CC BY
20
УДК 808.1+81-116
DO110.24147/2413-6182.2021.8(4).851-868
ISSN 2413-6182 e1SSN 2658-4867
ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ РОМАНА Э.Т.А. ГОФМАНА «ЖИТЕЙСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ КОТА МУРРА» (ТИПОЛОГИЯ ЧТЕНИЯ И ПРОЦЕСС «ПОРОЖДЕНИЯ» ТЕКСТА)
Н.Н. Мисюров
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского (Омск, Россия)
Аннотация: Прецедентные тексты рассматриваются связующими элементами гипертекста - дискурса романтического искусства. Создаваемые с помощью прецедентных текстов (фрагментов «чужих» жанрово разнородных художественных структур и «смыслов») «собственные структуры» реализуют авторский замысел. Функции прецедентных феноменов в художественном тексте «эмблематического» для немецкого романтизма и для русской «воспринимающей» культуры шедевра рассматриваются на стыке лингвистики, культурологии и литературоведения. Экзистенциальный выбор писателя превращает всякое «объяснение мира» в «театральное представление» - такова формула творчества Э.Т.А. Гофмана. Романтическая модель мира обусловлена «единством противоположностей» индивидуума и универсума; взаимопроникновение «идеального» и обыденного, музыкального и театрального - ее специфика. Практика литературного письма ориентирована на «диалогический» характер взаимоотношений автора и читателя, текста и литературного произведения; в таком ракурсе раскрываются смысловые уровни текста, конкретизируются «конструкты» авторского мифотворчества. Читательская рецепция авторского дискурса зависит от интерпретации (декодирования) текста, его кодов и знаков. Анализ текстовых вкраплений в художественную «ткань» романа подтвердил исследовательские тезисы: во-первых, прецедентность - действительно является важнейшей характеристикой фоновых знаний; во-вторых, дифференцирующей характеристикой прецедентных феноменов является их способность выполнять роль эталона культуры, функционировать как «свернутая метафора», выступать символом «биографической» ситуации; в-третьих, когнитивная и эмоциональная значимость прецедентных текстов делает их «маркером» принадлежности субъекта к романтической эпохе и ее богатейшей культуре. Функциональная роль их в романе состоит в совместном -автора и читателя - «порождении» нового, мозаичного и вместе с тем синкретичного текста.
Ключевые слова: автор, произведение, текст, текстовая структура, ценности и смыслы.
© Н.Н. Мисюров, 2021
Для цитирования:
Мисюров Н.Н. Прецедентные феномены романа Э.Т.А. Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра» (типология чтения и процесс «порождения» текста) // Коммуникативные исследования. 2021. Т. 8. № 4. С. 851-868. DOI: 10.24147/2413-6182.2021.8(4).851-868.
Сведения об авторе:
Мисюров Николай Николаевич, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры журналистики и медиалингвистики
Контактная информация:
Почтовый адрес: 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а E-mail: [email protected] Дата поступления статьи: 23.04.2021 Дата рецензирования: 15.05.2021 Дата принятия в печать: 08.11.2021
1. Введение
Автор, произведение и читатель - характерные для литературы «производственные процессы» (написания, освоения и обмена] - взаимосвязаны и образуют сложную систему коммуникативных отношений. Эта специфическая, подвижная (в смысле вариативности и условности «про-читывания» смысловых содержаний текста, субъективности читательской интерпретации], вместе с тем постоянная, неизменная (детерминированная законами художественного творчества, когнитивными смыслами] структура связана как эвристически понимаемое целое «непосредственно и опосредованно в диахроническом плане с историческим процессом, а в плане синхронном - с материальными условиями и идеологическими отношениями, свойственными соответствующей общественной формации» [Общество. Литература. Чтение 1978: 29]. Произведение -«письмо, производящее некий эффект»; литература включается в качестве предмета потребления в круговорот обмена (реальность - автор - произведение - публика]; потребление литературы есть «транслингвистическая работа» [Кристева 2004: 226].
Необходимость различения «содержания» и «смысла» всякого текста (не только художественного] обусловлена необходимостью различения знания, объективируемого в тексте автором, и знания, получаемого реципиентом при восприятии текста; понимание текста обусловлено, «помимо непосредственно текста, рядом факторов (коммуникативный контекст - социокультурный и ситуативный, эмоциональное состояние реципиента, фоновые знания]» [Каменская 1990: 40]. Текст является условной структурой, «репрезентирующей литературное произведение,
предоставляющее читателю возможность воспринимать его и интерпретировать, но на самом деле не адекватное ему» [Гришунин 1998: 37]. «Диапазон знаковости» интерпретаций текста зависит от позиции «получателя» (относительная объективность и относительная субъективность в восприятии одинаково важны]; «оба аспекта бытия текста трудноотделимы друг от друга» [Лукин 2005: 250].
Вся человеческая культура в целом представляет собой «гипертекст» (как «способ ассоциативного представления информации», предоставляющий читателю свободу в выборе последовательности прочтения текста], состоящий из самых разнообразных текстов религии, законов, философии, произведений искусства; важным элементом владения культурой является знание прецедентных текстов (рассматриваемых как элемент гипертекста, связующее звено его текстовых структур и образований], «базовый набор их различен для каждой культуры (субкультуры]» [Чилингир 2011: 16].
Таким образом, задача междисциплинарных (учитывая многообразие аспектов изучения вопроса] исследований на стыке лингвистики и культурологии, литературоведения и истории литературы состоит в выяснении целей и самого механизма «введения в дискурс» (в литературный] определенных «вторичных» текстов, в установлении «адекватных языковых средств, выражающих ту или иную культурную единицу в дискурсе», и основных «прагматических функций апелляции к данной культурной единице в различных коммуникативных ситуациях» [Слышкин 2000: 7].
