CC BY
53
УДК 94 (470+571) "18"
Ю.Ю. Гранкин
ПРИВЛЕЧЕНИЕ КАЗАКОВ К ОХРАНЕ РУБЕЖЕЙ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: РЕАЛИИ ПОГРАНИЧНОЙ СЛУЖБЫ В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв.
В статье анализируются вопросы, связанные с привлечением казаков к охране и обороне границ на Северном Кавказе в период вхождения этого региона в состав Российской империи. Показаны те трудности, с которыми пришлось столкнуться при организации кордона. Рассматриваются фортификационные сооружения, которые возводились на пограничной линии для обеспечения её надёжного прикрытия. В случае необходимости такими опорными пунктами становились и казачьи станицы, не раз осаждавшиеся силами неприятеля. Все они были выстроены с учётом вероятности отражения набега, хотя для долгой осады были не приспособлены. Отмечается, что казаки отличались своей стойкостью и высокой мотивацией, т.к. в случае успехов неприятеля первыми под удар попадали их дома и семьи. Автор приходит к выводу, что укрепления играли вспомогательную роль в
прикрытии границы, а главный упор делался на мобильные отряды казаков, предупреждавших либо ликвидировавших прорывы враждебных партий вглубь охраняемой территории. Приводятся примеры вооружённых столкновений, которые заканчивались как успехами, так и неудачами для казаков. Выявляются региональные особенности несения пограничной службы, что было связано с ландшафтной спецификой края. Жизнь по соседству с воинственными горцами приводила к воспитанию особого типа воинов, прекрасно адаптированных к тем задачам, которые ставила перед ними боевая кавказская повседневность. Таким образом, казачество было важным элементом обеспечения защиты южных рубежей и внесло свой вклад в дело присоединения Кавказа к России.
Ключевые слова: казаки, горцы, граница, укрепление, набег, сражение, служба, отряд, артиллерия.
Yu. Yu. Grankin
THE COSSACKS ON GUARD OF THE BORDERS IN THE NORTH CAUCASUS: REALITIES OF FRONTIER SERVICE IN THE END OF THE XVIII -THE FIRST HALF OF THE XIX CENTURY
The article analyses the drawing of the Cossacks to the guard and defense of the borders in the North Caucasus in the period when the region was a part of the Russian empire. The difficulties faced during the organization of the cordon are shown. Fortification buildings that were erected on a frontier line to provide for its reliable protection are examined. In case of the necessity the Cossack villages became such strong points, not once besieged by forces of the enemy. All of them were lined up considering the probability of the raid reflection, although for a long siege were not adjusted. It is marked that Cossacks differed in the firmness and high motivation, as in case of the enemy's successes their houses and families were in danger first. The author concludes that fortifications played a supporting role in the protection of borders, and main stress laid on
mobile detachments of Cossacks, warning or liquidating the breaches of hostile parties deep into the guarded territory. The article features the examples of the armed collisions that ended with both successes and failures for Cossacks. The regional features of the execution of the frontier service come to light, it was related to the landscape specific of the edge. The life in the neighborhood to bellicose highlanders developed a special type of the warriors, perfectly adapted to the tasks that the battle Caucasian daily life put before them. Thus, the Cossacks were the important element of providing for defense of south borders and made their contribution to the matter of joining the Caucasus to Russia.
Key words: Cossacks, highlanders, border, fortification, raid, battle, service, detachment, artillery.
Обретя кавказскую границу, Российская империя вынуждена была создавать здесь прочную оборонительную линию. Горские набеги, которые были связаны с особенностью местного уклада, стали серьёзной проблемой на пути освоения этого пространства [8, с. 117]. Обойтись силами регулярных частей не удалось. Ни экономических, ни политических возможностей держать на южных рубежах большие силы у правительства не было, а потому решено было привлечь к охране и обороне границы казаков, которые в силу
специфики своей жизни лучше всего подходили для этой цели [11, с. 77].
Обстоятельства казачьей пограничной службы попали в поле зрения уже дореволюционных историков [15, 7, 19, 13 и др.]. Они имели возможность получать информацию непосредственно от людей, которые оберегали южные рубежи империи, проработали огромный пласт документов из архивохранилищ, который в прежнем объёме не дошёл до наших дней. Не пропал интерес к этой проблеме и в последующий исторический период,
т.к. полученный опыт нередко актуализировался и приобретал весьма современное звучание [20, 17, 11].
