CC BY
20
07.00.02 - ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ (ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ), 07.00.03 - ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ (СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ПЕРИОДАНИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ) 07.00.02 - DOMESTIC HISTORY (HISTORICAL SCIENCES), 7.00.03 - GENERAL HISTORY (OF THE CORRESPONDING PERIOD)(HISTORICAL SCIENCES)
УДК [94(47)+913.1] 05.31 ДРУЖКИН А.А.
аспирант кафедры истории России и археологии, Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского E-mail: al.druzhkin-409@mail.ru
UDC [94(47)+913.1] 05.31 DRUZHKIN A.A.
Post-graduate Student, Department of Russian History and Archaeology, Saratov National Research State University Named After N.G. Chernyshevsky E-mail: al.druzhkin-409@mail.ru
ПРИХОПЕРЬЕ КАК ФЕНОМЕН ЛОКАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В РЕГИОНАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ:
ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ И ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТОРЫ
THE KHOPER RIVER REGION (PRIKHOPERYE) AS A CASE OF LOCAL IDENTITY WITHIN RUSSIAN REGIONAL SPACE:
GEOGRAPHIC AND HISTORICAL FACTORS
В статье рассматривается отдельный регион России - Прихоперье как географически определенная территория, обладающая своей спецификой, сложившейся в процессе исторического развития Российского государства. Локальная идентичность данного региона ярко не выражена ни на административно-политическом, ни на экономическом уровнях, а характеризуется природно-географическими (река Хопер), историческими (факты участия в истории страны) и социокультурными (мультикультурализм) проявлениями.
Ключевые слова: Прихоперье, идентичность, локальная история, регион, полиментальность, пограничье, провинция.
The article considers a separate region of Russia-the Prikhoperye region as a geographically defined territory that has its own specifics that have developed in the course of the historical development of the Russian state. The local identity of this region is not clearly expressed either at the administrative-political or economic levels, but is characterized by natural-geographical (the Khoper river), historical (facts ofparticipation in the history of the country) and socio-cultural (multiculturalism) manifestations.
Keywords: Prikhoperye, identity, local history, region, paymentlist, frontier, province.
Понятие «идентичность» в настоящее время активно используется в различных социально-гуманитарных науках [4; 5; 10]. Проблемы идентичности актуализируются и выходят на первый план в переломные периоды в истории государств (кризисы, революции, реформы и т.д.). В таком контексте проявляется идентичность, осно-ванна на консервативных идеях-ценностях, позволяющих сохранить социальную стабильность в конкретном обществе. Становление гражданской идентичности россиян это не предопределенный, а стохастический процесс динамической комбинации многих исторических факторов. Российская идентичность на государственном уровне формируется из сочетания различных видов и форм идентичностей, которые к тому же не всегда четко прослеживаются в сложности повседневной реальности социума. Е.В. Дзякович считает, что сложный, противоречивый характер взаимосвязи различных видов и форм идентичности между собой определяет специфику «культурно-исторического, политико-административного, территориально-географического развития страны ...» [7, с. 26]. Исходя из специфики проблемы, нами поставлены следующие задачи: во-первых, выявить особенности проявления идентичности жителей Прихоперья; во-вторых, показать влияние исторических событий на формирование локальной идентичности жителей.
Проблема определения идентичности достаточна
сложная и требует применения методов различных гуманитарных наук. Е.В. Дзякович определяет идентичность как «некий относительно устойчивый результат уже произошедших процессов» [7, с. 8]. М.П. Крылов указывает, что идентичность - это «совокупность количественных и качественных характеристик, сопряженных со специфичностью какого-либо данного культурного или географического индивида» [13, с. 1213]. Автор рассматривает идентичность как тождественность самосознания индивида или социальной группы с определенным социокультурным сообществом, сложившимся в ходе исторического развития и проживающим на определенной территории. Поэтому в исследовании, помимо классических, нарративных методов исторической науки, применяется культурологический подход, позволяющий связать факты и события исторического прошлого региона с современностью.
Регионы России не всегда четко проявляют свою идентичность, что связано с исторически сложившейся культурной однородностью территории России и некоторыми из трактовок особенностей природы русской равнины, с исторически возникшей развитостью русской (позже всеероссийской) внерегиональной идентичностью, слабой оформленностью в ней «исторических провинций» (П.Н. Милюков, П.Н. Савицкий) [15; 18], с представлениями о русском народе как о народе-кочевнике, который находится в состоянии пер-
© Дружкин А.А. © Druzhkin A.A.
