CC BY
99
Федина И.М.
(Краснодар)
УДК 94 (470.6)
ОРГАНИЗАЦИЯ ХУТОРСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ ЛИНЕЙНЫХ КАЗАКОВ
В ХОДЕ ОСВОЕНИЯ КУБАНСКИХ ЗЕМЕЛЬ В КОНЦЕ XVIII - XIX ВВ.
В статье проанализирована роль и место хуторов линейных казаков в процессе хозяйственного освоения территории кубанского края как самодостаточного исторического явления, как неотъемлемой части общероссийской земледельческой культуры. Хутор оказался актуальной поселенческой структурой на протяжении достаточно длительного исторического периода, став экономически эффективной рыночной единицей, сохранив казачью земельную идеологию. В условиях переселения казаков на новые земли хуторской тип хозяйствования формирует эколого-природную среду обитания человека, обеспечивая широкий простор казачьей индивидуальности. Казачьи хутора линейцев позиционировали собой целостную хозяйственную систему со своей внутренней логикой развития, всецело подчиняясь установленному военному распорядку, регулируемому текущим законодательством. Оказывая существенное влияние на сохранение и развитие казачьих традиций землевладения и землепользования в Кавказском линейном казачьем войске, они выполняли важнейшую регулятивную функцию в хозяйственных, военных и социальных отношениях, составляли неотъемлемый сегмент аграрного устройства региона. Казачий хутор рассматривается как поселенческая структура, интерпретируется в качестве целостной хозяйственной системы, экономическая эффективность функционирования которой во многом предопределяется исторической эпохой. Поэтому полифункциональность хуторов линейных казаков нуждается в познавательном исследовательском изучении как с точки зрения внутренних особенностей этого социального образования, так и с позиций процессов аграрной эволюции южно-российской деревни.
Ключевые слова: усадьба, управление усадьбой, поселение, казачество, Кавказская армия, земельные отношения, собственность на землю, Кубань.
The article analyzes the role and place of farmsteads owned by the Caucasus Line Cossacks in the process of economic development of the Kuban Territory as a self-sufficient historical phenomenon and as an integral part of the ail-Russian agricultural culture. The farmsteads turned out an actual settlement structure for a fairly long historical period, becoming an economically effective market unit while preserving the Cossack land ideology. Amid conditions of Cossacks resettlement to new lands, the farmstead type of management formed the ecological and natural environment of human habitation, providing a wide expanse of Cossack identity. The Cossack farmsteads of the Caucasus Line Cossacks positioned themselves as an integral economic system with their own internal logic of development, fully subordinated to the established military regulations governed by the current legislation. By exercising a significant influence on the preservation and development of the Cossack traditions of landownership and land tenure in the Caucasian Cossack Host, they fulfilled the most important regulatory function in economic, military and social relations, constituting an integral segment of the region's agrarian structure. The Cossack farmstead is considered as a settlement structure. It is interpreted as a complete economic system, the economic efficiency of its functioning is largely predetermined by the historical epoch. Therefore, the poly-functionality of the farmsteads of the Caucasus Line Cossacks requires some cognitive research study, both from the point of view of internal features of social education, and from the position of the processes inside agrarian evolution of the Southern Russian village.
Кеу words: farmstead, farmstead management, settlement, Cossackdom, Caucasus Line Army, land relations, land ownership, Kuban.
DOI: 10.24888/2410-4205-2018-15-2-41-51
Изучение поселенческих структур кубанского казачества, в том числе хуторских поселений, обеспечивает полноценную научную артикуляцию казачьего образа жизни, сущностью которого являлись активная охрана государственных интересов на Юге России и последовательное освоение приращиваемых к Российскому государству территориальных пространств в политическом и культурно-хозяйственном отношении.
Заселение и освоение правобережных степных пространств Кубани, находившихся восточнее реки Лабы (левого притока реки Кубань) называлось Старой линией, общая протяжённость которой составляла около 335 вёрст. Эти земли отводились для поселения казакам Кавказского линейного войска.
Специфические различия военной организации линейных казаков накладывали определённый отпечаток на особенности их повседневной жизни. Такая поселенческая структура как хутора линейных казаков приспосабливалась исключительно к военным целям. Военное начальство не только лично назначало места для организации поселений, но и бюрократическим способом регламентировало до мельчайших подробностей любые новые постройки казаков. Например, издавались приказания, как именно надо ставить плетни, как приспособить посаженный терновник, «чтобы неприятель не смог ни повалить плетня, ни перелезть через верх». Хутор как чисто хозяйственная структура здесь в принципе не мог существовать, в крайнем случае, этот вариант хуторского поселения рассматривался как некое исключение.
