ПРИМЕНЕНИЕ ГЛЮКОКОРТИКОИДОВ ВО ВРЕМЯ БЕРЕМЕННОСТИ
Мельниченко Г.А., Семичева Т.В., Фадеев В.В., Чеботникова Т.В.
ФГУ Эндокринологический научный центр Росмедтехнологий (дир. — академик РАН и РАМН И.И. Дедов)
Применение глюкокортикоидов во время беременности (кортикостероидов, глюкокортикостероидов — ГКС) до сих пор является одним из самых неоднозначных вопросов акушерской практики. Исторически назначение ГКС — компенсация надпочечниковой недостаточности. Однако многостороннее влияние ГКС на метаболизм стало основанием для поиска новых терапевтических возможностей глюкокортикоидов.
Историческая справка
В клинической практике экстракты коры надпочечников в виде подкожных инъекций были впервые с успехом применены в 1930 г. F.A. Hartman. В России в 40-х годах XX века экстракт коры надпочечников (кортин) рекомендован М.А. Шерешевским для лечения аддисоновой болезни (первичная хроническая надпочечниковая недостаточность, 1-ХНН) в виде ежедневных подкожных инъекций. Доза кортина зависела от выраженности клинической картины [1, 2].
Основной глюкокортикоид — кортизол (гидрокортизон), синтезируемый в коре надпочечников, был выделен из экстракта коры надпочечников в 1937 г. T. Reichstein. Кортизон был получен в 1946 г. из желчных кислот. В 1955 г. путем минимальной модификации стераново-го скелета был синтезирован преднизолон, а в дальнейшем — все известные препараты из группы ГКС. Глюкокортикоиды применялись исключительно для заместительной терапии при аддисоновой болезни (1-ХНН) вплоть до 1948 г, когда P.S. Hench описал эффективность кортизона-ацетата при ревматоидном артрите.
В 1936 г. A.C. Kendall из экстракта коры надпочечников были выделены минералокортикои-ды (кортикостерон и дегидрокортикостерон), а в 1937 г. M. von Steiger получен первый синтетический минералокортикоид дезоксикортикосте-рона ацетат (ДОКСА). ДОКСА обладает исключительно слабыми минералокортикоидными свойствами (его биологическая активность в 30 раз меньше, чем у альдостерона). Кристаллы ДОКСА вводятся подкожно. Помимо слабого эффекта, у ДОКСА имеется существенный
недостаток — при первом прохождении через печень он практически полностью метаболи-зируется. Низкая эффективность ДОКСА стала причиной поиска новых соединений с минерало-кортикоидной активностью, и в настоящее время ДОКСА полностью заменен 9а-фторкортизо-лом (кортинефф, флоринеф), который, помимо того что обладает значительно более мощными минералокортикоидными свойствами, эффективен при приеме внутрь [1-3].
Первые попытки оценить возможности глюкокортикоидов в репродуктивной сфере предприняты в 30—40-х годах ХХ века. Н.А. Юдаев обобщил данные литературы: «...во время беременности функцию коры надпочечников в некоторой степени берет на себя плацента. В плаценте обнаружены физиологически активные кортикостероиды, а также КРГ, стимулирующий синтез гормонов коры надпочечников» [4]. E. Winter (1935) и А.М. Агаронов (1940, Уфа) проводили экспериментальные исследования по оценке влияния надпочечников на репродуктивную функцию животных [5]. Первые сообщения о применении ГКС в акушерской практике (1946) описывают попытки лечения кортином рвоты у беременных (токсикозов беременных в первой половине беременности, клинические проявления которой идентичны клинической картине 1-ХНН, если ее манифестация наступила во время беременности) — в 40-е годы прошлого века лабораторная диагностика 1-ХНН представляла значительные трудности и лечение назначалось эмпирически [6].
Во второй половине 50-х годов появилась гипотеза, согласно которой невынашивание беременности может быть следствием гиперан-дрогении. Французские авторы полагали, что клинические признаки гиперандрогении (оволосение по мужскому типу) и повышенная секреция 17-кетостероидов (17-КС) ассоциированы с риском прерывания беременности на ранних сроках. Первое сообщение о назначении ГКС у беременных с клиническими проявлениями гиперандрогении и повышением секреции 17-КС сделал J. Bret в 1956 г. [7]. Автор назначал 100 мг кортизона в сутки с последующим снижением дозы каждые 10 дней на 25 мг, весь курс лечения продолжался 40 дней. Снижение уровня
17-КС было основанием для отмены ГКС, в противном случае прием ГКС продолжался до конца беременности. Практически в это же время В.П. Михедко (1958) проводились экспериментальные исследования на беременных животных с введением ДОКСА в период беременности и родов [6]. В 1962 г. французский автор J. Gueguen (последователь J. Bret) вместо кортизона рекомендовали низкие дозы преднизона или преднизолона со 2—3-й недели гестации до конца беременности [8]. У новорожденных детей не было никаких заметных отклонений; убежденность в безопасности терапии ГКС стала настолько велика, что J. Gueguen рекомендовал начинать терапию ГКС во всех случаях, при невозможности установить этиологию угрожающего прерывания беременности — «все равно терять нечего». Довольно быстро предложение сохранять беременность при помощи ГКС было отклонено: уже в 1965 г. J. Varangot и C. Tchobroutscky опубликовали результаты исследования, в котором показали, что при невынашивании беременности назначение ГКС не улучшает прогноза беременности [9]. Результаты наблюдения за пациентками, получавшими ГКС по медицинским показаниям (бронхиальная астма, ревматоидный артрит и аутоиммунные заболевания), также не свидетельствовали о снижении частоты невынашивания беременности [9]. Цикл всесторонних исследований фактически поставил точку в идее лечения невынашивания при помощи ГКС, и работы, выполненные в 50—60-е годы XX века, предлагавшие ГКС при невынашивании беременности, фактически не оказали влияния на врачебную тактику ведения беременных в Европе и США. В современных зарубежных руководствах гиперандрогения во время беременности вообще не упоминается в качестве причин невынашивания беременности.
