CC BY
73
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО
DOI 10.24411/2227-7315-2020-10132 УДК 341.1/8
Н.Н. Липкина
ПРИНЦИП СУВЕРЕНИТЕТА ГОСУДАРСТВА В КИБЕРПРОСТРАНСТВЕ: ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПРАВОВОЙ ПРИРОДЫ В СОВРЕМЕННОМ МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ*
Введение: одной из приоритетных задач международного сообщества в настоящее время является поиск параметров применимости международного права к общественным отношениям в киберпространстве. Решение данной задачи видится невозможным без переосмысления такой ключевой концепции современного международного права, как государственный суверенитет. Цель: выявить и сравнить существующие в науке международного права ключевые подходы к пониманию правовой природы принципа суверенитета в его применении к общественным отношениям в киберпространстве. Методологическая основа: в основу исследования положены методы анализа и синтеза, формально-юридический и сравнительно-правовой методы. Результаты: проанализированы подходы к пониманию правовой природы принципа суверенитета в киберпространстве в контексте их пригодности для эффективного регулирования соответствующих общественных отношений. Выводы: несмотря на то, что исследованные в настоящей статье подходы имеют существенные различия, общим для них является понимание того, что принцип суверенитета в его применении к общественным отношениям в киберпространстве находится на стадии становления и требует дальнейших усилий отдельных государств и международного сообщества по выработке и признанию соответствующей практики, способной стать свидетельством модификации правового регулирования в рассматриваемой сфере, что открывает возможности для диалога и поиска взаимоприемлемых решений.
Ключевые слова: киберпространство, принципы международного права, принцип суверенитета, принцип территориальной целостности государств, принцип невмешательства во внутренние дела.
© Липкина Надежда Николаевна, 2020
Кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры международного права (Саратовская государственная юридическая академия); e-mail: [email protected] © Lipkina Nadezhda Nikolaevna, 2020
Candidate of law, Associate Professor, Associate Professor, International law department (Saratov State Law Academy)
* Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ № 20-011-00806 «Теоретико-практическая модель утверждения территориального суверенитета и делимитации юрисдикций государств в киберпространстве».
N.N. Lipkina
PRINCIPLE OF STATE SOVEREIGNTY IN CYBERSPACE: APPROACHES TO DETERMINING ITS LEGAL NATURE IN CONTEMPORARY INTERNATIONAL LAW
Background: аt the present moment one of the priority tasks of the international community is to search for the parameters of the applicability of international law to public relations in cyberspace. This task cannot be achieved without rethinking such a key concept of contemporary international law as state sovereignty. Objective: to identify and to compare key scientific approaches to determination of the legal nature of the principle of sovereignty in its application to social relations in cyberspace. Methodology: method of analysis and synthesis, formal legal and comparative legal methods were used in the research. Results: approaches to determination of the legal nature of the principle of sovereignty in cyberspace in the context of their suitability for the effective regulation of relevant social relations were examined. Conclusions: despite the fact that the approaches discussed in this article have significant differences, they share the understanding that the principle of sovereignty in its application to public relations in cyberspace is at an emerging stage and requires further efforts by individual States and the international community to develop and recognize appropriate practices that can become evidence of a modification of legal regulation in this area, which opens up opportunities for dialogue and search for mutually acceptable solutions.
Key-words: cyberspace, principles of international law, the principle of sovereignty, the principle of territorial integrity of states, the principle of non-intervention in internal affairs.
Дискуссии относительно правовой природы и содержания принципа су- ш
веренитета проходят по целому ряду направлений и хорошо известны науке и
международного права. Однако усиление процессов глобализации и интеграции, а
развитие науки и техники приводят к постановке новых задач по исследова- о
нию содержания данного принципа. Так, широкое внедрение информационно- К
о
коммуникационных технологий в жизнь общества влечет за собой необходимость О'
переосмысления самой концепции суверенитета с целью поиска эффективных д
а
параметров применимости международного права к общественным отношениям т
в киберпространстве. Н
В науке международного права широко известны два ключевых подхода к |
пониманию правовой природы принципа суверенитета применительно к кибер- д
пространству. Дискуссия в рамках данных подходов основана на теоретических с
разработках о соотношении принципа права и регулятивной нормы права и явля- °
ется отправной точкой поиска содержания принципа в киберконтексте. Каждый а
из подходов не лишен недостатков, что делает актуальным их сравнительный м
анализ. Он и составляет предмет настоящего исследования. и
Первый из подходов представлен Г. Корном и Р. Тэйлором, которые подчеркивают отсутствие достаточных доказательств существования практики госу- 6 дарств или opinio juris, свидетельствующих о справедливости утверждения о ) том, что принцип суверенитета функционирует в качестве самостоятельной 0 нормы обычного международного права, регулирующей поведение государства в киберпространстве [1, p. 208]. Наоборот, по мнению указанных авторов, право и практика государств свидетельствуют о том, что суверенитет представляет собой принцип международного права, устанавливающий основы взаимодействия государств, но сам по себе не являющийся обязывающим правилом поведения, которое предписывает последствия в соответствии с международным 109
правом [1, р. 208]. Авторы подчеркивают, что принцип суверенитета (включая территориальный) следует учитывать при проведении любой кибероперации, но он не устанавливает абсолютного запрета на проведение индивидуальных или коллективных киберопераций государств, которые могут воздействовать на киберинфраструктуру в другом государстве при условии, что их последствия не достигают уровня незаконного применения силы или незаконного вмешательства [1, р. 208-209]. Как представляется, Г. Корн и Р. Тэйлор признают открытый характер содержания данного принципа, отмечая все же, что правовые последствия принципа суверенитета не полностью сформировались в рассматриваемой области [1, р. 211] и что данный принцип является универсальным, и то, как он будет применяться к уникальным особенностям сферы киберпространства, зависит от позиций государств, находящих выражение в их практике и/или при выработке договорных норм [1, р. 210].
