CC BY
44
48
Известия ДГПУ, №2, 2014
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 41
ПРИРОДА ЭРГАТИВНОЙ КОНСТРУКЦИИ АВАРСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
THE NATURE OF THE ERGATIVE CONSTRUCTION OF THE AVAR LITERARY LANGUAGE
© 2014 Асельдерова Р. О. Дагестанский государственный педагогический университет
© 2014 Aselderova R. O. Dagestan State Pedagogical University
Резюме. В статье рассматривается внутренняя форма активного, дательного и местного падежа I серий, выступающих в функции субъекта, который исторически имеет значение бытия и указывает на присутствие агенса при совершаемом им действии. Приводятся идентичные формы дательного падежа в синтаксических конструкциях, где глагольный компонент в структуре предложения репрезентирует эргативность дагестанских языков.
Abstract. The author of the article considers the internal form of the active, dative and local case of the I series, acting as a subject, which historically has the meaning of being and indicates the presence of an agens when it performs the action. She gives the identical forms of the dative case in syntax constructions, where the verbal component in the structure of the sentence represents the ergativity of Dagestan languages.
Rezjume. V stat’e rassmatrivaetsja vnutrennjaja forma aktivnogo, datel'nogo i mestnogo padezha I serij, vystupajushhih v funkcii sub#ekta, kotoryj istoricheski imeet znachenie bytija i ukazyvaet na pris-utstvie agensa pri sovershaemom im dejstvii. Privodjatsja identichnye formy datel'nogo padezha v sintak-sicheskih konstrukcijah, gde glagol'nyj komponent v strukture predlozhenija reprezentiruet jergativnost' dagestanskih jazykov.
Ключевые слова: внутренняя форма, сравнительный анализ, примарная семантика, струк-
тура, синтаксическая связь, активный падеж.
Keywords: internal form, comparative analysis, case.
Kljuchevye slova: vnutrennjaja forma, sravnitel' sicheskaja svjaz’, aktivnyjpadezh.
В поисках причины эргативности учёные опирались на примитивный уровнь сознания [17. С. 95-96; 15. С. 170], на матриархальный характер жизненного уклада [Gineken цит. по 10. С. 208]. Равным образом, истоки эргативного строя языков видели только в глаголах действия, производитель (человек) представлялся страдающим, а произведение (объект) состоянием покоя [13. С. 174]. К экстралингвистическим основам происхождения эргативного строя относится предположение о том, что на более древней
primary semantics, structure, syntactic link, active nyj analiz, primarnaja semantika, struktura, sintak-
стадии развития человек принимал за активное лишь творчески созидательное и связанное с реальными интересами производства [18. С. 310-311].
А. М. Дирр писал, что «если мы говорим, я есмь, я иду, я думаю, я люблю ..., то для других языков вовсе не обязателен тот факт, что немецкий и многие другие языки выражают все эти процессы как произвольные действия. Другие языки могут выражать положение вещей правильнее, скромнее, например, мне видится, вместо я вижу, мне любо - я люблю, мне думает-
Общественные и гуманитарные науки •••
ся - я думаю. Именно этот способ выражения, как правило, и выступает в кавказских языках» [9. С. 18]. Г. А. Климов отмечает, что проблема генезиса эргативной конструкции предложения решалась ограниченно, «она сводилась к генетическому сопоставлению двух изолированных и разносистемных по своей принадлежности моделей предложения - эргативной и номинативной» [10. С. 210]. И далее со ссылкой на И. И. Мещанинова: «эргативная конструкция представляет собой лишь одну из моделей предложения, реализующих его эргативную типологию ...обычно практикующееся соположение эргативной и номинативной конструкций характеризуется всеми теми недостатками, которые вообще присущи сопоставлениям единичных фактов, вырванных из образуемых ими более широких систем». Поэтому «в плане изучения генезиса эргативной конструкции несравненно более перспективным является путь целостной структуры предложения эргативных языков с аналогичными подсистемами, функционирующими в языках исторически смежных номинативной и активной типологии» [10. С. 210-211].
В результате проведенного исследования, в русле предложенной им методической концепции, Г. А. Климов предлагает гипотезу, «согласно которой его [эргативного строя] структура представляет собой один из закономерных результатов исторической трансформации типологически отличного состояния языка (ранее не ограничившегося от эргативного) - активного строя, семантической детерминантой которого является противопоставление активного (одушевленного) начала инактивному (неодушевленному)» [10. С. 263].
