CC BY
107
Отечественная история
А.А. Грезнева
Присяжные поверенные на судебных процессах в России 1870-х гг. в зеркале отечественной периодики и архивных документов
В статье на материалах ведущих органов печати Петербурга и Москвы, а также архивных документов рассматривается роль присяжных поверенных на российских судебных процессах 1870-х гг., вызвавших широкий общественный резонанс. Суждениями о «размытости» понятия преступления, незначительной деятельности революционеров защитники упрощали реальную картину российской действительности, внося в общественное сознание ложные представления о революционном движении. Введенные в научный оборот источники ярко характеризуют становление и развитие общественного правосознания российского общества второй половины XIX в.
Ключевые слова: судебные процессы, присяжные поверенные, общественное мнение, гласность судопроизводства, органы печати, «Голос», «Санкт-Петербургские ведомости», В.Д. Спасович, П.А. Александров.
Российские судебные процессы второй половины XIX в. и роль на них присяжных поверенных в качестве защитников подсудимых-революцио-неров неоднократно становились темой различных работ [12; 13; 29; 31; 32]. В них рассмотрены вопросы формирования и развития института адвокатуры (в т.ч. юридический статус), воздействие его на общественное мнение России [1; 3; 10; 11; 30; 33]. Тем не менее, многие источни-
ки еще не введены в научный оборот. Например, важно выявить степень участия присяжных поверенных в судебных заседаниях по материалам периодической печати, большая часть которой не изучена, а также определить содержательность архивных документов по данной проблематике.
Начиная с процесса «нечаевцев» и кончая печально известным делом «1 марта 1881 г.», прошло более ста закрытых и публичных политических процессов, из них свыше сорока получили широкое отражение в печати. В отечественной периодике пореформенного времени («Голос», «Московские ведомости», «Новое время», «Правительственный вестник», «Русские ведомости», «Русский мир», «Санкт-Петербургские ведомости», «Современные известия» и др.) регулярно помещались стенографические отчеты, заметки и корреспонденции о процессах. В них фиксировались не только состав защитников, но и суждения их по базовым вопросам российской действительности - активизации и причинам распространения революционного движения, росту радикальных настроений в обществе и т.д.
В настоящей статье мы попытаемся дать обзор ряда крупнейших судебных процессов политического характера 1870-х гг., охарактеризовать материалы прессы и архивные документы о роли присяжных поверенных на этих процессах.
Новый суд, согласно «Голосу», сразу привлек к себе широкое общественное внимание, провозгласив важнейшие понятия о справедливости судебных решений. Общество начало посещать заседания, живо интересовалось рассматривавшимися на них вопросами, обсуждало показания, критиковало судебные речи и приговоры [5, с. 1].
Введение гласности было очевидным завоеванием судебной реформы 1864 г. и стало одной из отличительных особенностей нового судопроизводства. Оказав благотворное воздействие на деятельность суда, публичность заседаний представляла собой главное условие доверия общества к суду. Так, «Санкт-Петербургские ведомости» подчеркнули, что обсуждение противозаконных деяний доставило суду «общее доверие даже и простого народа» [25, № 104, с. 1].
Принцип гласности, как писали в «Биржевых ведомостях», обеспечил правомерность и независимость суда, послужил действительной гарантией «как для подсудимых, так для самих судей и для авторитета суда, не говоря уже о самом обществе» [2, с. 1]. Он стал «великою нравственною силою», нацеленной не только к пресечению «злой воли» нарушителей порядка, но и к поднятию уровня общественной нравственности. Тем самым публичность судопроизводства явилась орудием, которое воспитывало общество и контролировало деятельность суда одновременно.
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
Достоинство гласности, по словам «Московских ведомостей», заключалось в том, что теперь судебные дела «ежедневно реферируются и обсуждаются в газетах» [15, с. 3].
Нельзя не выделить хвалебных отзывов и газеты «Неделя» [17]. По оценке «Голоса», гласность как основная гарантия правильного отправления правосудия влияла на «речи представителей обвинения и защиты, на показания экспертов и других лиц», предупреждая «всякое недобросовестное отношение к делу» [5, с. 1]. Действия лиц выносились на обсуждение, что стало важным шагом вперед по сравнению с существовавшим до этого тайным производством дел.
