ПРИЖИЗНЕННАЯ ИЗВЕСТНОСТЬ ПУШКИНА В ГЕРМАНИИ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ГУДРУН ЕРШОФФ

ПРИЖИЗНЕННАЯ ИЗВЕСТНОСТЬ ПУШКИНА В ГЕРМАНИИ

Восприятие писателя или поэта одной нации читателями другой приобретает тем большее значение, чем в большей степени писатель или поэт может претендовать на полноту репрезентации своего народа и его культуры. Произведения великих мастеров слова перерастают рамки обычных литературных взаимосвязей и тем самым могут становиться важным фактором сближения народов. Такими мастерами слова были и Шекспир, и Гете, и Пушкин. Внутренние условия восприятия определяются общественными потребностями и будут наиболее оптимальными, если обе стороны стоят перед решением одинаковых или аналогичных исторических задач. В зависимости от ситуации процесс восприятия может иметь характер переосмысления, критики или даже искажения. Среди внешних условий восприятия важную роль играют факторы иного рода, например личные контакты между представителями духовной жизни двух народов.

Деятельность переводчика представляется наиболее тесно связанной с внутренними условиями восприятия. На переводчика ложится большая ответственность, так как уже сам выбор произведения для перевода является той интерпретацией, которая формирует у читателя образ автора оригинала. Процесс собственно перевода есть уже вторая интерпретация, для ее реализации у переводчика имеется несколько путей.

Развитие русской литературы в XIX в. происходило в традициях, представлявшихся немецкому читателю отчасти чуждыми, отчасти устаревшими. Классовая структура общества в России и Германии была различной, отсюда вытекали и различия в общественно-социальной проблематике литератур обеих стран. Не следует забывать и о различной внутренней зрелости обеих литератур: в России лишь Пушкин достиг тех высот, которыми в Германии овладел уже молодой Гете.

Личные контакты передовых представителей культуры и литературы обоих народов, а также переводы российских немцев образуют начало восприятия художественного творчества Пуш-

кина в Германии. Вильгельм Кюхельбекеру друг й соратник Пушкина, объездивший Германию и Францию в качестве личного секретаря надворного советника Нарышкина, был первым пропагандистом творчества русского поэта в Германии. Сохранились документы, свидетельствующие о его встрече с популярным в то время немецким поэтом Кристофом-Августом Тидге (1752— 1841); при этой встрече Кюхельбекер много рассказывал о Пушкине и оставил ему переводы нескольких стихотворений Батюшкова и Пушкина, которые Тидге обещал обработать и опубликовать в одном из журналов. Неизвестно, о каких стихотворениях шла речь, и, поскольку в периодических изданиях тех лет упомянутые переводы отсутствуют, надо полагать, что Тидге своего слова не сдержал. Остается только сожалеть, что судьба свела Кюхельбекера именно с Тидге, чей поэтический талант и эстетический кругозор были довольно ограниченными. Характерно, что отзывы Гете о Тидге просто уничтожающи.1

С осени 1820 по начало 1822 г. продолжалась первая заграничная поездка В. А. Жуковского. Он, несомненно, также беседовал с Тидге и другими немецкими литераторами о Пушкине, хотя документальных подтверждений этого не сохранилось. Во время второй своей поездки за рубеж в 1826 г. Жуковский посетил Гете и вел с ним беседу о ставшем в то время уже знаменитым Пушкине. Много говорил с Гете о Пушкине и Антон Дитрих, немецкий врач-невропатолог, лечивший в России душевнобольного Батюшкова и интенсивно занимавшийся изучением русской народной поэзии и литературы. 15 ноября 1830 г. он пишет Жуковскому о встрече с Пушкиным, имевшей место, по-видимому, в апреле 1830 г. в Москве. Дитрих сожалеет о том, что не получил от Пушкина сборника его стихов, который позволил бы ему переводить произведения поэта на немецкий язык.

