CC BY
54УДК 343.1(019):344.2 «1943/1952»
ЕПИФАНОВ А.Е.
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ВОЕННЫХ ПРЕСТУПНИКОВ СРЕДИ ВОЕННОПЛЕННЫХ ВЕРМАХТА В СССР (ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ) 1
Ключевые слова: гитлеровские военные преступники, военнопленные вермахта, Советский Союз, органы внутренних дел, Чрезвычайная государственная комиссия, оперативно-следственная разработка, лагеря и спецгоспитали военнопленных, зверства и злодеяния, фильтрация, военные трибуналы.
Статья посвящена организационным и правовым основам уголовного преследования гитлеровских военных преступников из числа военнопленных вермахта в СССР в период Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы. На основе архивных материалов, многие из которых вводятся в научный оборот впервые, автор показывает особенности и основные показатели привлечения военнопленных вермахта по обвинению в зверствах и злодеяниях на оккупированной территории СССР.
YEPIFANOV, Л.Е.
РERSECUTION OF WAR CRIMINALS AMONG THE PRISONERS OF WAR OF THE WEHRMACHT
IN THE USSR (HISTORICAL-LEGAL ASPECTS)
Keywords: Hitler's war criminals, prisoners of Wehrmacht, Soviet Union, authorities of internal affairs, Emergency State Commission, operational investigation development, camps and spec-hospitals of prisoners of war, brutality and atrocities, filtering, military tribunals.
The article is devoted to the organizational and legal framework for the criminal prosecution of Nazi war criminals from among the prisoners of war the Wehrmacht in the USSR during the great patriotic war and in the early postwar years. Based on archival records, many of which are introduced to scholars for the first time, the author shows the features and main indicators of engaging prisoners of war the Wehrmacht on charges of brutality and atrocities in the occupied territory of the USSR.
Разоблачение и предание суду военных преступников явилась неотъемлемой частью истории военнопленных вермахта в СССР. Эта работа осуществлялась советским государством на протяжении длительного промежутка времени и с привлечением значительных сил и средств. Начало уголовному судопроизводству в отношении нацистских преступников на территории Советского Союза, положил Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года, статья первая которого распространялась на военнопленных вермахта весь период их нахождения в СССР. Причем проведенные исследования показывают, что выявление и разоблачение военных преступников из числа военнопленных берут свое начало с середины 1943 г., когда в распоряжение советских органов внутренних дел начали большими массами поступать пленные. Соответствующие мероприятия при этом осуществлялись, как правило, в рамках расследований, проводимых Чрезвычайной государственной комиссией, созданной в 1942 году Указом Президиума Верховного Совета СССР для установления и расследования гитлеровских злодеяний, а также учета нанесенного ими ущерба и ее региональными комиссиями содействия.
Как представляется, впервые масштабно оперативная и следственная разработка военнопленных на предмет выявления из их числа военных преступников, стала проводиться в Сталинграде и его окрестностях, после ликвидации группировки Паулюса. При этом соответствующие мероприятия первыми начали осуществлять территориальные органы внутренних дел. Так, 20 марта 1943 г. начальником областного Управления НКВД А.И. Ворониным (член областной комиссии содействия ЧГК) был разработан специальный план, предписывавший в ходе допросов арестованных пленных, добывать показания о нарушении законов и обычаев войны со стороны противника. Во все лагеря военнопленных по телеграфу был направлен приказ, согласно которому на этот предмет были допрошены
1 Исследование выполнено при поддержке РГНФ (ныне РФФИ) в рамках проекта «Советские судебные процессы над военными преступниками в 1943-1991 гг.: цели, функции и эффекты избирательной медиатизации» № 16-21-08001.
практически все заключенные. В начале июля 1943 г., также по приказу А.И. Воронина, была образована особая группа для допросов вражеских военнопленных и проведения соответствующей работы среди антифашистского актива лагерей. В ее задачу входило выявление дислокации в Сталинграде частей и соединений вермахта, комендатур, установление их командования и конкретных участников военных преступлений. О фактах насилия в отношении пленных красноармейцев и местного населения у военнопленных вермахта сначала отбирали собственноручные заявления на родном языке, а затем уже, для уточнения тех или иных обстоятельств по существу заявления, велись допросы.
Оперативно-следственные действия с находившимися в плену военными преступниками осуществлялись целенаправленно. Освобождение захваченных противником территорий позволило НКВД и НКГБ СССР работать непосредственно на местах совершения военных преступлений. Однако здесь были определенные трудности, так как пленные из фронтовых приемно-пересыльных лагерей вскоре этапировались в тыловые стационарные места содержания. В этой связи, основная нагрузка по выявлению и разоблачению военных преступников (как в годы войны, так и в мирное время) легла на Управление по делам военнопленных и интернированных НКВД (МВД) СССР (в 1939-1944 и 195-1953 гг. - Управление по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД/МВД СССР, в 1944-1951 гг. - Главное управление (ГУПВИ) и его Управления (отделы) в республиках, областях, краях. Для выполнения соответствующих задач, с 1942 г. их структура, как в центре, так и на местах, согласно приказу НКВД СССР № 002707, включала Оперативные управления (отделы), имевшие такие отделения (впоследствии отделы и управления) как 1-е (агентурно-оперативное), 2-е (следственное) и учетно-информационную группу (впоследствии отделение) [1, л. 120].
