CC BY
260
История
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 2 (1), с. 245-256
245
УДК 94(37)
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ДРЕВНЕЙ ЕГИПЕТСКОЙ ИСТОРИИ В РИМСКОМ ОБЩЕСТВЕ ПЕРИОДА ИМПЕРИИ
© 2014 г. М.С. Чисталев
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
Поступила в редакцию 31.01.2014
Рассматривается характер знаний об истории Египта, которыми располагали греко-римские авторы в эпоху Империи, и оценивается их влияние на формирование образа египетской культуры в римском обществе. Отмечается, что основополагающее влияние на формирование римских представлений о египетской истории оказывала греческая историографическая традиция: римские авторы заимствовали у греков не только знания о культуре и истории Египта, но и подход к их описанию, при котором изложение исторического материала не занимало центрального места. Автор приходит к выводу, что греко-римская историческая литература I в. до н.э. - IV в. н.э., за некоторым исключением, способствовала формированию в целом позитивного образа Египта. Даже сказания о легендарном фараоне Се-сострисе фактически повторяли египетский фольклор, в котором в духе египетского «национализма» Сесострису приписывалось покорение всех народов. Сохраняя эту египетскую патриотическую направленность, античные историки поднимали авторитет Египта в глазах просвещенной части эллинистического мира, отдавая должное великому прошлому страны фараонов.
Ключевые слова: Древний Рим, история древнего Египта, эллинистический Египет, греко-римская историография, восприятие иноземной культуры.
Египетская культура выделяется среди прочих культур древнего мира тем, что она сумела придать своей традиции столь притягательную и узнаваемую форму, что и в наше время остается, говоря словами Я. Ассмана, «фактором идентичности» египетской цивилизации [1, с. 177]. Однако среди римских авторов I в. до н.э. - IV в. н.э. мы не найдем ни одного, кто пытался бы осмыслить египетскую культуру и историю. Они часто не видели различий между коренными египтянами, александрийцами и другими греками, проживавшими в стране, и это при том, что даже официальное обозначение Александрии было «Александрия при Египте» (Alexandria ad Aegyptum), а сам город был, по сути, полисом, большим и процветавшим, но совершенно оторванным от жизни остального Египта, существовавшим в нем как «инородное тело» [2, p. 130-132]. Такое восприятие египетской культуры закономерно вызывает вопрос: что знали римляне об истории Египта и была ли у них необходимость в ее изучении? Несмотря на увеличение интереса к египетским религиозным культам в римском обществе и росту популярности египетской тематики в Риме и Италии в I в. до н.э. - III в. н.э., ответ на этот вопрос не является очевидным. В узком смысле история Египта - это история весьма специфической цивилизации, очень древней, но ограниченной узкими географическими рамками. История
Римской империи, напротив, воспринималась самими римлянами в контексте становления мировой державы, в которой Египту отводилась роль провинции, хотя и с особым политическим статусом. При этом следует отметить, что занятия историей признавались в Риме заслуживающими внимания лишь постольку, поскольку они могли быть обращены на благо государства, а внимание и интерес римских историков были сосредоточены главным образом на истории родного города и римской державы. Если же они и обращались к истории других стран, то подобного рода материал всегда имел вспомогательное значение: как правило, это сравнительно краткие экскурсы, написанные лишь для того, чтобы лучше уяснить основной сюжет, т.е. некий аспект или раздел римской истории [3, с. 104]. Поэтому неудивительно, что в римской историографии нет ни одной работы, автор которой с гордостью мог бы утверждать, что он хорошо знает египетскую историю. Древняя история Египта была для римлян малознакомой, основанной на мифологических сюжетах, но в то же время отношение римлян именно к этому периоду представляет для нас наибольший интерес, т.к., рассматривая историю древнего Египта, римские авторы часто высказывали собственные оценочные суждения о самих египтянах и египетской культуре. Иначе обстоит дело с эллинистическим периодом в истории
Египта. Римские историки уделяли эллинистической истории значительно больше внимания, поскольку для них этот период был не только ближе хронологически, но и воспринимался как часть общего греко-римского прошлого. Однако при описании эллинистического Египта римские авторы в основном выделяли события, связанные с походами Александра Македонского и деяниями представителей династии Лагидов либо с противостоянием между Антонием и Октавианом, и фактически не интересовались самими египтянами. Поэтому мы не будем акцентировать внимание на сведениях об эллинистическом периоде в истории Египта.
Следует оговорить, что когда мы говорим о представлениях о египетской истории в римском обществе, то подразумеваем исключительно интеллектуальную элиту империи, чьи взгляды представлены в дошедших до нас текстах. В связи с этим задача данной статьи - определить объем и характер этих знаний, оставляя в стороне, по причине отсутствия источников, вопрос о более или менее массовых представлениях. При этом нельзя не отметить, что в широких слоях римского общества уже в I в. н.э. можно констатировать наличие интереса к египетской экзотике, а также эллинизированным религиозным культам, но в какой степени и как этот интерес коррелировал с представлениями о египетской истории, сказать невозможно. Нижней хронологической границей исследования является середина I в. до н.э., когда в римской литературе появляются сведения о Египте, египтянах или египетских богах. Верхняя хронологическая граница определяется IV в. н.э. -периодом жизни последнего крупного представителя римской историографической традиции -Аммиана Марцеллина.
Безусловно, особое влияние на формирование римских представлений об истории египетской культуры оказывала греческая историографическая традиция. Более того, интеллектуальная элита римского общества периода ранней империи фактически была греко-римской. Римские интеллектуалы были воспитаны и «пропитаны» греческой культурой. Начиная с Цицерона изучение произведений греческих историков становится уже неотъемлемой частью образования римской элиты. Сам римский оратор не только писал по-гречески и поддерживал тесные контакты с целым рядом греческих интеллектуалов того времени, но и являлся ценителем и глубоким знатоком греческой литературы [4, с. 175]. Он был хорошо знаком с «Историей» Геродота и высоко оценил труд греческого историка, назвав его «отцом истории» (De leg. I. 1). В целом ряде своих сочине-
ний Цицерон упоминает и Фукидида, с уважением отзываясь о его сочинении (Brut. 287; Orat. 30; De orat. II. 56). Кроме того, Цицерон интересовался произведениями Ксенофонта (De orat. II. 57) и с особым пиететом относился к труду Полибия (Rep. I. 21. 34; XIV. 27; De off. 32. 113-114).
