CC BY
592
Причины распада СССР: коммунистический режим, сверхдержавное бремя, национализм республик или случайность?
Георгий Матвеевич Дерлугьян,
профессор социологии, Нью-Йоркский университет Абу-Даби и Российская академия народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС), Москва. E-mail: [email protected]
Почему выход СССР из социализма оказался столь разрушительным для госу -дарства и общества? Этот вопрос тем более требует ответа, так как мы имеем контрпример в виде Китая, которому до сих пор удаётся избежать коллап -са, несмотря на стремительную интеграцию в капиталистическую экономику. Теоретические прорывы второй половины XX в., «золотого века макросоцио -логии», позволяют в рамках единого концептуального аппарата объяснить разнонаправленные траектории постсоциалистических трансформаций. Пред -ставленная статья сфокусирована на миросистемном (И. Валлерстайн) и гео -политическом (Р. Коллинз) объяснении «провала» Советского Союза и «успе -ха» КНР. В то время как СССР вёл большую игру в мировой политике, стремясь интегрироваться в капиталистический мир в ранге одного из ведущих игроков, Китай, оставаясь на обочине холодной войны, укреплял экономические свя зи с Западом, нащупывая своё место в мировом разделении труда. В то время как сверхцентрализованный СССР терял управляемость в ходе крутых внутри и внешнеполитических манёвров перестройки, в Китае, фактически случайно, была воспроизведена экономическая модель «азиатских тигров», подразуме вающая сильную авторитарную власть при рыночной экономике. Ключевые слова: СССР, государство, бюрократия, перестройка, М.С. Гор -бачёв, Китай.
The Causes of the USSR Collapse: Communist Regime, Superpower Burden, Republics' Nationalism, or an Accident?
Grigorij Derluguian, New York University Abu Dhabi, Academy of National Economy and Public Administration, Moscow, Russia. E-mail: [email protected].
Why did the USSR's parting with socialism turned out to be so destructive to the state and society? Answering this question becomes even more urgent as we witness the counterexample of China, which, despite its swift integration in global capitalist economy, so far managed to avoid the collapse of the state. Theoretical breakthroughs of the second half of the 20th century — the "golden age of macrosociology" — provide a unified conceptual framework for explaining the divergent trajectories of post - socialist transformations. This paper employs the world - system (I. Wallerstein) and the geopolitical (R. Collins) approaches to
explain the Soviet "failure" and the Chinese "success". While the USSR was play -ing the great power game in world politics, trying to integrate into the capitalist world as one of the leading players, China remained on the sidelines of the Cold War, but tried to strengthen its economic links with the West, groping for its own place in the international division of labour. At the times when overcentralized USSR was losing controllability during drastic internal and external twists and turns of Perestroika, China, virtually by accident, reproduced the "Asian Tigers" model combining strong authoritarian state and market economy. Keywords: USSR, state, bureaucracy, perestroika, M. Gorbachev, China.
Как ни поразительно, прошло уже более четверти века после распада СССР, а внятного теоретического объяснения этого события так и не поя -вилось. С одной стороны, господствует представление о коммунистических экспериментах как преступном насилии над историей и человеческой при -родой, которое было обречено изначально. С другой стороны, стало приня -то винить внешние подрывные силы и предательство, например, скрытых националистов в республиках и «архи - воров» в центральном экономичес -ком аппарате вкупе с происками американской гегемонии. Обе позиции совершенно типичны для периодов революций, когда сторонники освобо -ждения лишь зверским гнётом тирании могут объяснить, почему их идеа -лы не восторжествовали раньше, а охранители прежнего порядка и про сто обыватели отказываются понять, что ещё, помимо засланных откуда - то чужаков и отщепенцев, могло обрушить их привычный мир. Оба объясне ния держатся лишь на очень сильных эмоциях, поскольку не выдерживают столкновения с простейшими фактами. Оба быстро скатываются в путани -цу и круговерть, потому что приходится за одним фактором отметать дру гой: всё устроили враги, но у них бы ничего не получилось без предателей, которые среди нас появились, потому что пошатнулась вера, а она пошат нулась, когда распространился эгоизм и начальство стало уже не то, с тех пор как утратило страх, — потому что вера пошатнулась и возник эгоизм...
Оставим подобные рассуждения дискурсивным аналитикам. Нам важ -нее согласиться, что СССР являлся не единственной коммунистической державой. Была некогда альтернативная Югославия; были и есть своеоб -разные Куба и Вьетнам. Был и остаётся номинально коммунистический Китай. Я не берусь спорить с ортодоксами любого толка, насколько по -следний сохранил верность коммунистической идее до и после 1989 г. Я лишь прошу заметить, что о коллапсе КНР говорить не приходится. Там коммунистический режим (т.е. партия - государство с официально марксистско -ленинской идеологией) сохраняется и эволюционирует в ка -ком то направлении без свержения режима или его отрицания политичес кой верхушкой. Следовательно, теория, если она научно историческая, должна продемонстрировать, какие структурные переменные сработали в случае СССР на относительно мирный, но экономически катастрофичес кий распад, что обусловило войны за Югославское наследство и почему
Китай смог вписаться в глобализирующийся капитализм без коллапса и катастрофы. Иначе говоря, проверкой теории будет её способность объ -яснить одним и тем же аппаратом произошедшее около 1989 г. на про -странстве от Балтики до Южно - Китайского моря и от Камчатки до Бал -кан. О причинах этнических войн, их социальных персонажах и динамике я уже написал (в основном на примере Кавказа) довольно большую книгу, многое из которой непосредственно применимо к пониманию югослав ской трагедии [4]. В данной же статье даётся теоретико - эмпирический эскиз к пояснению дивергентных траекторий СССР и КНР. Проще говоря, я пытаюсь выстроить отправные точки для исторического и экономичес -кого анализа того, что же случилось с крупнейшими коммунистическими государствами около 1989 г.
