УДК 882-3
ББК 83.3(2Рос=Рус)6
Маркова Татьяна Николаевна
доктор филологических наук, профессор
кафедра литературы и методики преподавания литературы Челябинский государственный педагогический университет
г. Челябинск Markova Tatyana Nikolaevna Doctor of Philology,
Professor
Chair of Literature and Methods of Teaching Literature Chelyabinsk State Pedagogical University Chelyabinsk [email protected]
Притча «в армейском камуфляже»: проза В. Маканина о чеченской войне The prose about Chechen War by V.Makanin
Данная статья посвящена актуальной литературоведческой проблеме жанрового анализа современной прозы. Исследовательское внимание сосредоточено на обнаружении структурно-семантического потенциала, актуализация которого позволяет выявить новые смысловые обертоны в новейшей прозе. В качестве объекта исследования избраны произведения В. Маканина о чеченской войне.
This article is devoted to the actual problem of the genre of literary analysis of the contemporary prosе. The focus of researcher is concentrated on the analysis of structural and semantic elements. The actualization of latter reveals new meanings in the modern novels. The object of this investigation is presented in V. Makanin’s prosе about Chechen War.
Ключевые слова: современная проза, жанр, В. Маканин, притча, Чеченская война.
Key words: contemporary prosе, genre, V.Makanin, parable, Chechen War.
Рассказ В. Маканина «Кавказский пленный» был напечатан в майской книжке «Нового мира» за 1995 год. Его нравственно-философский смысл сразу подчеркивается полемическим зачином: Солдаты, скорее всего, не знали, что красота спасет мир, но что такое красота, оба они, в общем знали (1, с.
449). Но если Достоевский говорил о «всегдашней потребности красоты и высшего идеала ее», то у Маканина красота «пугает» и «заставляет насторожиться»; в сознании человека конца ХХ века происходит подмена понятия «красота мира» на «красоту местности», то есть этическое отторгается от эстетического.
Слово-заглавие «пленный» употребляется в рассказе 46 раз (максимум употреблений в пятой главе - 22 раза, в четвертой - 12, во второй - 7). Подчеркнем, что традиционное для русской классики слово-образ «пленник» заменено у Маканина на «пленный» не случайно. Семантика обоих слов, совпадая в своем прямом значении (взятый в плен, находящийся в плену), различается наличием переносного значения у первого (пленник - тот, кто находится во власти, в плену чего-либо, каких-либо идей, убеждений и т.п.). Наиболее близкое авторскому, амбивалентное звучание это ключевое слово получает в сцене «торга» подполковника Гурова и командира боевиков Алибекова: Шутишь, Петрович. Какой я пленный... Это ты здесь пленный! - Смеясь, он показывает на Рубахина, с рвением катящего тачку: - Он пленный. Ты пленный. И воообще каждый твой солдат - пленный! Смеется:- А я как раз не пленный (1, с. 470). Маканин сознательно разрушает традицию, согласно которой все «пленники» так или иначе освобождаются из плена; все герои Маканина, напротив, остаются в плену у войны. Война уравнивает их, приучая думать, что все решается помимо воли, желаний и устремлений человека.
Характерный для Маканина «сюжет усреднения» развертывается в обстановке войны, когда само существо личности сжимается, редуцируется до функции, до военной специальности: военное прозвище заменяет фамилию -Вовка-стрелок, название профессии («солдат») употребляется вместо имени Рубахина. Окончив срочную службу, герой рассказа (Рубахин) уже который год не может уехать с Кавказа, не понимая того, что удерживает его, прежде всего, солдатская (конформистская) привычка бездумного существования, без цели, без ответственности и за свою, и за чужую жизнь. Вопрос - за что уби-
вать и за что умирать - не возникает в его сознании, как и в сознании других героев-персонажей. Этические представления на войне отбрасываются за ненужностью: здесь уже не действуют законы цивилизации, морали, права; здесь правит бал инстинкт, людьми движет иррациональное, бессознательное. В героях рассказа Маканина нет ни злобы, ни осознанной жестокости, а есть привычка, доведенная за двести лет до рефлекса: русские солдаты охотятся на боевиков, боевики - на них. Немотивированное, бездумное убийство предстает как странная и страшная «норма» войны.
Фабула рассказа «Кавказский пленный» проста: два армейских грузовика попадают в засаду в узком ущелье, боевики требуют выкуп; посланные за подкреплением солдат Рубахин и Вовка-стрелок возвращаются с пустыми руками. Статичность, тупиковость ситуации подчеркивается первой фразой заключительной части: Без перемен. Весь рассказ состоит из 6 частей, обозначенных автором арабскими цифрами; каждая из частей, в свою очередь, разделяется на тематические фрагменты, вводящие читателя либо в ситуацию, либо во внутренний мир героя. Контрастно-диалогический способ соединения этих фрагментов сообщает повествованию одновременно и кинематографический, и рефлексивно-аналитический характер.
