CC BY
17
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 340.113 Т. В. Амосова
кандидат филологических наук, доцент,
заведующая кафедрой общегуманитарных и социально-экономических дисциплин Иркутского юридического института (филиала) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации; e-maiL: [email protected]
ПРИНЦИП ПРАВОВОЙ ОПРЕДЕЛЕННОСТИ В ЗЕРКАЛЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРЫ
В статье предпринята попытка рассмотрения юридического принципа правовой определенности через призму лингвокультурологического анализа. Данный принцип изначально сформировался в рамках англоамериканского права и в современных условиях приобрел статус глобального принципа права. В статье устанавливаются этапы формирования правовой определенности в англоязычной лингвокультуре и рассматриваются его основные аспекты в лингвистическом отражении.
Ключевые слова: лингвокультурологический анализ; коды культуры; правовая определенность; терминология общего права; правосудие; справедливость.
Е. М. Amosova
Ph. D. (Philology), Associate Professor, Head of the Department of Humanitarian and Socio-Economic Disciplines, Irkutsk Law Institute (branch) of the Academy of General Prosecutor's Office of the Russian Federation; e-mail: [email protected]
LEGAL CERTAINTY IN THE MIRROR OF LINGUOCULTURE
The articLe attempts to examine the principLe of LegaL certainty through the prism of linguoculturological analysis. The said principle originaHy developed in the framework of Anglo-American law has acquired the status of a global principle of Law. The articLe sets out the main stages of LegaL certainty formation in the EngLish-speaking cuLture and discusses its main aspects in the Linguistic refLection.
Key words: linguoculturological study; cultural sphere concept; legal certainty; common Law terms; justice.
Глобализация как объективное явление отражает бурный рост взаимосвязей человечества и процесс появления общих черт, в том
числе в социокультурной и политико-экономической сферах. Инструментально унификация во многом достигается посредством права. К общепризнанным понятиям, которые в настоящее время составляют неотъемлемую часть как международного, так и «хорошего» национального права, относят принцип правовой определенности. Рассматриваемый принцип права является глобальным, но он не постулируется, принимается как данность, а его толкование через совокупность компонентов (равенство граждан перед законом, нормативность и качество права, доступность и понятность и др.) не столько говорит о том, что представляет собой правовая определенность, сколько то, чем она не является.
Глобализацию права отличает скорость и всеобъемлемость внедрения институтов, принципов, стандартов, норм в юридическую структуру субъектов глобализации. Под влиянием процессов глобализации и доктрины глобализма происходит интенсивный пересмотр понятийного инструментария права. Несмотря на то, что многие правовые категории, понятия, принципы, такие как господство (верховенство) права, права человека, правовое государство и т. д. претендуют на универсальность, имплементированы в национальные правовые системы и не оспариваются, представляется, что этот процесс настоятельно требует учета культурных особенностей его субъектов.
Правовая определенность как понятие имеет много граней. В юридической плоскости принцип правовой определенности, распространяя свое действие как на материальное, так и на процессуальное право, имеет значение фундаментального качества правовой системы - один из аспектов верховенства права, концепция которого вобрала в себя требования правосудия и справедливости [Амосова 2016].
«Правовая определенность» как языковой знак
С семиотической и лингвокультурологической точек зрения термин «правовая определенность» является языковым знаком. Содержание любого знака - это, как известно, «единица культуры», поскольку интерпретация означаемого протекает в рамках культуры [Эко 1998; Umberto 1976] на основе заложенного в ней кода. Коды в языке понимаются как открытая система семантически подвижных знаков [North 1990]. Язык как один из важнейших механизмов кодирования и трансляции культуры позволяет человеку идентифицировать смыслы в первую очередь.
В процессе языкового кодирования из информационного континуума отбирается информация, наиболее значимая для представителей того или иного этноса [Алифиренко 2002]. Эта информация в виде отдельных составляющих мыслей, образов, переживаний и т. п. осознается человеком, когда она постфактум открывается ему благодаря рефлексии. Причем каждое такое переживание уникально за счет мобилизации смысловых и аффективных ресурсов нового контекста [Смирнова 2015].
