CC BY
117
УДК 821.112.2.09 Е. А. Панкова
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2011. Вып. 2
ПРОБЛЕМА ДИАЛОГА РОМАНТИЧЕСКОЙ И СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУР В НАУЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Проблема «немецкий романтизм и средневековье», безусловно, не является новой, однако в отечественной гуманитарной науке она до сих пор остается мало исследованной. Факт использования средневековых мотивов и сюжетов отмечается практически во всех работах, посвященных немецкому романтизму, но разносторонняя внутренняя связь романтической и средневековой культур не получила пока должного освещения.
Основополагающими и методологически значимыми для современной разработки данной темы отечественной наукой являются исследования Д. Л. Чавчанидзе: статьи, монография и докторская диссертация [1; 2; 3]. Автор рассматривает процессы осмысления искусства и творчества в период Высокого Средневековья (Х11-Х111) и в эпоху романтизма, связь между этими культурными эпохами и ее трансформацию. Материалом для его исследований послужили затрагивающие проблемы искусства тексты представителей штауфенской классики и романтических авторов. Д. Л. Чавчанидзе интересуют проблема преломления у романтиков тех или иных образных конструкций, складывающихся в Средние века, особенности средневековой образной системы, отражающей представления о мировых явлениях.
Д. Л. Чавчанидзе отмечает специфичность интенций романтиков в их обращении к средневековой эпохе и выделяет прежде всего эстетический компонент: «Уже первое поколение германистов, поколение немецких романтиков, воспринимало поэзию Средних веков не как свидетельство реальной жизни прошлого, а как продукт художественного мышления, то есть как действительность, „отредактированную" творческим воображением художника» [3, с. 384]. По мнению Д. Л. Чавчанидзе, такое понимание уже само по себе исключало то, что так долго приписывалось романтизму, а именно идею возврата к Средневековью. Она пишет, что интерес романтиков к Средневековью означал «нечто более глубокое, чем простая мечтательность: стремление постичь особую систему миропонимания в ее поэтическом выражении» [3, с. 384]. По словам исследовательницы, немецкая старина („аМе^сЬе") воспринималась романтиками как «комплекс идей, социальных, этических и психологических категорий, высоких образцов художественной формы» [3, с. 384]. Романтики знали и любили именно художественный мир средневековья, и поэтому для них было важно согласовать свои суждения и критерии именно с ним, как с чем-то изначально истинным, не искаженным поправками, внесенными развитием рационализма [3, с. 384-385].
Для нас особенно актуальной в работе Д. Л. Чавчанидзе представляется постановка проблемы диалога романтической и средневековой культур, сближения двух типов художественного и эстетического мышления, далеко отстоящих один от другого во времени. По словам исследовательницы, «разработка идеологических выкладок Средних веков у отдельных романтиков, конечно же, составляет немалую часть диалога культур. Однако такого рода „преемственность" всегда возникает в результате сходного видения мира» [1, с. 4]. Самым органичным и показательным явлением этого «диалога» Д. Л. Чавчанидзе
© Е. А. Панкова, 2011
считает «переосмысление средневекового идейно-творческого инструментария в художественной практике романтической эпохи» [1, с. 4]. Исследование Д. Л. Чавчанидзе, являясь огромным вкладом в современное изучение проблемы взаимосвязи романтизма со средневековьем, освящает лишь отдельный ее аспект и намечает широкое поле для дальнейшей разработки данной темы.
В западной науке существует большой корпус работ, посвященных проблеме восприятия средневековья в романтической культуре. Первые репрезентативные критические статьи, надолго определившие парадигму научных исследований данной темы, принадлежали И. В. Гете и Г. Гейне [4; 5] и содержали резко негативную оценку «увлечения» романтиками средневековьем. Это было обусловлено политической ситуацией и самой логикой развития романтической мысли, идущей от эстетического переживания средневековья к почвенническим, патриотическим и националистическим идеям. В статье «Романтическая школа» Гейне отмечает большую опасность именно для Германии воздействия на толпу идей писателей, которые стремились «вызвать из могилы средние века». Если в других европейских странах средневековье было лишь безобидной модой, красивым историческим реквизитом для современной литературы, то в Германии, по словам Гейне, дело обстояло иначе: «Немецкое средневековье не истлело в гробу, наоборот, его воскрешает иногда злое привидение, и средь бела дня оно выступает в нашу среду и высасывает из нашей груди алую кровь жизни...» [5, с. 269]; «...это постоянное воспевание рыцарских доспехов, боевых коней, владелиц, замков, достопочтенных цеховых мастеров, карликов, оруженосцев, замковых часовых, любви, веры — и как там еще называется вся эта средневековая ветошь — в конце концов стало нам в тягость» [5, с. 253]. Аналогичная позиция выражена в статье Гете, критикующего идеи назарейцев и видящего прямую опасность дальнейшего развития линии «нового-немецкого-религиозного-патриотического» искусства.
Последующие работы (XIX — нач. XX вв.) часто содержали оценочные (негативные или похвальные) суждения и отличались идеологизированным подходом к материалу. Представление о том, что обращение ранних романтиков к средневековью непременно означало идеализацию и стремление к его возрождению, получило широкое распространение и стало традиционным. Эту мысль одним из первых сформулировал и ввел в широкий научный оборот Р. Гайм (1870), который подробно говорит об «идеализированном средневековье», комментируя Берлинские лекции А. В. Шлегеля [6, S. 823].