2. Методология исследования проблемы
Итак, текст художественного произведения рассматривается «материально-идеальным единством», обладающим определенной семантической структурой (на уровне «онтологической схемы объекта»] и соответствующей внутренней (существующей в своей одновременности] организацией «становящегося целого» [Белоусов 2008: 180]. «Смысловое содержание» текста является результатом определенных «интерпретационных процедур», ими устанавливаются взаимосвязи с текстовыми структурами и элементами (компонентами, «единицами» структур]; сама же целостная деятельность интерпретатора предстает как «целенаправленно организованная последовательность приемов, действий»; «значение» (отличное от содержания] формируется «языковыми формами» [Белоусов 2008: 13]. В процессе чтения, восприятия и последующей интерпретации изменяется изначальное (авторское] содержание; изменения означают трансформацию «семантических контуров» пространства художественного текста. Дуализм формы и содержания преодолевается художественной идеей, реализующейся в адекватной структуре и не сущест-
вующей вне ее; «измененная структура» доносит до читателя уже совершенно «иную идею» [Лотман 2000: 24].
«Жизнь текста» продолжается вне зависимости от воли его создателя, принципиальная множественность его интерпретаций является проблемой как лингвистики, так и культурологии; в этой связи возрастает значимость прецедентных текстов как «единицы» текстовой концептуальной сферы [Слышкин 2000: 26]. Текст рассматривается уже не как «зафиксированная материальная форма», но как процесс; он по природе своей подвижен [Барт 1994: 415]. Готовность индивида обогатить порождаемый им текст фрагментами из воспринятых ранее текстов или текстовыми реминисценциями характерна для всех видов дискурса. Таковыми могут быть осознанные или неосознанные, точные или же преобразованные цитаты или иного рода отсылки к более или менее известным ранее текстам в составе более позднего текста; частотность текстовых реминисценций, умение использовать их в соответствии с коммуникативными целями, жанровая принадлежность текстов, служащих основой для текстовых реминисценций, являются показателями характеристики языковой личности; «писатели, рисуя портрет того или иного персонажа, уделяют существенное внимание его приверженности тем или иным текстам» [Супрун 1995: 27]. Текст Р. Барт сравнивал с тканью, «некоей завесой, за которой с большим или меньшим успехом скрывается смысл»; текст «порождается» нескончаемым плетением множества нитей [Барт 1994: 135]; субъекту важно не заблудиться в этой «текстуре».
Как взаимодействуют «вторичные» текстовые образования (мотивом и причиной их возникновения становится совместное - автора с читателем - «порождение» литературного произведения], в том числе прецедентные феномены, с авторскими «собственными структурами», каковы результаты их «симбиоза»?
«Интервербальное воображение» реципиента не следует смешивать с читательским воображением вообще, проявляющимся в результате восприятия текста, оно видоизменяет «действенную силу» художественного слова и представляет собой предварительную работу нашего переживания всего содержания; чтение есть прежде всего «процесс комбинирующий» (комбинирование интимных читательских переживаний наряду с переживаниями героев], а значит - творческий. «Обыкновенно эти плоды интервербального воображения исчезают, вытесняются другими» [Рубакин 1977: 117]. «Библиопсихологический коррелят», затрагивающий человеческую «природу», есть не только явление культуры (общечеловеческой и внутренней, духовной], но особый инструмент «настройки» коммуникации [Рубакин 1977: 86]. С лингвистической точки зрения, «отношение субъекта речи, равно как и слушающего к действительности - отношение ценностное» [Телия 1986: 21]. Иначе говоря, автор-
ский замысел реализуется в аксиологической рефлексии читателя в процессе культурной коммуникации1.
Проследим взаимосвязь типологии чтения с процессом «порождения» текста, чтобы, во-первых, уточнить семантическую «конструкцию» авторского замысла и весьма оригинальную даже для художественной практики романтизма реализацию, во-вторых, выявить «содержания» и когнитивное значение для развития сюжета и для создания и углубленной разработки художественных образов многочисленных прецедентных феноменов в романе. Задача осложняется (и одновременно упрощается, поскольку сопоставления позволяют выявить общее и особенное] тем обстоятельством, что предметом анализа становится переводной текст романтического сочинения, породившего собой целый «гипертекст культуры»; на почве русской культуры сформируется самобытная традиция. Закон «единства в многообразии» - универсальный эстетический принцип, «равно применимый к материальной и духовной среде» [Синергети-ческая парадигма 2002: 222]. Во взаимоотношениях двух национальных культур (русской и немецкой] романтическая эпоха - лучшее время «узнавания». «Локализация» объекта исследования позволяет обозначить перспективы изучения предмета: природу, смысловое содержание, эстетические и когнитивные цели и функции прецедентных феноменов в структуре «открытого произведения».
Лингвокультурологические аспекты исследования
«Текстовыми преобразованиями» называют различные «способы введения в дискурс» текстов, известных говорящему и слушающему (автору и читателю] и потому не требующих воспроизведения в процессе общения; такие тексты не приводятся целиком, во-первых, из-за достаточно большого их объема, сравнимого с объемом всего дискурса личности, во-вторых, по причине их включенности в фонд обязательных знаний в данной национальной культуре и в силу этого - общеизвестности. В структуре языковой личности образы прецедентных текстов занимают особое место, выполняя роль стандартных средств (знаков, символов] для оценки определенных фактов, отношений и ситуаций; «любая оценка или самооценка есть модальная реакция» [Караулов 2003: 237].
В действительности одновременно с авторской существует читательская концепция восприятия произведения; понимание многомерности связей завит от уровня «познавательной активности» читателя; в результате читатель становится ближе к пониманию авторского замысла, «интертекст является маркером стимула для более углубленного понимания текста» [Фатеева 2007: 17]. Различные уровни языка (текста] и при-
1 См. специально опубликованную в этом же издании статью автора: [Мисюров 2020].