манентной колонизации. В работах Н.И. Костомарова, А.П. Щапова, А.Д. Градовского даются противоположные ответы на вопрос о региональной идентичности в России [11; 26; 6]. Ряд современных исследователей вообще отрицают или сомненеваются в существовании региональной идентичности в России, говоря об отсутствии символического смысла у российских регионов, указывая на слабую структурированность или отсутствие импульса саморазвития, слабую привязанность русских к дому и малой родине (В.Я. Гельман, В.Л. Глазычев, Г.С. Кнабе, Г.Ю. Любарский, Л.В. Смирнягин и др.) [4; 5; 10; 14; 22]. Существует концепция, предполагающая слабость региональной идентичности россиян, отрицающая общинность вне отдельных сельских поселений (Ш. Эйзенштадт) [28]. Однако выражается и иная, противоположная ей, точка зрения, которая приводит аргументацию, опираясь также на историю России - события Смутного времени, холерные бунты, крестьянские бунты, местную самооборону в годы гражданской войны (П.В. Акульшин, В.А. Пылькин; А.В. Посадский и др.) [1; 18].
Распространенное мнение об отсутствии о слабой региональной идентичности в России или вообще её отсутствии выражается в определенных практических последствиях. В частности, это позволяло радикально изменять в определенные периоды истории страны сложившееся административно-территориальное устройство Российского государства. Такие прецеденты, как упразднение губерний, уездов, создание крупных областей в границах экономических районов или же их разукрупнение имели место не только в российской истории (губернские реформы Петра I, Екатерины II, изменение в административно-территориальном устройстве при Павле I и Николае I, в советский период), но и характерны для современной ситуации (создание федеральных округов, городских агломераций, объединение субъектов РФ). Прихоперье может быть наглядным примером административно-территориальных изменений при сохранении устойчивой локальной идентичности - выселение после булавинского восстания хоперских казаков при Петре I, а затем их частичное возвращение, ликвидация Балашовского уезда в ходе административно-территориальных реформ Павла I, а затем его восстановление при Александре I и т.д. [17, т. XXV, № 18482; т. XXVII, № 20774].
Прихоперье можно считать уникальным в своем роде географическим и социокультурным феноменом. Располагаясь в лесостепной зоне, оно является не только естественно-географической границей между лесными и степными регионами страны, но и своеобразной границей между культурами жителями лесов и степняками. Е.В. Дзякович и Е.И. Стрелкова считают, что «территориально-географическое измерение «привязки» к конкретному месту является одним из важных свойств любой сферы социальной реальности» [8, с. 5-6]. Российский социум в пространственно-временном измерении представляет собой специфическое явление с территориальной, административно-политической,
культурно-исторической и других точек зрения. Именно «привязка» к той или иной местности, очерченной формально-административными или естественно-природными границами, сложившимися исторически, приводит к первичной локализации жизненного пространства. Само наличие идентичности в рамках определенных территориально-географических границ той или иной местности нельзя считать статичным явлением. На протяжении ХУП-ХХ веков в российском государстве проявился уникальный феномен исторических и социальных изменений. Это связано с целым рядом масштабных преобразований, среди которых изменение территориального состава и границ страны, социальной структуры общества, социально-политического и экономического строя.
Е.В. Дзякович подчеркивает, что территориальный фактор позволяет определять какую-либо местность в её пространственно-географическом выражении [7, с. 34]. Так формирование прихоперской идентичности происходило на границе леса и степи, в междуречье Волги и Дона. Степные регионы в массовом сознании россиян идентифицируются чаще всего с казаками. Географически Хопер относится к бассейну реки Дон, но лишь местности, находящиеся в самом нижнем течении Хопра, отчетливо выражают донскую (казачью) идентичность. В современном понимании река Хопер не протекает по территории «классических» казачьих земель, но весьма заметен ряд сходных черт повседневного жизненного уклада жителей Прихоперья и «верховых» донских казаков, проживающих в нижнем течении реки Хопра. Ещё в начале XIX века в «Географическом словаре Российскаго государства...» авторы, описывая жителей прихоперского города Борисоглебска, отмечали, что «здешние жители в покрое своего платья и в образе житья имеют некоторое сходство с соседями своими Донскими Козаками» [27, стб. 525]. А.П. Пронштейн указывает, что, из-за близости к земледельческим районам России, у хоперских казаков раньше распространилось земледелие, чем у «низовых» донских казаков. Это обусловило несколько негативное ментальное отношение большей части донского казачества к хоперским казакам [19, с. 80].