Достижения греческой классической и эллинистической историографии составили фундамент для римского историописания, которое возникает в Риме только в эпоху Пунических войн во второй половине III в. до н.э. [5, p. 7-8]. Первые римские историки писали на греческом языке согласно образцам эллинистической историографии, что было продиктовано отсутствием собственной литературной традиции [6, p. 13]. Соответственно, их произведения писались с расчетом на образованные слои эллинистического общества. С другой стороны, уже со II в. до н.э. греческие образованные круги стали приспосабливаться ко вкусам и потребностям римского общества, и этот процесс пошел еще более активно с установлением Империи. Многие греческие ученые стали открыто заявлять о себе как сторонниках римлян, восхваляя римскую военную мощь и мудрость римского государственного устройства. В I в. до н.э. некоторые греческие историки уже сами приезжали в Рим, где делали блестящую карьеру, вращаясь в высшем римском обществе и достигая почестей и богатства. Посещал Рим и, возможно, жил там в течение длительного времени автор «Исторической библиотеки» Диодор Сицилийский [7, с. 71]. Среди других греческих ученых приезжал в Рим историк и географ Страбон [8, с. 776]. Бывал в Риме и Плутарх, завязавший там дружбу со многими выдающимися людьми, в том числе с Кв. Сосием Сенеционом, другом императора Траяна [9, p. 254].
Некоторые сведения об истории древнего Египта мы можем найти и у Иосифа Флавия, также писавшего свои произведения на греческом языке. Возникает вопрос, возможно ли на основании использования Иосифом Флавием греческого языка и его стремления адаптировать свой рассказ к традициям греческой историографии отнести его к греко-римским историкам? С определенными оговорками можно дать утвердительный ответ на этот вопрос. Несмотря на то что Иосиф - иудей по рождению и воспитанию, получивший образование в соответствии с иудейской традицией своего времени, он еще в юности имел возможность приобщиться к эллинистической культуре. Переехав в Рим, который был политической и интеллектуальной столицей империи, Иосиф не только обращался в своем труде к людям, так или иначе воспринявшим идеалы и ценности греко-
римской культуры, но и сам в значительной мере уже принадлежал к их числу [10, р. 211].
Данные обстоятельства позволяют рассматривать сочинения названных авторов в качестве источников, отражающих общее греко-римское отношение к египетской истории. При этом нужно сделать оговорку, что большая часть греческой египтологической литературы утеряна [11, р. 592], поэтому ее объем и разнообразие трудно оценить в полной мере.
В целом для греческих историков связующей нитью всей истории была преемственность азиатских империй (Ассирии, Мидии и Персии), конфликт между Ахеменидской Персией и греческими городами-государствами и окончательное поражение персов от греков [12, р. 4243]. Описание Египта в этом контексте, как правило, принимало следующие формы: 1) этнографических монографий, посвященных только Египту; 2) более или менее обширных экскурсов в общей истории с описанием взаимоотношений Египта с той или иной державой. Это обстоятельство позволяет выделить три значимые черты, характеризующие отношение эллинов к истории Египта. Во-первых, изложение египетской истории не занимало центрального места в рассказе о Египте, а было лишь одной из многочисленных тем [13, р. 5], причем не всегда самой важной. Во-вторых, египетская история излагалась как хроника деяний великих правителей и как преимущественно беглый обзор основных исторических событий. В-третьих, она преподносилась исключительно в эллиноцентрическом ракурсе с претензией на поиск предполагаемых связей между Грецией и Египтом (прежде всего культурных, но также и политических). Все эти особенности видны уже в самых ранних из дошедших до нас греческих произведений о Египте, которые, в свою очередь, послужили моделями для более поздних обращений не только к теме египетской истории, но и к истории других восточных народов в римской литературе.
Одним из самых популярных греческих то-посов о египетской истории были представления о древности египтян. Уже Геродот воспринимал Египет как очень древнее государство (Ш1 II. 2), чья культура намного старше греческой и чья земля впечатляет различными чудесами - как естественного происхождения (река Нил), так и созданными человеком (например, пирамиды). Платон в своем повествовании о беседе Солона с египетскими жрецами подчеркнул масштаб своеобразной «исторической пропасти», отделяющей очень древний египетской народ и современных Платону греков: «Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет
среди эллинов старца» (Plat. Tim. 22b. Пер. С.С. Аверинцева). Вряд ли этот разговор между прославленным афинским мудрецом и египтянином когда-либо имел место в действительности [14, с. 11], но здесь важна не точность и скрупулезность передачи конкретных фактов, а общий контекст, свидетельствующий о распространении в греческой литературе представления о древности египетского народа. Гекатей Абдерский также превозносил значение египетской культуры и утверждал, что вся культура древности ведет происхождение из Египта. В то же время необходимо отметить, что древность Египта в глазах греков скорее ассоциировалась с постоянством и консервативностью, что противопоставлялось греческой прогрессивности [15, p. 110].
Идея древности египетского народа поддерживалась и более поздними греко-римскими авторами. Так, Диодор, повествуя о египетской истории, в полной мере повторяет существовавшие уже к V-IV вв. до н.э. греческие топосы [11, p. 594] в отношении Египта, подчеркивая богатство и изобилие долины Нила (I. 34; 36), великолепную архитектуру (I. 64. 11-12), необычную природу (I. 35), древность египетских законов и традиций (I. 14. 3), а также делает, как и Геродот, акцент на том, что многие научные и культурные достижения появились впервые именно в Египте (I. 50. 1-2; 69. 5). Большинство этих топосов носят позитивный характер, но встречаются и указывающие на искажение привычных (традиционных) для греков обычаев, как, например, браки между братьями и сестрами (I. 27. 1). По всей видимости, Диодор достаточно высоко оценивал Египет, поскольку именно с египетской истории начинает свой труд, называя Египет местом зарождения человечества (I. 10. 1-7), хотя при этом и относит египтян к варварам, а свой выбор порядка изложения материала объясняет композиционной необходимостью (I. 9. 5).