Г. Саломон (1922) издает монографию под заглавием «Средневековье как идеал в романтизме» [7]. Он пишет: «.этот идеал романтизма, который не был только литературным движением, дал направление исследованиям в области истории литературы и искусства, права и экономики. Это была одна из главных идей гуманитарных наук века» [7, S. 10]. Г. Саломон непосредственно связывает романтический интерес к средневековью с формированием патриотических и националистических идей: «С верой в особую миссию германского духа прибегают к апологии собственного прошлого, к средневековью» [7, S. 15]. Восхищение романтиков немецким национальным искусством исследователь обозначает как «эстетический национализм» [7, S. 50]. Он говорит: «Универсализм средневековья стал религиозно-политическим идеалом, которому предшествовал художественный политический национализм. Католицизм у романтиков был тесно связан с патриотизмом» [7, S. 51].
К. Фридеман (1931) исходит из уже общепринятого факта о том, что для романтиков средневековье являлось однажды уже «осуществленным идеалом» [8, S. 93], это была
та эпоха, «к возрождению (Wiedergeburt) которой они стремились» [8, S. 229]. Также Ф. Майнеке (1936) пишет о «романтической идеализации средневековья» [9, S. 405].
В романтической «идеализации» средневековья исследователи видели не только стремление возродить средневековые социальные порядки и обычаи, идеалы и истинную религиозность, но также репрезентацию националистических устремлений романтиков. Наиболее полно идеологический и политический аспекты разработки данной проблемы отражены в работе К. Вагнера (1914), который рассматривает «возрождение немецкого средневековья» как эпоху «национального возрождения», предшествовавшую освободительным войнам. Заслугу романтиков К. Вагнер видит в том, что они наполнили новым глубоким национальным содержанием средневековую идею единовластия кайзера, которая стала впоследствии особенно популярной в северогерманских государствах [10, S. 15]. Также Р. Соколовский (1906) выделяет прежде всего патриотический импульс в романтическом возрождении поэзии миннезингеров. Он пишет: «. к немецкой романтике относилось немецкое прошлое. Благодаря романтикам прошлое, а вместе с ним и немецкий миннезанг обрело новую жизнь» [11, S. 111]. Предложение Й. Хуицинги (1933) употреблять вместо «возрождения» (Wiedergeburt) термин «пробуждение средневековья» (Wiedererweckung des Mittelalters) не вносит большей ясности в рассмотрение проблемы [12, S. 171].
Этот же подход осуществляется в исследовании Л. Керсена (1975), который изучает репрезентацию интереса к средневековью в архитектурных памятниках XIX в. [13, S. 6]. Он полагает, что средневековье «подвергалось идеализации как время религиозного единения, конфессиональной целостности, самоотверженной веры и развития христианского германского духа, как золотой век немецкого искусства и поэзии, как эпоха величия германских кайзеров. Национальные надежды и ожидания воспламенялись от средневековья, явления современности измерялись мерой прошлого» [13, S. 6].
Стоящий на позициях марксизма Х. Штольпе (1955) упрекает Новалиса в создании «слащавой идеализации» [14, S. 483]. Также и оппоненты Штольпе, не колеблясь, ставят в вину Новалису и братьям Гримм «сентиментальное прославление прошлого» [15, S. 105]. К этой же линии можно отнести и мнение Г. Хортон, которая прибегает к более мягкой формулировке, говоря, что картины средневековья ранних романтиков «могут быть буквально приняты только в ограниченном смысле» [16, S. 8]. Она избегает при этом слов об идеализации средневековья, имея в виду в принципе то же самое, что и предыдущие авторы.
Рассуждения об «идеализации», «возрождении», «дальнейшей жизни средневековья» (^^- oder Weiterleben des Mittelalters) становятся расхожей формулой и повторяются во многих работах в разных вариациях, начиная с „ШсЫеЬеп der шШ:е1акегНсЬеп Stoffe“ [17] и заканчивая „Wiederauf1eben des 8р^шШ:е1акегНсЬеп Totentanzes“ [18], а также глобальными утверждениями о ^е^ейеЬеп des МШекке^" [19] или „Fortwirken... mitte1a1ter1icher Gegenstande т der №ше^“ [20, S. 197].
К этой же тенденции относится и устойчивое модное выражение «поворот к национальному» [21, S. 22]. Так Г. Козелек (1977) видит в романтизме стремление к национальному возрождению. По его словам, в основе «романтической рецепции средневековья» лежит «реставрационная тенденция, которая ни в коем случае не может быть оценена негативно» [22, S. 10].
Несколько иные слова и иной подход употребляет Э. Белер. Он говорит о «спроецированной в прошлое утопии», для которой ранние романтики прямо «не могли использо-
вать понятие средневековья» [23, S. 48, 50]. Для Ф. Штрака предметом «возрождения средневековья в романтизме» является «воображаемое прошлое». По его мнению, средневековье присутствует у ранних романтиков только в фикциональных проекциях [24, S. 261].