В условиях Кавказа протяжённость границы, её непростой рельеф потребовали соединить традиционные казачьи военные хитрости, выработанные столетиями противостояния с беспокойными соседями, и требования современной военной мысли, что в результате и легло в основу оформившегося северокавказского фронтира.
Выстроенная пограничная линия опиралась на укрепления, гарнизоны которых формировались из числа войск, расквартированных в регионе. Крепости выступали их штаб-квартирами, где они держали необходимое полковое имущество, отдыхали после походов, лечились и т.п. Нередко рядом возникали слободки, куда перебирались со своими семьями солдаты, чей срок службы завершился. Но даже сами горцы смотрели на такие крепости как на незначительную помеху, возможность укоренения которой оценивали весьма скептически.
В отличие от крепости, станица вызывала у них чувство тревоги. Они не без оснований считали, что получают в её лице опасного конкурента, способного вытеснить их с занимаемой земли. Это даже нашло отражение в фольклоре, что бывает лишь с той информацией, которая действительно считается важной в общественном мнении [14, с. 284].
Неудивительно, что казачьи станицы сделались объектом атак различных «хищнических» партий, которые стремились не только захватить пленных, но и нанести материальный урон казакам. Чтобы противодействовать этой угрозе, приходилось укреплять рубежи поселения, и станицы превращались в небольшие крепости. Конечно, они не напоминали классические фортеции, но вполне годились для отражения стремительного нападения горского отряда.
Вот, как их описывал историк казачества М. А. Караулов: «В большинстве случаев станицы строились по одному общему плану. Прямые улицы рассекают станицу вдоль и поперёк. Посреди станицы просторная площадь для сборов по тревоге, общественных сходов и Божьего Храма. Со всех четырёх сторон линейная станица обычно окапывается глубоким и широким рвом, по внутреннему краю которого насыпался окружающий станицу вал, увенчанный плетнёвой оградой с колючим терновником. С двух (а то и трёх, четырёх) сторон станицы выезды, - крепкие ворота. У ворот часовой и «вестовая» пушка» [7, с. 154]. Такая планировка была следствием учёта опыта, который казаки оплатили немалой кровью и жертвами. Бросается в глаза, что некоторые приёмы обустройства своего поселения у казаков напоминали лагерь римских легионеров, которые также знали толк в возведении необходимых защитных сооружений [16, с.284-285].
Казаки придерживались неписаных правил, которые требовали от каждого станичника проявлять бдительность, не только находясь на службе, но и занимаясь вполне мирными, хозяйствен-
ными заботами. Были периоды, когда покидать пределы поселения можно было лишь в светлое время суток. Перед этим усиленные казачьи патрули внимательно осматривали близлежащую территорию с целью обнаружения притаившихся там грабителей.
Устраивая, как сейчас говорят, инженерное обеспечение границы, казаки возводили посты и пикета, располагали скрытые залоги, осуществляли контроль над территорией с помощью разъездов и т.п. Естественно, что сами по себе эти незамысловатые конструкции не могли создать препятствий для хорошо вооружённых и подготовленных партий «набежчиков». В периодически вспыхивавших столкновениях всё решало личное мужество и уровень подготовки защитников рубежей.
Главной целью этих незамысловатых конструкций была защита казаков от непогоды и наличие сигнального устройства (жерди с обмотанной соломой или сеном, кадки со смолою), чтобы иметь возможность предупредить соседей о прорыве неприятеля. Численность команд, которые размещались на таких пунктах, варьировалась от трёх до двухсот казаков [19, с. 115-116]. Главной задачей их было не столько остановить, сколько своевременно обнаружить горскую партию. После этого прорыв старались ликвидировать силами мобильных резервов.
Только на участке Черноморской линии, которая располагалась на пространстве от Усть-Ла-бинской крепости до Анапы, насчитывалось до 60 постов, батарей и более ста пикетов. При острой нехватке артиллерии нередко приходилось устанавливать на фортециях пушки, которые казаки привезли на Кубань ещё с Днепровской линии. При соответствующей сноровке и умениях казачьих бомбардиров они успешно выполняли возложенные на них задачи и нередко срывали замыслы «немирных» горцев, весьма опасавшихся этих «гармад» [13, с. 140-141].
