№ 4 (29), 2008
' Кул ътурная жизн ь Юга России " ^
гических и одновременно героических страниц Великой Отечественной писатели впервые оказались лицом к лицу с материалом будничной действительности, с повседневным трудом, лишенным классово-антагонистического характера» (7).
Преобладающим направлением послевоенной прозы о современности вновь явилась «колхозно-производственная» тема, описывающая советского труженика на его рабочем месте, в ходе деятельности, в бою за технический прогресс. Советские писатели обязаны были представить образ человека труда как одновременное олицетворение возвышенной морали, революционных традиций и создателя новой жизни. Все изображаемые в данный временной период трудящиеся в соответствии с правилами советского коллективизма старались по мере сил, умения, сознательности, убежденности или конформизма идти «в ногу», под оклики общей для всех партийной команды.
Изначально в «колхозно-производственной» литературе разных исторических периодов имели место три основные функциональные линии: во-первых, сделать для рядового гражданина процесс труда увлекательным; во-вторых, раскрыть для него понимание того, в чем именно состоят различные виды трудовой деятельности, с тем чтобы он мог определиться в жизни; в-третьих, углубиться в тему «Этика труда». При этом главным для писателей 1920-1940-х годов, поставивших перо на службу социализму и пролетариату, творивших «по указке сердца», неизменно являлась верность социалистическим идеалам, классовой борьбе, принципам партийности и народности, установ-
кам и традициям социалистического реализма. Стержневая тенденция «колхозно-производственной» прозы начала 1950-х годов состояла в постепенно нарастающем неприятии советской системы как целого, в скромном, но ощутимом желании ее преобразовать, защитить личность от растления ее творческого потенциала, от обожествления безликого и бесформенного коллективизма.
Таким образом, советская литература первой половины XX века, посвященная теме «трудового подвига», минуя два эпических (описательных) периода (1930-е - начало 1940-х годов и конец 1940-х - начало 50-х годов), выходит на новый, лирический уровень - «человековедение» (конец 1950-х - 1960-е годы), обращенный к личности, к морально-психологическому миру наиболее рядовых членов общества.
Литература
1. Суишлша И. К. Современный литературный процесс в России. М., 2001. С. 82.
2. Кузъменко Ю. Советская литература: вчера, сегодня, завтра. М., 1981. С. 305.
3. Ершов JJ. Ф. История русской советской литературы. М., 1988. С. 98.
4. Кузъменко Ю. Советская литература: вчера, сегодня, завтра... С. 306.
5. Горький М. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 1. М., 1952. С. 114.
6. Кузъменко Ю. Советская литература: вчера, сегодня, завтра... С. 122.
7. Ковский В. Литературный процесс 60-70-х гг: М., 1983. С. 206.
A. G. NAGAPETOVA. LABOUR THEME IN THE SOVIET LITERATURE OF THE FIRST HALFOFXXTH CENTURY
Theme of Labour determined the Literary search of the first postrevolutionary decades. «Collective-farm» arid «industrial» prose of this period represented the ideological and art framework, through its «processing» literature opened the depths of psych ologism of «the new person».
Key words: totalitarism, the theory of absence of conflict, ideological aesthetics, «vilage» prose.
И. И. К0НДРАШ0ВА
ПРОБЛЕМА ДЕМОКРАТИЗАЦИИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА (НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА Л. ТОЛСТОГО)
В настоящей работе рассматриваются философско-эстетические взгляды Л. Н. Толстого на процессы демократизации в русской литературе и искусстве рубежа веков. Данная проблема анализируется на материале трактата «Что такое искусство?».
Ключевые слова: реализм, демократизм, народность, эстетика.
Воззрения Л. Н. Толстого конца XIX - начала XX века на народ и принцип народности имеют большое значение в исследовании процесса демократизации отечественной словесности. При всех идеологических издержках литература советского периода в лучших своих образцах сохранила принципы классического реализма и позитивное содержание, потому что это был «здоровый реализм», без социологического определения, быто-
вавшего в советском литературоведении: «Реализм составляет все еще ту почву, на которой вырастают все художественные направления современности. По-разному отрицая его, они предполагают его данность» (1).