В затронутом аспекте представляется интересным утверждение И. Ш. Абдуллаева о том, что экстралингвистической основой эргативности является обязательность присутствия агенса при совершаемом им действии, «из этого следует, что аффикс эргативного падежа, исторически должен иметь значение «есть, имеется». [1. С. 155]. Далее И. Ш. Абдуллаев приводит речевые акты из лезгинского языка и свои аргументации:
1) форма: гьер-е йад хъва-на;
2) историческое грамматическое значение: баран есть (имеется), вода, питие есть (как результат);
3) смысл, логическое значение: бараном воды выпил (баран выпил воду).
Для значения -е (гьер-е) «есть, имеется» ср. агульское е «есть, имеется». Грам-
49
матическое оформление бытия подлежащего при действии, которое он совершает, ассоциируется с «агентивно-стью». Немаркированность винительного (точнее именительно-винительного) падежа обусловливает эргативный строй языка [1].
Более эксплицитным кажется предложенное И. Ш. Абдуллаевым развитие эргативного падежа зун «я» акт. пад. зу-на, за, вун «ты» акт. пад. вуна, на [2.
С. 28]
Мы представляем образование эргатива приведенных местоимений лезгинского языка в следующем аспекте:
зун «я» - акт. пад. зун-а «я есть» > зу-на, за «мной» (я есть значит мной), т. е. бытие агенса переходит в агентивность.
вун «ты» - акт. пад. вун-а «ты есть» > вуна, на (ты есть > тобой).
Значение компонента -а «есть, имеется» сохранилось, как указывает И. Ш. Абдуллаев со ссылкой на исследователей лезгинских языков, в гелхенском говоре лезгинского языка [6. С. 101], агульском и табасаранском [12. С. 130] и рутуль-ском [11. С. 99] языках. Следовательно, развитие зун «я» «я есть» - зуна, за активный падеж представляется справедливым. Равным образом справедливым должно быть и развитие:
чун «мы» чун а «мы есть» - активный падеж чуна, чна;
куьн «вы» - куьн е «вы есть» - активный падеж куьне.
Сказанное подтверждает тезис о том, что в гьер-е активный падеж от гьер «баран» ауслаутный гласный -е исторически имело значение «есть, имеется».
В лезгинских языках, например в лезгинском и табасаранском, показателем активного падежа выступают и другие гласные, ср:
лезг. къуьр «заяц», акт. падеж къуьр - уь; таб. гъюр «заяц», акт. падеж гъюр - у; лезг. киц1 «собака», акт. падеж киц1 - и; таб. ху «собака», акт. падеж ху - й - и; лезг. хур «грудь», акт. падеж хур - у; таб. мухур «грудь», акт. падеж мухр - и. Следовательно, всякий гласный, образующий аффикс активного падежа, исторически должен иметь значение «есть, имеется». Ср., например, и «есть, имеется» в рутульском [11. С. 119] и андийском [8. С. 57]; е «есть, имеется» в агульском [12] языках.
В лезгинских языках аффиксами эргативного падежа выступают и суффиксы, исторические слого-слова, например лезг. ам «этот, это» активный падеж анда (курахский диалект) [14. С. 157] и лите-
50
Известия ДГПУ, №2, 2014
ратурный лезгинский ада: таб. гьаму «этот, это» активный падеж гьамди. Морфема -да в лезгинском языке бисе-мантичная единица, с ситуативным значением «есть / не есть», ср. : мекьи «холодный» - мекьи-да «холодный есть» > «холодно», которая является синонимом морфемы ва (ава «есть, имеется»), ср. мекьиз - ва «холодно» < мекьиз-ава «холодно». В препозиции к глаголу -да имеет значение отрицания «не есть», ср. : гьун «приносить» - да-гъун «не носить». На уровне отдельных лексических единиц ср. агульское да «не есть» [12. С. 189], табасаранское да-p «не есть».
Это указывает на то, что маркеры активного падежа со структурой СГ также этимологически имели значение «есть, имеется», ср. также морфемы -ди (жи), и -ди > ци табасаранского и лезгинского языков: таб. гъван «камень», активный падеж гъван-ди (...); лезг. къван «камень», акт. падеж къван-ци, тар «дерево», активный падеж тар-ци.
И если в аварском языке показателями эргативного падежа являются морфемы -ас, -яс, -алъ, -ялъ и -ца соответственно первому, второму и третьему типам склонений, то и они должны иметь значение бытия (агенса при выполняемом им действии).