Первое стихотворение А. С. Пушкина в немецком переводе появилось в 1823 г. вместе с фрагментом из «Руслана и Людмилы» в поэтической антологии Карла-Фридриха фон дер Борга.2 Это эпиграмма «История стихотворца», помещенная без указания имени автора. Последние произведения Пушкина, а также сведения о развитии литературного процесса в России фон дер Борг получил из рук поэта Николая Языкова.3 Антология снабжена приложением с примечаниями, которые в большой мере исходят из «Опыта краткой истории русской литературы» Н. И. Греча (СПб., 1822). О Пушкине сказано: «У него много лирических стихотворений, посладий и т. п., наиболее же значительными его творениями являются изданное в Петербурге

1 Briefwechsel zwischen Goethe und Zeller in den Jahren 1796 bis 1832/ Hrsg. von F. W. Riemer. Berlin, 1833—18% Bd 1, S. 296.

2 Poetische Erzeugnisse der Russen/Ein Versuch von Karl-Friedrich von der Borg: 2 Bde. Riga; Dorpat, 1823, Bd 2, S. 304. —Первый том вышел в Дерпте в 1820 г.

3 Письмо Н. М. Языкова А. М. Языкову от 13 ноября 1822 г. — В кн.: Языковский архив. СПб., 1913, вып. 1, с. 19.

романтйЧёсКое стихотворение „Руслан и Людмила" в б песнях и еще одно под названием „Кавказский пленник4', СПб., 1822. Оба стихотворения, а в особенности последнее, отличаются живостью изображения действительности, захватывающим повествованием и благозвучием, и Пушкин, благодаря этим произведениям, в расцвете юношеских сил стал в один ряд с крупнейшими русскими поэтами».4 Это был первый положительный отзыв о Пушкине, напечатанный в немецкой книге. Сборник стихотворений Пушкина появился лишь в 1826 г., так что выходившие то тут, то там отдельные стихотворные произведения невозможно было охватить во всей полноте, тем самым на передний план выдвигается удачная романтическая поэма. Немецкая литературная критика долго не могла освободиться от этого первого впечатления, поскольку такое однобокое суждение затруднило понимание лирики Пушкина и его творчества вообще.

Сделанный Вульфертом перевод «Кавказского пленника», увидевший свет в Петербурге в 1824 г., был между тем практически неизвестен в Германии. Доктор Фридрих Отто, получивший известность благодаря своему переводу «Опыта краткой истории русской литературы» Греча, в 1825 и 1826 гг. опубликовал в «Breslauer Zeitung» несколько статей о русской литературе, а 17 сентября 1825 г. — перевод «Черкесской песни» из «Кавказского пленника». Там же было помещено подробное изложение содержания «Бахчисарайского фонтана».

В середине 20-х гг. в немецких журналах регулярно начинают появляться сообщения о Пушкине — и, без сомнения, величие таланта поэта тотчас находит признание. Его произведения обсуждаются и представляются читателю по меньшей мере подробным изложением содержания или частичными переводами. Уже в 1824 г. «Zeitschrift für die elegante Welt» публикует заметку, в которой Пушкин назван «русским литературным феноменом», а также сказано несколько слов о «Бахчисарайском фонтане» и «Воспоминаниях в Царском Селе». В начале 1826 г. в статье о русских литературных журналах «Literarisches Conver-sationsblatt» напечатал несколько отрывков из «Цыган»,5 немного времени спустя, наряду с сообщением о «Руслане и Людмиле», — краткое содержание «Бахчисарайского фонтана»6 с частичным прозаическим переводом. В этом же году издававшийся Генрихом Брокгаузом журнал «Morgenblatt für gebildete Stände» напечатал отзыв о значении творчества поэта.

Леонгард фон Будберг, прибалтийский немец, снабжавший газету «Blätter für gebildete Leser» с 1824 по 1826 г. статьями о состоянии русской литературы, пишет в сообщении из Петер-

4 Poetische Erzeugnisse der Russen, S. 403—404.

5 Der Polarstern: Ein Taschenbuch für das Jahr 1825 von den Autoren A. Bestushev und K. Rylejeff. — Literarisches Convensationsblatt, 2.02.1826, Nr. 27.