Непосредственное участие в оперативно-следственных мероприятиях в отношении военнопленных вермахта принимали оперативно-чекистские отделы (далее ОЧО) лагерей и спецгоспиталей военнопленных, которые находились в подчинении названных Оперативных управлений. Их организация и деятельность регулировались положением, введенным в 1944 г. приказом НКВД СССР № 0074. К компетенции оперативно-чекистских отделов относились аресты и следствие по всем делам военнопленных, обвиняемых в военных преступлениях в том числе. Арест офицеров и генералов, помимо согласия прокурора, требовал санкции начальника ГУПВИ или его заместителя по оперативно-чекистской работе. Унтер-офицеры и рядовые арестовывались с санкции республиканских НКВД и УНКВД.
Принимая во внимание невозможность эффективной борьбы с военными преступниками в отсутствие надежной системы их учета и регистрации, а также необходимых баз данных об их злодеяниях, советские органы внутренних дел занялись формированием действенной системы информационного обеспечения данной сферы своей деятельности. В декабре 1943 г. заместителем наркома внутренних дел СССР В.В. Чернышевым была утверждена инструкция об организации и системе оперативного учета по военнопленным противника. Она ориентировала оперативно-чекистский состав лагерей военнопленных на систематическое негласное наблюдение за их контингентом, а также его «разработку». Главным условием правильной организации оперативного учета являлось тщательное негласное изучение каждого заключенного. В числе наиболее важных объектов учета и разработки рассматривались бывшие военнослужащие вермахта, являвшиеся организаторами и участниками злодеяний на оккупированной территории СССР («каратели, активные участники убийств пленных красноармейцев и мирного населения, террористы, поджигатели, расхитители культурных ценностей и т.п.»). В январе и сентябре 1944 г. приказами НКВД СССР были введены новые инструкции об оперативно-чекистской работе среди военнопленных и интернированных.
24 января 1944 г. начальником УПВИ НКВД СССР А.И. Петровым своим подчиненным на места была разослана директива «О выявлении среди военнопленных участников совершения зверств [2, л. 37-39]. Именно она послужила сигналом к развертыванию крупномасштабной оперативной и следственной работы в отношении
военнопленных гитлеровской Германии и ее союзников. Как отмечалось в директиве, судебные процессы над виновниками зверств и материалы, добытые в результате проведенной в лагерях оперативно-следственной работы, показали, что среди военнопленных немало участников злодеяний над мирными советскими гражданами, а также свидетелей, которые могли указать конкретных военных преступников.
В то же время решения Московской 1943 г. конференции об ответственности военных преступников и приговоры советских военных трибуналов вызвали среди этих лиц вполне естественную реакцию, выразившуюся в попытках скрыть известные им факты зверств и виновников в их совершении. Был отмечен ряд случаев, когда некоторые военнопленные при поступлении во фронтовые приемно-пересылочные лагеря скрывали свои воинские звания, характер деятельности в вермахте из-за опасения быть разоблаченными и привлеченными к ответственности. В этой связи названной директивой предписывалось мобилизовать внимание всего оперативного состава лагерей военнопленных на выявление оперативным и следственным путем среди пленных (особенно немцев) участников совершения зверств над советскими гражданами в оккупированных районах СССР и документировать их преступную деятельность. С тем, чтобы форсировать эту работу, обеспечить ее качественное выполнение и реализацию добытых материалов, было признано необходимым:
- Командировать квалифицированных работников оперативных отделов республиканских, краевых и областных органов НКВД СССР в лагеря и спецгоспитали военнопленных для организации указанной работы на месте, а также для оказания практической помощи оперативным отделам лагерей военнопленных. Особое внимание надлежало уделять фронтовым приемно-пересыльным лагерям.
- В ходе организации этой работы обращать особое внимание на военнопленных, ранее проходивших службу в СС, СА, специальных охранных и карательных отрядах, полиции, тайной полевой жандармерии, гестапо, концентрационных лагерях.
- Нацелить на выявление участников совершения зверств только проверенный негласный аппарат, приняв меры к тому, чтобы проводимая работа не получила широкой огласки среди военнопленных.
- Использовать проверенных военнопленных из числа антифашистов как для выявления указанных лиц, так и в качестве свидетелей при документировании установленных фактов военных преступлений.
Подчеркивая особо важное государственное значение выполняемой работы, руководство ГУПВИ обратилось к руководителям местных органов внутренних дел с просьбой взять ее под личный контроль. Все добытые материалы о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков сосредотачивались в Оперативном управлении ГУПВИ. Таким образом, с 1944 г., под воздействием директивных указаний из Москвы, начались поголовные допросы пленных о маршрутах следования частей и соединений вермахта, к которым они прежде принадлежали, о советских населенных пунктах, в которых им приходилось бывать вместе со своими подразделениями, об установочных данных на своих бывших командиров и сослуживцев. Особенно настойчиво задавались вопросы об известных пленным фактах злодеяний применительно к названным местам оккупированной советской территории и подразделениям вермахта.