надлежащие им единицы обладают разной степенью культурной «наполненности» и культурной обусловленности [Гудков 2003: 141].
Прецедентные феномены1 основываются на общности социальных, культурных или языковых «фоновых знаний» адресанта и адресата, реципиента (автора и его читателя]; целесообразность целенаправленного использования прецедентных феноменов в художественной литературе обусловлена эстетическими задачами автора; ценность хрестоматийного по характеру и принадлежащего общекультурному фонду языка прецедентного текста любой протяженности подтверждается частотностью обращений к нему при создании («порождении»] на его основе новых текстовых структур. Вторичные номинации возникают из употребления языковых единиц вне их прямой функции для выражения «не стереотипного» отражения пропущенной через сознание субъекта объективной действительности [Гак 1998: 222]. Это применимо к художественному образу: многогранность и глубина эмоционально-психологической разработки обеспечивается разнообразными выразительными языковыми средствами - как собственно авторскими, так и «порожденными» читательским восприятием. Общеизвестность прецедентных текстов обусловливает их интерпретируемость: они выходят за рамки словесного искусства, где исконно возникли, воплощаются в других видах искусств (опере и балете, живописи, скульптуре], становясь «фактом культуры в широком смысле слова и получая интерпретацию у новых поколений; жанровые переходы здесь возможны самые неожиданные» [Караулов 2003: 217].
За любым прецедентным феноменом стоит «образ-представление, включающий в себя ограниченный набор признаков самого феномена, входящий в когнитивную базу лингвокультурного сообщества», это - «национально детерминированное минимизированное представление» [Гудков 1999: 147]. Прием введения прецедентного текста в дискурс языковой личности (тем самым актуализируется в «интеллектуально-эмоциональном поле коммуникации»] близок языковой номинации; прецедентный текст редко вводится целиком, а всегда только в сжатом виде - пересказом, фрагментом [Караулов 2003: 217]. Номинативное употребление текстовых реминисценций мотивировано особыми коммуникативными задачами; «в большинстве случаев передаваемая информация может быть актуализирована в сознании адресата с помощью стандартных языковых единиц» [Слышкин 2000: 92]. Наиболее часто используемым в номинативной функции видом текстовой реминисценции является прямое ци-
1 К числу прецедентных относят «интеллектуально-эмоциональные блоки, значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношении, хорошо известные в обществе и постоянно используемые в коммуникации» [Караулов 2003: 104]. Различные реминисценции, в виде которых прецедентные тексты функционируют в дискурсе, являются ассоциативными стимулами, оживляющими в сознании носителя языка концепты прецедентных текстов [Слышкин 2000: 38].
тирование, дословное воспроизведение языковой личностью части текста в своем дискурсе в том виде, в котором этот отрывок текста сохранился в памяти цитирующего; характерно отсутствие ссылки на источник цитирования [Слышкин 2000: 39].
Литературоведческие основания исследования
Роман «Житейские воззрения кота Мурра» задуман Гофманом как обобщение творческого опыта (тяжело болевший, воевавший с «власть предержащими», он успел издать в 1819-1821 гг. два тома, третий не появился]. В «Приписке издателя» сообщалось о «прискорбном событии» -безвременной кончине «бедного Мурра» (реальный любимец писателя]: Худо, что покойный не успел завершить изложение своих житейских воззрений и запискам его суждено так и остаться фрагментом (Э.Т.А. Гофман. Житейские воззрения кота Мурра]. «Эти два тома составляют вполне целостную структуру; присутствуют все темы предшествующих произведений, «Гофман, сам талантливый музыкант, развивает на материале их богатейшую полифонию романа» [Карельский 2007: 294].
Итак, весьма оригинальное художественное пространство романа, соединяющего собой почти автобиографию, историю жизненных страданий «безумного капельмейстера» Иоганнеса Крейслера с «философским» и ироничным жизнеописанием ученого кота Мурра, организуется «суггестивно заряженными» способами и приемами с помощью семантически окрашенных языковых средств; прецедентные тексты здесь занимают особое место. Задача - доставить удовольствие «истинному» читателю, наделенному умом и душой.
Остроумная типология «удовольствий от чтения», предложенная Р. Бартом, весьма точно обозначает возможные аспекты «прочтения» (восприятия и всякого иного использования текста] литературного произведения; «эта типология не будет социальной, ибо удовольствие не принадлежит ни произведенному продукту, ни самому процессу производства; она может быть только "психоаналитической": одному читателю подходит текст, раздробленный на множество цитат, близко удовольствие от отдельного слова; другой будет "вожделеть к букве", ко "вторичным метаязыкам"; третий станет производить сюжетные ходы, развивающиеся подобно играм с хитроумными правилами; четвертый принимает всё за чистую монету, погружается в "комедию языка", теряет способность быть субъектом какого-либо критического взгляда и смело продирается сквозь текст (что отнюдь не равносильно тому, чтобы проецировать себя в него]» [Барт 1994: 515]. Доминанта всей этой конструкции - «литература для чтения».
В современной теории литературы взаимодействие текстов (различных жанров, разного объема, стилей, различающихся эмоциональной окрашенности], порождающее «новый» текст, применяется для характе-
ристики способа анализа и оценки художественного текста, вообще для описания специфики художественного творчества. «Практика литературного письма онтологически сориентирована на диалогический характер, ибо природа диалогического слова раскрывает смысловые уровни текста, конкретизирует авторский мировоззренческий комплекс, создает эффект мерцания эстетической перспективы»; создавая новый текст писатель, попадает в «условную матрицу межтекстовых взаимодействий, преломлений и трансформаций»; читатель, в свою очередь, декодируя текст, «преодолевает наличный состав языка, манипулирует кодами, играет знаками, ориентированно слагает рецепцию авторского дискурса» [Безруков 2018: 8].
