"Природные" мотивы в жанровых композициях китайского традиционного искусства Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

УДК 94 (5): 930.85

«ПРИРОДНЫЕ» МОТИВЫ В ЖАНРОВЫХ КОМПОЗИЦИЯХ КИТАЙСКОГО ТРАДИЦИОННОГО ИСКУССТВА

© 2009 г. Ю.Г. Благодер

Кубанский государственный технологический университет, Kuban State Technological University,

350072, г. Краснодар, ул. Московская, 2, 350072, Krasnodar, Moskovskaya St., 2,

[email protected] ban. ru [email protected] ban. ru

Представлены фрагменты документальных материалов и научных исследований, составленных российскими и европейскими путешественниками XIX - нач. XX вв., изучение которых помогает понять и прочувствовать особенности национальной культуры Китая. В статье нашли отражение философские, религиозные, этические и эстетические аспекты, оказавшие значительное влияние на формирование и развитие китайского традиционного искусства. Акцентируется внимание на эффекте повседневного присутствия природы в организации пространства и бытового уклада жителей императорского Китая.

Ключевые слова: китайская цивилизация, китайская традиционная культура, обычай, китайская архитектура, китайское ландшафтное искусство, формы организации досуга, бытовой уклад.

In the article are presented the fragments of the documentary materials and scientific researches compiled by Russian travelers of the 19 th - the beginning of the 20th centuries. Their studying permits to comprehend and feel the peculiarities of Chinese national culture. In the article are reflected philosophic, religious, ethical and aesthetic aspects that had an influence on the forming and development of Chinese traditional art. The author emphasizes the effect of everyday presence of the nature in the organization of space and social style of life of the inhabitants of Imperial China.

Keywords: Chinese civilization, Chinese traditional culture, custom, Chinese architecture, Chinese landscape design, forms of spending time, social style of life.

Интерес к природе и жизни человека привел к созданию в китайском искусстве возвышенных поэтических творений и нежных пейзажных композиций, гармонично сочетающих разнообразные элементы традиционной культуры и проникающих в самые отдаленные уголки души живого мира. Наиболее достойный синтез «природного» и «рукотворного» являют собой китайские усадьбы, картину внутреннего убранства которых мы можем представить, взяв за основу сноски, краткие упоминания, комментарии, описания, фрагменты дневниковых записей российских исследователей.

Многие путешественники, побывавшие в Срединной империи, приходят к выводу, что в украшении и устройстве садов местные мастера превосходят все прочие народы. Об одном из таких чудесных уголков упоминает мореплаватель и предприниматель П.В. Добель: «Посредством вьющихся дорожек он [сад] кажется вдвое большим, чем действительно. Бесчисленное множество цветочных горшков, содержащих в себе многочисленные виды прекрасных астр, расположены в виде лабиринта, из которого трудно выпутаться без проводника. Когда астры бывают в полном цвете и расположены искусно вокруг воды, а дорожки и аллеи хорошо освещены ночью разноцветными лампами, китайский сад можно сравнить с очаровывающими людей местами, описанными в арабских сказках» [1, с. 137].

В архитектурных элементах сада отображаются различные образы человека и способы его существования: семейные отношения и досуг, труд и искусство, созерцание и общение, каждый из которых создает условия реализации незаурядных творческих способностей, возвышенных и сокровенных желаний.

Китайский сад немыслим без архитектурных соору-

жений, обозначающих человеческое присутствие. Здесь можно встретить множество обособленных, разбросанных по всей усадьбе построек, каждая из которых имеет особую функцию: террасы для созерцания видов, павильоны и беседки для уединения, домики для ученых занятий, медитации, чаепития, музицирования, послеобеденного сна и даже любования снегом. Сады в Срединной империи были подлинным средоточием культурной жизни, излюбленным местом игр, прогулок, чтения, занятия живописью, ученых бесед, встреч литераторов и художников. Увидеть один из таких замечательных образцов мы можем на свитке, выполненном живописцем Шэнь Шичуном, где запечатлены виды загородного сада, принадлежавшего знатному нанкинскому вельможе. Автор изображает «Зал упокоения сердца», «Беседку любования цветами», «Кабинет снегов», «Веранду сливового цвета», «Террасу весенних зорь», «Хижину подметенных лепестков», «Домик ожидания небожителей». Безмолвная, но чарующая красота природы не может рождать равнодушие в чистом взволнованном сердце. Восторженные и в то же время трогательные воспоминания остаются в памяти на долгие годы. Шум дождя навеял грустные мысли о родной стороне поэту Гао Ци, передавшему охватившие его чувства в следующих строках:

Столичный город, весенний дождь, грустно прощаюсь с весной. Подушка странника холодна. Слушаю дождь ночной. Дождь, не спеши в мой родимый сад и не сбивай лепестки. Прошу, сбереги, пока не вернусь, цветы хоть на ветке одной.