Иосиф Флавий также подчеркивает древность египтян, но делает это в своих целях: он пытается привлечь египтян в свидетели древности своего народа (CA. I. 15. 93). Более того, Иосиф опровергает наличие у греков древнего летописания, опять же сравнивая эллинов с египтянами, у которых традиция сохранения исторических сведений является весьма древней (CA. I. 1. 6).
В отличие от своих предшественников, Помпей Трог опровергает устоявшееся в античной историографии и литературе представление о египтянах как о самом древнем народе, более того, он называет Египет страной «с самым молодым по возрасту населением... самой юной
из всех» (Just. II. 1. 20. Пер. А.А. Деконского), указывая, что самым древним народом являются скифы. Трог сначала приводит соображения в пользу древности египтян, затем - в пользу древности скифов и отдает предпочтение последним. По всей видимости, доказательства Трога основываются на сведениях, заимствованных из более раннего источника [16, с. 211], который до наших дней не сохранился. В целом выбор скифов и египтян не случаен, поскольку именно они нередко воспринимались в античности как антиподы [17, с. 91].
Аммиан Марцеллин, являющийся последним по времени значительным представителем греко-римской историографии, полностью соглашается с греческими историками в признании египтян самым древним народом (XXII. 15. 1), а сам Египет он считает колыбелью «божественного разумения» (intelligendi divini), распространившегося затем по всему миру (XXII. 16. 19). Известно о путешествии Аммиана Марцел-лина по Египту (XVII. 4. 6; XXII. 15. 1, 24), во время которого он посетил Александрию (XXII.
16. 12) и Фивы (XVII. 4. 6). Однако истории Египта в его «Деяниях» уделяется крайне незначительное место: фактически это лишь несколько упоминаний, дающих не столько подробные сведения, сколько обобщенную информацию, не всегда отражающую реальные факты. Так, Аммиан указывает, что, согласно древним летописям, в Египте в древности правили дружественные Риму цари (XXII. 16. 24), а его исторический экскурс, связанный с древнеегипетскими обелисками, ограничивается замечанием о том, что «древние цари Египта по случаю покорения чужих народов или в гордой радости о цветущем состоянии государства высекали обелиски, отыскивая подходящую породу камня иногда даже на краю земли, и, воздвигнув обелиск, посвящали его верховным богам» (XVII. 4. 6. Пер. Ю.А. Кулаковского, А.И. Сонни).
Учитывая, что грекам в значительной степени была свойственна мифологизация истории [14, с. 32] (как собственной, так и истории других народов), неудивительно, что, обращаясь к истории древнего Египта, они во многом опирались на многочисленные мифологические сказания о легендарных правителях. Одним из таких царей был сын Посейдона Бусирис, правивший в Египте. Миф о Бусирисе тесно связан с названием одного из крупных городов Дельты Египта - Джеду: по-египетски - Пер Усир Неб Джеду (Pr-Wsjr-nb-Ddw), т.е. «дом Осириса, господина Джеду» [18, p. 74]. Сокращенное название этого города звучало Bw-Wsjr (место Осириса), что соответствовало греческому на-
званию «Бусирис». Характерная для греков тенденция объяснять названия городов, связывая их с именами мифических основателей, вероятно, и привела к созданию представления о египетском царе Бусирисе. Сам образ недружественного к иноземцам египетского правителя, скорее всего, возник в среде греческих моряков в архаическую эпоху (не позднее VII в. до н.э.) [19, р. 413].
Еще Геродот, не называя имени египетского царя, отмечал, что рассказ о Бусирисе - это пример нелепых и вздорных сказаний, которые греки придумали о египтянах (II. 45). Афинский ритор Исократ, напротив, приписывал Бусирису даже поедание иноземцев (кос. 11. 7), принесенных в жертву, что, однако, не мешало ему идеализировать политической строй и быт египтян в правление Бусириса. О том, что египетский царь Бусирис закалывал на алтаре Зевса всех чужестранцев, прибывавших в страну, пишет и Псевдо-Аполлодор (Аро1М. II. 5. 11). Упоминание александрийским автором [20, с. 109] Бусириса происходит в контексте его рассказа о деяниях Геракла, который, согласно греческой традиции, и убил мифического правителя Египта.
В середине I в. до н.э. к образу Бусириса обращается и Диодор (I. 45. 4), однако он дает свое толкование популярному стереотипу о неприветливости египетского царя. Диодор ставит под сомнение существование жестокого обычая у Бусириса (I. 67. 11), а убийства иноземцев связывает с преданиями о Тифоне-Сете: «Говорят, что в древности и людей, похожих по цвету волос на Тифона, по царскому приказу приносили в жертву перед гробницей Осириса: среди египтян рыжих было немного, а среди чужеземцев - немало, почему среди эллинов и укоренилось предание об убийстве чужеземцев при Бу-сирисе, хотя это не царь именовался Бусирисом, но такое название на местном наречии носила гробница Осириса» (I. 88. 5. Пер. А.Г. Алексаняна, Д.В. Мещанского).
Развивая тему неприветливости египетского правителя, Страбон отвергает существование царя или тирана по имени Бусирис, миф о котором, по его мнению, был сочинен позднейшими писателями, желавшими возвести на египтян ложное обвинение в негостеприимстве (XVII. 1. 19). Он пишет, что прежние цари Египта обеспечивали самодостаточность Египта и не нуждались во ввозимых извне товарах, а потому были враждебно настроены против всех мореплавателей, особенно против греков (XVII. 1. 6). Однако Страбон не пытается подчеркнуть историческую неприязнь египтян по отношению к иностранцам, напротив, он оправдывает
их, поясняя, что греки «в силу скудости своей земли были грабителями, алчными на чужое добро» (XVII. 1. б. Пер. Г.А. Стратановского).
У римских авторов топос о неприветливости египетского царя Бусириса оставался таким же популярным, как и в Греции классического периода, поэтому мы находим упоминание о нем и у Цицерона в трактате «О государстве»: «Как много было народов, - как, например, тавры на берегах Аксинского Понта, как египетский царь Бусирид, как галлы, как пунийцы, - считавших человеческие жертвоприношения делом благочестия, весьма угодным богам!» (Rep. III. 16. Пер. В О. Горенштейна). В целом следует отметить, что в египетских источниках имя царя Бусириса не упоминается ни разу, равно как в них сложно найти сведения о человеческих жертвоприношениях в Египте. Одно из немногих свидетельств насильственного ритуального умерщвления людей было обнаружено Уолтером Эмери во время раскопок гробниц I династии. Британским археологом были найдены останки ремесленников и слуг, принесенных в жертву после смерти хозяина [21, с. 169], однако У. Эмери затруднялся сделать вывод о том, добровольно или по принуждению они были лишены жизни.