На современном этапе с учетом тех процессов, которые происходят в нашем постсоветском обществе, эстетико-философские взгляды Толстого на литературу как средство выражения отношения
92 "Культурная жизнь Юга России" М 4 (29). 200*
к «состоянию умов» вновь актуальны и востребованы. Оценок этому, часто во многом схожих, было дано не мало, например: «Сильная сторона взглядов Толстого на "заразительность" искусства обусловлена тем, что никогда не противопоставлял он личность художника - обществу, народу» (2). Одной из главнейших задач искусства он считал изображение мыслей и чувств подавляющего большинства человечества - народа. Русский мыслитель связывал эволюцию реализма с процессом всеобщей демократизации, что нашло отражение в его взглядах на литературу 80-90-х годов XIX века: «Со мной случился переворот, который давно готовился во мне <... > задатки которого всегда были во мне <...> жизнь нашего круга - богатых, ученых - не только опротивела мне, но и потеряла всякий смысл». Писатель отмечает, что для него самым существенным, «единственно настоящим делом» оказались «действия трудящихся». Таких признаний о преданности народному делу десятки и в «Исповеди», откуда взяты вышеприведенные строки, и во многих других его публицистических статьях, письмах, трудах, в частности, в трактате «Что такое искусство?».
В свое время критика назвала этот трактат всплеском эмоций великого художника, утверждая, что он не содержит серьезных, продуманных суждений. Критика не придавала ему особого значения в силу того, что якобы эта работа не могла считаться глубоким теоретическим исследованием, обобщающим крупные явления и процессы в искусстве. Однако для большинства читающих Толстого и пишущих о нем было ясно, что это произведение является итогом долгих и мучительных раздумий писателя об искусстве и литературе.
Трактат проникнут искренней заботой о жизни российского народа. Исследователи приводят в основном те места, которые иллюстрируют понимание писателем сущности искусства, но почти никто не обращается к начальным главам работы для толкования его взглядов. Произведения искусства, утверждает Толстой, создают художники, архитекторы, писатели, но без активного участия народа они не могут быть воплощены в здания, книги; при этом художник сам обогащается, создавая произведения, тогда как рабочий, строитель, наборщик, печатник остаются фактически нищими: «Хорошо было бы, если бы художники свое дело делали сами, а то им всем нужна помощь рабочих не только для производства искусства, но и для их <...> роскошного существования, и, так или иначе, они получают ее или в виде платы от богатых людей, или в виде субсидий от правительства, которые дают им, как, например, у нас, миллионами на театры, консерватории, академии. Деньги же эти собираются с народа, у которого продают для этого корову и который никогда не пользуется теми эстетическими наслаждениями, которые дает искусство» (3).
Толстой совершенно определенно обозначил точки расположения острых социальных идей и их возможное сближение, в результате которого может произойти взрыв. Как историк-философ, понимая природную и общественную сущность человеческого поведения, опираясь на многолетний собственный опыт художественного творчества,
он создает свою теорию развития искусства, т. е. осмысливает эволюцию понятия красоты, начиная с древних времен: «Под словом "красота" по-рус-ски мы разумеем только то, что нравится нашему зрению. Хотя в последнее время и начали говорить: "некрасивый поступок", "красивая музыка", но это не по-русски.
Русский человек из народа, не знающий иностранных языков, не поймет вас, если вы скажете ему, что человек, который отдал другому последнюю одежду или что-нибудь подобное, поступил "красиво" или, обманув другого, поступил "некрасиво", или песня "красива". По-русски поступок может быть добрый, хороший или недобрый и нехороший; музыка может быть приятная и хорошая или неприятная и нехорошая, но ни красивою, ни некрасивою музыка быть не может» (3, с. 355). Толстой ориентирует нас на понимание народного восприятия прекрасного, но при этом он подчеркивает, что идея эстетически значимого несет в себе весомую долю народного отношения к поступку.