Основу Кавказского линейного войска составляли переселяемые донские казаки, что во многом определяло повседневный быт и взаимоотношения линейцев. Для охраны российских линейных укреплений в 1794 г. прибыла на Кубань тысяча донских семей, обосновавшихся при крепостях Усть-Лабинской, Кавказской, Григорополисской, Темнолесской и Воровсколесской и положивших начало Старой Линии. Так стала называться полоса укреплений и населённых пунктов вдоль правого берега Кубани. За станицами этой Старой Линии, а впоследствии и Новой Линии, закрепилось наименование линейных [8, с. 145].
С занятием линейцами охранных позиций на Кубани сюда донцы перенесли и свои обычаи землепользования. Линейцы довольно активно начали развивать скотоводство, которое в отличие от пашенного земледелия требовало несравнимо меньших физических усилий и экономических затрат. По справедливому замечанию историка Ф.А. Щербины, линейному казаку, более обременённому обязанностями военной службы, трудно было выбрать для хозяйственных занятий какой-либо иной промысел, кроме скотоводства [17, с. 433]. Ввиду постоянной угрозы набегов со стороны закубанских горцев скот отгоняли на большие расстояния от линейных станиц. Именно в местах отгона скота первоначально устраивались временные жилища (коши), а затем появлялись более прочные хозяйственные обзаведения. Так возникали на линии хутора, куда, как правило, выселялись богатые казаки, с тем чтобы иметь свободное место для выпаса большого количества скота [9, с. 62-64].
Активному распространению хуторских хозяйств у казачьего населения Старой линии препятствовало также существование опасности внезапного нападения горцев. Из-за своей незащищённости хутора были одними из основных объектов набегов. Жизнь в линейных станицах была подчинена приказам военного начальства. «С утра конные разъезды проверяли близлежащие броды и балки и, если всё было спокойно, станичники выгоняли скот на пастбище и сами работали в поле под прикрытием конного разъезда. И
люди, и скотинка возвращались в станицу задолго до захода солнца. А в туманную погоду работать было очень опасно: горцы могли неожиданно напасть, захватив и людей и стадо» [11, с. 31].
Войсковое начальство не имело возможности осуществлять охрану индивидуальных казачьих поселений имевшимися на созданных кордонах силами и всячески препятствовало выделению жителей из станиц в самостоятельные хуторские хозяйства. Поэтому, если при черноморских станицах к концу 50-х гг. XIX в. числилось 3,2 тыс. хуторов, то при линейных станицах насчитывалось всего лишь 127 хуторских хозяйств [10, с. 220]. Из-за сложности обеспечения надёжной защиты поселений в ходе начального этапа освоения прикубанских земель на Линии не существовало значительного количества мелких хуторских хозяйств. С устранением свободной возможности набегов горцев на отдалённых от Линии земельных участках появляются новые хутора.
В 1820 г. на Кавказской линии в целях выработки общих правил землевладения и землепользования, упорядочивания поземельных отношений образовали специальную комиссию. Однако подготовленные этой комиссией конкретные предложения по закреплению паевых наделов за казаками, увы, не получили поддержки вышестоящего начальства. Как следствие неурегулированности поземельных отношений в начале 40-х гг. XIX в. всё чаще стали возникать острые земельные споры не только внутри станичных общин, но также между станицами и полками. Более того, в 1837 г. земельные споры на Кубанской линии развернулись между черноморскими и донскими казаками. Казалось бы, устранить наличествующие противоречия в поземельных отношениях и ликвидировать произвол в землепользовании можно было путём быстрого принятия оперативных управленческих решений. Требовалось издать Положение о Кавказском линейном казачьем войске и наконец-то заменить довольно произвольные по характеру распоряжения войсковых начальников на продуманный нормативно-правовой акт, и установленные правила явно помогли бы упорядочить поземельные отношения.
Утвержденное Положение 1845 г. о Кавказском линейном казачьем войске [12, с. 186-227] открыло дорогу частной собственности на землю, и большой земельный участок, полагавшийся офицерам и генералам, не вписывался в станичные параметры, а потому мог существовать преимущественно в рамках хуторской системы землевладения и землепользования. Однако офицеры и генералы получали землю в пожизненное пользование на основе общего станичного права. Потому им реально отводилось 2/3 от нормы, а 1/3 оставалась в общем станичном пользовании как общие пастбища.