Как следствие, в залах заседаний стали происходить открытые судебные процессы, вызывавшие повышенный интерес публики. Наглядным примером явился крупный процесс «о заговоре, составленном с целью ниспровержения существующего порядка управления в России», или так называемый процесс «нечаевцев», получивший широкую известность как в нашей стране, так и за рубежом. Дело разбиралось с 1 июля по 11 сентября 1871 г. в Санкт-Петербургской судебной палате. Привлечено было 79 чел., среди которых - В. Александровская, Ф. Волховский, А. Дементьева, М. Коринфский, А. Кузнецов, Н. Николаев, В. Орлов, И. Прыжов, П. Ткачев, Е. Томилова, П. Успенский, И. Флоринский [18, с. 13-27]. Подсудимые обвинялись по трем главным пунктам: 1) принадлежность к московской организации «Народная расправа» с целью уничтожить существующий порядок государственного управления; 2) составление, хранение, печатание и распространение запрещенной литературы, провоцирующей к бунту и неповиновению верховной власти; 3) убийство члена сообщества И. Иванова.
Интересным является донесение одного из агентов III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии от 19 июня 1871 г., где содержится указание Министра юстиции гр. Палена на то, чтобы «стенографические отчеты судебных заседаний, которые будут печатаемы в Правительственном Вестнике, служили мерилом точности и руководством для других газет» [6, оп. 154, д. 115, ч. 13, л. 34 об.].
Участников процесса защищали такие известные присяжные поверенные Петербурга и Москвы, как К.К. Арсеньев, В.Н. Герард, А. А. Ольхин, М.А. Поццо, Н.М. Соколовский, В.Д. Спасович, А.Н. Турчанинов,
А.М. Унковский, А.И. Урусов, Е.И. Утин, К.Ф. Хартулари и др. Всего защитников было 24. Официальный печатный орган Министерства внутренних дел, газета «Правительственный вестник», сообщила: «Ввиду пространности речей защитников по политическому делу, рассматриваемому в С.-Петербургской судебной палате, Министерством юстиции при-
знано было удобным печатать на будущее время лишь изложение сущности этих речей» [21, с. 3].
На заседании 7 сентября 1871 г., судя по агентурному донесению, «особенно выдалась речь присяжного поверенного Ольхина (бывшего мирового судьи)» [6, л. 277]. А корреспондент «Санкт-Петербургских ведомостей» (под псевдонимом «Алеко») назвал речь А.И. Урусова «разнохарактерным сумбуром», завершившимся «бенгальским огнем, насильственно подогретым, и риторическим плеоназмом - пощадить и не быть беспощадными» [25, № 199, с. 1].
Эстетичностью построения выделилось выступление присяжного поверенного В.Д. Спасовича. «Впечатление от речи осталось громадное, - отметил тот же корреспондент, - потому что для этого достаточно ее художественности и ее общей стройности; но польза для Кузнецова -едва ли, потому что неотразимость влияния на него как-то улетучилась за другими пристройками, а степень безнравственности его в то же время поддержана с большей художественностью и силой, чем со стороны самого обвинения» [25, с. 2].
Указаниями на «особые» свойства политического преступления и признаки, отличавшие его от других преступных деяний, стремлениями «без злобных преувеличений» охарактеризовать исключительные условия, благоприятствовавшие развитию отрицательного направления в обвиняемых, присяжные поверенные исполнили только долг свой в оценке всестороннего разъяснения дела [25, № 201, с. 1].
Картинами бедности подсудимых процесса «нечаевцев» поразился корреспондент «Московских ведомостей». У него осталось яркое воспоминание о речи одного из защитников, говорившем больше «о типе и чувствах семинариста-бурсака, красноречиво описывая тройную броню, какою защищено сердце такового бурсака» [16, с. 2].
О неоднозначном восприятии обществом как самого процесса «неча-евцев», так и речей присяжных поверенных высказался известный журналист, профессор Санкт-Петербургского университета А.В. Никитенко. 22 июля 1871 г. он записал: «В обществе самые противоречивые суждения о суде по нечаевскому делу. Одни находят его торжеством нового судопроизводства, другие сильно порицают его за слабость и потворство. Последние особенно недовольны действиями председателя Любимова. Он, говорят они, не останавливал защитников в тех местах, в которых те развивали свои чересчур либеральные тенденции и касались вопросов, не относящихся к делу. Последнее особенно приписывается речи Спасовича, который сделал из нее лекцию о том, как происходят революционные движения по вине администрации и в силу
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
обстоятельств, невольно увлекающих молодых людей на путь, где очутились подсудимые» [19].
Во время судебных заседаний агент III отделения Собственной Е.И.В. канцелярии докладывал: «... часть публики и почти все присяжные поверенные собрались в буфете, где посторонние очень мало говорили о деле, а напротив, громко разговаривали между собою поверенные и без церемонии подтверждали один другому, чтобы положительно настаивать на том, что все подсудимые, как по своему положению и воспитанию, так равно по правам состояния, не могли иметь влияния на производство мятежа, а потому они полагают, что это не уголовное и не государственное преступление, а просто шалость» [18, с. 160].
