CC BY
67
УДК 78.087.68:78.082.4
О. И. Гладкова
«Приявший мир» Дмитрия Смирнова: мелос поэзии и традиции вокального оркестра
Статья поднимает проблему взаимоотношения слова и музыки во всем разнообразии аспектов, от содержательных до интонационно-ритмических и тембровых,на примере одного из лучших произведений современной петербургской композиторской школы — хорового концерта «Приявший мир» Дмитрия Смирнова (род. в 1952 году).
Ключевые слова: аалеаторика, сонористика, кластер, аллитерация, нерегулярно-акцентная метрика.
Olga I. Gladkova
«Priyavschy mire» by Dmitry Smirnov: melos of poetry and traditions of the vocal orchestra
The article raises the problem of the relationship between word and music in all its various aspects, from meaningful to intonation-rhythmic and timbre, using the example of one of the best works of the modern St. Petersburg school of composition - the choral concert «Priyavschy mire» by Dmitry Smirnov (born in 1952).
Key words: Sonority, cluster, alliteration, metric with irregular accent.
Наследник национально-русской идеи искусства Георгия Свиридова и Валерия Гаврилина, самый талантливый и убежденный продолжатель их музыкального пути, петербуржец Дмитрий Валентинович Смирнов и сегодня остается фигурой своеобразной и даже парадоксальной. Признанный мастер хорового письма, чьи сочинения исполнялись на разных сценах сто и более раз - по нынешним меркам цифра неслыханная (!), не имеет профессионального композиторского диплома. Дирижерско-симфоническое образование (Смирнов был в числе последних консерваторских учеников знаменитого Эдуарда Грикурова, у него же закончил ассистентуру-стажировку) и успешное начало дирижерской карьеры не означало, однако, авторского интереса к оркестровым жанрам: преданный рыцарь хоровой музыки, Смирнов оставался ей верен всегда. Не обладает его композиторское письмо и выраженным «Ячеством», как называл это свойство Гаврилин, подчеркнутым авторским эго. При всем профессионализме и яркости опусов, муза Д. Смирнова скромна и неамбициозна; те же черты отличают и сам облик автора.
Дмитрий Смирнов - один из тех современных композиторов (по преимуществу петербургских), кто обращался - с настойчивостью
и постоянством - к поэзии Серебряного века, в свое время не нашедшей адекватного и сколько-нибудь полного музыкального прочтения. Революции и общественные потрясения, катаклизмы в политике и идеологии прервали традиционную связь слова и музыки, запечатленную в творческих парах: Пушкин - Глинка, Лермонтов -Даргомыжский, Некрасов - Мусоргский; песни гражданской войны и первых пятилеток опирались на рифмы иные... Поэтико-музыкаль-ные параллели в русской культуре восстановились много позже: начало ХХ в. откликнулось в искусстве конца столетия и рубежа тысячелетий.
Поэтика Серебряного века привлекала внимание Смирнова с молодости; среди его произведений - хоровой концерт a cappella на слова Марины Цветаевой «Бессонница», хоры на стихотворения Анны Ахматовой, Осипа Мандельштама, Иннокентия Анненского. Одним из лучших и самых известных сочинений, навеянных авторскими симпатиями к этому периоду, стал написанный еще в 1983 г. концерт для смешанного хора и чтеца «Приявший мир» на стихи Александра Блока; композитору тогда едва исполнилось тридцать лет.
О кантилене поэзии любимых авторов Дмитрий Смирнов говорит с убежденностью музыканта: «Мелодия сразу слышится в стихе, когда его читаешь.»1.
Познакомиться с «Приявшим мир», услышать его неповторимую мелодику стиха мне довелось лишь в конце 90-х. Случилось так, что летом и осенью 1997-го я много слушала и анализировала сакральные композиции крупного современного автора - музыку очень талантливую и яркую, но предельно тяжелую в своей энергетической силе. Работа эта окончилась, но гнетущее впечатление выбросить из головы не удавалось, при том, что я всегда считала себя «толстокожей»; начались непонятные страхи, развился какой-то музыкальный психоз. Золотые осенние пейзажи «пропитались» зловещими стоячими аккордами, мерным стуком ударных. Я пыталась лечиться - музыкой, конечно. Оптимистической, духовно здоровой и крепкой - симфониями Гайдна, «Богатырской» и «Князем Игорем» Бородина. Помогло, но не очень. Случайно заглянула на авторский вечер Дмитрия Смирнова в Капеллу, в декабре 1997 г.; пригласил студент-хорист - тогда еще, как и многие петербуржцы, совсем не знала музыки композитора. Был слякотный и хмурый вечер начала зимы. Помню, что в зале сидели, стояли, толпились в дверях; вдруг хор запел «Приявший мир», и плотный черный плащ, прилипший к телу, упал с моих плеч, растворился, исчез навсегда. Неожиданно и просто.