Параллельно в освобожденные от оккупации регионы СССР, в которых приходилось бывать установленным частям и соединениям вермахта, в адрес местных органов НКВД направлялись запросы о наличии материалов, подтверждающих факты злодеяний и грабежей со стороны германских войск. Также подробно выяснялись задачи и характер действий различных подразделений вермахта, применявшихся ими методах, особенно тех, что могли быть связаны с различного рода насилиями, расстрелами, грабежами, уничтожением материальных и культурных ценностей. Таким образом, в ходе первоначальных оперативных мероприятий в лагерях военнопленных выявлялись не только отдельные факты нарушений законов и обычаев войны, но главным образом собирались данные, могущие охарактеризовать как преступные целые воинские части и соединения гитлеровской
Германии и ее союзников, а также их командование. Особое внимание чекисты обращали на установление персональной роли старшего и высшего командования вермахта в преступлениях войны, характера издаваемых ими приказов и инструкций, а также предполагаемого местонахождения этих лиц. Полученные данные (заявления и протоколы допросов военнопленных) сразу приводились в состояние, пригодное для уголовного судопроизводства. К ним предъявлялись все требования уголовно-процессуальных норм. Причем предпочтение отдавалось собственноручным письменным показаниям заключенных.
В целях усиления работы по выявлению и разоблачению участников массовых злодеяний в годы войны из числа содержащихся в лагерях вражеских военнопленных, приказом союзного наркома внутренних дел в составе первого отдела Оперативного управления ГУПВИ была создана специализированная оперативная группа. На нее был возложен учет всех имеющихся материалов по выявленным участникам зверств; проведение необходимых оперативных мероприятий и оформление находящихся в производстве названного отдела дел данной категории; подготовка по ним необходимых указаний периферийным органам НКВД СССР; организация регистрации участников зверств по материалам, находившимся в учетных подразделениях органов внутренних дел, госбезопасности и иных ведомств [3, л. 1].
Следует однако признать, что в годы войны, по ряду причин, оперативно-следственная разработка военнопленных вермахта на предмет привлечения к уголовной ответственности за военные преступления в основе своей не получила должного логического завершения. Судебные процессы над военными преступниками из числа военнопленных вермахта, как в военно-полевых судах, так и в военных трибуналах оказались весьма немногочисленными. По своим характеристикам они не только значительно уступали аналогичным процессам в отношении изменников Родины - советских граждан, но и совершенно не соответствовали масштабам массовых злодеяний гитлеровцев и причиненному ущербу.
С окончанием войны, работа по выявлению военных преступников активизировалась. На 1 ноября 1946 г. оперативно-следственным путем среди военнопленных вермахта в лагерях и спецгоспиталях были выявлены 6658 участников злодеяний на оккупированной территории СССР [4, л. 188-189]. На этой основе началась подготовка массовых открытых процессов над нацистскими преступниками. Для установления истины, в частности, велся активный поиск свидетелей и потерпевших [5]. Помимо подготовки открытых процессов, происходила передача дел военных преступников из числа военнопленных на рассмотрение трибуналов войск МВД СССР и Особого совещания НКВД (МВД) СССР в закрытых заседаниях.
Несмотря на окончание войны, в следствии начинает усиливаться обвинительный уклон. Так, прокурору войск МВД Челябинской области из Главной военной прокуратуры возвратилось для разрешения в судебном порядке дело Э. Ахтерфельда и О. Бурмайстера, обвинявшихся в злодеяниях над советскими гражданами [6]. При этом оценка прокурором данных деяний, как «совершавшихся не по собственной инициативе», его указание воздержаться впредь от возбуждения подобных дел, расценивались как ошибочные.
Стремясь любой ценой компенсировать недостаток доказательственного материала в отношении конкретных военнопленных, руководство органов внутренних дел сознательно толкало своих подчиненных на нарушения законности в ходе производства по их делам. Как это следовало, например, из заключения Министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова по итогам оперативной работы среди военнопленных в Сталинградских лагерях и спецгоспиталях в 1946 г. ее основным недостатком было невыполнение указаний ГУПВИ о заключении под стражу установленных военных преступников, для их «активных допросов» в тюремных условиях. Без сомнения, на данном этапе заключение подозреваемых военнопленных под стражу, явилось для лагерных чекистов одним из основных средств восполнения недостатка доказательственного материала путем принуждения в тюремных условиях к даче признательных показаний.
Для достижения максимального эффекта в изобличении участников военных преступлений, чекистам было предписано систематически выделять из общего оперативного учета наиболее «перспективных» военнопленных, для их «активной разработки», широко практикуя при этом обстоятельные допросы в тюремных условиях. Лиц из числа бывших сотрудников карательных органов гитлеровской Германии, уже изобличенных в злодеяниях, надлежало помещать в тюрьмы и там допрашивать о личном участии в нарушении законов и обычаев войны, а также об известных им пособниках военных преступлений из советских граждан. Также следовало активизировать разработку эсэсовцев, «обеспечивая» их для начала осведомителями, а затем водворяя в тюрьму для «активных допросов» [7, л. 146].
Однако, обнаружив в тюрьмах военнопленных, содержавшихся там с грубейшими нарушениями норм законности, в дело вмешались сотрудники военной прокуратуры, осуществлявшие надзор за местами заключения и следствием. Ими были приняты меры по восстановлению прав заключенных. Главный военный прокурор Н.П. Афанасьев деликатно обратился по этому поводу к заместителю министра внутренних дел СССР В.В. Чернышеву. Он сообщил, что «в ряде мест отдельные работники органов МВД» допустили злоупотребления в изменении режима содержания пленных в лагерях. Под видом оперативных соображений, «отдельные военнопленные» переведены из лагерей МВД, в следственные тюрьмы на неопределенный срок, без санкции прокурора и даже без возбуждения уголовных дел, хотя в отношении них фактически велось следствие [3, л. 4]. Лишь после продолжительной переписки между ГВП и МВД СССР, на протяжении которой военнопленные, подозреваемые в военных преступлениях, продолжали оставаться в тюрьмах, благодаря вмешательству Генерального прокурора СССР, был достигнут компромисс. Подозреваемые возвращались в лагеря военнопленных, но подлежали содержанию в особых помещениях камерного типа (карцерах).
