CC BY
66
Ю. Н. Смирнов (Самара)
Превращение Заволжья во внутреннюю губернию Российской империи и изменения в этническом составе населения (XVIII — первая половина XIX в.)
Лесостепное и степное Заволжье занимает обширную территорию, которая в середине XIX в. оформилась как цельное образование и составила Самарскую губернию, хотя полного совпадения географических и административных границ, конечно, не было. Впрочем, Заволжье и выделяется не столько в географическом, сколько в историческом отношении. Волга для данного региона — не просто наиболее однозначно определенная граница, а естественный рубеж, долгое время защищавший от кочевых набегов. Оседлые жители пришли в этот край, исключая редкие поселения по самому берегу великой реки, не только позже, чем на волжское правобережье, но даже позднее, чем на территории, окружающие Заволжье с севера и востока: Закамье, Башкирию и Приуралье. С юга Заволжье очерчено природно-климатической зоной, за пределами которой не велось традиционное для России хлебопашество и начинались промысловая Нижняя Волга и сухая прикаспийская степь, переходящая в полупустыню. Историографический и источниковедческий обзоры заселения и освоения Заволжья отражены в публикациях '. Это позволяет на них здесь не останавливаться, а перейти к изложению основных наблюдений по заявленной теме.
Проблема освоения заволжских земель приобрела важное значение в политике Российской империи, начиная с 1730-х гг. Взгляды на значение и перспективы развития лесостепного и степного Заволжья менялись во времени и были далеко не однозначны у различных государственных деятелей. В стратегическом замысле И. К. Кирилова 1734 г., воплощенном в организации Оренбургской экспедиции и нацеленном на продвижение в Казахстан, Среднюю Азию и Индию, Заволжью уделялось недостаточно внимания. Недооценка заволжского направления привела к ряду серьезных неудач и потерь, а потому была признана впоследствии ошибкой, которую частично исправило устройство Самарской пограничной линии и Московской дороги вдоль нее в 1736 г.
В. Н. Татищев, начальник Оренбургской экспедиции (комиссии) в 1737-1739 гг., отодвигал на будущее основные внешнеполитические цели плана Кирилова и довольно обстоятельно старался закрепиться и обосноваться в Самарском Заволжье. Так же в основном
действовал и сменивший его В. А. Урусов (1739-1741). Оживление работы комиссии происходит при И. И. Неплюеве, что сопровождается решительным и даже несколько демонстративным переездом из Самары в Оренбург в 1743 г. Вместе с тем Неплюев удачно сочетал сильные стороны как кириловского стратегического плана, так и взвешенной тактики администрации Татищева и Урусова. До своей отставки в 1758 г. он, а затем другие руководители Оренбургской губернии, образованной в 1744 г., не упускали из внимания обширные заволжские территории, находившиеся в ее составе: Ставропольскую провинцию, Самарскую дистанцию крепостей, Бугуль-минское ведомство. В военном отношении оренбургским властям подчинялись даже состоявшие в Казанской губернии город Самара и пригород Алексеевск. Однако военные пограничные дела во всех административных единицах Заволжья все больше уступали со временем свое первоначальное ведущее значение вопросам заселения и хозяйственного освоения.
Для зачинателей и активных проводников юго-восточной политики государства того времени слава России понималась прежде всего как приращение ее материальных богатств, безопасность мирных трудов жителей, культурный подъем. Воинская служба оказалась для них вынужденным, хотя и необходимым делом. Здесь требовались иные способности и качества, среди которых немаловажными были гибкость и самостоятельность в принятии решений. Особенно это проявилось в упорстве, с которым, вопреки давлению сверху, задачи освоения новых территорий ставились всеми этими деятелями выше строгого соблюдения крепостнических порядков.