3. Описание результатов исследования
В романе главным героем, ученым котом Мурром, «вводятся в дискурс» в качестве прецедентных текстов фрагменты, цитаты, перифразы, реминисценции, отсылки и прочие прецедентные феномены (разной длительности и значимости], этот массив «чужих» сюжетов, образов и характеров используется в процессе «порождения» - вместе с читателем (непосредственно в обращениях к читателю и опосредованно в читательской реакции] - текста романа. Важную роль этих «вкраплений» в мозаичную панораму жизни, в создании авторских «собственных структур» этого литературного шедевра переоценить трудно.
По поводу предельной эмоциональной окрашенности прецедентных феноменов, адресующих читателя к музыкальным «бестселлерам» оперного театра («Дон Жуан» Моцарта, «Орфей и Эвридика» Гайдна, «Ар-мида» Глюка, «Севильский цирюльник» Россини], к драматическим шедеврам европейских и национальных классиков («Гамлет» и «Как вам это понравится» Шекспира, «Отец семейства» Дидро, «Смерть Валленштей-на» Шиллера, «Эгмонт» Гёте, поставленный на сцене Венского оперного театра, увертюру к постановке написал Бетховен], заметим, что романтики вообще требовали от искусства «энергии переживания, сопереживания и сочувствия» [Берковский 2001: 500].
Наблюдения выходят за рамки обозначенной в статье парадигмы, поскольку особое отношение к Э.Т.А. Гофману (выделенному из всех немецких «классиков» и романтиков [Ботникова 1977]] в русской культуре обусловлено и «германофильским комплексом» (идущим от увлечения немецкой идеалистической философией] русских интеллектуалов, и извечной, согласно Н.А. Бердяеву, дихотомией «русской души» и «немецкого духа»; но это тема другого исследования. Коды культуры универсальны по природе своей; «однако их проявления, а также метафоры, в которых они реализуются, всегда национально детерминированы и обусловливаются конкретной культурой»; очевидно, условно универсальный характер носят также некоторые «базовые метафоры»; однако, это - «гипо-
тетически возможные универсалии» [Красных 2001: 5]. Анализ художественного текста подтверждает «хрестоматийность» прецедентных текстов, что делает их пригодными для «интервенции» в другие формы искусства, в иные по природе художественные структуры.
В качестве прецедентных текстов используются реминисценции из опубликованных произведений - «Крейслериана» (1815], «Ночные рассказы» (1817], «Мадемуазель де Скюдери» (1820]. Обширен список «чужих» произведений, так или иначе включенных в состав текстовых структур его сочинения, вплетенных в «ткань» (воспользуемся обозначением Р. Барта] романа, их почти под сотню. Драматические шедевры - на первом месте: «Эгмонт» (1778] и «Фауст» (1808] Гёте, «Смерть Валленштей-на» (1799] и «Орлеанская дева» (1801] Шиллера, «Минна фон Барнхельм» (1767] Лессинга, «Гамлет» (1600], «Ромео и Джульетта» (1597], «Буря» (1623] Шекспира, «Отец семейства» (1758] Дидро, «Император Октавиан» (1804] Тика и др. Мастерски обыгрываются сюжетные ситуации и образы известных комедий: шекспировские «Как вам это понравится?» (1623] и «Сон в летнюю ночь» (1623], «Рыцарь Синяя Борода» (1796] и «Кот в сапогах» (1797] Тика, «Любовь к трем апельсинам» (1761], «Турандот» (1762] и другие «театральные сказки» Гоцци.
Прецедентными текстами становятся фрагменты, сделавшиеся «крылатыми выражениями» реплики героев известных литературных произведений, преимущественно романов: «Хромой бес» (1707] А. Лессажа, «Сентиментальное путешествие» (1768] Стерна, конечно же, «Годы учений Вильгельма Мейстера» (1795] Гёте, малоизвестный ныне многотомный «Титан» (1800-1803] Жан-Поля, книга путешествий «Прогулка в Сиракузы» (1803] И.Г. Зейме; «Новелла о беседе двух собак» (в сборнике «Назидательные новеллы», 1613] Сервантеса и «Необычайные приключения Петера Шлемиля» (1813] Шамиссо; отсылки к «Исповеди» (1789] Руссо и диалогу «Племянник Рамо» (1805] Дидро, а также к сказкам «Тысячи и одной ночи» и древнегреческим мифам. Обширны цитаты, музыкальные и вербальные (поликодовая их природа - предмет отдельного разговора], из популярных опер: «Армида» (1777] Глюка, «Дон Жуан» (1787] Моцарта, «Остров духов» (1790] Ф. Готтера, «Швейцарское семейство» (1809] Й. Вей-геля, а также Россини и «всяких прочих» (в критической оценке Гофмана как музыканта, увлеченного искусством «романтической оперы» [Художественный мир Гофмана 1982: 114]] их немецких подражателей.
Источником прецедентных текстов становятся философские сочинения И. Канта (лекции его Гофман слушал в студенческие годы] и «загадочного» Й. Гаманна, педагогические труды И. Песталоцци и И. Базедова, трактаты «Обхождение с людьми» (1788] моралиста А. фон Книгге и «Замечания о языке» (1800] Г.К. Лихтенберга, а также такие «опусы», как «Опыт изложения животного магнетизма» (1782] К.А. Клуге, «Этюд о сне» (1786] Д. Вольфа, «Опыт теории сна» (1791] Г. Нудова и «Символика сна»
(1814] Г. фон Шуберта (Гофман увлекался этими сочинениями в связи с прогрессирующим недугом, лишавшим его сна].
В рамках данной статьи мы сможем разобрать лишь два-три примера.