Авторы ряда исследований избегают разговора об «идеализации» или ««возрождении» средневековья и стремятся к исторической «объективности». К примеру, Б. Меллер (1922) в своей работе о «новом открытии средневековья» в эпоху предромантизма выдвигает на первый план исторический аспект. Исследовательница обращает внимание на уровень развития исторической науки и деятельность ученых того времени и интерпретирует, правда весьма поверхностно, историографические работы Вильяма Робертсона и Иоганеса Мюллера [25]. Р. Штадельман (1931) исследует «идейно-историческое освоение средневековья» от Гердера до Ранке, интерпретируя произведения в историческом контексте [26, S. 52]. Р. Мост (1936) в связи с Шиллеровской концепцией средневековья выделил такие компоненты, как «знание о средневековье», «образ средневековья», «истолкование средневековья», т. е. поставил в отношении концепции средневековья вопросы: что? как? зачем? [27, S. 5].
Эта же методология присутствует в работе Р. Самуэля (1976), который ставит три аналогичных «предвопроса», рассматривая рецепцию средневековья в творчестве Гете [28, S. 60]. Ю. Фосс (1972) исследовал на основе колоссального по объему источниковедческого материала «оценку средневековья» во Франции. При этом он попытался учесть весь культурный контекст, сферу духовной жизни общества: область эстетики, истории, эрудицию политического мышления [29, S. 18].
Х. Бракерт (1972) употребляет нейтральное понятие «рецепция средневековья» [30, S. 100]. Он интерпретирует пример «рецепции средневековья» у Гете, а именно рецепцию «Песни о Нибелунгах», как отклонение от националистических тенденций. Заслугой Гете он считает то, что тот «не приветствовал антиисторическое панибратство с древней литературой и предостерегал от ложных толкований старинной немецкой поэзии, переполненной национальными фантазиями» [30, S. 100].
Подобный «объективный исторический» подход к исследованию содержится в работе И. Касперовски (1994), посвященной творчеству Новалиса [31]. И. Касперовски подчеркивает особую роль научного интереса и исторических познаний писателя в формировании образа средневековья. Исследовательница считает, что именно историческое понимание явлений средневековой действительности помогает Новалису прочувствовать и показать феномен этой эпохи. Она полагает, что представления Новалиса о средневековье не являются абсолютным вымыслом, и в качестве доказательства приводит и анализирует индекс исторических книг, изученных Новалисом при создании «вымышленных» произведений о средневековье. И. Касперовски отказывается от мнения об идеализации средневековья, о романтическом стремлении возродить прошлое, о желании построить социальную утопию и т. д. В ее работе избран иной аспект видения проблемы: она пытается проникнуть в образ мышления писателя, реконструируя круг его чтения. Критический анализ источников показывает, что Новалис, учитывая уровень развития исторической науки того времени, обладал обширными познаниями в области истории Средних веков. И. Касперовски считает, что образ средневековья, возникающий в творчестве Новалиса, представляет собой самостоятельный исследовательский интерес как одно из важнейших ментальных представлений романтической эпохи. В ходе исследования И. Касперовски ставит вопрос о том, «каким образом рецепция средневековья обусловливает философскую и поэтологическую системы Новалиса» [31, S. 1].
Авторы данных исследований, стремящиеся к «объективности», вне сомнения, проделали огромную эмпирическую работу, результаты которой должны быть учтены. Однако их желание сопоставить историческую «правду» и романтический «вымысел» о средневековье и найти в этом вымысле рациональное зерно неизбежно заводит в тупик.
С представлением о ««возрождении» романтиками средневековья связан вопрос о его «открытии», о принципиальном первенстве романтиков. Несмотря на многочисленные факты, свидетельствующие о том, что изучение средневековых текстов и обращение к культуре средневековья началось задолго до романтизма, вопрос этот продолжает часто обсуждаться в научной литературе. Можно ли только романтиков «обвинять» в том, что они ««вскрыли средневековые могилы»? Так, к примеру, Ф. Хельд (1989) пишет, что «собственно говоря, только лишь эпоха романтизма. открыла средневековье» [32, S. 114]. В рамках этой принудительно выстроенной иерархии все более ранние усилия и штудии недооценивались многими учеными как знаки «начинающегося возрождения» средневековья [33]. Г. О. Арльт (1931) не соглашается с тем, «что романтики несут ответственность за развитие интереса к языку и литературе ранних периодов германской истории» [34, S. 8]. Также и Р. Бенц (1935) совершенно ясно высказывается о том, что «открытие» началось с издания средневековых рукописей и совершилось еще задолго до эпохи романтизма [35, S. 34]. Доромантический этап разработки средневекового материала становится объектом описания и исследования в целом ряде работ. Например, в монографии Х. Шмидта «Рецепция средневековья в XVIII в. Между Просвещением и романтизмом» (1979), дается «предыстория» романтического интереса к Средним векам [36]. В. Краус (1962) видит начало романтических занятий средневековьем во французском Просвещении [37, S. 175].
Г. Бринкер-Габлер (1980), подвергая изучению творчество Л. Тика в связи с его занятиями древненемецкой литературой, дает пространный экскурс (ок. 100 страниц) в до-романтический этап рецепции средневековья [38]. Исследовательница детально описывает все предшествующие проявления интереса к средневековью начиная с эпохи гуманизма и приходит в основном к тому же выводу, что и Г. О. Арльт: «уже в предпоследнее десятилетие XVIII века широкой публике был доступен репрезентативный срез литературы периода штауфенской классики» [39, S. 47]. Правда, она одновременно отмечает и причины «неблагоприятного климата для рецепции» в широких слоях общества [39, S. 49]. Результаты работы Г. Бринкер-Габлер были учтены авторами библиографического издания по рецепции средневековья, которые начинают отсчет с середины XVIII в., «когда после долгого перерыва стали все чаще появляться переводы, переиздания, обработки вновь найденных и ранее известных рукописей и прошлых изданий» [40, S. XIII]. В этом конкретном случае употребление понятия «новое открытие» (Wiederentdeckung) вполне правомерно. Так, к примеру, Я. -Д. Мюллер использует его в связи с деятельностью Й. Я. Бодмера «Wiederentdeckung mitte1hochdeutscher Ерет> [41]. По отношению к первым попыткам и успехам Бодмера в издании сборника песен закономерно также применение выражения «новое завоевание» миннезанга (Wiedergewinnung des Minnesangs) [41, S. 339]1.