Первое время бывшие запорожцы экспериментировали и создавали плавучие пикеты, на которых размещалось до 35 человек. Но очень скоро казаки убедились в уязвимости таких «укреплений». После гибели команды одного из таких плавучих постов в 1802 г. от подобной практики отказались, и кордонные амфибии превратились в обычные паромные переправы [13, с. 145-146].
Впрочем, были примеры и успешного использования потенциала казаков в охране водных рубежей. Так, азовские казаки участвовали в патрулировании Черноморского побережья Кавказа. Вместе с ними службу несли и прикомандированные нижние чины Черноморских линейных батальонов. Всё это позволило если и не пресечь, то ослабить поток контрабанды, который шёл из Турции и способствовал поддержанию вооружённого конфликта в регионе, т.к. «немирные» горцы таким образом получали оружие и боеприпасы, а сами продавали захваченных невольников [9, с. 480].
Большое значение имели сведения, которые приносили лазутчики, которых было немало среди горцев по другую сторону границы [12, с.160-
172]. При получении от них информации о готовящемся набеге меры безопасности на Линии усиливались, число разъездов и залог возрастало. Но понять, насколько достоверную информацию принёс такой осведомитель, было крайне затруднительно. Порой сведения, получаемые командованием из разных источников, кардинально расходились. Как не без юмора отмечал И. Д. Попка: «На театре большой войны подмечают иногда за нами замашку преувеличивать, когда речь идёт о силах замеченного неприятеля. Свиньём валит, глазом не окинешь, шестом не проворотишь - все эти выражения сильные, конечно, но это лишь капля в море в сравнении с преувеличениями черкесских вестников, одаренных воображением Шехерезады и красноречием китайской реляции. Если бы сотая доля угроз, разновременно перенесённых ими с гор на линию, сбылась, давно бы уже не черноморских, ни кавказских казаков не существовало на белом свете» [13, с. 148].
Играло свою роль и время, когда осуществлялась охрана кордона. Так, на Северо-Западном Кавказе, на Кубани зимой отряды «набежчиков» были особенно активны, т.к. основные водные преграды замерзали, и можно было осуществить переход в любом удобном месте [19, с. 118].
Горцы, в свою очередь, тщательно отслеживали передвижение казачьих отрядов и при малейшей их оплошности старались уничтожить залогу или разъезд. Известны случаи, когда войсковое начальство наказывало тех провинившихся, которые приносили в место расположения своего секрета солому, чтобы подстелить её для удобства. По ней горцы узнавали, где планируется устроить наблюдательный пункт, и могли незамеченными, обойти его, а то и уничтожить «любителей комфорта». Строжайше запрещалось зажигать огонь или вести разговоры, находясь в залоге, нарушать все те требования караульной службы, которые были выработаны на основании оплаченного кровью опыта [4].
Иногда казакам приходилось выдерживать серьёзные осады, отбиваясь от превосходящих сил неприятеля. Большой резонанс имела оборона станицы Наурской, которую в июне 1774 г пытались разорить объединённые крымско-турецкие силы при поддержке отрядов горцев. Тогда на защиту станицы встали не только казаки, но и их жёны. «Разряженные наурские казачки в красных сарафанах вышли на защиту родного города и отражали неприятельские приступы наряду с мужьями и братьями. На женщин, между прочим, была возложена обязанность поддерживать костры, разогревать смолу и лить со стен кипяток на головы штурмующих. Сохранилось предание, что даже щи, варившиеся к обеду, шли у казаков на дело защиты», - писал об этом эпизоде вооружённого противостояния на Кавказе В. А. Потто [15, с. 78-79]. И хотя такие масштабные вторжения случались нечасто, но угроза нападения существовала постоянно и держала население по-граничья в непрестанном напряжении, затрудняя ведение мирного труда.
Власти старались перехватывать крупные отряды «набежчиков» и либо вытеснять их, либо уничтожать. Последнее было сложным делом, т.к. горцы отличались мобильностью, как правило, имели хороших лошадей, которых специально готовили для дальних переходов. Недаром известный генерал А. А. Вельяминов, разрабатывая планы по умиротворению Кавказа, уделял много внимания этой стороне вопроса. Он отмечал, что горцы здесь имеют неоспоримые преимущества, как перед регулярной русской кавалерией, так и перед казаками. У них выработалась весьма эффективная система разведения и подготовки коней, а сами они прекрасные наездники. «Между ними совсем не редки лошади, на которых в летний день можно проехать полтораста вёрст от утренней зари до вечерней», - отмечал он в одной из своих аналитических записок [1, с. 82].