6 Baktschi-Sarasky Fontan, d. h. die Fontane zu Baktschi-Sarai. — Literarisches Conversationshlatt, 20.03.1826, Nr. 67.

бурга о литературных процессах, протекавших в жизни русского общества, и о значении некоторых русских писателей, из которых, по его мнению, особой симпатией публики пользуется Пушкин. Об авторе «Цыган» говорится далее: «Счастливее всех в этом отношении, без сомнения, страстно любимый своими согражданами молодой поэт Пушкин, которого по праву можно назвать русским Байроном за его выдающийся и на удивление плодовитый талант».7 А два месяца спустя Будберг пишет с еще большим восторгом: «По праву обожествляемый всеми своими согражданами поэт Пушкин на днях завершил очередной плод своего неисчерпаемого таланта — „Цыган", однако этот эксцентрический ум, это поистине выдающееся явление на горизонте новейшей русской литературы никогда не испытывает потребности в отдыхе от своих многообразных занятий; он уже обрабатывает материал для русской трагедии, которая вскоре выйдет под названием „Борис Годунов". У него имеются уже наброски некоторых других поэтических сюжетов, которые в скором времени должны увидеть свет как законченные произведения».8 В это же время в Петербурге выходит уже известный в Германии «Бахчисарайский фонтан».9

В заметке Николая Борхарда о романтической поэме «Цы-ганы» читаем: «Известная ранее по некоторым фрагментам п с нетерпением ожидавшаяся поэма одного из любимейших поэтов России наконец опубликована! Не сыщется кабинета государственного мужа и ученого, частной библиотеки или будуара светской дамы, где бы ее не встречали с восторгом.. .».10 В одном из номеров той же газеты в статье «Поэт Пушкин» имеется рецензия на роман в стихах «Евгений Онегин», который поначалу был благожелательно встречен в Германии: «К числу отличнейших поэтов, которых в настоящее время имеет Россия, без сомнения принадлежит Александр Пушкин с.. .> Теперь вышел первый том его романа в стихах, названного „Евгений Онегин"; роман этот, по заверениям знатоков русского языка, должен быть превосходным. Кстати, Пушкин пользуется особым покровительством нынешнего царя, последний вечерами лично читает его рукописи и порой высказывает ему свои замечания: преимущество, благодаря которому поэт, в отличие от своих собратьев по перу, избегает цензурных рогаток».11 Год спустя это произведение подробно разбирается той же газетой. Правда, «Евгений Онегин» рассматривается как подражание «Дон Жуану» Байрона, но все же о Пушкине автор статьи отзывается с почтением и в конечном счете по достоинству оценивает новое произведение, говоря следующее: «Простое повествование благодаря прелести поэтики, тонким наблюдениям, необычайно кра-

7 Morgenblatt für gebildete Stände, 15.05.1826, Nr. 115.

8 Neueste russische Literatur. — Literaturblatt, 7 und 11.07.1826, Nr. 54, 55.

9 Der Trauerquell. SPB, 1826.

10 Blätter für literarische Unterhaltung, 2.06.1828, Nr. 126.

н Ibid., 6.08.1828, Nr. 180.

сочным описаниям, благодаря глубокому и полному проникновению в человеческую жизнь делает это произведение шедевром творчества, который каждый мыслящий читатель найдет в высшей степени привлекательным».12

В 1828 г. выходит двухтомное издание стихотворений Пушкина, так что его лирике может быть, наконец, уделено соответствующее внимание. «Blätter für literarische Unterhaltung» опубликовал в 1830 г. в переводе на немецкий язык стихотворения «Черная шаль» и «Телега жизни».13 Немного позже будут переведены напечатанные в «Северных цветах» (за 1829 г.) стихотворения «Ворон к ворону летит» и «Город пышный, город бедный».