Несмотря на то что по меньшей мере еще с 1973 г. было ясно, что понятие «новое открытие» можно распространять лишь на какие-либо конкретные находки и никак нельзя связывать последние только с романтиками, большинство исследователей вновь
1 Это же выражение использует Р. Исток [42].
и вновь повторяют и комментируют этот очевидный факт. Р. Крон посвящает на втором Зальцбургском симпозиуме по рецепции средневековья большой доклад стереотипному клише. Он анализирует статистику продаж средневековой литературы в XIX в. и приходит к выводу, что «восхищение средневековьем» не распространялось на широкую публику [43, S. 10, 14]. Однако о «восхищении» говорил лишь Г. Майер, утверждая, что в последнюю треть XVIII в. «немецкая старина была долгое время популярна» [15, S. 104]. Кроме того, еще Гердер выражал жалобы по поводу отсутствия интереса к средневековой литературе у широкой публики [44, S. 214-217]. Й. Янота отмечает «удивительно широкий спектр» фактов рецепции, существовавших еще до 1800-х годов, не делая каких-то принципиальных выводов [45, S. 39].
Во многих исследованиях ставится вопрос о причинах и этапах развития романтического интереса к средневековью. Уже Г. Гейне выделял социально-исторический и идейно-эстетический компоненты романтического обращения к средневековью. Он указывал, с одной стороны, что политическое положение Германии благоприятствовало «христианско-старонемецкому направлению» [5, с. 161] и, с другой стороны, что «пробуждение средневековой романтики равным образом может считаться реакцией против рассудочного подражания античному, классическому искусству» [5, с. 163].
В современной германистике высказываются различные мнения по поводу причин и целей обращения романтиков к средневековью. Например, В. Краусс и Э. Белер не видят в романтическом обращении к средневековью стремления к необыкновенному, экзотическому, попытки уйти от действительности или импульса историзма, который был задан Гердером. Подлинной причиной они считают неудовлетворенность начинавшегося XIX столетия просветительской картиной мира, противовесом которой являлась средневековая — как миф, представлявший утопию, опрокинутую в прошлое, воспроизводящий утраченный золотой век. Э. Белер пишет, что «первоначальным мотивом изысканий романтиков в области средневековья является критика современности» [23, S. 48]. При этом его подход к проблеме не является абсолютно социологизированным: «В романтическом обращении к средневековью. выразилась не только одна критика современности. Намного больше речь шла о привлекающей на свою сторону критике, которая пыталась открыть заново утраченные, недооцененные или просто выброшенные на свалку культурные ценности» [23, S. 49].
В целом ученые справедливо полагают, что восприятие романтиками средневековой культуры происходило по разным направлениям и имело определенные тенденции развития. Интересные наблюдения по этому поводу делает Ф. Штрак в статье «Будущее в прошлом? О возрождении средневековья в романтизме». Его главный тезис заключается в том, что образ романтического средневековья представляет собой оптимистическую проекцию в будущее, а не является поводом для ностальгии или бегством в прошлое2. Ф. Штрак выделяет несколько качественно различных этапов развития темы средневековья в немецком романтизме, отмечая при этом постоянно осознаваемую романтиками связь этой темы с их сегодняшним днем и попытками моделирования будущего. По мнению Штрака, отчетливое противопоставление старой великой Германии «мелкой» современности впервые осуществили гейдельбергские романтики [24, S. 254]. Ф. Штрак выделяет несколько стимулов обращения романтиков к средневековью: «Антикварные,
2 Интересно, что приблизительно эту же мысль, не зависимо от Ф. Штрака, высказывает А. В. Карельский в своих лекциях по истории немецкой литературы, опубликованных посмертно уже в 2007 г. Об этом см. ниже.
филологические, поэтические и... культурно-патриотические мотивации обусловливали и стимулировали друг друга. Только все вместе они подготавливали тот климат, в котором могло развиться национальное восхищение средневековьем гейдельбергских романтиков» [24, S. 261]. Х. С. Сееба выделяет следующие фазы восприятия средневековья в XIX в.: эстетическая, патриотическая, церковно-политическая, националистическая [46].
