CC BY
15
УДК 14
Н. М. НИКОЛЛЕНКО
Омский государственный институт сервиса
ПРИНЦИП КОСМИЗМА
КАК СМЫСЛООБРАЗУЮЩИЙ ФАКТОР
РУССКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ_
В статье обосновывается тезис о том, что свойственная архаичному соз-нанию русского человека идея о живом единстве человека, человечества и Вселенной со временем не утратила своей смысложизненной значимости и стала характерной чертой национальной ментальности.
В основе принципа космизма лежит идея живого единства человека, человечества и Вселенной. Она органично связана со всей нашей духовностью и пронизывает все мировоззрение: от обыденных представлений о смысле и целях жизни и деятельности до философского освоения действительности через систему понятий и категорий.
Своими корнями космическое умонастроение уходит в мифологическое сознание наших предков. Древнерусской мифологии свойственны все характерные черты архаического мировоззрения, но при всей схожести с мифами других народов мифологическое мировоззрение русского народа имело ряд особенностей, сыгравших не последнюю роль в том, что идея космизма стала доминировать в русском самосознании. Эти особенности наиболее четко проявляются в представлениях об устройстве мироздания, космогонических мифах и мифологии человека.
Важнейший элемент мифологической картины мира — пространство, основные свойства которого задаются семантикой самого слова "пространство". В языках многих народов мира оно имеет два противоположных смысла: "развертывание, распространение" и "разрезание, очерчивание". Архаическое сознание придавало особое значение последнему. Культурный мир возникает через выделение пространства из хаоса и сохраняет свое существование посредством отделения себя от хаоса пространством. Мифопоэтическое пространство — это фрагментарная совокупность заполненных вещами и событиями мест, со своим центром, периферией и границами.
В древнерусской мифологии представления о пространстве претерпевают некоторые изменения. Русское слово "пространство", в отличие от большинства его иностранных параллелей, взывает к таким близким друг другу смыслам, как "вширь", "вовне", "открытость", "воля" и тем самым обозначает не столько нечто отдельное, сколько широкое, развертывающееся вовне, свободное и безграничное. Это, конечно, не означает, что границ нет вообще. Но они теряют жесткость и непроницаемость, становятся подвижными и прозрачными. Кроме того, у пространства с "вечно убегающими вдаль" границами нет и четко фиксированного центра. В качестве центра в мифологии наших предков фигурирует не только сакральное место, где когда-то совершился акт творения, но и тот участок пространства, в котором совершается новый акт "творения" (приобщение героем неорганизованного хаоса к организованному пространству). Примечательно, что и жилище у восточных славян имело два центра: печь и передний угол. Эти и другие, о которых будет сказано ниже, особенности древнесла-вянских мифологических представлений о простран-
стве были тесно связаны с особенностями пространства реального, ставшего для восточной ветви индоевропейцев новым домом, и того образа жизни, который они на нем вынуждены были вести.
"Необъятность русской земли, отсутствие границ и пределов выразилось в с троении русской души. Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта"1. Так поэтично выразил суть народной психологии Н. А. Бердяев. И действительно, по мере продвижения па восток славянским переселенцам открывалась обширная равнина, протянувшаяся от Белого моря до Черного, от Балтийского до Каспийского. Ее ландшафт не отличался заметными возвышениями и резкими переходами, наоборот, убаюкивал "мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью, даже робостью тонов и красок"2. Все это рождало у будущих русичей ощущение вечности, покоя, однообразия. Однако внешнее, равнинное спокойствие оказалось достаточно обманчивым. Расширение жизненного пространства на Русской равнине проходило в беспрестанном преодолении и одолении не только дистанций "огромного размера", но и разнообразия природных зон и изменчивости климатических условий, резко контрастировавших с ландшафтной монотонностью. Таким образом, сама природа "заставляла" видеть в единстве многообразие, в поверхностной, кажущейся эклектике — внутреннюю гармонию.