ПЕРЕОЦЕНКА СОВЕТСКОЙ ПЕРЕСТРОЙКИ
Сегодня, пожалуй, главное препятствие состоит в эмоциональной труд ности честно вспомнить перестройку, причём по годам — всё - таки дли -лась она целую пятилетку и существенно эволюционировала, — и в итоге трезво оценить перспективы реформирования СССР. Начнём с того, что Михаил Горбачёв стал тем молодым, энергичным лидером, прихода ко -торого ждали уже давно. Он принадлежал к последнему верующему в со циализм поколению десталинизации и полётов в космос, и эти достижения начала 60 - х гг. эмпирически подтверждали веру его сверстников в совет -скую систему1. Приход М. Горбачёва к власти мог бы даже рассматривать -ся как часть возрождения движения «новых левых» коммунистических реформистов образца 1968 г. Тем не менее последний лидер СССР был крепко связан с официальными структурами власти и, объективно гово ря, его цели являлись достаточно консервативными. Вовлекая советский блок фактически в государственный капитализм, он надеялся на укреп ление, а никак не снос существующих политических структур. Горбачёв ская перестройка была, по сути, программой превращения более моло дого поколения номенклатуры в менеджеров технократов, управляющих большими индустриальными холдингами с иностранным участием. Но, конечно, в этом нельзя было признаться. Идеологические противоречия определили бурную риторику М. Горбачёва, которая запутала сначала всех его возможных противников и сторонников, а затем и самого ген сека. Даже проницательные наблюдатели считали тогда, что М. Горбачёв не может действительно иметь в виду то, что говорит: уж этот закалённый аппаратчик наверняка втайне знает, что делает. Увы, дело обстояло ров -но наоборот. Политика М. Горбачёва выглядела столь бессистемной, если не авантюрно любительской, потому, что десятилетия запрета на полити
1 Лучшими работами о воодушевлении советских шестидесятников являются ро -ман - сказка (не ставшая былью) англичанина Фрэнсиса Спаффорда «Страна изо -билия» [5] и монография нашего соотечественника Владислава Зубка «Zhivago's Children: The Last Russian Intelligentsia» [20].
ческие дискуссии обернулись в СССР крайней идеологической поляриза цией. (На опасность политической слепоты номенклатуры указывал ещё в 1968 г. диссидент Андрей Амальрик, фактически один из лучших тео -ретических социологов своего времени [1].) Между «дубово - ритуальным» дискурсом партии и отчаянно абстрактным гуманизмом либеральных оп позиционеров возник вакуум идей и практических решений. Сырая, плохо продуманная, недосказанная импровизация — вот что оставалось полити ческому лидеру, желающему провести серьёзные реформы [9].
Но вообразим на секунду, что М. Горбачёв в конце концов всё же до -бился успеха. Продолжение основных векторов его политики даёт нам достаточно точное представление об итоговом результате. СССР отказы -вается от своих многочисленных обязательств по отношению к странам третьего мира и уходит из Восточной Европы. С точки зрения Москвы, это не безвозвратные потери, так как уже очень скоро Венгрия, Польша и При балтика обнаружили бы себя между объединённой Германией и её теперь основным экономическим и политическим партнёром на востоке [15]. До -говоры о стратегическом разоружении с США тем временем значительно снижают геополитические издержки, наконец то позволяя Москве про вести реструктуризацию ВПК. Промышленность в СССР всё ещё остаётся внушительной и при этом располагает квалифицированной и относитель но дешёвой рабочей силой. При посредничестве государства это привлека ет прежде всего западноевропейских инвесторов. Советские руководители интуитивно ощущали свою близость к немецким, французским, итальян ским да и японским коллегам с их достаточно знакомыми государственно корпоративистскими социальными установками и практиками. Сочетание отложенного потребительского спроса в бывших коммунистических стра нах, прихода иностранных инвестиций вкупе с частичной передачей техно логий в обмен на природные ресурсы и доступ к рынкам, создание новых рабочих мест в прогрессивных отраслях в сумме производят экономичес кий бум. Мы пока не назвали, конечно, ещё одну критически важную со ставляющую — политическую стабильность. Наиболее вероятно, она могла быть достигнута путём управляемого разделения коммунистических пар тий на правящее большинство социал демократов и изолированное мень шинство стойких приверженцев прежней сталинистской идеологии. Весь европейский континент от Урала до Атлантики в таком случае объеди -няется в геополитический и экономический блок с Германией в качестве экономического двигателя и Россией в качестве поставщика спроса, ра ботников, сырья и, не забудем, военной силы. При таком развитии собы тий американская гегемония сошла бы на нет значительно быстрее, чем это происходит сейчас. Социал демократическая или консервативно па терналистская Европа вместе с обновлённым СССР имела бы достаточно оснований и сил для противостояния неолиберальному вашингтонскому консенсусу. Геополитически и идеологически маргинализованная Амери ка тем не менее не должна была бы слишком пострадать в экономичес ком отношении [21]. Видя перед собой усилившуюся Европу, Вашингтон
был бы вынужден отыскать возможности для принятия политических мер, необходимых для увеличения внутреннего спроса и формирования тор гового союза со своими собственными поставщиками более дешёвой ра бочей силы, прежде всего с Латинской Америкой и Китаем. В этом случае мир остался бы вполне капиталистическим, но возникли бы другие по су ти, возможно, более устойчивые конфигурации капиталистических рынков и глобализации. Конечно, как и в любой властной системе, в поделённом таким образом мире возникли бы какие то свои противоречия и конфлик ты. Их мы предсказать не можем, поскольку есть предел контристоричес -ким предсказаниям: трудно заглянуть далее чем за один крупный поворот истории. Тем не менее можно вполне обоснованно утверждать, что в кон це 1980- х гг. существовали альтернативные возможности в рамках обыч -ной динамики капиталистической миросистемы.