У линейцев имелись прекрасные условия для развития экстенсивного скотоводства и коневодства, которое долгое время оставались у них основной отраслью наличествующего хозяйства, опосредованное их нахождением в зоне силового противостояния. Содержание выращиваемого скота у линейцев, в связи с довольно частыми горскими набегами, получило существенные особенности. Скот в линейных станицах большую часть времени суток находился на стойловом содержании и выпускался на близлежащее пастбище только днём и то с очень большими предосторожностями [10, с. 221]. Тем не менее хуторское хозяйство с экстенсивным характером скотоводства у линейцев стало доминирующим типом хозяйственных занятий. Такая ситуация во многом объясняется, по мнению Ф.А. Щербины, особенностями ландшафта Средней и Верхней Кубани, где отсутствовали богатые рыболовные места, как в Черномории, или полноводные соляные озёра, потенциально выступавшие в качестве существенного источника дохода и возможности натурального обменах [18, с. 699-700]. Скотоводство оставалось у линейцев ведущей отраслью хозяйства в течение всей первой половины XIX в. Развитие экстенсивного скотоводства обеспечивало рост хуторского хозяйства, но не способствовало и даже замедляло образование городских поселений. Свободных, пустующих земельных пространств в районах дислокации Кавказского
линейного казачьего войска оставалось много, и это служило залогом эффективной эволюции хуторского хозяйства.
Оно долгое время подвергалось ещё довольно большому риску и более детальной нормативной регламентации, нежели станичные поселенческие структуры. Однако, как это не удивительно осознавать, этот процесс продолжился и после покорения горцев, когда хуторские заимки стали возникать как грибы после дождя при наличии больших площадей свободных земель. Характерное слово «заимка» выступает отглагольным производным, как пишет В.И. Даль [6, с. 580-581], от слова «заимать». Смысловое значение выстраивается от действий свободного человека. Под заимкой, на наш взгляд, следует понимать старинный способ приобретения собственности на землю, обусловленный присвоением бесхозяйственных, свободных (находящихся на отдалении от освоенных) земель по праву первопоселения и первовладения; манера освоения первовладельцем захваченных земельных участков по собственному разумению и метод закрепления за появившимся собственником земельных угодий с самостоятельным установлением границ («с нравом вольной заимки»).
Хутора обустраивались лишь после получения разрешения казачьей общины, и при этом оговаривалось множество условий, которые обязывались соблюдать владельцы хуторов. Например, согласно полученным предписаниям, хуторам полагалось производить распашку земельных участков, сенокошение луговых площадей и выпас скота в заранее определённых станичным обществом местах. Скажем, по станичному приговору 1876 г. жителей станицы Владимирской, «никто не должен занимать никаких займищ под поселения хутора без разрешения общества под опасением 50 руб. штрафа. Жители этой станицы разрешили двум лицам завести хутора с правом разводить при них рощи и ливады и устроить пруд, водою которого могли бы пользоваться и другие жители беспрепятственно» [1, л. 381]. Но позже под предлогом невыполнения одним из хуторян условия об устройстве пруда с общественным водопользованием, когда хозяин ограничил доступ к созданному пруду и допуск к водопою, станичное общество отменило свой приговор и признало владение хуторскими угодьями недействительным, а хутор объявило подлежащим ликвидации. Естественно, при таком постоянном вмешательстве казачьей общины в ведение хуторского хозяйства, оно вынужденно приспосабливалось к новым условиям своего существования или же, в крайнем случае, исчезало вовсе в данном станичном юрте.
Однако полная ликвидация хуторов выступала исключительной мерой, и станичные общества шли по пути принятия ограничительных решений в отношении хуторов. С интенсивным развитием экономико-хозяйственной деятельности в Закубанье хутора попадают под административный контроль станичных обществ, которые выработали ряд вариантов ограничительного воздействия. В 1870 г. в станице Раевской вынесли станичный приговор, согласно которому хуторской скот можно было выгонять на общественные пастбища в период с 25 марта по 1 октября. В результате хутор становился зимовником. Под зимовниками следует понимать малые хутора (до 2-3 дворов) и отдельные хозяйства, формируемые казаками с экономико-производственными целями для занятия земледелием, скотоводством и сопутствующими промыслами (например, пчеловодством, охотой). Своё название зимовники получили по своему первоначальному предназначению как места зимовки скота. Через семь лет (в 1877 г.) станичный сход на основании фактов нарушения хуторянами установленных общиной правил постановил ликвидировать хутора. Ведь хуторяне получали первоначально земельные участки под разведение огородов, но затем стали обустраивать полноценное хуторское хозяйство, которое мешало свободному проезду станичных жителей.