В журнале «Das Ausland» за 1830 г. в статье «Русские поэты» находим упоминание об А. С. Пушкине по случаю выхода «Полтавы»: «Стихотворение отличается той необычайной красотой, живостью и энергичностью стиля, за которые Пушкин заслужил лестное прозвище „русский Байрон"; но, как и большинство творений его музы, оно является лишь фрагментом, и остается только сожалеть о том, что человек, способный на большее, ограничивается одними набросками, вместо того чтобы направить свой талант на создание законченного шедевра».14 (Авторство данной статьи, к сожалению, не установлено.)

Несмотря на довольно обширную информацию, уровень знаний о Пушкине и его творчестве оставался относительно невысоким. Об этом свидетельствуют вышедшая в 1830 г. энциклопедия Брокгауза (Allgemeine deutsche Real-Enzyklopädie für die gebildeten Stände), а также статья «Русская литература», которую лейпцигская газета «Blätter aus der Gegenwart» перепечатала из «Revue littéraire». Из произведений Пушкина в этих изданиях названы «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Евгений Онегин», «Полтава», «Руслан и Шевет-лана» (!?),15 причем последнее название — явная путаница со «Светланой» Жуковского. В то время как Пушкин уже осуществил в своем творчестве качественный переход к реализму, Брокгауз помещает о нем скупое и отчасти даже ложное сообщение; за крупнейшего русского писателя выдается Карамзин, а о самом Пушкине мы среди прочего читаем, что им написаны ода «Вольность», «Воспоминания в Царском Селе», «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник» («Kaw-Koskoi Plennik»). Далее эти произведения, в особенности «Бахчисарайский фонтан», именуются украшением русского Парнаса. Здесь мы находим также краткий пересказ содержания названных произведений и биографию их автора. Предполагается, что немецкий автор (имя его, к сожалению, неизвестно) не смог проверить имевшуюся

12 Ibid., 15.10.1829, Nr. 238 (Ewgeni One gin... SPB, 1825—1828).

13 Blatter für literarische Unterhaltung, 15.11.1830, Nr. 319 (Notizen über russische Literatur).

14 Russische Dichter. — Das Ausland, 31.12.1830, Nr. 365,

15 Blätter aus der Gegenwart. Leipzig, 1831, Nr. 7t.

ß его расйоряЖенйй йнформаЦйЮ; В пользу э^ого факта говорят искажения некоторых русских имен собственных, а также такие в высшей степени сомнительные примечания, как например в конце статьи: «Небольшое его <Пушкина> стихотворение „Евгений Онегин" изображает фривольную жизнь молодого человека в Петербурге. Пушкин также работает над трагедией „Борис Годунов" <Godunaff>, продолжением которой будет „Лжедмитрий" <„Der falsche Demetrius">».16 Предполагается, что источником информации о русской литературе для автора данной статьи являлись Шевырев или Погодин или, по крайней мере, знакомые с ними лица, поскольку в одном из писем Погодину Шевырев сообщает, что Пушкин намерен продолжать свою драму «Борис Годунов» и что продолжение это будет называться «Лже-дмитрий».17

Если проследить первые десять лет знакомства немецкого читателя с творчеством Пушкина, то прежде всего бросаются в глаза односторонний выбор его произведений для перевода, среди которых самое большое место занимают романтические поэмы, и некачественность переводов. Все это никак не способствовало пониманию личности автора и его произведений. Во всех переведенных произведениях отсутствовали мотивы свободолюбия, присущие творчеству Пушкина, единомышленника декабристов. Это сознательное умалчивание являлось заслугой не только царской цензуры, сделавшей невозможной публикацию многих пушкинских политических стихотворений, но и реакционного правительства Германии. Например, внимание читателей Франции было привлечено как раз к распространявшимся в рукописях и, следовательно, запрещенным цензурой стихам. И если в Германии 20-х гг. о них ничего не было известно (за исключением мимолетного упоминания об оде «Вольность» в энциклопедии Брокгауза), то на это есть более глубокие причины. В то время как русское освободительное движение переживало подъем (1812—1825 гг.) и лишь в 1826 г., после разгрома восстания декабристов, сменилось определенной депрессией, освободительные устремления молодой германской буржуазии уже вскоре после 1819 г. беспощадно подавлялись реакционным правительством. Поэзия, темы которой были бы созвучны идеям декабристов, в Германии 20-х гг. не находила резонанса, чего нельзя сказать о Франции.