С.И. Тхоржевский также отмечает, что прихо-перские владельческие крестьяне в ХУШ веке более близки к казачьему образу жизни, «менее послушны и более смелы» [24, с. 32]. Такому поведению, по мнению С.И. Тхоржевского, способствовали «близость донских казачьи городков, облегчавшая побег» и постоянный приток беглых, среди которых было «много отчаянных людей» [24, с. 32]. Постоянный недостаток рабочих рук, не позволяющий усилить крепостную эксплуатацию крестьян помещиками, слабость государственной администрации на окраинах, неспособной должным образом контролировать поведение населения и, кроме того, присутствие значительного количества однодворцев -представителей бывших военно-служилых сословий, занимавших промежуточное положение между крестьянами и дворянами, обладающих личной свободой, зе-
07.00.02 - ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ (ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ), 07.00.03 - ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ (СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ПЕРИОДА)(ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ) 07.00.02 - DOMESTIC HISTORY (HISTORICAL SCIENCES), 7.00.03 - GENERAL HISTORY (OF THE CORRESPONDING PERIOD)(HISTORICAL SCIENCES)
мельными наделами, но не имеющими в достаточном количестве рабочих рук - все эти факторы характеризовали социальную структуру населения Прихоперья к середине XVIII века. С.И. Тхоржевский, ссылаясь на данные III ревизии, указывает, что в ранее заселенных прихоперских уездах Воронежской губернии количество однодворцев и казенных крестьян было выше, владельческих: в Борисоглебском уезде из 8751 д.м.п. 7741 (88,5%), а в Хоперском уезде из 5394 д.м.п. 3297 (61%) были однодворцами и казенными крестьянами [24, с. 180-181]. Такое соотношение существенно не изменилось в конце XVIII века, после массовой помещичьей колонизации края: в Борисоглебском уезде - 17 458 д.м.п. однодворцев и государственных крестьян, помещичьих - 6987 д.м.п.; в Хоперском -12475 д.м.п. однодворцев и государственных крестьян, помещичьих - 7615 д.м.п. [23, с. 458-459; 12, с. 20] Все эти территориально-географические и социально-исторические факторы оказали существенное влияние на формирование локальной идентичности жителей Прихоперья.
Исторические условия формирования местной, локальной идентичности Прихоперья сложились в ходе колонизации этой территории и её экономического положения. Местные исследователи (В.С. Вахрушев, А.А. Хреков) отмечают, что первая колонизация Прихоперья русским населением завершилась к XIII веку, но она заложила основы и пути повторного освоения края в конце XVII - XVIII веков, где столкнулись славянский, тюркский и финно-угорский этносы [2; 25]. К середине XVIII века миграционные потоки переселенцев с Севера (русских, мордвы, татар) и с Запада (малороссиян) столкнулись и обжились именно в Прихоперье, но позже, в XIX веке, растворились в великорусской нации [16, с. 71-74]. Тамбовский историк-краевед И.И. Дубасов писал: «В XVIII столетии край наш начал переполняться невольными переселенцами, которых тянули на новые места их владельцы. В то же время вся наша Мещера успела уже обрусеть. Часть местной Мордвы постигла та же участь. Все тот же великороссийский элемент сумел ассимилировать и Малороссиян и многих Татар, издавна в значительном количестве населявших нашу сторону...» [9, с. 189]. Их пребывание на территории Прихоперья сохранилось лишь в топонимике края - названиях населенных пунктов, рек и т.д. Например, села малороссиян (Добринка, Песчанка, Еловатка), мордвы (Мордовский Карай), татар (Аркадак, Большой Карай, Мелик) и др.