Если бы СССР сохранил внутреннюю стабильность и мир пошёл по описанному нами альтернативному пути, М. Горбачёв выглядел бы муд рым политическим «сфинксом». Предоставляя противникам и различным группам сторонников самим разгадывать его туманные метафоры и за гадки, он тем самым обретал бы возможность возвышаться над всеми, как арбитр, и самостоятельно прокладывать курс в направлении, конечное назначение которого и было бы главной загадкой. Задним числом такого прагматика могли провозгласить гением (репутация гениальности в прин ципе создаётся лишь последующими поколениями) за то, что он перевёл страну «через реку, прощупывая ногой каждый камешек». Метафора пе ресечения реки, конечно, китайская и относится к Дэн Сяопину. Но сле дует напомнить, что вплоть до конца 1989 г. (и даже позже) М. Горбачёва всё ещё превозносили как смелого борца за демократию и объедините ля Европы, в то время как Дэн Сяопина называли реакционным палачом площади Тяньаньмэнь [22]. Но только ли в личностях лидеров различие между китайским и советским путями выхода из коммунизма?
В 1989 г. коммунизм как альтернатива капитализму завершился и в Восточной Европе, и в Азии. Однако насколько ошеломляюще быст -ро затем распался СССР, настолько же неожиданно и стремительно взле тела китайская экономика. Для КНР момент острой политической опас ности наступил весной 1989 г., когда давно назревавший раскол среди зашедшей в тупик китайской коммунистической верхушки спровоциро вал студенческие выступления на пекинской площади Тяньаньмэнь. Ки тайское студенческое движение обладало теми же сильными и слабыми сторонами, что и современные ему демократические движения в СССР и по большому счёту все демократические городские движения нашего времени, начиная с западных «новых левых» 1968 г. до украинских «май -данов» и «арабской весны» 2011 г. [3]. Спонтанные протесты выплесну -ли массу эмоциональной энергии молодых людей, выступавших, прежде всего, против лицемерия и своекорыстия представителей старшего по коления. Это сильная сторона. Но движение не имело широкой автоном -ной организации, ставило перед собой лишь краткосрочные политичес
кие цели преимущественно протестно - негативного плана и было слабо связано с провинциальными городами. Это были именно выступления на главной площади. В 1989 г. большая часть руководства компартии Ки -тая сплотилась вокруг Дэн Саопина и одобрила решение подавить моло -дёжное движение. Непосредственную причину понять легко. Китайские кадры настолько же хорошо помнили, чем обернулись для них предыдущий раскол в верхах и студенческие волнения времён Культурной рево люции, насколько советская номенклатура 1950- х гг. помнила сталинские репрессии. Возможно, ещё более важным являлось то обстоятельство, что старшее поколение китайских коммунистов было поколением вете ранов вооружённой борьбы — в отличие от М. Горбачёва и его коллег — профессиональных аппаратчиков, на два поколения отстоявших от рево -люции и Гражданской войны. Для людей типа Дэн Сяопина выражение «винтовка рождает власть» не было просто метафорой.
Подавление протеста на площади Тяньаньмэнь, однако, обернулось непоправимым идеологическим ущербом. Студенты активисты пели те же самые революционные песни и заявляли о приверженности тем же идеалам, которые исповедовала коммунистическая партия, особенно на раннем революционно романтическом этапе, воспоминания о кото ром были со временем превращены в освящающую власть легенду. Ле -вая атака на левый режим в итоге обусловила поворот вправо, даже ес ли никто из представителей китайских верхов не осмелился официально это признать. Фактически 1989 г. ознаменовал также и падение китай -ского коммунизма. Правящая КПК тихо отложила в сторону свою опас но обоюдоострую идеологию, переключившись на то, что можно назвать легитимацией на основании практических результатов. Впрочем, такой сдвиг в политическом репертуаре был обычен для коммунистических ре жимов. Ещё в 1921 г. большевики, всегда помнившие о прошлых револю -ционных прецедентах, весело признавали, что их рыночно ориентирован ная новая экономическая политика (НЭП) знаменует собой необходимую и неизбежную фазу «термидорианской само - реставрации» [14]. Иначе го -воря, лучше мы либерализуем сами себя (в качестве, конечно, временного решения), чем это сделают за нас наши классовые враги. Вспомним также некогда знаменитые примеры Югославии времён Тито, Венгрии времён Яноша Кадара, Польши при Гомулке и Чехословакии после 1968 г. Пере -жив внутренний раскол и восстания, эти «реформистские» коммунисти ческие режимы прагматично сочетали рыночные эксперименты со строго дозируемыми политическими репрессиями. Репрессии против конкрет -ных диссидентов и повышение экономического благосостояния для боль шинства обывателей сделались стандартной «двухходовкой» в арсенале коммунистических режимов. Ничего нового китайские товарищи здесь не изобрели. Даже малопримечательное правление Л. Брежнева в СССР, которое теперь нередко ностальгически описывается как «прекрасные десятилетия», фактически было консервативной реакцией на бурный и тревожный период хрущёвской оттепели. Впрочем, советские лидеры
в 1970- х гг. прекратили всякие разговоры о рыночном социализме, по -тому что доходы от экспорта нефти и газа предоставили им преходящую роскошь бюрократической инерции.