По мысли великого писателя, простому человеку нужно искусство, отражающее его думы, стремления, отношение к жизни, явлениям общественного бытия, в котором народ воспринимается как главное ядро, концентрирующее ментальное содержание нации, независимо от сословных предрассудков. Русский писатель-философ был убежден, что искусство, которое непонятно всем, не может быть настоящим. Его эстетические взгляды выработаны и сформулированы в трактате следующим образом: «Для того чтобы точно определить искусство, надо, прежде всего, перестать смотреть на него как на средство наслаждения, а рассматривать искусство как одно из условий человеческой жизни» (3, с. 355). Оно необходимо для познания человека, его жизни и отношения к окружающей природе.
Писатель исследовал важнейшие принципы демократизации искусства на основе его реалистического содержания. Современная ему литературная ситуация не удовлетворяла этим требованиям. «Наше утонченное искусство, - считал он, - могло возникнуть только на рабстве народных масс и может продолжаться только до тех пор, пока будет это рабство» (3, с. 373). Чтобы появилось искусство, создаваемое народом и понятное ему, необходимы другие условия для духовной, нравственной жизни общества. По сути, речь идет о создании и функционировании общенародного, демократического искусства, основанного на подлинных ценностях христианства, связанного с духовными исканиями русского православия, общеславянской соборности.
Искусство, по мнению Толстого, является важнейшим орудием прогресса, оно объединяет людей, придавая им силы для дальнейшей деятельности во имя будущего, «человечества и Бога». Однако не все новые произведения, претендующие на художественное открытие неизведанного, «несуществующего» таинственного мира, способны сохранить и преумножить богатство, связанное с духовной общностью людей, наций, на основе христианского всеединения, православной соборности, взаимопонимания и взаимоподдержки. Писатель отказывает в этом искусству, представленному
№ 4 (29), 2008
"Культурная жизнь Юга России "
«Бодлерами, Верленами, Мореасами, Ибсенами, Метерлинками» (3, с. 457). Хотя он и оговаривается, что, может быть, не понимает их величия, но точно знает, что его душа и сознание такого искусства не понимают и понять не могут.
Эту проблему великий мыслитель пытается разрешить, учитывая «состояние умов», характер деятельности государственных и социальных институтов, а также то, чем может обернуться наступающий XX век для российского общества, его духовной жизни и созидания. Писатель убежден, что современное ему искусство богатых классов закончило свой путь, «пришло к тупику», а то, которое появится, «не будет продолжением теперешнего», оно «будет состоять не из передачи чувств, доступных только некоторым людям богатых классов». Достойными назовут только произведения, способные «передавать чувства, влекущие людей к братскому единению» (3, с. 469). Такое искусство будет ценить «весь народ», оно будет «производиться всеми людьми из народа, которые будут заниматься им тогда, когда они будут чувствовать потребность в такой деятельности» (3, с. 471).
Новым художественным содержанием, по мнению писателя, будут чувства, «испытываемые человеком, живущим свойственной всем людям жизнью, и вытекающие из религиозного сознания нашего времени или чувств, доступных всем людям без исключения» (3, с. 472). Это будет необходимый вид духовной деятельности человечества, объединяющий всех. Другим в будущем станет и художник: он «будет понимать, что сочинить сказочку, песенку, которая тронет, прибаутку, загадку, которая забавит, шутку, которая насмешит, нарисовать картинку, которая будет радовать десятки поколений или миллионы детей и взрослых, - несравненно важнее и плодотворнее, чем сочинить роман, симфонию или нарисовать картину, которые развлекут на короткое время несколько богатых человек и навеки будут забыты. Тогда как область искусства, отражающего простые, доступные всем чувства, - громадна и почти еще не тронута.