В «театральной» сцене приготовлений кота Мурр к дуэли с обидчиком, повествователь переходит на язык шекспировских героев: Это был вызов, - с чрезвычайным гневом воскликнул Муций. - Завтра я потребую объяснения от этого пестрого нахала! На следующее утро Муций отправился к нему и спросил его от моего имени, задел ли он мой хвост? Тот попросил передать мне, что да, он задел мой хвост. На это я ответил, что если он задел мой хвост, то я вынужден считать это вызовом. Он заявил, что я могу считать это чем угодно. На это я решительно сказал: итак, и сочту это вызовом. На что он дерзко высказал суждение, что я решительно не в состоянии определить, что такое вызов. Я ему ответил на это, что знаю это отлично и даже куда лучше, чем он... На это он зашипел, что я еще юнец и болван. Ну, возразил я, дабы за мной осталось превосходство, ежели я болван и недоросль, то он подлейший шпиц! - Вслед за этим последовал формальный вызов. (Примечание издателя на полях: О, Мурр, о, котик мой! Либо дела чести не изменились со времен Шекспира, либо я ловлю тебя на сочинительской лжи. Это значит, на такой лжи, которая должна служить тому, чтобы придать происшествию, о котором ты повествуешь, больше блеска и огня! - Не является ли история о том, как ты вызвал на дуэль пестрого кота-задиру, несомненной пародией на семь раз отвергнутую ложь Оселка в «Как вам это понравится». Разве я не нахожу в твоих препирательствах перед дуэлью все ступени лестницы, от вежливого осведомления, изящной колкости, грубого возражения, резкой отповеди вплоть до дерзновенного отпора?) (Э.Т.А. Гофман. Житейские воззрения кота Мурра].
В комедии Шекспира «Как вам это понравится» это место выглядит
так:
О с е л о к: О, мессир, мы ссоримся по-печатному, по книге - есть такие книги для людей с хорошими манерами. Я вам назову все степени. Первая - вежливый ответ; вторая - скромная насмешка; третья - грубое возражение; четвертая - энергическое опровержение; пятая - драчливое противоречие; шестая - улика условная; седьмая - улика прямая. Все эти степени можно удачно обойти, исключая улику прямую... (У. Шекспир. Как вам это понравится].
Ученый кот Гинцман произносит «последнее слово» над бренными останками друга в манере принца Датского: Взгляните, как лежит сей благородный муж на холодной охапке соломы, вытянув все четыре лапы! Ничто не разомкнет его навеки сомкнувшиеся уста! Глаза его, которые прежде излучали то сладчайшее любовное пламя, то все уничтожающий гнев, о, эти сверкающие, о эти золотисто-зеленые глаза! - увы, они за-
крылись! Смертельная бледность заливает лицо усопшего, вяло свисают уши, бессильно повис хвост! О, брат Муций, где нынче твои веселые прыжки, где твоя ликующая веселость и жизнерадостность, столь отчетливое и бодрое «мяу», наполнявшее ликованием все сердца; где твое мужество, твоя стойкость, твое остроумие? Все, все похитила у тебя безжалостная смерть... (Э.Т.А. Гофман. Житейские воззрения Кота Мурра].
Вот этот известный эпизод: Гамлет: Бедный Йорик! Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине. А теперь это само отвращение. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз. - Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты? Где заразительное веселье, охватывавшее всех за столом? Ничего в запасе, чтоб позубоскалить над собственной беззубостью? (У. Шекспир. Гамлет, принц Датский].
Наконец, примеры «свернутых» цитат и отсылок: у Гофмана капельмейстер Крейслер обсуждает с «милостивейшей» принцессой Гедвигой подоплеку и перспективы мезальянса (неравного брака]: Пожалуй, вполне безразлично, будет ли возлюбленная, живущая в груди артиста, княгиней или дочерью простого булочника, лишь бы не была индюшкой (Э.Т.А. Гофман. Житейские воззрения Кота Мурра]; у Шекспира Клавдий беседует с сошедшей с ума Офелией: Корол ь: Как вам живется, милочка моя? Офелия: Хорошо, награди вас Бог. Говорят, сова была раньше дочкой пекаря. Вот и знай после этого, что нас ожидает. Благослови Бог вашу трапезу! (У. Шекспир. Гамлет, принц Датский]; обе сцены трагические и прецедентное использование не является пародийным вариантом. Вот комическая трансформация: у Гофмана оголодавший герой восклицает: О, аппетит, имя тебе - кот! (Э.Т.А. Гофман. Житейские воззрения Кота Мурра]; у Шекспира полубезумный Гамлет порицает родную мать: Что поминать! Она к нему влеклась, как будто голод рос отутоленья... О, женщины, вам имя - вероломство! (У. Шекспир. Гамлет, принц Датский].
Основные выводы
Итак, знаменитый принцип «двоемирия» - романтически заостренное выражение «извечной проблемы» искусства, трагического противоречия между идеалом и действительностью; обыденность прозаична и убога, это «не подлинная» жизнь; идеал прекрасен и поэтичен, но в каждом творении художника присутствует непреложный закон «земного притяжения» [Карельский 2007: 278, 395].
Гофман, поделивший всё человечество на две неравных половины -«хороших людей, но плохих музыкантов или вовсе не музыкантов» и «истинных музыкантов», - наделяет своего ироничного alter ego всеми качествами истинного художника, одновременно наделят его некоторыми отталкивающими чертами филистера, язык его высокопарен, велеречив, скроен из каких-то особых «блоков» и «элементов» (выразительных средств,
способствующих «усилению эффективности коммуникации при чтении»], стиль и лексикон его как романтического поэта пародийны. Вот образчик: Мои сочинения, несомненно, зажгут в груди не одного юного, одаренного разумом и сердцем кота высокий пламень поэзии, иной благородный кот-юнец проникнется возвышенными идеалами книги, которую я вот сейчас держу в лапах, и воскликнет в восторженном порыве: «О Мурр, божественный Мурр, величайший гений нашего достославного кошачьего рода!» (Э.Т.А. Гофман. Житейские воззрения кота Мурра].