Непосредственно перед набегом лошадь переводилась на специальный режим питания, чтобы к нужному моменту достичь пика своих физических возможностей. Так, «месяца за два или более перед наступлением удобного к оным времени начинают сильно кормить лошадь, оставляя оную в покое. В продолжение пяти или шести недель она чрезвычайно разжиреет и пустит большое брюхо. Тогда начинают уменьшать понемногу корм, проезжают лошадь слегка и каждый день ставят её по брюхо в воду. В первые дни ездят на ней шагом, и немного потом исподволь усиливают езду, и когда жир начнёт уменьшаться, а лошадь станет привыкать к движению, тогда проезжают её рысью, усиливая езду с каждым днём. Таким образом продолжают уничтожать излишнюю тучность до тех пор, доколе лошадь совершенно облегчится и будет свободно скакать на большое расстояние. Нужно две или три недели, чтобы таким образом подъяровать лошадь, у которой брюхо и жир совершенно пропадают, мясистые части её становятся тверды, и она делается способною к перенесению больших и продолжительных трудов» [1, с. 87-88]. Из описания видно, что подготовка к набегу достигла у горцев уровня подлинного искусства, которое формировалось не одно поколение. Естественно, что обороняющаяся сторона ничего подобного предпринять не могла и заведомо оказывалась в уязвимом положении. Недаром сподвижник легендарного А. П. Ермолова был сторонником наступательных боевых действий и отстаивал мысль, что лишь они могут иметь успех на таком непростом театре военных действий, как Кавказ [9, с. 324].
Но даже в такой ситуации известны случаи катастрофических для горцев сражений, одним из которых стала битва на Калаусском лимане в ноябре 1821 г. Тогда прорвавшаяся крупная партия горцев, которую оценивали в полторы тысячи наездников, была своевременно обнаружена казаками. «Набежчики», убедившись в невозможности продолжить свой набег, попытались уйти на левый берег Кубани. Тёмная ночь, которая обычно играла на руку горцам, на этот раз была использована против них. Небольшие отряды казаков создали видимость полного и плотного
окружения черкесского отряда. Стремясь вырваться из ловушки, те устремились через заболоченное пространство и заплатили за это гибелью большей части всадников. Победителю достались сотни комплектов оружия и конской сбруи, которую удалось впоследствии достать из вод лимана. За своих выживших и попавших в плен соплеменников горцы вынуждены были заплатить выкуп [6, с. 373].
Материальная сторона была одним из стимулов для казаков зорко выслеживать нарушителей границы. Взятые в бою трофеи отходили победителю и могли серьёзно поправить его финансовое положение. Уместно привести здесь в качестве примера фрагмент из повести Л. Н. Толстого «Казаки», где описывается удачный исход противоборства одного из персонажей с чеченским «набежчиком»: «- Слышь Лукашка! - сказал урядник, державший в руках кинжал и ружьё, снятые с убитого. - Ты кинжал себе возьми и зипун возьми, а за ружьё приди, я тебе три монета дам. <.. .> - Покупай кинжал и зипун. Давай денег больше. И портки продам. Бог с тобой, - говорит Лука. - Мне не полезут: поджарый чёрт был. Один казак купил зипун за монет. За кинжал дал другой два ведра» [18, с. 166-167].
И это не литературное преувеличение. Власти доводили до сведения казаков, что «за всякого хищника, убитого или взятого в плен, будет выдаваемо вознаграждение по двадцати пяти рублей серебром за каждого» [5, л. 2]. Такую награду назначил им ставропольский гражданский губернатор генерал-майор Волоцкий, который счёл необходимым поощрить их служебное рвение.
Но главным побудительным мотивом были нравственные устои, которые требовали от каждого казака не жалеть жизни при выполнении своего воинского долга. Сохранилось немало примеров, когда при обороне границы казаки вступали в противоборство с противником в заведомо гибельной для себя ситуации. К их числу относится разгром сотни А. Л. Гречишкина в сентябре 1829 г. Тогда, натолкнувшись на превосходящие силы неприятеля, казаки закололи своих лошадей и за этим импровизированным бруствером долго сдерживали атаки горцев. На предложение сдаться казаки ответили отказом и почти все пали в неравной схватке. Из всей сотни уцелело восемь человек, которые были ранены и приняты горцами за мёртвых. Погиб сам сотник, три урядника и 45 казаков [17, с. 45-52].