В качестве ограничительных мер использовалось исключительное право станиц по выделению мест под возведение хуторов, что и делали станичные общества, указывая, в каких местах стоило обустраивать хуторское хозяйство. Затем зачастую следовала уже
более жёсткая регламентация на строительство хуторов, которые требовалось организовывать только в строго определённом месте. Следующим шагом в ограничении хуторской самостоятельности становилось переведение станицами хуторов в разряд зимовников, которые постепенно сокращались в данном станичном юрте, поскольку они выступали объектом свободной и безнаказанной добычи горцев (черкесов и др.), ибо им практически никто не мешал в осенне-зимний период легко поживиться казачьим добром. Однако все вышеназванные обстоятельства не останавливали предприимчивых казаков в их неизменном желании обустроить свой хутор. Существовало и совершенно свободное хуторское хозяйство, но оно встречалось лишь в некоторых местах Закубанья. Такие хутора обычно появлялись в глухих местах, где наличествовал избыток земельных угодий и куда административный контроль станичных обществ не добирался, ибо те земли не вызывали особого интереса у казачьей общины.
На обустройство хуторов у линейцев большое влияние оказывала военная администрация. Возьмём, к примеру, обращение к вышестоящему начальству одного из воинских командиров, Георгиевского кавалера (1794), шефа Суздальского мушкетёрского полка, генерал-майора Фёдора Матвеевича Шеншина. Солдаты этого полка вместе с донскими казаками в начале XIX в. несли службу в пограничных крепостях и редутах Кавказской кордонной линии. В 1802 г. Суздальский мушкетёрский полк, которым в своё время командовал известный полководец A.B. Суворов, занимал военные гарнизоны Усть-Лабинской и Кавказской крепостей, Ладожского редута [14], Тифлисского редута, малого и большого Темижбекского редута и других укреплений. В 1803 г. Фёдор Матвеевич направил инспектору по кавалерии Кавказской инспекции генерал-лейтенанту Василию Фёдоровичу Шепелеву (1768-1838) представление с поддержкой просьбы казаков-линейцев на обустройство хуторов. Шепелев доложил инспектору Кавказской укреплённой линии, астраханскому генерал-губернатору и главнокомандующему в недавно присоединённой к России Грузии, генерал-лейтенанту, князю Павлу Дмитриевичу Цицианову (кстати, бывшему шефу Суздальского мушкетёрского полка) о просьбе казаков станицы Ладожской на заведение ими хуторов по реке Бейсуг и в Бузиновой балке. Князь Цицианов разрешил казакам устройство хуторов, но с непременным условием проведения предварительного осмотра мест расположения будущих хуторов на предмет их безопасности и вынесения соответствующего вердикта военной администрацией [17, с. 199].
С переселенцами связана история 1-го Кубанского полка Кубанского казачьего войска. Его сформировали 28 февраля 1792 г. из волжских и донских казаков, которые служили на кордонах по Кубани и расселялись на Кавказской линии в районе будущего Лабинского отдела. Щербина Ф.А. приводит утверждение отставного войскового старшины А.Д. Ламанова: казакам Кубанского полка «предписано было завести хутора и устроить мукомольные мельницы» [17, с. 199]. К образованным хуторам высылались постоянное военное прикрытие и дежурные казачьи разъезды. Помимо постоянной военной опасности, на обустройство хуторов влияли особенности менталитета отдельных групп переселенцев. У малороссов проявлялась большая склонность к разведению хуторского хозяйства, нежели у великороссов. На Старой же линии, как замечает Ф.А. Щербина, численно преобладали великороссы [17, с. 199].
История Старой линии восходит к временам командования Кубанским корпусом русской армии генерал-поручиком A.B. Суворовым в конце 1777 - начале 1778 гг., когда в течение нескольких месяцев ему удалось организовать военное прикрытие достаточно протяжённой границы. При Суворове возникает продуманная система военных укреплений, которая сочетала в себе стационарные гарнизоны, подвижные резервы и хорошо поставленную разведку. С 12 ноября 1790 г. командующим Кубанским корпусом и одновременно начальником Кавказской линии становится генерал-аншеф Иван Васильевич Гудович. Его стараниями при поддержке императрицы Екатерины II линия
начинает активно заселяться казаками: прибывают всё новые и новые партии переселенцев.
С середины XIX в. передовым рубежом на Северо-Западном Кавказе в защите российской территории становится уже не река Кубань, а река Лаба (левый приток Кубани). Это позволило линейцам условиях уменьшения внешней угрозы вывести скотоводческую отрасль своего хозяйства на более высокий уровень и даже опередить казаков Черноморского войска и казаков левого фланга Кавказской линии. Хуторская организация ведения хозяйства как нельзя лучше отвечала потребностям скотоводства, хотя росту хуторских хозяйств сильно противились местные власти, которые справедливо полагали, что хутора являются наиболее частыми объектами горских набегов. Но обеспечить достаточным выпасом скот получалось только на хуторах, куда зачастую выселялись состоятельные казаки. С другой стороны, хутор как форма ведения хозяйства, как небольшой населённый пункт, располагавшийся вдали от поселений станиц, был известен донцам ещё задолго до переселения на Кубанскую линию. Поэтому при наличии большой площади свободных земельных наделов хуторская деятельность обрела на Кубани для донцов вторую жизнь.