Сэр Уильям Тэмпл, большой любитель садового искусства, в одном из своих сочинений сравнивал особенности китайского и европейского подходов к созданию сада. Главное отличие он видел в желании своих соотечественников все располагать в строгой симметрии и определенной пропорции. Прямые аллеи, ровные конусы кустарников, аккуратно и равномерно распределенные цветы на клумбах резко контрастируют с китайской «красотой вне порядка и плана» затейливых прудов, гротов, цветников и беседок. Каждый сад уникален и может удивлять безудержной игрой воображения. На рассвете, когда меняется освещение, декоративные композиции из дерева и камня становятся нежно--розовыми, а на дорожках появляются контрастные тени. На закате все преображается, начиная «играть» золотистыми отблесками. Стоит немного пофантазировать, и обычные предметы вмиг превращаются в персонажей древних сказаний.

Далеко не каждый исследователь имел возможность преодолеть стену традиции и переступить порог китайского дома. Лишь единицам посчастливилось посетить императорский дворец - не просто дом правителя государства, но и воплощение многовековой культуры, этической и эстетической нормы и канона, исторически сложившегося стиля архитектуры, искусства, науки и религии. Европейцам, побывавшим в XIX - нач. XX в. в Пекине, эталоном китайского искусства казались императорские парки. Воспользовавшись бегством императорского двора от наступавших войск союзных держав, известный российский военный деятель и писатель П.Н. Краснов проник внутрь императорского дворца и летней резиденции императрицы Цыси в парке Ихэюань. Сравнивая уже виденные им дома горожан и императорские покои, он приходит к выводу, что они имеют много общего: «... те же стенки от злого духа, те же широкие ворота, те же дворы, идущие один за другим с узкими переходами между ними» [2]. Но в то время, как фанзы простого смертного выложены из серого кирпича, фанзы императора - раз в двадцать больше, окрашены в ярко-красный цвет, выложены богатым узором из цветной керамики и имеют крыши из черепицы, покрытой блестящей желтой эмалью; здесь яркие, пестрые краски «ложатся в особенную китайскую гармонию». «Мрамор, золото, керамика, медь, богато окрашенное дерево и художественная резьба - вот материалы, из которых созданы дворцы» [2]. Автор описывает красоту мраморной с резными перилами набережной, полукругом обвивающей прозрачный пруд, крытой деревянной галереи из тысячи зеленых столбиков, на каждом из которых «были выведены синие, красные и золотые узоры». Вдоль галереи росли высокие темные туи, ароматные розы и различные редкие цветы. В озере вода была прозрачная, «как слеза красавицы», и «росли сплошь широколистные лотосы». Чашечки их цветов горделиво возвышались над хрустальной гладью воды. На огромной мраморной площади, расположенной посередине набережной, были установлены «уродливые камни на мраморных колонках, медные грифоны и чудовищного вида птицы», значимость

которых, по всей вероятности, была неизвестна автору. Птицы были окружены настолько уникальной и тонкой резьбой, что «не верилось, будто это сделано человеческими руками». Путешественник считает, что российские дворцы красивее и богаче летнего дворца в Пекине, но «они не имеют ничего сказочного». Красота европейской архитектуры нам известна и понятна, а этот стиль, эта гармония ярких красок и изображений странных, несуществующих в природе зверей, масштабы построек, озер и каналов, нам кажутся таинственными и «дают необыкновенный сказочный колорит» [2, с. 343].

Далеко не каждому пытливому исследователю в изучении достопримечательностей Пекина сопутствовала удача. Возможно, участник русской экспедиции 18741875 гг. в Китай, врач-натуралист П.А. Пясецкий - из их числа. «Смотрю во все стороны, ищу глазами того изящества, роскоши и красоты, какими щеголяют другие столицы, ищу, - но ничего говорящего, что это резиденция Сына Неба, не вижу»: заросшая травою площадь, вымощенная каменными плитами дорога, ведущая на внутренний двор, неуклюжие здания, каменные стены, виднеющиеся вдали сады, возвышающиеся над деревьями крыши желтого, зеленого и синего цветов - «это малое доступно глазу наблюдателя лишь в общих чертах, потому что большое расстояние мешает видеть какие-либо подробности, а все ворота заперты» [3, с. 144]. Возможно, неудовлетворенное любопытство явилось причиной столь неодобрительной и в какой-то степени презрительной оценки красоты Запретного города.