До середины 60-х годов в СССР ГКС не рассматривались в качестве препаратов для сохранения беременности при угрозе ее прерывания [10, 11 ]. Отношение к ГКС изменилось с 1966 г., когда внимание специалистов привлекли эндокринные причины невынашивания беременности, в числе которых предполагалась гиперандрогения, и появилась возможность использования анализа мочи для определения 17-КС. Применение ГКС в повседневной акушерской практике с целью лечения невынашивания беременности началось в невиданных масштабах, что в 1972 г. послужило основанием следующего комментария научной группы ВОЗ, определившей советский опыт по лечению невынашивания беременности с помощью ГКС как «интересная новость». Идея применения терапии ГКС при невынашивании беременности неожиданно была поддержана в Болгарии. Болгарские ав-
торы даже опережали советских по количеству исследований и публикаций. Применение ГКС достигло таких масштабов, что в 1980 г. болгарские авторы предложили, что «беременность должна считаться показанием к назначению глюкокортикоидов».
В 90-е годы в связи с открытием антифосфо-липидного синдрома вновь появился интерес к применению ГкС при невынашивании беременности. Однако в процессе накопления информации стало ясно, что ГкС могут лишь слегка снизить уровень антифосфолипидных антител, но не позволяют предотвратить образование микротромбозов плаценты, т.е. не меняют ничего в перспективе. Поэтому данный подход не получил распространения и в настоящее время практически не применяется [12, 13].
Физиология кортикостероидов
Основным секреторным и трофическим стимулятором для пучковой и сетчатой зоны коры надпочечников является адренокортикотроп-ный гормон (АКТГ), секреция которого регулируется кортикотропин-рилизинг гормоном (КРГ). Регуляция системы гипоталамус—гипо-физ—надпочечники осуществляется согласно классическому принципу обратной связи. Суточная динамика концентрации кортизола в плазме крови определяется циркадным ритмом секреции АКТГ: максимальные уровни АКГТ и кортизола достигаются к 6 ч, минимальные — к 20—24 ч.
Глюкокортикоиды оказывают многостороннее действие на обмен веществ. ГКС способствуют развитию гипергликемии (активация глюконе-огенеза в печени и катаболизма белка) и, таким образом, являются контринсулярными гормонами. ГКС оказывают пермиссивный эффект, позволяя другим гормонам проявлять собственные метаболические эффекты. ГКС снижают потребление глюкозы жировой тканью и усиливают липолитическое действие катехоламинов и гормона роста. На белковый обмен ГКС оказывают анаболическое действие в печени, и катаболи-ческое — в других органах и тканях. Избыток ГКС приводит липолизу в области конечностей и липогенезу в области лица и туловища и перераспределению жировой ткани.
ГКС обеспечивают противовоспалительный, антидеструктивный и иммуномодулирующий эффекты. Способность ГКС подавлять воспалительную реакцию широко используется в клинической практике [1, 2].
Физиологическая роль минералокортикоидов
Основной функцией системы ренин—ангио-тензин—альдостерон является регуляция водно-
солевого обмена и поддержание артериального давления. В клубочковой зоне надпочечников под воздействием ангиотензина II синтезируется минералокортикоид альдостерон, основной точкой приложения для которого являются рецепторы, находящиеся в дистальных канальцах почек. Альдостерон способствует выделению К+, Н + , N44+ и усиливает реабсорбцию Ыа+ [1, 2].
Физиологическая роль андрогенов
Основными надпочечниковыми андрогенами (С19-стероидами) являются дегидроэпиан-дростерон (ДГЭА) и андростендион (А4). Перед секрецией 99% ДГЭА связывается с сульфатной группой и в виде сульфата поступает в кровь. ДГЭА обладает коротким периодом полувы-ведения, поэтому его концентрация отражает циркадный ритм секреции АКТГ. ДГЭА-С значительно более стабилен, и его содержание в периферической крови постоянно. Оба адреналовых андрогена обладают очень слабой андрогенной активностью, тестостерон превышает их активность соответственно в 10 и 20 раз. Специфический фактор, стимулирующий и регулирующий синтез ДГЭА в надпочечниках, до настоящего времени не найден. Содержание ДГЭА и ДГЭА-С увеличивается в период адре-нархе и пубертатного периода. Содержание ДГЭА существенно варьирует у разных людей, предполагая заинтересованность генетических факторов и позволяя назвать гормон индивидуальным маркером продолжительности жизни. На протяжении всей жизни продукция ДГЭА снижается на 2% ежегодно, и к 80 годам уровень ДГЭА составляет не более 10—20% от такового в молодом возрасте. Высокий уровень ДГЭА в пожилом возрасте ассоциирован с большей продолжительностью жизни: снижение уровня ДГЭА является предиктором скорой смерти. По мнению и.Б. Nestler (1995), низкий уровень ДГЭА может рассматриваться в качестве маркера ин-сулинорезистентности, а сам ДГЭА оказывает выраженный гиполипидемический и антиатеро-генный эффект [14]. Тестостерон и эстрогены в значимых количествах в надпочечниках не синтезируются [1, 2].
Беременность
Во время беременности происходят значительные физиологические изменения в эндокринной системе, позволяющие создать оптимальные условия для развития плода. Фактически происходит интеграция трех систем, обладающих способностью синтезировать гормоны: матери, плода и плаценты (см. рис. 1). В плаценте осуществляется синтез стероидных гормонов из предшественников, поступающих из крови матери и плода. В плацентарном ком-
плексе происходят десульфирование ДГЭА-С и его дальнейшая конверсия в андрогены (при помощи 3Ь-Нвй — в андростендион, 17Ь-Нвй
— в тестостерон) и ароматизация при помощи высокоактивной ароматазы (Р450агот) в эстрон и эстрадиол.
Под воздействием эстрогенов в печени двукратно увеличивается синтез кортизолсвязы-вающего глобулина и уменьшается клиренс кортизола, что к 26 нед гестации приводит к трехкратному повышению уровня общего кортизола плазмы крови. Увеличивается как синтез кортизола, так и количество свободного кортизола в плазме крови. Суточный ритм секреции кортизола во время гестации остается неизменным. Антиглюкокортикоидная активность прогестерона, секреция которого существенно возрастает в период гестации, предупреждает развитие стигм гиперкортизолизма.