Китай, конечно, не обладал большими запасами нефти. Вместо этого КПК могла использовать для своего НЭПа бесчисленную армию трудо любивых крестьян и провинциальных ремесленников, равно как и рыноч ные знания представителей разбросанной по миру китайской диаспоры. Непосредственная политическая причина допущения рыночных сил пер воначально лишь в сельскую местность КНР была также простой и по нятной: разрядить обстановку, снизить напряжение, отложить очередной революционный рывок, позволить крестьянам прокормить себя и города. Сделав этот первый, не слишком решительный шаг, китайские коммуни сты вступили на долгий путь, который позволил им благополучно мино вать политический кризис 1989 г. Оставаясь номинально коммунистичес -ким, Китай, по сути дела, воспроизводит сегодня в укрупнённом масштабе прежнюю модель антикоммунистических «диктатур развития» Восточной Азии, таких как Южная Корея или Тайвань, которые выросли под патро нажем американской гегемонии времён холодной войны [11; 13].
Непреднамеренно удачный выход КНР из коммунизма помогает нам понять причины непреднамеренной советской катастрофы. Главным из них стал грандиозный провал коллективных действий со стороны номенк латуры, причём провал в защите собственных общеклассовых интересов ради сиюминутных и индивидуальных перебежек и побегов из рядов сво его класса. Лавина политических событий 1989 г. посеяла панику и вызва -ла массовый исход из советского чиновничьего корпуса. Именно эти люди разрушили свою страну, а не романтические националисты в республи ках и не демократическая интеллигенция в Москве и Ленинграде. Борцы с номенклатурой, при всей их эмоциональной окрылённости и привлека тельности, не имели организованных сил, достаточных для того, чтобы со крушить коммунизм самостоятельно. В 1989 г. и даже в 1991 г. у антисо -ветских оппозиций всё ещё не было серьёзного организационного базиса для быстрой мобилизации и перехвата падающей политической власти.
Это может показаться неожиданным, но и номенклатура не могла по лагаться на легитимные общие структуры для координации самозащиты в критический момент. В годы перестройки (1985—1989 гг.) Михаил Гор -бачёв успешно использовал свою верховную власть генерального секре таря, чтобы защитить себя от бюрократической реакции типа той, кото рая привела к отставке Никиты Хрущёва. Горбачёв до поры очень успешно как маневрировал в новом публичном пространстве (т.н. гласность), так и использовал аппаратные интриги. В результате он мастерски запутал и парализовал все три опорных института советского режима: коммуни стическую партию, центральные министерства и тайную полицию. Где то до лета - осени 1989 г. большая часть номенклатуры пребывала в непо -нимании и оцепенении. Но когда М. Горбачёв пожертвовал или был вы нужден пожертвовать в своей многоходовой игре коммунистическими
сателлитами Восточной Европы, номенклатуре внезапно открылись её истинные риски и ставки в этой большой и неопределённой шахматной партии. Заметим: после 1989 г. советская олигархическая элита расколо -лась именно по линиям бюрократических сфер влияния в промышлен ном секторе и в национальных республиках. Впервые после легендарных 20 х гг. внутри и вокруг компартии появились разнообразные фракции и движения. Но как прогрессивные, так и реакционные, они оказались недолговечными и эфемерными. В условиях нарастающего хаоса ни у ко го не было достаточно ресурсов и времени, чтобы осознать свои интере сы, сплотиться и выработать план действий. В итоге номенклатуре оста валось полагаться на привычные элементарные личные связи по линиям служебной «дружбы», патронажного покровительства и коррупционного сговора. В те дни процесс казался совершенно хаотичным, но он был та ковым не полностью.
Номенклатура представляла собой верхний эшелон бюрократической администрации. Поэтому её представители, как всякие чиновники, бы ли смещаемы и заменимы. В любой крупной управленческой бюрокра тии, государственной либо частно корпоративной, элементарный секрет выживания заключался в расширении внутренней сети покровительст венных связей, приобретении лоббистского веса и защите контролируе мой территории. В советском официальном жаргоне издавна вращалось множество словечек для обозначения подобных явлений, вроде кумовст ва, ведомственности и местничества [12; 19; 8]. После 1989 г. чиновничьи стратегии выживания приобрели совершенно новый масштаб. Номенкла тура существовала в трёх пересекающихся иерархиях: территориальные правительства (включая национальные республики и автономии), эконо мические отраслевые министерства и центральный контролирующий ап парат тайной полиции и партийной идеологической «инквизиции». Из пе речисленных контролирующая иерархия была главной, но, как показала практика, её сложнее всего было приватизировать. В конце концов тай ная полиция без государства становится мафией, а идеологическая «ин квизиция» без правящей партии превращается в угрюмую секту. Террито риальные и экономические единицы бывшего СССР, напротив, оказались удобными и порой баснословно доходными платформами для самодви жущегося сепаратизма. Первого секретаря республики, министра или ди ректора в принципе можно было сместить, и М. Горбачёв делом доказал номенклатуре, что это так. Но кто может снять с должности пожизненно го президента страны или частного собственника олигарха капиталиста, чьи активы скрыты в экзотических офшорах?