Великая равнина оказала влияние и на общественную организацию древних славян. По свидетельству летописцев и мнению ряда отечественных историков, славяне были народом оседлым, но вместе с тем "легким на подъем", часто переходившим с места на место. Имелось несколько причин такой непрочной оседлости. Это и истощение пахотных земель, и постоянные набеги кочевников, и желание, а главное, возможность членов племени, недовольных волей старейшины, принять "волю вольную", уйти на нетронутые земли. Последнее стимулировало быструю смену первоначальных кровнородственных отношений на общинные, основанные не на кровной связи, а на совместном жительстве на одних и тех же местах и общности хозяйских интересов. Общинный быт, сменивший узы крови на узы труда, настраивал на преимущественно мирные, невраждебные отношения с соседними племенами и народами, не на завоевание чужих, а на защиту своих земель, как писал С. М. Соловьев: "Однообразие природных форм исключает областные привязанности, ведет народонаселение к однообразным занятиям;однообразность занятий производит однообразие в обычаях, нравах, верованиях; одинаковость нравов, обычаев и верова-
ний исключает враждебные столкновения; одинакие потребности указывают одинакие средства к их удовлетворению"3 .
Культурно-хозяйственная толерантность славян нашла свое отражение в космологических представлениях об архитектонике пространства. В архаическом мировоззрении пространство имело вертикальную и горизонтальную организации. Вертикальное делилось по принципу "видимый мир — невидимый мир". Горизонтальное — по принципу "свое — чужое". Лингвистическая антонимичность членов этих пар поддерживалась ценностным противополаганием. "Невидимый мир" противопоставлялся "видимому миру" как сакральное профанному, а "свое" — "чужому" как благое злому. Для славянской космологии такие воззрения были справедливы только в отношении вертикальной пары. Бинарное отношение "свой —чужой" утрачивало абсолютную противоположность. "Чужой" мыслился как "не свой" ("пока не свой", "еще не свой"), что значительно смягчало его негативные характеристики. Такое толкование горизонтальной структуры в сочетании с признанием относительной пространственной безграничности вносило еще одно изменение во взглядах на свойства пространства, изменение с трудом вписывающееся в "логику" мифопоэтической мысли.
Мифологическое сознание считало важнейшими свойствами пространства развертывание и расширение. Развертывание осуществлялось в момент возникновения вселенной, в процессе становления и оформления ее составных частей; именно благодаря развертыванию мир обретал и свои пределы, и свое содержание. В актуальном пространстве способность к развертыванию угасает, становится лишь возможной, креативные силы сворачиваются и замирают в ожидании очередного космогонического цикла. Тому, что организовалось, свойственно расширение, под которым древние понимали не выход пространства за установившиеся рубежи, а приращение его содержания, появление в нем новых элементов, изъятых героем из хаоса. Все это можно обнаружить и в древнерусской пространственной модели. Однако в ней расширение подразумевает не только обогащение содержания, но и непрерывное постепенное количественное увеличение размеров пространства, изменение его границ, включение в культурный мир остатков хаоса. Причем такое расширение осуществляется как с помощью усилий героев, так и за счет внутренних потенций самого пространства. Это позволяет, с определенной долей условности, говорить об эволюционирующем пространстве в древнерусской космологии.
Для мифологического мировоззрения с его идеализацией прошлого, цикличной концепцией времени и истории, абсолютизацией выработанной системы ценностей представления о непрерывной эволюции не характерны. Их появление в древнерусском сознании тесно связано с особенностями жизни на просторах Русской равнины. Выше отмечалось, что великая равнина сочетала в себе однообразие земной поверхности с разнообразием природных зон. Переходя с места на место в вечном поиске лучших земель или лучшей жизни, ее жители неизменно встречали привычный, родной ландшафт, а потому — хотя и измененный, но узнаваемый окружающий мир. Создавалось впечатление, что пространство "бежит" впереди путешественников, гостеприимно раздвигая передними свои горизонты. Это нашло свое отражение в языке. Долгое время такие явления, как дом, семья, русская земля, весь населенный мир, вся система мироздания рассматривались в качестве сущностей одного уровня и
обозначались одним словом "вселенная", т.е. считались тем, куда можно вселиться.
Взгляд на мир как на вселенную обусловил и еще одну черту древнерусских воззрений на пространство, в принципе не являющуюся специфической и встречающуюся в других мифологиях. Но чтобы в полной мере прояснить основания для обретения космическим умонастроением статуса мировоззренческого принципа, отметить ее необходимо. Это — открытость пространства. Вертикальная организация мирового пространства многоэтажна, представляет собой сложное сооружение, состоящее из самостоятельных миров, отделенных друг от друга преградами и препятствиями. В то же время миры изолированы не полностью, они сообщаются между собой и не закрыты от человека, не отделены от него непроходимой 1ранью. Приложив определенные усилия, можно попасть на любой из его "этажей". Так что человек, хотя и связан крепкими узами с его ближайшей и надежной помощницей землей, имеет все шансы стать "жителем Мира".