Под воздействием эстрогенов увеличивается синтез ренина и ангиотензина II, приводя к 10-кратному увеличению продукции альдо-стерона уже к 20-й неделе беременности, которая сохраняется вплоть до родов. Несмотря на повышение уровня альдостерона, система ренин—ангиотензин—альдостерон функционирует адекватно, поддерживая стабильное артериальное давление и нормальное содержание электролитов.
В период гестации содержание биологически активных андрогенов (тестостерон и А4) снижено. Однако уровень общих фракций тестостерона и А4, которые фактически являются депо и не обладают активностью, увеличивается благодаря активному связыванию с гормоном, связывающим половые стероиды (ГСПС). Продукция адреналовых андрогенов (ДГЭА и ДГЭА-С) возрастает двукратно, однако во время гестации в плаценте усилена конверсия ДГЭА-С в эстрогены, и соотношение ДГЭА/ДГЭА-С в периферической крови существенно меняется в пользу первого.
Изменений в продукции и метаболизме катехоламинов и метанефринов не происходит [2].
Физиологическая роль кортизола в развитии плода
При физиологически протекающей беременности кортизол индуцирует созревание ферментных систем печени плода, включая ферменты гликогеногенеза и аминотрасферазы. Кортизол способен стимулировать созревание Ь-клеток поджелудочной железы, созревание эпителия тонкой кишки и активность щелочной фосфата-зы плода. Эндогенный кортизол или введение ГКС индуцирует дифференцировку альвеолярных клеток, синтез сурфактанта и его выделе-
Рис. 1 . Фетоплацентарный комплекс
ние в альвеолы, предупреждая развитие респираторного дистресс-синдрома новорожденных (РДС).
Повышение уровня кортизола в крови матери и плода и вторичное изменение продукции плацентарных стероидов и простагландинов (PgF2) рассматривается в качестве одного из факторов, инициирующих родовую деятельность. После рождения ребенка кортизол участвует в переводе организма с фетального на взрослый тип гемоглобина. В физиологических условиях глюкокортикоиды обеспечивают адаптацию к стрессу [2].
ГКС и эмбриональное программирование
Обсуждая применение гкС во время беременности, необходимо принимать во внимание, что применение препаратов во время беременности несет не только сиюминутные последствия для матери и плода (рождение детей с низкой массой тела и тератогенный эффект), но и долговременные (влияние на заболеваемость во взрослом возрасте). Основная задача обсуждения назначения гкС беременным — именно отдаленные последствия.
В настоящее время обсуждаются влияние на поведенческие нарушения, раннего развития гипертонической болезни и метаболических нарушений. Фактически гкС имитируют фармакологический сигнал стресса, при одномоментном или постоянном их назначении. Особое негативное значение имеет назначение синтетического глюкокортикоида дексаметазона, наиболее мощного и единственного из всей группы пре-
паратов, который не инактивируется ферментной системой плаценты и поступает в систему кровотока плода. Во всех случаях хронических заболеваний, при которых прием ГКС жизненно необходим и не может быть прекращен, применяемый до беременности де-ксаметазон заменяется натуральными ГКС (преднизолон, метилпреднизолон).
В эпидемиологических исследованиях, проведенных в Великобритании, получена ассоциация между низкой массой тела ребенка при рождении и значительным возрастанием риска развития патологии сердечно-сосудистой системы во взрослом возрасте (до 20% после 45 лет), сахарного диабета 2-го типа и дисли-пидемии. Согласно гипотезе Barker, неблагоприятное воздействие во время беременности приводит к задержке внутриутробного развития плода и запуску механизмов адаптации плода. При этом у плода возникают необратимые изменения, приводящие к развитию патологических состояний во взрослом возрасте [11].
Терапевтические возможности ГКС
Несмотря на почти 70-летний клинический
Показания к применению ГКС:
1. Надпочечниковая недостаточность и другие хронические заболевания, при которых прием ГКС жизненно необходим.
2. Классическая форма врожденной дисфункции коры надпочечников (адреноге-нитальный синдром).
3. Профилактика РДС новорожденных
опыт использования гкС, и в настоящее время действует правило: начинать терапию гкС нужно, имея очень веские основания. Беременность остается одним из главных ограничений к назначению или продолжению терапии глюкокор-тикоидами.
Надпочечниковая недостаточность
Надпочечниковая недостаточность (гипокор-тицизм, недостаточность коры надпочечников)
— клинический синдром, обусловленный недостаточной секрецией гормонов коры надпочечников. Надпочечниковую недостаточность подразделяют на первичную (вследствие деструкции самой коры надпочечников), вторичную (деструкции гипофиза) и третичную (вследствие нарушения секреции кРг).
Первичный гипокортицизм — редкое заболевание, встречающееся с частотой 40:1 000 000 населения. В структуре причин 1 -ХНН доминирует аутоиммунная деструкция коры надпочечников. В классическом варианте могут наблюдаться гиперпигментация, общая слабость, астения, артериальная гипотензия, диспепсия, похудание и изменения вкуса (пристрастие к соленой пище). Следует помнить, что ни один отдельно взятый симптом 1-ХНН не является специфичным. При удовлетворительном состоянии пациентки в качестве основного метода диагностики следует использовать определение суточной экскреции с мочой свободного кортизола. Низкий уровень экскреции свободного кортизола подтверждает диагноз. Информативность исследования содержания кортизола в плазме весьма ограничена, поскольку кортизол — гормон стресса и наиболее лабильный из всех гормональных маркеров, поэтому даже факт забора крови может исказить результат. Вспомогательное значение имеют также определение электролитов в крови и стимуляционные тесты.
Разрушение более 90% коры надпочечников, при котором манифестирует надпочечниковая недостаточность, необратимо, и пациентка нуждается в пожизненном назначении терапии препаратами кортикостероидов. Современная заместительная терапия 1-ХНН состоит из 2 компонентов — глюкокортикоидного и минера-локортикоидного, поэтому в клинической практике для достижения компенсации 1-ХНН используется комбинация препаратов [1, 3].
Врожденная дисфункция коры надпочечников
Распространенность и клиническая картина.