Хуторские хозяйства скотоводческого направления, не зависящие от общей воли и принятия решения общины, стали складываться в станичных юртах почти с момента образования станиц вдоль российской границы. Уже через пять лет после создания в 1794 г. станицы Григорополисской. Название дано в честь Григория Александровича Потёмкина, дословно: город Григория, или Григориполис, которое перешла от первоначально построенного редута хопёрскими казаками. Из станиц выделился хутор Терновский, а ещё через два года возник второй хутор - Чапаев. Как писал И.Л. Дебу [7, с. 78], казаки Кубанского формирования «при изобилии в скотоводстве» остро нуждались в питьевой воде запольных речек, а потому население, например, станицы Темижбекской вынуждено обустраивало свои хутора на реке Расшеватке. Такая же ситуация складывалась в Кавказском полку, когда служившие в нём линейцы образовали вдоль рек Бейсуг и Калалы отдельные хуторские поселения. При этом казаки занимали обширную территорию по протяжённости в 20-40 вёрст и свободно строили вдоль многочисленных речек свои хутора и водяные мельницы. Однако, как уже отмечалось, долгое время полноценному развитию хуторских поселений на Кубанской линии мешала её довольно слабая защищенность от горских набегов. По сохранившемся свидетельству посетившего Северо-Западный Кавказ в конце 20-х гг. XIX в. венгерского исследователя Ж.-Ш. де Бесса, из-за постоянного ожидания военных тревог жизнь линейцев являлась очень тяжёлой и изнурительной [15, с. 69]. Черкесы действовали против беззащитных хуторов и крестьянских сёл, грабили почти безнаказанно население данных поселений и уничтожали плоды нелёгкого труда.
Такого же мнения придерживался назначенный в 1816 г. командиром Отдельного Грузинского корпуса, управляющим по гражданской части на Кавказе и в Астраханской губернии генерал-лейтенант Алексей Петрович Ермолов, прозванный «проконсулом Кавказа» и возглавлявший кавказские войска до 1826 г., причём с 1819 г. ему подчинили и Черноморское казачье войско.
Как отмечали современники, именно при командующем генерале А.П. Ермолове наступил настоящий перелом в существовавших поземельных отношениях и заметно изменился образ жизни казаков. Всесильный генерал попытался ограничить появление новых хуторов бюрократическим путём издания всевозможных указов и многочисленных распоряжений о сломе и переносе хуторов. Однако жизнеспособные хутора вдов и сирот, детей, хуторских чиновников и казаков, находящихся на кордонной службе и обременённых наличием малых детей, приказал оставить на прежнем месте. А вот в Екатеринодарском и Таманских округах пострадали урядничие и казачьи хутора, не имевшие в своём составе разведённых садов и мельниц. Ермолов распорядился
переселить такие хутора в куренные селения, да ещё непременно обязать владельцев подписками, чтобы они свои хутора в неположенных местах сами и снесли [2, л. 20-21]. Вместе с тем именно Алексей Петрович позаботился о предоставлении казакам земли по берегам реки Кубань и предоставил двухлетнюю отсрочку по налогу за её использование. Генерал категорически запретил изнурять все без исключения войсковые подразделения бессмысленной шагистикой, проявил заботу о питании рядового состава и увеличил размеры мясной и винной порций, разрешил своей властью носить вместо положенных киверов более удобные для Кавказа папахи, ввёл вместо жёстких ранцев свободные холщовые мешки, позволил носить зимой вместо шинелей полушубки, развернул строительство капитальных квартир для личного состава.
Соратник А.П. Ермолова, генерал-лейтенант Алексей Александрович Вельяминов, командовавший войсками Кавказской линии и являвшийся начальником Кавказской области с 1831 по 1838 гг., продолжил дело проконсула и стремился упорядочить развитие хуторов, ссылаясь на острую проблему их безопасности. В 1832 г. он писал местному областному правлению: «Из доходящих ко мне сведений замечаю, что закубанские хищники, когда удаётся им сделать прорыв в наши границы, делают большею частью набеги на хутора и наносят беззащитным жителям оных вред, а иногда самих берут в плен. Весьма естественно, что они стремятся более туда, где не находят себе сопротивление» [3, л. 21].
Слова A.A. Вельяминова подтверждались многочисленными примерами разграбления горцами кубанских хуторов. В 1833 г. Кавказское линейное войско заметно усиливается за счёт административного перевода в разряд казачьих станиц целого ряда казённых селений Кавказской области. К полкам, непосредственно располагавшимся на Кубанской линии, власти присоединили 14 сёл. Ко времени коллективного вступления в казачье сословие отдельные жители казённых сёл, однодворцы и государственные крестьяне вполне успешно развивали свои хуторские хозяйства. По мнению В.А. Колесникова, данная группа хуторов намного опередила по хозяйственной состоятельности хутора линейных казаков [9, с. 62]. Причём, если казачьи хутора линейцев возникали с разрешения войскового правительства, то хутора казённых поселян устраивались зачастую абсолютно без ведома гражданских властей.