Отрицание незыблемости крепостнических устоев имело у первых наместников юго-востока России, конечно, не мировоззренческий, а прагматический характер. Однако и такого рода критический взгляд на политико-правовую основу тогдашних общественных отношений имел, несомненно, положительное значение. В первоначальном заселении Заволжья преобладающую роль играли «самовольные сходцы», в большинстве своем просто беглые люди. Традиционное для отечественной историографии деление переселенческого движения на потоки крестьянский (вольный, народный), государственный и помещичий выглядит весьма условным в этом крае, где вольные переселенцы и беглые составляли основное население казенных и дворцовых селений, военных крепостей и помещичьих имений. Продолжая такую политику, в начале 1760-х гг. власти отказываются от преследования беглецов и раскольников в Степном Заволжье, допускают их частичную легализацию в селениях по реке Иргизу.
Число оседлых жителей в 1770-е гг. достигло на заволжских территориях почти 120 тыс. сельских и городских жителей. Успехи
в ходе присоединения и начального освоения Заволжья обуславливались совместными усилиями властей и народных масс, близостью интересов различных сословных и этнических групп в переселенческом процессе, в котором с самого начала приняли участие вместе с русскими мордва, чуваши, татары, украинцы. Немногим позднее в этот поток влились иностранные, в основном немецкие колонисты. При этом ни в одном из крупных районов Заволжья, выделяемых по административному или географическому признакам, у русских не было очевидного большинства.
Численность всех жителей обоего пола в самой Самаре и ее ближайшей округе в 1760-х гг. составляла до 5 тыс. чел. В поселениях городского типа (Самара и Алексеевск) русские составляли подавляющее большинство, в сельской же местности над ними заметно преобладали в сумме выходцы из народов Поволжья, представленные казаками-татарами Мочинской слободы, мордвой и чувашами в дер. Семейкиной и поселениях по р. Моче (Титовка, Гусарский Городок, Горки и др.). В названии Гусарского Городка сохранилось воспоминание о неудачной попытке водворения здесь в 1756-1759 гт. эмигрантов из Черногории и других балканских земель, служивших в русской армии гусарами.
В 70-х гг. XVIII в. соотношение крестьян разных национальностей в южных окрестностях Самары стало меняться. Это произошло в связи с массовым переселением в Степное Заволжье из Усольской вотчины графов Орловых на Самарской Луке, а также из владений Самариных и других помещиков около 4 тыс. чел., в основном русских, хотя среди них была небольшая группа чувашей.
Еще южнее на луговой стороне Волги от Ерусланадо Иргиза постоянное население выросло за третью четверть XVIII в. практически с нуля до 28 тыс. с лишним жителей. Из них свыше половины составляли немецкие и прочие иностранные колонисты, более четверти — солевозчики (в основном выходцы из Слободской Украины) и около одной пятой части — русские дворцовые и экономические крестьяне вместе со старообрядческими иноками.
В Ставропольском уезде вместе с крепостями Самарской укрепленной линии численность жителей достигла 50 тыс. Здесь были поселены крещеные калмыки, количество которых составляло в 1770 г. около 8,5 тыс. чел. Они представляли две этнические группы калмыков, волжских и зюнгорских (джунгар), первых было примерно в 1,5 раза больше, чем джунгар. Среди крестьянского населения уезда народы Поволжья (мордва, чуваши и татары) в сумме в два раза превышали число русских, кроме того, среди крестьян здесь было небольшое число поляков и латышей. Уроженцы Польши имелись и среди жителей города Ставрополя, где безусловно преобладали русские, но наряду с ними проживали новокрещеные из
татар, чувашей, мордвы, цыган, персов. Небольшие группы персов имелись в раде сельских поселков уезда. Украинцы-«черкасы» основали здесь две слободы — Кинель-Черкасскую и Домашку. Большинство казаков и отставных нижних чинов Ставрополя', новой За-камской и Самарской линий являлись русскими, но часть их была из «черкас», татар и калмыков.
Общая численность населения Бугульминского ведомства приближалась к 30 тыс. чел. Среди них русские государственные и помещичьи крестьяне составляли 23 %, а представители народов Поволжья и Приуралья (мордва, чуваши, татары, а также этнические группы тептярей и бобылей) — 77 %.