Врожденная дисфункция коры надпочечников (ВДкН) — группа распространенных врожденных нарушений стероидогенеза, обусловленных дефицитом одного из 5 ферментов системы
(StAR, Р450с17, 3B-HSD, Р450с21 или Р450с11), участвующей в синтезе кортизола и минерало-кортикоидов. Дефект любого из 5 ферментов стероидогенеза заключается в частичной или полной потере активности, обусловленной многочисленными мутациями гена, которые кодируют данный фермент. ВДкН — заболевание, наследуемое по аутосомно-рецессивному типу. Семейная агрегация данных нарушений встречается в 25—30% случаев ВДкН. Патогенетический смысл термина ВДкН заключается в избирательном угнетении выработки одних кортикостероидов при одновременном увеличении других.
Распространенность классических форм ВДкН, обусловленных дефицитом Р450с21, при скрининге составляет от 1:9 800 до 1:13 000 новорожденных детей европеоидной расы. Неклассическая форма значительно превалирует и обнаруживается приблизительно у 0,2% европейцев. Особенно высокая концентрация заболевания наблюдается в определенных этнических группах, например, среди евреев ашкенази (восточноевропейских происхождения) — 3,7%, среди испанцев — 1,9% [15, 16]. Для обозначения ВДкН в зарубежной литературе используется термин «congenital adrenal hyperplasia» (CAH, врожденная гиперплазия надпочечников). В российской литературе встречаются два термина — врожденная дисфункция коры надпочечников (ВДкН) и адреногенитальный синдром (АгС).
Форму заболевания обусловливает степень недостаточности кортикостероидов. Тяжелая форма с одновременным дефектом в биосинтезе альдостерона (сольтеряющая) и форма с нормальным биосинтезом альдостерона (ви-рильная) относятся к классическим вариантам дефицита Р450с21. Сольтеряющая форма — результат тотальной потери активности фермента, при вирильном варианте имеется остаточная активность фермента, составляющая не более 2% от нормы. Соотношение частоты развития сольтеряющей формы и вирильной со-
Международные обозначения ферментов,
катализирующих соответствующие реакции
Р450sсc фермент отщепления боковой цепи (20,22-
десмолаза)
Р450с17 а 17Ш-гидроксилаза и С20-22-лиаза
M-HSD 3Ш-ГСД (ЭШ-гидроксистероиддегидрогеназа) и
А45-изомераза
Р450с21 21-гидроксилаза
Р450с21 1 Ш-гидроксилаза R450aldo
альдостеронсинтетаза
17b-HSD 1Ш-ГСД (1 Ш-гидроксистероиддегидрогеназа)
Р450arom ароматаза
Рис. 2 . Биосинтез стероидных гормонов
ставляет 3:1. Классические формы ВДКН (соль-теряющая, вирильная, и гипертоническая при дефиците Р450с11) выявляются в первые дни или месяцы жизни ребенка. При неклассической форме отмечается достаточная активность фермента (40—50% от нормы), и как результат
— легкий дефицит кортикостероидов, поэтому заболевание может оставаться бессимптомным или манифестировать в пубертатный период преимущественно в виде гирсутизма, реже
— олигоменореи или позже — в виде бесплодия. Поэтому при дифференциальной диагностике неклассической ВДКН основное внимание уделяют синдрому поликистозных яичников (СПКЯ), сроки которого нередко совпадают с манифестацией неклассической формы ВДКН [17].
Понимание всех форм ВДКН основано на знании процессов стероидогенеза, проходящих в коре надпочечников (рис. 2).
Наиболее распространенная причина ВДКН
— дефицит Р450с21 (21-гидроксилазы) — отмечается в 90% случаев, и только в 5% случаев выявляется дефицит Р450с11 (111х]-гидроксилазы). Дефект Р450с21 заключается в частичной или полной потере ферментативной активности, которая обусловлена многочисленными мутациями гена, кодирующего данный фермент.
Наиболее распространенный дефект (дефицит Р450с21 — 21-гидроксилазы) приводит к блоку трансформации 17 -оксипрогестерона (17-ОП) в 11 -дезоксикортизол и прогестерона в
дезоксикортикостерон, а также к недостаточному синтезу кортизола и альдостерона и накоплению продуктов, предшествующих ферментативному блоку: 17-ОП и прогестерона. Вследствие частичной или полной потери активности фермента Р450с21 кора надпочечников не в состоянии обеспечить эффективный синтез кортизола, и стимуляция его синтеза АКТГ приводит только к образованию и накоплению избытка предшественников кортизола. Синтез андрогенов не зависит от фермента Р450с21, поэтому избыток предшественников активно направляется по пути синтеза андрогенов. В результате дефицита фермента процессы синтеза адреналовых гормонов нарушаются уже в период внутриутробного развития плода. При полном отсутствии активности фермента вирилизация гениталий формируется внутриутробно. Гипотетически назначение гКС могло бы предупредить нарушение формирования гениталий у плодов женского пола с ВДКН, — основная проблема состоит в сложности пренатальной диагностики заболевания плода [15, 17-20].
В классическом варианте именно гиперсекреция адреналовых андрогенов приводит к внутриутробной маскулинизации и формированию половых органов девочек по интерсексуальному типу, а после рождения — к быстрому росту и псевдопубертату детей обоих полов. Сопутствующий дефицит минералокортикоида альдостерона может привести к гипонатриемии и гиперкалиемии, артериальной гипотензии, в то
время как недостаточность кортизола усугубляет ситуацию, снижая клубочковую фильтрацию. При неклассическом дефиците Р450с21 происходит достаточный синтез кортизола и альдо-стерона за счет небольшого перепроизводства предшественников стероидов, признаки надпочечниковой недостаточности отсутствуют. Наружные половые органы формируются без аномалий, по изосексуальному типу: при рождении девочки внешне не отличаются от здоровых.
Дефект фермента Р450с11 (11§-гидроксила-зы и Р450а№о) обусловливает формирование гипертонической формы ВДКН: результат нарушения синтеза преимущественно глюкокортико-идов и в меньшей мере минералокортикоидов. Накопление избытка 11 -дезоксикортизола и 11-дезоксикортикостерона, обладающих высокой минералокортикоидной активностью, в значительной мере нивелирует дефицит Р450аМо. В клинической картине болезни, кроме вирилизации, с первых лет жизни отмечается артериальная гипертензия.