Согласно другой точке зрения, есть определенная совокупность социальных действий (и внутренних, и внешних), которые совершаются автоматически. Обоснование этой теоретической позиции принадлежит А. Шюцу, который творчески развил феноменологический метод Э. Гуссерля применительно к анализу социальной деятельности. Оперировать социальными действиями (и их субъективными составляющими) позволяют такие концептуальные инструменты, как феноменологические типы - устойчивые смысловые конфигурации, которые сложились эмпирически в синтезе пластов социального опыта. Они представляют собой когнитивные паттерны мышления, действия и социальной организации [Смирнова 2015].
В повседневной жизни люди чаще всего прибегают к подобным культурно обусловленным устойчивым образцам социального мышления и действия. Они позволяют себе полагаться на некую стабильность сложившегося мира и задают его онтологические рамки. Социально санкционированные рецепты того, как следует действовать, содержатся прежде всего в языке (грамматическом строе, стиле, парадигматике, фразеологизмах, прецедентных текстах и т. д.), искусстве, религиозных практиках.
В культурологическом смысле это означает, что часто то, что кажется само собой разумеющимся представителям одной культуры, не воспринимается как образец для решения рутинных задач представителями другой. Legal certainty как языковой знак обладает высокой степенью культурной маркированности, обусловленной особенностями интеллектуального развития людей, представляющих собой единую нацию, под влиянием уникальных факторов эволюции этноса.
Исторический аспект принципа правовой определенности
Принцип правовой определенности как понятие общего (англоамериканского) права часто отождествляется с фундаментальным
конституционным (в английском смысле этого слова) принципом верховенства права - the Rule of Law.
Принцип правовой определенности укоренен в англо-американском представлении о праве как о форме социальной игры по правилам. Благодаря достижениям социальной феноменологии известно, что опыт как синтез знания и переживания является главным фактором смыслообразующей деятельности человека. Первоначально именно в опыте происходит седиментация (осаждение), а затем и фиксация в языке социальных значений. Английское право, являющееся основой для всей семьи общего (англо-американского права), имеет длительную восьмисотлетнюю историю, и становление английского права - это и хронологически, и сущностно во многом становление английского национального характера, британской культуры.
Универсальным принципом формирования любой культуры, по мнению И. В. Зыковой, является этапность: от архетипического осмысления действительности через мифологическое, религиозное и философское к научному [Зыкова 2009]. В свернутой форме архетипов, как известно, сохраняются и передаются первичные способы схематизации, обобщения, систематизации человеческого опыта. Юнг, рассуждая о формировании языковых знаков, писал: «Формами придания смысла нам служат исторически возникшие категории, восходящие к туманной древности» [Юнг 2006, с. 101].
Архетипы, в свою очередь, «отливаются» в мифах, тайных учениях, фиксируются лексическими и фразеологическими единицами, их значение передается посредством знаков и символов, отсылающих к культурной информации прошлых эпох. Так, по словам известных исследователей англосаксонской повседневности М. и Ч. Квеннелов, вепрь вспахал клыками и рылом поля практически всех известных англосаксонских битв [Games and Pastimes of the Anglo-Saxons]. Обладание ястребами и соколами, обученными для охоты, говорили о богатстве, силе, независимости лорда - их хозяина [Словарь значений символов]. Трофеи и добыча символизировали мощь нарождающейся власти [Янушкевич 2008].
Англосаксонский (в значении цивилизационного типа) правовой этатизм начал формироваться еще в донорманнский период в VII-XI вв. [Blair 2009]. Дохристианская «философия» англосаксов превозносила физическое мужество, силу, независимость, надменность, преданность
своему королю [Карыпкина 2011], и при отсутствии ценностей морального порядка очевидным образом необходимо было установление неких правил, обеспечивающих определенную предсказуемость и стабильность в крайне небезопасной окружающей действительности.
Это нашло свое отражение в дискурсе повседневности, прежде всего охоты - одного из самых древних примеров означивания информации, обеспечивающей выживание человека. В результате чреватой смертельной опасностью борьбы охотника с дикой природой складывалась определенная когнитивная система этих взаимоотношений, система правил. Охота и ее символика, как убедительно показала И. Ф. Янушкевич, являлась неотъемлемой частью повседневной жизни англосаксов [Янушкевич 2008].