Основным содержанием оперативной работы среди пленных в изучаемый период стало тщательное изучение их состава и выявление лиц, потенциально причастных к гитлеровским злодеяниям в силу своего должностного положения, либо служебных обязанностей. Был организован криминалистический учет и регистрация соответствующих лиц. Важнейшим элементом этой системы явился 1-й спецотдел МВД СССР. Именно им осуществлялся оперативный учет всех военнопленных, попадавших под действие названных приказов и инструкций по разоблачению военных преступников. 6 июня 1949 г. для хранения, учета и разработки архивных материалов по работе с военнопленными в помещении архивохранилища ГУПВИ (г. Красногорск Московской обл.) было сформировано Особое справочное бюро МВД СССР. Вся соответствующая архивная документация, включая материалы персонального учета, была сосредоточена в едином учреждении, подчинявшемся непосредственно ГУПВИ [7, л. 77].
Поскольку чекисты при проведении первых же допросов столкнулись с тем, что значительная часть вражеских военнопленных тщательно скрывали свое прошлое, то в качестве главного средства они избрали насаждение в лагерях и спецгоспиталях своих «добровольных помощников» - информаторов. Основная ставка при этом была сделана на немцев, которых было большинство. Наибольших результатов данная работа достигла уже после войны. В сталинградском лагере № 362, например, соотношение осведомителей с общим количеством военнопленных, находилось в следующих пропорциях: 1946 г. - 0,7 %; 1947 - 1,5 %; 1948 - 2,4 %; 1949 - 4,9 %. Лагерные чекисты с удовлетворением отмечали, что практически все пленные, на которых падал их выбор, охотно изъявляли свое согласие секретно сотрудничать с органами внутренних дел. В последующем они результативно работали, разоблачив немало военных преступников. В каждом лагерном отделении, под видом кабинетов врачей, начальников групп, имелось по 2-3 пункта приема оперативниками «добровольных помощников». Во избежание распознания остальными военнопленными, их приходилось часто менять. В качестве стимула к работе, на явках информаторам (в лагерном жаргоне - «певчим птичкам»), выдавали продукты, которые те здесь же поедали.
Одним из наиболее перспективных объектов оперативной разработки признавались военнослужащие войск СС. Согласно директиве НКВД СССР от 22 ноября 1945 г., во всех
лагерях и спецгоспиталях были проведены специальные медосмотры [8, л. 109]. Те пленные, у которых были выявлены эсэсовские татуировки, ставились на оперативный учет как наиболее вероятные участники военных преступлений (в 1945-1946 гг. удалось выявить порядка 15 тыс. эсэсовцев). Особое внимание при этом уделялось частям СС, отличившимся особой жестокостью (дивизия СС «Мертвая голова» и пр.) [9, л. 80-85]. Директива МВД СССР № 285 «О выявлении среди военнопленных и интернированных немцев военных преступников» от 3 декабря 1946 г. потребовала за 3 месяца произвести негласный учет в лагерях лиц, подпадавших под категории «главных военных преступников» и «преступников» [10, л. 131-140]. Характерно, что в основу этой градации была положена Директива № 38 Союзного контрольного совета в Германии, изданная в октябре 1946 г. согласно Потсдамскому соглашению 1945 г. Как известно, она предусматривала арест и наказание военных преступников. Вместе с тем, в директиве № 285 подчеркивалось, что без доказательств конкретной вины уголовной ответственности пленные не подлежали.
6 апреля 1948 г., заместителем начальника ГУПВИ А.З. Кобуловым на места был направлен розыскной список на 2001 человека. Они были взяты на учет Оперативным управлением при рассмотрении поступивших оперативно-следственных материалов, как участники карательной деятельности [10, л. 36-83]. Поскольку их местонахождение установлено не было, то местным руководителям органов внутренних дел предписывалось тщательно проверить их наличие в лагерях. При положительных результатах, обо всех выявленных лицах из данного списка надлежало сообщать в Оперативное управление ГУПВИ, с направлением фотографий для опознания. Месяц спустя на места был направлен более конкретный список на 115 установленных карателей, заведомо содержавшихся в определенных лагерях и спецгоспиталях. При этом ГУПВИ преследовало цель не допустить их репатриации на родину [10, л. 112-116].
Также 6 апреля 1948 г., по указанию заместителя министра внутренних дел СССР И.С. Серова, на места был направлен список соединений и частей, карательных органов и войск бывшей германской армии, а также ее союзников, «совершавших зверства и злодеяния на подвергавшейся временной оккупации территории СССР». Он был составлен на основании материалов следствия в отношении гитлеровских военных преступников, а также актов Чрезвычайной государственной комиссии. В нем нашли отражение наименования частей и соединений вооруженных сил гитлеровцев, маршруты их движения, район и период действий. При этом Оперативным управлением ГУПВИ был отдан приказ о проверке каждого военнопленного на предмет установления его службы в частях и соединениях из этого перечня. Его автор А.З. Кобулов, отметил особо, что предложенный список не является исчерпывающим, и поэтому, материалы обо всех вновь выявленных соединениях и частях, совершавших зверства на оккупированной территории, следовало направлять в Оперативное управление, для систематизации и выпуска новых розыскных списков [10, л. 84-98].
