CC BY
114
УДК 314.8 ББК С73(2Р36)
ПРИЧИНЫ СМЕРТИ ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ УРАЛА В 1920—1930-е гг.*
В.А. Журавлева
REASONS OF MORTALITY OF URAL URBAN POPULATION IN 1920—1930s
VA. Zhuravleva
Статья посвящена изучению проблемы смертности как одной из главных составляющих процесса естественного воспроизводства населения. На основе статистических материалов анализируется структура причин смертности городского населения Урала на различных этапах социально-экономического и политического развития региона в 1920—1930-е годы.
Ключевые слова: историческая демография, городское население Урала, естественное воспроизводство населения, смертность.
The article is devoted to research of the problem of mortality as one of main components of natural process of population reproduction. On the basis of statistical data the reasons of mortality in Ural urban settlements at different stages of social-economical and political region development in 1920—1930-s are analyzed.
Keywords: historical demography, city population of Ural, natural reproduction of population, mortality.
Одним из двух главных подпроцессов воспроизводства населения является смертность. Процесс вымирания людей зависит от большого числа биологических и социальных факторов, которые делятся на две важнейшие группы: эндогенные, порожденные внутренним развитием человеческого организма, и экзогенные, связанные с действием внешней среды. Смерть всегда есть результат взаимодействия факторов этих групп. Их соотношение выражается в структуре смертности по причинам смерти. Анализ смертности по причинам смерти позволяет выявить относительное значение ущерба, наносимого различными причинами смерти, а также оценить эффективность мероприятий по борьбе с теми или иными заболеваниями.
Проблема причин смерти россиян является объектом изучения отечественных демографов1. В современной демографической литературе утвердилась теория демографического перехода, ранее получившая широкое распространение на Западе. В своей монографии А.Г. Вишневский доказывает, что в результате демографического переворота происходит утверждение современного типа воспроизводства населения, приведшего к коренному изменению структуры причин смерти населения. Экзогенная смертность постепенно сокращается, на первое место выступают эндогенные причины, связанные со старением2.
Историки на общероссийском и региональном уровне рассматривают проблему перехода от традиционного к современному обществу и его влияния на воспроизводство населения на основе тео-
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 08-01-85106 а/У
рии модернизации3. На рубеже XX—XXI вв. появились крупные работы по изучению населения России в прошлом веке4, но Урал в них затронут не был. Уральский историк И.В. Нарский исследовал влияние революций и войн на демографические характеристики края, ввел в научный оборот статистические данные по структуре смертности в уральских губерниях и исследовал причины повышенной смертности жителей региона в 1917—1922 гг.5
В 2000 г. вышел сводный труд по истории населения России в XX веке. Авторы на основе новых данных рассмотрели демографические последствия войн и революций, социально-экономических и политических потрясений 1920—1930-х гг.6 Подобное коллективное исследование появилось и по населению Урала7. Один из его авторов Е.Ю. Алферова, проанализировав динамику смертности жителей региона в XX веке, пришла к выводу, что со второй половины 1920-х годов в крае начался процесс снижения смертности и увеличения продолжительности жизни человека, что обусловлено успехами советского здравоохранения в борьбе с инфекционными заболеваниями, в особенности, детскими8. Но в работе не была специально рассмотрена структура причин смерти населения Урала вообще и горожан в частности.
Анализ научной литературы показывает, что на рубеже XX—XXI вв. историками, демографами9 и медиками10 проделана значительная работа по изучению естественного воспроизводства населения России вообще и Урала в частности в XX веке. Появились и специальные исследования историков по вопросу смертности российского населения в первой трети прошлого века11. Вместе с тем не получила должного освещения проблема причин смерти жителей
городских поселений Урала в 1920—1930-е годы. Цель данной статьи — восполнить этот пробел.