Казаки были кровно заинтересованы в надёжном прикрытии границы, т.к. в противном случае под ударом горских «хищников» оказывались их семьи. Сохранилось немало свидетельств того, как прорвавшиеся горские партии уводили в неволю женщин и детей, разоряли казачьи хозяйства. Восстановить всю картину испытаний, выпавших на долю казаков, не представляется возможным, но даже на основании введённых в научный оборот материалов можно понять, что речь идёт о сотнях жизней [10, с. 255].
При всей схожести задач, которые стояли перед казаками на всём пространстве Северного
Кавказа, имелись региональные особенности, на которые в своё время обратил внимание Ф. А. Щербина. Он сравнил тактику линейцев и черноморцев и пришёл к выводу, что «у тех и других представителей казачества различны были как системы охраны границы, так и приёмы борьбы с горцами. Черноморцы сторожили врага, «держали границу», как гласит их историческая песня, т.е. тщательно наблюдали за тем, чтобы не пустить через границу черкеса в свои владения. Линейцы ловили и карали противника, стараясь жестокими расправами отбить у него охоту к набегам. В важнейших случаях борьбы черноморцы опирались на артиллерию, и пушка служила у них тем пугалом для черкесов, которое часто удерживало последних от набегов или заставляло уходить в горы с крупными потерями и с невыполненными планами. Линейцы любили сомкнутый строй кавалерийской атаки, и кавалерию линейных казаков сами горцы считали опасною противницей в их наезднических предприятиях» [21, с. 825].
Кавказские реалии порождали весьма специфичные феномены социальной и военной жизни, к числу которых, без сомнения, следует отнести пластунов. Это были стрелки-разведчики, чьё искусство «малой войны» с её умением устраивать засады, маскироваться, метко, как позднее скажут, «по-снайперски» вести огонь, действовать автономно от основных сил, было доведено до совершенства. Даже само название «пластун» при всех различиях в трактовке сходится на умении подолгу ползать, перемещаться по бездорожью, скрытно лежать на земле [20, с. 99]. Пластуны иногда объединялись в специальные команды и использовались в бою в качестве застрельщиков. Известны случаи, когда пластунов собирали для организации охраны первых лиц из числа командования. Так, А. А. Вельяминов отдал приказ командировать к нему десять лучших пластунов, чтобы они сопровождали его в поездках [2, л. 1-20].
Пластуны обладали соответствующим морально-психологическим складом, были мужественны, инициативны. В глазах современников сложился привлекательно-героический стереотип таких казаков, что способствовало пополнению рядов пластунов молодёжью [20, с. 104-105]. Как правило, их использовали на самых проблемных участках Линии. Нередко проштрафившихся офицеров отправляли к пластунам, чтобы они с риском для жизни загладили свои проступки.
Командование высоко ценило этих воинов. Это выражалось среди прочего и в денежном содержании. Они получали на содержание артели по 14 руб. 28 4/7 коп. в год. Для сравнения - простые казаки имели от казны сумму лишь 8 рублей [3, л.14]. Просуществовали пластуны как особый исторический феномен вплоть до завершения вооружённого противоборства на Кавказе и окончательного умиротворения неспокойных горских обществ.
Таким образом, охрана и оборона границы на Северном Кавказе строилась на привлечении к
этому делу казаков, которые выработали совокупность воинских приёмов, позволявших отражать вторжения враждебных сил. В зависимости от ландшафтных условий строилась система контроля кордонной Линии. Применялись различные тактические хитрости, многие из которых были
восприняты из арсенала горских народов. Действуя мобильными группами, опиравшимися на фортификационное обеспечение границы, казаки в целом надёжно защищали вверенные им территории и внесли свой вклад в дело достижения мира на Кавказе.
Источники и литература
1. Вельяминов А. А. Замечания на письмо Главнокомандующего действующею армиею к Военному министру от 27 июля 1832 года №67 // Кавказский сборник. 1883. №УИ. С. 78-144.
2. Государственный архив Краснодарского края (далее - ГАКК). Ф.249. Оп.1. Д.865.
3. ГАКК. Ф.254. Оп.1. Д.915.
4. ГАКК. Ф.261. Оп.1. Д.1.
5. Государственный архив Ставропольского края. Ф.101. Оп.1. Д.893.
6. Записки А. П. Ермолова 1798-1826. М.: Высшая школа, 1991. 463 с.