Неудивительно, что решение такой художественной задачи требовало особых языковых средств, прецедентные тексты (обозначенные ими «фрагменты действительности» несут в себе определенные «культурные коды»] в этом перечне занимают первостепенное место. Эксперимент Гофмана подтверждает существование еще одной сферы номинативной деятельности, «в которой субъект заинтересован не в объективном отображении мира или нормативно-ценностного отношения к нему, а в достижении определенного воздействия на адресата путем выражения собственно своего отношения к миру, к выделению в нем ценностей (с положительной или отрицательной оценкой] таким образом, чтобы явно осознавалась субъективность этого выделения» [Телия 1986: 10]. Мир художественной литературы при этом представляет собой «виртуальную реальность», которая тоже является частью действительности; персонажи художественных произведений, населяя «вторичную действительность», созданную автором, также входят в действительность «первичную» [Красных 2003: 10].
Слово - это «структура мира»; но писатель теряет свою «собственную структуру»; слово подвергается бесконечно обработке, действительность служит ему лишь предлогом; «если слово и объясняет мир, то лишь затем, чтобы позднее мир вновь предстал неоднозначным» [Барт 1994: 135]. Помимо прецедентных феноменов, организующих пространство художественного текста, конституирующими факторами стилистического порядка являются «типы выдвижения» (конвергенция, обманутое ожидание, семантический повтор и др.]; «их важнейшие функции в тексте состоят в придании тексту структурности, установлении иерархии смыслов в тексте, установлении связи между элементами и целым, усилении эстетического и эмоционального воздействия, создании избыточности»; «семантически релевантные отношения между элементами разных уровней текста» помогают ориентироваться читателю [Арнольд 2016: 155].
4. Заключение
Наше время можно назвать «веком размышлений о том, что такое литература»; такие поиски ведутся внутри самой литературы, на самом ее пограничье, где она начинает разрушаться как «язык-объект» и сохраняется лишь в качестве «метаязыка»; этим определяется ее трагизм; об-
щество оставляет без ответа диалектически поставленный старый вопрос: что делать? «Истина нашей литературы - не в области действия, но она не принадлежит уже и области природы: это маска» [Барт 1994: 132]. Проблема, обозначенная им с известной долей преувеличения, как следует понимать, не только методологического характера (эпистемология «неклассической рациональности» не в состоянии предложить подходящий инструментарий «философствования» на эту и другие темы, потому так много говорится о возможностях эпистемологии «нелинейности»]. Для писателя вопрос «почему мир таков?» полностью поглощается вопросом «как о нем писать?»; труд писателя обретает самодостаточную ценность, он осознает литературу как цель, но она превращается в средство отображения окружающего мира (как и его внутреннего мира]; «литература беспрестанно обманывает ожидания писателя, в этой обманчивости воссоединяется со странным миром» (одновременно реальным и ирреальным] [Барт 1994: 134].
Структура литературного произведения, объединяющая «конкретные сообщения» и «отдельные воплощения» (которыми она вовсе не исчерпывается, будучи только «звеном цепи» более элементарных или более фундаментальных структур], по мнению У. Эко, есть исследовательский инструмент для адекватного описания этих разнообразных явлений. За структурными моделями, которыми мы оперируем, скрываются «неясные ускользающие структуры»; одно описание должно быть соотнесено с другим описанием; эта «корреляция дискурсов» способствует прояснению «модификаций самих явлений» и только лишь; в поисках «кодов» исчезает смысл [Эко 1998: 327]. Иначе говоря, литературу необходимо оставить в ее эстетической цельности.
Список литературы
Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. М.: URSS, 2016. 448 с.
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994. 616 с. Безруков А.Н. Функции интертекстуальности в пределах дискурсивной практики // Интертекстуальность художественного дискурса: материалы Всерос. науч. конф. (г. Астрахань, 20 апр. 2018 г.). Астрахань: Изд-во Астрах. гос. ун-та, 2018. С. 8-13.
Белоусов К.И. Синергетика текста: От структуры к форме. М.: ЛИБРОКОМ, 2008. 248 с.
Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб.: Азбука-классика, 2001. 510 с. Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература (первая половина XIX в.): К проблеме русско-немецких литературных связей. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1977. 206 с. Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Языки русской культуры, 1998. 763 с. Гришунин А.Л. Исследовательские аспекты текстологии. М.: Наследие, 1998. 416 с.
Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М.: Гнозис, 2003. 288 с.
Гудков Д.Б. Прецедентные имена и проблемы прецедентности. М.: Изд-во МГУ,
1999. 152 с.
Каменская О.Л. Текст и коммуникация. М.: Высшая школа, 1990. 152 с. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. 3-е изд., стер. М.: Едиториал УРСС, 2003. 261 с.
Карельский A.B. Немецкий Орфей: беседы по истории западных литератур. М.:
Рос. гос. гуманитар. ун-т, 2007. 608 с. Красных В.В. Свой среди чужих: Миф или реальность? М.: Гнозис, 2003. 375 с. Красных В.В. Коды и эталоны культуры (приглашение к разговору) // Язык, сознание, коммуникация: сб. ст. М.: МАКС Пресс, 2001. Вып. 19. С. 5-19. Кристева Ю. Избранные труды. Разрушение поэтики. М.: РОССПЭН, 2004. 656 с.
Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство, 2000. 704 с.
Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум. М.: Ось-89, 2005. 560 с. Мисюров Н.Н. Аксиологическая рефлексия в коммуникации // Коммуникативные исследования. 2020. Т. 7. № 1. С. 7-18. DOI: 10.24147/2413-6182.2020.7(1).7-18.