Существенной частью античной мифологоисториографической традиции о Древнем Египте являются предания о фараоне Сесострисе (Хєоюотрц). Эта традиция восходит к собирательному образу египетского правителя, в рассказах о котором фольклорные сюжеты соединились с воспоминаниями о былом величии египетской державы и походах нескольких древних фараонов, хотя в основном его образ связывают с правителем XII династии Сенусер-том III [16, p. 78]. Наиболее полный рассказ о нем, изложенный Геродотом, неоднократно анализировался и достаточно хорошо изучен [22-24]. О легендарном египетском царе Сесо-стрисе пишет и Диодор, однако его рассказ сильно отличается от изложения Геродота и от сформировавшихся в IV-III вв. до н.э. на основе этого рассказа «стандартных» представлений о Сесострисе [26, с. 16]. В изложении Диодора он выступает под именем Сесоосис (Хєооюоц), что, как указывает А.И. Иванчик, точнее передает произношение имени S-n-Wsrt [26, с. 16]. Кроме того, А.И. Иванчик полагает, что в ряде деталей, сообщаемых Диодором, проявляется независимость его рассказа от труда Г еродота, и возводит его, в конечном счете, к аутентичному египетскому фольклору конца IV в. до н.э. [26, с. 1б]. Если рассказ Геродота о завоеваниях Се-состриса основывается на предании о египетском царе, завоевавшем те же самые земли, что и персы, но в отличие от них покорившем еще и
скифов, то в повествовании Диодора место персов занимает уже Александр Македонский [16, с. 202].
Приступая к рассказу о египетском царе, Диодор замечает, что в сообщениях о нем между собой расходятся не только греческие историки, но и египетские жрецы (I. 53. 1). Упоминание египетских жрецов является традиционной ссылкой для всех греческих авторов, которые таким образом пытались показать истинность своих сведений о Египте. Кроме Сесооси-са, Диодор также повествует о жизни нескольких египетских царей, начиная с первого царя, правившего сразу после богов, которого он называет Менас (Мг^ау) (I. 45. 1). Подчеркивая значимость цивилизаторской деятельности Ме-наса, он, однако, указывает, что потомки этого царя, правившие в течение полутора тысяч лет, не совершили ничего достойного записи (I. 45. 3). О походах против восставших бактрийцев другого египетского царя, Осимандия, Диодор пишет в связи с рассказом о рельефах в его гробнице (I. 47. 1-6). В памяти народов античного мира под этим именем остался египетский фараон Рамсес II, названный в соответствии с греческой транскрипцией своего тронного имени - Wsr-m3ct-Rc [26, с. 45]. Под гробницей Оси-мандия, по всей видимости, подразумевается один из храмовых комплексов Рамсеса II, на стенах которого были запечатлены сцены его похода против хеттов и битвы при Кадеше [27, р. 44-45].
Диодор, вслед за Гекатеем Абдерским, сообщает и о правителе по имени Ухоревс (Оихореи?), основавшем Мемфис и построившем большую плотину для защиты от наводнений (I. 50. 3-5). Вероятно, Ухоревс - это солнечное имя фараона из IX (Гераклеопольской) династии Хети III ^3^к3^) [28, с. 53], а указание на основание Мемфиса именно Ухорев-сом можно объяснить тем, что египетские источники Гекатея хотели возвысить мемфисских правителей и принизить роль фиванских.
Диодор посещал Египет и иногда ссылается на личные впечатления (I. 83. 9), а это значит, что источником сведений о Египте для него была не только греческая литература, но и его собственные наблюдения и общение с местными жителями. Сложно точно определить все первоисточники Диодора, но среди авторов, сочинения которых он использовал, были и Геродот (I. 37, 38, 69), и Гекатей Абдерский (I. 46. 8), и Агатархид Книдский (I. 41. 4). Неоднократные ссылки Диодора на встречи с египетскими жрецами (I. 53. 1; III. 11. 13), скорее всего, указывают не только на приверженность автора греческой историографической традиции, но и на его реальные контакты со служителями культа в
Египте. Об этом свидетельствует тот факт, что историк перечисляет общение с египетскими жрецами, наряду с другими значимыми для него встречами, в частности с послами из Эфиопии, находившимися в то время в Египте (III.
11. 3). Многие сведения, которые приводит Диодор, подтверждаются египетскими источниками и археологическими находками. К примеру, сведения о землевладении в Египте, которые приводит историк (I. 21. 1-11), практически полностью совпадают с египетскими текстами, подробный анализ которых был проведен
О.Д. Берлевым [29, с. 6]. Упоминание о разночтениях в жизнеописании фараона Сесоосиса среди греческих историков, египетских жрецов и «тех, кто воспел его в песнях» (I. 53. 1), позволяет предположить, что Диодор мог использовать также и египетский фольклор. На широкий круг источников Диодора указывает и упоминание им неких «царских записей» (АХе^^Зрещ. РаохХгко^ uлoцvnм-атюv), с которыми он имел возможность ознакомиться в Александрии (III. 38. 1).
Не опровергая в целом мнения, что Диодор действительно при описании Египта основывался на сочинениях более ранних греческих авторов, все же необходимо указать на определенную самостоятельность историка. Диодор не просто переписывал свои источники, он выбирал нужные ему факты и давал собственную оценку. Поэтому мы не можем согласиться с теми исследователями [30; 31, р. 29; 32, р. 503], которые приписывают Диодору исключительно «слепое» копирование более древних авторов. Напротив, текст Диодора, как указывает М.П. Трофимов, свидетельствует о том, что он не всегда соглашался с информацией, содержавшейся в его источниках [33, с. 14], и в ряде случаев критиковал ее (как, например, в рассказе об истоках Нила - I. 37-41). Именно поэтому есть все основания полагать, что отдельные суждения Диодора о египетской истории являются его собственными, а не заимствованными из других сочинений.