7. Караулов М. А. Терское казачество в прошлом и настоящем. Репринтное издание. Владикавказ: [б.и.], 1912. 402 с.
8. Карпов Ю. Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа. СПб.: МАЭ РАН,1996. 312 с.
9. Клычников Ю. Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827-1840 гг.) / под ред. В. Б. Виноградова. Пятигорск: ПГЛУ, 2002. 494 с.
10. Клычников Ю. Ю., Цыбульникова А. А. «Так буйную вольность законы теснят.»: борьба российской государственности с хищничеством на Северном Кавказе (исторические очерки) / Под ред. и с предисловием Б.В. Виноградова. Пятигорск: РИА-КМВ, 2011. 256 с.
11. Клычников Ю. Ю. «Движимый человеколюбием и долгом своей обязанности.»: казаки в охране и обороне границ на Северном Кавказе // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа: материалы восьмой международной Кубанско-Терской научно-практической конференции / под ред. Н. Н. Великой, С. Н. Лукаша. Армавир: ИП Шурыгин В.Е., 2012. С.77-80.
12. Матвеев О. В. Кавказская война: от фронта к фронтиру. Историко-антропологические очерки. Краснодар: Эдви, 2015. 272 с.
13. Попка И. Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: очерки края, общества, вооружённой силы и службы в двух частях. Краснодар: Советская Кубань, 1998. 192 с.
14. Потто В. А. Два века терского казачества (1577-1801). Репринтное издание. Ставрополь: Кавказская библиотека, 1991. 383 с.
15. Потто В. А. Кавказская война: В 5 т.: Т.1.: С древнейших времён до Ермолова. Ставрополь: Кавказский край, 1994. 672 с.
16. Разин Е. А. История военного искусства. Т.1. Б.м.: Полигон, 1994. 559 с.
17. Соловьёв В. А. Подвиг сотни Гречишкина. Краснодар: Сполох, 1996. 76 с.
18. Толстой Л. Н. Хаджи-Мурат. Казаки кавказская повесть 1852 г. Нальчик: Эльбрус, 1978. 288 с.
19. Фелицын Е. Д., Щербина Ф. А. Кубанское казачье войско. Репринтное издание Краснодар: Советская Кубань, 1996.. 480 с.
20. Фролов Б. Е. Черноморские пластуны // Проблемы историографии и истории Кубани. Сборник научных трудов. Краснодар: КубГУ, 1994. С. 95-109.
21. Щербина Ф. А. История кубанского казачьего войска. В 2-х т. (Репринтное издание). Екатеринодар, 1913. Т. II. История войны казаков с закубанскими черкесами. Краснодар: Советская Кубань, 1992. 880 с.
References
1. Vel'yaminov A. A. Zamechaniya na pis'mo Glavnokomanduyushchego dejstvuyushcheyu armieyu k Voennomu ministru ot 27 iyulya 1832 goda №67 (Marks to the letter of the Commander of the Army in the Field to the Military Minister of July 27, 1832, No. 67) // Kavkazskij sbornik. 1883. №VII. S.78-144. (In Russian).
2. The State Archives of the Krasnodar region. (GAKK). F.249. Inv.1. D.865. (In Russian).
3. GAKK. F.254. Inv.1. D.915. (In Russian).
4. GAKK. F.261. Inv.1. D.1. (In Russian).
5. The State Archives of the Stavropol region. F.101. Inv.1. D.893. (In Russian).
6. Zapiski A.P. Ermolova 1798-1826 (The Notes of A.P. Ermolov 1798-1826). Moscow: Vysshaya shkola publ., 1991. 463 p. (In Russian).
7. Karaulov M. A. Terskoe kazachestvo v proshlom i nastoyashchem (The Terek Cossaks in the past and present). Reprint. Vladikavkaz, 1912. 402 p. (In Russian).
8. Karpov Yu. Yu. Dzhigit i volk. Muzhskie soyuzy v sociokul'turnoj tradicii gorcev Kavkaza (A Horseman and a Wolf. Male Unions in the Socio-Cultural Tradition of Caucasus Highlanders). St.Petersburg: MAEH RAN,1996. 312 p. (In Russian).
9. Klychnikov Yu. Yu. Rossijskaya politika na Severnom Kavkaze (1827-1840 gg.) (Russian Policy in the North Caucasus (1827-1840) / ed.by V. B. Vinogradov. Pyatigorsk: PSLU publ., 2002. 494 p. (In Russian).
