CC BY
195
М. П. ПРОНИНА,
доцент кафедры гражданского права и процесса, кандидат юридических наук (Нижегородская академия МВД России)
M. P. PRONINA,
Associate Professor at the Department of Civil Law and Civil Process,
Candidate of Law
(Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia)
УДК 343.21
Проблема бланкетности уголовно-правовых запретов
Presence of Blanket Prohibitions and Bans in Criminal Law as Imperfection and Problem
В статье рассматривается проблема бланкетности уголовно-правовых запретов, проводится анализ научных трудов зарубежных и отечественных ученых, рассматриваются конкретные практические примеры бланкетных диспозиций в уголовном законодательстве, выделяются признаки бланкетности в уголовном праве. Результаты проведенного исследования послужили основанием для формулирования теоретико-прикладных выводов, имеющих существенное значение для юриспруденции.
Юридическая техника, уголовно-правовой запрет, бланкетность, общественно опасное деяние, бланкетная диспозиция, отрасли права.
The presence of blanket prohibitions, blanket bans and other blanket norms in the criminal law is seen as an imperfection to be dealt with. An analysis of concrete examples of blanket dispositions and a review of Russian and foreign academic opinion on the matter leads the author to identify definitive signs of the abovementioned presence. Results of the work are of theoretical significance to jurisprudence and of practical significance to law enforcement.
Legal techniques, ban under criminal law, presence of blanket norms, act of public danger, blanket disposition, field of law.
Научное осмысление бланкетных диспозиций в уголовном праве занимает особое место. К данной проблеме обращались многие российские ученые. Однако впервые проблема бланкетности была поднята немецким ученым К. Биндингом, предложившим понятие «бланкетная уголовно-правовая диспозиция». К таковым он относил те диспозиции, которые включали уголовно-правовые запреты, требующие разъяснения со стороны не уголовно-правовых приказов.
Поняв перспективность и дискуссионность выделенного К. Биндингом научного направления, ученые в области уголовного права стали предлагать собственное видение понятия и содержания бланкетных уголовно-правовых диспозиций.
В научном понимании бланкетные диспозиции воспринимаются как предписания, не содержащие в себе виды воспрещаемого поведения и отсылающие для их определения к другим нормативным актам не уголовно-правового содержания [16]. Не ставя под сомнение в целом содержание предложенного понятия, обратим внимание на полное отсутствие в диспозиции указания вида противоправного поведения, что, с нашей точки зрения, является весьма дискуссионным.
Схожей точки зрения придерживается и И.А. Михайлова, которая в одном случае буквально толкует выделяемые признаки, утверждая, что бланкетная диспозиция в самом уголовном законе не определяет признаки преступного деяния. В другом случае указывает
на то, что в общей форме все-таки содержит уголовно-правовой запрет. Вместе с тем для более точного определения признаков бланкетная диспозиция отсылает нас к предписаниям другой отрасли права [17].
Считаем эту позицию дискуссионной по объективной невозможности полного отсутствия в уголовно-правовой диспозиции соответствующего запрета. Действительно, в ней могут не содержаться все признаки его деяния, но основные, отражающие сущность, безусловно, должны быть.
Более глубокое исследование рассматриваемой нами проблемы показало, что бланкетная диспозиция обязательно включает в себя не присущий уголовному праву понятийный инструментарий, требующий для правильного понимания бланкетных диспозиций обращения к иному нормативному акту или отрасли права [6, 9].
Рассматривая более детально этот вопрос, согласимся с мнением Л. Д. Гаухмана, указавшего в одной из своих работ на то, что бланкетная диспозиция, конечно же, должна включать в себя признаки преступления, но ряд из них описывается не в Уголовном кодексе Российской Федерации (далее — УК РФ), а в других нормативных правовых актах [11].
При этом нужно не забывать о том, что бланкетная диспозиция включает в себя значительное количество компонентов, которые в полном объеме не описываются в ней по причине перегруженности и нецелесообразности такого вида юридико-технического конструирования уголовно-правовых запретов.
Другие ученые акцентируют внимание на том, что в бланкетной диспозиции содержится указание на нарушение общественных отношений в иных отраслях права, что влечет за собой при наступлении дополнительных общественно опасных последствий уголовную ответственность [9].