Таким образом, искусство будущего не только не обеднеет, а, напротив, бесконечно обогатится содержанием. Точно так же и форма искусства будущего не только не будет ниже теперешней, но будет без всякого сравнения выше ее, выше не в смысле утонченной и усложненной техники, а в смысле умения кратко, просто и ясно передать без всего лишнего то чувство, которое испытывал и хочет передать художник» (3, с. 473). Толстой понимал, что без освобождения народа справедливость между хозяином и крестьянином невозможна, и писатель, по его мнению, обязан осознавать общественное расслоение и неравенство. Он считал, что господа «ревниво оберегают подвластный им народ от всех разрушающих их обман влияний и все силы направляют на то, чтобы всеми <...> средствами одурить народ» (4). Другие слова великого художника звучат как призыв к борьбе: «Вы ошибаетесь, бедняки, если думаете устыдить, или растрогать, или убедить богача, чтобы он поделился с вами» (5).
Писатель понимал, что существуют люди, готовые искренне бороться за освобождение народа, но есть и другие, «тщеславные», которые ушли в революционную борьбу либо ради мести, либо ради будущей карьеры. Последних было больше, и писатель почувствовал это задолго до проявления их подлинных качеств в первые годы «народной» (советской) власти. Чистых и искренних революционеров автор рисует на страницах романа «Воскресенье». Художника пленяет в них высокая нравственность, преданность идее (хотя долгое время эта сторона образов революционных деятелей считалась художественным открытием М. Горького). Однако писатель не идеализирует своих героев. Так, М. Храпченко отмечает, что «тщеславие, желание первенствовать составляют главный стимул революционной деятельности Новодворова» (6). Писатель-философ рассматривает мотивы поведения, психологию и нравственные принципы революционеров, показывает различные их типы, стремясь изобразить не исключительных (как у Н. Г. Чернышевского или М. Горького), а самых обыкновенных людей, умом и сердцем преданных идеалам борьбы и равенства.
Отношение Л. Толстого к революционной деятельности было не простым, однако утверждение, что оно непоследовательно, запутанно, неопределенно и противоречит его философским взглядам, неверно. Писатель был искренне убежден: искусство должно «устранять насилие» через духовную работу, достижение обществом высокой нравственности. Тезис о том, что идея непротивления злу насилием якобы смешивала, завязывала в сложнейший узел противоречий духовные и философские взгляды писателя, отчасти верен (об этом много написано, начиная с В. Ленина, М. Горького до авторов последних советских учебников по истории русской литературы). Действительно, невозможно перестроить сознание, душу, воззрения всех людей на основе их высокой нравственной деятельности. Это невыполнимая, изначально утопическая задача.
Таким образом, этические взгляды, строящиеся на христианской основе, привели Л. Н. Толстого к осознанию необходимости защитить человека, его свободу от внешних посягательств. Писатель понимал, что это трудная задача. Он остро чувствовал время, его противоречия, видел человека, который серьезно задумался о своем будущем, -именно на этом зиждется процесс демократизации русской литературы и перемены, связанные с изменениями в художественной методологии.
Литература
1. Федотов Г. Борьба за искусство (1935) // Вопросы литературы. 1990. № 2. С. 215.
2. Опулъская Л. Д. Литературно-эстетические взгляды Л. Н. Толстого // Л. Н. Толстой о литературе. М., 1955. С. 22.
3. Толстой Л. О литературе. М., 1955. С. 323-324.
4. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: в 90 т. Т. 34. М., 1952. С. 335.
5. Там же. Т. 53. М., 1953. С. 135.
6. Храпченко М. Б. Лев Толстой как художник. М., 1965. С. 275.
g ^ "Культурная жизнь Юга России "
М 4 (29), 2008
1.1. KONDRASHOVA. THE PROBLEM OF RUSSIAN LITERATURE DEMOCRATIZATION OF THE END XIX-THE BEGINNING XX (BASED ON L. TOLSTOY'S WORK)
This article is dedicated to the analyses of L. Tolstoy's philosophical aesthetic views on democratization processes in Russian literature and art during the end XIX - the beginning XX centuries. This problem is analyzed on the bases of work «What is Art?».
Key words: realism, democracy, national character, aesthetics.