Общество. Литература. Чтение: Восприятие литературы в теоретическом аспекте /
пер. с нем. под ред. О.В. Егорова. М.: Прогресс, 1978. 293 с. Рубакин Н.А. Психология читателя и книги. М.: Книга, 1977. 263 с. Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве / сост. и
отв. ред. В.А. Копцик. М.: Прогресс-Традиция, 2002. 496 с. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов. М.: Academia,
2000. 142 с.
Супрун А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания. 1995. № 6. С. 17-29. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986. 144 с.
Фатеева Н.А. Интертекст в мире текстов: Контрапункт интертекстуальности. М.:
КомКнига, 2007. 280 с. Чилингир Е.Ю. Гипертекст в литературе, журналистике и пиаре: социокультурный
аспект // Вестник славянских культур. 2011. № 1. С. 15-22. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: Петрополис, 1998. 432 с.
Источники
Гофман Э.Т.А. Крейслериана. Житейские воззрения Кота Мурра. Дневники. М.: Наука, 1972. 667 с.
Гете И.В. Годы учения Вильгельма Мейстера. М.: Художественная литература, 1978. 526 с.
Лессаж А.Р. Хромой бес. М.: Иолос, 1993. 620 с.
Лессинг Г.Э. Драмы. Басни в прозе. М.: Художественная литература, 1972. 98 с. Немецкая романтическая комедия: сб. пер. СПб.: Гиперион, 2004. 720 с.
Сервантес М. де. Назидательные новеллы. М.: Наука, 2020. Кн. 1. 548 с.; Кн. 2. 396 с.
Стерн Л. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. М.: Художественная литература, 1968. 715 с.
Шекспир У. Великие трагедии в русских переводах. Гамлет. М.: ПРОЗАиК, 2014. 591 с.
Шекспир У. Комедии. М.: Эксмо, 2010. 762 с.
Шекспир У. Укрощение строптивой. Ромео и Джульетта. Сон в летнюю ночь. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2003. 240 с.
Шекспир У. Как вам это понравится? СПб.: Кристалл, 2002. 159 с.
Шекспир У. Трагедии. Сонеты. М.: Художественная литература, 1968. 792 с.
Шиллер Ф. Валленштейн: драмат. поэма. М.: Наука, 1981. 592 с.
References
Arnol'd, I.V. (2016), Semantika. Stil'. Intertekstual'nost' [Semantics. Style. Intertextu-ality], Moscow, URSS publ., 448 p. (in Russian).
Barthes, R. (1994), Selected Works: Semiotics. Poetics, Moscow, Progress publ., 616 p. (in Russian).
Belousov, K.I. (2008), Sinergetika teksta: ot struktury k forme [Text Synergetics: from structure to form], Moscow, LIBROKOM publ., 248 p. (in Russian).
Berkovskii, N.Ya. (2001), Romatizm v Germanii [Romanticism in Germany], St. Petersburg, Azbuka-klassika publ., 510 p. (in Russian).
Botnikova, A.B. (1977), E.T.A. Hoffmann i russkaya literatura (pervaya polovina 19 veka): kprobleme russko-nemetskikh literaturnykh svyazei [E.T.A. Hoffmann and Russian literature (the first half of the 19th century): to the problem of Russian-German literary ties], Voronezh, University of Voronezh publ., 206 p. (in Russian).
Chilingir, E.Yu. (2011), Hypertext in literature, journalism and pr: social and cultural aspect. Bulletin of slavic cultures, No. 1, pp. 15-22. (in Russian).
Eco, U. (1998), Missing structure. Introduction to semiology, St. Petersburg, Petropolis publ., 432 p. (in Russian).
Fateeva, N.A. (2007), Intertekst v mire tekstov: Kontrapunkt intertekstual 'nosti [Intertext in the world of texts: Counterpoint of intertextuality], Moscow, KomKniga publ., 280 p. (in Russian).
Gak, V.G. (1998), Yazykovye preobrazovaniya [Language transformation], Moscow, Yazyki russkoi kul'tury publ., 763 p. (in Russian).
Grishunin, A.L. (1998), Issledovatel'skie aspekty tekstologii [Research aspects of tex-tology], Moscow, Nasledie publ., 416 p. (in Russian).
Gudkov, D.B. (2003), Teoriya i praktika mezhkul'turnoi kommunikatsii [Theory and practice of intercultural communication], Moscow, Gnozis publ., 288 p. (in Russian).
Gudkov, D.B. (1999), Pretsedentnye imena i problema pretsedentnosti [Precedent names and problems of precedent], Moscow, Moscow State University publ., 152 p. (in Russian).
Kamenskaya, O.L. (1990), Tekst i kommunikatsiya [Text and communication], Moscow, Vysshaya shkola publ., 152 p. (in Russian).
Karaulov, Yu.N. (2003), Russkii yazyk i yazykovaya lichnost' [Russian language and linguistic personality], 3rd ed., Moscow, Editorial URSS publ., 261 p. (in Russian).
Karel'skii, A.B. (2007), Nemetskii Orfei [German Orpheus], conversations on the history of Western literature, Moscow, RSUH publ., 608 p. (in Russian).
Koptsik, V.A. (ed.) (2002), Synergeticheskaya paradigma: nelineinoie myshlenie v nauke i iskusstve [Synergistic paradigm. Nonlinear thinking in science and art], Moscow, Progress-Traditsiya publ., 496 p. (in Russian).
Krasnykh, V.V. (2003), Svoi sredi chuzhikh: mif ili real'nost'? [Embraced by strangers: Myth or reality?], Moscow, Gnozis publ., 375 p. (in Russian).
Krasnyh, V.V. (2001), Kody i etalony kul'tury (priglashenie k razgovoru) [Codes and standards of culture (invitation to talk)]. Yazyk, soznanie, kommunikatsya [Language, consciousness, communication], Iss. 19, Moscow, MAKS Press publ., pp. 5-19. (in Russian).