Для Урала переход от войны к мирному хозяйственному строительству был очень тяжелым, что сказалось на демографических характеристиках края. Переписи 1920 и 1923 гг. зафиксировали сокращение численности населения уральских городов, хотя масштабы убыли жителей городов и городских поселений разнятся. По данным, опубликованным в 1923 г., численность горожан Урала сократилась с 1 313 277 чел. в 1920 г. до 1 146 627 чел. в 1923 г., т. е. на 12,7 %12. С учетом пересчета итогов переписей населения применительно к новому административному делению области (в 1923 г. была создана Уральская область, в которую вошли Екатеринбургская, Пермская, Тюменская и Челябинская губернии). На 1924 г. убыль городского населения составила 5,5 %, т. е. если в 1920 г. в городах края проживало 1 218 046 чел., то в 1923 г. —только 1 151 026 чел.13 Падение численности горожан было связано, прежде всего, с повышенной смертностью населения, которая даже превысила рождаемость. Как справедливо отмечалось в научной литературе14, данные текущей статистики начала 1920-х годов отрывочны, не всегда достоверны, а иногда и попросту отсутствуют. Они не могут дать полной картины, но эти сведения могут характеризовать демографические тенденции в регионе. Так, в 1921 г. в Пермской губернии родилось 47 056 чел. (27,9 на 1000 чел.), умерло 44 257 чел. (26,2 на 1000 чел.), т. е. естественный прирост составил 2799 чел. или
1,7 на 1000 населения15. Но особенно тяжелое положение было с естественным приростом горожан. Статистика свидетельствует, что как в губернских, так и в провинциальных городах в 1920—1922 гг. смертность была огромной и превышала рождаемость, она во многом определяла убыль населения Урала. В Перми на 1000 чел. в 1920 г. родилось 31,8 и умерло 67,2, т. е. естественная убыль населения составила35,4; в 1921 г. соответственно — 41,2,71,6, 30,4; в 1922 г. —28,2,98,8 и 70,616. В декабре 1921 г. уездно-городской ЗАГС Екатеринбурга зарегистрировал 208 рождений и 615 смертей, в апреле 1922 г. в городе родилось 144 и умерло 1037 чел., т. е. убыль населения составила соответственно 407 и 893 чел.17 В Златоусте в 1920 г. родилось 1454, а умерло 2245 чел., т. е. убыль населения составила 791 чел.;в 1921 г. соответственно — 2015, 2025, 10; 1922 г. — 624, 2572, 1948 чел.18 Только в 1923 г. в уральских городах наметилось улучшение демографической ситуации. Значительное снижение прироста населения связано с последствиями социально-экономических и политических катаклизмов послереволюционного периода (мировой и гражданской войн, голодом и связанными с ними небывалыми эпидемиями).
Сохранившиеся статистические данные позволяют определить структуру высокой смертности начала 1920-х годов. Они показывают, что наибольший процент падал на эпидемические заболевания.
Особая опасность исходила от тифа. В Перми эпидемия тифа свирепствовала 4 года и приобрела
такие размеры, что местные медики доктор
В.Н. Космодемьянский и санитарный врач H.H. Горшков предприняли научное обследование заболевших19. Полученный материал позволил им сделать важные выводы. Прежде всего, сыпной и возвратный тифы сезонов 1919—1920 гг. и осени 1921— 1922 гг. имели разные источники происхождения. На рубеже 1919—1920 гг. заболевание гражданского населения было связано с переброской в Пермь значительного воинского контингента20. Новая эпидемия паразитарных тифов в Перми, начавшаяся в сентябре 1921 г., имела свои особенности. Она развивалась при крайне неблагоприятных экономических условиях. Дефицит и необычайная дороговизна продуктов из-за неурожая в ряде уездов Пермской губернии привели к голоданию населения. Все это происходило на фоне повышения цен на мануфактуру и мыло (до 400 %) и нерегулярной работы бань из-за недостатка топлива, что способствовало росту завшивленности населения. Вшивость наблюдалась почти у четверти горожан, при этом на долю женщин приходилось 59 %. Но, по мнению врачей, цифра была явно преуменьшена из-за отказа большинства опрошенных отвечать на этот вопрос21.
Ситуация в Перми еще больше ухудшилась в связи с новым важным эпидемиологическим моментом — передвижением переселенцев из голодных губерний в Сибирь, начавшимся в июле 1921 г. и приобретшим массовый и стихийный характер. По данным Врачебно-питательного пункта Пермского губэвака, в июле—октябре 1921 г. из 119 440 прошедших через Пермь в городе осело 40 517 чел.22 Они размещались в специально организованных лагерях и содержались в них скученно, в антисанитарных условиях и полуголодном состоянии. Среди приезжих было много тифозных и дизентерийных больных. Поэтому именно в лагерях переселенцев вспыхнула эпидемия тифа, быстро распространившаяся на городское население Перми. Своего пика она достигла в январе 1922 г., когда было зарегистрировано 1390 случаев сыпного и 667 возвратного тифа. В феврале кривая заболеваемости заметно снизилась до 767 случаев сыпного и 549 возвратного тифа. В.Н. Космодемьянский и H.H. Горшков, исследуя эпидемию, обратили внимания на ее особенность — преобладание сыпного тифа над возвратным. Соотношение заболеваемости сыпным тифом к возвратному выражалось как 64,6 % к 35,4 % или как 2:1, но убыль населения от возвратного оказалась выше, чем от сыпного тифа. В разные месяцы 1921 г. смертность от сыпного тифа колебалась в пределах 4,0—20,0 % и постепенно дошла в январе 1922 г. до среднемесячной в 10,5 %. Колебания смертности от возвратного тифа были в рамках 1,0—
40,0 %, достигнув в январе 1922 г. среднемесячной в 21,8 %. Такое прогрессирование смертности от возвратного тифа врач В.Н. Космодемьянский связывал с усилением тяжести течения болезни из-за частых энтеритов, истощавших организм и вызывавших вторичные инфекции. Медики выявили и еще одну специфику эпидемии тифа в Перми —
История
повторность заболевания сыпным тифом тех, кто уже переболел им ранее. Они объясняли это ослаблением иммунитета на почве голодания. В целом, в 1921—1922 гг. коэффициент общей смертности в г. Перми приблизительно равнялся 72,923.