Уже в конце XVII века Прихоперье становится местом активной хозяйственной деятельности дворцовых (удельных) крестьян Верхнеценской волости Шацкого уезда, которые имели здесь свои временные поселения -«ухожаи». С середины XVIII века дворцовые крестьяне, наряду с государственными, стали основными переселенцами в ходе правительственной колонизации края в уже знакомые им места Прихоперья. Эта категория крестьян была более свободной в перемещении и экономически активной, так как управлялась особыми бюро-
кратическими учреждениями (дворцовыми конторами, удельными экспедициями), а на территории их компактного проживания у них сложилась отлаженная система общественного, «мирского» самоуправления. Именно они, а также государственные крестьяне, стали основой для городского населения новых городов Прихоперья, сохраняя собственное самоуправление даже в городах (Балашовский удельный приказ). Балашовский приказ, выборный орган удельных крестьян, выполнял не только административно-хозяйственные функции, но и осуществлял социальный контроль за поведением (контролировал браки, усыновление детей-подкидышей, распределение рекрутской обязанности морально-нравственное состояние крестьян), сохраняя, таким образом, сословную идентичность удельных крестьян. Его функции в разные периоды существования выходили за территориальные границы Балашовского уезда, так как удельные селения находились в Аткарском, Новохоперском и Сердобском уездах. Переход государственных и удельных крестьян в городские сословия проходил не просто и не быстро, так как эти категории крестьян имели право свободной торговли и их устраивало такое положение. К середине XIX века они сформировали полноценные городские сословия - купцов и мещан. Однако они сохраняли традиционные экономические и родственные связи в Тамбовской и Пензенской губерниях, одновременно налаживая взаимовыгодные торговые связи с южными и юго-западными регионами империи, прежде всего с Землею Войска Донского.
Именно колонизация сделала Прихоперье своеобразным «каналом» экономического обмена между земледельческими и скотоводческими регионами страны. По Хопру в первой половине XIX века осуществлялся транзит земледельческой продукции, прежде всего зерна, из Воронежской, Пензенской, Саратовской, Тамбовской губерний в порты Азовского и Черного морей, а с середины XIX в. стали массово возникать предприятия по переработке сельскохозяйственной продукции (мельницы, винокуренные, салотопенные, кожевенные, суконные и другие заводы), как произведенной в данной местности, так поступавшей с севера и юга. Выгодное логистическое положение городов Прихоперья также способствовало их развитию как перевалочной базы между центром и окраинами. Определенная часть населения занималась извозом на профессиональной основе. Так, на территории Балашовского уезда появились в XVIII веке поселения чумаков-солевозчиков из Украины, основным занятием которых была доставка эльтонской соли для государственных нужд.
В России всегда существовала и была значима оппозиция «Центра» (столицы) и «Периферии» (провинции), что объясняется как географическим положением, природно-климатическим разнообразием, так и историей страны, экономикой, административно-территориальным устройством. Прихоперская идентичность носит ярко выраженный провинциальный характер. Так, город Урюпинск, расположенный на Хопре, получил неформальный статус провинциальной
«столицы» России, хотя любой из исторических прихо-перских городов (Балашов, Борисоглебск, Новохоперск, Сердобск) мог свободно претендовать на этот статус. Практически все они имеют одинаковый путь исторического развития: возникли как сторожевые форпосты на окраине Российского государства, но в процессе движения границы на юг и восток, а также последующей колонизации свободных земель «Дикого поля», в XVIII веке становились ближе к центру страны, чем к окраинам. Благоприятное для сельского хозяйства географическое положение (окраина черноземной зоны, наличие лесов, большое количества небольших, но полноводных рек, впадающих в Хопер) определили аграрный тип экономики, который до сих пор определяет экономическое развитие региона. Их исторически сложившееся удобное логистическое положение между центром и окраинами: водные пути (реки Хопер, Ворона, Савала, Сердоба), сухопутные дороги (Нагайский шлях, почтовые тракты), а позднее появившиеся железнодорожные узлы (Балашов, Поворино, Ртищево и др.), способствовали экономическому и культурному развитию Прихоперья.
Все приведенные историографические эпизоды показывают, что Прихоперье, по мнению Е.В. Дзякович, «в силу своего географического положения и исторического развития в разные эпохи оказалось в некотором смысле «обреченной» на роль провинции» [7, с. 121]. Однако сложившееся положение не может трактоваться однозначно, так как здесь присутствуют моменты как позитивного, так и негативного характера. Профессор Балашовского института СГУ В.С. Вахрушев так описывал исторически сложившееся положение края: «Заросшие дикими лесами берега Хопра помогали первым их обитателям укрываться от врагов, тут был хорош принцип «моя хата с краю». Но, с другой стороны, Хопер был и границей Дикого поля, куда вторгался любой враг, куда стекались разного рода разбойники, лихие люди. Начиная с XVIII века, по мере укрепления мощи Российской империи прихоперские края становятся уже не порубежьем, а глубинкой» [2, с. 50].