Унылый пейзаж всегда оживляют цветочные композиции, поэтому особое смысловое и эстетическое значение приобретало в Поднебесной разведение декоративных растений, которые высаживались на клумбах, в отдельных вазах и в виде беспорядочных зарослей близ беседок и у воды. Подобно живописцам, китайские садоводы всегда отдавали предпочтение сдержанным, приглушенным цветам садовой флоры и следили за тем, чтобы растительность не была слишком густой и буйной. Их интересовали, главным образом, формы растения, их аромат и оттенки цветов. Но назначение сада этим не исчерпывалось. Другое и даже более важное его призвание состояло в том, чтобы указывать на текучий, временной характер самой жизни: деревья и цветы в китайском саду выступали знаком определенного момента, ситуации, настроения. Обыкновенно в саду создавали уголки, предназначенные для посещения в разные времена года. Юань Хундао в своей «Книге цветов» (нач. XVII в.) дает подробные наставления о том, как и при каких обстоятельствах следует наблюдать за цветами: «Зимними цветами следует любоваться после первого снега, когда небо прояснится после снегопада. Лучше всего делать это в новолуние, в уединенном домике. Весенние цветы лучше всего созерцать при свете солнца, сидя в прохладный день на террасе величественного дворца. Летние цветы смотрятся лучше всего после дождя, при свежем ветре, в тени могучего дерева, в бамбуковой роще или на берегу потока. Цветы осени выглядят всего прекраснее в лучах закатного солнца и в сгущающихся сумерках, близ ступенек крыльца, на дорожке,

поросшей мхом или под сводом сплетенных лиан. Если пренебречь погодой и не выбрать правильного места, дух слабеет и рассеивается, и никакими стараниями его уже не вернуть» [4, с. 316]. Среди деревьев, достойных украшать двор человека «изящного вкуса», упоминаются плакучие ивы, ставшие для всего Дальнего Востока символом разлуки с другом - ее тонкие ветви ломали на память, прощаясь перед дальней дорогой, о чем пишет Бо Цзюйи:

Зелено-зеленого дерева ивы, краса, разящая сердце, Как часто с людьми делила, бывало, тоску и горечь разлуки.

Растет эта ива у самой заставы, Где проводы очень часты. У ивы обломаны длинные ветви, В них меньше ветра весною.

Вследствие того, что китайская цивилизация формировала ценности своей культуры в тесном соприкосновении с образами природы, становится вполне понятно, почему диковинные элементы растительного мира преобладают в наиболее распространенных сюжетах декоративного и ювелирного искусства и постоянно присутствуют в декоре китайских костюмов и украшений, особенно женских. Единственное кокетство, которое могла позволить себе китаянка, -необычно тщательная прическа, и поэтому наиболее ценные украшения в Китае дамы носили в волосах. Возрастных преград практически не существовало: «Даже особы почтенного возраста не отказывали себе в удовольствии увенчать свою голову ярким пионом или гранатовым цветком. При этом, чтобы продлить жизнь цветам, их стебли защеплялись в иронических бутоньерках, заполненных водой» [5, с. 26]. Описывая прием для жен иностранных дипломатов в летнем дворце Ихэюань (1902 г.), дочь русского врача, служившего в российском посольстве, А.В. Корсакова отмечала, что даже у самой вдовствующей императрицы Цыси были вплетены в волосы цветы жасмина, «букетики других цветов и воткнуты булавки с золотыми бабочками в натуральную величину, крылья которых сделаны из мелкого жемчуга» [6, с. 225]. Высокая прическа, обрамленная «кружевом» из прелестных цветочных головок и бутонов, плодов, сплетающихся побегов, «летающих» бабочек и птиц, была не только произведением с набором диковинных украшений, но также своего рода «зрелищем». Все детали крепились на металлический каркас при помощи тонких проволок и пружинок, поэтому основа не была жесткой, и «роскошный "сад" на прическе красавицы оживал и вибрировал при каждом движении. Сходство с цветущим садом дополнялось яркими красками цветных камней, стекла, эмалей, шелковых нитей и птичьих перьев, а также "облаками" экзотических ароматов сандала и алоэ» [5, с. 105].

Образы природы находили отражение не только в декоре костюма. К примеру, П.Я. Пясецкий с восхи-

щением описывает украшавшую фасады домов ажурную резьбу по дереву, сложность ее выполнения, разнообразие художественных элементов: «На одних домах изображены в фигурах целые поэмы, другие украшены букетами и гирляндами цветов, красиво сгруппированными фруктами, ветками и листьями, на третьих представлены разные звери и птицы или просто арабески того или иного стиля» [3, с. 144].