Все особенности эпидемии тифа в Перми начала 1920-х годов были свойственны и другим уральским городам, большинство из которых располагалось вдоль железнодорожной магистрали и представляло собой крупные узловые станции. По сведениям Челябинской базы Центроэвака только за 11 месяцев 1922 г. через ст. Челябинск прошло транзитом 30 850 чел.24 В городах, лежавших в стороне от Транссиба, к примеру, в Троицке и Верх-неуральске, эпидемическая обстановка была не такой тяжелой.
В 1921 г. тифом заболело 9845 горожан Челябинской губернии, а за два с половиной месяца 1922 г. — уже 4735 чел. Эпидемия достигла своего пика в ноябре 1921 — январе 1922 гг. Наибольшая часть заболеваний (63,9 %) приходилась на возвратный тиф, от которого скончалось в 1921 г. 8,6 % жителей городов, в первой декаде 1922 г. — уже 15,7 %. На втором месте по количеству заболеваний стоял брюшной тиф. Но именно на его долю пришлось наибольшее число умерших: соответственно — 8,6 % и 25,2 %. Удельный вес смертности от сыпного тифа был ниже — 6,8 % и 8,5 %25. В мае—сентябре 1922 г. намеченная в начале года тенденция сохранилась. По-прежнему отмечалась повышенная заболеваемость возвратным тифом, причем число заболевших за 9 мес. 1922 г. в два раза превысило аналогичный показатель за предыдущий год26. Другие инфекции в городах Челябинской губернии не получили такого масштаба, как тиф, но они также стали причиной повышенной смертности горожан. Особую опасность после тифа представляла холера. Первые случаи этой болезни были зафиксированы на станции Челябинска, больными оказались пассажиры из Поволжья. Всего же в городах Челябинской губернии летом 1921 г. было зарегистрировано 4244 больных холерой, из них умерло 45,4 %27. С сентября эпидемия пошла на убыль, а в 1922 г. холера уже не имела таких масштабов. В июне 1921 г. началась эпидемия холеры в Златоусте. Ее завезли трудармейцы из Уфы, расквартированные в одном из районов города. Всего же в Златоусте и его уезде этой болезнью заболело 1090 чел., из которых умерло 492 чел. (45 %)28. В Кургане с 1920 г. эпидемии паразитарных тифов получили такой широкий размах, что все внимание было направлено на практическую работу и строгий учет заболевших некому было вести29.
Ликвидация эпидемических заболеваний стала важнейшей задачей городских властей. Повсеместно создавались чрезвычайные комиссии по борьбе с тифом, а при необходимости, и с холерой. Эти чрезвычайные органы с диктаторскими полномочиями централизовали борьбу с инфекциями. Но основная тяжесть легла на органы здравоохранения. Для госпитализации заболевших повсеместно был увеличен коечный фонд. С октября 1921 г.
по сентябрь 1922 г. только в Екатеринбургской губернии было развернуто 2300 временных эпидемических коек. Но их оказалось недостаточно: удалось госпитализировать только 62,5 % заболевших30. Проводилась принудительная санитарная очистка городов. Учитывая особую роль транспорта в распространении эпидемий, на железнодорожных станциях были организованы изоляционнопропускные пункты, действовали дезинфекционные и противоэпидемические отряды для проведения мероприятий по предотвращению заражения населения. Так, изоляционно-пропускной пункт станции Пермь-П осуществлял санитарную обработку всех проходивших эшелонов, больных снимали с поездов и отправляли в госпитали. На пунктах постоянно дежурили фельдшера, в их распоряжении находились амбулатории, парикмахерская и стационар на 250 коек31.
Эти меры позволили остановить лавинное нашествие эпидемий и добиться их резкого сокращения, что сказалось на показателях смертности населения. В 1924 г. в городах и городских поселениях Уральской области на 1000 чел. умерло 28,5 и родилось 54,3, т. е. естественный прирост составил 25,8 чел.; в 1925 г. соответственно — 28,9, 53,7 и 24,832. Но отголоски эпидемий начала 1920-х годов нашли отражение в том, что вплоть до середины 1920-х годов в статистических справочниках Урала публиковалась только динамика острозаразных заболеваний.