В ряде исследований (В.С. Вахрушев, Е.В. Дзякович, Е.И. Стрелкова, А.А. Хреков) отмечается, что на современном этапе есть основания утверждать о существовании прихоперской идентичности на территории Волгоградской, Воронежской, Пензенской, Саратовской и Тамбовской областей [2; 8; 25]. Предпринятые в советский период попытки создания более компактных административно-территориальных образований - Балашовского округа в 20-х гг. в составе Нижневолжского края и Балашовской области в 50-х гг. ХХ века, включавших весь бассейн реки Хопер в состав единого региона, не нашли должной поддержки у центрального руководства СССР[21, с. 49; 3, с. 161]. В результате современных политико-административных преобразований Прихоперье оказалось разделенным не только по разным экономическим районам (Черноземье и Поволжье), но и входят в состав различных федеральных округов: Воронежская и Тамбовская обла-
сти относится к Центральному федеральному округу, Волгоградская область - к Южному округу, Саратовская и Пензенская области входят в состав Приволжского федерального округа.
Следует отметить, что само понятие «Прихоперье» и «хоперские» названия нигде официально, за редким исключением, не закреплены. Только в Алексеевском районе Волгоградской области районная газета называется «Прихоперье», а в Балашове и Урюпинске регулярно местные краеведческие музеи проводят конференции с общими темами «Прихоперье в панораме веков» и «Из истории Прихоперья». Как отмечает Е.В. Дзякович, именно формальная незакрепленность Хопра как смыс-лообразующего индикатора местности исторически способствовала формированию на указанной территории естественной, «низовой» идентичности [7, с. 31]. Такое положение края во многом определяет уникальность Прихоперья как социокультурного феномена, что, безусловно, связано с существованием пространства как феномена человеческого бытия, имеющего, несмотря на формальную безграничность, определенные географические и исторические границы. Именно географические факторы (серединное положение Хопра между двумя крупными русскими реками Волгой и Доном, его протекание преимущественно в лесостепной зоне) и исторические факторы (неоднократная колонизация, экономическое и социокультурное «пограничье» между «центром» и «окраинами», «лесом» и «степью») являются ведущими при формировании прихоперской, остающейся во многом «пограничной», локальной идентичности.
В данном контексте Прихоперье может рассматриваться как достаточно интересный объект исследования, который представляет собой четко локализованную местность и с точки зрения единства географического положения, несмотря на административное разделение по разным регионам, и с точки зрения единства исторического развития. Находясь на стыке нескольких административных регионов России, оно обладает так называемой «полиментальностью», что позволяет, по мнению Е.В. Дзякович, «самоактуализироваться и развивать собственную идентичность на неформальной, «низовой» основе, возрождая исторически сложившиеся традиции и социальные практики» [7, с. 33-34]. Например, появление на территории Балашовского района Верхне-Хоперского казачьего округа Войска Донского, ежегодное проведение праздника «Казачий разгуляй» и др.
Таким образом, в ходе исследования мы пришли к следующим выводам. Социокультурная идентичность жителей Прихоперья стала складываться достаточно давно и уходит своими корнями в историческое прошлое края. Немаловажное влияние на её формирование имело и имеет административно-территориальное устройство страны, которое, в общем, изменялось на протяжении трех столетий и стабилизировалось к середине XX века, после ликвидации в 1957 году Балашовской области. За это время государственные границы ушли далеко на
07.00.02 - ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ (ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ), 07.00.03 - ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ (СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ПЕРИОДА)(ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ) 07.00.02 - DOMESTIC HISTORY (HISTORICAL SCIENCES), 7.00.03 - GENERAL HISTORY (OF THE CORRESPONDING PERIOD)(HISTORICAL SCIENCES)
юг и восток, изменились и административные границы внутри страны, однако состояние «пограничья» исторически сложилось и закрепилось в архетипе местных
жителей и определенным образом характеризует их идентичность.
Библиографический список
1. Акульшин П.В., Пылькин В.А. Бунтующий пахарь. Крестьянские движения в Рязанской и Тамбовской губерниях в 1918— 1921 гг. Рязань: РОИРО, 2000. 141 с.
2. Вахрушев В.С. «Большой, как солнце, Балашов...» (очерки по истории и культуре среднего Прихоперья). Балашов: Изд. «Николаев», 2007. 264 с.