Говорить о роли природы и «природного» мотива в китайском искусстве и восхищаться очарованием китайского сада нельзя, оставляя без внимания необыкновенных его обитателей - птиц. Созерцание их полетов и слушание щебета считались благородным занятием. Поэт Чжэн Баньцяо писал о том, что любовь к птицам не может проявляться лишь в восхищении мелодичностью их пения. «Тот, кто любит птиц, посадит вокруг своего дома деревья, чтобы их ветви и густая листва служили хорошим прибежищем для пернатых. Тогда, просыпаясь ранним утром, мы еще в постели можем слышать сквозь дрему дивные птичьи трели, подобные музыке самого Неба» [7, с. 343]. Наблюдая за маленькими небесными созданиями, мы удивляемся разнообразию их многоцветных нарядов. По мнению автора, это доставляет большее удовольствие, чем созерцание птички в клетке. Неоднократно в дневниках путешественников появляются упоминания о совершено особенном трогательном отношении китайцев к птицам. Если бы удалось побывать в Старом Пекине, то на его оживленных улицах вы непременно встретили бы торговцев, держащих в руках несколько жердочек, на которых сидят привязанные за лапки всевозможные пташки. Одни продают певчих, другие - хищных птиц для охоты. И покупателей всегда достаточно. Как европейцы с собакой, так китайцы прогуливаются с любимой птичкой, сидящей на жердочке или в круглой деревянной клетке, покрываемой в холодные дни теплым ватным футляром. Многие так любят своих птиц, что «носят повсюду с собой, хотя бы они шли по делу или на работу» [8, с. 307]. Даже рабочие не чужды этой страсти: они берут с собой птичку, прикрепляют клетку где-нибудь невдалеке от себя и, работая, беседуют со своими любимцами, а во время отдыха забавляются с ними. По мнению П. Добеля, терпение и внимание китайцев к певчим птицам может только сравниться с нежностью матери в отношении к своему любимому ребенку.

Приезжих поражают необычайно оживленные, шумные, живописные улицы китайских городов. Жизнь, протекающая здесь, напоминает яркий, многоликий, бурлящий поток. Из лавок раздаются треск, визг пилы, стук молотков, удары в гонг или железный котел. Словом, господствует адский шум, слышатся всевозможные звуки, среди которых различимы и весьма любопытные. «Я услыхал странные, довольно нежные дрожащие звуки, которые лились откуда-то сверху, -пишет П.Я. Пясецкий. - Оказалось, что оригинальную музыку производят летающие над городом голуби, благодаря особого рода свисткам, прикрепленным к их хвостам. Они делаются из самого легкого материала, представляют большое разнообразие в величине,

форме и числу свистящих трубочек, которых бывает от трех до семи в каждом. Звуки происходят от сопротивления воздуха во время быстрого полета голубей. Пекинцы, как видно, большие охотники до этой музыки, потому что почти во всех концах столицы раздается этот дрожащий мелодичный свист, не лишенный некоторой прелести» [3, с. 151].

Можно приводить еще множество примеров, характеризующих нежную привязанность, трепетное благоговение и глубокое уважение к живым творениям, и каждый из них будет повествовать о том, что разведение изысканных цветов и редких видов деревьев, создание величественных парков и утонченных садовых композиций, непритязательное созерцание игры животных и птиц приносит людям, умеющим видеть и чувствовать природу, ни с чем не сравнимую радость. Различные картины жизни китайцев, получившие освещение в этой статье, явно свидетельствуют о том, что живой мир жители Срединной империи воспринимают не только как среду собственного обитания, но и как духовную составляющую своей традиционной культуры. Появление в этой стране уникальной ценностной системы стало результатом того, что на протяжении сотен поколений накапливался бесценный опыт гармоничного сочетания элементов природы, кропотливого труда человека и причудливой игры его фантазии. Приняв за основу записки, дневники, отчеты и другие документы, принадлежащие российским и европейским путешественникам XIX - нач. XX в., читатели, не имевшие возможности собственными глазами увидеть восточный мир, представляли Китай необыкновенной страной с притяга-

тельной экзотической культурой, которая с течением времени стала известной во всем мире. Передать же ее великолепие словами под силу только поэтам. Очарование китайского искусства не только в изяществе его отдельных элементов. Красоте и совершенству способствует утонченное единство и естественная взаимодополняемость шедевров творения человека и природы.

Литература

1. Добель П.В. Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле и Индо-Китайском архипелаге. М., 2002.

2. Краснов П. По Азии. Путевые очерки Маньчжурии, Дальнего Востока, Китая, Японии и Индии в 1901-1902 гг. СПб., 1903.

3. Пясецкий П.Я. Путешествие по Китаю в 18741875 гг. через Сибирь, Монголию, Восточный и Северо-Западный. М., 1882.

4. Малявин В.В. Сумерки Дао. М., 2000.

5. Неглинская М.А. Китайские ювелирные украшения периода Цин (XVII - нач. XX в.). История, семантика, эстетика. М., 1999.

6. Сидихменов В.Я. Маньчжурские правители. Минск, 2004.

7. Малявин В.В. Китайская цивилизация. М., 2001.

8. Коростовец И. Китайцы и их цивилизация. СПб., 1896.

Поступила в редакцию 29 января 2008 г.