Принципиально иная позиция нашла отражение в подготовленном группой экспертов в области международного права Таллинском руководстве 2.0 о международном праве, применимом к кибероперациям (далее — Таллинское руководство 2.0), представленном в 2017 г. При этом М. Шмитт и Л. Вихал, эксперты, участвующие в разработке данного документа, выступили с научной критикой позиции Г. Корна и Р. Тэйлора [2, 3].
Согласно правилу № 4 Таллинского руководства 2.0, государство не должно осуществлять кибероперации, которые нарушают суверенитет другого государства [4]. Таким образом, авторы Таллинского руководства 2.0 исходят из существования регулятивной нормы международного права, направленной на защиту суверенитета государства в киберпространстве. В основу оценки вопро-20 са нарушения суверенитета третьего государства при проведении удаленной ? кибероперации авторами Таллинского руководства 2.0 положены два критерия: а во-первых, насколько сильно затрагивается территориальная целостность соот-^ ветствующего государства; во-вторых, осуществляется ли вмешательство в осу-^ ществление таким государством его неотъемлемых государственных функцией | или даже узурпация таких его функций [4, р. 20].
| Использование авторами указанного подхода категорий «территориальная
1 целостность» и «вмешательство» при определении критериев нарушения суве-
0
| ренитета ставит вопрос о соотношении данных критериев с такими принципами
1 международного права, как принцип территориальной целостности государств и принцип невмешательства во внутренние дела. Например, Г. Корн и Р. Тэйлор,
0
| останавливаясь на критике данного подхода, приходят к выводу о смешении его | авторами концепции территориального суверенитета, заложенной в понятие | внутреннего суверенитета, с более определенными концепциями территориаль-| ной целостности и нерушимости границ, подчеркивая, что запреты нарушения | территориальной целостности и нерушимости границ подразумевают высокую £ степень тяжести последствий, нежели та, которую подразумевает проведение <3 ряда киберопераций, например тех из них, которые направлены против кибе-
1 ринфраструктуры, используемой террористами [1, р. 210].
т Следует отметить, что выработанные авторами Таллинского руководства 2.0
критерии в целом соответствуют пониманию категории «суверенитет» в международном праве. Так, первый из предложенных критериев, заключающийся в оценке того, насколько сильно затрагивается территориальная целостность соответствующего государства, соотносится с таким важнейшим элементом понятия «суверенное равенство», отраженным в Декларации о принципах международ-110 ного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между
государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, 1970 г., как неприкосновенность территориальной целостности и политической независимости государства1. В Заключительном акте СБСЕ 1975 г. также отмечается, что государства-участники будут «уважать суверенное равенство и своеобразие друг друга, а также все права, присущие их суверенитету и охватываемые им, в число которых входит, в частности, право каждого государства на юридическое равенство, на территориальную целостность (курсив наш. — Н.Л.), на свободу и политическую независимость»2. Наличие данного элемента суверенитета подчеркивают многие исследователи. Например, А.А. Моисеев отмечает: «Территориальная составляющая государственного суверенитета включает в себя территориальное верховенство, территориальную независимость и территориальную целостность государства» [5, с. 27].
Второй из указанных авторами Таллинского руководства 2.0 критериев также соотносится с важнейшим элементом суверенитета. В науке международного права суверенитет традиционно определяется как «верховенство власти правительства внутри государства и ее независимость в международных отношениях» [6, с. 23]. При этом рассматривая верховенство государственной власти в качестве признака государственного суверенитета, Л.А. Морозова справедливо подчеркивает, комментируя данный признак, что «[н]икакая иная власть не вправе присваивать себе функции государственной власти» [7, с. 58].