За пределами занятых оседлыми жителями земель в Заволжье продолжали кочевать башкиры и некрещеные калмыки. Конечно, районы их скотоводства, охотничьи и других угодья резко сократились по сравнению с началом XVIII в. В 1771 г. большинство волжских калмыков покинуло пределы России. Их исход, с одной стороны, облегчал продвижение земледельцев в степь. С другой стороны, часть их заволжских кочевий заняли башкиры и казахи.
Окраина Российской империи, какой оставалось Заволжье, обладала меньшей устойчивостью перед силами, способными нарушить политический и общественный баланс. С одной стороны, произвол администрации и привилегированных землевладельцев здесь находился под более слабым контролем со стороны верховной власти и провоцировал усиление недовольства народа. С другой стороны, пришедшее в основном по своей воле и в поисках лучшей доли население болезненней, чем жители центральных губерний, реагировало не только на крайности абсолютизма и крепостничества, но и на сами принципы существовавшего государственного и общественного устройства.
Во второй половине 1760-х — начале 1770-х г. власти усугубили социальные конфликты на юго-восточной окраине своей политикой. Столичный «просвещенный абсолютизм» екатерининского царствования в приложении к реальному управлению Заволжьем выразился лишь в весьма кратковременном губернаторстве Д. В. Волкова (1763-1764), после которого к руководству краем были поставлены сначала А. А. Путятин, а затем И. А. Рейнсдорп, проводившие откровенно продворянскую и крепостническую политику, шедшую вразрез с прагматическими административными традициями руководителей Оренбургской экспедиции (комиссии) и первого здешнего губернатора И. И. Неплюева. Недовольство жесткой линией, перенесенной новыми высшими администраторами пограничного края из практики управления центральными губерниями страны, в том числе и проявлениями этой линии в переселенческом вопросе, послужило одной из важнейших причин массового перехода крестьянского,
военно-служилого и городского населения Заволжья, состоявшего в основном из новопришлых людей, на сторону пугачевского восстания.
Правительству Екатерины II пришлось отвечать на вызов мятежников введением военного положения, которое не только способствовало силовому подавлению восстания, но и стало вынужденной мерой по компенсации серьезных недостатков местного управления, а также средством для подготовки масштабной административной реформы. Реформа местного управления, начатая в 1775 г., оказалась наделенной большой исторической прочностью, определив в основном административное устройство Российской империи до преобразований 60—70 гг. XIX в., а в определенной мере и до 1917 г. Установленные по ней в Заволжье губернские границы просуществовали до 1851 г., а территории уездов, претерпев в течение конца XVIII — первой половины XIX вв. незначительные изменения, сохранялись постоянными весь дореволюционный период.
Однако на рубеже XVIII-XIX в. административное устройство заволжских земель лишь внешне походило на систему управления, сложившуюся в центральных губерниях. До 1830-х гг. на территории Заволжья продолжали существовать пограничные укрепленные линии, поскольку сохранялась угроза набегов кочевников. Значительная часть земель и населения (казаки и калмыки, башкиры и тептяри) оставалась вне ведения гражданских губернских и уездных властей и состояла в непосредственном подчинении военному начальству.
С процессами продолжавшейся крестьянской и помещичьей колонизации, усиливавшегося заселения и освоения многих районов Заволжья переплелось проведение здесь, начиная с 1798 г., Генерального межевания. Определение размеров и границ затронуло в крае не только уже сложившиеся, но и вновь возникавшие «имения и дачи», стимулируя увеличение числа землевладений самой разной принадлежности, их расширение и заселение.
Законодательно при Генеральном межевании в наиболее льготные условия ставились помещики. Многие из них успешно реализовали в своих интересах эти преимущества, населив своими крепостными многочисленные и многолюдные заволжские селения. Однако в конкретных условиях Заволжья межевание объективно способствовало улучшению обеспеченности угодьями и основной массы переселенцев, которую составляли в крае государственные крестьяне.