Высокое содержание андрогенов стимулирует быстрый постнатальный рост, раннее закрытие зон роста (периферическая конверсия андрогенов в эстрогены) а также оволосение лобка и подмышечных впадин (результат конверсии тестостерона в дигидротестостерон). Конечный рост больных в среднем меньше, чем в популяции, на 1,4 стандартного отклонения (Бй). Продолжительное воздействие андрогенов поддерживает вирилизацию половых органов (увеличение клитора), способствует ранней активации репродуктивной системы и является причиной раннего полового развития.
У девочек с любой формой дефицита Р450с21 в пубертатном периоде возможны репродуктивные нарушения, клиническим маркером которых являются олиго- и аменорея, гирсутизм и акне. Однако у более 50% больных с неклассической формой ВДКН (сохранная активность фермента достаточно высока) отсутствуют как клинические проявления, так и лабораторно подтвержденная гиперандрогения.
При неклассической форме ВДКН, при «мягких» формах недостаточности Р450с21 клиническая картина заболевания зачастую ограничивается легкими формами гирсутизма и олигоменореи, бесплодием или привычным невынашиванием беременности. Вирилизация наружных половых органов, как и клинические проявления недостаточности глюкокортикоидов и минералокортикоидов, обычно не наблюдаются, т.е. отсутствуют симптомы гипокортицизма. Картина неклассической ВДКН также включает ускоренный рост или увеличение костного возраста относительно паспортного, раннее за-
Клинические признаки неклассической формы ВДКН (вследствие дефицита Р450с21):
Гирсутизм — 50,5%
Олиго- или аменорея — 51,5%
Акне — 27,7%
Бесплодие — 21%
крытие зон роста и преждевременное пубархе
— инициация оволосения лобковой зоны и подмышечных впадин. Высокий рост обратившейся с подобными жалобами пациентки позволяет уверенно исключить даже неклассический вариант ВДКН. Гирсутизм — безусловно лидирующий симптом, имеющийся приблизительно у 50,5% женщин в симптомами; менее распространены олигоменорея (51,5%) и акне (27,7%) [20]. Бесплодие отмечается только у 21% женщин с неклассической формой ВДКН. Однако в клиниках, специализирующихся на лечении бесплодия, распространенность неклассической формы ВДКН (дефицит Р450с21) не превышает таковую среди населения.
Методы диагностики ВДКН. При рождении ребенка с интерексуальным строением наружных половых органов обязательным является определение кариотипа. У всех девочек кариотип 46/ХХ. При ультразвуковом исследовании (УЗИ) у девочек определяется нормальное строение внутренних половых органов. Лабораторная диагностика направлена на выявление повышенного уровня 17-ОП, который служит маркером неэффективной деятельности фермента Р450с21. Ранняя диагностика ВДКН проводится при скрининге в родильных домах, и основана на определении многократно повышенного содержания 17-ОП в сухом пятне крови, взятой из пятки новорожденного. В России скрининг на ВДКН уже внедрен в практическое здравоохранение в 2006 г.
Гормональным маркером неклассической формы недостаточности Р450с21 служит 17-Оп. Для большинства случаев неклассической формы недостаточности Р450с21 характерен повышенный как базальный, так и стимулированный уровень 17-ОП. Довольно сложно определить диагностические уровни 17-ОП как базальные, так и стимулированные, позволяющие диагностировать неклассическую форму недостаточности Р450с21. Одна и та же лаборатория меняет значения нормы в зависимости от использованного метода определения 17-ОП. Это порождает очевидную неразбериху в определении диагностических критериев для постановки диагноза и приводит к гипердиагностике неклассической формы дефицита Р450с21 [15]. Единственным точным критерием диагностики
заболевания является наличие мутаций в гене CYP21. Стандартное определение базального уровня 17-ОП и его нормальное значение позволяют уверенно исключить ВДКН, однако недостаточно информативно для исключения «мягкой» ферментативной недостаточности при неклассической форме ВДКН: незначительное повышение уровня адреналовых андрогенов в том числе данного маркера — не редкость при СПКЯ.
При двукратном определении базального содержания 17-ОП в пределах «серой зоны» (от 6 до 15 нмоль/л или от 2 до 8 нг/мл) проводят тест с 1-24АКТГ (синактен, козитропин), который является наиболее информативным методом диагностики и «золотым стандартом» дифференциальной диагностики у пациентов с любой степенью недостаточности Р450с21 и других дефектов стероидогенеза.
Наиболее информативный метод диагностики недостаточности Р450с21 — 90% всех больных ВДКН «золотой стандарт» — тест с 1-24 АКТГ.
Вариация данного теста, т.е. модификация и адаптация в сложившихся в настоящее время в России условиях (отсутствие стандартной дозировки 0,125 мг 1-24АКТГ) может быть проведена проба с 1-24АКТГ (синактен-депо 1 мг) с определением уровня 17-ОП, кортизола, ДГЭА-С и тестостерона исходно и через 24 ч. Многократное повышение уровня 17-ОП с одновременным несинхронным ответом и слабым повышением уровня тестостерона и ДГЭАС свидетельствуют в пользу ВДКН.
К 17-кетостероидам (17-КС) относятся эфиры этиохоланолона и андростерона с глюкуро-новой и серной кислотами. 17-КС — основной продукт превращения малоактивных предшественников кортизола, прежде всего ДГЭА-С, который во время беременности является одним из основных субстратов синтеза стероидов в плаценте. Во время беременности почти всегда обнаруживается небольшое повышение экскреции 17-КС с мочой, что связано с особенностями гормональной регуляции этого периода. Определение экскреции 17-КС с мочой с целью выявления гиперандрогении и обоснования лечения ГКС представляется необоснованным.
Применявшийся в 70-е годы ХХ века тест экскреции 17-КС с мочой малоинформативен и не может быть критерием диагностики гиперандрогении любого происхождения, поэтому должен быть исключен из алгоритма обследования.
Поскольку единственным надежным критерием диагностики заболевания является наличие
мутаций в гене CYP21, целесообразно ориентироваться на гормональные показатели, полученные у детей с этими мутациями.