Советские промышленные активы посредством, как правило, весьма простых схем попали в частные руки (можно сказать и более резко — бы ли украдены) ещё до того, как появилось законодательство о приватиза ции. В это же время национальные республики и крупные муниципали теты также стали фактически корпоративной собственностью того типа, который жители Чикаго и Нью- Йорка называют политическими машинами.
По иронии судьбы, либеральная интеллигенция сама предложила номенк латуре её новые политэкономические стратегии вместе с их идеологичес кой легитимацией. Нарождающееся «гражданское общество» (на практи ке — интеллигентские группы, ограниченные, как правило, крупнейшими городами) теперь желало обратить свои страны в либеральные демокра тии, чтобы самостоятельно присоединиться к капиталистическому Западу в обход Москвы и отставшего от событий М. Горбачёва. Головокружитель -но быстрый идеологический сдвиг времён перестройки — от «новых левых» чаяний реформированного «социализма с человеческим лицом» к национа лизму и неоконсервативному «символу веры» Маргарет Тэтчер — отражал радикализацию требований, характерную для любой революции [16]. После 1989 г. мятежная интеллигенция требовала три вещи: свободных выборов, национального суверенитета, рынков. Эти притязания составляли таран, ко торый должен был сокрушить правящую бюрократию, а также являлись средством чудесного освобождения народных инициатив. Но правители советских республик, которые видели, что происходило с их собратьями в Восточной Европе в 1989 г., быстро сообразили, что упреждающие дек -ларации суверенитета могут спасти их от снятия с должностей М. Горбачё вым, который продолжал политику «обновления кадров» (читай — чисток). Конкурентные выборы того времени нередко позволяли номенклатурным работникам обойти громкую, но утопически настроенную и непрактичную интеллигенцию. Одновременно рыночная приватизация хорошо послужи ла старым (новым) президентам, чтобы вознаградить себя и привязать оли гархические группы поддержки («кланы») путём раздачи в собственность (но не абсолютную, а контролируемую, сугубо условную собственность) огромных кусков бывшей общесоюзной индустрии [17].
Массовое отступничество бывшей номенклатуры от прежней веры с её партийной дисциплиной и стремительное самообращение в капи талистов и националистов привело к хаосу в государственных и эконо мических структурах. Вдоль менее развитой южной периферии бывше го СССР вспыхнули этнические конфликты. Даже в центральных районах в условиях краха общественного порядка бывшим представителям пра вящей элиты приходилось теперь опасаться за свои жизни или заключать грязные сделки с «силовыми предпринимателями» криминального толка. Далеко не все выжили в стихийном переходе к капитализму. Полученные результаты были извращением того, к чему стремился М. Горбачёв. Он хо -тел вести переговоры с позиции сверхдержавы о выгодном коллективном включении в капиталистическую систему Западной Европы. Но бывшие республики СССР быстро утратили международный престиж и преиму щества, связанные с наличием сильной армии, развитой науки и общест венного порядка. Резкое ослабление государств наследников Советского Союза и распад правопорядка сделали фактически невозможной любую промышленную и инвестиционную политику.
СССР был «моноорганизационным» индустриальным обществом, где все сферы публичной активности контролировались из центра. Потеря го
сударственной целостности, соответственно, подрывала функциональную целостность всех современных институтов. Главное, без действенных пуб личных институтов сделались невозможными практически любые коллек тивные действия на уровне выше семейных или клановых связей. Эта си туация стала самовоспроизводящейся. С индивидуальной точки зрения члена элиты, теперь наиболее разумным образом действий стало разграб ление государственных активов, чтобы затем, после нескольких удачных заходов, перевести украденное за границу. Чтобы выжить и править в но -вой ситуации распада, правители сами фактически ослабляли собствен ные государства, поскольку коррупционная зависимость чиновничества, полиции и судебной власти стали необходимыми условиями для обога щения и политического контроля посредством личного покровительст ва. Такие традиционные сферы государственных интересов, как военное строительство или подавление внутренних протестов, отпали и оказались излишними в условиях, когда мировая геополитика направляется гегемо ном в лице США и глобальными финансовыми институтами. Все бывшие советские республики провозгласили себя рыночными демократиями, хотя и с разнообразными «национальными особенностями», неуклюже оправдывающими примитивный монополизм их правителей [6].
Приватизация нанесла сокрушительный удар и прежде смелой интел лигенции, чьи некогда престижные и надёжные рабочие места и профес сиональные связи были встроены в государственные институты. Интел лектуалы и общественные критики обнаружили, что их уровень жизни резко упал, что в политическом отношении их обыграли, а заодно лишили идеологического голоса — поскольку их либеральные и националистичес кие программы были цинично перехвачены и извращены. Более того, мас штабный сдвиг властных приоритетов и стратегий элит — от государствен ного промышленного производства и усиления вооружённых сил времён сверхдержавы к отныне частной безопасности, сырьевому экспорту и фи нансовым спекуляциям — привёл к неожиданно приемлемой политичес кой изоляции посткоммунистической олигархии, создав пропасть между ней и остальным населением. В недавние советские времена специалисты в области культуры и техники, квалифицированные и даже простые ра бочие имели коллективное влияние, поскольку их знания, труд и патрио тизм были необходимы сверхдержаве. Теперь же, в наступившей разрухе, они не играли роли даже в качестве избирателей и налогоплательщиков. Что могут дать забастовки на обанкротившихся останавливающихся за водах, к чему выходить на улицы с дискредитировавшими себя лозунгами национальной независимости и рыночных реформ, какой смысл участво вать в кампаниях политиков, которые оказались предателями? Перестро ечная атмосфера народного воодушевления и надежд на лучшее будущее внезапно сменилась циничной апатией, повседневной бытовой борьбой за экономическое и социальное самосохранение, страхом перед уличным криминалом и отчаянным желанием эмигрировать. Постсоветские госу дарства достигли уровня Америки — только Южной, а не Северной [7].