Возвращаясь к вопросу о соотношении указанных критериев нарушения суверенитета третьего государства при проведении удаленных киберопераций с соответствующими принципами международного права следует отметить, что подход, обозначенный авторами Таллинского руководства 2.0 (как справедливо отмечает Д.В. Красиков) основан на понимании того, что «принцип суверенитета является первичной нормой международного права, возлагающей на государства обязательства, нарушение которых не зависит от квалификации соответствующих деяний в качестве нарушений запретов применения силы или невмешательства во внутренние дела других государств; соответственно государства обязаны воздерживаться от действий, хотя и не «достигающих уровня» применения силы или принудительного вмешательства, но являющихся, тем не менее противоправными» [8, с. 99-111]. В комментарии к правилу № 4 Таллинского руководства 2.0 эксперты отметили, что узурпация неотъемлемых государственных функций отличается от вмешательства тем, что она касается неотъемлемых государственных функций, тогда как вмешательство — domaine reserve. В отличие от рассматриваемого критерия, вмешательство требует наличия элемента принуждения [4, p. 24].
Как представляется, аналогичным образом можно разграничить принцип территориальной целостности государств (как самостоятельный принцип международного права) и соответствующий критерий нарушения суверенитета в киберпространстве. Авторы Таллинского руководства 2.0 четко определяют два уровня вмешательства в территориальную целостность соответствующего государства: вмешательство, причиняющее физический ущерб киберинфра-структуре другого государства, и вмешательство, влекущее за собой утрату ее
1 Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, 1970 г. URL. https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/intlaw_principles. shtml (дата обращения: 12.03.2020).
2 Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 г. URL. https://www.osce.org/ru/ministerial-councils/39505?download=true (дата обращения: 12.03.2020). 111
функциональности [4, p. 20]. Не вызывает сомнений то, что содержание принципа территориальной целостности государств подразумевает запрет более серьезного уровня вмешательства.
В Заключительном акте СБСЕ 1975 г. подчеркивается, что принцип территориальной целостности предполагает, в частности, что государства-участники «будут равным образом воздерживаться от того, чтобы превращать территорию друг друга в объект военной оккупации или других прямых или косвенных мер применения силы в нарушение международного права или в объект приобретения с помощью таких мер или угрозы их осуществления»3. Во многих случаях принцип территориальной целостности государств ассоциируется именно с запретом насильственных территориальных изменений извне4! Например, как отмечает К.А. Бекяшев, данный принцип «запрещает насильственный захват или изменение принадлежности иностранных территорий, а также запрещает противоправное использование иностранных территорий или нанесение им существенного ущерба» [9, с. 94].
Таким образом, второй из рассмотренных подходов заключается в признании наличия у принципа суверенитета содержания, отличного от содержания иных принципов международного права5! Вместе с тем следует отметить, что данный подход также не лишен недостатков и «серых зон» [2, р. 214]. Например, эксперты, занимающиеся подготовкой Таллинского руководства 2.0, не смогли прийти к единому мнению по вопросу о том, является ли нарушением суверенитета государства проведение киберопераций, которые не приводят к причинению физического ущерба его киберинфраструктуре или к утрате ее функциональности [3, p. 1648]. Позиции государств по данному вопросу, действительно, различаются и, более того, меняются со временем. Например, позиция Франции по вопросу о суверенитете государства в киберпространстве претерпела изменения ° в рассматриваемом контексте и в настоящее время заключается в том, что лю-? бая кибератака, т.е. любая операция, которая нарушает конфиденциальность, § целостность или доступность атакуемой системы, представляет собой как ми-m нимум нарушение суверенитета Франции, если ее проведение присваивается
Ol ~
=т другому государству6.
I Таким образом, как представляется, различия лежащих в основе рассмотрен-
| ных подходов политических соображений приводит к тому, что их сторонники
>| исходят из противоположных предпосылок. Представители первого подхода ис-
I ходят из того, что принцип суверенитета устанавливает основы взаимодействия
I государств в киберпространстве, но не является самостоятельным обязывающим
i" правилом поведения в рассматриваемой сфере. Представили второго подхода от-
55
0
1
I _
0 са
3 Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 г. ä URL. https://www.osce.org/ru/ministerial-councils/39505?download=true (дата обращения: 8 12.03.2020).
4 См.: Fabry M. Conceptual History in International Relations: The Case of 'Territorial Integrity. § URL. https://ecpr.eu/Filestore/PaperProposal/84f52527-28d5-40d0-92bb-2707f5c773ad.pdf (дата ° обращения: 12.03.2020).