В работах последних десятилетий в связи с общей сменой парадигмы гуманитарного знания проблема взаимосвязи романтизма со средневековьем постепенно эмансипируется от социально-политических и национально-идеологических концептов. Проблематичность данной взаимосвязи и ее идеологическая маркировка отразились в научных дебатах, касающихся введения понятия и термина «рецепция» применительно к диалогу романтической и средневековой культур и образования производного термина «рецепция средневековья» (МШеЬкег^ерНюп). В современной германистике существует мнение, что терминология имеет особое методологическое значение именно для рассмотрения романтического этапа рецепции средневековья, что заставляет нас более подробно коснуться данного вопроса. Термин «рецепция средневековья» в отношении к эпохе романтизма является более нейтральным по сравнению с другими употребляемыми определениями (возрождение, воскрешение, пробуждение и др.). Этот термин широко утвердился после симпозиумов, посвященных данной проблеме3. Наиболее полной и подробной представляется классификация основных форм рецепции средневековья, предложенная Р. Долем, который выделяет следующие основные ее виды [47]:
1) продуктивная, т. е. творческая, рецепция средневековья: произведения, материалы, темы средневековых авторов перерабатываются посредством творческого акта в качественно новые произведения;
2) репродуктивная рецепция средневековья: средневековые произведения реконструируются в их первоначальной форме посредством музыкальных постановок или реставраций (картин или построек), этот способ может быть обозначен как аутентичный;
3) научная рецепция средневековья: средневековые авторы, произведения, события или обстоятельства исследуются и комментируются посредством рабочих методов каких-либо научных дисциплин;
4) политическая/идеологическая рецепция средневековья: произведения, темы, идеи или персоны средневековья используются и интерпретируются в политических целях в широчайшем смысле, для утверждения легитимности или девальвации тех или иных явлений (можно вспомнить здесь, к примеру, целый комплекс идей, связанных со средневековым понятием «крестовый поход»).
Говоря о романтической рецепции средневековья, можно отметить, что она развивалась и существовала во всех вышеназванных видах. В приведенной системе Р. Доля продуктивная рецепция не случайно занимает первое место. К примеру, У. Мюллер также отмечает принципиальное отличие и особую роль продуктивной, или творческой, рецепции средневековья и полагает, что «здесь вновь созданное произведение должно оцениваться в соответствии с его собственным историческим контекстом и его собственным качеством; здесь не может стоять на первом плане и играть роль вопрос, несомненно интересный для медиевистов, об отношении средневекового источника и современного произведения» [48, S. 508].
3 Речь идет о международных симпозиумах в Зальцбурге (1979, 1982, 1986), Нойбранденбурге/ Грейвсвальде (1979), Одензее (1981), Сант-Луисе (1982), Берлине и Карлсруэ (1983) и в Лозанне (1989).
Наличие связи особого рода между средневековьем и романтизмом неоднократно отмечалось на симпозиумах по проблемам рецепции средневековья и отразилось в научных спорах по поводу возможности применения к данной ситуации терминов «рецепция» и «ренессанс». По мнению одного из участников симпозиума У. Перксена, понятие «рецепция средневековья» является вынужденным, так как специального термина, обозначающего обновление средневековья, не существует [18, S. 244]. У нас есть общепринятое название для продолжающейся жизни античности, поскольку есть само явление: в разные эпохи в разных странах существовали «ренессансы» античности. В случае со средневековьем дело обстоит иначе, идеи его обновления обычно занимали маргинальное место в истории развития культуры и никогда не имели столь широкого распространения, ни одна эпоха не стремилась всем сердцем к целенаправленному возрождению средневековья [18, S. 244].
У. Перксен размышляет о том, что античность и средневековье, по-видимому, в принципе имеют совершенно различные шансы для возрождения. В чем же причины этого? В том ли, что мифологический и вообще художественный материал греков и римлян является более универсальным и легче поддается обработкам, а средневековые легенды кажутся узкими, бедными и чуждыми? Ответ представляется ученому однозначным: «Самопознание человека через античность простирается намного дальше и глубже в новое время и в современность, чем через средневековье» [18, S. 246].
Характерно, что только для романтической эпохи У. Перксен делает исключение. По его мнению, немецкий романтизм в этом отношении представляет собой феномен: «Возможно Новалис был большим исключением, а Вагнер особым явлением» [18, S. 246]. В большинстве же случаев речь идет не о возрождении, а об адаптации средневековья: «.возобновление средневековья остается очень часто филологическим занятием, содержит академический аспект. Ему свойственно что-то призрачное. Произведения, инспирированные той эпохой, остаются двойственными, они стоят между средневековьем и современностью, и им не достает как истинной силы прошлого, так и актуальности современности, это приводит к сужению проблематики и к костюмированным анахронизмам» [18, S. 246].
Идею принципиальной невозможности «ренессанса средневековья» поддерживает также известный медиевист, один из организаторов симпозиумов по рецепции средневековья Т. Крамер [49, S. 142]. По мнению ученого, «ренессансы» — это такие рецептивные процессы, в которых образ эпохи или явления, возникший на основе концептуально направленной селекции, передается как относительно гомогенная и устойчивая модель, которая именно благодаря этому действенно входит в историю культуры. При рецепции средневековья наоборот селекция (в различной степени) становится действенной всегда лишь в смысле более или менее пунктуального отбора; рецепция древних текстов, определенных форм мышления, отдельных стилевых особенностей, как правило, всегда имплицирует отрицание каких-то других явлений средневековья [49, S. 142-143].
Т. Крамер иными словами повторяет мысль У. Перксена о том, что ни одна последующая эпоха не ставила цель полного возрождения средневековья, и в этом, собственно, состоит разница между ренессансом античности и рецепцией средневековья. Можно, однако, заметить, что и «ренессанс» как построение «гомогенной и устойчивой» модели любой прошлой культуры неизбежно предполагает селекцию, т. е. отбор наиболее важных и отказ от ненужных, по мнению реципиента, доминант. Как пишет М. Ю. Лотман, «каждая культура определяет свою парадигму того, что следует помнить (т. е. хранить),
а что подлежит забвению. Последнее вычеркивается из памяти коллектива и „как бы перестает существовать". Но сменяется время, система культурных кодов, и меняется парадигма памяти-забвения» [50, с. 201].