ПРОГНОЗЫ И ПУТИ ИСТОРИИ
Для того чтобы проверить нашу историко - эмпирическую реконст -рукцию пути к распаду СССР, у нас есть два давних прогноза конца ком -мунистического режима в Советском Союзе, которые Рэндалл Коллинз и Иммануил Валлерстайн некогда сделали, исходя из совершенно раз -ных теорий. Коллинз сосредоточил внимание на парадоксе советской во -енной мощи и геополитического веса: в момент достижения своего пика сверхдержава столкнулась с непосильными геополитическими издерж ками, которые её погубили [10 2]. Он также верно спрогнозировал государственный коллапс в результате внезапного массового отступничест ва подчинённых элит национальных республик и государств сателлитов в качестве защитной реакции на политическую недееспособность импер ского центра. Но модель Р. Коллинза не могла предсказать ни скорости развития событий, ни выбора действий Москвой в рамках её сверхдер -жавных дилемм.
И. Валлерстайн пошёл дальше в своём анализе доступных вариантов, предсказав геополитический манёвр советского руководства и успешное возвращение к капитализму в рамках общеевропейского континентально го альянса3. В жёстко ограничительной идейной атмосфере холодной вой -ны практически никто, включая самих советских реформаторов, не рас сматривал такую возможность всерьёз. Увы, И. Валлерстайн недооценил масштаб институциональных проблем, заложенных в национальном фе дерализме и в инерционной силе промышленных министерств СССР. Все государства наследники Советского Союза вернулись к капитализ му, но в крайне ослабленном виде, т.е. к периферийным его вариациям. Вместо заключения великого пакта о более почётном коллективном вхо ждении в мировую капиталистическую иерархию на правах сверхдержа вы номенклатура распотрошила и разбазарила советские активы в пани ческих попытках защитить индивидуальные олигархические позиции как от горбачёвских чисток, так и от народного бунта. В основе своей, на мак роуровне мирового капитализма, теория И. Валлерстайна оказалась вер на. Но как раз в силу «макроскопичности», взятая сама по себе, эта теория не смогла предсказать обескураживающий провал советской номенкла -туры, в решающий момент оказавшейся институционально неспособной
2 Русский перевод можно найти в альманахе «Время мира»: Коллинз Р. Предсказание макросоциологии: Случай советского коллапса // Время мира / под ред. Н.С. Розо -ва. Вып. 1. Новосибирск, 2000. С. 234—278; Коллинз Р. Предсказание макросоцио -логии: Случай советского коллапса // WWW.NSU.RU: сайт Новосибирского государственного университета. URL: http://www.nsu.ru/filf/rpha/lib/collins - prediction. htm (дата обращения: 08.09.2016).
3 Существует много статей и книг, в которых И. Валлерстайн рассматривал СССР в миросистемной перспективе. См. его программное эссе «Взлёт и будущий закат капиталистической миросистемы» (переиздано, например, в сборнике: The Essen -tial Wallerstain. NewYork: New Press, 2000. P. 71 — 105).
на коллективные действия ради реализации наилучшей для неё самой ис торической возможности. Это должно стать серьёзным предупреждени ем: олигархические элиты, разрозненные институционально, ослеплённые идеологическими предрассудками и подавляющие альтернативные дис куссии, могут в момент кризиса значительно навредить не только самим себе, но и нам всем.
В отличие от некогда господствовавших левых и правых представ лений, меривших СССР по собственным жёстко статичным меркам «ис тинного социализма» либо нереформируемого «тоталитаризма», анализ Р. Коллинза и И. Валлерстайна, исходивший из общесистемной динамики, доказал в целом свою состоятельность. Иначе говоря, обе оказавшиеся верными модели рассматривали советский блок как часть большего ми ра, взаимодействующую с ним, развивающуюся, изменяющуюся во вре мени и неизбежно накапливающую внутренние противоречия и конфлик ты. Р. Коллинз основывал свой прогноз на долгосрочных закономерностях военной геополитики. Для И. Валлерстайна понимание коммунистичес ких партий и государств должно было обязательно исходить из контекста капиталистической мироэкономики. Только в глобальном макроконтек сте можно оценить варианты политического выбора, явно и неявно воз никающие в разных зонах миросистемы. Геополитика и миросистема — отличающиеся, но аналитически пересекающиеся измерения. Проверку действенности данной комбинации исследовательских взглядов на мир нам даёт альтернативный выход Китая из коммунизма, о чём в своё вре мя не писали ни Р. Коллинз, ни И. Валлерстайн. Однако их теории вполне могут объяснить и случай КНР.