Однако, несмотря на это всё же сказывалось обострение хода Кавказской войны, когда жители кубанских хуторов, их имущество нередко становились добычей проникавших через кордоны горских отрядов. При наличии таких угроз безопасности хуторским поселениям войсковая администрация всячески препятствовала переселению части жителей из станиц в целях организации самостоятельных хозяйств, где оказывалось невозможным в случае внезапного нападения оказать своевременную помощь. Предпринимались даже неоднократные попытки упразднить хутора, а их население направить в те станицы, от которых они недавно отмежевались. Постоянно высказывая казакам административные угрозы разобрать их дома с помощью регулярных войск, государственная власть так и не решилась перейти к реальным широкомасштабным действиям по ликвидации хуторов.
Сами кубанские линейцы, конечно же, сознавали наличествующую потенциальную угрозу своему отдельному проживанию от станиц, особенно на Лабинской линии с её с характерными регулярными столкновениями с горцами. Поэтому хуторов в этих местах практически не было. Причины меньшей развитости у линейцев хуторской формы хозяйствования подтверждает и отчёт наказного атамана Кавказского линейного казачьего войска за 1846 г. Как в нём отмечалось, из-за военного положения края, частых набегов горских народов казаки не могут заводить здесь «более хуторов», а потому держат своих животных в «тесных» станичных дворах [8, с. 506].
Положение казачьих зимовников получалось более безопасным, нежели стационарных, хотя и небольших, хуторских поселений. Кроме того, необходимые для
скота водопои, неизбежно загрязняемые при постоянном пользовании животными, успевали хорошо очищаться в течение долгого полугодичного (а то и более длительного по сроку) отсутствия скотины. Вышеназванные обстоятельства обеспечили зимовникам как индивидуальной форме хозяйствования на Кубанской линии довольно широкое распространение. Например, если в 1851 г. здесь насчитывалось 203 зимовника, то спустя 7 лет лишь в местах дислокации 1-й бригады Кавказского линейного казачьего войска располагались 103 коша. Для сравнения разных частей исторической Кубани заметим: во всей Черномории даже к 1859 г. существовало только 86 зимовников [4, л.12].
В ходе реорганизации линейцев в 1863 г. бригадное начальство настойчиво стремилось искоренить хуторян. Фактически только лишь начиная с 1864 г., на Новой линии «начинают особенно быстро распространяться хуторские формы» [19, с. 49].
Влияние военных условий на жизнедеятельность и характер ведения хозяйства населением Кубанской линии даже к окончанию Кавказской войны оставалось весьма существенным, а потому переселенческая политика получила здесь чёткое государственное регулирование. Заселение территории Закубанья (горных и предгорных районов) российскими переселенцами начинается с 1861 г. В 1862 г. разрабатывается и 10 мая принимается «Положение о заселении предгорий Западной части Кавказского хребта кубанскими казаками и другими переселенцами из России» [13, с. 406-425].
С первых лет заселения районов Закубанья здесь появляются хуторские формы ведения хозяйства, признаваемые достаточно удобными для экономического освоения территории. Несмотря на бурный экономический рост, активную хозяйственную деятельность населения, интенсивную борьбу переселенцев с естественными природными ограничениями для развития хозяйства, заимка как старинный способ приобретения права собственности на землю в целях обустройства хутора находится под административным контролем станичного общества, что немаловажно в условиях численного роста хуторов. Так, только станица Усть-Лабинская к 1867 г. имела в своём юрту 117 хуторов [16, с. 140]. Особенностью поземельных отношений в Закубанье выступал высокий уровень отчуждения прав владения землёй, когда каждое поселение представляло собой в вопросах землевладения вполне самостоятельную единицу, независимую от других казачьих общин. Размер земельных угодий каждой общины зависел от количества мужчин казачьего сословия в поселении и определялся из расчёта 20-50 десятин на каждого рядового и по 200 десятин земли на одну офицерскую семью.