В первую очередь охота как challenge (поединок-состязание) давала возможность удовлетворять жизненно важные потребности и развивала полезные в военных действиях навыки. Кроме того, охота как game (игра-состязание) скрашивала скуку и однообразие военной кампании. Само слово game означало дичь, добычу, охотничий трофей. Показательно, что существительному game как единице социально-культурного смысла в современном английском языке соответствует sport:
Game
A form of competitive activity or sport played according to rules [Oxford Dictionaries].
Форма состязательной деятельности или спортивного соревнования, которые проводятся в соответствии с правилами.
Sport
An activity involving physical exertion and skill in which an individual or team competes against another or others for entertainment.
Success or pleasure derived from an activity such as hunting or fishing [Oxford Dictionaries].
Деятельность, связанная с физическими усилиями и навыками, в рамках которой индивид или команда соревнуются друг с другом ради развлечения.
Успех или удовольствие, получаемое от таких видов деятельности, как охота или рыбалка.
Не случайно в известном стихотворении Р. Киплинга «Норманн и сакс», посвященном формированию английского национального
характера, умирающий норманн - сподвижник Вильгельма Завоевателя - характеризует саксов следующим образом:
They'll drink every hour of Они пьют целый день, брако-
the daylight and poach every hour ньерствуют ночью. of the dark.
It's the sport not the rabbits Так они развлекаются, не за
they're after (we've plenty of зайцем гоняются (дичи хватает
game in the park). в лесу) (перевод Т. В. Амосовой).
Кроме того, норманн советует наследнику внимательно и терпеливо «хоть целый день», «даже если он собрался на охоту», выслушивать пришедших к нему с жалобой саксов: «...even when you want to go hunting, hear 'em out if it takes you all day».
Равенство перед судом как основа правовой определенности
Justice - правосудие - употребляется в английском языке как в значении «справедливость», так и в значении «правосудие». Первое созвучно тому, как понимали римские юристы римско-правовую категорию iustitia. Они видели в справедливости онтологическую и аксиологическую основу права, а само право - ius - считали целенаправленным движением к справедливости. Justice в значении «правосудие» соответствует опять же римской трактовке «iustitia». Правосудие - это постоянная и неизменная воля вменять каждому свое предписание - ius [Аксенова 2010.].
В преддверии Норманской эпохи система правосудия сформировалась в Англии в виде судов графств - shire court, которые считаются важнейшим наследием англосаксонской эпохи и прообразом королевских судов Плантагенетов. Также сформировалось представление о мире (в смысле социальной стабильности, безопасности подданных в виде нормативной определенности и предсказуемости) в государстве как об обязанности и праве короля поддерживать этот мир, когда судебное рассмотрение наиболее тяжких преступлений перешло под юрисдикцию короны [Blair 2009].
В данном случае «нормативный», «норма» соответствуют совокупности значений слова rule «правило поведения», «моральный кодекс», «правление», «сформулировать правовую норму»:
1.1. One of a set of explicit or understood regulations or principles governing conduct or procedure within a particular area of activity:
'those who did break the rules would be dealt with swiftly'.
1.2. A code of practice and discipline for a religious order or community:
'the Rule of St Benedict'.
1.3. Control of or dominion over an area or people:
'the revolution brought an end to British rule'.
1.4. The normal or customary state of things:
'such accidents are the exception rather than the rule'.
1.5. A strip of wood or other rigid material used for measuring length or marking straight lines; a ruler.
2. Pronounce authoritatively and legally to be the case:
'an industrial tribunal ruled that he was unfairly dismissed from his job' [18].
Одно из явно заданных и осознаваемых предписаний или принципов, которые руководят ведением дел или процессом в определенной сфере деятельности:
«В отношении нарушителей немедленно принимались меры».
Моральные нормы поведения для религиозного ордена, общины или другого сообщества
«Кодекс Святого Бенедикта».