Польское восстание 1830 г., жестоко подавленное николаевским режимом, вызвало мощную волну антирусских настроений. Интерес к русской литературе и, в частности, к Пушкину резко падает, чему немало способствовало появление стихотворений «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», написанных в 1831 г. и тотчас же переведенных на немецкий язык. Немец-

16 Allgemeine deutsche Real-Enzyklopädie die gebildeten Stände. Leipzig, >, Bd 8, S. 937.

17 А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1974, т. 2, с. 40.

Кай опйозйционно настроенная буржуазия не смогла разобраться в сложных классовых противоречиях Польского восстания. Она приветствовала свободолюбивые устремления поляков и идентифицировала все русское с царизмом. Любая акция, направленная против России, встречалась с одобрением. Не случайно до немецкого читателя дошли именно эти стихотворения Пушкина. В самой России они уже были использованы царизмом в пропагандистских целях.18 Граф С. С. Уваров лично выразил Пушкину свое восхищение 19 и сам перевел стихотворение «Клеветникам России» на французский язык. О скором переводе на немецкий позаботился Вульферт,20 за что и снискал «высочайшее благорасположение».21 Поэтому не приходится удивляться, что немецкий читатель воспринял Пушкина как апологета царской политики. До 1834 г. стихотворение «Клеветникам России» переводилось шесть раз, в дальнейшем к нему обращались в общей сложности 12 (!) переводчиков,22 словно оно заслуживало особого внимания среди других произведений поэта.

Наряду с интенсивной полемикой вокруг творчества Пушкина в связи с упомянутыми выше стихотворениями во второй половине 30-х гг. в рецензиях немецких журналов на отдельные его произведения все большее место начинает занимать тема сопоставления Пушкина с Байроном. Это сопоставление было вполне обоснованным для определенного периода творчества поэта,23 оно использовалось русской литературной критикой для того, чтобы подчеркнуть его масштаб. Но с некоторых пор, несмотря на реалистический характер творчества Пушкина, его стали выставлять подражателем Байрону.

Здесь уместны некоторые замечания по поводу восприятия в Германии пушкинской драмы «Борис Годунов». За довольно короткое время она была четыре раза переведена на немецкий язык,24 отрывки в переводе публиковались во многих литературных газетах и журналах того времени, всюду она была встречена с одобрением, можно даже сказать — с восторгом. Приведем здесь цитату из рецензии, в которой эта драма признана одним из наиболее удачных и своеобразных творений русской музы: «Не будет преувеличением сказать, что она <русская муза>

18 См.: На взятие Варшавы. Три стихотворения Жуковского и Пушкина: Broschüre der St. Petersburgen Militärdruckerei, 1831.

19 «Я восхищен Вашими прекрасными, поистине народными стихами» (Пушкин: Исследования и материалы, т. 3, с. 224, примеч. 18).

20 Eichhorn Е. Die Geschichte der St. Petersburgen Zeitung. 1727— 1902. SPB, 1902, S. 16 f.

21 Предположение, что этот перевод принадлежит именно Вульферту, обосновано Б. П. Городецким (см.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М.; Л., 1935, т. 3, с. 100).

22 Raab Н. Die Lyrik Puskins in Deutschland. 1820—1870. Berlin, 1964, S. 37, Anm. 85.

23 Жирмунский В. M. Байрон и Пушкин: Из истории романтической поэмы. Пг., 1924.