Проведенные нами исследования позволил выявить, что базальный уровень 17-ОП 20-90 нмоль/л подтверждался выявлением мутаций в гене CYP21. Поэтому в тех случаях, когда базальный уровень 17-Оп превышает 20 нмоль/л (определенный как минимум 2 раза), диагноз неклассической формы недостаточности Р450с21 может быть поставлен без проведения пробы с АКТГ. При базальном уровне 17-ОП в пределах от 9 до 20 нмоль/л показано проведение пробы с АКТГ. В случае повышения уровня 17-ОР при стимуляции более 60 нмоль/л можно предполагать диагноз неклассической формы недостаточности Р450с21. Все критерии приведены только для фолликулярной фазы менструального цикла. Поэтому у менструирующих девочек обследование проводится не позднее 5-6-го дня менструального цикла [17].
Окончательный диагноз может быть подтвержден только с помощью молекулярногенетического анализа и при выявлении мутаций в гене CYP21.
В настоящее время несомненным диагностическим критерием, позволяющим подтвердить диагноз, является наличие мутаций в гене СYР21, характерных для неклассических форм дефицита Р450с21. Генетические нарушения при неклассических формах заболевания характеризуются точечными мутациями в гене СYР21 с заменой одной аминокислоты (вал281лей, про30лей, про453сер). При этих мутациях ферментативная активность Р450с21 снижена на 50-40% от нормы (в отличие от полной потери активности фермента при сольтеряющей форме заболевания и 1-2% остаточной активности при простой вирильной форме заболевания). Неклассические варианты недостаточности Р450с21 принято считать гомозиготными состояниями, и в большинстве случаев одна и та же мутация поражает оба аллеля. Однако у многих пациентов имеется одна легкая мутация в одном аллеле и более тяжелая — в другом — так называемая гетерозиготная сочетанная (компаундная) мутация. Поскольку недостаточность Р450с21 является заболеванием, наследуемым по рецессивному типу, фенотип определяется менее поврежденным аллелем [15-17].
Предположение, что гетерозиготное носи-тельство мутаций гена CYP21 (кодирующего фермент Р450с21) — причина более высокого содержания андрогенов в периферической крови, не выдержало испытания практикой. Уже доказанное носительство проявляется лишь несущественным повышением уровней 17-ОП
после стимуляции надпочечников в ходе теста с 1-24АКТГ (синактен, козитропин). Таким образом, гетерозиготное носительство мутаций гена CYP21 ничем себя не проявляет, и превентивный поиск гетерозигот полностью лишен клинического смысла.
Методы молекулярной генетики, вошедшие в клиническую практику не так давно, уже имеют широкое клиническое применение: выявление известных мутаций гена CYP21 позволяет уточнить причину ВДКН, однако ничего не меняет в лечебных подходах.
Ультразвуковая оценка размеров и структуры ткани яичников позволяет выявлять отсутствие доминантного фолликула, что является подтверждением ановуляторного состояния. Следует отметить, что подобное заключение не может быть специфичным признаком, свидетельством наличия ВДКН. Гиперплазия надпочечников по данным УЗИ или компьютерной томографии нехарактерна для неклассической формы ВДКН.
Заместительная терапия при ВДКН
Длительная адекватная терапия у девочек с классическими вариантами недостаточности Р450с21 позволяет добиться и успешного завершения беременности (роды преимущественно путем кесарева сечения из-за аномалий развития наружных половых органов). Около 80% женщин с вирильной формой и 60% с сольтеря-ющей формой являются фертильными. Однако у 50% женщин с неклассической формой недостаточности Р450с21, не получающих заместительную терапию ГКС, репродуктивная функция не нарушена [15-17].
В лечении больных с неклассическими формами ВДКН, как и с классическими, используют препараты глюкокортикоидов. Основная цель терапии — подавление избыточной секреции АКТГ и как следствие — нормализация продукции андрогенов надпочечниками. Вся сложность состоит в том, чтобы быть уверенным в правильности диагноза. Учитывая большие трудности при диагностике неклассических форм ВДКН, начинать терапию глюкокортикоидами нужно, лишь имея веские основания.
Любое сомнение в диагнозе должно трактоваться в пользу отказа от назначения глюкортикоидов.
В тех случаях, когда диагноз не вызывает сомнений и есть данные молекулярно-генетического обследования, подтверждающие наличие заболевания, нужно помнить, что у многих пациенток конечный рост, менструальная функция и фертильность не нарушены.
Назначать терапию глюкокортикоида-ми следует только при наличии симптомов прогрессирующей гиперандрогении.
У детей в препубертатный период гиперанд-рогения — это прежде всего ускорение костного возраста, ухудшающего прогноз роста, а у девушек в пубертатный период — прогрессирующий гирсутизм, олигоменорея. Оптимальным препаратом для лечения неклассических форм ВДКН следует считать дексаметазон, так как именно он обладает максимальной АКТГ-подавляющей активностью. Препарат следует назначать 1 раз в сутки в вечернее время, что предполагает подавление максимальной секреции АКТГ в ранние утренние часы. Доза препарата обычно не превышает 0,025 мг (0,5 таблетки) в сутки. Детям с открытыми зонами роста предпочтительнее назначать препараты гидрокортизона (кортефф), так как дексаметазон подавляет рост. Дозу кортеффа для ребенка следует подбирать из расчета 15 мг на м2 поверхности тела в 2 приема: в 7.00 и в 22.00: 1/3 дозы назначают утром и 2/3 дозы — на ночь. Критерием адекватности терапии следует считать уровень 7-ОР, соответствующий верхней границе нормы. Заместительная терапия минералокортикоидами этим пациентам не требуется. Кроме того, нет необходимости повышать дозу глюкокортикои-дов при стрессах и интеркурентных заболеваниях [17]. При наступлении беременности дексаметазон должен быть заменен пред-низолоном или метипредом.
Неклассическая форма ВДКН и беременность
При обсуждении проблем снижения фертильности существуют две различных аспекта этой проблемы: «мягкая» гиперандрогения может помешать наступлению беременности (ановуля-ция), или же привести к потере наступившей беременности вследствие недостаточной подготовленности эндометрия. Обсуждение «мягкой» гиперандрогении возможно на примере СПКЯ или неклассической ВДКН.