3. Ведомости Верховного Совета РСФСР.1957. № 3. С. 161.
4. Гельман В.Я. Политические элиты и стратегии региональной идентичности // Журнал социологии и социальной антропологии. 2003. Т. VI. № 2. С. 91-105.
5. Глазычев В.Л. Города России на пороге урбанизации // Город как социокультурное явление исторического процесса. М.: Наука, 1995. С.137-144 .
6. Градовский А.Д. История местного управления в России // Собрание сочинений А.Д. Градовского. Т. 1-9. СПб., 1899. Т. 2. 492 с.
7. Дзякович Е.В. Трансформация локальных идентичностей в социокультурном пространстве современных российских регионов. М.: Лабиринт, 2010. 204 с.
8. Дзякович Е.В., Стрелкова Е.И. Бренды российской глубинки. Прихоперье: метаморфозы местной идентичности. М.: Лабиринт, 2009. 122 с.
9. Дубасов И.И. Очерки по истории Тамбовского края. Вып. 1.Тамбов: Типограф.Губерн. Правления, 1890. 283 с.
10. Кнабе Г.С. Внутреннее пространство: дом, город, общество // Город как социокультурное явление исторического процесса. М.: Наука, 1995. С. 224-234.
11. Костомаров Н.И. Об отношении русской истории к географии и этнографии // Земские соборы. Исторические монографии и исследования. М.: Изд. «Чарли», 1995. С. 424-440.
12. Краткое описание Саратовского наместничества вообще и порознь каждой округи, составляющее оное [Электр. ресурс] /Под ред. М.С. Полубоярова. М., 2011 // http://gorodkuzneck.ru/download/%20%201783.pdf (дата обращения 21.04.2021).
13. КрыловМ.П. Региональная идентичность в европейской России. М.: Новый Хронограф, 2010. 235 с.
14. Любарский Г.Ю. Морфология истории: сравнительный метод и историческое развитие. М.: КМК, 2000. 449 с.
15. Милюков П.Н. Государственное хозяйство в России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб., 1905. 702 с.
16. Очерки истории Поволжья и Приуралья в имперский период / Под ред. В.Н. Данилова и П.С. Кабытова. Саратов: Наука, 2010. 354 с.
17. Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. В 45 т. М., 1830.
18. Посадский А.В. Крестьянская самооборона в годы гражданской войны в России // Отечественная история. 2005. № 1. С. 125-132.
19. ПронштейнА.П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов/н/Д.: РостГУ, 1961. 376 с.
20. Савицкий П.Н. Степь и оседлость // Русский мир. Геополитические записки по русской истории. СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 810-822.
21. Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938 - июль 1956 гг.). М., 1956.
22. Смирнягин Л.С. Территориальная морфология российского общества как отражение регионального чувства в русской культуре // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. М., 1999. С. 108-115.
23. Собрание сочинений, выбранных из месяцословов на разные годы. Ч. VI. СПб: Императорская Академия наук, 1790. 480 с.
24. Тхоржевский С.И. Пугачевщина в помещичьей России. Восстание на правом берегу Волги в июне - октябре 1774 года. М.: Всесоюзн. об-во политкатаржан и сс.- переселенцев, 1930. 214 с.
25. Хреков А.А., Латыгин И.М., Шалатов А.В. Половецкая степь, Прихоперская Русь и города Червленного Яра (из истории Прихоперья XII-XIV вв.). Балашов: Изд. «Арья», 2018. 24 с.
26. Щапов А.П. Великорусские области и Смутное время (1600-1613) // Собрание сочинений в 3-х т. СПБ., 1906. Т. 1. 803 с.
27. [Щекатов А.М.] Географический словарь Российскаго государства / Сочиненный в настоящем онаго виде. М., : В Университетской типографии, у Хр. Клаудия, 1801. Ч. 1. 1300 стб.
28. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 1999. 415 с.
References
1. Akulshin P. V., Pylkin V.A. The rebellious plowman. Peasant movements in the Ryazan and Tambov provinces in 1918-1921. Ryazan: ROIRO, 2000. 141 p.
2. Vakhrushev V.S. « Big as the sun, Balashov...» (essays on the history and culture of the Middle Prikhoper region). Balashov: Publishing house "Nikolaev", 2007. 264 p.