10. Klychnikov Yu. Yu., Cybul'nikova A. A. «Tak bujnuyu vol'nost' zakony tesnyat...»: bor'ba rossijskoj gosudarstvennosti s hishchnichestvom na Severnom Kavkaze (istoricheskie ocherki) ("So Violent Liberty Is Driven by Laws"... the Struggle of the Russian Statehood Against the Predation in the North Caucasus. Historical Essays) / ed by B. V. Vinogradov. Pyatigorsk: RIA-KMV, 2011. 256 p. (In Russian).
11. Klychnikov Yu. Yu. «Dvizhimyj chelovekolyubiem i dolgom svoej obyazannosti...»: kazaki v ohrane i oborone granic na Severnom Kavkaze (Moved by the Benevolence and Duty of My Responsibility: The Cossaks in the Borders' Guard and Defense in the North Caucasus) // Iz istorii i kul'tury linejnogo kazachestva Severnogo Kavkaza: materialy vos'moj mezhdunarodnoj Kubansko-Terskoj nauchno-prakticheskoj konferencii / ed. by N.N. Velikaya, S.N. Lukash. Armavir: V.E. SHurygin's printing house, 2012. P.77-80. (In Russian).
12. Matveev O. V. Kavkazskaya vojna: ot fronta k frontiru. Istoriko-antropologicheskie ocherki (The Caucasian War: from Front to Frontier. Historical and autropological essays). Krasnodar: EHdvi, 2015. 272 p. (In Russian).
13. Popka I. D. CHernomorskie kazaki v ih grazhdanskom i voennom bytu: ocherki kraya, obshchestva, vooruzhyonnoj sily i sluzhby v dvuh chastyah (Black Sea Cossacks in Their Civil and Military Life; Essays of the Region, Society, Armed Force and Service in Two Parts). Krasnodar: Sovetskaya Kuban', 1998. 192 p. (In Russian).
14. Potto V. A. Dva veka terskogo kazachestva (1577-1801) (Two Centuries of the Terek Cossacks). Reprint. Stavropol': Kavkazskaya biblioteka, 1991. (In Russian).
15. Potto V. A. Kavkazskaya vojna: In 5 Vols: Vol.1.: S drevnejshih vremyon do Ermolova (The Caucasian War in 5 Volumes. V.1: from Antiquity till Ermolov). Stavropol': Kavkazskij kraj, 1994. 672 p. (In Russian).
16. Razin E. A. Istoriya voennogo iskusstva (The History of the Military Art). B.m.: Poligon, 1994. T.I. 559 s. (in Russian).
17. Solov'yov V. A. Podvig sotni Grechishkina (The Feat of the Grechishkin Comopany). Krasnodar: Spoloh, 1996. 76 p. (In Russian).
18. Tolstoj L. N. Hadzhi-Murat. Kazaki kavkazskaya povest' 1852 g. (Hagi Murat. The Cossacks. The Caucasian story). Nal'chik: EHl'brus, 1978. 288 p. (In Russian).
19. Felicyn E. D., SHCHerbina F. A. Kubanskoe kazach'e vojsko (The Kuban Cossack Troops). Reprint. Krasnodar: Sovetskaya Kuban', 1996. 480 p. (In Russian).
20. Frolov B. E. CHernomorskie plastuny (The Black Sea Scouts) // Problemy istoriografii i istorii Kubani. Sbornik nauchnyh trudov. Krasnodar: KubSU publ., 1994. P. 95-109. (In Russian).
21. SHCHerbina F. A. Istoriya kubanskogo kazach'ego vojska (The History of the Kuban Cossack Troops). Reprint. In 2 Vols. Vol. II. Krasnodar: Sovetskaya Kuban', 1992. 880 p. (In Russian).
Сведения об авторе
Гранкин Юрий Юрьевич - доктор исторических наук, профессор кафедры истории государства и права России и зарубежных стран, проректор по академической политике, контролю качества образования и информатизации Пятигорского государственного университета (Пятигорск) / grankinj@pglu.ru
Information about the author
Grankin Yurii - Dr. of Historical sciences, Professor of Chair of Department of History of State and Law of Russia and Foreign Countries, Vice-Rector for Academic Policy, Higher Education Quality Assurance and informatization at Pyatigorsk State University (Pyatigorsk) / grankinj@pglu.ru