При СПКЯ фертильность снижена, но бесплодны не более 15-20% больных. Это означает, что наступление беременности и ее благополучное вынашивание вполне возможно. В многоцентровом исследовании, проведенном в 14 странах в 2006 г., осуществлено наблюдение за 331 женщиной с неклассической формой ВДКН (диагноз подтвержден высоким базальным и стимулированным уровнем 17-ОП, наличием мутаций в гене CYP21). При анализе 203 исходов беременностей получены следующие данные: у 138 (68%) беременность наступила спонтанно до диагностики заболевания, причем только 3,6% женщин получали ГКС. Таким об-
Таблица. Исходы беременности у женщин с неклассической формой ВДКН [Moran C., 2006]
Показатель Получали до беременности ГКС Не получали до беременности ГКС
Число больных в группе 40 110
Роды доношенным живым плодом 75% 81,8%
Спонтанное прерывание беременности 15% 13,6%
разом, наступление беременности и рождение ребенка при неклассической ВДКН вполне возможно без заместительной терапии ГКС [20].
Более того, исходы беременности (роды живым доношенным плодом и спонтанное прерывание беременности на ранних сроках) не зависят от назначения ГКС (см. таблицу). Таким образом, предположение о возможной эффективности ГКС при «мягкой» гиперандрогении до и во время беременности с целью обеспечения нормального развития фолликула, овуляцию и имплантацию плодного яйца и последующего сохранения беременности стратегически не оправдано.
В Российской Федерации сформировалась иная серьезная проблема: акушеры-гинекологи ведут поиск гипотетического гиперандро-генного заболевания среди беременных. Данная проблема принимает масштабы негласного скрининга на ВДКН среди беременных. Скрининг — массовое обследование людей, не считающих себя больными, для выявления скрыто протекающих достаточно тяжелых заболеваний, диагностика которых на ранних стадиях позволяет предотвратить осложнения. Для массового обследования довольно большого количества людей необходим простой, высокоспецифичный, чувствительный и дешевый тест. Кроме того, должно быть разработано лечение выявляемого заболевания.
Следует отметить, что результаты крупного исследования, проведенного в Тюменской области (п = 11 260), показали не только бесперспективность поиска неклассической ВДКН среди беременных, но и бесполезность назначения ГКС: назначение ГКС не увеличивает шансы на сохранение беременности [21-25]. Ориентироваться на уровень ДГЭА-С во время беременности нецелесообразно: увеличение уровня ДГЭА-С в I триместре беременности является физиологичным и не может рассматриваться в качестве маркера гиперандрогении у беременных. Более того, только 28% ДГЭА-С и 88,5% 17-ОП соответствуют референсным интервалам, предла-
гаемым лабораториями для беременных, и у слишком большой доли практически здоровых беременных имеется повышение данных маркеров. Частота угрозы прерывания беременности у женщин, отказавшихся от ГКС, была такой же, что и в группе женщин, согласившихся принимать кортикостероиды. Очевидно, обсуждение целесообразности назначения ГКС может производиться только до наступления беременности (наличие ВДКН).
Профилактика респираторного дистресс-синдрома плода
Респираторный дистресс-синдром (РДС) является одной из основных причин заболеваемости и смертности недоношенных и новорожденных из группы высокого риска. Респираторный дистресс-синдром (РДС) новорожденных (синдром дыхательных расстройств) — неинфекционный патологический процесс (первичные ателектазы, болезнь гиалиновых мембран, отечно-геморрагический синдром), формирующийся в пренатальном и раннем неонатальном периодах развития ребенка и проявляющийся развитием дыхательной недостаточности непосредственно или в течение нескольких часов после родов. Тяжесть дыхательной недостаточности нарастает до постепенного начала выздоровления выживших детей. РДС является следствием незрелости сурфактанта. Частота развития РДС зависит от степени недоношенности и составляет в среднем 60% у детей, родившихся при сроке беременности менее 28 нед, 15-20%
— при сроке 32-36 над и 5% — при сроке 37 нед и более. При рациональном выхаживании таких детей летальность приближается к 10%. РДС новорожденных остается одной из главных причин развития дыхательной недостаточности и смертности у новорожденных.
В 1972 г. G. Liggins и R. Howie первые описали эффективное применение ГКС для ускорения созревания легочной ткани. В настоящее время принята концепция семидневного пика эффективности ГКС: оптимальное время для родов после применения кортикостероидной терапии
— период от 24 ч до 7 дней от начала лечения
[26]. При поддержке Национального института здоровья (National Institutes of Health) в 1994 г. принят консенсус о влиянии глюкокортикоидов на созревание плода и перинатальные исходы, в котором подчеркнуто, что введение ГКС уменьшает риск развития РДС, кровоизлияний в желудочки мозга и летальность у детей, рожденных на 24-34-й недели беременности. Польза от назначения ГКС при угрозе преждевременных родов перевешивает любые возможные риски
[27].
Поскольку после принятия консенсуса 1994 г. в практическом акушерстве началось широкое применение повторных курсов ГКС при угрозе преждевременных родов, в августе 2000 г. NIH проведен пересмотр консенсуса о профилактике РДС («Antenatal Corticosteroids Revisited: Repeat Courses»). В тексте консенсуса особо подчеркнуто отсутствие убедительных аргументов в пользу безопасности и эффективности повторных курсов ГКС при угрозе преждевременных родов, поэтому подобная тактика может быть использована только при проведении клинических исследований [28].