Упоминания о фараоне Сесострисе есть и у Страбона (XVII. I. 5, 25), однако, в отличие от Геродота и Диодора Сицилийского, он не передает весь сюжет рассказа о египетском царе и не делает обзора сложившейся античной традиции, но лишь по ходу изложения основного материала упоминает достижения египетского царя. Страбон уделяет много внимания описанию климата, флоры и фауны Египта и иным географическим особенностям, но почти не делает отступлений, касающихся его древней истории. Однако редкие оценки египтян со стороны Страбона всегда носят положительный ха-
рактер [34, p. 100], а то внимание, которое он уделил описанию Египта, в очередной раз подчеркивает интерес к его культурному наследию, впечатлявшему не только греков, но и римлян.
Во второй половине I в. н.э. к истории фараона Сесостриса обращается Иосиф Флавий, который адресовал свои произведения в первую очередь греко-римской публике. Полемизируя с александрийским историком и грамматиком Апионом, который доказывал превосходство египтян над иудеями, Иосиф указывает, что, ссылаясь на несчастья иудеев, египетский автор позабыл обо всех испытаниях, постигших Египет. Иосиф иронически замечает, что причиной тому послужил «мифический царь Египта Сесо-стрис», который «положительно ослепил Апио-на» (CA. II. 132) [16, с. 207]. Таким образом, Иосиф Флавий ставит под сомнение не только утверждения Апиона, но и существование прославленного египетского правителя. Кроме того, Иосиф отвергает и описание деяний Сесост-риса, которое дает Геродот, мотивируя это тем, что греческий историк перепутал его с египетским царем Шешонком, о котором говорится в Библии (AJ. VIII. 253-262).
Наряду с представлениями о завоеваниях Сесостриса, в которых подчеркивались победы мифического египетского царя, в греко-римской литературной традиции можно обнаружить и противоположные сведения, указывающие на поражение правителя Египта от скифов. Так, Помпей Трог пишет о легендарном египетском царе, который у него носит имя Везосис (Just. II.
3. 8). В изложении римского автора, Везосис, желая подчинить скифов, потерпел от них поражение и был вынужден бежать в Египет. Вторжению скифов в Египет помешали лишь болота (Just. II. 3. 13-14). Как утверждает А.И. Иванчик, в основе сообщений Помпея Трога лежит сочинение некого позднеэллинистического автора, относящееся ко времени не раньше II в. до н.э. [16, с. 211]. При этом данному автору, вероятно, было знакомо сочинение, являвшееся источником для изложения сказаний о Сесострисе у Диодора. Содержавшиеся там сведения с «проегипетской» ориентацией сюжета были заменены на противоположную -«проскифскую» [16, с. 211].
Похожие представления можно обнаружить и у Плиния Старшего. Он пишет о победе над египетским царем Сесострисом, но не скифского правителя, а царя колхов (NH. XXXIII. 52). По мнению А.И. Иванчика, источники информации Плиния были достаточно поздними, однако отдельные фрагменты, как, например, описание ежегодной традиции Сесостриса запрягать побежденных царей в свою колесницу, яв-
но восходят к тем же источникам, что и у Диодора (БЫ. I. 58. 2) [16, с. 215].
В итоге можно констатировать, что античная традиция о легендарном фараоне Сесострисе развивалась и постепенно трансформировалась. Кроме того, можно наблюдать появление противоположной традиции, в которой победа в скифо-египетской войне приписывалась скифам. Однако, несмотря на изменения, вызванные в том числе историческими обстоятельствами, в основе сказания, безусловно, лежит египетский патриотический фольклор, который в целом формировал позитивный образ Египта как державы с великим историческим прошлым, правитель которой благодаря завоеваниям и мудрой политике спустя столетия стал национальным героем, сравнимым с Александром Македонским.
Совершенно уникальным выглядит и обращение греко-римских авторов к египетской мифологии, которая служила и для реконструкции исторического прошлого Египта. Удивительно, но в египетских источниках невозможно найти полное изложение мифа об Осирисе и Исиде: только отдельные сюжеты и эпизоды встречаются в различных текстах в виде кратких упоминаний. Лишь в античной традиции все эпизоды этого мифа впервые оказались собраны воедино [35, с. 108]. Действительно целостный рассказ об Осирисе и Исиде, наиболее близкий к египетским первоисточникам, сохранился у Плутарха [36, с. 192-193]; свою трактовку этого мифологического сюжета дает в первой книге «Исторической библиотеки» и Диодор Сицилийский. Этот рассказ в труде Диодора относится к разделу так называемых беоХоуоицеуох, т.е. к мифологической истории Египта, которому предшествует введение и рассказ о космогонии.
Диодор, по всей видимости, был последователем известной в эллинистическом мире концепции Эвгемера Мессенского [37, р. 222], пытавшегося вернуть своим современникам доверие к мифологии, выдвинув предположение, что боги в далекие времена были смертными людьми, которые после кончины удостоились от потомков почестей [34, р. 93]. Именно поэтому он включил беоХоуо'бцеуог в общий очерк по истории Египта. И Осирис, и Исида у него предстают в роли некогда реально существовавших людей (I. 17. 2; 22. 1-2).
В целом идеи эвгемеризма вполне закономерно появились в эпоху обожествления эллинистических правителей [35, с. 108], однако концепция Эвгемера также соответствовала и восприятию египетской истории античными авторами, которые таким образом подтверждали египетские представления о богах как пер-
вых правителях, царствовавших в Египте до фараонов.
Обращение к мифологическому сюжету, связанному с Осирисом и Исидой, как к части исторического прошлого именно у Плутарха более напоминает реконструкцию древней истории Египта. Сложно найти другой мифологический цикл, схожий по интенсивности и многообразию своих связей с жизнью египетской культуры. Как верно подметил Я. Ассман, миф в Египте был скорее политическим, нежели религиозным феноменом [36, с. 193], поэтому и обращение к нему у античных авторов можно отчасти считать обращением к политической истории Египта, конечно, с оговоркой, что религиозная составляющая отчетливо присутствует и доминирует у Плутарха в его попытках дать рационалистическое или аллегорическое толкование египетскому поклонению животным. Более того, ни один другой миф не был даже отдаленно столь популярен в литературе или, например, в сфере магического целительства.