Итак, в древнерусских космологических представлениях пространство обладает следующими характеристиками: относительной безграничностью, полицентризмом, относительной разнородностью горизонтальной организации, эволюционированием, открытостью.
В космогонических мифах описывается вся цепь возникновения вселенной, что предзадает как определение объектов, попадающих в сферу мифотворчества, так и объяснение их существования. Сфера космогонического чрезвычайно широка, включает в себя повествования о рождении богов и смене их поколений, становлении мировых устоев, возникновении природы, человека и общества. Теогонические воззрения славян мало чем отличаются от теогоний других древних народов, однако антропогонические мотивы привлекают внимание своей необычностью.
В большинстве мифолопгческих традиций происхождение человека описывается в мифах о первосу-ществе, из частей которого возникли видимый мир и его обитатели. Распространены представления о возникновении человека вместе с богами. Встречаются указания на то, что он родился из дерева, животного; был кем-то создан; наконец, люди просто существовали всегда, но о них никто не знал и лишь случайно кто-то их обнаружил. В древнерусском эпосе антро-погония сильно христианизирована, но в ней присутствуют и мифологические сюжеты. Среди них доминирует представление о происхождении людей от одного первопредка. Только своим прародителем русские люди считали не зверо- или человекоподобное существо, а Бога.
Родоначальником восточнославянского этноса считался Дажьбог4 . Наглядным примером тому служит "Слово о полку Игореве", в котором о русских людях говорится как о "дажьбожьих внуках". Представление о Дажьбоге как праотце пронизывает многочисленные ритуальные песни, колядки, заклинания. Несмотря на то, что архаическое сознание вкладывало в слова "дед", "отец", "мать", "дети", "внуки" не только генетическое, но и метафизическое и социальное содержание, в фольклорных источниках речь идет о кровнородственной связи между Дающим богом и его человеческими потомками. Полагание генетического родства богов и людей наложило сильный отпечаток на понимание жизненного пути человека и императивов отношений с представителями божественного мира.
Для народов Древнего Востока назначение человека заключалось в восстановлении нарушаемой си-
лами хаоса гармонии мира, приведении его в прежнее нормальное состояние, предзаданное космическим законом: китайским "дао", индийской "ритой", египетским "словом богов", месопотамской "волей Ану", иранским "артой". Выполнение возложенной на человека миссии требует познания Закона в себе и строгого следования ему. Любая самостоятельность, инициатива ведут к несчастью, повышению энтропии во вселенной. В свете этого отношения с богами, олицетворяющими силы порядка, мыслятся только как отношения подчинения, предполагающие безоговорочное послушание и безусловное служение. Наиболее категоричное выражение такие предписания получили в бхагаватгитской трактовке должного действия, исходящей из тезиса: "Всегда совершай без привязанности должное дело".
В архаическом сознании основателей западной культуры смысл человеческого бьггия связывался с переустройством мира, изменением его к лучшему. Такой ответ на вопрос "зачем?" появился не сразу, ему предшествовали изменения, происходившие в древнегреческих мифологических воззрениях в течение длительного времени. Для древних греков мир не всегда был Космосом. Перед первобытным сознанием доолимпийского периода он представал беспорядочным, нагроможденным, диспропорциональным и дисгармоничным. Воображение заселяло этот мир чудовищами, символизирующими непонятные и всемогущие силы природы. В таких условиях жизнь человека невозможна, для него просто нет места, потому в мифологии олимпийского периода появились новые божества, расправившиеся со страшилищами и преобразовавшие беспорядочный мир в космос, что помогло смертным одержать победу над природой. Однако боги-олимпийцы оказались слишком антропоморфными, и не столько внешне, сколько внутренне. Их постоянная зависть, соперничество, интриги нарушали гармонию мира, делали жизнь не очень "комфортабельной". Поэтому люди решают сами заняться очередным переустройством на иных, способствующих поддержанию должного порядка основаниях. За это дело берутся герои, чьи возможности оказыва ются сопоставимыми с возможностями богов. Непроходимая грань между божественным и человеческим стирается. На этом строятся и принципы отношения с богами: с ними можно заключать временные взаимовыгодные сделки, их можно использовать в своих интересах, с ними можно бороться. В результате складывается представление, что человек является центром мироздания, и все в мире должно быть подчинено ему.