«Терапевтические» свойства произведений Дмитрия Смирнова были услышаны давно. Обрядовые или подчеркнуто концертные, сакральные или светские, сочинения автора отмечены неповторимым обаянием духовности. В каждом из них - мир потаенных, но сильных чувств, неугомонность и тихая радость, несущая долгожданное утешение; сияние чистых, парящих в пространстве красок. Звуки, струящие свет - о чем бы они не рассказывали: о Боге и вере, об одиночестве и разочаровании, сомнениях и надеждах - такой представляется музыка Дмитрия Смирнова. Не увлекая пестрым разнообразием и яркими контрастами, она врачует исподволь, незаметно, надежно. При всей интимности и сокровенности слога, стержень «непротивления злу» в ней отчетлив и очевиден; в композициях Смирнова нет и следа агрессивности, столь характерной для музыкального искусства прошлого и нынешнего века во всем разнообразии стилей и жанров - от военных симфоний до тяжелого рока. Тот, кто хоть раз прикоснулся к творчеству автора - дирижер, певец или слушатель -как правило, становится его верным поклонником. А может быть, и постоянным «пациентом» ...
Дмитрий Смирнов: «Мне хотелось вглядеться в раннего Блока, к которому музыканты обращаются редко. Хотя, наверное, так говорить смешно, если человек и прожил всего-то сорок лет.»2.
Закономерно это или случайно, но хоровой концерт, собравший стихотворения молодого Блока - один из первых опусов петербургского композитора. Как издавна заведено у авторов-романтиков (и неоромантиков), он начал прямо с вершины-источника; проба пера оказалась на редкость удачной, а раннее сочинение и новое имя легко и свободно вошли в афишу и хоровой репертуар. «Приявший мир» зазвучал в филармониях и концертных залах, на фестивалях и конкурсах; стиль, творческий почерк и манера письма сложились сразу, чуть варьируясь в последующих хоровых сюитах, обработках и многоголосных песнях. Определился и близкий круг поэтов. Тогда же утвердилась и авторская, ни с чем не сравнимая запись, изобличающая своеобразную композиторскую руку - с характерными словообрывами (часть партии «зависает» на слоге, а остальные участники партии пропевают слово целиком), которые кажутся - как в прошлом, так и сейчас - неприемлемыми в среде многих профессионалов, прошедших курс хоровой аранжировки или композиции. Изложение комплементарно и неакадемично:
«Милый друг!», написанный восемнадцатилетним Александром Блоком, дожидался издания около пяти лет.
«Милый друг.» Дмитрия Смирнова, ударный номер концерта, был принят на «ура», записан на пластинки, издан отдельно и вместе со всем произведением - не в пример другим опусам автора, а позже вошел в сборник хитов - «Петербургские бисы», став визитной карточкой композитора3. Концерт a cappella, объединивший стихи из разных поэтических сборников, не имел сквозного сюжета в обыденном смысле; возможно, поэтому цикл быстро «разъяли» на миниатюры и микросюиты. Чаще других исполнялся триптих: «Милый друг.» - «В углу дивана» - «Не могу тебя не звать.» в общем замысле частей непоследовательных (№ 3, № 6 и № 5 соответственно), разделенных одной музыкальной (№ 4) и двумя стихотворными цезурами.
Светский хоровой концерт - жанр достаточно молодой; в сочетании пения и декламации - уникальный. Читаемый стих - та же музыка, тот же изысканный мелос, в легком биении ритмов, звуков, нюансов подступает вплотную к восьмым, шестнадцатым, гармониям и контрапунктам. «Это так естественно. существует таинство поэзии в чистом виде. Фонематическая игра, не разложимая на логический ряд. Я боюсь расшифровки тайны. Не знаю, может, я вызову какие-то обвинения литературоведов в свой адрес, но когда я пишу на стихи своих любимых поэтов - будь то английские, шотландские, или поэты Германии времен Тридцатилетней войны, или нашего Серебряного века, - мне всегда важнее звучание, чем смысл отдельных слов»4, - сказал композитор в одном из интервью.