Контроль или власть над территорией либо народом:
«Революция положила конец британскому правлению».
Нормальное либо привычное положение дел:
«Эти несчастные случаи скорее исключение из правил».
Пластина из дерева или любого жесткого материала для измерения длины или проведения прямых линий, линейка.
Сформулировать правовую норму в рамках решения по делу:
«Суд в сфере производственных отношений вынес решение незаконности увольнения».
В Норманнскую эпоху и, позднее в период Средневековья английское право сложилось как система в результате правотворческой деятельности судей, которые вырабатывали юридические правила, нормы права (rules), что называется «от дела к делу» case by case. Англосаксонский судебный процесс продолжал развиваться в духе
неукоснительного следования установленным процессуальным правилам и установленной процедуре, обеспечивающим равенство перед законом в лице судьи и определенность в юридическом смысле слова в состязании процессуальных противников.
Судья выполняет функции беспристрастного арбитра, оценивающего представленные сторонами доказательства, не вмешиваясь активно в процесс установления обстоятельств дел. В конце XIX в. английский судья и ученый Стефен писал: «Совесть судьи не знает уступок, она должна отвлечься от всяких слабостей, присущих природе человеческой, как от свойств ее не только чуждых, но и вполне недопустимых, в ней нет благодушия, она сурова и бесчувственна. Она живет только потому, что наблюдает, рассуждает и решает, но во всех других отношениях жизнь ее не отличается от жизни жабы в куске мрамора» [Сергеич 1987].
Дух общего (англоамериканского) права явно не оставляет места для поиска истины, который является целью в рамках романо-германского судебного процесса; стремления закрепить с его помощью определенные содержательные ценности [Головко 2012].
Абсолютной ценностью является сам процесс как договор публично-правового характера, как «честная игра» - fair play, инструмент защиты права в субъективном смысле. Соответственно справедливое судебное разбирательство (fair trial) есть буквально состязание с целью выиграть (win). Процессуальная борьба англоамериканского судебного процесса склоняет чашу весов в пользу одной из сторон под (буквально) преобладающей тяжестью, представленных победившей стороной доказательств (preponderance of evidence) в гражданском процессе, в уголовном - доказанностью вины подсудимого вне всякого разумного сомнения (beyond a reasonable doubt), а не установлением его виновности.
Торжество и правосудия, и справедливости британцы и американцы по-прежнему видят в свято соблюдаемых процессуальных правилах, судебной процедуре. В этой связи стороны, например, не могут ни при каких обстоятельствах потребовать пересмотра окончательного и обязывающего судебного решения в целях проведения повторного рассмотрения дела по существу и вынесения нового решения. Данный принцип res iudicata также является проявлением правовой определенности в процессуальной плоскости.
С англосаксонской точки зрения только соблюдение правил (rules) всеми субъектами может обеспечить юридическую предсказуемость разрешения любого спора, конфликта, возможность защиты нарушенного права. В такой предсказуемости судебного процесса и проявляется его правовая определенность.
Нормативная определенность права: понятность и доступность
Правовая определенность с точки зрения ясности, понятности того, как можно, должно или запрещено действовать в странах общего права нередко отождествляется с фундаментальным принципом верховенства права [Epstein 2016; Lanneau 2016]. Rule of law соответственно можно перевести и как правовая норма, и как верховенство права. Правовая определенность в смысле возможности осознавать и предвидеть последствия своих действий, поступков в юридической плоскости, в сфере правоотношений проявляется в четком, конкретном, непротиворечивом изложении правовой нормы:
Nobody today on any side of the political spectrum opposes the rule of law. And for good reason. At a minimum, the rule of law carries with it the idea that legal rules should be certain, so that individuals will not be left at sea as to their legal obligations [Epstein 2016, c. 583].
Linguistic coherence is a minimum condition for the rule of law. <. .> Rightly understood, the rule of law carries more meat on its bones than an appeal to legal certainty [Epstein 2016, c. 584].
На сегодняшний день никто, независимо от политических взглядов, не выступает против верховенства права. И это разумно. Как минимум, принцип верховенства права воплощает идею о том, что правовые нормы должны быть определенными для того, чтобы люди осознавали свои юридические обязательства.