Сохранившиеся статистические данные позволяют проанализировать структуру смертности горожан во второй половине 1920-х гг. Учитывая причины смерти, носившие массовый характер (более 1000 случаев за год), можно сделать вывод, что в 1926— 1928 гг. основная убыль населения (до четверти скончавшихся) происходила от эндемических, эпидемических и инфекционных болезней (сюда относится и туберкулез). На втором месте стояла смертность от заболевания органов дыхания (в разные годы от
14,7 до 17,1 % умерших) и пищеварения (в пределах 13,5—22,2 % всех смертей). Обращает на себя внимание такая причина смертности горожан, как внезапная смерть и смерть от неопределенной и неуказанной болезни. Во второй половине 1920-х гг. на ее долю приходилось 118,4 (1926 г.), 81,7 (1927 г.) и 100,3 (1928 г.) случаев смерти на 1000 чел. Высокий удельный вес этой причины свидетельствовал о недостаточном развитии сети медицинских учреждений и уровне медицинской диагностики33. Статистика показывает, у каждой возрастной группы были свои основные причины смерти. В целом за 1926—1928 гг. больше всего умерло детей от 0 года34 до 9 лет от болезней органов пищеварения и дыхания и эпидемических и инфекционных болезней.
Широкое распространение смерти от внешних причин говорило о некультурности населения и о повышенном травматизме на производстве. В 1927 г. результаты выборочного обследования показали: из каждых 100 промышленных рабочих Урала (в возрасте старше 15 лет) до 30 лет доживали 85,2 %; до 40 лет — 73,5 %; до 50 лет — 59,2 %; до 60 лет —
39,9 %. Таким образом, до пенсионного возраста могли дожить двое из пяти рабочих35.
Немаловажную роль в причинах смертности городского населения Урала играло городское хозяйство. Уралоблисполком в своем отчете за 1924 г. отмечал, что высокая заболеваемость туберкулезом и скарлатиной находилась в тесной связи с жилищными условиями, а большое развитие водных инфекций (дизентерии и брюшного тифа) зависело от неразвитости водопровода и канализации36. Санитарное состояние Урала было значительно хуже, чем других регионов СССР. Это отразилось на показателях смертности. Если в 1926 г. в Уральской области на 1000 жителей умерло 26,7 чел., то в РСФСР—20,8, а на Украине — 18,1. В 1927 г. смертность на Урале несколько повысилась, достигнув 27,4 на 1000 чел. В отдельных городах она оказалась даже выше средних показателей по региону: в Лысьве — 45,3, Надеждинске — 35,437.
Промышленная модернизация Урала, развернувшаяся в конце 1920-х годов, оказала существенное влияние на демографическую ситуацию в городских поселениях региона. Индустриализация привела к значительному росту численности рабочих и служащих и увеличению контингентов горожан. Но в первые годы первой пятилетки часть советских и партийных руководителей недооценила важность социальных вопросов. Нарком тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе, выступая на Всесоюзной конференции работников промышленности в январе 1931 г., заявил: «Страна Советов будет строить и построит социалистические города. Но можем ли мы и хватит ли у нас средств, чтобы сегодня же, одновременно со строительством наших заводов-гигантов, воздвигнуть и гиганты социалистических городов? Отвечаем — не можем. Надо прежде всего как можно быстрее закончить строительство заводов и пустить их в ход..., с тем, чтобы через 5—6 лет... построить действительно социалистические города вокруг работающих заводов»38. Урал занимал одно из печальных первых мест в РСФСР по острозаразным болезням. Особая опасность с тифами сложилась в начале 30-х годов XX века.
В 1932 г. была зафиксирована вспышка сыпного тифа в Кизеле и Златоусте, а в начале 1933 г. Уралоблисполком констатировал наряду с Магнитогорском особую эпидемиологическую неблагополуч-ность в Свердловске и Челябинске39.
Такое же тяжелое положение сложилось с заболеваемостью брюшным тифом из-за некачественной питьевой воды. В итоге если в целом по Уральской области в 1928 г. на 1000 горожан отсыпного тифа умерло 1,1 чел., то в 1933 г. — 21,5; от брюшного тифа соответственно — 8,6 и 9,740. Но в дальнейшем благодаря определенным успехам городского строительства53 , улучшения медицинского обслуживания и принятым чрезвычайным мерам наблюдалось снижение убыли населения от тифа. В 1935 г. в городских поселениях Свердловской области (в 1934 г. Уральская область была разделена на Свердловскую, Челябинскую и Обь-Иртышскую области) на каждую 1000 чел.