Наиболее эксплицитны формальная и семантическая связь морфемы активного падежа -алъ, -й-алъ аварского с глаголом голъа «быть» и го-лъ «есть» цезского [5. С. 141] языка при звукосоответствии лъ цезского и лъ аварского языка [5. С. 67;
16. С. 57].
Коррелят семантики «есть, имеется» морфем активного падежа ас, яс первого типа и -ца третьего типа аварского склонения обнаруживается при сравнении их с глаголом са-би, са-ри, са-й «есть, имеется» даргинского языка. Вторые компоненты приведенных словоформ - классные показатели. Первый компонент -са (-би, -ри, -й) является носителем лексического значения «есть, имеется». Согласному компоненту последней закономерно соответствует ц, с аварского языка, ср. авар. цо «один», даргин. ца; авар. сон «год», дарг. д-у-с «год» [16. С. 182-231].
Таким образом, внутренняя форма эргативного падежа аварского языка -это «бытие» (агенса) при свершаемом им действии со смысловой транспозицией в «агентивность».
Из двух возможных путей кодификации субъекта действия или объекта аварский и другие дагестанские языки «вы-
брали» маркировку субъекта при немаркированности объекта, что и обусловило эргативную конструкцию. Агентивность субъекта действия маркируется не только эргативным падежом, при котором субъект является непосредственным исполнителем действия. Она может быть также:
а) пассивно «исходящей» от субъекта, оформленного дательным падежом -инсу-е [отцу] лъимер бокьула (отец [отцу] любит своего ребенка);
б) активно исходящей от субъекта, оформленного локативным падежом I серии, ср. : инсу-да жиндирго вас вихьа-на (отцу свой ребёнок, видение есть) «отец видел своего ребенка».
Причем в лезгинском, в отличие от аварского, отчетливо проявляется формальная и семантическая связь между недостаточным глаголом со значением бытия «есть, имеется» и падежными аффиксами, ср. :
а «есть, имеется», ав-а / а-ва «есть, имеется»;
а-в-а-й «был», ай - морфема;
зун «я» - зун-а, за, акт.падеж;
абур «они»;
*абур-а «те, имеется» - *абур-а - абур-у, активный падеж;
абур-ав - абур-ув (лакатив I серии);
абур-ай - абур-ай (исходный падеж IV серии);
абурай гьарай акъатна (из них крик выскочил). Они завопили.
Абур авай (они были) - абурувай (исходный падеж I серии).
Абурувай са зат1ни йиз жедач (от них ничего делать не может) они не смогут ничего сделать.
В свете тезиса о том, что падежные суффиксы - это исторические слогослова со значением бытия, становится эксилицитным и внутренняя форма субъекта в местном падеже I серии.
Инсу-да жиндирго вас вихьана «отец увидел своего сына».
В морфологии инсу-да морфема -да имеет значение нахождения в пространстве и отвечает на вопрос где? Тогда историческая семантика рассматриваемого предложения должна быть: инсу-да
«отец есть» > будучи (на месте) «свой сын видение есть как результат, т. е. отец увидел своего сына».
В затронутом аспекте становится эксплицитной и логика синтаксических связей в предложении с субъектом в дательном падеже. Обращение к субъекту в дательном падеже обусловлено внутренней формой глагольного компонента в
Общественные и гуманитарные науки •••
структуре предложения. Так, в случае -Инсуе жиндирго вас вокьула. Внутренняя форма во-кьу-ла предполагает во— классный показатель кьу- - корневой согласный с переменным гласным -у (ср. : во-кьи-зе «любить») -ла есть морфема, образующая грамматическое значение настоящего времени. Тогда имеем дословно - отцу свой сын любовь есть.
Для сравнения предлагаем эксплицитные формы лезгинского и табасаранского языков:
лезг. дахдиез вичин аял, к1анзва (> к1анз ава) «отцу свой сын - любя есть» -отец любит своего сына;
таб. бабаз чан хутул ккунди а, где баб-аз равно «бабушка находясь» > (ба-
51
буш-ке дат. падеж от баб) свой внук любя есть.
Поскольку семантика дательного падежа идентична в дагестанских языках, то и в случае аварского языка имеем ин-су-е «отец находясь будучи» свой сын любовь есть - «отцу свой сын любовь есть» - отец любит своего сына (-е в значении бытия уже рассматривался).