Здесь мы имеем дело с построением абстрактной модели, а не с реальным возрождением, воскрешением к жизни прошлой эпохи. В случае с античностью происходил точно такой же целенаправленный отбор (отрицание), и нельзя утверждать, что, к примеру, гуманисты XIV-XVI вв. «всем сердцем» возрождали ту самую прошлую живую, полнокровную античность. Если же говорить о классицистах XVII-XVIII вв., то их модель античности так же однобока, далека от оригинала и узка, как и неудачные попытки рецепции средневековья, о которых упоминает У Перксен.
И если понимать под «ренессансом» не определенную культурно-историческую эпоху, а особый тип рецептивного восприятия, отличающийся всеобъемлющей широтой и полнотой и затрагивающий максимальное культурное поле воспринимаемого периода, то обращение немецких романтиков к средневековью, вне сомнения, может быть обозначено данным термином. Кажущееся парадоксальным словосочетание «ренессанс средневековья» может быть применено (и уже применялось) именно и только в связи с романтической эпохой. К примеру, еще в 1910 г. исследователь английского романтизма Х. Бирс [51] писал о том, что происходившее в эпоху романтизма «возрождение средних веков. может быть смело поставлено в параллель с возрождением классической древности в XIV и XV веке» [цит. по: 52, с. 120]. По мнению Г. Саломона, самое существо романтизма есть «ренессанс средневековья» [7, S. 48]. В. М. Жирмунский связывает с романтизмом «средневековое возрождение» [52, с. 121]. Х. Бокман говорит о «немецком ренессансе средневековья» [53, S. 45].
В романтической культуре на основе рецепции впервые возникает модель средневековья, которая на определенный период становится эстетической, идеологической и политической парадигмой, обусловливает романтическую картину мира и воздействует на дальнейшее становление европейской культуры. Конечно, широта и длительность такого «ренессанса» не сравнима с несколькими веками, в период которых происходило возрождение античности, но обращение к средневековью является в данном случае не «маргинальным» увлечением романтиков, а закономерным витком развития европейской культуры: от всеобщего и универсального, от рационализма и материализма к мистическому, задушевному, национальному, индивидуальному.
Завершая предпринятый здесь обзор существующих в современной германистике точек зрения по вопросу «романтического возрождения средневековья» и связанной с этим явлением терминологией, следует отметить, что в отечественной науке данная проблема еще не отрефлектирована. Такие выражения и стоящие за ними понятия, как «возрождение средневековья», «дальнейшая жизнь средневековья», «романтическая идеализация средневековья», не связываются напрямую с какими-то идеологическими концептами и сами по себе не являются спорными.
Решающее значение для современного подхода к проблеме взаимодействия средневековой и романтической культур имеют работы, появившиеся в последние десятилетия, начиная с конца 70-х годов прошлого века. До сегодняшнего дня данная проблема не теряет своей актуальности, более того, порождает все новые аспекты для научных рефлексий. Появляется целый ряд работ, в которых рассматриваются факты рецепции средневековья в отдельных литературных жанрах, в определенные исторические периоды или в творчестве конкретных авторов, а также исследуется проблема романтической
(или пред-/постромантической) цитации прецедентных средневековых текстов. Проблеме рецепции средневекового текста «Бедный Генрих» и его переводов посвящена книга У Раутенберг. Функционирование средневековых прецедентных текстов в немецкоязычных исторических романах начала XIX в. изучает М. Райзенляйтер [54]. Обширный труд Э. Хельтеншмидт носит не столько концептуальный, сколько по преимуществу дескриптивный характер и затрагивает разнообразные формы обращения к средневековой культуре братьев Шлегелей [55].
На основе предпринятого обзора научной литературы можно выделить основные темы и спорные проблемы, поставленные и частично разработанные в исследованиях, посвященных взаимосвязи романтизма со средневековьем:
1) вопрос о первенстве романтиков в их открытии средневековья;
2) проблема идеализации или возрождения романтиками средневековья;
3) проблема терминологии: возрождение, рецепция, воскрешение и др.;
4) причины, принципы, этапы романтической рецепции средневековья;
5) отражение реальности и научного знания в фикциональных романтических картинах средневековья;
6) частные формы романтической рецепции средневековья. (Рецепция средневековых прецедентных текстов. Научная рецепция.)
Принимая во внимание несомненные достижения исследователей, разрабатывавших многие аспекты рассматриваемой проблемы, следует отметить, что до сих пор ни в отечественной, ни в зарубежной науке не был поставлен вопрос о романтическом моделировании картины средневековья, вопрос о том, какое место вообще занимает фикциональная картина средневековья в романтической ментальной картине мира. Учитывая современное развитие гуманитарных наук и возможности междисциплинарного подхода, сегодня мы можем подойти к проблеме иначе и попытаться рассмотреть воображаемое романтиками средневековье как феномен романтической культуры. Романтическая модель средневековья возникает в результате диалога двух отдаленных во времени культур, отражения (преломления) образа одной культуры в другой, как итог рецептивного восприятия.
Источники и литература
1. Чавчанидзе Д.Л. Феномен искусства в немецкой романтической прозе: средневековая модель и ее разрушение. М., 1997. 296 с.