регистрировалось 2,0 случая смерти от сыпного и
7.0 брюшного тифа; в 1936 г. соответственно — 0,6 и 4,8; в 1937 г. — 1,1 и 5,0, т.е. отмечалось небольшое повышение; но в 1938 г. вновь снижение — 0,5 и 4,7. В Челябинской области в 1937 г. соответственно —
0,8 и 5,6; 1938 г. — 0,4 и 5,2; 1939 г. — 0,3 и 5,441.
Среди причин убыли населения уральских городов в 1933 г. необходимо выделить смерть от неполноты питания, удельный вес которой составил
2.0 %42. Так в структуре смертности проявилось влияние голода 1932—1933 гг.
В 1930-е годы наиболее распространенной причиной смерти горожан оставались инфекционные и паразитарные заболевания, от них теперь погибало свыше трети населения городов. Но здесь произошли важные изменения. В результате мероприятий по оспопрививанию во второй половине 1930-х гг. в уральских городах не было зафиксировано ни одного случая смерти от оспы, хотя еще в 1920-х гг. регион являлся одним из самых крупных очагов в РСФСР по этому заболеванию. Как уже отмечалось, значительно снизилась смертность от тифов. По-прежнему сохранялась высокая смертность от детских болезней, особенно от кори. Наиболее значительная вспышка этого заболевания произошла в
1937 г. Если в Свердловской области от этой инфекции погибло в 1936 г. 4,3 % горожан, то в 1937 г. — уже 13,4 %, в 1938 г. — только 6,8 %. В Челябинской области эпидемия кори продолжалась дольше. В 1937 г. удельный вес умерших от нее составил
12,1 %, 1938 г.— 10,5, 1939 г. — вновь повышение до 13,4 %43. Однако лидером среди инфекционной группы заболеваний был туберкулез дыхательных органов. И смертность по этой причине имела тенденцию к увеличению. Если в Уральской области за 1926—1928 гг. от данного заболевания погибло 8,8 % горожан, то в Свердловской области за 1935—
1938 гг. умерло 10,2 %, а в Челябинской области только за три года (1937—1939 гг.) — уже 10,7 %.
На втором месте стояла смертность от болезней органов дыхания. В Свердловской области по этой причине скончалось в 1935 г. 14,3 % жителей городских поселений, 1936 г. — 16,1, 1937 г. — 18,4,1938 г. — 18,7 %. В Челябинской области этот показатель оказался даже выше и составил в 1937 г. 19,6 %, 1938 г. — 19,1, 1939 г. — 18,6 %. Такая высокая смертность от заболевания органов дыхания вообще (бронхит, крупозная пневмония, туберкулез дыхательных органов и пр.) объяснялась не только спецификой уральской промышленности, но и ухудшением экологии населенных мест. Из-за экономии средств селитебная зона города располагалась вблизи промышленных объектов и очень часто оказывалась под вредным воздействием предприятий. По данным обследования Свердловского гигиенического института, на здоровье жителей Красноуральска плохо влияли сернистые газы, выделявшиеся медеплавильным заводом44. С подветренной стороны от металлургических комбинатов начали строиться жилые поселки Магнитогорска и Нижнего Тагила.
История
Третья причина смерти горожан — желудочно-кишечные заболевания, напрямую связанные с санитарным состоянием городов, благоустройством жилья и качеством питьевой воды. К концу 1930-х гг. только
23,7 % жилья в городах Свердловской области было оснащено водопроводом и 17,0 % канализацией. В Челябинской области водопровод был только в крупных городах — Челябинске, Магнитогорске и Златоусте и частично в Троицке и Копейске. В остальных городских поселениях питьевыми источниками служили колодцы и естественные водоемы, содержавшиеся с нарушением элементарных санитарных правил45. Часто в городах нарушались санитарные правила в торговой сети и объектах общественного питания, на предприятиях пищевой промышленности.
Четвертое место занимали болезни сердечнососудистой системы, приводившие к смерти. Их удельный вес колебался в пределах 5,5—7,0 %. Сохранившиеся статистические данные показывают, что в трудном 1933 г. смертность по этой причине возросла до 9,2 %46.
В 1930-е гг. смерть от раковых заболеваний была еще не так распространена, как в последующие годы, и составляла более 2 %.
В условиях промышленной модернизации края, несмотря на расширение сети лечебных учреждений, численность горожан росла быстрее и не снимала остроты проблемы охвата медицинским обслуживанием населения городских поселений. Если в 1928/29 г. на 1000 горожан Уральской области приходилось 5,1 койки, то на 1000 горожан Свердловской области на 1 января 1938 г. — 6,5, Челябинской в 1940 г. — 7,3 койки47. При этом в конце 1930-х годов в промышленных центрах Свердловской области функционировало 157 больниц всех типов, 8 детских больниц, 18 роддомов; в Челябинской области — 51 больница и 11 роддомов. Во всех городах Урала работали молочные кухни и ясли, женские и детские консультации. Выросла специализированная помощь. Только с 1934 по 1940 гг. в Челябинской области удельный вес туберкулезных коек увеличился в 4 раза, была организована онкологическая помощь, для диагностики врачи имели 74 рентгеновских установки и 86 клинических лабораторий48.