В отличие от Геродота, который в основном говорит о ритуалах, связанных с бальзамированием и погребением Осириса, Плутарх в русле эллинистической и позднеантичной традиции [38, р. 41] уделяет внимание и земному царствованию Осириса. Особенно важно отметить, что цивилизаторская деятельность Осириса, согласно Плутарху, не ограничивалась территорией Египта, а распространилась на «всю землю» (Бе Ь. et Osir. 13). В целом с помощью египетской мифологии Плутарх, так же как и Диодор Сицилийский, хотел показать предысторию человечества в мифологическое время, поэтому и интерпретация осирического мифа у Плутарха дается в контексте «реально происходивших» исторических событий.
Следует отметить, что кроме популярных еще в Греции классического периода топосов египетской истории, связанных с древностью Египта и правлением легендарных царей, грекоримские авторы упоминают и другие эпизоды из древней истории Египта. Особо можно выделить рассказ Иосифа Флавия о таком значимом эпизоде древнеегипетской истории, как завоевание Египта гиксосами. Рассказывая о правлении гиксосов в Египте, Иосиф подчеркивает их бесславное происхождение и указывает на то, что они «безжалостно предали города огню и святилища богов разрушили» (СА. I. 14. 75. Пер. Г.Г. Генкеля). Иосиф, видимо, отождествляет гиксосов с предками евреев, хотя сам их евреями не называет (СА. I. 14. 91). Тем не менее такое восприятие гиксосов не встречается ни у более ранних, ни у более поздних античных историков.
В своих трудах Иосиф Флавий активно использует устоявшиеся античные стереотипы в отношении египтян: он называет их преданными удовольствиям и легкой наживе (AJ. II. 9. 1), а также, пересказывая предания о поездке Авраама в Египет, обвиняет египетского фараона в безумной слабости к женщинам, переходящей в «гнусную страсть» (x^v aSiKov eni0u^av) (AJ. I. 8. 1). Иосиф дополняет эти топосы еврейской литературной традицией, не затронутой античным влиянием, которая формировала образ Египта, связывая его с Исходом и конфликтами между евреями и египтянами [39, p. 45], что способствовало созданию скорее негативного образа египтян, на протяжении веков враждебно относившихся к иудеям.
Некоторые сведения о древней египетской истории можно найти у Плиния Старшего: описывая египетские сооружения, он упоминает некоторых правителей, среди которых называет царя Месфреса, правившего в Городе Солнца, первого создателя обелиска, посвященного египетскому солнечному божеству (XXXVI. 14. 64), а также царей Сесотеса и Рамсеса, при котором был взят Илион (XXXVI. 14. 65). Плиний Старший, хотя и писал естественно-научную историю, был моралистом. Отсюда проистекает, например, его оценка египетских пирамид как «праздного и глупого выставления напоказ царями своего богатства» (XXXVI. 16. 75). В целом Плиний Старший, живший в эпоху, когда укреплялась идея мирового государства, воплощенного в Римской империи, старался передать особенности различных ее уголков, хотя исторические экскурсы в его сочинении являются лишь дополнением к многоплановому изложению сведений из разных областей знания. У Плиния наблюдается наглядное смешение исторических мотивов с мифологическими, что свойственно не только римскому автору, но и практически всем его предшественникам. Безусловно, Плиний тенденциозен, особенно, когда пытается дать моральную оценку действиям исторических фигур, однако в целом его сочинение, видимо, отражает общие культурноисторические представления греков и римлян.
Тацит вскользь касается вопроса древней египетской истории при описании поездки Гер-маника в Египет (Ann. II. 60). Свой рассказ он представляет в виде перевода текстов, сохранившихся на развалинах зданий древних Фив, выполненного старейшим из жрецов в духе египетского патриотизма. Как и Диодор Сицилийский, Тацит упоминает военные походы Рамсеса II, а также сообщает о той дани, которую египетские цари взимали с завоеванных стран (Ann. II. 60). Население восточной поло-
вины империи, где господствовала греческая или иные культуры, не пользовалось симпатиями Тацита [40, с. 232], поэтому неудивительны его негативные суждения о Египте, повторяющие постулаты о чрезмерной суеверности египтян (Hist. IV. 81). Однако сложно определить, к кому в большей степени относились подобные оценки: к коренным египтянам или, что более вероятно, к грекам, жившим в Александрии. Тем не менее на фоне неприязни Тацита к иудеям (Hist. V. 4) его отношение к египтянам не выглядит столь отторгающим.
Нейтральное отношение к Египту Аммиана Марцеллина лишь дважды прерывается ярко выраженным чувством превосходства римлян, когда он пишет о характере египтян: «Любители каверз, которым доставляет величайшее удовольствие запутывать тяжбы.» (XXII. 6. 1. Пер. Ю.А. Кулаковского, А.И. Сонни). В другом параграфе он описывает характер египтян следующим образом: «Жители Египта. легко приходят в возбуждение по любому поводу, спорщики и жестокие упрямцы» (XXII. 16. 23. Пер. Ю.А. Кулаковского, А.И. Сонни). При этом у нас нет оснований сомневаться в том, что Аммиан пишет именно о коренных египтянах, а не о греках из Александрии или иных греческих полисов на территории Египта, поскольку автор предварительно дает подробное описание внешнего облика египтян. К тому времени, когда Аммиан Марцеллин писал свои «Деяния», интерес к Египту и его культуре постепенно угас. По всей видимости, именно с этим связано столь незначительное место, которое римский автор уделил описанию истории Египта. Другой возможной причиной было то, что его в большей степени интересовала политическая сфера общества, так как в поздней античности именно политика, а не экономика или социальные отношения, рассматривалась как «историческая реальность» [41, p. 109]. Тем не менее Аммиан по-прежнему подчеркивает высокий уровень древнеегипетской культуры, наследие которой во многом было использовано греко-римскими учеными, писателями, но эти его оценки в основном повторяют суждения предшественников. Поэтому и эмоциональная составляющая его описания Египта носит нейтральный характер.