15 мая 1948 г. Оперативным управлением ГУПВИ в регионы была направлена ориентировка «О выявленных и разоблаченных среди военнопленных организаторах и участниках зверств и злодеяний» [10, л. 120-128]. Ориентировку сопровождал приказ А.З. Кобулова, в котором, учитывая начавшуюся репатриацию военнопленных, работу по разоблачению военных преступников предписывалось форсировать, с тем, чтобы ни один из них не смог убыть на родину. С этой целью надлежало проверить по анкетным данным каждого пленного на предмет установления его службы в частях, соединениях и органах, приведенных в перечисленных ориентировках ГУПВИ. Среди выявленных лиц данной категории, следовало усилить работу по выявлению конкретных участников злодеяний. От оперативной разработки необходимо было «смелее переходить к активным следственным действиям», особенно в отношении установленных по татуировкам эсэсовцам. Согласно приказу, при допросе участников зверств в первую очередь уточнялись данные о прохождении ими службы в период войны. К ним относились занимаемая должность; название или номер воинской части, вплоть до дивизии; установочные данные о сослуживцах. При этом преследовалась цель их розыска и допроса по делу; выяснялись
конкретные факты зверств, место и время их совершения; известные им пособники из советских граждан. Выявленных таким образом сослуживцев и соучастников военных преступников, разыскивали затем в срочном порядке по всем лагерям и спецгоспиталям военнопленных Советского Союза.
Особое внимание лагерные чекисты обращали на установление персональной роли в злодеяниях старшего и высшего командования вермахта, преступного характера их приказов, а также предполагаемого местонахождения. Нередко оперативникам ставились задачи в отношении конкретных военнослужащих или подразделений вермахта, прославившихся в годы войны особой жестокостью. Так, в производстве чекистов находилось отдельное поручение, направленное А.З. Кобуловым 8 мая 1948 г. [11, л. 118]. В нем сообщалось, что оперативным отделением ОПВИ Управления МВД по Московской обл. ведется следствие по делу организатора массовых злодеяний, военнопленного генерала Б. Эренфрида. До февраля 1943 г. он командовал 197-й немецкой пехотной дивизией. Как это было установлено в ходе следствия, личным составом 332 пехотного полка данной дивизии, в декабре 1941 г., в селе Петрищево Верейского района Московской обл., была зверски замучена комсомолка -партизанка Зоя Космодемьянская. В этой связи оперативникам предписывалось выявить «официальным» и оперативным путем лиц, проходивших в 1941 г. службу в 332 полку. Последних следовало подвергнуть допросу и взять в активную оперативно-следственную разработку для получения сведений об организаторах и исполнителях зверской расправы.
В конце 40-х гг. основное значение приобрела задача недопущения возвращения на родину военных преступников в ходе репатриации военнопленных. 14 июля 1947 г. МВД СССР была издана директива о порядке освобождения из плена военнопленных, учтенных как военные преступники [12, л. 77-91]. Согласно ней, освобождению не подлежала (независимо от состояния здоровья) ни одна из их категорий, предусмотренных названной директивой МВД СССР № 285 от 3 декабря 1946 г. или подозреваемых в совершении злодеяний на оккупированной территории[12, л. 77-78]. В январе 1948 г. в Москве состоялось Всесоюзное совещание руководящих работников министерств и управлений органов внутренних дел, а также лагерей военнопленных. Руководствуясь принятыми на нем указаниями, начальники региональных органов МВД СССР приняли меры к разработке в течение февраля 1948 г. планов оперативно-следственных мероприятий по скорейшей реализации уголовных дел изучаемой категории (т.е. их передаче в трибуналы для судебного рассмотрения). С целью получения от пленных признательных показаний, предписывалось использовать имевшиеся в лагерных отделениях карцеры. Также было организовано изучение военнопленных путем просмотра материалов, имеющихся в учетных группах, а также личных бесед с ними чекистов. Отправка на родину заключенных, стоявших на оперативном учете, была категорически запрещена.
В этому времени, с учетом всех изменений и дополнений, он включал следующие категории: 1) гласные и негласные сотрудники германских разведывательных и контрразведывательных органов (абвера, СД, гестапо, отделов 1-Ц, тайной полевой полиции); 2) офицеры, сотрудники и рядовой состав уголовной полиции и других немецких карательных органов (судов, прокуратуры и пр.); 3) офицеры и рядовой состав СС; 4) офицеры и рядовой состав СА; 5) офицеры, сотрудники и рядовой состав военно-полевых и местных комендатур; 6) офицеры и рядовой состав охранных, полицейских и других карательных частей и формирований (в том числе частей особого назначения, националистических формирований и т.п.); 7) руководящий состав, чиновники и рядовые сотрудники германских политических, административных и хозяйственных органов на оккупированной территории СССР и стран народной демократии; 8) офицеры, рядовой и обслуживающий состав немецких лагерей для советских военнопленных и концлагерей; 9) руководящие сотрудники НСДАП (гауляйтеры, крейсляйтеры, руководящие функционеры аппарата, члены рейхстага и др.); 10) руководящие правительственные чиновники Германии; 11) офицеры и рядовой состав, проходившие службу в соединениях и частях, совершавших зверства и злодеяния (согласно приводившимся выше ориентировкам); 12) офицеры и
рядовой состав иных соединений и частей (полевых, саперных, инженерных и пр.), уличенных в совершении военных преступлений [13, л. 118-119].