Интересным представляется донесение начальника московского губернского жандармского управления генерал-майора Слезкина от 19 июля 1871 г.: «Общественное мнение Москвы весьма сильно заинтересовано ныне обнародованными известиями о производящемся в с.-петербургской судебной палате так называемом “нечаевском деле”: оно привлекло к себе внимание всех слоев общества не только как первый пример гласного суда над политическим преступлением, но и как дело безусловно важное по существу своему» [Там же, с. 171].
В письме присяжного поверенного С.А. Андреевского к юристу
А.Ф. Кони от 9 августа 1871 г. дана противоречивая оценка выступлениям защитников: «Спасович прелесть как хорош, но остальные, хотя видимо очень умные и способные люди, - не в моем вкусе. Урусов со своими важными поучениями, наставлениями и доктринерствами перед судом представляется мне несколько смешным enfant precoce. Речи Утина - это блестящие литературные статьи, не оставляющие сколько-нибудь глубокого впечатления. Его защита Беляевой напоминает страницы из романа “Большая Медведица”. У Арсеньева много ума, знания, логики образования, но ни в одном слове его не слышно таланта» [8, д. 130, л. 5 об.].
По решению Санкт-Петербургской судебной палаты, в мотивировке которого немалую роль сыграли представители адвокатуры, большинство обвиняемых было оправдано, остальные приговорены к арестам, тюремному заключению от трех недель до восьми месяцев, а также к ссылке на каторжные работы сроком от 4 до 15 лет [4, с. 2; 20, с. 1-2].
По окончании процесса «нечаевцев» один из защитников, кн. А.И. Урусов, был отправлен в административную ссылку, о чем в материалах Государственного архива Российской Федерации сохранилось предписание прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты В.А. Половцова [8, д. 459, л. 1 об.].
Примечательно, что после окончания процесса «нечаевцев» ряд органов печати, в частности, «Русские ведомости», «Московская биржевая газета» и «Русский мир», выразили уверенность в гласном обсуждении подобных дел. «Вынесение государственных преступлений на суд публики есть необходимое средство для распространения в широких народных массах понятий о правде и справедливости судебных решений, а также уважении общественного мнения к личности каждого отдельного человека» [14, с. 2; 22, с. 1; 23, с. 1].
Публичность судебных заседаний по политическим преступлениям, согласно «Голосу», стала полезной для выявления подлинных мотивов противозаконных действий подсудимых. Это решение нашло обоснование в деятельности особой комиссии, собравшейся для рассмотрения вопроса о закрытии судебных заседаний именно в тех случаях, когда преступление состояло в распространении «вредных учений» [5, с. 1].
Мотивация комиссии была продиктована соображением необходимости участия общества в непосредственном обсуждении государственных преступлений, когда сами эти учения уже успели проникнуть в общественную среду посредством как «словесной пропаганды», так и печати. Подчеркнув разрушительность революционных теорий, комиссия нашла следующие пути решения проблемы: «Не тщательное сокрытие вредных учений в тайне, а обличение их здравою критикою есть самое действительное против них оружие. С этой точки зрения, приговор суда есть также критика, но более еще влиятельная, так как она исходит от имени законной и всеми уважаемой власти, которая, порицая самое учение, вместе с тем определяет и ответственность лиц, его распространявших. Необходимо, чтоб такая критика суда, выражаемая в его приговоре, происходила гласно, как гласно совершались самые преступления. Тайный суд способен только дать вредному учению большее против действительности значение: он может совершенно страшиться его и признает себя бессильным для гласного его обсуждения... Если же отнять у них привлекательные и заманчивые атрибуты таинственности, то они сделаются столь же ненавистными, как и другие, им подобные деяния» [Там же].
Всесторонняя критика действий участников процесса «нечаевцев» стала убедительным доказательством публичного разбирательства этих дел. Гласность судебных прений, как писал «Русский мир», ясно обрисовала русскому обществу «среду, возрастившую в себе “нечаевское дело”, и показало во всех его извилинах этот удивительный продукт лжи и глупости; политическое дело выступило из таинственной полутьмы, которою находили нужным облекать подобные дела в прежнее время, и явилась перед очами света во всей непривлекательной наготе
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
своей» [23, с. 1]. Благодаря открытому судопроизводству общество смогло убедиться в беспочвенности всех мероприятий, совершаемых деятелями революционного движения. Разоблачение агитаторских попыток, освещая ярким светом их «бессильное ничтожество», неизбежно нанесло им такой чувствительный удар, что сорвало с них «раздутую темными слухами и всякими фокусами маску силы», под которою «щеголяли в потемках непризванные радетели земли русской» [Там же].