Считаем, что высказанная позиция является спорной. Вряд ли найдется в УК РФ указание на все признаки правонарушения, запрещенного другими отраслями права. Законодатель в этом случае лишь указывает на то обстоятельство, что при установлении признаков правонарушения, повлекшего наступление значимых для уголовного права последствий, ставится вопрос о возникновении уголовных правоотношений.
Примером могут служить преступления, посягающие на безопасность дорожного движения или эксплуатацию транспортных средств [8]. Без обращения к одноименным правилам и установления их нарушения наступившие общественно опасные последствия не имеют никакого уголовно-правового значения.
Проведенное нами исследование показало наличие значительного количества определений
бланкетных диспозиций, имеющих между собой существенные отличия. Это и является причиной отсутствия в доктрине уголовного права общепризнанных ее признаков.
В данном вопросе следует согласиться с мнением Г. Н. Борзенкова, указавшего на излишнюю ширину используемого сегодня содержания бланкетных диспозиций, что дает основание для выделения самостоятельных уровней бланкетности [7].
Однако в большей части работ, посвященных проблеме исследования бланкетных диспозиций, выделяется их основное отличие. Отмечается неразрывная связь с раскрывающими их нормативными предписаниями не уголовно-правового содержания [22, 26].
Полагаем, что этот признак является главной концептуальной особенностью бланкетных диспозиций. Однако в доктрине по-разному определяется их связь с другими отраслевыми нормативными предписаниями.
Одна группа ученых настаивает на том, что бланкетные диспозиции могут содержать как конкретную, так и абстрактную отсылку к не уголовно-правовому нормативному акту. При этом ссылка должна содержать в себе сам источник, к которому нужно обратиться [18, 21].
Полагаем, что такой подход существенно сужает как сущность бланкетных диспозиций, так и практику их применения. К таковым буквально можно отнести лишь несколько уголовно-правовых запретов, содержащихся в УК РФ [2, ст. 170.1, 170.2 и др.].
Другая группа ученых, точку зрения которых мы разделяем, более широко трактует связь бланкетных диспозиций с другими отраслями права.
Так, по мнению Н. В. Беляевой и И. Н. Боковой, бланкетность предполагает наличие необходимости обращения к многочисленным подзаконным ведомственным нормативным актам для уяснения содержания нормы права [9, 10]. Это говорит о том, что законодатель в основной своей массе прямо не указывает на ссылаемый нормативный акт, к которому необходимо обратиться для установления всех признаков конкретного преступления.
Полагаем, что такой вариант создает больше возможностей для повышения качества противодействия преступности, что и указывает на неразрывную связь уголовного законодательства как основного гаранта соблюдения общепризнанных правил правового поведения с другими отраслями права.
При конструировании бланкетных диспозиций законодатель чаще всего использует такие обороты, как «в соответствии...» [2, ст. 159.5, 178, 190 и т. д.], «установленных законом.» [2, ст. 145.1, 159.2, 203 и т. д.], что и дает нам возможность для более точного определения круга явно бланкетных диспозиций.
Индикатором бланкетности могут выступать такие используемые при конструировании уголовно-правовых запретов дефиниции, как «неправомерный», «незаконный» или «противоправный».
Этот прием можно проиллюстрировать примером конструирования ст. 272 УК РФ, в которой определение неправомерности лежит в первоначальной плоскости не уголовного права, а тех отраслей и нормативных предписаний, определяющих возможность правомерного доступа к рассматриваемому нами виду информации. В качестве таковых в первую очередь должны выступать должностные регламенты и инструкции, четко определяющие права и обязанности лица, имеющего законный доступ к такому виду информации [12].
Однако в этом случае необходимо установить, что юридическое раскрытие вышеназванных дефиниций требует обязательного их толкования через призму других отраслей права. При отсутствии необходимости такая диспозиция бланкетной быть не может [22].
Хотя в рамках конструирования ряда уголовно-правовых запретов можно и не обнаружить прямой отсылки к иным нормативным правовым актам, однако это не дает правового основания для исключения таких диспозиций из разряда бланкетных.