Тем временем, к январю 1949 г. в СССР под следствием оказались 6180 военнопленных, в отношении которых имелось достаточно обличительных материалов для предания суду за совершение зверств и других преступлений против СССР и стран «народной демократии». Кроме того, на «особом учете» органов МВД СССР состояли еще 41297 немецких пленных, ранее служивших в СС, СА, СД, полиции, жандармерии, разведке, контрразведке, а также других формированиях и учреждениях карательного и специального назначения. 19 февраля 1949 г. Совет Министров обязал МВД СССР представить конкретные предложения о порядке и сроках репатриации пленных, состоящих на оперативном учете как участники военных преступлений, до 1 октября текущего года [14, л. 38-41]. Эта задача в начале мая 1949 г. обсуждалась на Всесоюзном совещании руководящих оперработников региональных МВД-УМВД и заместителей начальников лагерей для военнопленных по оперативной работе [15, л. 52-53].
Особенностью оперативно-следственных мероприятий стала организация для их проведения специальных режимных лагерей для предполагаемых военных преступников (отдельные лагеря для рядового и младшего командного состава, старших и высших офицеров вермахта; внутри пленные также изолировались по национальностям).
Так, для старших офицеров выделялись режимные лагеря: № 27 (Красногорск), № 62 (Киев), № 74 (Горьковская обл.), № 168 (Минск), № 185 (Ивановская обл.), № 270 (Новгородская обл.), № 437 (Вологодская обл.) [16, л. 45-47]. Репатриация помещенных в них 4 тыс. бывших полковников, подполковников и майоров, «поведение которых на территории СССР в период войны осталось недостаточно проверенным» откладывалась на декабрь 1949 года. После проведения системы предварительных мероприятий, назначалась так называемая фильтрация контингента лагерей военнопленных. Для ее проведения назывались различные сроки. Первоначально - с 1 июня по 10 сентября 1949 г. Затем на тщательную проверку военнопленных, состоявших на оперативном учете, был отведен срок до 15 сентября того же года. Однако архивные материалы показывают, что в действительности фильтрация осуществлялась в два этапа, при чем первый проходил со значительным запозданием - с 18 октября по 15 ноября 1949 г.
На первом этапе фильтрации происходило изучение учетных материалов на участников военных преступлений, их доклад межведомственной комиссии МВД, МГБ и Прокуратуры СССР, проведение арестов и следствия по делам, подлежащим по решению названой комиссии передаче в суд. Инструкция о проведении фильтрации была утверждена 16 июня 1949 г. заместителем министра внутренних дел СССР И.С. Серовым [16, л. 17-19]. Ее основным содержанием, согласно инструкции, должно было стать выявление и разоблачение военнопленных, которые ранее служили в частях СС, СД, СА, полиции, жандармерии, разведывательных и контрразведывательных органах, а также других формированиях и организациях карательного и специального назначения.
При фильтрации пленных, первоочередное внимание предписывалось уделять контингенту, взятому на учет по так называемым «формальным признакам». К их числу относились лица, в отношении которых никаких других компрометирующих данных, кроме как о службе в СС, СА, СД, членстве в НСДАП, «Гитлерюгенд» и пр., не имелось. Оперативно-следственная разработка должна была внести ясность по следующим вопросам: а) какую роль военнопленный играл в преступных органах и формированиях, в связи с принадлежностью к которым он был взят на оперативный учет; б) его служба в их составе на территории СССР или стран «народной демократии», с точным указанием по карте населенных пунктов дислокации, а также времени пребывания в них; в) установочные данные на начальников и сослуживцев по организациям и частям вермахта, в которых ранее проходил службу подучетный (т.е. состоящий на оперучете) военнопленный; г) конкретный состав преступления, за которое он должен нести уголовную ответственность.
Согласно инструкции, в деле каждого военнопленного, взятого на оперативный учет,
должны были присутствовать обличительные материалы по специальному перечню. К ним относились: специальная анкета с исчерпывающими ответами на перечисленные выше вопросы; собственноручная автобиография; справка медицинского осмотра о выявлении эсэсовских татуировок; протокол допроса самого подучетного лица, свидетелей из числа военнопленных; перепроверенные донесения осведомителей (от 2 - 3 источников); материалы проверки по перемещениям военнопленного на территории СССР в период войны; заключение оперативного отдела лагеря о необходимости привлечения к уголовной ответственности, либо возможной репатриации (на тот случай, если конкретные материалы о его виновности отсутствовали). Эти заключения, по сути определявшие исход дела, составлялись рядовыми чекистами лагерей и согласовывались с заместителями начальников последних по оперативной работе. В последующем заключения подлежали утверждению соответствующими министрами внутренних дел республик, начальниками региональных Управлений МВД, либо их заместителями. С особой тщательностью оформлялись дела военнопленных, подлежащих передаче правительствам социалистических стран [16, л. 13].
На тот случай, когда данные для привлечения военнопленных к уголовной ответственности оказывались недостаточными, инструкцией предписывалось ставить перед прокурором вопрос о даче санкции на арест, после чего пленного надлежало водворять в тюрьму и проводить в отношении него следствие. Законченные следствием дела на военных преступников направлялись на рассмотрение военного трибунала войск МВД, приговоры которого объявлялись перед строем всего лагеря. На тот случай, когда прокуроры «неправильно отказывают в санкции» на заключение под стражу военнопленных, обвиняемых в совершении военных преступлений, инструкцией предусматривалось обращение по этому поводу непосредственно в МВД СССР.