В начале XIX в. в Заволжье насчитывалось приблизительно 390 тыс. жителей обоего пола. Если пренебречь некоторыми подвижками административных границ, тем более что прибавление и убыль населения из-за них практически взаимно гасят друг друга,
то население рассматриваемого региона за 1780-1810-е гг. выросло в 3,25 раза.
Как и прежде, вольные переселенцы составляли основную часть миграционных потоков. Особенностью решающего этапа освоения края, который пришелся на вторую четверть XIX в., стала тесная взаимосвязь крестьянского стремления на новые земли и правительственной политики.
Наиболее возрос поток переселенцев, прежде всего из числа русских государственных крестьян, в 1825-1834 гг., когда заселение края приняло небывалый за всю свою историю размах. Мощное народное движение на земли Заволжья было поддержано и стимулировано мероприятиями властей, особую роль в проведении которых сыграл министр финансов Е. Ф. Канкрин. С 1837 г. руководство переселенческими делами перешло в ведение Министерства государственных имуществ, возглавленного П. Д. Киселевым, с именем и деятельностью которого связана другая сильная волна массовых переселений в 1838-1843 гг.
Для обеспечения переселенцев землями и с учетом изменившейся к лучшему ситуации на степных границах правительство ликвидировало в Заволжье в начале 1840-х гг. некоторые категории военно-служилого населения и их льготное землевладение. Выселению из рассматриваемого региона было подвергнуты русские казаки и крещеные калмыки. Переход земель башкир в распоряжение помещиков и крестьян происходил не столь полно и резко, он осуществлялся на иных основаниях, путем припуска, долгосрочной аренды, продаж. Сокращались, но не ликвидировались земельные владения южных башкир в Степном Заволжье, где они сами являлись переселенцами, как и крестьяне разных национальностей.
Ликвидация или сокращение удельного веса в крае военно-служилых сословий облегчило окончательный переход административного устройства Заволжья на общероссийские принципы. Исчезла необходимость держать под контролем военных властей территории, лишившиеся пограничного значения и служилых людей. Еще более значимым для проведения административных преобразований был быстрый рост населения и экономического значения Заволжья, что делало трудности управления чрезмерно обширными губерниями Оренбургской, Саратовской, Симбирской все более ощутимыми. Мысль о создании отдельной губернии на левобережье Волги обуславливалась в значительной мере проблемами управления освоением заволжских территорий.
Объединение Заволжья в 1851 г. в границах нового административно-территориального образования, Самарской губернии, официально определенного в качестве «внутренней губернии Империи», означало прежде всего признание того факта, что за 120 лет
обживания данный регион превратился из практически незаселенного охотничье-промыслового и скотоводческого «дикого поля» в одну из многолюдных и главных житниц России.
В середине XIX в. население Заволжья превысило 1,5 млн чел. Это означало, что за примерно за четыре десятилетия оно выросло в 3,9 раза. Национальный состав жителей края, каким он представлялся губернским статистикам того времени2, представлен ниже:
Национальность Количество, чел. % от всего населения Самарской губ.
Русские 1 052 013 68,75
Малороссы 45 000 2,94
Поляки 1 385 0,09
Вотяки 1 062 0,07
Мордва 127 398 8,33
Чуваши 60 318 3,94
Татары 95 454 6,24
Тептяри 36 520 2,39
Башкиры 20 934 1,37
Немцы 89 134 5,83
Казахи 750 0,05
Евреи 125 0,01
Всего 1 530 093 100
Следует оговориться, что в статистических данных не совсем точно определялась этническая принадлежность из-за нечеткости граней между представителями близких по языку или культуре этнических групп. Это приводило к разночтениям в одновременных источниках. В опубликованной тогда же справочной литературе приводились и иные сведения о соотношении удельного веса русского и украинского населения в губернии (соответственно 67,50 и 4,05 %), хотя в сумме эти два народа по тем и другим подсчетам составляли около 71,5 % жителей. Уточнялось там же, что «поляки» являются, по сути, белорусами, давалась более высокая доля мордвы (9,26 %), видимо, за счет ее части, практически слившейся с русскими и другими народами. Тептяри в некоторых подсчетах не выделялись в отдельную этническую группу, считаясь башкирами или татарами, и вообще предлагалась иная группировка тюркского населения губернии за счет смешанных и переходных групп (3,56 % — чуваши, 5,23 % — татары, 4,00 % — башкиры)3.