Таким образом, в 1920—1930-е годы на Урале по-прежнему преобладали экзогенные факторы смертности городского населения. Тем не менее, были заложены основы для революционного скачка в структуре смертности и увеличения продолжительности жизни населения.
Примечания
1. Новосельский, С.А. Смертность и продолжительность жизни в России / С. А. Новосельский. — Петрограда . Тип. мин-ва внутренних делъ, 1916. — 207 с.; Дмитриева, P.M. Снижение смертности в СССР за годы Советской власти / P.M. Дмитриева, Е.М. Андреева // Брачность, рождаемость и смертность в России и в СССР: сб. ст. / под ред.
А.Г. Вишневского. —М.: Статистика, 1977. — С. 28—49; Андреев, Е.М. Продолжительность жизни и причины смерти в СССР / Е.М. Андреев // Демографические процессы в СССР: сб. науч. тр. / отв. ред. А.Г. Волков. —М. :
Наука, 1990. — С. 190—116; Бирюков, В.А Эволюция и особенности смертности населения в городах СССР / В.А. Бирюков // Демографические процессы в СССР: сб. науч. тр., отв. ред. А.Г. Волков. — М. : Наука. 1990. — С. 135—150; Воспроизводство населения СССР / под ред. А.Г. Вишневского и А.Г. Волкова. — М. : Финансы и статистика, 1983. — С. 38—126; Демографическая модернизация России, 1900—2000 / под ред. А.Г. Вишневского. — М. : Новое изд-во, 2006. — С. 257—397.
2. Вишневский, А.Г. Демографическая революция //
A.Г. Вишневский Избранные демографические труды. — М. : Наука, 2005. — Т. 1. — С. 42—93.
3. См.: Опыт российских модернизаций. XVIII—XX века/отв. ред. В.В. Алексеев. —М.: Наука, 2000. —246 с.; Сенявский, A.C. Урбанизация России в XX веке: Роль в историческом процессе. — М. : Наука, 2003. — 286 с., Побережников, И.В. Переход от традиционного к индустриальному обществу: теоретико-методологические проблемы модернизации / И.В. Побережников. — М. : РОС-СПЭН, 2006, —240 с.
4. Поляков, Ю.А. Советская страна после окончания гражданской войны: территория и население / Ю.А. Поляков. — М. : Наука, 1986. — 272 с.; Дробижев, В.З. У истоков советской демографии/В.З. Дробижев. —М.: Мысль, 1987. — 222 с.; Жиромская, В.Б. Демографическая история России в 1930-е гг. Взгляд в неизвестное /
B.Б. Жиромская. — М. : РОССПЭН, 2001. — 280 с.
5. Нарский, И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917—1922 гг. / И.В. Нарский. — М. • РОССПЭН, 2001. — С. 122—145, 334—343.
6. Население России в XX веке: в 3-х т. — Т. 1 / отв. ред. В.Б. Жиромская. — М.: РОССПЭН, 2000. — С. 98— 104, 129—133,147—153,219—242,336—344.
7. Население Урала. XX век. История демографического развития / отв. ред. В.В. Алексеев. —Екатеринбург • Екатеринбург, 1996. — 212 с.
8. Там же. — С. 110.
9. Андреев, Е.М. Демографическая история России: 1927—1959 / Е.М. Андреев, Л.Е. Дарский, Т.Л. Харькова. — М. : Информатика, 1998. — 187 с.
10. Тарасов, П. На страже здоровья трудящихся / П. Тарасов // Челябинская область за 40 лет Советской власти.—Челябинск: Кн. изд-во, 1957. — С. 535—546; Баро-ян, О.В. Итоги полувековой борьбы с инфекциями в СССР и некоторые актуальные вопросы современной эпидемиологии / О.В. Бароян. — М. . Медицина, 1968. — 303 с., Соколов, Д.К. Становление охраны здоровья народа на Южном Урале / Д.К. Соколов, P.C. Алексеева, Г.Ф. Еремин, A.C. Старицын. — Челябинск ■ Юж.-Урал. кн. изд-во, 1970. — 87 с.; Розенфельд, Л.Г. Итоги здравоохранения Южного Урала за 60 лет Советской власти — вклад в выполнение программы охраны здоровья советского народа / Л.Г. Розенфельд, Г.П. Мещеряков. — Челябинск : Знание, 1978. — 22 с.; Бедный, М.С. Медико-демографическое изучение народонаселения / М.С. Бедный. — М. ' Статистика, 1979. — 223 с.; Селезнева, В.Т. Очерки по истории медицины в Пермской губернии / В.Т. Селезнева. — Пермь : Пермская гос. мед. академия, 1997. — 124 с.