Музыкальные и разговорные номера расположены по принципу рондо; пунктирные ряды фраз-символов, слов-лейтмотивов вплетаются в общую нить гирлянды мини-частей, колеблющихся, в большинстве, от пятидесяти секунд до полутора минут и от двух до четырех четверостиший.
Хоровой эпиграф - «Приявший мир, как звонкий дар.» - определяет название всего сочинения; роль финального раздела - послесловие, печальный и горький эпилог. В девятнадцатичастной композиции чередуются, строго и точно, десять музыкальных «рефренов» и девять разговорных «эпизодов»:
1. Приявший мир, как звонкий дар.
Предчувствую тебя. Года проходят мимо.
2. Когда-то долгие печали.
Вхожу я в темные храмы.
3. Милый друг.
Будет день, словно миг веселья.
4. Мы живем в старинной келье.
Запевающий сон, зацветающий цвет.
5. Не могу тебя не звать.
Вот прошел король с зубчатым.
6. В углу дивана.
Когда, вступая в мир огромный.
7. 31 декабря 1900 года.
Сверкни, последняя игла, в снегах!
8. Ты не пленишь.
Не призывай и не сули.
9. Ты в комнате один сидишь.
Ты в поля отошла без возврата.
10. Не мани меня ты, воля.
В цикле нет определенной сюжетной линии - в обыденном смысле; но есть порыв и боль, счастье зарождающейся любви, яркий, ласковый май и снежный холод, «янтарь закатный», цветущий мир мечты, разбившийся на мелкие осколки. Есть «Ты», нежное, доверительное «Ты», звучащее во всех стихотворениях, обращенных не столько к недосягаемой Прекрасной Даме или будущей таинственной Незнакомке, сколько к милой и юной девушке-подруге. «Ты помнишь первую любовь и зори, зори, зори?» . «Как земля в зеленом пире празднует весну?»5.
Май мимолетен, а юность хрупка. Но вечен неизменный, проложенный романтическими героями Шуберта, Гейне, Шумана, Малера, ход повествования. И его роковая трехчастность: надежда - сомнения - одиночество. Духовная опустошенность и серая осенняя тоска, верная спутница обманутой любви.
Блоковский стих почти не купирован композитором; единственное исключение составляет № 5 сюиты - «Не могу тебя не звать.»6. Заимствованные из разных сборников (преимущественно первых среди изданий поэта, относящихся к рубежу 1890-1900-х гг.), стихотворения соединяются в единую смысловую цепь7. Перетекая друг в друга на основе известного музыкального принципа цепляемости интонаций; мотивы-образы и словосочетания коды предшествующей миниатюры повторяются в начале следующей. Поэтические «имитации» изящны, естественны и органически близки музыкальному в своей природе блоковскому слову. Намеченные легким штрихом, они логичны и узнаваемы:
«Приявший мир» Дмитрия Смирнова: мелос поэзии и традиции вокального оркестра Крести крещеньем огневым, О, милая моя! (№ 1) .Весь горизонт в огне -И ясен нестерпимо. (№ 1а);
Но я верю: милая - Ты. (№ 2) .Милый друг! (№ 3);
Мы помчимся к бездорожью В несказанный свет. (№ 4)
.Исчезающий день, погасающий свет (№ 4а); В углу дивана (№ 6)
.Когда ты смотришь в угол темный (№ 6а)8.
Музыкально-словесная ткань прошита параллелями; «цветовые пятна» соседних частей, как на картинах художников-импрессионистов, создают приятные полутона и переходы: одно дополняет другое. «Мне приходилось выступать в разных жанрах, но приглашение к участию в исполнении Вашего сочинения для меня было новым, -сказал композитору народный артист России Игорь Дмитриев. - Я много репетировал дома, но когда впервые услышал Вашу музыку, то по-иному понял поэзию Блока. Хоровое пение иначе высветило для меня стихи, а рожденное таким образом чтение стихов наполняло глубоким смыслом и хоровую музыку. Маэстро, Вы чудный, тонкий и обаятельный талант.»9.
