPECT
Elena S. Sedova
Candidate of Philology, Associate Professor of Literature and teaching methods of
Literature Department
Chelyabinsk State Pedagogical University
454080, Russia, Chelyabinsk, Lenina avenue, 69, [email protected]
The article is devoted to comparative analysis of some short stories by Maugham and some ones by Chekhov. The problem of illusion and reality is central in the following short stories: Mirage, The Outstation (W. S. Maugham); Krizhovnik, Che-lovek v futliare (A. P. Chekhov).
Key words: W. S. Maugham, A. P. Chekhov, a short story, comparative aspect, the problem of illusion and reality.