Так, в частности, диспозиция ст. 158 УК РФ устанавливает ответственность за тайное хищение чужого имущества. Полагаем, что, применяя ее, правоприменитель не всегда обращается к Гражданскому кодексу РФ, который и закрепляет правовое понятие «имущество». В этой ситуации можно предположить, что при определении признаков такой формы хищения, как кража, не всегда устанавливаются как содержание самого понятия «имущество», так и вытекающие из него признаки предмета кражи.
Исходя из вышеизложенного, следует сделать вывод, что связь бланкетных уголовно-правовых диспозиций с актами иных отраслей законодательства является необходимой и достаточной для установления исчерпывающих признаков конкретного состава преступления, а также истины по делу.
В этом вопросе можно согласиться с И. А. Михайловой и А. В. Сельским в том, что в бланкетной диспозиции не содержится весь комплекс обязательных признаков преступления [17, 24]. Именно это обстоятельство в первую очередь и дает нам основание называть такую диспозицию бланкетной, так как в актах иных отраслей права происходит детализация признаков конкретного состава преступления.
Примером этому может служить установление ответственности за уклонение от уплаты налогов.
Главная проблема возникает исходя из сложного и неопределенного юридико-технического конструирования правовых предписаний ст. 198, 199, 199.1 УК РФ, отсылающих к нормам налогового законодательства, о чем указывается непосредственно законодателем в диспозиции. Обращение к налоговому законодательству не вносит ясности в существующую проблему в связи с казуистичностью изложенных положений в налоговом законодательстве, а также нечеткостью изложения криминообразующих признаков. Причиной этому служит различие в описании экономических категорий (налог, сбор), которые в уголовном законодательстве формулируются во множественном числе, а в налоговом — в единственном [1, ч. 1 ст. 122]; в УК РФ говорится об уклонении как о преступной форме поведения [2, ст. 198, 199], а в Налоговом кодексе РФ — о неуплате.
Расхождения в использовании филологической терминологии создают проблемы при установлении признаков налоговых преступлений. Так, если использовать наиболее распространенный прием толкования норм права, то уголовная ответственность не может наступать за уклонение от уплаты одного налога, даже если сумма неуплаты будет соответствовать критериям, установленным в ст. 198 и 199 УК РФ. К такому выводу приводит нас применение грамматического толкования.
Возникают проблемы и при определении признаков уклонения. В частности, можно ли оценивать поведение лица как преступное, если оно предоставило налоговые документы в установленный законом срок, при этом они не содержат ложных сведений, но лицо уклоняется от непосредственной уплаты налога.
Устранение возникших противоречий возможно только путем приведения терминологического инструментария в сфере налогообложения к единообразию.
Учитывая, что основным регулятором отношений в сфере сбора налогов является Налоговый кодекс РФ [1], считаем, что используемые при конструировании норм налогового законодательства термины должны применяться в других отраслях права, косвенно затрагивающих налоговую сферу. Данную точку зрения поддержали в своем большинстве и опрошенные респонденты (67 % специалистов и 71 % граждан).
Изложенные нами положения дают основания выйти с предложением о внесении изменений в ст. 198 и 199 УК РФ в части замены терминов «уклонение», «налоги», «сборы» на «неуплата», «налог», «сбор».
Бланкетность уголовного законодательства прослеживается и в рамках охраны наиболее ценного блага — жизни. Вопрос об определении момента начала и окончания жизни остается до сих пор спорным.
Установление момента начала жизни, т. е. момента рождения ребенка, определяется в различных источниках поразному, а также имеются существенные различия между точками зрениями, приведенными в доктрине уголовного права и медицине [5].
Так, в соответствии с приказом Минздравсоц-развития России «О медицинских критериях рождения, форме документа о рождении и порядке его выдачи» [4] медицинскими критериями рождения являются:
— срок беременности 22 недели и более;
— масса тела ребенка при рождении 500 г и более (или менее 500 г при многоплодных родах);
— длина тела ребенка при рождении 25 см и более (в случае, если масса тела ребенка при рождении неизвестна);
— срок беременности менее 22 недель или масса тела ребенка при рождении менее 500 г, или в случае, если масса тела при рождении неизвестна, длина тела ребенка менее 25 см при продолжительности жизни более 168 часов после рождения (7 суток).