Писал ли автор партию чтеца в расчете на чей-то конкретный голос? Или мысленно представлял себя, читающим блоковские стихи? «Нет, нет. Только не себя, - отвечает Дмитрий Смирнов, - Из чтецов-профессионалов мне очень нравился Игорь Костолевский, первый исполнитель партии; прекрасно читали Мозговой, тот же Дмитриев, Ивченко, Лановой. Вы знаете, когда это сочинение возили на гастроли за рубеж - в Германию и Швейцарию (Камерный хор Николая Корнева), то слушателям раздали буклеты с переводом стихотворений. Но никто туда не заглядывал: я убежден, что в подлинной вокальной музыке важен «птичий язык»: тончайшие интонационные извивы, гибкость ритма, кантилена гласных, дробность цокающих, шуршащих, звенящих согласных. Все решает музыка стиха, поэзия мелодии, а вовсе не конкретика текста»10.
«Я никогда не понимал / Искусства музыки священной.», - заметил Александр Блок в одном из стихотворений начала 1900-х гг.11 Признание странно диссонирует с редкой музыкальностью его поэтического языка, игрой фонем и мелодичностью аллитераций, вы-
разительностью гибкого и властного ритма, услышанного композитором. Любопытно, что к блоковскому наследию после «Приявшего мир» Дмитрий Смирнов не обращался, хотя есть у него концерт «Благовещение» для женского (детского) хора на стихи «болгарского Блока», как называют на Родине поэта Пейо Яворова.
Музыкальный эквивалент поэтике Блока понять и прочувствовать, а тем более, запечатлеть в прозе отзывов и критических статей, посвященных исполнению «Приявшего мир», было делом непростым: рецензенты излагали свои мысли, не стремясь прибегнуть к профессиональной музыкальной терминологии. «Голоса расслаивались и переплывали друг в друга, пространство зала то расширялось до безмерности ночного неба, то сосредотачивалось в одной пульсирующей точке. Звук, лишенный источника, несотворенный, словно исходил от стен, лился, как ночной дождь, отовсюду. Поразительный акустический феномен.» - отмечал один из критиков, удивлявшийся особой объемности музыкальной ткани, «магии призрачного пения»12. Своеобразным представал в печатных материалах и сам облик автора хорового концерта. «Первое впечатление: не похож на композитора. Ни грана позы, самолюбования - защитного слоя, которым природа окружает хрупкость таланта, второе: ни на кого не похож»13, при том, что многое у Дмитрия Смирнова кажется знакомым, давно существующим, хотя с иным наполнением и в другом контексте.
Быть может, все дело в эхо-эффектах, которыми богата партитура концерта, приеме, заимствованном у старых мастеров - Пале-стрины, Лассо, Жоскена де Пре. «На что опираюсь и хотел бы продолжить? Прежде всего - традиции хоровой музыки Ренессанса»14, -говорит композитор. Эхо-фактура «Приявшего мир» то «прячется» в обычной записи, то акцентирована графически: эпизоды «Eco» исполняются малым ансамблем солистов:
J = 96-100 А^ШО
У
* 5о!1 аЗ Есо
сия ■ за - ли нас.
Тог - да мы - тедень вcтpt - ча -ян а яз. - т/р - ный '¡ас.
S(soli)
A (soli)
Случается, что неожиданный скачок на нону (к примеру, 9-10 тт. № 4 - «Мы живем в старинной келье.») на мгновение приподнимает мелодию вторых альтов над партией сопрано: изящный штрих, заставляющий вспомнить - в который раз! - о мессах и мотетах Чинквеченто и их особой ауре, позволяющей считать музыку не только временным, но и пространственным искусством.