Kristeva, Yu. (2004), Selected works. Destruction of poetry, Moscow, ROSSPEN publ., 656 p. (in Russian).
Lotman, Yu.M. (2000), Ob iskusstve [About art], St. Petersburg, Iskusstvo publ., 704 p. (in Russian).
Lukin, V.A. (2005), Khudodzestvennyi tekst: osnovy lingvisticheskoi teoryii. Analitiche-skii minimum [Artistic text: basics of linguistic theory. Analytical minimum], Moscow, Os'-89 publ., 560 p. (in Russian).
Misyurov, N.N. (2020), Axiological reflection in communication. Communication Studies (Russia), Vol. 7, No. 1, pp 7-18. DOI: 10.24147/2413-6182.2020.7(1).7-18. (in Russian).
Naumann, M., Dieter S., Karlheinz, B. Society. (1978), Literature. Reading: The perception of literature in the theoretical aspect, Moscow, Progress publ., 293 p. (in Russian).
Rubakin, N.A. (1977), Psikhologiya chitatelya i knigi [Psychology reader and book], Moscow, Kniga publ., 263 p. (in Russian).
Slyshkin, G.G. (2000), Lingvokul'turnye kontsepty pretsedentnykh tekstov [Linguocul-tural concepts of case texts], Moscow, Academia publ., 142 p. (in Russian).
Suprun, A.E. (1995), Textual reminiscences as a linguistic phenomenon. Voprosy Jazy-koznanija, No. 6, pp. 17-29. (in Russian).
Theliya, V.N. (1986), Konnatativnyi aspekt semantiki nominativnyh edinits [Connota-tive aspect of semantics of nominative units], Moscow, Nauka publ., 144 p. (in Russian).
Sources
Cervantes, M. de. (2020), Instructive novels, in 2 books, Moscow, Nauka publ., Bk. 1, 548 p.; Bk. 2, 396 p. (in Russian).
(2004), German Romantic Comedy, A collection of translations, St. Petersburg, Gipe-rion publ., 720 p. (in Russian).
Goethe, J.W. (1978), Wilhelm Meister's Apprenticeship, Moscow, Khudozhestvennaya literatura publ., 526 p. (in Russian).
Hoffman, E.T.A. (1972), Kreislerian. The Life and Opinions of the Tomcat Murr. Diaries, Moscow, Nauka publ., 667 p. (in Russian).
Lesage, A.R. (1993), Lame demon, Moscow, Iolos publ., 620 p. (in Russian).
Lessing, G.E. (1972), Dramas. Fables in prose, Moscow, Khudozhestvennaya literatura publ., 98 p. (in Russian).
Shakespeare, W. (2010), Comedies, Moscow, Eksmo publ., 762 p. (in Russian).
Shakespeare, W. (2002), As You Like It, St. Petersburg, Kristall publ., 159 p. (in Russian).
Shakespeare, W. (2003), The Taming of the Shrew. Romeo and Juliet. A Midsummer Night's Dream, Moscow, OLMA Media Grupp, 240 p. (in Russian).
Shakespeare, W. (1968), Tragedies. Sonnets, Moscow, Khudozhestvennaya literatura publ., 792 p. (in Russian).
Sterne, L. (1968), The Life and Opinions of Tristram Shandy, Gentleman. A Sentimental Journey Through France and Italy, Moscow, Khudozhestvennaya literatura publ., 715 p. (in Russian).
PRECEDENT PHENOMENA IN E.T.A. HOFFMANN'S NOVEL "THE LIFE AND OPINIONS OF THE TOMCAT MURR" (READING TYPOLOGY AND PROCESS OF TEXTS PRODUCTION)
N.N. Misyurov
Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Abstract: Precedent texts are considered as the connecting elements of hypertext - the discourse of romantic art. "Own structures" created with the help of precedent texts (fragments of other genre heterogeneous artistic structures and "meanings") implement the author's idea. The functions of precedent phenomena are considered at the intersection of linguistics, cultural studies, and literary studies in the artistic text of the "emblematic" for German romanticism and for the Russian "perceiving" culture of the masterpiece. The existential choice of the writer turns every "explanation of the world" into a "theatrical performance"; this is the expression of E.T.A. Hoffmann's work. The romantic model of the world is conditioned by the "unity of opposites" of the individual and the university; the interpenetration of the "perfect" and ordinary, musical and theatrical - its specificity. The very practice of literary writing is focused on the "dialogue" nature of the relationship between the author and the reader, the text and the literary work; in this perspective, the semantic levels of the text are revealed, the "constructs" of the author's "myth-making" are specified. The readership of the author's discourse depends on the interpretation (decoding) of the text, its codes and signs. Analysis of textual interspersed into the artistic "tissue" of the novel confirmed research talking points: first, precedent is indeed the most important characteristic of background knowledge; secondly, the differentiating characteristic of case phenomena is their ability to play the role of the "standard" of culture, to function as a "collapsed metaphor", to act as a symbol of the "biographical" situation; thirdly, the cognitive and emotional significance of case texts makes them a "marker" of the subject's belonging to the romantic era and its rich culture. Their functional role in the novel consists in the joint - author and reader - the "birth" of the new, mosaic and at the same time syncretic text.
Key words: author, literary work, text, text structure, values and meanings.
For citation:
Misyurov, N.N. (2021), Precedent phenomena in E.T.A. Hoffmann's novel "The Life and Opinions of the Tomcat Murr" (reading typology and process of texts production). Communication Studies (Russia), Vol. 8, no. 4, pp. 851-868. DOI: 10.24147/2413-6182.2021.8(4).851-868. (in Russian).
About the author:
Misyurov, Nikolay Nikolaevich, Prof., Professor of the Department of Journalism and Media Linguistics
Corresponding author:
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia
E-mail: [email protected]
Received: April 23, 2021
Revised: May 15, 2021
Accepted: November 8, 2021