Лингвистическая связность -минимальное условие для реализации принципа верховенства права. <.. .> Правильно понятый принцип верховенства права несет в себе больше смысла, нежели просто апелляция к правовой определенности.
В рамках романо-германской правовой семьи право и закон практически отождествляются. Требование правовой определенности
и означает определенность закона, законодательства. В правовой определенности законодательства выделяют логический (применение логических законов и норм), юридический, лингвистический (соблюдение правил грамматики, семантики, синтаксиса) аспекты. К юридическому аспекту правовой определенности относят некий вариант регуляции общественных отношений, определенную модель эталонного поведения граждан и деятельности государства, а также иных субъектов права. В норме права допускается, хотя и не приветствуется, конструктивная неопределенность (например, злоупотребление формулировками типа «как правило», «обычно») [Нарутто 2015]. Вместе с тем детализация, конкретизация сообразно конкретным обстоятельствам по определению невозможна.
С лингвистической точки зрения нормы российского права не диктуют, а, скорее, постулируют, устанавливают пределы действий субъектов и грамматически и лексически. В качестве типичного примера приведем ст. 21 Уголовно-процессуального кодекса РФ «Обязанность осуществления уголовного преследования», в которой обязанность осуществлять уголовное преследование от имени государства вербализована при помощи глаголов в форме настоящего времени изъявительного наклонения: осуществляют, принимают меры, уполномочены. Сами пределы предусмотрены, установлены законом:
«1. Уголовное преследование от имени государства по уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляют прокурор, а также следователь и дознаватель.
2. В каждом случае обнаружения признаков преступления прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель принимают предусмотренные настоящим Кодексом меры по установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступления.
3. Руководитель следственного органа, следователь, а также, с согласия прокурора, дознаватель в случаях, предусмотренных частью четвертой статьи 20 настоящего Кодекса, уполномочены осуществлять уголовное преследование по уголовным делам независимо от волеизъявления потерпевшего» (ст. 21 Уголовно-процессуального кодекса РФ).
Англоамериканская правовая норма (rule) не содержит такого рода ограничений. Широким усмотрением наделен сам прокурор. Ср.:
It has never been the rule that a prosecution will automatically take place once the evidential stage is met. A prosecution will usually take place unless the prosecutor is satisfied that there are public interest factors tending against prosecution which outweigh those tending in favour [21].
Решение об уголовном преследовании не принималось и не принимается автоматически, даже если доказательства позволяют передать дело в суд. Прокурор передает дело в суд только в том случае, если он приходит к выводу о том, что данное уголовное преследование служит интересам общества.
В отличие от подхода, принятого в романо-германской правовой семье, англоамериканская норма rule задает модель поведения, диктует в лингвистическом смысле слова, что следует делать субъекту:
When deciding whether there is sufficient evidence to prosecute, prosecutors should ask themselves the following [21]:
Can the evidence be used in court? Prosecutors should consider whether there is any question over the admissibility of certain evidence. In doing so, prosecutors should assess: a) the likelihood of that evidence being held as inadmissible by the court; and b) the importance of that evidence in relation to the evidence as a whole [21].
In every case where there is sufficient evidence to justify a prosecution, prosecutors must go on to consider whether a prosecution is required in the public interest.
Принимая решение о достаточности доказательств для уголовного преследования, прокурорам следует задать себе следующие вопросы:
Можно ли предъявлять суду данные доказательства? Прокурорам следует оценить вероятность недопустимости определенных доказательств. В процессе изучения доказательств прокуроры должны оценить: а) вероятность того, что суд примет решение о неприемлемости того или иного из доказательств; б) значимость отдельно взятого доказательства по отношению ко всей совокупности доказательств по делу.
В каждом случае установления достаточности доказательств прокуроры должны продолжить рассмотрение дела с целью установить, соответствует ли уголовное преследование интересам общества.
