Природа девиации и структура социальных норм Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

ПРИРОДА ДЕВИАЦИИ И СТРУКТУРА СОЦИАЛЬНЫХ НОРМ

В.П. Козырьков

Девиация в обычном толковании есть отклонение от социальных норм. Обыденное понимание изначально заложено и в социологической традиции, представленной позитивизмом и структурно-функционалистским направлением. Совпадение обыденного и научного толкования не случайно. Это говорит о том, что научная традиция вышла из недр обыденного сознания, постоянно питается им, придавая ему лишь теоретическую форму. Как мы увидим в ходе нашего анализа, традиционное толкование девиации воспроизводится и в постмодернистской социологии.

И все же внутри самой социологии отношение к идее социальной девиации с момента ее рождения радикально изменилось. Причем эволюция этой идеи выразила не столько новые тенденции в развитии социальных наук, сколько состояние культуры и характер общественного самосознания. Например, Э. Дюркгеймом она воспринималась еще с воодушевлением, выражая прогрессивные и гуманистические тенденции в культурном развитии. Для Т. Парсонса и его последователей идея девиации стала рабочим основанием различных социальных технологий и систем социального управления. К концу ХХ века оптимистическое восприятие этой идеи сменилось на ее полное неприятие. Социальный дискурс, разрабатываемый постмодернизмом, строится на отрицании идеи девиации. Однако в роли отрицаемой идеи, явно или не явно, выступает ее позитивистская, функционалистская интерпретация. Поэтому, открыто отказываясь от идеи девиации, постмодернизм, не желая того, самим фактом отрицания создает новую девиатологическую концепцию, которая является зеркальным отражением позитивистской. Как известно, не только любое определение есть отрицание, но и каждое отрицание одновременно есть утверждение.

Цель статьи — раскрыть внутреннюю логику развития идеи социальной девиации. Поэтому в стороне останутся персоналии и детали той или иной концепции. Кроме того, для достижения поставленной цели мы сконцентрируем внимание лишь на двух, но взаимосвязанных аспектах: на логике раскрытия природы социальной девиации и на проблеме структуры социальных норм.

Нормативно-иедеологическая концепция культуры и природы девиации

В функционализме содержание норм связывается с культурой. Поскольку эта концепция является общеизвестной и традиционной, то изложим ее в кратком и отвлеченном от персоналий виде.

Назначение культуры в функционализме видится двояким: во-первых, культура трансформирует социальные нормы в системы ценностей, которые пронизывают всю духовную жизнь общества; во-вторых, культура, в виде освоенной и устоявшейся системы норм, постоянно воспроизводит существующий порядок общества, является основанием его структурированности и интегрированности.

Следовательно, понятие нормы в этом случае является центральным в понимании культуры. Нормы являются предпосылкой культуры и продуктом реализации ее социальных функций, на основе которых формируется общество. Культура легализует нормы и постоянно воспроизводит их, придавая обществу определенный порядок. Тем самым общество отождествляется с культурой, а культура — с

нормами. Хотя, казалось бы, функционализмом постоянно подчеркивается отличие понятий общества и культуры, культуры и системы норм. Например, утверждается, что культура есть совокупность ценностей и символов. Однако все существо ценностей видится в том, чтобы санкционировать легитимность норм. Правда, при этом неясен источник символов и ценностей культуры. Но поскольку ценности и символы рассматриваются в их постоянной связке с нормами, то, в конечном счете, они и сводятся к нормам, хотя и в особой, духовной форме. Ясно одно: ценность культуры состоит в том, что она упорядочивает общество через систему норм.

Таким образом, культура сводится к совокупности норм. Если даже в текстах самих функционалистов эта редукция не выражается со всей полнотой, то в современных российских учебниках по общей социологии такого рода логическая операция встречается повсеместно. Этой редукцией пронизано и современное обыденное сознание. Достаточно послушать ответы студентов на экзаменах, когда они на вопрос о том, что такое культура, тут же выпаливают: культура — это совокупность норм и ценностей. Видимо, в таком истолковании культуры нуждается сам дух функционалистской концепции, когда он приобретает свою дидактическую и социально-практическую форму. Почему происходит такая редукция? Ответить на этот вопрос можно одной фразой: потому что этого требует существующая идеология. Вслед за идеологией наука тоже начинает придерживаться нормативной концепции культуры, выражая требования реальных социокультурных процессов.