11. Араловец, H.A. Смертность городского населения России в 90-е годы XIX в.—20-е годы XX в.: социальноэкологический аспект / H.A. Араловец // Историческая экология и историческая демография : сб. науч. ст. / под ред. Ю.А. Полякова. — М.: РОССПЭН, 2003, — С. 115—124; Жиромская, В.Б. Экология и смертность населения РСФСР в 1930-е годы / В.Б. Жиромская // Историческая экология и историческая демография: сб. науч. ст. / под ред. Ю.А. Полякова. — М.: РОССПЭН, 2003. — С. 103—114.
12. Подсчитано по: Уральский статистический ежегодник на 1923 г. / под ред. B.C. Немчинова и П.Ф. Нево-лина. — Екатеринбург : Изд. УралоблЭКОСО, 1923. —
C. 28—29.
13. Подсчитано по: Уральский статистический ежегодник 1923—24 г. / под ред. B.C. Немчинова и П.Ф. Не-волина. — Екатеринбург : Изд. Уралоблисполкома,
1925,—С. 21—23.
14. См.. Население России в XX веке. — Т. 1. — С. 99.
15. Шапшев, К.Н. Убыль населения как последствие мировой войны / К.Н. Шапшев // Экономика. — 1923. — №2—3. —С. 5.
16. Селезнева, В.Т. Очерки по истории медицины в Пермской губернии / В.Т. Селезнева. — С. 93.
17. Нарский, И.В. Жизнь в катастрофе / И.В. Нар-ский. — С. 127
18. ЗАО. Ф. Р—35. Оп. 1. Д. 22. — Л. 20.
19. Космодемьянский, В.Н. Эпидемия сыпного и возвратного тифов среди гражданского населения гор. Перми во 2-ю половину 1921 года/В.Н. Космодемьянский//Пермский медицинский журнал. — 1923. — № 1—2. — С. 1.
20. См. подробнее: Селезнева, В.Т. Очерки по истории медицины в Пермской губернии / В.Т. Селезнева. — С. 83—84.
21. Космодемьянский, В.Н. Эпидемия сыпного и возвратного тифов... / В.Н. Космодемьянский. — С. 2.
22. Там же. — С. 4—5.
23. Там же. — С. 6—7.
24. Материалы о деятельности Челябинского губернского исполнительного комитета к VI-му губернскому съезду Советов (декабрь 1922 г.). — Челябинск : Б. и., 1922, —С. 69.
25. Подсчитано по: Отчет Челябинского губэкономсо-вещания Совету Труда и Обороны на 1 апреля 1922 года— Челябинск : Тип. губсовнархоза, 1922. — С. 177—178.
26. Отчет Челябинского губернского экономического совещания Совету Труда и Обороны, апрель—сентябрь 1922 г. — Челябинск: Тип. губсовнархоза, 1922. —
С. 246—248.
27. Отчет Челябинского губэкономсовещания Совету Труда и Обороны на 1 апреля 1922 года. — С. 178.
28. ЗАО. Ф. Р—17. Оп. 1. Д. 69. Л. 149.
29. Краткий обзор Курганского округа Уральской области в естественно-историческом, культурно-хозяйствен-ном и административном отношении. — Курган . Изд-во окружной плановой комиссии, 1925. — С. 503.
30. Розенштейн, С. Здравоохранение в Екатеринбургской губернии за срок с 1 октября 1921 г. по 1 сентября 1922 г. / С. Розенштейн // Медработник Урала. — 1922. — №2, —С.З.
31. Селезнева, В.Т. Очерки по истории медицины в Пермской губернии / В.Т. Селезнева. — С. 86.
32. Состав населения Уралобласти // Обзор хозяйства Урала за 1924—25 год / под ред. B.C. Немчинова, М.А. Сигова, A.B. Воробьева. — Свердловск : Б. и.,
1926. —С. 201.
33. Подсчитано по: Уральское хозяйство в цифрах, 1928: краткий статистический справочник. — Свердловск: Изд-во Уралоблстатуправления, 1928. —С. 36—39; Уральское хозяйство в цифрах, 1929: краткий статистический справочник. — Свердловск. Уралоблстатотдел, 1929. —С. 8—
11; Уральское хозяйство в цифрах, 1930. — Вып. 1: социальная статистика. — Свердловск : Статсектор Уралпла-на, 1930. —С. 36—37.
34. Младенческая смертность в данной статье рассматриваться не будет, она требует самостоятельного изучения.