Требование правовой определенности правовой нормы в странах общего права наиболее явно выражено в доктрине void for vagueness («ничтожность вследствие неопределенности»). Лингвистическая неопределенность нормативного акта в том случае, если он изложен нечетко в юридическом смысле, влечет его ничтожность. Возвращаясь к правой определенности в рамках судебного процесса, необходимо отметить, что доктрина void for vagueness рассматривается как элемент надлежащей правовой процедуры в рамках англосаксонской правовой семьи.
Таким образом, автономность культуры, уникальность ее ментально-духовного наследия ярко проявляется в сфере права, которое не может развиваться в рамках унифицированного культурного пространства и отвечать потребностям любой культуры даже в глобальном мире. Масштабные заимствования понятий и терминов англоамериканского права в правовую систему России в постсоветский период, как известно, были связаны с существенными рисками и порождали проблемы, часть которых не решена до сих пор. Появились новые проблемы и вызовы, порожденные процессом глобализации права. Исследование и описание англоязычных юридических терминов как системы языковых знаков - носителей культурных смыслов, позволяет приблизиться к пониманию семиотических оснований данных англоязычных культур и таким образом содействовать адекватной оценке последствий имплементации этих терминов и стоящих за ними понятий в национальную правовую систему.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аксенова О. В. Римско-правовая категория iustitia: историко-лингвистическое
осмысление // История государства и права. 2010. № 21. С. 9-13. Алифиренко Н. Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка познания
и культуры. М. : Academia, 2002. 392 с. Амосова Т. В. Юридическая терминология как культурный код англосаксонской цивилизации // Лингвокультурологические исследования: Язык лингвокультурологии: теория vs. эмпирия / отв. ред. М. Л. Ковшова. М. : ЛЕНАНД, 2016. С. 164-168. Головко Л. В. Теоретические основы модернизации учения о «материальной истине в уголовном процессе // Библиотека криминалиста. 2012. № 4 (5). С. 65-87.
Зыкова И. В. Культура и интеллект: к вопросу о разнообразии культур // Вестник Московского университета. 2009. № 3. С. 100-111. (Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация.)
Карыпкина Ю. Н. Историко-филологический анализ христианской прозы англосаксов X-XI веков // Magister Dixit. 2011. № 2. С. 180-187.
Нарутто С. В. К вопросу о правовой определенности законодательства // Актуальные проблемы российского права. 2015. № 11 (60). С. 9-17.
Сергеич П. Искусство речи в суде. М. : Прогресс, 1987. 249 с.
Словарь значений символов. URL : http://slovo.yaxy.ru/67.html
Смирнова Н. М. Творчество как процесс созидания новых культурных смыслов Философия творчества : материалы Всероссийской научной конференции, 8-9 апреля 2015 г., Институт философии РАН, г. Москва / под ред. Н. М. Смирновой, А. Ю. Алексеева. М. : Интелл, 2015. 476 с.
Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб. : Петрополис, 1998. 430 с.
Юнг К. Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К. Г., Фуко М. Матрица безумия. М. : ЭКСМО Алгоритм, 2006. С. 75-110.
Янушкевич И. Ф. Лингвосемиотика повседневной жизни англосаксонского социума // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. 2008. № 50. С. 71-78.
Blair J. The Anglo-Saxon Period // The Oxford Illustrated History of Britain. Oxford University Press, 2009. P. 52-103.
Epstein R. A. Decline of the Rule of Law // Harvard Journal of Law & Public Policy. 2016. Vol. 39, Issue 3. P. 583-623.
Eco Umberto. A Theory of Semiotics. Bloomington and Indiana University Press, 1976. P. 72.
Games and Pastimes of the Anglo-Saxons. URL : http://octavia.net/games-and-pastimes-of-the-anglo-saxons
Oxford Dictionaries. URL : https://en.oxforddictionaries.com/definition/game.
North W. Handbook of semiotics. Bloomington and Indianopolis. Indiana University Press, 1990. 756 p.
Régis Lanneau. What is legal certainty? A Theoretical Essay // Legal Certainty in Real Estate Transactions: A Comparison of England and France Bertrand du Marais and David Marrani (eds.). 2016. P. 23-36.
The Code for Crown Prosecutors. URL : www.cps.gov.uk/publications/ code_for_crown_prosecutors/