Социальные нормы, представленные культурой, имеют сложный и многообразный характер. Но в современной исследовательской практике в качестве норм чаще всего фигурируют только те нормы, которые имеют субъективную и специализированную форму: моральную, правовую, религиозную и др., включая технологическую. При этом игнорируются общие социальные нормы. Предполагается, что таковых вообще нет, поскольку они не фиксируются обыденным сознанием. Совокупность социальных норм, которые объективны по способу существования и по формам проявления, вообще не замечается. Прежде всего, не замечается многообразие социально-экономических норм. Поэтому формы девиации по отношению к обществу в целом вообще не рассматриваются. Для идеологии это естественно, но вряд ли может иметь оправдание для социологии, так как в этом случае исчезает одна из ее важных предметных областей — социальные нормы. Или под социальными нормами начинают видеть некий конгломерат норм, имеющих идеологически или публично санкционированный характер. Тогда задача социологии заключается лишь в том, чтобы истолковывать и классифицировать эти нормы, то есть выполнять идеологическую функцию.

Но если нормы имеют идеологическую природу, то мы никогда не ответим на ряд основных вопросов. Является ли отклонение от нормы причиной девиации или отклонение от нормы является следствием девиации? Является ли девиация выходом за пределы культуры, или она происходит в пространстве культуры?

Вопросы звучат риторически, поэтому достаточно их поставить, чтобы сразу обнаружилась вся нелепость отделения культуры от самого человека в любом его состоянии, включая девиантное. Но если культура включается в процесс девиации, то включаются и нормы. Более того, в девиантном явлении действие нормы имеет даже более интенсивный и более напряженный характер, чем в нормальном повседневном поведении. В обыденной жизни социальные нормы чаще всего даже не замечаются, если не начинают действовать факторы, заставляющие личность принимать неожиданные решения или совершать рискованные по результа-

там поступки. Но очевидно одно: чем выше градус социальной девиации, тем больше общество начинает говорить о нормах и культуре. И первое, что фиксируется напуганной логикой функционализма, — конфликт в соотношении норм культуры и социальных норм, норм и реальных поступков. Следствием и состоянием этих конфликтов видятся различные формы социальной девиации.

Утверждение социальной девиации под видом ее отрицания

Если структурный функционализм доводит анализ тематики девиации до уровня всеобъемлющей социологической теории, то постмодернистские теоретики постарались свести теорию девиации к нулю. Социальная реальность рассматривается ими как лишенная какого-либо порядка и определенных норм, поэтому понятие девиации теряет смысл. Однако отсутствие социального порядка и есть девиация. Только в этом случае феномен девиации не фиксируется. Почему? Попробуем раскрыть логику этой концепции в высказываниях одного из влиятельных представителей постмодернизма — Ж.-Ф. Лиотара.

В концепции Лиотара определяющим фактором поведения человека считается социальная информация. По словам Ж.-Ф. Лиотара, «сценарий информатизации наиболее развитых обществ позволяет прояснить, даже ценой риска их сильного преувеличения, определенные аспекты трансформации знания и его воздействия на общественные силы и гражданские институты, — последствия, которые могли бы остаться малозаметными при рассмотрении в других перспективах» [1, с. 23]. Если исходить из того, что в индустриальном обществе источником социальных норм является механизм легитимации, создаваемый властью, то в обществе постмодерна доминирующим источником легитимации, с точки зрения Лиотара, становится информация. Связано это с тем, что «знание и власть есть две стороны одного вопроса: кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? В эпоху информатики вопрос о знании более чем когда-либо становится вопросом об управлении». Например, хорошо известно, что в чьих руках телевидение — в тех руках и власть. Поэтому утрата нормативности общества в концепции Лиотара обозначается как «утрата легитимности», «делигитимация», которая возникает в результате преобладания «спекулятивных дискурсов», кризиса знания в ходе «внутренней эрозии основы легитимности знания».

Ж.-Ф. Лиотар полагает, что современное общество перестает быть большой социальной системой с соответствующей всеобщей детерминацией, подчиняясь «прагматике языковых частиц» [Там же]. И поскольку «существует много различных языковых игр — в силу разнородности их элементов. Они дают возможность своего учреждения только через места сбора и распределения информации — это локальная детерминация» [Там же]. Локальная детерминация разрушает возможность создания и эффективного функционирования классических систем управления в виде централизованного государства, вертикальных линий управления. «Решающие инстанции могут, тем не менее, попытаться управлять этими облаками социальности по матрицам «input/output» в соответствии с логикой, содержащей взаимосоразмерность элементов и определимость целого. Благодаря ей наша жизнь оказывается обреченной на рост продуктивности. Оптимизация рабочих характеристик системы, ее эффективность становятся критериями ее легитимности, где социальная справедливость понимается как научная истина. Применение этого критерия ко всем нашим играм сопряжено со своего рода террором, мягким или жестким: «Будьте операциональными, т. е. будьте взаимосоразмерными или убирайтесь» [Там же].