24 Reissner Е. Deutschland und die russische Literatur (1800—1848). Berlin, 1970, S. 369.

этим завоевала себе право на самобытность <Freibrief>. Русские критики упрекали драму в анахронизме и ложном пафосе, мы также, впрочем, отметим в пей местами некоторую торопливость, отсутствие порой строгой мотивировки и последовательности; но по богатству и подлинности характеров, по новизне и прелести описаний природы, по силе живописания человеческой души мы ставим „Бориса Годунова'4 несомненно выше целого сонма исторических трагедий, которые, к примеру, призваны драматизировать историю Гогенштауфенов, — в один ряд с „Эгмонтом" и „Гецем"».25

Таким образом, мы можем убедиться, что произведение было в целом весьма положительно воспринято в Германии, что эту драму ставили в один ряд с историческими драмами Гете, а ее автор заслужил внимание и уважение читателей (невзирая на все недостатки перевода). Эта рецензия имеет большое значение не только для восприятия творчества Пушкина, но и для процесса восприятия русской литературы в Германии вообще, так как в атмосфере неприятия и предвзятости, царивших в 30-х гг., когда даже Пушкина считали скорее талантливым подражателем, нежели самобытным поэтом, утверждение, подббное вышеприведенному, содержит невысказанное признание в недооценке русской литературы.

В 1834 г. тот же печатный орган положительно высказывается о Пушкине по случаю выхода очень удачной в плане языка антологии русской поэзии в переводе Каролины фон Яниш (Павловой) :26 «Пушкин — русский Байрон по силе и полноте чувства <.. .> но более верящий, более примиренный с действительностью и более мудрый. Лирика — его жанр, о чем свидетельствуют четыре фрагмента из „Цыган", его „Пророк", „Песня", „Эхо" и другие прекрасные произведения, приводимые здесь. Еще более, чем русским Байроном — в какой бы степени он действительно ни являлся кумиром поэта, — мы хотели бы назвать его за убежденный идеализм русским Шиллером, на которого он год от года все более становится похожим, по мере того как отходят в прошлое первые, слишком смелые поэтические выступления. Гордость и надежда русской Музы, он достаточно молод, чтобы осуществить любые замыслы, ибо во всей остальной Европе не найдется, пожалуй, других таких гигантов духа, как русский Пушкин и поляк Мицкевич».27 Здесь необходимо отметить, что этот положительный отзыв был бы невозможен без успешной работы переводчицы — Каролины фон Яниш: ее переводы просто великолепны. Показательно, что для рецензента значение Пушкина в Европе — очевидный факт. Впервые поэт удостаивается высокой оценки как лирик. От внимания рецопзепта ттс

25 Russische Bibliothek für Deutsche. — Blätter für literarische Unterhaltung, 12.02.1833, Nr. 43. ,

26 Das Nordlicht: Proben der neuen russischen Literatur. Dresden; Leipzig, 1833.

3(7 Blätter für literarische Unterhaltung, 27.02.4834, Nr, 58,

ускользнуло богатство выразительных средств пушкинской лирики. Довольно неожиданное сравнение с Шиллером, должно быть, есть не что иное, как попытка противопоставить нечто более актуальное затертому сравнению с Байроном. Если вспомнить, как высоко ценился Шиллер среди прогрессивной немецкой молодежи в то время, сравнение это приобретает дополнительный оттенок. Не только мировая скорбь и скепсис приписываются Пушкину, но и вера в силу разума и оптимизм. Это было нечто новое для немецкого читателя.