Судебный процесс «нечаевцев», резюмировал «Голос», показал «всю пользу публичного разбора вредных учений подобного рода». Нелепость этих «даже и не учений, а бредней, вся неразумность и ошибочность взглядов, проповедывавшихся лицами, преданными суду, представилась в полной и до того непривлекательной наготе, что оттолкнула решительно всех, не возбудив даже сожаления к лицам, пострадавшим вследствие собственной неразвитости» [5, с. 1].
Видное место в уголовной летописи, по признанию «Русского мира», занял крупный процесс «193-х», проходивший с 18 октября 1877 г. по 23 января 1878 г. [24, с. 2]. Участникам его были предъявлены обвинения в создании сообщества с целью ниспровержения и изменения порядка государственного устройства, в печатании и распространении антиправительственных сочинений [7, д. 772, 803]. Главными фигурантами дела предстали А. Желябов, А. Кадъян, Т. Квятковский, С. Ковалик, Н. Морозов, И. Мышкин, С. Перовская и др.
Интересы обвиняемых отстаивал 41 защитник. Речи их (всего 62) хранятся в Государственном архиве Российской Федерации [Там же, д. 797802]. В отечественной периодике они не отражены, есть только стенографический отчет хода процесса с приговором по каждому из обвиняемых.
Согласно решению Особого присутствия Правительствующего сената (ОППС), около 80 человек было оправдано, 26 приговорены к каторге от 3 до 5 лет, остальные - к ссылке на поселение, отдаче в арестантские отделения, заключению в тюрьме и смирительном доме [Там же, д. 773]. «Мягкость» приговора «поразила всех присутствовавших, так как ожидали, что самые главные, по крайней мере, будут приговорены к каторжным работам. Между тем только один Мышкин (так в тексте - А.Г.) приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы, в крепостях, на 10 лет и по совокупности преступлений» [Там же, д. 771, л. 115 об.].
Ценная информация о благожелательном отношении публики к присяжным поверенным и их выступлениям содержится в записках заседаний ОППС. В одной из них сообщалось о встрече профессора Санкт-Петербургского университета Н.С. Таганцева «овацией, выразившейся в громких криках браво, качании на руках и аплодисментами» [Там же, л. 92].
Неизгладимое впечатление на слушателей произвела речь Г. В. Бардовского, который счел подсудимых «мучениками и страдальцами произвола», отчего «многие в публике даже плакали» [7, л. 93 об.]. Записка от 4 января 1878 г. отметила красноречивость выступлений защитников
В.М. Бобрищева-Пушкина и П. А. Александрова. Последний был встречен «аплодисментами собравшимися у входа публикою, присяжными поверенными и подсудимыми, находящимися на свободе и таким образом проводили его до комнаты присяжных поверенных в большой проходной зал суда» [Там же, л. 95 об.].
Крупнейшим судебным процессом второй половины XIX в. стало дело
В.И. Засулич, рассмотренное в Санкт-Петербургском окружном суде 31 марта 1878 г. Причиной его проведения был выстрел Засулич в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, по приказу которого высечен политический заключенный А. Боголюбов. Процессу придали уголовный характер, однако защитник подсудимой П.А. Александров сделал яркий акцент на политическом смысле поступка В. Засулич.
Оправдание обвиняемой вызвало одобрение со стороны российского общества. Судя по сообщениям информационных источников, этому способствовала речь присяжного поверенного. Например, «Санкт-Петербургские ведомости» отметили, что подробности процесса были «необыкновенно резко оттенены защитником подсудимой присяжным поверенным Александровым, обнаружившим необыкновенный дар слова» [28, с. 2]. Присутствовавший в зале судебных заседаний публицист Г.К. Градовский так отозвался о выступлении П.А. Александрова: «Это была громовая речь, построенная на обвинении тех, кто привел эту девушку на скамью подсудимых. Оправдание заключалось в обличении обвинителей. Взрыв рукоплесканий приветствовал вдохновенное слово защиты, мужественно и честно выполнившей свой гражданский долг» [9, с. 17-18].
Один из агентов III Отделения 5 апреля 1878 г. доносил: «Самое поразительное впечатление на суде произвело то место в речи защитника, в котором он, превознося закон, отменивший телесное наказание и монарха, издавшего этот закон, указывал на сохранившиеся еще в настоящее время остатки прежнего порядка» [6, оп. 163, д. 68, л. 158 об.]. В записке от 31 марта 1878 г. сообщалось, что П.А. Александров был «поднят молодежью на руки с криками ура» [Там же, л. 64].