В первом эпизоде два солдата пробираются сквозь кустарник. Пространственная динамики выражается глаголами в настоящем времени. Нарочитая замедленность второго эпизода контрастно противостоит динамике первого. Подполковник Гуров продолжает неторопливый торг с командиром боевиков Алибековым (речь идет об обмене оружия на провиант), но вялость слов (как и некоторая ленивость их спора) обманчива. В этом эпизоде постоянно резонируют два слова-образа - «обмен» и «обман», а также их корреляты.
Основная сюжетная линия «обмена» оттеняется побочной, развивающейся синхронно: из соседнего дома, куда скрывается Вовка-стрелок с подвернувшейся под руку молодкой, слышится долгий жаркий шепот, тихий сговор, и речь тоже идет об обмене. Этот побочный (по отношению к «сговору»
командиров) эпизод, в свою очередь, зеркально отражается в кульминационной части рассказа: в первом случае - женщина зажимает рот Вовке (любовный жест), во втором - Рубахин зажимает рот пленному кавказскому юноше, и это объятие оказывается смертельным. Так, в композиции рассказа мы обнаруживаем множество характерных для Маканина перекличек, повторов, возвратов: сюжетных - когда ситуации аукаются, зеркально отражаются, прорастают друг в друга (тот же зажатый рот, например, или ленивый торг), и семантических (радостно перекликающиеся в небе птицы в первой части и беспорядочная стрельба в последней - словно бы журавли закликали). Главная философема рассказа - красота - последовательно включается в ряды парных мотивов: красота - плен, память - зов (клич), помнить - окликать, обмен - обман, мысль - инстинкт, тепло - холод, чувственность - рассудочность, мужское -женское, эрос - танатос.
Красота и смерть у Маканина постоянно оказываются рядом. В композиции рассказа особо значимым представляется четырехкратное повторение эпизода, связанного с гибелью ефрейтора Бояркова. Так, в первой части, наткнувшись на знакомый транзистор, солдаты ищут тело убитого сослуживца, находят и наскоро закапывают; открытое, залитое солнцем место обязывает их быть настороже. Во втором эпизоде оставленный Вовкой на бугре играющий транзистор снова напоминает Рубахину, какое красивое место выбрал себе на погибель Боярков, воскрешает в памяти виденное, причем при новом упоминании картина детализируется. Описание одного и того же эпизода повторяет-
и Ч_/ Т~У и и
ся многократно, каждый раз в новой вариации. В кульминационной пятой части рассказа этот мотив возникает дважды: в первый раз как бы мимоходом, но все с той же рифмой: смерть - красота (Стороной они прошли холмик, где был закопан пьянчуга Боярков. Замечательное, залитое вечерним солнцем место), во второй раз он проявляется через параллелизм ситуаций, когда солдаты поспешно зарывают мертвое тело прекрасного пленного (как двумя сутками раньше зарыли тело убитого ефрейтора).
Тема красоты в рассказе Маканина проходит, как в музыкальной фуге, поочередно в разных регистрах, с различными вариациями и преобразованиями, чередуясь с интермедиями, и каждое новое ее проведение сопровождается всевозможными контрапунктами - противоположениями. Композиция «Кавказского пленного» выстраивается как бы на трех одноголосых темах, которые контрапунктически сочетаются в одновременном трехголосом звучании, образуя одну, называемую в теории музыки «тройной» (трехголосой) тему: красота - опасность - память; эрос - танатос - зов; обмен - подмена - неизменность. Подмена понятия «красота мира» - «красотой местности» - становится первым обменом в череде многих, описанных Маканиным: подмена мира - войной, любви - физиологией, ответственности за свою жизнь - бездумным существованием в массе, в потоке. Люди не могут не слышать тревожащий их зов красоты, она властно притягивает (пленяет), но и карает людей, разучившихся внимать и служить ей. Іаким видится нравственный урок и пафос этого про-
т
изведения. 1ак поэтика повторений, разрастание смысла за счет символической природы «цитат из вечности» трансформируют рассказ «Кавказский пленный» в притчу о красоте, которая в очередной раз никого не успела спасти.
В романе «Асан» (2008) тема чеченской войны развивается в рамках большой жанровой формы (2). Однако, как точно подметила А. Латынина, романная форма всего лишь оболочка для новой авторской притчи (3).
В самом факте отказа от малой формы содержится попытка Маканина вывести на литературную арену нового героя, вписать в исторический и литературный контекст. Маканин со свойственной ему дерзостью даёт своему герою имя, устраняя безымянность кавказского пленника (ни у Пушкина, ни у Толстого имён героев нет). Александр Сергеевич Жилин у Маканина фокусирует многочисленные литературные мотивы и нанизывает их на единую нить повествования. Таким способом писатель ХХ1 века стремится запечатлеть современный тип героя, пополнить галерею характеров, созданных великой рус-
ской литературой.
Однофамилец толстовского героя, перенесенный в наше время, служит на Кавказе. Как и его литературный предшественник, он не сдается обстоятельствам, не падает духом. Он сталкивается с низостью, подлостью и предательством - бегством складских полковников из Чечни накануне войны. Но, несмотря на эти обстоятельства, майору Жилину удается не только выжить, но и сохранить человеческое достоинство.