Таким образом, если следовать логике всех этих суждений, то можно сделать вывод, что рост различных форм девиации и насилия связан с изменением природы социальной реальности, с бурным ростом в ней внутренних противоречий. Однако для Лиотара понятие девиации бессмысленно, поскольку общих социальных норм не существует, а механизм их легитимации утрачен. В новых условиях даже понятие силы утрачивает свое позитивное значение и редуцируется к насилию (запугиванию, угрозам, страхам и т. д.), что и подтверждается современной языковой практикой, в которой не делается такого различия.

Лиотар это поясняет так: «Эффективность силы полностью определяется опасностью уничтожения партнера, а не лучшим, по сравнению с собственным, «приемом». Всякий раз, когда результативность, т. е. получение желаемого эффекта, достигается путем «Скажи или сделай, иначе замолчишь навсегда», мы оказываемся в области террора, где социальная связь разрушается» [Там же]. Поэтому в условиях локальной детерминации критерием справедливости и нормативности является эффективность и производительность, а не справедливость и гуманность. Так или иначе, но идеологичность в понимании социальной реальности торжествует.

Слова Лиотара для российского гражданина звучат до боли узнаваемо. Видимо, поэтому современное российское общество многими называется постмодернистским, в котором вместо регуляции посредством социальных норм мы имеем в обществе локальную детерминацию с помощью революционного насилия, криминального террора и «прагматики языковых частиц» политических технологий. Вместо социальных норм, выработанных на основе культуры, гуманизма и справедливости — регуляцию на основе финансовой «операционализации» и региональной «взаимосоразмерности», источником которых является информация и амбиции «субъектов федерации». Вместо целостной социальной системы — «облака социальности», возникшие после распада СССР.

Но если вдуматься в идеи постмодернистской социологии, то на самом деле она не отрицают наличия индивидуальных и локальных норм, которые, правда, настолько многообразны, что разрушают общую структуру общества. Следовательно, постмодернисты не отрицают наличие норм, а наоборот, увеличивают их количество до беспредельных масштабов, а тем самым — до самоотрицания. Все живут по своим индивидуальным правилам, которые допускают и правила на исключение в поведении.

Однако всем хорошо известно, что для того, чтобы определить локальность той или иной нормы, необходимо иметь некое общее социальное поле, на котором действуют общие социальные нормы. Частное не существует без общего, точно так же как и общее проявляется через соотношение явлений частного порядка. Поэтому, когда отрицается наличие общих социальных норм, на самом деле происходит, в лучшем случае, их бессознательное сокрытие. Или социолог оценивает существующие нормы, которые имеют локальный характер, с позиции собственных социальных норм, которые он сознательно «выдавать» не хочет, поскольку они позволяют ему сохранять привилегированное положение социолога или социального критика, то есть идеолога. Таким образом, открытое отрицание феномена девиации приводит к тому, что эта идея проникает в социальное мышление в неявном виде. И поскольку постмодернизм отказывается от анализа феномена девиации, то в общественном сознании воспроизводится обыденное его толкование, а вместе с ним и некритично-позитивистское, функционалистское.

Общая структура социальной нормы

Таким образом, крайние позиции в девиантологии по существу не отличаются друг от друга. Значит ли это, что мы должны отказаться от понимания девиации как отклонения от социальной нормы? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо разобраться в том, что такое социальная норма, какова ее структура.

Существуют различные по своему типу социальные нормы: объективные и субъективные, общие и специальные, общекультурные и нормы субкультуры и др. Но для раскрытия истоков этого многообразия и его динамики необходимо рассмотреть структуру нормы в ее идеальном виде.

Единство количественных и качественных сторон социальных норм как пространство девиации. Количественная сторона нормы выражает меру социального бытия, в пределах которой существуют определенные социальные нормы. При этом количественная характеристика может иметь направленность на минимум и на максимум. Например, на минимум ориентирована социальная норма жилья на каждого человека, включающая в себя площадь, высоту потолка, уровень солнечного освещения, удаленность от места работы и др. количественные параметры. Есть минимальная социальная норма потребления продуктов питания и других продуктов, нужных для воспроизводства жизни человека. Из этой нормы исходят, когда разрабатываются нормативы начисления заработной платы. Есть нормы рабочего времени, которые скрупулезно рассчитываются специалистами. Есть много других подобного рода норм, которыми регламентируется наша жизнь. Есть всем известный прожиточный минимум, потребительская корзина и т. д.