Древние русичи не испытывали потребности в коренном преобразовании окружающего их мира, не стремились вернуть "все как было с самого начала". Их жизнь проходила в бесконечных хлопотах по налаживанию периодически нарушаемого кочевниками быта, наведению привычного порядка на новом месте. Поэтому космическая цель человеческого существования состояла в обустройстве вселенной, создании в ней "уюта", превращении ее в один большой общий "Дом". Нужно отдать должное нашим предкам, они отнюдь не считали, что такая цель будет легко достигнута, и были готовы к тяжким испытаниям, преодолению трудностей и большим жертвам. Великое дело требует общих усилий. Русский человек строил отношения с богами именно в этом русле. Это были отношения сотрудничества, основанные на принципе "учитель — ученик". Да и как могло случиться иначе, ведь населяющие мир боги — старшие родственники, более могущественные, более знающие, более опытные. Они должны обучить, помочь, поддержать.
Таким образом, в древнерусской мифологии стандартная для архаического сознания модель мира включала оригинальные, необычные для нее представления, стимулировавшие выход мысли за пределы мифопоэтической формы. Последнее обстоятельство определило судьбу мифологических воззрений в истории национальной ментальное™.
В культурах, отдавших ценностный приоритет творчеству и новаторству, поэтичное воображение достаточно быстро уступило место строгому рассудку, и миф был отправлен "на задворки" мировоззрения, стал играть в нем второстепенную, вспомогательную роль. В культурах, ориентировавшихся на традиционность, хмиф продолжительное время сохранял свою значимость и во многом определил содержание религиозных убеждений и философских взглядов.
В русской культуре, не отличавшейся ни стойкой традиционностью, ни ярко выраженной креативностью, миф постигла иная участь. Когда православие стало вытеснять его из мировоззренческого ядра, мифологическое мироотношение уже не могло создать достойной конкуренции, но еще не вступило в фазу самоотрицания. Выработанные мифологией представления о едином, гармонически целостном мире, обладающем силой самостоятельного эволюционирования, о сопричастности и единосущности ему человека, об особой роли последнего в деле мироустроения продолжали соответствовать укладу жизни и стилю мышления русского человека. Христианское вероучение лишило их мифологической формы, но обыденное сознание придало им статус принципа.
Сферой, давшей толчок развитию мировоззренческих потенций космического умонастроения и способствовавшей "созреванию" его как принципа, стало художественное творчество. В древнерусской литературе, произведениях большинства писателей, поэтов, музыкантов, художников языком искусства воспевалась гармония божественного и мирского, утверждалась неразрывная взаимосвязь человека и мира, абсолютного и человеческого, трансцендентного и имманентного.
Космический взгляд на мир сыграл свою роль и в православном вероучении. Принцип космизма стал для отечественного богословия тем средством, которое помогло преодолеть затруднения в спекулятивных размышлениях, возникшие в связи с формальным отречением русской церкви от Византии. Приня тие принципа космизма, по мнению В.В.Зень-ковского, позволило религиозной космологии избежать двух крайностей в трактовке отношений между Богом и миром: признания поглощения мира Богом или исключения Бога из жизни мира после акта творения. В русском богословии утверждается относительная самостоятельность тварного бытия, способного к внутренней эволюции. "Жизнь мира, — пишет В.В.Зеньковский, — есть поэтому сочетание творческих усилий "снизу" с тем, что руководит этой жизнью свыше"5 . Эти воззрения, в свою очередь, способствовали сохранению в русской религиозности гуманистического пафоса святоотеческих учений и придали особенный колорит толкованию духовно-практического отношения человека к миру.