Резюмируя, нужно отметить, что знания греко-римских авторов I в. до н.э. - IV в. н.э. об истории Древнего Египта в большинстве своем носят бессистемный характер. Первой причиной такой бессистемности является отсутствие возможности получить всеобъемлющие и разносторонние сведения о египетской истории. Не случайно практически все авторы, жившие по-
сле Манефона, так или иначе касаясь вопросов истории древнего Египта, либо заимствуют информацию из его сочинения, либо пользуются пересказами Манефона, сделанными греческими историками [42, р. 95-97]. Манефон, будучи египетским жрецом, по всей видимости, имел доступ к храмовым архивам, а знание языка первоисточников, так необходимое для анализа сведений о ранней истории Египта, позволило ему написать серьезное историческое сочинение. Второй, но не менее значимой причиной можно считать отсутствие у римлян практического интереса к изучению истории Египта, особенно древнего. Это может быть связано с тем, что римляне не имели длительной истории взаимных контактов с Египтом, в отличие от греков, установивших с египтянами непрерывные связи уже в начале I тыс. до н.э. [43, р. 157]. Очевидно, что римские авторы во многом заимствовали у греков не только знания о египетской истории, но и подход к ее описанию, при котором изложение исторического материала не занимало центрального места. Такова специфика римской культурно-исторической памяти, формировавшейся на основе знаний, топосов и образов, полученных «из вторых рук» [44, с. 200].
Деяния правителей были наиболее востребованными сюжетами истории Египта, поэтому неудивительно, что у римских историков нередко в различном контексте упоминаются имена египетских царей. Определенное раздражение у отдельных римских авторов вызывало отношение правителей Египта к роскоши, которая оценивалась римскими историками и моралистами как порок, противопоставлявшийся исконным римским нравам.
Как бы то ни было, греко-римская историческая литература, за некоторым исключением, способствовала формированию позитивного образа Египта, в отличие от римских поэтов и прозаиков, которые часто использовали многочисленные топосы, принижавшие египетскую культуру. Даже большинство сказаний о легендарном фараоне Сесострисе фактически повторяли египетский фольклор, в котором в духе египетского «национализма» Сесострису приписывалось покорение всех народов. Сохраняя эту египетскую патриотическую направленность, античные историки поднимали авторитет Египта в глазах просвещенной части эллинистического мира, превознося великое прошлое страны фараонов.
Список литературы
1. Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких
культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.
2. Bell H.I. Alexandria ad Aegyptum // Journal of Roman Studies. 1946. Vol. 36. P. 130-132.
3. Утченко С.Л. Политические учения древнего Рима. М.: Наука, 1977. 253 с.
4. Никишин В.О. Цицерон и греки // Studia historica. Вып. XI. М., 2011. С. 167-189.
5. Marincola J. Approaching Classical Historiography // A Companion to Greek and Roman Historiography / Ed. J. Marincola. Oxford: Wiley-Blackwell, 2010. 752 p.
6. Conte G.B. Latin Literature: A History. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1999. 864 p.
7. Строгецкий В.М. Введение к «Исторической библиотеке» Диодора Сицилийского и его историкофилософское содержание // Вестник древней истории. 1986. № 2. С. 65-82.
8. Стратановский Г.А. Страбон и его «География» // Страбон. География в 17 книгах. М.: Ладо-мир, 1994. С. 775-790.
9. Brenk F.E. An Imperial Heritage: The Religious Spirit of Plutarch of Chaironeia // Aufstieg und Nieder-gang der romischen Welt: Geschichte und Kultur Roms im Spiegel der neueren Forschung / Hrsg. von W. Haase, H. Temporini. Tl. II. Bd. 36.1. Berlin; New York, 1987. P. 248-349.
10. Berthelot K. The Use of Greek and Roman Stereotypes of the Egyptians by Hellenistic Jewish Apologists, with Special Reference to Josephus’ Against Apion // Internationales Josephus-Kolloquium Aarhus 1999 / Hrsg. J.U. Kalms. Munster, 2000. P. 185-221.
11. Burstein S. Images of Egypt in Greek historiography // Ancient Egyptian literature: History and Forms / Ed. A. Lopriero. Leiden, 1996. P. 591-605.
12. Momigliano A. On Pagans, Jews, and Christians. Middletown: Wesleyan University Press, 1987. P. 31-58.
13. Burstein S. Hecataeus, Herodotus and the Birth of Greek Egyptology // Graeco-Africana: Studies in the History of Greek Relations with Egypt and Nubia. New Rochelle, 1994. P. 3-17.
14. Суриков И.Е. Очерки об историописании в классической Греции. М.: Языки славянских культур, 2011. 504 с.
15. Vasunia P. The Gift of the Nile: Hellenizing Egypt from Aeschylus to Alexander. Bercley: University of California press, 2000. 346 p.
16. Иванчик А.И. Накануне колонизации. Северное Причерноморье и степные кочевники VIII-VII вв. до н.э. в античной литературной традиции: фольклор, литература и история. М.: Палограф, 2005. 311 с.
17. Каллистов Д.П. Очерки по истории Северного Причерноморья античной эпохи. Л.: Изд-во ЛГУ, 1949. 286 с.
18. Papillon T.L. Rhetoric, Art, and Myth: Isocrates and Busiris // The Orator in Action and Theory in Greece and Rome. Leiden, 2001. P. 73-96.
19. Miller M.C. The Myth of Bousiris. Ethnicity and Art // Not the Classical Ideal: Athens and the Construction of the Other in Greek Art / Ed. B. Cohen. Leiden, 2000. P. 413-442.
20. Борухович В.Г. Античная мифография и «Библиотека» Аполлодора // Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. С. 99-123/
21. Эмери У.Б. Архаический Египет. СПб.: Летний Сад, 2001. 384 с.
22. Malaise M. Sesostris, Pharaon de legende et d'histoir // Chromque d'Egypte. 1966. Vol. 41. P. 244-272.
23. Armayor O.K. Sesostris and Herodotus’ autopsy of Thrace, Colchis, inland Asia Minor, and the Levant // Harvard Studies in Classical Philology. 1980. V. 84. P. 51-74.
24. Obsomer C. Les campagnes de Sesostris dans Herodote. Bruxelles: Connaissance de l'Egypte An-cienne, 1989. 217 p.
25. Иванчик А.И. Античная традиция о фараоне Сесострисе и его войне со скифами // Вестник древней истории. 1999. № 4. С. 4-36.
26. Стучевский И.А. Рамсес II и Херихор. Из истории древнего Египта эпохи Рамессидов. М.: Наука, 1984. 248 с.