Но есть и другие нормы, ориентированные на максимум, а не на минимум: норма прибыли, и нормы роскоши, и нормы кредита и т. д. Есть, следовательно, своя мера не только для бедных слоев, но и для богатых. Само различие бедных и богатых тоже определяется некоторой мерой.

Меры могут меняться, но в совокупности они задают определенное социальное пространство жизни личности и социальных групп, в пределах которого можно говорить определенно о качественной стороне действия социальной нормы. Например, если мерой богатства являются миллионы долларов, а у тебя есть только тысячи, да и то в рублях, то ты находишься в другом социальном измерении.

Количественная сторона социальной нормы охватывает все элементы ее структуры. Анализ масштабов распространения, амплитуды и ритма действия, интенсивности и напряженности функционирования социальных норм позволит раскрыть их динамику как особой социокультурной системы.

Качественная сторона социальной нормы выражается в ее системности, социокультурной целостности. Например, хорошо известно, что наибольшая эффективность действия социальной нормы достигается только при ее органичном включении в существующую культуру, а не только в отдельную сферу общества (экономика, политика и др.). С этой точки зрения, например, действие правовой нормы можно признать тогда эффективным, когда она практически реализуется не только как регулятор специфических правовых отношений, но при взаимодействии с моральными, эстетическими, религиозными, семейными и прочими общественными регуляторами.

Разумеется, это взаимодействие может быть конфликтным, но правовая норма не состоится как социальная норма, если она будет изолированной от норм духовной жизни. Следовательно, социальные нормы существуют всегда как система, которая может иметь целостный или внутренне антагонистический характер.

С этой точки существует некая норма существования самих социальных норм. Отклонение от этой нормы является девиацией самих социальных норм. Так, су-

ществуют состояния общества, которые мы называем социальной аномией или денормативацией.

Ценностные аспекты социальных норм и их негативная форма. В реальном действии норма включает в себя в качестве отдельных сторон определенные образцы поведения как особые ценности. Поэтому социальные нормы часто усваиваются и применяются на практике латентно: в виде подражания образцам поведения, без соответствующей рефлексии. Следовательно, социальная норма есть мера допустимых социальных действий и поступков, которые оцениваются обществом одобрительно. Социальная норма есть мера социального взаимодействия, в пределах которой поведение каждого из его участников базируется на доминирующих ценностях общества и воспроизводит их. Именно на этом настаивает функционализм.

Но ценностями являются и нормы сами по себе. Ценностная форма норм выражается тогда уже в иерархическом распределении норм общества: одни нормы функционируют как господствующие, а другие вообще игнорируются. Селекция норм может происходить стихийно или сознательно: через СМИ, политическую идеологию, рекламу и другие социальные институты и организации. Существуют социальные лакуны, в которых действие норм сводится к нулю: частная жизнь, творчество и др. Но есть сферы общества, которые обладают очень плотной, интенсивной нормативной регламентацией: армия, полиция, производственное предприятие и др.

Ценностный аспект норм выражен в их подразделении на негативные и позитивные формы. Есть, например, нормы доминирующей в обществе общей морали, нормы профессиональной этики, нормы корпоративной морали. Но есть свои моральные кодексы и в криминальной социальной среде. Существует революционная мораль и моральные нормы ведения войны. В том случае, когда действие негативных норм приобретает доминирующий характер, возникает ощущение, что происходит исчезновение норм как таковых. Но девальвация норм не означает их исчезновения вообще. Позитивные нормы существуют, действуют, но их регулятивные функции уже малоэффективны. Но тогда ставка делается на силу, на деньги, на страх, на интересы и на другие регуляторы, которые могут быть связаны с культурой, но очень отдаленно. В этих условиях отклонения от норм не только возможны, но даже неизбежны.

Моральные аспекты норм и моральные формы девиации. Мораль является одной из ценностных форм социальных норм. Социальные нормы могут выражаться в универсальной форме: в виде социальных установок («будь богатым!»), культурных традиций (так называемые ментальности), нравов общества (легкие или тяжелые и др.) и институтов культуры как совокупности общих требований к человеку «быть человеком». Но те же самые социальные нормы могут выражаться в моральной оболочке.