История и мировой контекст весьма различным образом сформиро вали характер русского и китайского коммунистических режимов, в ко нечном итоге обусловив непохожесть их финалов. На сегодня экономи ческие историки документально установили первенство средневекового Китая в достижении порога капиталистического производства и торгов ли [18]. Императорский Китай, однако, не стал первой капиталистической страной в истории по причинам в основном геополитического характера. Прежде всего, конечно, впечатляет длительность существования Китай ской империи, выработавшей по своему эффективные способы сохране ния внутренней классовой «гармонии» и предотвращения внешних втор жений кочевников — двух основных угроз аграрным империям прошлого. На Западе после падения Рима подобной «мироимперии» так и не появи лось, что вынудило западных капиталистов вооружаться и защищать се бя самостоятельно, объединяясь сначала в систему городов государств, а затем — в современные национальные государства и колониальные им перии. Китайская аграрная империя пала фактически в середине XIX в. Китайские предприниматели столкнулись как с внутренними беспоряд ками, так и с иностранным господством колониальных организаций За пада и Японии [2]. Но велик Китай, и весь он не мог ни вымереть от голо -да, опиума и болезней, ни попасть под полное иностранное господство.
В тяжёлых катаклизмах прошло более чем столетие, прежде чем повстан цы коммунисты одержали верх и восстановили государственный поря док. На этом они, как настоящие революционеры и модернисты, оста -навливаться не собирались. Их социальные, санитарные, образовательные реформы имели значительный успех, особенно учитывая скудость ресур -сов и величину страны. Однако попытка маоистов запустить индустриа лизацию советского образца за счёт крестьянства обернулась катастро фическим голодом, за которым последовало десятилетие политических распрей в партийных рядах. Маоисты погубили десятки миллионов кре стьян, но так и не добились индустриализации. Внешнеполитические и во енные амбиции Мао Цзедуна также зашли в тупик. Китай оказался не в со -стоянии решать задачи даже регионального масштаба, не говоря уже о том, чтобы запустить мировую революцию. Что оставалось?
Именно здесь геополитическая теория Рэндалла Коллинза обнаружи -вает свою скрытую удачу. Китай был жёстко ограничен мировым и регио нальным балансом сил. Но этот же факт убрал его с передовой холодной войны, сделав возможным постепенное понижение радикализма идеоло гии и установление экономических связей с Западом. Китайские партий -ные кадры опасались радикального маоизма не меньше, чем советская номенклатура опасалась сталинизма после 1953 г. Древняя китайская традиция связывала восстановление внутренней «гармонии» с допуще -нием массового, прежде всего сельского, предпринимательства. К сча -стью, крестьянство выжило в неудачной индустриализации сталинско го образца. Именно в силу сохранения аграрной децентрализации Китая рыночный поворот не только не встретил противодействия на местах, но и помог сохранить в строю местные партийные кадры. Рыночная прибыль уже вскоре влилась в систему неформального патронажа. Начальство на верху могло предоставлять подчинённым возможности для личного обо гащения, защищая их от уголовного преследования за коррупцию до тех пор, пока эти кадры обеспечивали порядок и экономические показатели на местах. Коллапса коммунизма в Китае не произошло. Даже официаль ная коммунистическая идеология сохранилась в «облегчённом» вариан -те. Китайские лидеры, приходившие к власти после Мао, почти случай но нащупали комбинацию структурных условий, характерных именно для Восточной Азии, что включило китайских коммунистов в мировое разде -ление труда. В масштабе одной из крупнейших стран мира воспроизве лась авторитарная модель экспортно ориентированного девелопментали стского государства, причём удачно: именно в тот момент, когда Япония, а следом за ней Южная Корея и Тайвань преодолевали исчерпанную для них модель и искали, куда передать недорогие вспомогательные опера ции. Здесь то и реализовался старый прогноз Иммануила Валлерстайна: коммунисты успешно присоединяются к мировому капитализму в каче стве прагматичных посредников между иностранным капиталом и своим национальным рынком «через», прежде всего, управляемый государством рынок дешёвого труда.
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ
1. Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? // WWW.VEHI.NET: библиотека «Вехи». URL: http://www.vehi.net/politika/amalrik.html (дата обраще -ния: 03.07.2016).
2. Арриги Дж. Адам Смит в Пекине. Что получил в наследство XXI век. М.: Ин - т об -щественного проектирования, 2009. 456 с.
3. Голдстоун Дж. А. Революции. Очень краткое введение / пер. с англ. А. Яковлева. М.: Изд - во Института Гайдара, 2015. 192 с.
4. Дерлугьян Г.М. Адепт Бурдье на Кавказе: Биография в миросистемной перспек -тиве. М.: Территория будущего, 2010. 560 с.
5. Спаффорд Ф. Страна изобилия. М.: Астрель, 2012. 512 с.
6. Фурман Д.Е. Движение по спирали: Политическая система России в ряду других систем. М.: Весь Мир, 2010. 168 с.
7. Arrighi G., Hopkins T.K., Wallerstein I. 1989: The Continuation of 1968 // After the fall: 1989 and the future of freedom / ed. by George Katsiaficas. New York: Routledge. P. 35-51.
8. Bahry D. Outside Moscow: power, politics, and budgetary policy in the soviet repub -lies. New York: Columbia University Press, 1987. 236 с.
9. Bunce V. Subversive institutions: the design and the destruction of socialism and the state. New York: Cambridge University Press, 1998. 208 с.
10. Collins R. Prediction in macrosociology: the case of the soviet collapse // American Journal of Sociology. №6 (May 1995). Vol. 100. P. 1552-1593.
11. Evans P. Embedded autonomy: states & industrial transformation. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1995. 336 p.
12. Hough Jerry F. The soviet prefects: the local party organs in industrial decision - mak -ing. Cambridge, MA: Harvard University Russian Research Center, 1969. 416 p.
13. Kohli A. State - directed development: political power and industrialization in the glob -al periphery. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. 480 p.