При этом живорождением является момент отделения плода от организма матери посредством родов при сроке беременности 22 недели и более, массе тела новорожденного 500 г и более (или менее 500 г при многоплодных родах) или в случае, если масса тела ребенка при рождении неизвестна, длине тела новорожденного 25 см и более при наличии у новорожденного признаков живорождения (дыхание, сердцебиение, пульсация пуповины или произвольные движения мускулатуры независимо от того, перерезана пуповина и отделилась ли плацента).
Все вышеизложенное, конечно же, дает нам основание безапелляционно утверждать, что ребенок жив и обладает правом на жизнь.
Важно подчеркнуть, что эти критерии и признаки имеют значение для констатации юридического факта рождения ребенка и его живорождения. Однако они не могут быть в полной мере использованы для определения момента начала уголовно-правовой охраны жизни. В качестве объекта уголовно-правовой охраны жизнь появляется до официального установления момента живорождения ребенка [13].
В связи с этим возникает вопрос о необходимости выделения более раннего момента начала жизни. Решая его, необходимо определиться с тем моментом, который дает объективную возможность матери причинить умышленно смерть новорожденному. Убийство во время родов объективно становится возможным в момент проре-зания плода из тела матери [20].
Однако обязательным условием, подлежащим установлению в этом случае, является установление возможности живорождения. Это должно быть
установлено судебно-медицинской экспертизой, так как при установлении мертворождения ребенка действия виновной должны быть квалифицированы как покушение на убийство новорожденного. В настоящее время судебно-следственная практика придерживается именно такого подхода [23].
Нет единства и в определении понятия «новорожденный». Так, наиболее распространенное мнение, существующее в доктрине, соотносит основной признак новорожденного со временем его жизни после рождения, которое колеблется в пределах трех-четырех недель [15].
В педиатрии же длительность периода ново-рожденности равна одному месяцу с момента появления ребенка на свет [19].
Причина таких разногласий кроется в том, что нормативное понятие новорожденного сегодня отсутствует.
Поэтому новорожденность соотносится с процессом адаптации к условиям внешней среды, который в среднем длится от 28 до 30 дней [ 14].
Вышеизложенное дает нам основание сделать вывод о том, что привилегированность ответственности матери за убийство новорожденного сразу же после родов или в условиях психотрав-мирующей ситуации связана не с процессом физиологических родов, как в варианте убийства во время родов, а с новорожденностью младенца. Именно по этой причине по истечении срока но-ворожденности убийство ребенка должно быть квалифицировано по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ.
Бланкетность прослеживается и при определении окончания жизни, т. е. момента наступления смерти.
В постановлении Правительства РФ «Об утверждении Правил определения момента смерти человека, в том числе критериев и процедуры установления смерти человека, Правил прекращения реанимационных мероприятий и формы протокола установления смерти человека» [3] отмечено, что моментом смерти человека является момент смерти его мозга или его биологической смерти (необратимой гибели человека).
Изложенные выше суждения позволяют сделать вывод о том, что сформулированные в диспозиции нормы положения, обеспечивающие охрану наиболее значимого блага, в частности жизни человека, являются сверхбланкетными. Без обращения к иным нормативным актам не уголовно-правового содержания установить все признаки таких деяний объективно невозможно.
Таким образом, бланкетность в рамках охраны интересов личности показывает эффективность взаимодействия уголовного права не только с иными отраслями национального права, но и в целом с разработанными международно-правовыми инструментами.
Однако институты и понятия отраслей законодательства Российской Федерации при исполь-
зовании в уголовном праве должны применяться в том значении, в котором они закреплены в профильных отраслях законодательства, если иное не оговорено [25].
Во избежание ошибок при квалификации деяния, отсылающего к другим правовым актам, необходимо обязательное указание на основные криминообразующие элементы со ссылкой на источник отраслевого законодательства. При этом приоритет отдается диспозициям отраслевого законодательства в части правовой оценки деяния, выступающего в качестве юридического факта, и акцессорности уголовного права.
Проведенное нами исследование дает основание выделить следующие признаки бланкетной диспозиции в уголовном праве:
— отсутствие исчерпывающего перечня признаков общественно опасного деяния;
— абстрактнообобщающий характер;
— неразрывность связи с нормами других отраслей права;
— невозможность установления исчерпывающих признаков общественно опасного деяния и раскрытие их содержания без обращения к другому отраслевому законодательству.