Возможно, неповторимая стереофоничность письма Дмитрия Смирнова обязана любимым авторским аккордам - объемным трезвучиям с внедряющимися тонами, оптически расширяющими вертикаль, и характерным перекрещиванием голосов, опять же ренессансным. Коло-ристичные диссонантные ряды формируют каданс; изящный «смирновский» росчерк завершается многоточием - тонической секундовой гроздью, резкой в клавирном исполнении, но изысканно-красивой в хоре:
л
Зыбкая, вибрирующая метрика - 5/4, 4/4, 6/4, 11/8, 10/8, 15/8, снова 11/8, а после 14/8 и даже 17/8 - делает шаг музыки воздушным, а ее походку юной, почти балетной. Вечные вехи классической двух- и трехдольности сметены живой, изменчивой интонацией, прихотливостью акцентов. Редкая из частей концерта обнаруживает стабильный метр; выбранный композитором поэтический ряд объединен не только темой, но главное - особой ритмикой сложения, без непременных дактилей, хореев и ямбов. Бунинское «легкое дыхание» пронизывает музыку и стих.
«Такого паузника еще не было в русской поэзии, хотя искали его многие, в их числе Лермонтов, Фет. - писали о лирике Блока. - Вот откуда начинает свое летоисчисление ХХ век. Вот откуда вырос интонационный стих Маяковского»15. Отсюда же ведет свое начало оригинальное цезу-рирование в музыкальном языке хорового концерта Смирнова, подчеркнуто авторское, ненормативное, асимметричное.
«Все настоящее в искусстве происходит не «благодаря», а «вопреки», в том числе и вопреки времени»16, - сказал однажды композитор. В сравнении с иными, нечастыми прочтениями тех же блоковских текстов, рассыпанными на полях отечественной музыки в радиусе более, чем ста лет, вариант Дмитрия Смирнова убеждает в том, что он - один из наиболее верных, созвучных стиху и естественных в переводе на нотный язык. При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется, что в партитуре все поперек: двухдольность обернулась пятидольностью, а периодичность -чередованием таких замысловатых размеров и тактов, что «бьют наповал» профессионала, дирижировавшего опусами Стравинского, Вареза и Берга. Встречные метры и ритмы, при всей полноте слияния мелоса и слова, типичны для тех композиторов, которых Дмитрий Смирнов называет в числе самых любимых и творчески интересных - от Йоханнеса Брамса («.мне кажется, что я знаю, как он писал музыку»17) до Лючано Берио, Маурицио Кагеля, Кшиштофа Пендерецкого.
В трехчастной структуре концерта заметны протяженная экспозиция (№ 1 - № 5), краткая интермедия (№ 6 - № 7) и компактный финал (№ 8 - № 10); круг основных тональностей - ля, ре, ми - обрисовывает исконный русский трихорд. Музыка Смирнова, в отличие от большинства его современников, имеет выраженную национальность. А ее славянский облик узнаваем и в подголосочной комплементарности упоминаемого в этой статье чуть позже «хорового цветка» - его одного было бы достаточно для того, чтоб узнать руку мастера, и в характерном построении фраз на основе мотивов, сцепление которых напоминает органический рост - один мелодический побег дает жизнь двум
другим. От корневого ствола русской песни идет и частая в «Приявшем мир» гетерофония, связанная все с тем же тонким, дифференцированным ощущением звукового пространства:
В композиторском письме Смирнова странным образом сплетаются яркая индивидуальность и стилевая вторичность. Художественный мир автора полон знакомых приемов и образов: музыка как диалог времен. Таким он предстает в концерте «Приявший мир», таким является и в большинстве иных сочинений музыканта. В единой манере сближаются токи средневекового строчного пения и виртуозной ренессансной полифонии, болгарской культового распева и русской протяжной песни, авангардной алеаторики и сонористики - при том, что собственный авторский почерк Дмитрия Смирнова узнаваем с первых же тактов любого из его произведений. Под авторским, многомерным углом слышания трактуются и сочинения духовного плана, порой весьма неожиданные в «сочетании несоединимого» - сакральная
тематика и саксофон («Скорбящие радости Богородицы», 2001), православные мотивы и включение в хоровую партитуру инструментов.
«Хор - это вокальный оркестр», - любит повторять композитор, и действительно, в вокальных сочинениях Смирнова, в том числе а сарре11'ных, можно услышать немало чисто оркестровых приемов, а хоровая фактура его опусов на редкость богата и изобретательна18.