Моральная норма есть интериоризированная социальная норма, которая действует через внутренние регуляторы поведения личности, которые формируются через решение проблем соотношения добра и зла, совести и ответственности, убеждения и раскаяния, чувства справедливости и гуманности и т. д. Но совесть, например, как скрытая в структуре личности социальность в поступках может и не проявиться, поскольку не существует внешнего индикатора содержания совести. Поэтому если происходит свертывание масштаба совестливых поступков, то это может даже стать более благоприятной атмосферой для действия социальных

норм в их публичной форме, то есть норм политики и норм права. Отсюда и складывается мнение, что политика — вне морали, политика — грязное дело.

Что происходит, если разрушается моральная форма социальных норм? Разрушение моральной формы нормы приводит к девиантному поведению в виде аморализма и цинизма. Аморальное действие оценивается как психически нормальное, но по своим социокультурным параметрам выходящее за рамки системы атрибутов и свойств, которые выделяют человека среди других живых существ. Поэтому можно сказать, что аморальность — это антропологическая девиация.

Цинизм есть более мягкая форма моральной девиации. Исповедующие цинизм признают только нормы морали своей субкультуры и равнодушны к страданиям людей других социальных групп. Цинизм возникает тогда, когда человек или социальная группа лишь имитируют социальную активность, проявляя крайнюю степень неуважения к существующим общим социальным нормам. С этой точки зрения цинизм может выражаться в двух формах: цинизм униженных и цинизм высокомерия. Так, цинизм униженных порождается тем, что их социальная ответственность простирается только до той общественной сферы, которая служит удовлетворению рутинных потребностей, поэтому выражается в нищете, бродяжничестве, наркомании, алкоголизме и др. Или наоборот: социальные нормы отбрасываются в угоду возвышенным интересам. Так появляются богема, хиппи, революционеры и пр.

Императивность социальных норм. Императивность есть одна из существенных сторон социальных норм. Она выражается в степени требовательности к характеру поведения человека, когда оценивается его соответствие социальным нормам. Степень императивности социальной нормы различается в зависимости от вида нормы. Наибольшей императивностью обладают, как правило, правовые нормы. Однако не меньшей категоричностью могут обладать и моральные нормы, если они связаны с высоким уровнем чувства ответственности личности. Высокой степенью императивности обладают и технические нормы, несоблюдение которых часто может привести к гибели людей.

Однако сам характер императивности определяется тем, какова форма социального контроля в обществе, складывающаяся из степени строгости правил поведения и жесткости применяемых санкций за нарушение этих правил. Например, государство может ужесточить правила в области трудовых отношений, но ослабить санкции за их нарушение. Или наоборот: либерализовать законы о труде, но ввести драконовские меры наказания за их нарушение.

Между степенью императивности норм и социальной девиацией существует сложная, косвенная взаимосвязь. Ужесточение норм, расширение силовых методов их реализации может привести к двойственному эффекту: к сужению масштабов девиации или к их расширению. Кроме того, как показывает современная российская практика, силовая регламентация приводит к новым формам девиации в виде различных видов насилия.

Эмоциональные и когнитивные стороны социальных норм. Хорошо известно выражение: «незнание законов не освобождает от ответственности». Хорошо известно, что свод правовых норм о труде содержит определенную сумму знаний о труде, которые накоплены социальной наукой.

Однако многие люди не знают законов и норм, но их поведение является нормальным. Видимо, потому, что есть чувство нормы в поведении. Если существование когнитивной составляющей в содержании нормы не вызывает возражения,

то эмоциональная сторона часто просто не замечается. В этом случае норма выражается в виде закона или инструкций, в которых все эмоциональное отбрасывается.

Между тем социальная норма всегда имеет ту или иную эмоциональную окраску в репрезентации и свою тональность в действии. Например, выполнение социальных норм о труде может происходить с эмоциональным подъемом или быть вялым, без энтузиазма. Сам факт существования той или иной социальной нормы может вызывать радость или печаль. Достаточно напомнить, как негативно воспринимается сейчас существование новых норм о труде, связанных с установлением жестких конкурентных отношений в обществе, своеволия работодателей и других социально негативных моментов.

Эмоциональная убогость новой нормы, разработанной с самыми благими намерениями и на основе самых высоких гуманистических принципов, приводит к ее игнорированию со стороны общества. И наоборот: эмоционально яркая форма выражения нормы, например, в песне, утверждает совсем нежелательные нормативные образцы поведения. Поэтому к различным формам девиации часто ведет эмоциональная ущербность социальной нормы, а не когнитивная.