На основании вышеизложенного можно сделать аргументированный вывод о том, что в своем большинстве уголовно-правовые диспозиции являются бланкетными, так как невозможно уяснить их содержание без обращения к другим отраслевым законодательствам, что имеет существенное значение для квалификации преступлений.
Список литературы:
1. Налоговый кодекс Российской Федерации // СЗ РФ. 1998. №31. Ст. 3824.
2. Уголовный кодекс Российской Федерации // СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2954.
3. Об утверждении Правил определения момента смерти человека, в том числе критериев и процедуры установления смерти человека, Правил прекращения реанимационных мероприятий и формы протокола установления смерти человека: постановление Правительства РФ от 20 сентября 2012 г. № 950 // СЗ РФ. 2012. № 39.Ст. 5289.
4. О медицинских критериях рождения, форме документа о рождении и порядке его выдачи: приказ Минздравсоцразвития России от 27 декабря 2011 г. № 1687н // Рос. газ. 2012. № 64.
5. Андреев В. Л. К вопросу совершенствования уголовно-правовой охраны интересов семьи и несовершеннолетних // Труды Академии управления МВД России. 2010. № 4 (16).
6. Авдеева М. В. Некоторые юридико-техниче-ские особенности использования бланкетных диспозиций в статьях Особенной части УК РФ // Адвокат. 2013. № 1.
7. Борзенков Г. Н. Бланкетные ли диспозиции статей УК о причинении вреда здоровью? // Законность. 2007. № 12.
8. Бедринский А.А, Дорофеев И. Н. Транспортная безопасность и реформирование органов внутренних дел на транспорте // Труды Академии управления МВД России. 2011. № 3 (19).
9. Беляева Н. В. Бланкетные диспозиции в советском уголовном праве и их применение: дис. канд. ... юрид. наук. М., 1984.
10. Бокова И. Н. Юридическая техника в уголовном законодательстве (теоретико-прикладной анализ главы 22 УК РФ): дис. канд. . юрид. наук. Н. Новгород, 2002.
11. Гаухман Л. Д. Проблемы УК: бланкетность, декларативность, казуистичность // Уголовное право в XXI веке: матер. Междунар. науч. конф. М., 2002.
12. Зыков Д. А. Проблемы установления уголовной ответственности по статье 274 УК РФ // Вестник Владимирского юридического института. 2011. № 2.
13. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: в 2-х т. / под ред. А. В. Бриллиантова. 2-е изд. М., 2015. Т. 1.
14. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. А. В. Брилли-антова. М., 2010.
15. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред. А. И. Рарог. М., 2006.
16. Люблинский П.И. Техника, толкование и казуистика Уголовного кодекса: пособие к практическим занятиям по уголовному праву. Петроград, 1917.
17. Михайлова И. А. Бланкетные нормы в уголовном законе и их применение органами внутренних дел: дис. канд. . юрид. наук. М., 2009.
18. Наумов А. В. Применение уголовно-правовых норм: учеб. пособ. Волгоград, 1973.
19. Особенная часть Уголовного кодекса Российской Федерации. Комментарий. Судебная практика. Статистика / под общ. ред. В. М. Лебедева; отв. ред. А. В. Галахова. М., 2009.
20. Оценочные признаки в Уголовном кодексе Российской Федерации: научное и судебное толкование: научно-практическое пособие / Ю. И. Антонов, В. Б. Боровиков, А. В. Гала-хова и др.; под ред. А. В. Галаховой. М., 2014.
21. Панько К. К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России. Воронеж, 2004.
22. Пикуров Н. И. Квалификация следователем преступлений со смешанной противоправностью. Волгоград, 1988.
23. Приговор от 3 декабря 2012 г. № 1725/2012 Центрального районного суда г. Тюмени (Тюменская область). URL: http:// www.rospravosudie.com (дата обращения: 15.05.2017).
24. Сельский А. В. Бланкетные нормы в уголовном законодательстве России: дис. канд. ... юрид. наук. М., 2010.
25. Цепелев В. Ф. Уголовная политика в контексте национальной безопасности // Труды Академии управления МВД России. 2007. № 3 (3).
26. Щепелков В. Ф. Определение уголовной противоправности деяния при конструировании и применении Уголовного кодекса // Закон и право. 2002. № 7.
Email: [email protected]
36