Для быстрого и эффективного производства дел на военнопленных, ранее проходивших службу в частях и соединениях вермахта, совершавших военные преступления на оккупированной территории СССР, чекистам мест содержания военнопленных ГУПВИ было предложено сконцентрировать их в тех республиках и областях, в которых они имели место. В тех случаях, когда пленные признавались в совершении каких-либо злодеяний, а территориальные органы внутренних дел этого не подтверждали, их предлагалось этапировать в органы МВД по месту совершения военных преступлений, либо оформлять материалы для передачи в Особое совещание МВД СССР, для внесудебного рассмотрения.
Практика фильтрации показала, что в противоречие рассмотренным директивным указаниям оперативные отделы привлекали военнопленных к уголовной ответственности по обвинению в преступлениях войны, даже при отсутствии конкретных данных о виновности. Подгоняемые жесткими установками «директивных инстанций», в отведенные крайне сжатые сроки, оперативный и следственный состав мест содержания военнопленных оказался не в состоянии проявить должную объективность. Порой, при очевидной невозможности добыть конкретные данные о личном участии военнопленных в зверствах и злодеяниях на оккупированной территории, но при наличии достоверных данных о причастности к ним их воинских частей и соединений, дело доходило даже до того, что оперативному составу лагерей, наряду с активизацией оперативно-следственной работы по разоблачению участников зверств и злодеяний, что является основным, приходилось не упускать вместе с тем ни одной возможности привлечения к уголовной ответственности эсэсовцев и других участников зверств за различные преступления, совершаемые в лагере. Например, в 1-м квартале 1949 г., многие бывшие эсэсовцы сталинградского лагеря МВД СССР № 108 подобным образом были осуждены на 10 лет ИТЛ каждый: П.Даверков, - за хищение нескольких килограмм бензина; Г.Дойч и О.Пек, - за хищение нескольких буханок хлеба; Гензелер и Граффундер, за хищение жмыха и др. [17, л. 43]
Командировки лагерных чекистов в те места, где в годы войны военнопленными могли совершаться злодеяния, несмотря на их эффективность, также не получили достаточного распространения. Применять их как систему в условиях крайнего дефицита кадров, времени и средств оказалось невозможным [17, л. 59].
В итоге, в вопрос привлечения к ответственности военных преступников вмешалось недовольное качеством и темпами данной работы Политбюро ЦК ВКП(б). По его инициативе 28 ноября 1949 г. распоряжением МВД СССР репатриация офицеров, ранее проходивших службу в карательных частях и органах гитлеровской Германии, была прекращена, вне зависимости от того, имелись ли в отношении них какие-либо компрометирующие материалы или нет [18, л. 152-162]. Для ознакомления с делами на предполагаемых военных преступников, общее количество которых к тому времени достигло 41594 человек, была привлечена Военная прокуратура войск МВД СССР [6]. После этого фильтрация возобновилась. Причем, если достаточных следственных материалов о конкретной преступной деятельности не имелось, военнопленных офицеров, ранее проходивших службу на командных и оперативных должностях в органах и войсках СС, предавали суду по ст. 17 УК РСФСР (соучастие) и Указу от 19 апреля 1943 г. за саму принадлежность к СС. Этот этап был завершен 25 декабря 1949 г. [19, л. 191] При этом нагрузка на следственные органы в 4-м квартале 1949 г. по сравнению с предшествующим периодом возросла в 12 раз. По данным ГВП за этот период были закончены 16635 дел на 17286 пленных [6]. Вместе с тем, результаты фильтрации выявили серьезные недостатки в разоблачении участников злодеяний. За 5 лет работы не удалось надлежащим образом расследовать соответствующие дела и собрать доказательства конкретной преступной деятельности, имея для этого все возможности. Поэтому многие, будучи причастными к военным преступлениям, получили возможность отказаться в суде от своих признательных показаний и беспрепятственно покинуть СССР [19].
На 1 января 1950 г. в СССР под следствием продолжали находиться 6947 военнопленных, в основном обвиняемых в военных преступлениях. В числе них находились 1545 офицеров СС, СА, других карательных органов и частей [20, л. 6]. В марте 1951 г. в советском плену и соответственно в оперативно-следственной разработке продолжал оставаться 131 гитлеровский генерал. При этом только на 51 из них имелись материалы о конкретном участии в военных преступлениях. Тем не менее, органы МВД СССР предлагали привлечь к ответственности по Указу от 19 апреля 1943 г. всех - как «реакционно и реваншистски настроенных» или же служивших в карательных органах и войсках СС [21, л. 171]. Последние военнопленные были освобождены из лагерей согласно постановлению Совмина «О репатриации из СССР бывших военнопленных и интернированных граждан Германии» от 2 апреля 1952 г. «за недоказанностью состава преступления» [22, л. 164].
В целом следует признать, что чекисты проделали огромную работу по установлению и расследованию преступлений нацистских преступников на оккупированной территории, как в СССР, так и за рубежом. Тем не менее, в силу крайнего дефицита времени и квалифицированных специалистов, а также под влиянием политических установок, направленных на форсирование данного процесса, обеспечить необходимое качество оперативно-розыскной и следственной работы оказалось невозможным. Это неизбежно повлекло за собой массовые нарушения законности в уголовном преследовании.
Литература и источники
1. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9401. Оп. 12. Д. 205. Л. 120.