Оценка характера структуры норм в целом. Проведенный анализ структуры социальной нормы показывает, что определение девиации как отклонения от нормы нуждается в серьезной корректировке. Девиация может порождаться конфликтом между различными элементами нормы, неразвитостью отдельных ее компонентов или даже отсутствием некоторых элементов вообще. Следовательно, природа девиации обусловлена уровнем развития социальных норм, способом их функционирования в обществе. Исток девиации — в характере социальных норм, а не в их количестве.

Между тем в обыденной жизни на эту сторону природы девиации мало обращается внимания. Дело представляется так, что социальные нормы вообще не при чем, так как во всем виноваты люди, которые отклоняются от нормы. То есть вся ответственность за девиацию возлагается на девианта. Считается, что нормы безукоризненны и задача человека заключается в том, чтобы соблюдать их. Но что означает сам процесс «соблюдения норм», «соответствия нормам» — не рассматривается. Как мы видели, норма сложна по структуре, поэтому процесс соблюдения тоже носит сложный, часто конфликтный характер. Если бы процесс соблюдения был простым, то социальные нормы всегда бы соблюдались, и никакой девиации не было бы. И все же, к сожалению или к радости — сказать сложно, это не так.

Итак, даже по отдельным суждениям, которые мы сделали при анализе структуры социальной нормы, видно, что он дает нам объективное основание для классификации и типологизации форм девиации. И не только реально существующих, но и возможных форм социальной девиации. У нас нет возможности в данной статье подробно показать, каким образом содержание социальной нормы выступает основанием тех или иных форм девиации. Мы могли сделать только намеки на эти формы, потому что данный вопрос требует дополнительного исследования.

Единство социальных норм и формы его проявления

Рамкой девиации для конкретного человека всегда является определенная форма социальной нормы: правовая, моральная и др. Но при этом упускается из вида очень важное обстоятельство: и те, и другие нормы действуют не в социаль-

ном вакууме, а в определенной сети социокультурных взаимосвязей. Сами эти специальные нормы есть одна из сторон этих взаимосвязей, а не что-то изолированное и самостоятельное. Но если это так, то должен быть общий, универсальный уровень названных норм, который пронизывает общество в целом, а не отдельную его сферу. Таким уровнем и являются социальные нормы как общие объективные явления.

В системе этих общих социальных норм, например, правовые и корпоративные формы регуляции существуют не как особые виды социальных норм, подчеркнем это специально, а в качестве особых механизмов действия общих социальных норм. Так, правовые нормы оберегают частную собственность как особый социальный институт. Корпоративные нормы служат процессу внутренней социальной консолидации, позволяющей данной социальной группе успешно противостоять другим группам и тем самым воспроизводить самостоятельность субъектов общих рыночных отношений. Следовательно, действующие лица определенной сферы общества проявляют себя в структуре каких-то общих социальных норм, о существовании которых они могут даже не догадываться.

Но это не значит, что единое нормативное поле всех специальных норм не существует. По крайней мере, социология была бы просто не нужна, если бы общие нормы отсутствовали. Между тем в социологических работах часто утверждается, что правовые нормы, моральные, политические и др., предписанные обществом и государством правила поведения и являются реальными социальными нормами, поэтому каких-то других норм нет вообще. Если это так, то неясно, в каком пространстве существуют специальные нормы и как они взаимодействуют. Если мы лишаем специальные нормы общего нормативного поля, то их взаимодействие становится стихийным, неупорядоченным, то есть ненормативным.

В действительности мы имеем дело не с видами социальных норм, еще раз подчеркнем это обстоятельство, а с механизмами или формами реализации единых социальных норм. Одна и та же социальная норма может выразиться в религиозной, правовой или моральной форме. Например, социальная норма, регулирующая межличностное общение в виде идеи социального доверия, может быть выражена религиозной заповедью «все люди братья», моральным принципом «уважения другого человека как самого себя» и правовым законом о «неприкосновенности достоинства другой личности».

Механизм действия социальных норм и механизм их реализации

Итак, социальные нормы как общее регулятивное основание лежат в основе выработки и легитимации специальных норм: правовых, политических и др. Однако следует различать механизм действия общих социальных норм и механизм реализации норм специальных. Различие этих механизмов и доведение их до стадии противоречия является одним из истоков девиации. В этом случае для социологии важно показать, как социальная норма трансформируется в источник различных форм девиантного поведения.