После ожесточенных христологических споров отцы византийской церкви пришли к стойкому убеждению в том, "что вера в Христа, как Спасителя, предполагает исповедание в Нем и полноты Божества и полноты человечества. Ибо только в таком случае в Христе действительно совершилось великое воссоединение Бога и человека и открылся путь к "обоже-нию", в котором отцы видели и смысл и цель челове-
ческого существования"1'. Однако, считая Христа богочеловеком, примером осуществленного человеческого призвания и назначения, византийское богословие так и не признало за греховной человеческой природой способности к самостоятельному самосовершенствованию. Человек может достичь "обоже-ния" только соучастием в страданиях Христа, путем аскезы. Раннехристианский аскетизм требовал от верующего "подвига" отшельничества или монашества — отречения от поврежденного грехопадением мира и презрения плоти. Русская православная традиция восприняла идеи богочеловечества и аскезы, но последнюю истолковала несколько иначе. Русский аскетизм исходил из того, что наличие жестокости, страданий и уродства в мире не уничтожает его изначальную наполненность небесной правдой и красотой. Поэтому самосовершенствование заключается не в гнушении миром, а в способности за бытий-ственными разворотами зла увидеть пронизывающий и озаряющий собой все божественный свет. Любовь к миру как творению Божьему и непоколебимая вера в грядущее преображение жизни силой Божьей — вот что истинно ведет к освобождению от плена мирской суеты и исполнению уготованной богом участи.
Тема космичности оказалась настолько характерной для национальной ментальное™, что ее проявления обнаруживаются во всех областях духовной жизни общества. Так, с середины XIX века Космос становится не столько художественным образом, сколько объектом научных и философских построений, а космическое умонастроение обретает статус
теоретической доктрины. Знаковость космизма для русской культуры, многогранность творчества отечественных мыслителей, полиативность подходов в философии, науке и искусстве к решению проблемы связи человека с Космосом позволяют говорить о принципе космизма как смыслообразующем факторе национальной ментальности.
Примечания
1 Бердяев Н. А. Истоки и смысл руского коммунизма. М., 1990. С.8.
'Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 1. М„ 1993. С.56.
3 Соловьев С. М. Соч. В 18 кн. Кн.1. Т. 1-2. История России с древнейших времен. М.г 1993. С. 14.
4 В всточнославяиской мифологии Дажьбог (Даждьбог, Даж-ба, Дашуба) считался подателем всяческих благ: солнца, тепла, света, движения, богатства, счастья, благополучия, а также богом, охраняющим свой род.
5 Зеньковский В.В. Основы христианской метафизики. М., 1992. С.209.
ьФлоровскийГ.В. Восточные отцы V-VIII веков. М„ 1992. С.6.
НИКОЛАЕНКО Наталья Михайловна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии и социально-гуманитарных дисциплин.
Дата поступления статьи в редакцию: 26.10.2006 г. © Николаенко Н.М.
УДК 74 04(2) 7 Н 154 Ю. НАВОЙЧИК
Омский государственный педагогический университет
ФАКТОРЫ СТАНОВЛЕНИЯ ДУХОВНОСТИ В ПРОЦЕССЕ ОБРАЗОВАНИЯ_
В статье рассматривается проблема становления духовности как высшего качества личности во взаимосвязи субъективных, индивидуальных — автономность, свобода, творчество и объективных — природа, религия, искусство - факторов. Тема духовности в философии образования достаточно актуальна. Нами предложен целостный подход к ее изучению. В данной статье основное внимание уделяется факторам, определяющим становление духовности отдельного индивида в процессе образования, вне исторического контекста.
Духовный мир современного человека формируется под воздействием большого количества противоречивых факторов: научная картина мира, усвоенная в школе, сочетается в нем с ненаучными — мистическими, эзотерическими и другими. В эпоху постмодерна не только увеличивается объем информации, воздействующей на нас, но усложняются способы ее обработки. Соответственно, возможности человека в образовательной области, с одной стороны возрастают, с другой стороны затрудняется его внутренняя ценностно-смысловая деятельность. Гармоничное развитие человека, его целостное миропонимание, неотъемлемо связано с присвоением и преобразованием культурных ценностей в научной,
эстетической, этической и религиозной области культуры. При однобоком развитии в одном направлении всестороннее развитие затрудняется. Центром, смысловым ядром культуры, способным объединить все ее сферы, является ее духовная составляющая: мы включаем в нее мировоззренческие идеи, жизненные смыслы, ценности, присвоение которых происходит в процессе образования.
Духовность — высшее качество человеческой личности, которое обеспечивает ее поступательное движение в образовательной сфере, содержит интен-циональность и всегда устремлено к трансцендентному. Каждый индивид наделен возможностью развития духовности, но не всегда субъективные (личные)