В 2001 г. J.E. Harding опубликовал мета-анализ 15 рандомизированных плацебоконтроли-руемых исследований, включивший более 1400 женщин с преждевременным разрывом околоплодных оболочек: при применении ГКС в 2 раза уменьшается риск развития РДС (ОШ 0,56 при 95% ДИ от 0,46 до 0,70) и внутрижелудочкового кровоизлияния (ОШ 0,47 при 95% ДИ от 0,31 до 0,70). Довольно весомое снижение неонатальной летальности на 1/3 не достигло статистической значимости (ОШ 0,68 при 95% ДИ от 0,43 до 1,07). ГКС не увеличивают риск развития инфекционных заболеваний ни у матери (ОШ 0,86 при 95% ДИ от 0,61 до 1,20), ни у новорожденного (ОШ 1,05 при 95% ДИ от 0,66 до 1,68). Давность разрыва околоплодных оболочек не влияет на эффективность введения ГКС. На основании представленных данных сделан вывод о том, что применение ГКС эффективно при преждевременном разрыве околоплодных оболочек. Значимых преимуществ при повторном антенатальном введении ГКС не отмечено [29]. По мере увеличения срока беременности потенциальная польза от проведения кортикостероидной терапии для предупреждения развития РДС уменьшается, а потенциальный риск — возрастает.
Данная работа не является еще одной попыткой дискуссии со сторонниками и противниками назначения ГКС при беременности. Надеемся, что наша публикация станет шагом на пути принятия взвешенного решения, которое позволит добиться наилучшего результата — рождения здорового ребенка и сохранения здоровья матери.
Литература
1. Дедов ИИ., Фадеев В.В., Мельниченко ГА. Недостаточность надпочечников. М: Знание 2002.
2. Williams Textbook of endocrinology 10th ed., R.H. Williams, P.R Larsen (ed) .SAUNDERS 2002.
3. Дедов И.И., Мельниченко Г.А., Фадеев В.В. Эндокринология. М: Медицина 2000.
4. Юдаев Н.А. Стероидные гормоны коры надпочечников. Пробл эндок-ринол 1956; 3:95-111.
5. Агаронов А.М. Влияние тимуса и коры надпочечников на развитие матки. Протоколы опытов. Уфа 1940.
6. Михедко В.П. Влияние некоторых гормональных факторов на мышечную и сосудистую реакции матки: Дис. ...д-ра мед. наук. Харьков 1959.
7. Bret J., Ghosn G. Glucocorticoid treatment during pregnancy. Obstet Gynec 1953; 52: 487-492.
8. Gueguen J. Influence of cortisone therapy administered to mothers during pregnancy on the condition of infants at birth. Presse Med 1962; 70: 24412443.
9. Varangot J., Tchobroutscky C. Corticotherapy and pregnancy. Nouv Rev Fr Hematol 1962; 2: 265-272.
10. Зайчинк Р.З., Лауцевичус Л.З. Кортикотерапия и беременность. Пробл эндокринол 1964; 2: 72-77.
11. Розовский И.С. Применение глюкокортикоидов в акушерско-гинекологической практике. Фельдш и акуш 1967; 12: 8-11.
12. Caruso A., De Carolis S., Di Simone N. Antiphospholipid antibodies in obstetrics: new complexities and sites of action. Human Reproduction Update. 1999; 5: 3: 267-276.
13. Макацария А.Д. и др. Антифосфолипидный синдром в акушерской практике. Научное издание. Под ред. А.Д. Макацария. М: РУССО 2001: 304.
14. Nestler J.E., Whitfield J.B., Williams T.Y. Genetics of Serum Dehydroepiandrosterone Sulfate and Its Relationship to Insulin in a Population-Based Cohort of Twin Subjects. J Clin Endocrinol Metab 1995; 87: 2: 682686.
15. Дедов И.И., Семичева Т.В., Петеркова В.А. Половое развитие детей: норма и патология. Колорит студио 2002.
16. Azziz R., Hincapie L.C., Knochenhauer E.S. Screening for 21-hydroxylase deficient non-classic adrenal hyperplasia: a prospective study. Fertil Steril 1999; 72: 915-925.
17. Синдром поликистозных яичников. Под ред. И.И. Дедова, Г.А. Мельниченко. М: МИА 2007.
18. Moran C., Azziz R., Weintrob N. Reproductive outcome of women with 21-hydroxylase-deficient nonclassic adrenal hyperplasia. Clin Endocrinol Metab 2006;91: 9: 3451-3456. Epub 2006 Jul 5.
19. Moran C., Azziz R., Dewailly D. 21-hydroxylase deficient non classic adrenal hyperplasie is a progressive disorder a multicenter study. Am J Obstet Gynecol 2000; 183: 1468-1474.
20. Van Hooff M.H., Voorhrst F.J. Plycystic ovaries in adolescents and relationship with menstrual cycle patterns, luteinizing hormone, androgens, and insulin. Fertil Steril 2000; 74: 49-58.
21. Храмова Е.Б. Эпидемиология, скрининг, диагностика врожденной дисфункции коры надпочечников в Западно-Сибирском регионе: Авто-реф. дис. .д-ра мед. наук. Тюмень 2007.
22. Суплотова Л.А., Храмова Е.Б., Южакова Н.Ю. Оптимизация методики гормональной диагностики гиперандрогении у беременных женщин. Пробл репрод 2005; 6: 82-85.
23. Суплотова Л.А., Храмова Е.Б., Макарова О.Б. Особенности динамики уровня дегидроэпиандростерона и 17-гидроксипрогестерона в крови у беременных женщин. Клин лаб диагн 2005; 10: 14.
24. Суплотова Л.А., Храмова Е.Б., Макарова О.Б. Скрининг беременных женщин на врожденную дисфункцию коры надпочечников: результаты и перспективы. Пробл эндокринол 2005; 6: 12-14.
25. Суплотова Л.А., Храмова Е.Б., Старкова О.Б. и др. Материалы IV Терапевтического форума. Тюмень 2005; 5: 71-72.
26. Liggins G.C., Howie R.N. A controlled trial of antepartum glucocorticoid treatment for prevention of the respiratory distress syndrome in premature infants. Pediatrics 1972; 50: 4: 515-525.
27. Effect of corticosteroids for fetal maturation on perinatal outcomes. NIH Consensus Development Panel on the Effect of Corticosteroids for Fetal Maturation on Perinatal Outcomes. JAMA 1995; 273: 5: 413-418.
28. Antenatal corticosteroids revisited: repeat courses. NIH Consens Statement 2000; 17: 2: 1-18.
29. Harding J.E., Pang J., Knight D.B., Liggins G.C. Do antenatal corticosteroids help in the setting of preterm rupture of membranes? Am J Obstet Gynecol 2001; 184: 2: 131-139.
Поступила 29.02.2008