Например, в современном обществе социальной нормой жизни человека является ее разделение на жизнь частную и жизнь публичную. Эта норма настолько важна, что государство с помощью законов и правоохранительных органов гарантирует неприкосновенность частной сферы жизни человека от публичного вмешательства. Но еще более ревниво государство охраняет от общественности государственные тайны, создавая для этого специальные органы. Время от времени тайны частной и государственной жизни просачиваются и становятся известны широкой публике. Обусловлено это тем, что, несмотря на разделение жизни на публичную и частную сферы, она все же имеет внутреннее единство. Это единст-

во выступает основой взаимодействия частных и публичных элементов, приватизации и публизации в развитии культуры. Но как только механизм этого взаимодействия разрушается, мера в соотношении частного и публичного деформируется, вызывая различные формы девиации: доносительство, проституцию, предательство, папараццизм, семейное насилие и др.

Таким образом, механизм действия общих социальных норм имеет целостный, социокультурный характер, в то время как для реализации, например, правовых норм создаются особые механизмы, связанные с системой наказаний и страхом перед силовыми структурами. Потому-то люди, нарушившие нормы права, нередко оцениваются как герои. И не только в преступной среде. Они герои потому, что силе государства и страху перед ней сумели противопоставить свою силу и смелость. В этом один из истоков правового нигилизма и преступлений в обществе.

Проблема целостности социальных норм и новый подход в понимании

природы девиации

Еще раз подчеркнем: социальные нормы проявляют свою природу в целостной форме. Но вопрос о способе существования социальных норм в целостном виде ставится редко. Интуитивно полагается, что способ существования социальных норм обусловлен характером того или иного вида социальной нормы, в ряду которых называют правовые нормы, моральные, политические и др. Среди всех видов норм правовую норму называют даже эталоном социальной нормы. Но нет ничего ошибочнее такого утверждения.

Мы настаиваем на том, что социальная норма — это не простая совокупность различных видов норм, которые существуют во всех сферах общества. Точно так же, как нельзя социальные законы, которые исследует социология, сводить к совокупности законов в различных областях общественной жизни. В обществе существует особая система социальных отношений, взаимосвязей, институтов, структур и процессов, которые не сводятся к экономическим, политическим и прочим специальным системам. Казалось бы, это общее положение давно уже не вызывает возражений и в социологии общепризнано, но почему-то делается исключение для социальных норм. Если все же быть логически и социологически последовательным, то нужно признать наличие особого способа существования социальных норм. Как и социальные структуры, социальные нормы действуют в особой плоскости общественного бытия. Ее особенность в том, что она имеет целостный и универсальный характер.

Целостность социальной нормы состоит в том, что она выражает сущность всей системы общественных отношений, а не отдельного их вида. Каждая социальная норма, ее структура и механизм действия представляет собой модель всей социальной системы, ее своеобразную ячейку, которая, связываясь с другими нормами, образует внутреннюю, опосредованную деятельностью людей, интеграцию общества. Анализируя ту или иную социальную норму, мы можем увидеть, как в капле воды, всю общественную структуру.

Исторически были выработаны самые различные способы существования социальных норм, среди которых в качестве основных можно назвать ритуалы, обычаи, традиции, нравы, культуру.

Ритуалы есть зародышевый, потенциальный способ существования социальных норм, в котором они еще не выделились как социальный институт. Аборигену Австралии или индейцу не пришло бы в голову считать, что весь порядок его жизни может регулироваться с помощью каких-то специальных законов, данных извне, поскольку все, что было нужно для поддержания порядка, воспроизводи-

лось с помощью системы ритуалов, тотемов, плясок шаманов и прочих мифологизированных элементов. Они и утверждали своей духовной властью весь строй жизни как нечто естественное, нормальное, а не чужое или враждебное. Можно сказать, что все мифическое сознание и связанные с ними разнообразные ритуалы и были своеобразной социальной нормой — мононормой.

Обычай стал первым публичным способом существования социальных норм в их освобожденном от мифов виде. Субъектом этих норм становится не община в целом, а выделившиеся социальные группы в виде сословий. Обычай — это способ воспроизводства социальных норм сословного характера. Его принцип таков: то, что допустимо в рамках норм одного сословия, не разрешается по нормам жизни другого сословия. Казалось бы, здесь действуют многочисленные ряды социальных норм. Но если вдуматься в их структуру и в механизм функционирования, то мы увидим удивительное единство: взаимодополняемость и согласованность содержания и способов действия норм всех сословий. Разумеется, в рамках этого единства возникали конфликты, но все же при сохранении общих принципов действия социальных норм. Например, таких принципов:

• источником норм поведения полагается Бог и его пророки, поэтому человек ничего не может изменить;

• люди от рождения обладают различным достоинством, поэтому не могут руководствоваться одними и теми же нормами;

• более высокие сословия вправе нарушать нормы жизни более низкого сословия;

• нарушение установленных властью норм есть тяжкий грех, который можно искупить жестоким наказанием, молитвами, самобичеванием или местью;

• нормы других народов, особенно иноверцев, воспринимаются не только как чужие, но и как враждебные.