Русский человек умеет ко всему приспособиться, и Жилин приспособился к войне. Он, в сущности, честно выполняет свой долг: снабжает армию горючим, при этом берет одну десятую часть себе в качестве платы за гарантию доставки. Ради того, чтобы вернуться в свой дом на берегу большой русской реки, к своей семье, к нормальной жизни, он работает, проводя по опасным дорогам машины со складским горючим.
Начальная сцена романа может служить развернутым эпиграфом к его притчевой составляющей.
Маканину важно показать, что майор Жилин, этот всесильный Сашик, он же Асан1, способен пренебречь денежными интересами и даже жизнью своей рискнуть ради не известных ему перепившихся солдат. На протяжении торга с боевиками майор не перестает иронизировать над собой: Пацанов тебе жаль. Ах, ах!.. Будут валяться в траве и в кустах!.. Ах, какие молодые!.. Но взгляни честно. Они приехали убивать. Убивать и быть убитыми... Война. Сиди на своем складе, майор. Считай свои бочки с бензином... и с соляркой... с мазутом... (2, с. 11)
На складах у Жилина работает много солдат, среди них подобранные в перелеске на подходе к Грозному «контузики» Алик и Олег. Одуревшие после близкого разрыва, чудом выжившие в бою, они отползли в кусты, избежав участи быть убитыми чеченцами. Теперь их ждет разбирательство в комендатуре и обвинение в дезертирстве. Жилин решает попридержать «контузиков» у
1 Грозное "Асан" - имя древнего полузабытого божества вайнахов, требующего одной рукой крови, а другой -денег.
себя на складе (он и раньше так делал с отбившимися солдатами), а потом отправить в родную часть. Но почему-то он привязывается к этим двум нелепым пацанам. И чем больше хлопот приносят ему эти «шизы», тем большую ответственность чувствует за них майор.
По их настойчивым просьбам они отправляются в часть вместе с Колей Гусарцевым. Когда приходит слух, что Гусарцев убит, Жилин переживает за друга и двух «шизов», мысленно похоронив их, как вдруг они снова объявляются у складских ворот, и на душе Жилина теплеет: Дети же! Больные дети. Пространный эпизод романа, где Жилин реконструирует обстоятельства гибели Гусарцева, отмечен мастерским психологическим рисунком. Оказывается, застрелил Гусарцева Алик, целясь в Горного Ахмеда. Вспышку в мозгу контуженного пацана вызвала пачка денег, перешедшая из рук чеченца в руки офицера. Алик уже видел пачки денег, переходящие из рук чеченцев в руки командиров, после чего что-нибудь нехорошее происходило с его ротой: то она попадала в засаду и люди погибали, то у солдат исчезал запас боекомплектов. Он выстрелил в эту пачку как источник прошлых и будущих бед - и попал в Колю Гусарцева.
В повествовании Маканина мерцает древний фольклорный мотив — гибель отца от руки сына. Жилин и должен был погибнуть от руки Алика, которого он спас от наказания, погибнуть при тех же обстоятельствах, в каких погиб Коля Гусарцев, - при передаче ему денег чеченцем. После выстрела Алика Жилин успевает воскликнуть: Ты же убил меня, дурачок стриженый, — но так и не выдаст мальчишку подоспевшему офицеру, сказав: Нас обстреляли.
Свою новую притчу о том, как добро оборачивается злом, о том, как страшно связаны в этом мире деньги и кровь, автор одел в «поношенный армейский камуфляж» (А. Латынина), в бытовую оболочку романа о чеченской войне, о которой «кабинетный» писатель имеет опосредованное знание1. Но
1 Среди самых ярких романов на чеченскую тему назовем следующие: «Жажда» Андрея Геласимова, «Ниязбек» Юлии Латыниной, «Меньшее зло» Юлия Дубова, «Идущие в ночи» Александра Проханова, «Патологии»
Захара Прилепина.
дело как раз в том, что этот роман, как и вся проза Маканина, строится преимущественно с опорой на интуицию и движение свободной мысли художника, развертывающейся в формах метафорических и притчевых. Оставаясь верным своей художественной стратегии, писатель продолжает поверять алгеброй (строго выстроенным текстом) дисгармонию (абсурдность, иррациональность) мира, непрестанно двигаясь по пути поиска «формулы бытия», его сути и смысла.
Библиографический список
1. Маканин, В. Кавказский пленный / Маканин В. - М: Панорама, 1997. - 480 с.
2. Маканин, В. Асан / Маканин В. - М.: Эксмо. - 2008. - 478 с.
3. Латынина А. Притча в военном камуфляже / A. Латынина // Новый мир. -2008. - № 12. - С. 163-170.
Bibliography
1. Makanin V. Kavkazkiy plenniy / V. Makanin. - M: Panorama, 1997. - 480 p.
2. Makanin V. Asan / V. Makanin. - M: EKSMO. - 2008.- 478 p.
3. Latynina A. Parable in a military form / A. Latynina // Noviy mir. - 2008. - №12. -P. 163-170.