Примерно в то же самое время «Magazin für die Literatur des Auslands» перепечатывает статью из английского журнала «Foreign Quarterley Review», где сравнение Пушкина с Байроном подвергается критической переоценке: «Александра Пушкина многие на его родине называют русским Байроном, — титул, который слишком почетен, если к нему прилагается та же мощь поэтического гения, который кажется более лестным, чем верным, если имеется в виду сходство форм и манеры. Речь не идет о полном отсутствии своеобразия у Пушкина; однако Байрон, без сомнения, служил ему образцом. От него берут начало и стиль, и способ описывать предметы, в особенности в повествующих стихотворениях Пушкина. . . Юмор и сатира у него — тоже подражание Байрону, ибо так же, как он, хотя и с меньшим успехом, русский поэт облачает свою гибкую Музу в сатирические одежды. Его „Онегин" стоит намного ниже „Дон Жуана" и „Беппо"».28 Однако несмотря на все сказанное, автор статьи вынужден признать, что «Пушкинское направление» увело русскую читающую публику от «однобокого восхищения и подражания французским образцам».

В течение последующих пяти лет — с 1832 по 1837 г., т. е. до самой гибели Пушкина, мы не находим новых публикаций о нем. Впрочем, к создававшимся до сих пор исключительно в России переводам его произведений добавляются немногие появившиеся в немецких журналах: «Magazin für die Literatur des Auslands» публикует «Kirdshali, der Räuber» 29 в анонимном переводе, в «Preußischer Volksfreund» появляется повесть «Выстрел» в переводе Бруно Кюна,30 Фридрих Тиц перепечатывает в «Blätter zur Kunde der Literatur des Auslands» переводы трех стихотворений.31 Заслуживает внимания тот факт, что последний являлся единственным в ту пору немцем, сообщавшим о личной встрече с Пушкиным.32 Тиц ценил Пушкина как поэта, по не

28 Magazin für die Literatur des Auslands, 6.07.1832, Nr. 69 (Alexander Puschkin).

29 Ibid., 23.01.1835, Nr. 10.

30 Kühn B. Der Zweikampf. Hach dem russischen Originaltext des A. Puschkin. — Preußischer Volksfreund, Nr. 142—143.

31 An Rußlands Feinde. — Blätter zur Kunde der Literatur des Auslands, 1836, Nr. 66; Der Sänger. — Ibid., Nr. 69; Der schwarze Schawl. — Ibid., Nr. 71.

32 T i e t z F. Bunte Skizzen aus Ost und Süd / Entworfen und gesammelt in Preußen, Rußland, der Türkei, Griechenland, auf den icmischen Inseln und in Italien: 2 Bde. Leipzig, 1838, S, 244—257.

мог бы, по его словам, полюбить его как человека, «ибо в сердце своем он <Пушкин> вряд ли исповедовал какую-либо религию».33 Сам Тиц был убежденным монархистом и сторонником царистской политики в Европе. В Николае I он видел «воистину благородного человека, на которого молится его народ <. . .> ропот копошащихся во тьме кротов ныне стих и ушел в небытие, гдё ему, собственно, и место», — писал он в 1836 г.34 Явным стремлением Тица было представить русского поэта вторым Байроном, что доказывает его описание встречи с Пушкиным.35 С такой установкой он мог рассчитывать на больший успех у публики, чем Каролина фон Яниш. Хотя Тиц и прекратил вскоре занятия переводами Пушкина, некоторые из его работ вошли в антологии русской литературы XIX в. Насколько мало мог он понимать русского поэта со своих эпигонско-ромайтических позиций, свидетельствует тот факт, что переводчик ставил его в один ряд с Уваровым (!), Жуковским и Козловым.36