§ 5 Следует отметить, что в науке международного права ставится под сомнение способность
^ даже международно-правового принципа невмешательства «выступать эффективным инстру-
1 ментом в борьбе с кибероперациями» ввиду «высокого уровня «правовой неопределённости», i окружающей базовые его элементы» (см.: РусиноваВ. Международно-правовой принцип невмешательства и кибероперации: неоправданные ожидания? // Международное правосудие. 2018. № 1 (25). С. 38), несмотря на то, что в целом в науке признается, что принцип невмешательства прочно закреплен в международном праве (см.: Moynihan H. The Application of International Law to State Cyberattacks Sovereignty and Non-intervention. 2019. URL. https://www.chathamhouse. org/publication/application-international-law-state-cyberattacks-sovereignty-and-non-intervention (дата обращения: 20.03.2020)).
6 См.: France's Declaration on International Law in Cyberspace: The Law of Peacetime Cyber Operations, Part I. URL. http://opiniojuris.org/2019/09/24/frances-declaration-on-internati...l-112 law-in-cyberspace-the-law-of-peacetime-cyber-operations-part-i/ (дата обращения: 12.03.2020).
стаивают точку зрения основанную на том, что принцип суверенитета является первичной нормой международного права, регулирующей в т.ч. общественные отношения в киберпространстве. Вместе с тем существенное практическое значение имеет тот факт, что по сути авторы обозначенных подходов сходятся во мнении о том, что принцип суверенитета в его применении к общественным отношениям в киберпространстве находится на стадии становления и требует дальнейших усилий отдельных государств и международного сообщества в целом по выработке и признанию соответствующей практики, способной стать свидетельством модификации правового регулирования в рассматриваемой сфере. Признание неабсолютного характера данного принципа открывает возможности для диалога и поиска взаимоприемлемых решений.
Библиографический список
1. Corn G.P., Taylor R. Sovereignty in the age of cyber // American journal of international law unbound. New York, 2017. Vol. 111. P. 207-212.
2. Schmitt M.N., Vihul L. Sovereignty in cyberspace: lex lata vel non? // American journal of international law unbound. New York, 2017. Vol. 111. P. 213-218.
3. Schmitt M.N., Vihul L. Respect for sovereignty in cyberspace // Texas law review. 2017. Vol. 95. Issue 7. P. 1639-1670.
4. Tallinn manual 2.0 on international law applicable to cyber operations / ed. by M.N. Schmitt, L. Vihul. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. 638 p.
5. Моисеев АА. Суверенитет государства в международном праве: учебное пособие. М.: Восток-Запад, 2009. 384 с.
6. Толстых В.Л. Государство в историческом и международно-правовом контексте // Московский журнал международного права. 2017. № 2 (106). С. 18-28.
7. Морозова Л.А.. Современное прочтение теории государственного суверенитета // Государство и право. 2017. № 2. С. 53-59. П
8. Красиков Д.В. Территориальный суверенитет и делимитация юрисдикций в к киберпространстве // Государство и право в новой информационной реальности: £ сборник научных трудов. Сер.: Правоведение / отв. ред. Е.В. Алферова, Д.А. Ловцов. о М.: Институт научной информации по общественным наукам РАН, 2018. С. 99-111. к
9. Бекяшев КА.. Международное публичное право: учебник. М.: Проспект, 2019. Г 1048 с. у
п
References Н
1. Corn G.P., Taylor R. Sovereignty in the age of cyber // American journal of interna- g tional law unbound. New York, 2017. Vol. 111. P. 207-212. ю
TS
2. Schmitt M.N., Vihul L. Sovereignty in cyberspace: lex lata vel non? // American и journal of international law unbound. New York, 2017. Vol. 111. P. 213-218. К
3. Schmitt M.N., Vihul L. Respect for sovereignty in cyberspace // Texas law review. g 2017. Vol. 95. Issue 7. P. 1639-1670. |
4. Tallinn manual 2.0 on international law applicable to cyber operations / ed. by | M.N. Schmitt, L. Vihul. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. 638 p. U
5. Moiseev A.A. State Sovereignty in International Law: A Training Manual. M.: East- 5 West, 2009. 384 p. 1
6. Tolstikh V.L. The State in a Historical and International Legal Context // Moscow -2 Journal of International Law. 2017. No.2 (106). P. 18-28. 2
7. Morozova L.A. A Modern Reading of the Theory of State Sovereignty // State and ° Law. 2017. No. 2. P. 53-59.
8. Krasikov D.V. Territorial Sovereignty and Delimitation of Jurisdictions in Cyberspace // State and Law in the New Communicatory Reality: collection of scientific researches. Series «Jurisprudence» / resp. ed. E.V. Alferova, D.A. Lovtzov. M.: Institute of Scientific Information on Social Sciences of the Russian Academy of Sciences, 2018. P. 99-111.
9. Bekyashev K.A. International Public Law: A Textbook. M.: Prospect, 2019. 1048 p. Ц3