Таким образом, суффиксы активного, дательного и местного I серий падежей, выступающих в функции субъектов, исторически имеют значение бытия и указывают на присутствие агенса при совершаемом им действии. Эргативный строй обусловлен маркировкой агенса действия при отсутствии маркера объекта.
Литература
1. Абдуллаев И. Ш. Введение в генетику дагестанских языков. Махачкала, 1999. 176 с.
2. Абдуллаев И. Ш. Действо как бытие ситуации. К проблеме этимологической семантики компонентов содержательной структуры дагестанского глагола. Махачкала, 2003. С. 44. 3. Бокарёв А.А. Синтаксис аварского языка. М.-Л., 1949. 278 с. 4. Бокарёв Е. А. Цезские (дидойские) языки Дагестана. М., 1959. 202 с. 5. Бокарёв Е. А. Введение в сравнительно-историческое изучение дагестанских языков. Материалы к курсу. Махачкала, 1961. 100 с. 6. Гайдаров Р. И. Ахтынский диалект лезгинского языка (по данным сел. Ахты). Махачкала, 1961. 166 с. 7. Гаджиев М. М. Синтаксис лезгинского языка. Ч. 1. Махачкала, 1954. 160 с. 8. Гудава Т. Е. Сравнительный анализ глагольных основ в аварском и андийских языках. Махачкала, 1959. 236 с. 9. Дирр А. М. Глагол в кавказских языках // Эргативная конструкция предложения. М., 1950. 10. Климов Г. А. Очерк общей теории эргативности. М., 1973. 264 с. 11. Ибрагимов Г. Х. Рутульский язык. М., 1978. 352 с. 12. Магометов А. А. Агульский язык // Исследования и тексты. Тбилиси, 1970. 242 с. 13. Марр Н. Я. Грамматика древнелитературного грузинского языка // Материалы по яфетическому языкознанию. XII. Л., 1925. 14. Мейланова У. А. Очерки лезгинской диалектологии. М., 1964. 414 с. 15. Мещанинов И. И. Общее языкознание. К проблеме стадиальности развития слова и предложения. Л., 1940. 16. Сравнительно-историческая лексика дагестанских языков (СИЛДЯ). М., 1971. 296 с. 17. Уленбек Х. К. Пассивный характер переходного глагола или глагола действия в языках северной Америки // Эргативная конструкция предложения. М., 1950. С. 74-96. 18. Яковлев Н. Ф. Изучение яфетических языков Северного Кавказа за советский период // Языки Северного Кавказа и Дагестана. Вып. 2. М., 1945. С. 296-315.
References
1. Abdullaev I. Sh. Introdud:ion to genetrcs of the Dagestan languages. Makhadnkala, 1999. 176 p.
2. Abdullaev I. Sh. Artion as situation being. The problem of etymologrcal semantrcs of ramponents of substantial strurture of Dagestan verb. Makhadnkala, 2003. P. 44. 3. Bokaryov A. A. Syntax of the Avarian language. M.-L., 1949. 278 p. 4. Bokaryov E. A. Tsez (Dido) languages of Dagestan. M, 1959. 202 p. 5. Bokaryov E. A. Introduction to comparative-historical studying of the Dagestan languages. Materials to a raurse. Makhadnkala, 1961. 100 p. 6. Gaydarov R. I. Akhty dialed: of the Lezghin language (a^oreling to the villages of Akhty). Makhadnkala, 1961. 166 p. 7. Gadzhiev M. M. The Lezghin syntax. P. 1. Makhadnkala, 1954. 160 p. 8. Gudava T. E. The domparative analysis of verbal bases in the Avarian and the Andi languages. Makhadnkala, 1959. 236 p. 9. Deere A. M. The verb in the Caudasian languages // Ergative donsrudion of a sentende. M, 1950. 10. Klimov G. A. Essay of the general theory of the ergativity. M, 1973. 264 p. 11. Ibragimov G. H. The Rutul language. M, 1978. 352 p. 12. Magometov A. A. The Agul language // Research and texts. Tbilisi, 1970. 242 p. 13. Marr N. Ya. The Grammar of the old literary Georgian language // Materials on the Yaphetrc linguistrcs. XII. L. 1925. 14. Meylanova U. A. Sketdnes of the Lezghin dia-ledology. M, 1964. 414 p. 15. Meshdnaninov I. I. General linguistrcs. The problem of the stadiality of development of the word and the sentende. L. 1940. 16. Comparative-historrcal Lexrcon of the Dagestan Languages (CHLDL). M, 1971. 296 p. 17. Ulenbek H. K. The passive dnarader of a transitive verb or adion verb in languages of the Northern Amerrca // Ergative ranstrudion of a sentende. M, 1950. P. 74-96. 18. Yakovlev N. F. Studying the Yaphetrc languages of the North Caudasus dur-
52
Известия ДГПУ, №2, 2014
ing the Soviet period // Languages of the North Caucasus and Dagestan. Issue 2. M., 1945. P. 296315.