35. Постников, С.П. Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (1900—1941 гг.) / С.П. Постников, М.А. Фельдман. — Екатеринбург : УрО РАН, 2006. — С. 147—148.
36. Отчет Уральского областного исполнительного комитета о работе с 14 декабря 1923 г. по 1 января 1925 г. 5-му съезду Советов Уральской области. — Свердловск : Тип.-лит. им. ЕмшановаОПХППермск. ж.д., 1925. —С. 221.
37. Отчет о деятельности Уральского областного исполнительного комитета С.Р.К.К. и К.Д. VI созыва, апрель 1927 — апрель 1929. — Свердловск : Изд-во Уралоблисполкома, 1929. —С. 194.
38. Орджоникидзе, Г.К. Статьи и речи: в 2 т. / Г.К. Орджоникидзе. — М.: Госполитиздат, 1957. — Т. 2. —
С. 273—274.
39. ЗАО. Ф. Р—35. Оп. 1. Д. 324. Л. 28; МАО. Ф. 10. Оп. 1.Д. 47,—Л. 33.
40. Подсчитано по: ГАСО. Ф. Р—1812. Оп. 2. Д. 172. — Л. 1.
41. Более подробно см.: Бакунин, А.В. Градостроительство на Урале в период индустриализации: препринт / А.В. Бакунин, В.А. Цибульникова. — Свердловск : УрО АН СССР, 1989. — 74 с.; Журавлева, В.А. Становление коммунального хозяйства Урала и его влияние на естественное воспроизводство городского населения края в 20—30-е годы XX века / В.А. Журавлева // Вестник Юж.-Урал, государств, ун-та. — Сер. «Социально-гуманитарные науки», вып. 9. — Челябинск : Изд-во ЮУрГУ, 2007. — № 24 (96). — С. 21—26.
42. Подсчитано по: ГАСО. Ф. Р—1813. Оп. 1. Д. 98. — Л. 2об.; Д. 99. Л. 1;Д. 100,—Л.З;Д. 101. — Л. 4; ОГАЧО. Ф. Р—485. Оп. 5. Д. 488, —Л. 18; Оп. 6. Д. 789, —Л. 149; Оп. 7. Д. 487 — Л. 22.
43. Подсчитано по: ГАСО. Ф. Р—1812. Оп. 2. Д. 172. — Л. 1.
44. Подсчитано по: ГАСО. Ф. Р—1813. Оп. 1. Д. 98. — Л. 2об.; Д. 99. Л. 1; Д. 100,—Л. 3; Д. 101.—Л. 4; ОГАЧО. Ф Р—485. Оп. 5. Д. 488. —Л. 18; Оп. 6. Д. 789 — Л. 149; Оп. 7. Д. 487 — Л. 22.
45. См.: Феоктистов, В.А. О некоторых уроках вредительства троцкистских агентов в планировке города / В. А. Феоктистов // Проект и стандарт. — 1937. — № 7. — С. 4.
46. ГАСО. Ф. Р—1813. Оп. 1. Д. 75. — Л. 11; ОГАЧО. Ф.Р—274. Оп.З.Д.51, —Л. 118.
47. Подсчитано по: ГАСО. Ф. Р—1812. Оп. 2. Д. 172. — Л. 1—1 об.
48. ГАСО. Ф. Р—88. Оп. 1. Д. 2522. — Л. 138; Ф Р— 627. Оп. 1. Д. 1305. — Л. 13 об.; ОГАЧО. Ф Р—274. Оп.
3. Д. 51,—Л. 17.
49. ГАСО. Ф. Р—627. Оп. 1. Д. 1305. — Л. 13 об., 15 об., 36; ОГАЧО. Ф Р—274. Оп. 3. Д. 51. — Л. 17, 114— 115, 124—125; Ф.Р—1595. Оп. 1. Д. 36. — Л. 2.
Поступила в редакцию 20 июля 2009 г.
Журавлева Вера Анатольевна в 1979 году с отличием окончила исторический факультет УрГУ. В 1988 году защитила кандидатскую диссертацию в УрГУ, кандидат исторических наук, доцент, зав. кафедрой социально-правовых и гуманитарных наук филиала ЮУрГУ в Златоусте. Автор свыше 50 публикаций по проблемам истории Урала 1920—1930-х гг. E-mail: zhuravlvera@yandex.ru.
Zhuravleva Vera Anatolievna graduated with honors from the Historical Faculty of Ural State University in 1979. In 1988 defended the Candidate“s dissertation at the USU, She is a Cand. Sc. (History), Associate Professor. Currently she is Head of the Social, Law and Humanities Department of SUSU branch in the town of Zlatoust. She is author of more than 50 publications concerning problems of Ural in 1920—1930. E-mail: zhuravlvera@yandex.ru.