В то время как Тиц публиковал свои переводы, произошел новый поворот событий, ставший драматическим эпизодом в процессе немецко-русских литературных связей. Внешней причиной была внезапная гибель Пушкина в феврале 1837 г. Официальная версия, будто перед смертью Пушкин пошел на примирение с царизмом, вызывала сомнение в передовых кругах немецких читателей. Смерть поэта расценивалась как «социально-политйче-ское событие, объяснение которому — в варварских обстоятельствах».37 Вместе с ростом симпатий к «жертве дворцовой интриги» рос и интерес к творчеству Пушкина. В журналах того времени наряду с простым изложением истории дуэли и ее последствий зачастую можно встретить и подробные рассуждения на эту тему и, таким образом, более или менее подробную характеристику Пушкина и его значения как поэта. Для некоторых печатных органов гибель Пушкина послужила поводом для первого упоминания о нем и его произведениях вообще. В журнале «Europa» читаем: «Поэты сродни звездам тем, что йблизи можно заметить и наблюдать и малые, и даже светящиеся отраженным светом, издалека же видны лишь звезды первой вёлй-чины. К таким относится русский поэт Пушкин, который, как недавно сообщали газеты, пал на дуэли от руки собственного шурина. Эхо этого выстрела гремит по всей России. Ибо Пушкин, как бы мало он ни был похож на Шиллера как внешне, так и своим творчеством, был, пожалуй, более народным поэтом для России, чем Шиллер для нас. Любой его замысел, любое проявление его кипучей натуры распространялись мгновенно до Сибири и Кавказа. Не будет ли уместным нам здесь, в Герма-

33 Das Ausland, 1837, Nr. 89, S. 353, Nr. 90, S. 357—359.

34 Erinnerungsskizze aus Rußland, der Türkei und Griechenland / Entworfen vom Legitionsrath Tietz. Coburg; Leipzig, 1836, T. 1, S. 14.

35 Raab H. Die Lyrik Puskins in Deutschland, S. 48.

36 T i e t z F. Bunte Skizzen aus Ost und Süd..., T. 1, S. 231.

37 Zeitung für die Elegante Welt7 1837, Nr. 214, 9, 853,

нии, с помощью „Европы" сказать несколько слов об этом европейце, тем более что они основываются на высказываниях одного из сограждан поэта?».38

Итак, на примере знакомства с творчеством А. С. Пушкина в Германии при жизни поэта можно убедиться в том, что процесс восприятия национальной литературы одной страны в другой неизбежно определяется политическими, социальными и культурными условиями, характерными для общественной жизни воспринимающей стороны. Первые контакты русского и немецкого народов происходили во время войн с Наполеоном, в обстановке общего подъема национального духа. Практически все слои населения Германии симпатизировали русским, видя в них освободителей от наполеоновской тирании. Неудивительно, что начало систематического изучения русской литературы приходится именно на данный период. Этому способствовало и господствовавшее в литературе того времени романтическое направление, одна из заслуг которого состоит в стимулировании изучения прошлого своего народа, его национальной самобытности и художественного творчества, а также в достижении внутренней готовности изучать историю и культуру других народов. Немецкий читатель с интересом следил за всеми публикациями из России, а также за переводами на свой родной язык произведений великих русских мастеров слова, к которым относили и молодого Пушкина. Благожелательное отношение к Пушкину с особенной силой выражалось в характеристике «русский Байрон», чем подчеркивался масштаб таланта поэта. Но по мере того как интерес к России сменялся открытой неприязнью, отождествлением всего русского с царизмом, росла готовность немецкого читателя принять официальное утверждение, будто Пушкин был царским верноподданным. Сравнение с Байроном приобрело уничижительный оттенок, стало походить на обвинение в эпигонстве. В художественном плане процесс восприятия творчества Пушкина, в особенности его лирики, был усложнен определенными эстетическими принципами, выдвинутыми новым литературным направлением «Молодая Германия». Эти принципы заключались в превознесении прозаических форм наряду с принижением значения поэзии и, прежде всего, в программном требовании политической направленности литературы. Именно это новое литературное направление, сложившееся после 1830 г., определяло в дальнейшем развитие публицистики и литературной критики в Германии вплоть до 40-х гг. Таким образом, лишь после смерти поэта начался новый этап в процессе восприятия творчества Пушкина — период переосмысления его литературной деятельности.

38 Речь, по-видимому, идет о Н. Мельгунове, так как данная статья написана его другом, немецким писателем Кенигом. С 1837 г. они вдвоем издавали «Literarische Bilder aus Rußland» (Europa, 1837, Bd 2, S. 23—28).