3. Vedomosti of the Supreme Soviet of the RSFSR. 1957. No. 3. Pp. 161.
4. Gelman V. Ya. Political elites and strategies of regional identity / / Journal of Sociology and Social Anthropology. 2003. Vol. VI. No. 2. Pp. 91-105.
5. Glazychev V. L. The cities of Russia on the threshold of urbanization / / The city as a socio-cultural phenomenon of the historical process. Moscow: Nauka, 1995. Pp. 137-144 .
6. Gradovsky A.D. The history of local government in Russia / / Collected works of A.D. Gradovsky. Vol. 1-9. SPb., 1899. Vol. 2. 492 p.
7. Dzyakovich E.V. Transformation of local identities in the socio-cultural space of modern Russian regions. Moscow: Labyrinth, 2010. 204 p.
8. Dzyakovich E.V., Strelkova E.I. Brands of the Russian hinterland. Prikhoperye: metamorphoses of local identity. Moscow: Labyrinth, 2009. 122 p.
9. Dubasov I.I. Essays on the history of the Tambov Region. Issue 1. Tambov: Tipograf.Gubern. Board of Directors, 1890. 283 p.
10. Knabe G.S. Interior: house, city, company // the City as a socio-cultural phenomenon of the historical process. M.: Nauka, 1995. Pp. 224-234.
11. Kostomarov N.I. On the relation of Russian history to geography and ethnography. Historical Monographs and Studies, Moscow: Charlie Publishing House, 1995, Pp. 424-440.
12. A brief description of the Saratov viceroyalty in general and separately of each district that makes up it. Edited by M.S. Poluboyarov. M., 2011A brief description of the Saratov viceroyalty in general and separately of each district that makes up it. Edited by M.S. Poluboyarov. M., 2011 // http://gorodkuzneck.ru/download/%20%201783.pdf (accessed 21.04.2021).
13. KrylovM.P. Regional identity in European Russia. Moscow: Novy Chronograf, 2010. 235 p.
14. Lyubarsky G.Yu. Morphology of history: comparative method and historical development. Moscow: KMK, 2000. 449 p.
15. MilyukovP.N. State economy in Russia in the First Quarter of the XVIII century and the reform of Peter the Great. St. Petersburg, 1905. 702 p.
16. Essays on the History of the Volga Region and the Urals in the Imperial Period / Under the editorship of V. N. Danilov and P.S. Kabitova. Saratov: Nauka, 2010. 354 p.
17. Complete Collection of Laws of the Russian Empire. Assembly I. In 45 t. M., 1830.
18. PosadskyA.V. Peasant self-defense during the Civil War in Russia // Russian history. 2005. No. 1. Pp. 125-132.
19. Pronstein A.P. Land of the Don in the XVIII century. Rostov/n / d.: RostSU, 1961. 376 p.
20. Savitsky P.N. Steppe and sedentary life. Russian World. Geopolitical Notes on Russian History. St. Petersburg: Terra Fantastica, 2003. Pp. 810-822.
21. Collection of laws of the USSR and decrees of the Presidium of the Supreme Soviet of the USSR (1938-July 1956). Moscow. 1956.
22. Smirnyagin L.S. Territorial morphology of Russian society as a reflection of regional feeling in Russian culture / / Regional self-consciousness as a factor in the formation of political culture in Russia. Moscow, 1999. Pp. 108-115.
23. Collected works selected from the monthsologues for different years. Ch. VI. St. Petersburg: Imperial Academy of Sciences, 1790. 480 p.
24. Tkhorzhevsky S.I. Pugachevshchina in landowner Russia. The uprising on the right bank of the Volga in June-October 1774. Moscow: Ob-vo politkatarzhane i ss. - perestroyantsev, 1930. 214 p.
25. Khrekov A.A., Ladygin I.M., Shalamov A.V. Polovtsian steppe, Prikubansky Russia and the city Chervonnogo Yara (from the history of Preopera XII-XIV centuries). Balashov: Arya Publishing House, 2018. 24 p.
26. ShchapovA.P. Velikorusskie oblasty i Smutnoe vremya (1600-1613) / / Sobranie sochineniy v 3-x t. SPB., 1906. T. 1. 803 p.
27. [Shchekatov A.M.] Geographical dictionary of the Russian state / Composed in its present form. M.,: In the University Printing House, at Chr. Claudia, 1801. Part 1. 1300 stb.
28. Eisenstadt Sh. Revolution and transformation of societies. Comparative study of civilizations. Moscow: Aspect Press, 1999. 415 p.