По мере того как границы с непокорными горцами всё далее и далее отодвигались вглубь Кавказских гор, решительность властей в деле ликвидации хуторов, по справедливому замечанию историка С.А. Чекменёва, заметно ослабевала [16, с. 141]. Об этом также свидетельствует обнаруженная нами в числе архивных коллекций Государственного архива Краснодарского края переписка о ликвидации 595 хуторов и о возвращении 1282 мужчин в селения, которые на основании указа от 2 декабря 1832 г. стали казачьими станицами. Переписка эта возникла еще в то время, когда эти селения находились в подчинении гражданского ведомства. Командующий отдельным Кавказским корпусом, генерал от инфантерии барон Григорий Владимирович Розен 2-й (1782-1841) на излёте своей военной карьеры в январе 1838 г. отказался их ликвидировать. С 13 сентября 1831 г. Г.В. Розен получил назначение командиром Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющим гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области. По его мнению, при нахождении хуторов в военном ведомстве они не могли служить отягощением станицам. Более того, генерал считал хутора полезными для разведения лошадей и занятий скотоводством. Именно поэтому хутора должны оставаться в прежнем положении вплоть до окончания составления проекта о Кавказском линейном казачьем войске, в котором необходимо установить правила о хуторах [5, л. 141].
Таким образом, несмотря на определённую разновременность проведения колонизации присоединённых к России земель, обе части бывшего Кавказского линейного казачьего войска (Старая и Новая Линии), вошедшие с 1860 г. в состав Кубанской области и Кубанского казачьего войска, заселялись практически по одному и тому же плану. Процесс их заселения неизбежно обуславливался одними и теми же объективными требованиями военного характера. Такое же весьма заметное управленческое сходство наблюдается в установлении и развитии внутреннего распорядка в казачьих общинах обеих рассматриваемых нами Линий. С самого момента формирования этих казачьих общин в их жизнедеятельности чрезвычайно важную роль играло военное начало, исходящее от командования русской армии. Однако атмосфера военного управления у линейцев явно преобладала, а простота военной дисциплины, несомненно, брала верх над традиционной казачьей волей.
Генезис хуторов линейных казаков охватывает довольно продолжительный исторический период, начиная с конца XVIII в. и заканчивая исходом XIX столетия. Что же касается структуры хуторского хозяйства, то здесь на первых порах преобладает скотоводство и коневодство, получившие выход и на внешние рынки (например, за счёт черноморской породы лошадей). Со временем усложняется структура хуторского хозяйства, оно становится многоотраслевым, расширяется хлебопашество, появляются новые сельскохозяйственные культуры, совершенствуется агротехника и т.д.
Хутор оказал существенное влияние на сохранение и развитие казачьих традиций землевладения и землепользования в Кавказском линейном казачьем войске, хотя, безусловно, линейцы несколько позже, в силу известных внешних обстоятельств, смогли развернуть хуторскую систему хозяйствования. Более активное развитие земледелия и поселенческих структур на Старой и Новой Линиях с учётом притока переселенческого населения на Кубань стало возможным с завершением Кавказской войны. Соответственно широкое распространение хуторских хозяйств здесь начинается после исчезновения военной угрозы.
Таким образом, историческое существование хуторов у линейных казаков в течение конца XVIII-XIX вв. характеризуется становлением системы хозяйствования, многообразием форм и типов хуторской жизнедеятельности, конфликтогенностью встраивания в формирующиеся в регионе социально-экономические отношения, борьбой за утверждение исключительного права собственности на землю и соответствующее имущество, вхождением в правовое поле действующего российского законодательства.
Список литературы
1. Государственный архив Краснодарского края (далее ГАКК), Ф. 449. Оп. 5. Д. 146-а, т. 2.
2. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 797. Л. 20-21.
3. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 797. Л. 21.
4. ГАКК. Ф. 252. Оп. 1. Д. 1299. Л. 12.
5. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 474. Л. 141.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Русский язык, 1978. Т. 1. 896 с.
7. Дебу И.Л. О Кавказской линии и присоединённом к ней Черноморском войске, или Общие замечания о поселённых полках, ограждающих Кавказскую линию, и о соседственных горских народах: 1816-1826. СПб.: Тип. Карла Крайя, 1829. 463 с.
8 История Хопёрского полка Кубанского казачьего войска. 1696-1896: В 2-х частях. Тифлис: Воен. ист. отд. при Штабе Кавк. воен. окр., 1900. 940 с.
9. Колесников В.А. Развитие хуторских хозяйств в линейных кубанских полках в конце XVIII - первой половине XIX вв Творческое наследие Ф.А. Щербины и
современность: тезисы докладов и сообщений междунар. научно-практич. конф. Краснодар, 1999. С. 62-64.
10. Очерки истории Кубани с древнейших времён по 1920 г. Краснодар: Советская Кубань, 1996. 654 с.
11. Петрова-Хорина Н. Приурупъе моё, суровое и прекрасное. 1856-2011. 155-летию Попутной и другим станицам Урупско-Лабинской линии посвящается. Краснодар: Просвещение-Юг, 2011. 50 с.