Таким образом, судебные процессы 1870-х гг. сыграли огромную роль в определении оценки революционного движения как крупного и опасного для государственной власти феномена. Есть все основания считать, что постепенно интерес общества к политическим делам не ослабевал, а усиливался, о чем свидетельствуют опубликованные и неопубликованные
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
Отечественная история
источники. Публичное разбирательство политических дел, обсуждение их в печати ознаменовало важный этап в формировании общественного сознания, в складывании представлений общества об особенностях и характере государственных преступлений.
В речах присяжных поверенных, судя по представленным источникам, наглядно прослеживалась тенденция к умалению роли обвиняемых в работе запрещенных организаций, подчеркивалась безвредность их стиля мышления, мотивов и круга идей. Эти особенности речей имели место даже на судебных процессах рубежа 1870-1880-х гг., когда фактически вопросы об участии в революционном движении не ставились под сомнение. Витиеватостью подобных рассуждений защитники создавали атмосферу доверия, вводя тем самым общество в заблуждение.
В целом материалы отечественной периодики и архивные документы содержат ценную информацию о деятельности присяжных поверенных на судебных процессах 1870-х гг., точечно характеризуют обстановку проведения заседаний, показывают реакцию общества на речи защитников.
Библиографический список
1. Баженова У.И. Адвокатура в дореволюционной России: вторая половина XIX - начало XX века: Дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2002.
2. Биржевые ведомости. 1871. № 222 (15 августа).
3. Биюшкина Н.И. Институт адвокатуры в дореволюционной России // Вестник Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского. Н. Новгород, 1996. С. 85-92.
4. Вечерняя газета. 1871. № 212 (8 августа).
5. Голос. 1874. № 30 (30 января).
6. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 109 (3-я экспедиция Сената). Оп. 154 (1869 г.). Оп. 163 (1878 г.).
7. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 112 (Особое присутствие Сената для суждения дел о государственных преступлениях). Оп. 1.
8. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 564 (А.Ф. Кони). Оп. 1. Д. 459. Д. 1030.
9. Градовский Г.К. Итоги (1862-1907): Историко-политические очерки и статьи. К истории печати. Воспоминания. Киев, 1908.
10. История русской адвокатуры. Т. I-III. М., 1914-1916.
11. Легкий Д.М. Адвокатура в общественной жизни Российской империи (по материалам о Д.В. Стасове). Кустанай, 2005.
12. Легкий Д.М. Д.В. Стасов - политический защитник // Государство и право. 2001. № 10. С. 98-105.
13. Легкий Д.М. Ишутин и его адвокат на «каракозовском процессе» // Основы государства и права. 2001. № 4. С. 88-91.
14. Московская биржевая газета. 1872. № 5 (8 января).
15. Московские ведомости. 1874. № 65 (14 марта).
16. Московские ведомости. 1880. № 67 (8 марта).
17. Неделя. 1874. № 47 (24 ноября).
18. Нечаев и нечаевцы: Сб. материалов. М.-Л., 1931.
19. Никитенко А.В. Моя повесть о самом себе и о том, «чему свидетель в жизни был»: Записки и Дневник (1804-1877 гг.). Т. II. СПб., 1905.
20. Петербургский листок. 1871. № 155 (8 августа).
21. Правительственный вестник. 1871. № 183 (3 августа).
22. Русские ведомости. 1871. № 107 (22 мая).
23. Русский мир. 1871. № 9 (10 сентября).
24. Русский мир. 1878. № 2 (3 января).
25. Санкт-Петербургские ведомости. 1871. № 104 (17 апреля). № 199 (22 июля). № 201 (24 июля).
26. Санкт-Петербургские ведомости. 1878. № 90 (3 апреля).
27. Скрипилев Е.А. В. Д. Спасович - король русской адвокатуры. М., 1999.
28. Смолярчук В.И. Гиганты и чародеи слова: русские судебные ораторы второй половины XIX - начала XX вв. М., 1984.
29. Троицкий Н.А. Русская адвокатура на политических процессах народников (1871-1891) // Из истории общественного движения и общественной мысли в России. Саратов, 1968.
30. Троицкий Н.А. Адвокатура в России и политические процессы 1866-1904 гг. Тула, 2000.
31. Черкасова Н.В. Формирование и развитие адвокатуры в России (60-80 годы XIX в.). М., 1987.
21
ВЕСТНИК
МГГУ им. М.А. Шолохова