Literatura
1. Abdullaev I. Sh. Vvedenie v genetiku dagestanskih jazykov. Mahachkala, 1999. 176 s.
2. Abdullaev I. Sh. Dejstvo kak bytie situacii. K probleme jetimologicheskoj semantiki komponentov
soderzhatel'noj struktury dagestanskogo glagola. Mahachkala, 2003. S. 44. 3. Bokarjov A. A. Sin-taksis avarskogo jazyka. M.-L., 1949. 278 s. 4. Bokarjov E. A. Cezskie (didojskie) jazyki Dagestana. M., 1959. 202 s. 5. Bokarjov E. A. Vvedenie v sravnitel'no-istoricheskoe izuchenie dagestanskih jazykov. Materialy k kursu. Mahachkala, 1961. 100 s. 6. Gajdarov R. I. Ahtynskij dialekt lezginskogo jazyka (po dannym sel. Ahty). Mahachkala, 1961. 166 s. 7. Gadzhiev M. M. Sintaksis lezginskogo jazyka. Ch. 1. Mahachkala, 1954. 160 c. 8. Gudava T. E. Sravnitel'nyj analiz glagol'nyh osnov v avarskom i andijskih jazykah. Mahachkala, 1959. 236 s. 9. Dirr A. M. Glagol v kavkazskih jazykah // Jergativnaja konstrukcija predlozhenija. M., 1950. 10. Klimov G. A. Ocherk obshhej teorii jerga-tivnosti. M., 1973. 264 s. 11. Ibragimov G. H. Rutul'skij jazyk. M., 1978. 352 s. 12. Magometov A. A. Agul'skij jazyk // Issledovanija i teksty. Tbilisi, 1970. 242 s. 13. Marr N. Ja. Grammatika drev-neliteraturnogo gruzinskogo jazyka // Materialy po jafeticheskomu jazykoznaniju. XII. L., 1925. 14. Mejlanova U. A. Ocherki lezginskoj dialektologii. M., 1964. 414 s. 15. Meshhaninov I. I. Obshhee jazykoznanie. K probleme stadial'nosti razvitija slova i predlozhenija. L., 1940. 16. Sravnitel'no-istoricheskaja leksika dagestanskih jazykov (SILDJa). M., 1971. 296 s. 17. Ulenbek H. K. Passivnyj harakter perehodnogo glagola ili glagola dejstvija v jazykah severnoj Ameriki // Jergativnaja konstrukcija predlozhenija. M., 1950. S. 74-96. 18. Jakovlev N. F. Izuchenie jafeticheskih
jazykov Severnogo Kavkaza za sovetskij period // Jazyki Severnogo Kavkaza i Dagestana. Vyp. 2. M., 1945. S. 296-315.
Статья поступила в редакцию 11.03.2014 г.
УДК 811.351.12
ОБРАЗОВАНИЕ СЛОВ КАТЕГОРИИ NOMINA AGENTIS В ЛЕЗГИНСКОМ ЯЗЫКЕ В СОПОСТАВЛЕНИИ
С АНГЛИЙСКИМ
THE FORMATION OF WORDS OF THE NOMINA AGENTIS
CATEGORY IN THE LEZGHIN LANGUAGE IN COMPARISON WITH ENGLISH
© 2014 Ахмедова З. Н. Дагестанский государственный педагогический университет
© 2014 Akhmedova Z. N.
Dagestan State Pedagogical University
Резюме. В статье анализируются словообразовательные категории имени деятеля в разносистемных лезгинском и английском языках:. Исследование показало, что в обоих языках наиболее продуктивными способами образования имен деятеля являются суффиксальное словообразование и конверсия. В лезгинском языке конвертированные причастия могут также рассматриваться в области эксплицитной деривации, так как они частично перешли в класс субстантивных дериватов.
Resume. The author of the article considers word-forming categories of the doer in the systematically different the Lezghin language and English. The results of the research show that in both languages the