Следовательно, наряду с нормами, действующими внутри сословий, существовали и общекультурные нормы в виде обычаев, которые связывали общество в единый социальный организм. Например, обычай кровной мести позволял сохранить семью как важный социальный институт средневекового общества, черты которого пронизывали всю патриархальную культуру и передавались из поколения в поколение. Так сложилась система традиционных социальных норм, то есть норм, которые передаются во времени в неизменном виде. В отличие от обычаев, таким образом, традиция придает способу существования норм универсальный характер, снимает их сословную закрепленность и дает более широкий простор для нормативного творчества. Традиции стали основой формирования универсальных культур народов и наций в Новое время.

Понятие нравов общества дает возможность оценить существующие нормы и социальный порядок с наиболее общей качественной стороны. Нравы выражают доминирующие настроения, преобладающие интересы, основные потребности и культурные ценности определенной исторической эпохи. Близкими по смыслу понятию нравов являются понятия «характер народа», «ментальность», «общественное настроение», но в отличие от них понятие нравов акцентирует наше внимание на историко-нормативной стороне общества. В нравах выражается не только дух времени, обусловленный важнейшими историческими событиями данной эпохи, но и дух порядка. Можно сказать, что нравы складываются как целостная духовная характеристика существующих традиций и выражают социально-психологические аспекты культуры. В этом смысле существуют легкие и тяжелые нравы, нравы суровые и нравы изнеженные, серьезные и веселые и т. д. Например, XX век, постоянно охваченный мировыми войнами, включая холодные

и горячие, революционные и террористические, породил раскрепощенные нравы. Они противоречиво сочетают в себе гуманность и грубость, милосердие и жестокость, заботливость и безответственность, деликатность и цинизм, творческий энтузиазм и пошлость. Такие внутренне расколотые нравы не могут не влиять на преступность и не порождать новые формы девиации.

Именно сложившийся нрав народа выступает решающим фактором в формировании того или иного социального порядка, в котором будут доминировать правовые нормы или моральные соображения, эстетические ценности или религиозные догматы. Сейчас в России преобладают тяжелые нравы, в которых доминирует настроение страха и депрессии. Господствуют тривиальные потребности, групповые конкурентные интересы, вещественные ценности и силовые средства достижения цели. Разве только СМИ могут «чернуху» разбавлять игривой веселостью. Сложившиеся тяжелые нравы неминуемо приводят к эскалации преступности и сопровождающему ее шлейфу форм деструктивных девиаций: проституции, наркомании, алкоголизма и др. И все же, даже в условиях этих тяжелых нравов, происходит эстетизация преступности и форм девиации в СМИ, в бульварной литературе, в поведении различных социальных групп.

Универсальным способом существования целостности социальных норм является культура в целом. Но культура в социологическом смысле этого слова, как особое основание системности общества, появляется и таковым осознается лишь в Новое время. В этом случае культура не сводится уже к совокупности ритуалов, обычаев, традиций, ценностей и прочих элементов предшествующих типов культуры. Разумеется, они включаются в новый тип культуры, но в качестве элементов нового системного образования, которое не тождественно качеству каждого из элементов, взятого в отдельности. Социальные нормы в новом, целостном типе культуры получают новый способ своего существования, позволяющий обществу развиваться и регулироваться более динамично, с возможностью понимания цели своего развития и более быстрого ее достижения.

Но тут-то и возникает проблема, которую не может разрешить современное общество: приобретая новое духовное основание своего развития, оно не может реализовать эту возможность полным образом. Основание новое и универсальное, а механизмы его утверждения — старые, выработанные в то время, когда социальные нормы циркулировали по узким специальным каналам сфер общества или по каналам в виде ритуалов, обычаев и нравов. В этом состоит общая причина кризиса современной культуры, который, с одной стороны, приводит к гигантским взлетам в развитии цивилизации, а с другой — к деградации во всех направлениях, включая самого человека с системой его исторически выработанных атрибутов (разума, эмоций, общительности и др.). В этой нереализованности социального ресурса, который заложен в культуре, — причина и основание возникновения современных форм девиации. Анализ этого основания дает нам новый подход к пониманию природы социальной девиации.

Литература

1. Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Ж.-Ф. Лиотар. — СПб.: Алетейя, 1998. — 160 с.