14. Kotkin St. Stalin. The paradoxes of power. New York: Penguin Press, 2014. Vol. 1. 976 p.
15. Mearsheimer John J. Back to the future: instability in Europe after the Cold War // In -ternational Security. № 1 (Summer 1990). Vol. 15. P. 5-56.
16. Skocpol Th. States and social revolutions: a comparative analysis of France, Russia, and China. New York: Cambridge University Press, 1979. 442 p.
17. Solnick Steven L. Stealing the state: control and collapse in Soviet institutions. Cam -bridge, Mass.: Harvard University Press, 1998. 352 p.
18. The Resurgence of East Asia: 500, 150 and 50 year perspectives / ed. by Arrighi G., Hamashita T., Selden M. New York: Routledge, 2003. 354 p.
19. Urban M. An algebra of Soviet power: elite circulation in the Belorussian Republic, 1966-86. New York: Cambridge University Press, 1989. 200 p.
20. Zubok Vl. Zhivago's children: The last Russian intelligentsia. Cambridge, Mass.: Har -vard University Press, 2009. 453 p.
21. Wallerstein I. The decline of American power: The U.S. in a chaotic world. New York: New Press, 2003. 160 p.
22. Westad O.A. Restless empire: China and the world since 1750. New York: Basic Books, 2012. 515 p.
22
r.M. flep^yrbflH
REFERENCES
1. Amal'rik A. Prosushhestvuet li Sovetskij Sojuz do 1984 goda? [Will the Soviet Union exist till 1984?]. Moscow, Samizdat Publ., 1969. Available at: http://www.vehi.net/ politika/amalrik.html (accessed 03.07.2016). (In Russ.)
2. Arrigi Dzh. Adam Smit v Pekine. Chto poluchil v nasledstvo XXI vek [Adam Smith in Beijing. What did the twenty - first century inherit?]. Moscow, Institut obshhestven -nogo proektirovanija Publ., 2009, 456 p. (In Russ.)
3. Goldstoun Dzh. A. Revoljucii. Ochen' kratkoe vvedenie [Revolutions. Quick introduc -tion]. Moscow, Izdatel'stvo Instituta Gajdara Publ., 2015, 192 p. (In Russ.)
4. Derlug'jan G.M. Adept Burd'e na Kavkaze: Biografija v mirosistemnoj perspective [Bourdieu's secret admirer in the Caucasus: a world - system biography]. Moscow, Ter -ritorija budushhego Publ., 2010, 560 p. (In Russ.)
5. Spafford F. Strana izobilija [The land of plenty]. Moscow, Astrel' Publ., 2012, 512 p. (In Russ.)
6. Furman D.E. Dvizheniepo spirali: Politicheskaja sistema Rossii vrjadu drugih system [Spiral motion: political system of Russia in a row with other systems]. Moscow, Ves' Mir Publ., 2010, 168 p. (In Russ.)
7. Arrighi G., Hopkins T.K., Wallerstein I. 1989: The Continuation of 1968. After the fall: 1989 and the future of freedom. Ed. by G. Katsiaficas, New York, Routledge Publ., pp. 35—51. (In Eng.)
8. Bahry D. Outside Moscow: power, politics, and budgetary policy in the soviet republics. New York, Columbia University Press Publ., 1987, 236 p. (In Eng.)
9. Bunce V. Subversive institutions: the design and the destruction of socialism and the state. New York, Cambridge University Press Publ., 1998. 208 p. (In Eng.)
10. Collins R. Prediction in macrosociology: the case of the soviet collapse. American journal of sociology, no. 6 (May 1995), vol. 100, pp. 1552—1593. (In Eng.)
11. Evans P. Embedded autonomy: states & industrial transformation. Princeton, NJ, Princeton University Press Publ., 1995, 336 p. (In Eng.)
12. Hough Jerry F. The Soviet prefects: the local party organs in industrial decision-making. Cambridge, MA, Harvard University Russian Research Center Publ., 1969, 416 p. (In Eng.)
13. Kohli A. State-directed development: political power and industrialization in the global periphery. Cambridge, Cambridge University Press Publ., 2004, 480 p. (In Eng.)
14. Kotkin St. Stalin. The Paradoxes of Power. New York, Penguin Press Publ., 2014, vol. 1, 976 p. (In Eng.)
15. Mearsheimer John J. Back to the future: instability in Europe after the Cold War. International Security, no 1 (Summer 1990), vol. 15, pp. 5—56. (In Eng.)
16. Skocpol Th. States and social revolutions: a comparative analysis of France, Russia, and China. New York, Cambridge University Press Publ., 1979, 442 p. (In Eng.)
17. Solnick Steven L. Stealing the state: control and collapse in Soviet institutions. Cam -bridge, Mass., Harvard University Press Publ., 1998, 352 p. (In Eng.)
18. The resurgence of East Asia: 500, 150 and 50 year perspectives. Ed. by G. Arrighi., T. Hamashita, M. Selden, New York, Routledge Publ., 2003, 354 p. (In Eng.)
19. Urban M. An algebra of soviet power: elite circulation in the Belorussian Republic, 1966-86. New York, Cambridge University Press Publ., 1989, 200 p. (In Eng.)
20. Zubok Vl. Zhivago's children: the last Russian intelligentsia. Cambridge, MA, Harvard University Press Publ., 2009, 453 p. (In Eng.)
21. Wallerstein I. The decline of American power: The U.S. in a chaotic world. New York, New Press Publ., 2003, 160 p. (In Eng.)
22. Westad O.A. Restless empire: China and the world since 1750. New York, Basic Books Publ., 2012, 515 p. (In Eng.)