2. Чавчанидзе Д.Л. Античное и средневековое в дневниках Франца Грильпарцера // Балтийский филологический курьер: науч. журн. Калининград, 2004. № 4. С. 93-101.
3. Чавчанидзе Д. Л. Некоторые аспекты изучения средневековой литературы в немецком литературоведении // Литературоведение на пороге XXI в.: материалы междунар. науч. конф. М., 1998. С. 384-389.
4. Goethe J. W. Neu-deutsche religios-patriotische Kunst // Samtliche Werke, Briefe, Tagebucher und Gesprache. Vierzig Bande. Hrsg. von Freidmar Apel, Hendrik Birus u. a. Frankfurt am Main, 1999. Bd 20. S. 105-129.
5. Гейне Г Романтическая школа // Гейне Г. Собр. соч.: в 10 т. Л., 1958. Т. 6. С. 143-280.
6. Haym R. Die romantische Schule. Ein Beitrag zur Geschichte des deutschen Geistes. Berlin, 1870.
7. Salomon G. Das Mittelalter als Ideal in der Romantik. Munchen, 1922.
8. Friedemann K. Antike und Mittelalter im Lichte der Romantik // Philosophisches Jahrbuch der Gorres-Gesellschaft. 1931. Bd 44.
9. Meinecke F. Die Entstehung des Historismus [1936] / Hrsg. und eingeleitet von Carl Hinrichs. 4. Aufl. Munchen, 1965.
10. Wagner K. Das deutsche Mittelalter in der Vorstellung der gebildeten Kreise von der Mitte des 17. Jahrhunderts bis zum Beginn der altdeutsch-romantischen Bewegung. Erster Teil [weitere sind nicht erschienen]. Stendhal, 1914.
11. Sokolowsky R. Der altdeutsche Minnesang im Zeitalter der deutschen Klassiker und Romantiker. Dortmund, 1906.
12. Huizinga J. Naturbild und Geschichtsbild im achtzehnten Jahrhundert [1933] // Ders., Parerga. Hrsg. von Werner Kaegi. Amsterdam, 1945.
13. Kerssen L. Das Interesse am Mittelalter im deutschen Nationaldenkmal. (Arbeiten zur Fruhmittelalterforschung; Bd 8). Berlin, 1975.
14. Stolpe H. Die Auffassung des jungen Herder vom Mittelalter. Ein Beitrag zur Geschichte der Aufklarung. Weimar, 1955.
15. Meyer H. Zur historischen Dimension des Romantischen // Colloquia Germanica, 1968. S. 105.
16. Horton G. Die Entstehung des Mittelalterbildes in der deutschen Fruhromantik: Wackenroder, Tieck, Novalis und die Bruder Schlegel. Diss. [Masch.] Washington, 1973.
17. Muller U. Das Nachleben der mittelalterlichen Stoffe // Epische Stoffe des Mittelalters / Hrsg. von Volker Mertens und U. Muller. Stuttgart, 1984. S. 424-448.
18. Porksen U. Der Totentanz des Spatmittelalters und sein Wiederaufleben im 19. und 20. Jahrhundert. Voruberlegungen zu einer Rezeptionsgeschichte als Rezeptionskritik // Mittelalter-Rezeption. Ein Symposion / Hrsg. von Peter Wapnewski. Stuttgart, 1986. S. 245-262.
19. Das Weiterleben des Mittelalters in der deutschen Literatur / Hrsg. von James F. Poag und Gerhild Scholz-Williams. Konigstein. Ts., 1983.
20. Krohn R. So erklart und erganzt die alte Zeit die neue, und umgekehrt. Uberlegungen zur mediavistischen Erforschung der Mittelalter-Rezeption // Forum. Materialien und Beitrage zur Mittelalter-Rezeption. Goppingen, 1986. Bd 1 / Hrsg. von R. Krohn.
21. Korner J. Nibelungenforschungen der deutschen Romantik. Leipzig, 1911.
22. Mittelalterrezeption. Texte zur Aufnahme altdeutscher Literatur in der Romantik / Hrsg., eingeleitet und mit einer weiterfuhrenden Bibliographie versehen von G. Kozielek. Tubingen, 1977.
23. Behler E. Gesellschaftskritische Motive in der romantischen Zuwendung zum Mittelalter // Das Weiterleben des Mittelalters in der deutschen Literatur / Hrsg. von James F. Poag und Gerhild Scholz-Williams. Konigstein. Ts., 1983.
24. Strack F. Zukunft in der Vergangenheit? Zur Wiederbelebung des Mittelalters in der Romantik // Heidelberg im sakularen Umbruch. Traditionsbewufitsein und Kulturpolitik um 1800 / Hrsg. von F. Strack. Stuttgart, 1987.
25. Moeller B. Die Wiederentdeckung des Mittelalters. Ein Beitrag zur Geschichte der Vorromantik: Diss. [Masch.]. Koln, 1922.
26. Stadelmann R. Grundformen der Mittelalterauffassung von Herder bis Ranke // DVJS. 1931. N 9.
27. Most R. Schillers Mittelalterauffassung. Munster, 1936.
28. SamuelR. Die Rezeption des Mittelalters durch Goethe // Jahrbuch fur Internationale Germanistik. Reihe A (Kongrefiberichte). 1976. Bd 2, 4.
29. Voss J. Das Mittelalter im historischen Denken Frankreichs. Untersuchungen zur Geschichte des Mittelalterbegriffes und der Mittelalterbewertung von der zweiten Halfte des 16. bis zur Mitte des 19. Jahrhunderts. Munchen, 1972.