Несомненным остается при разных подсчетах общий вывод, что при сохранении многонационального характера и культурного
разнообразия жителей в результате переселений в первой половине XIX в. определилось значительное преобладание в заволжском крае русского населения. Не только в новой губернии в целом, но и во всех ее уездах русские составили этническое большинство. На них приходилось свыше половины жителей в уездах Бузулукском (89 %), Николаевском (77 %), Самарском (75 %), Ставропольском (74 %), Бугурусланском (60,5 %). Лишь на северо-восточной и южной окраине губернии русские не достигали половины населения уездов Бугульминского (39 %) и Новоузенского (38 %), хотя и там они являлись самым многочисленным народом.
В трех уездах вторым по численности народом после русских была мордва: Бугурусланском (18%), Самарском (14%), Бузулукском (4 %). В двух уездах вторыми по числу жителей шли немцы, а именно в Новоузенском (33,5%) и Николаевском (12%). Еще в двух уездах вторыми по количеству были башкиры (в Бугульмин-ском уезде — 29 %) и татары (в Ставропольском — 12,5 %).
Кроме вышеперечисленных, лишь в редких случаях доля представителей других народов составляла в уездах^более '/15 части всех жителей. В этой связи следует назвать в Бугульминском уезде татар (15 %), мордву (7,5 %), чувашей (7 %), а также украинцев Новоузенского (20,5%), мордву Ставропольского (11 %) и Николаевского (8 %), чувашей Бугурусланского (9 %) уездов.
Нетрудно заметить, что практически все районы компактного проживания нерусского населения в Заволжье сложились в предшествующие этапы его освоения, то есть до начала XIX в. Они сохранялись в новых условиях преимущественно русской колонизации в основном благодаря естественному приросту этого населения и притоку соплеменников в уже существующие села и деревни. Однако если в этих районах в XVIII в., особенно в сельской местности, русские уступали по численности народам Поволжья, то к середине XIX в. это соотношение заметно изменилось. Новые села и деревни, возникавшие в ходе массовых переселений предрефор-менных десятилетий, по составу населения все были почти исключительно русскими.
В целом же правительственная политика в Заволжье, постепенно утрачивая военные и внешнеполитические стороны и становясь исключительно внутренним делом, достигла своих основных целей. Регион превратился в неотъемлемую часть России, сохранив определенные хозяйственные, этнические и культурные особенности. Массовой базой и основным механизмом такого превращения стало широкое переселенческое движение оседлых жителей разных национальностей на новые земли. При всех имевшихся противоречиях государственной власти, господствующих общественных слоев, народных масс, личных интересов между ними было достигнуто
взаимодействие и равновесие, позволившее решить задачу, исторически значимую для судеб всей России.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Смирнов Ю. Н. Народ и власть в освоении Российского Заволжья (XVIII — середина XIX вв.). Автореф. дис... док. ист. наук. М., 1999; Ма-
1 .териалы по истории заселения и освоения Самарского Заволжья в архивах России // Архивный фонд Самарской области как информационный ресурс общественно-экономического развития региона. Самара, 2003; Вопросы освоения Заволжья во второй трети XVIII — середине XIX веков в историографии // История и историки в меняющемся мире. Самара, 2003.
2 Лясковский Б. Э. Материалы для статистического описания Самарской губернии // ЖМВД. 1860. Ч. 43. Кн. 8. Отд. 3. С. 60-63, 71, 75, 81, 89.
3 Список населенных мест по сведениям 1859 г. Т. 36. Самарская губерния. спб., 1864. с. ххх\ан.