12. Положение о Кавказском линейном войске // Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). СПб.: Tun. II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1846. Т. 20. №.18739. 837 с.
13. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ) Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). СПб.: Тип. II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1862. Т. 37. N38256. 837 с.
14. Редуты стали станицами Ладожской (Усть-Лабинский район), Тбилисской, Темижбекской (Кавказский район). Все они находятся в Краснодарском крае.
15. Скиба КВ. Из истории «Малой Кавказской войны» на Кубанской линии. Армавир: Изд-во АГПУ, 2005.123 с.
16. Чекменёв С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII и в первой половине XIX вв. Пятигорск: Пятигор. гос. пед. ин-т иностр. яз., 1967. 325 с.
17. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар: Тип. Кубан. обл. правл., 1913. Т. II. 848 с.
18. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар: Тип. Кубан. обл. правл., 1910. Т. I. 734 с.
19. Щербина Ф.А. Земельная община кубанских казаков. Екатеринодар: Тип. Кубан. обл. правл., 1891. 208 с.
References
1. Gosudarstvennyy arkhiv Krasnodarskogo kraya (dalee GAKK), F. 449. Op. 5. D. 146-
a, t. 2.
2. GAKK. F. 249. Op. 1. D. 797. L. 20-21.
3. GAKK. F. 249. Op. 1. D. 797. L. 21.
4. GAKK. F. 252. Op. 1. D. 1299. L. 12.
5. GAKK. F. 249. Op. 1. D. 474. L. 141.
6. Dal' V.l. Tolkovyy slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka. M.: Russkiy yazyk, 1978. Т. 1.
896 c.
7. Debu I.L. O Kavkazskoy linii i prisoedinennom k ney Chernomorskom voyske, ili Obshchie zamechaniya o poselennykh polkakh, ograzhdayushchikh Kavkazskuyu liniyu, i о sosedstvennykh gorskikh narodakh: 1816-1826. SPb.: Tip. Karla Krayya, 1829. 463 s.
8 Istoriya Khoper skogo polka Kubanskogo kazach'ego voy ska. 1696-1896. V 2-kh chastyakh. Tiflis: Voen. ist. otd. pri Shtabe Kavk voen. okr., 1900. 940c.
9. Kolesnikov V.A. Razvitie khutorskikh khozyaystv v lineynykh kubanskikh polkakh v kontse XVIII -pervoy polovine XIXvv. // Tvorcheskoe nasledie F.A. Shcherbiny i sovremennost': tezisy dokladov i soobshcheniy mezhdunar. Nauchno-praktich. Konf. Krasnodar, 1999. S. 62-64.
10. Ocherki istorii Kubani s drevneyshikh vremen po 1920 g. Krasnodar: Sovetskaya Kuban', 1996. 654 s.
11. Petrova-Khorina N. Priurup'e moe, surovoe i prekrasnoe. 1856-2011. 155-letiyu Poputnoy i drugim stanitsam Urupsko-Labinskoy linii posvyashchaetsya. Krasnodar: Prosveshchenie-Yug, 2011. 50 s.
12. Polozhenie o Kavkazskom lineynom voyske // Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii (PSZ). SPb.: Tip. II Otdeleniya Sobstvennoy Ego Imperatorskogo Velichestva Kantselyarii, 1846. T. 20. №. 18739. 837s.
13. Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii (PSZ) Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii (PSZ). SPb.: Tip. II Otdeleniya Sobstvennoy Ego Imperatorskogo Velichestva Kantselyarii, 1862. T.37.N 38256. 837 s.
14. Reduty stali stanitsami Ladozhskoy (Ust'-Labinskiy rayon), Tbilisskoy, Temizhbekskoy (Kavkazskiy rayon). Vse oni nakhodyatsya v Krasnodarskom krae.
15. Skiba K. V. Iz istorii «Maloy Kavkazskoy voyny» na Kubanskoy linii. Armavir: Izd-vo AGPU, 2005. 123 s.
16. Chekmenev S.A. Sotsial'no-ekonomicheskoe razvitie Stavropol'ya i Kubani v kontse XVIII i vpervoy polovine KhIKh vv. Pyatigorsk: Pyatigor. gos. ped. in-t inostr. yaz., 1967. 325 s.
17. Shcherbina F. A. Istoriya Kubanskogo kazach'ego voy ska. Ekaterinodar: Tip. Kuban, obi. pravl., 1913. T. II. 848 s.
18. Shcherbina F. A. Istoriya Kubanskogo kazach'ego voy ska. Ekaterinodar: Tip. Kuban, obi. pravl., 1910. T. I 734 s.
19. Shcherbina F.A. Zemel'naya obshchina kubanskikh kazakov. Ekaterinodar: Tip. Kuban, obi. pravl., 1891. 208 s.