Быть может, именно отсюда - от «прорастания» методов симфонического письма в хоровых произведениях, от некого хорового симфонизма идет авторская специфика его письма - особая «музыкальная дымка», рождаемая сплетением кратких мотивов, тем-присказок, беглых, ненавязчивых повторов; эффект звукового марева, наполняющего пространство то яркими, насыщенными красками, то акварельными прозрачными тонами - одно из уникальных свойств хорового стиля Дмитрия Смирнова, в целом, и хорового концерта «Приявший мир», в частности. Выразительность мелкого штриха, изящество «музыкального рукоделия», при общей прочности музыкальной ткани, заметны в зыбких, тонко детализованных фонах - как будто в его арсенале десятки разнообразных, как в большом симфоническом оркестре, тембров! - в воздушных хоровых педалях. В своеобразной многоярусности письма: «прорастая» от низких, глубоких басов к виртуозным сопрано, хоровая фактура «распускается» подобно цветку. Сотканному из подголосков -Дмитрий Смирнов по природе мелодист, хотя и не пишет протяженных кантилен.
Вокальный оркестр легко расслышать в хоровом концерте «Приявшем мир», понять парадоксальность сочетания вокального жанра и инструментальной техники письма. В каждом из своих сочинений композитор умеет удивить исполнителя и слушателей, оставаясь знакомым, понятным и неожиданно новым.
Примечания
1 Цит .по: Гладкова О. XXI век. Начало. Музыка. СПб., «Музыка», 2008. С. 233.
2 Там же. С. 237.
3 Петербургские бисы [ноты]. Хоровые миниатюры санкт-петербургских композиторов / С. Екимов. СПб : Композитор, 2005. 249 с.
4 Скорбященская О. Портрет композитора за кулисами // Вечерний Петербург, 1993, 15 апреля. С. 3.
5 Цитаты из стихотворений Александра Блока: «Ты в комнате один сидишь.» и «Не мани меня ты, воля.» (использованных в №9 и №10 концерта соответственно).
6 В музыкальном прочтении блоковское стихотворение «Не могу тебя не звать.» лишено трехстрочной коды-послесловия.
7 «Приявший мир, как звонкий дар.» - цикл «Фаина», 1907.; «Вхожу я в темные храмы.» - «Стихи о Прекрасной Даме», 1902.; «Милый друг.» - «ANTE LUCEM» (первый изданный блоковский сборник), 1899.; «Будет день, словно миг веселья» - «Стихи о Прекрасной Даме», 1902.; «Мы живем в старинной келье.» - «Стихи о Прекрасной Даме», 1902.; «Запевающий сон, зацветающий цвет.» - «Распутья», 1902.; «Не могу тебя не звать.», 1908.; «Вот прошел король с зубчатым.» - «Маски», 1907. (У Блока стихотворение называется «Тени на стене»).; «В углу дивана» - «Маски», 1907.; «Когда, вступая в мир огромный.» - «Возмездие», 1909.; «31 декабря 1900 года», 1900.; «Сверкни, последняя игла.» - «Маски», 1907. (У Блока - «Сердце предано метели»); «Не призывай и не сули.», 1900; «Ты в комнатах один сидишь.» - «Возмездие», 1909; «Ты в поля отошла без возврата», 1905; «Не мани меня ты, воля.», 1905; «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо.» - «Стихи о Прекрасной Даме», 1901.
8 Подобным образом связаны и все другие части цикла.
9 Цит. по: Казанская Л. Аншлаг в Капелле // Российская музыкальная газета, 1997, № 12. С. 3.
10 Цит. по: Гладкова О. ХХ1 век. Начало. Музыка. СПб., «Музыка», 2008. С. 242.
11 «Я никогда не понимал.», 1901.
12 Скорбященская О. Портрет композитора за кулисами // Вечерний Петербург, 1993, 15 апреля. С. 3.
13 Цит. по: Гладкова О. XXI век. Начало. Музыка. СПб., «Музыка», 2008. С. 242.
14 Скорбященская О. Портрет композитора за кулисами // Вечерний Петербург, 1993, 15 апреля. С. 3.
15 Антокольский П. Александр Блок. Предисловие к изданию // Блок А. Стихотворения. Поэмы. Театр. М., «Художественная литература», 1968. С.8.
16 Цит. по: Скорбященская О. Портрет композитора за кулисами // Вечерний Петербург, 1993, 15 апреля, С. 3.
17 Там же.
18 Цит. по: Гладкова О. XXI век. Начало. Музыка. СПб., «Музыка», 2008. С. 232.