2. Архив Информационного центра (ИЦ) ГУВД Волгоградской обл. Ф. 6. Оп. 1. Д. 262. Л.Л. 37-39.
3. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 4. Д. 65. Л.1.
4. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 203. Л. 188-189.
5. Центральный архив Федеральной службы безопасности ФСБ РФ. Уголовное дело № Н-19094. Т. 1-54.
6. Из коллекции документов и материалов Главной военной прокуратуры.
7. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1/а. Д. 301. Л. 77.
8. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1/а. Д. 136. Л.Л. 109.
9. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1/а. Д. 192. Л.Л. 80-85.
10. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1/а. Д. 343. Л.Л. 36-83.
11. Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. Ф. 6. Оп. 1. Д. 343. Л.Л. 84-98.
12. Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. Ф. 6. Оп. 12. Д. 258. Л.Л. 77-91.
13. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1/а. Д. 334. Л.Л. 118-119.
14. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1/а. Л.Л. 38-41.
15. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 331. Л.Л. 52-53.
16. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 333. Л.Л. 45-47.
17. Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. Ф. 6. Оп. 1. Д. 361. Л. 43.
18. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 336. Л. 152-162.
19. Архив ИЦ ГУВД Волгоградской обл. Ф. 6. Оп. 1. Д. 352. Л. 191.
20. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 240. Л. 6.
21. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1/а. Д. 340. Л. 171.
22. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 447. Л. 164.
References and Sources
1. Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoj Federacii (GARF). F. 9401. Op. 12. D. 205. L. 120.
2. Arhiv Informacionnogo centra (IC) GUVD Volgogradskoj obl. F. 6. Op. 1. D. 262. L.L. 37-39.
3. GARF. F. 9401. Op. 4. D. 65. L.1.
4. GARF. F. 9401. Op. 2. D. 203. L. 188-189.
5. Central'nyj arhiv Federal'noj sluzhby bezopasnosti FSB RF. Ugolovnoe delo № N-19094. T. 1-54.
6. Iz kollekcii dokumentov i materialov Glavnoj voennoj prokuratury.
7. GARF. F. 9401. Op. 1/a. D. 301. L. 77.
8. GARF. F. 9401. Op. 1/a. D. 136. L.L. 109.
9. GARF. F. 9401. Op. 1/a. D. 192. L.L. 80-85.
10. GARF. F. 9401. Op. 1/a. D. 343. L.L. 36-83.
11. Arhiv IC GUVD Volgogradskoj obl. F. 6. Op. 1. D. 343. L.L. 84-98.
12. Arhiv IC GUVD Volgogradskoj obl. F. 6. Op. 12. D. 258. L.L. 77-91.
13. GARF. F. 9401. Op. 1/a. D. 334. L.L. 118-119.
14. GARF. F. 9401. Op. 1/a. L.L. 38-41.
15. GARF. F. 9401. Op. 12. D. 331. L.L. 52-53.
16. GARF. F. 9401. Op. 12. D. 333. L.L. 45-47.
17. Arhiv IC GUVD Volgogradskoj obl. F. 6. Op. 1. D. 361. L. 43.
18. GARF. F. 9401. Op. 2. D. 336. L. 152-162.
19. Arhiv IC GUVD Volgogradskoj obl. F. 6. Op. 1. D. 352. L. 191.
20. GARF. F. 9401. Op. 2. D. 240. L. 6.
21. GARF. F. 9401. Op. 1/a. D. 340. L. 171.
22. GARF. F. 9401. Op. 12. D. 447. L. 164.
ЕПИФАНОВ АЛЕКСАНДР ЕГОРОВИЧ - доктор юридических наук, профессор, кафедры конституционного и муниципального права Волгоградского государственного университета
YEPIFANOV, ALEXANDER E. - Doctor of Law, Professor, Department of constitutional and municipal law, Volgograd State University (kmp@volsu.ru).
УДК 342.553 (47) «170/180»
УПОРОВ И.В., ЭФРИКЯН Р.А., ЛУКОВ М.Г. ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ИСПОЛНИТЕЛЬНЫХОРГАНОВ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Ключевые слова: городская дума, земское собрание, городская управа, земская управа, городской голова, полномочия, Горововое положение.
В статье исследуются основные тенденции правового развития исполнительных органов местного самоуправления в Российской империи. Отмечается, что на системном уровне законодательное регулирование их деятельности началось со времен Екатерины II с принятием Городового положения, когда сам институт местного самоуправления стал формироваться в том виде, в каком он понимается и в настоящее время. Новый этап в развитии местного самоуправления в России связан с известными реформами местного самоуправления второй половины XIX века. Исполнительные органы с того времени стали структурироваться как коллегиальные органы, состоящие из гласных (депутатов) городских дум и земских собраний. Этот опыт целесообразно использовать и в современной России. Однако нужно учитывать, что хотя в имперской России земские и городские органы местного самоуправления не были включены в систему государственных учреждений и формально не подчинялись местным правительственным чиновникам, государственный аппарат в лице министра внутренних дел и губернаторов имел достаточно полномочий для контроля и определенного влияния на их деятельность.
UPOROV, I.V., KFRIKAYN, R.A., LUKOV, M.G. THE LEGAL POSITION OF THE EXECUTIVE LOCAL AUTHORITIES OF LOCAL SELF-GOVERNMENT IN THE RUSSIAN EMPIRE
Keywords: City Duma, Zemstvo Assembly, town council, zemstvo council, the mayor of city, the powers, City Regulation.