30. Brackert H. Die “Bildungsstufe der Nation” und der Begriff der Weltliteratur. Ein Beispiel Goethescher Mittelalter-Rezeption // Goethe und die Tradition / Hrsg. von Hans Reiss. Frankfurt am Main, 1972.
31. Kasperowski I. Mittelalterrezeption im Werk des Novalis. Tubingen, 1994. 244 S.
32. Held V. Mittelalterliche Lyrik und “Erlebnis”. Zum Fortwirken romantischer Kategorien in der Rezeption der Minnelyrik. Bonn, 1989.
33. Pantenius W. Das Mittelalter in Leonhard Wachters (Veit Webers) Romanen. Ein Beitrag zur Kenntnis der beginnenden Wiederbelebung des deutschen Mittelalters in der Literatur des 18. Jahrhun-derts. Leipzig, 1904.
34. Arlt G. O. Acquaintance with older German literature in the eighteenth century. Chicago, 1931.
35. BenzR. Die altdeutsche Wendung. Wiederentdeckung und Wiedergeburt // Imprimatur. 1935. N 6.
36. Schmidt C. Die Mittelalterrezeption des 18. Jahrhunderts zwischen Aufklarung und Romantik. Frankfurt am Main, 1979. 431 S.
37. Krauss W. Franzosische Aufklarung und deutsche Romantik [1962] // Romantikforschung seit 1945 / Hrsg. von Klaus Peter. Konigstein. Ts., 1980.
38. Brinker-Gabler G. Poetisch-wissenschaftliche Mittelalter Rezeption: L. Tiecks Erneuerung altdeutscher Literatur. Gottingen, 1980. 299 S.
39. Brinker-Gabler G. Tiecks Bearbeitungen altdeutscher Literatur. Produktion — Konzeption — Wirkung. Ein Beitrag zur Rezeptionsgeschichte alterer deutscher Literatur: Diss. Koln, 1973.
40. Grosse S., Rautenberg U. Die Rezeption mittelalterlicher deutscher Dichtung. Eine Bibliographie ihrer Ubersetzungen und Bearbeitungen seit der Mitte des 18. Jahrhunderts. Tubingen, 1989.
41. Muller J. -D., Bodmers J. J. Poetik und die Wiederentdeckung mittelhochdeutscher Epen // Euphorion. 1977. N 71. S. 336-352.
42. Istock R. Die Wiedergewinnung mittelhochdeutscher Lyrik in den Ubersetzungen deutscher Romantiker. Ein Beitrag zur romantischen Poetik: Diss. Mainz, 1961.
43. Krohn R. Die Wirklichkeit der Legende. Widerspruchliches zur sogenannten Mittelalter “Begei-sterung” der Romantik // Mittelalter-Rezeption IL Gesammelte Vortrage des 2. Salzburger Symposions Die Rezeption des Mittelalters in Literatur, Bildender Kunst und Musik des 19. und 20. Jahrhunderts / Hrsg. von Jurgen Kuhnel, Hans-Dieter Muck, Ursula Muller, Ulrich Muller. Goppingen, 1982.
44. 1793 in der 5. Sammlung seiner “Zerstreuten Blatter” (Sammtliche Werke. Hrsg. von Bernhard Suphan [im folgenden abgekurzt zitiert als Suphan; Bandangabe in romischen Ziffern]. 16. Band. Berlin 1887, S. 214-217).
45. Janota J. Zur Rezeption mittelalterlicher Literatur zwischen dem 16. und 18. Jahrhundert // Das Weiterleben des Mittelalters in der deutschen Literatur / Hrsg. von James F. Poag und Gerhild Scholz-Williams. Konigstein. Ts., 1983.
46. Seeba C. H. Der Kolner Dom: Bastion des Mittelalters und Nationaldenkmal. Zur Kategorie der Geschichtlichkeit in den Kontroversen des Vormarz // Das Weiterleben des Mittelalters in der deutschen Literatur / Hrsg. von James F. Poag und Gerhild Scholz-Williams. Konigstein. Ts., 1983. S. 93-98.
47. Dohl R. Mittelalterrezeption om Rundfunk. Exkurs uber reproduktive und produktive Rezeption // Mittelalter-Rezeption II. Gesammelte Vortrage des 2. Salzburger Symposium. Goppingen, 1982. S. 261-280.
48. Mtiller U. Formen der Mittelalter-Rezeption. Teil II. Einleitung // Mittelalter-Rezeption. Ein Symposion / Hrsg. von Peter Wapnewski. Stuttgart, 1986.
49. Cramer T. Einleitung // Mittelalter-Rezeption. Ein Symposion / Hrsg. von Peter Wapnewski. Stuttgart, 1986.
50. Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю. М. Избр. ст. Таллин, 1992. Т. 1.
51. Beers H. History of English Romaticism in the XVIII centry. New York, 1910.
52. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.
53. Boockmann H. Die Gegenwart des Mittelalters. Berlin, 1988.
54. Reisenleitner M. Die Produktion literarischen Sinnes: Mittelalterrezeption im deutschsprachigen historischen Trivialroman vor 1848. Frankfurt am Main, 1992.
55. Holtenschmidt E. Die Mittelalter-Rezeption der Bruder Schlegel. Paderborn; Munchen; Wien; Zurich, 2000. 900 S.
Статья поступила в редакцию 25 января 2011 г.