0. В. КИРЬЯНОВА
ФЕНОМЕН «ПИСАТЕЛЬНИЦЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ»: А. П. ЗОНТАГ (ЮШКОВА) - ЛИЧНОСТЬ И ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО
Сутью данного феномена можно считать материнское самовыражение в творчестве: это самовыражение «нравственной матери», формирующей православно-нравственный духовный мир детей, к которым она обращает свое слово, оформленное по законам детской литературы.
Ключевые слова: феномен писательницы для детей, материнство, семейное воспитание, детская православная литература.
Творчество Анны Петровны Зонтаг (в девичестве Юшковой, 1785-1864) является одним из малоизученных компонентов культурного контекста второй трети XIX века. Это связано с тем, что ее литературное наследие - произведения для детей, письма, мемуары - выдержано в едином ключе христианского дискурса, к изучению которого подлинный интерес проявился лишь в постсоветское время, когда исследователей стали интересовать «духовные токи» национальной культуры.
А. П. Зонтаг - «известная», «профессиональная» и «типичная» писательница для детей второй трети XIX века - так обычно характеризуют ее учебные и справочные издания. Но существенно и еще одно немаловажное обстоятельство: библиография ее сочинений насчитывает свыше двадцати томов, более сотни произведений средней эпической формы и комедии для детей.
Изучение творчества Анны Петровны открывает богатые перспективы для исследования истории русской детской литературы и для осмысления феномена писательницы для детей, сутью которого является деятельностная женственность, трансформирующая материнский потенциал, духовно осмысленное самовыражение творческой личности, направленное на формирование мира детства в литератруных произведениях и личностное развитие ребенка средствами литературы.
Концепт «нравственная мать» воплощен на всех уровнях поэтики: форма и содержание продиктованы тем «вкусом матери», который заметил у Зонтаг В. А. Жуковский, внушивший ей стремление передать «свою тайну другим матерям» именно посредством литературного творчества для детей (а значит - и для их родителей). «Нравственная мать» - это и образ повествователя, за которым нам видится сама Зонтаг, и образы матерей-наставниц, и собирательный образ идеальной матери из «Воспоминаний о первых годах детства Василия Андреевича Жуковского» (1), восходящий к архетипу Богоматери с младенцем.
Все эти градации материнства зиждутся на любви к ребенку. «Нравственная мать» - это внутреннее ощущение писательницы, которое заставляло ее отказаться от всех интересов вне семьи и войти в литературу сначала по материнскому зову (дать хорошее домашнее воспитание дочери), а вскоре - по осознанной духовной потребности помочь другим матерям «выносить» ребенка «внутри» материнского духовного пространства.
Истоки такого понимания содержания и цели литературного творчества писательницы мы находим в ее семейном воспитании, основанном на общехристианской концепции семьи. У Зонтаг была метода - написанное прочитывать ребенку и только с его одобрения пускать в печать. Таким образом, для настоящей детской писательницы осознание «женского взгляда в литературе» естественно трансформировалось в материнство (роди-тельство). Духовное пространство «нравственной матери», лелеющее душу ребенка, Зонтаг мыслила в координатах православия и русской литературы, в которой определяющими эстетическими и этическими ценностями для нее были произведения Ломоносова, Державина, Фонвизина, Карамзина, Жуковского и Пушкина.
Произведения и переводы детской писательницы выражают русское сознание и «духовные токи» национальной культуры. Особенно ярко это проявляется в «Воспоминаниях о первых годах детства Василия Андреевича Жуковского» и повести «Оленька и бабушка ее Назарьевна» (2), в которых она создала образ родины: русский пейзаж близ села Мишенского, образ провинциального русского города Белева. В эпилоге к переводу из «Истории Англии» Ч. Диккенса Зонтаг также прославляла отечество. Русифицируя западноевропейскую сказку, она наполняла ее национальным колоритом, вводя в действие реалии русской жизни: бытовую зарисовку, обряды (крещение, сватовство), элементы народной речи, символику. Но главное - в ее сочинениях воплотилась мен-