27. Hartman T.C. The Kadesh Inscriptions of Ra-messes II: An Analysis of the Verbal Patterns of a Ra-messide Royal Inscription. Waltham: Brandeis University, 1967. 115 p.
28. Ладынин И.А. Царь Ухоревс (Diod. I. 50. 3-5) и его место в схеме истории Египта Гекатея Абддер-ского и Диодора Сицилийского // Восток в эпоху Древности. Новые методы исследований: междисциплинарный подход, общество и природная среда: Тез. докл. Междунар. научно-практической конф. памяти Э.А. Грантовского и Д.С. Раевского. М.: ИВ РАН, 2007. С. 53-54.
29. Берлев О.Д. Наследство Геба // Подати и повинности на древнем Востоке. СПб., 1999. С. 6-33.
30. Burton A. Diodorus Siculus Book I. A Commentary // Etudes Preliminaires aux Religions Orientales dans l’Empire Romain. 1972. Vol. 29. P. 1-34.
31. Solmsen F. Isis among the Greeks and Romans. Harvard: Harvard University Press, 1979. 157 p.
32. Fraser P.M. Ptolemaic Alexandria. V. I. Oxford: Clarendon Press, 1972. 838 p.
33. Трофимов М.П. Историческая концепция Диодора Сицилийского: Автореф. дис. ... канд. ист. наук: 07.00.03. Саратов, 2009. 22 с.
34. Gruen E.S. Rethinking the Other in Antiquity. Princeton: Princeton University Press, 2010. 416 p.
35. Васильева О.А. Легенда об Исиде и Осирисе (Диодор Сицилийский. «Историческая библиотека») // Древний Восток и античный мир. Труды кафедры истории Древнего мира исторического факультета МГУ. Вып. III. М., 2000. С. 106-123.
36. Ассман Я. Египет: теология и благочестие ранней цивилизации. М.: Присцельс, 1999. 368 с.
37. De Angelis F., Garstad B. Euhemerus in Context // Classical Antiquity. 2006. Vol. 25. No. 2. P. 211-242.
38. Heyob S.H. The Cult of Isis among Women in the Graeco-Roman World. Leiden: Brill, 1975. 140 p.
39. Aziza C. L’utilisation polemique du recit de l’Exode chez les ecrivains alexandrins // Aufstieg und Niedergang der romischen Welt: Geschichte und Kultur Roms im Spiegel der neueren Forschung / Hrsg. von W. Haase, H. Temporini. Tl. II. Bd. 20.1. Berlin; New York, 1987. P. 41-65.
40. Тронский И.М. Корнелий Тацит // Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. М., 1993. Т. 2. С. 203-247.
41. Szidat J. Ammian und die historische Realitat // Cognitio gestorum. The Historiographic Art of Ammia-nus Marcellinus. Amsterdam, 1992. P. 107-116.
42. Moyer I.S. Egypt and the Limits of Hellenism. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. 358 p.
43. La’da C.A. Encounters with Ancient Egypt: The Hellenistic Greek Experience // Ancient Perspective on Egypt / Ed. R. Matthews, C. Roemer. London, 2003. P. 157-170.
44. Махлаюк А.В. Ахеменидская Персия в римской литературе: образ «иного» и специфика исторической памяти // Вестник Нижегородского университета им.
Н.И. Лобачевского. 2012. № 3 (1). С. 199-208.
CONCEPTIONS OF ANCIENT EGYPTIAN HISTORY IN ROMAN SOCIETY DURING
THE IMPERIAL PERIOD
M.S. Chistalev
This paper considers the nature of Greco-Roman historical knowledge of Egypt and its influence on formation of the image of Egyptian culture in Roman society. It is noted that Greek historiographic tradition influenced, in a fundamental manner, the formation of the Roman concepts of Egyptian history: Roman authors borrowed not only Greek knowledge of Egyptian culture and history, but also the approaches to their description where the presentation of historical material was not central. The author comes to the conclusion that the Greco-Roman historical literature of the 1st century BC - 4th century AD, with some exceptions, promoted formation of a positive image of Egypt. Even the stories of the legendary Pharaoh Sesostris actually repeated Egyptian folklore, where in the spirit of the Egyptian «nationalism» the conquest of all nations was attributed to Sesostris. Ancient historians, by keeping the focus on Egyptian patriotic orientation and by paying tribute to the great past of the country of the Pharaohs, raised the authority of Egypt in the eyes of the enlightened part of the Hellenistic world.
Keywords: Ancient Rome, history of Ancient Egypt, Hellenistic Egypt, Greek and Roman historiography, appreciation of the alien culture.
References
1. Assman YA. Kul'turnaya pamyat'. Pis'mo, pa-myat' o proshlom i politicheskaya identichnost' v vyso-kih kul'turah drevnosti. M.: YAzyki slavyanskoj kul'tury, 2004. 368 s.
2. Bell H.I. Alexandria ad Aegyptum // Journal of Roman Studies. 1946. Vol. 36. P. 130-132.
3. Utchenko S.L. Politicheskie ucheniya drevnego Rima. M.: Nauka, 1977. 253 s.
4. Nikishin V.O. Ciceron i greki // Studia historica. Vyp. XI. M., 2011. S. 167-189.
5. Marincola J. Approaching Classical Historiography // A Companion to Greek and Roman Historiography / Ed. J. Marincola. Oxford: Wiley-Blackwell, 2010. 752 p.
6. Conte G.B. Latin Literature: A History. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1999. 864 p.
7. Strogeckij V.M. Vvedenie k «Istoricheskoj bibli-oteke» Diodora Sicilijskogo i ego istoriko-filosofskoe soderzhanie // Vestnik drevnej istorii. 1986. № 2. S. 6582.
8. Stratanovskij G.A. Strabon i ego «Geogra-fiya» // Strabon. Geografiya v 17 knigah. M.: Lado-mir, 1994. S. 775-790.
9. Brenk F.E. An Imperial Heritage: The Religious Spirit of Plutarch of Chaironeia // Aufstieg und Nieder-gang der romischen Welt: Geschichte und Kultur Roms im Spiegel der neueren Forschung / Hrsg. von W. Haase, H. Temporini. Tl. II. Bd. 36.1. Berlin; New York, 1987. P. 248-349.
10. Berthelot K. The Use of Greek and Roman Stereotypes of the Egyptians by Hellenistic Jewish Apologists, with Special Reference to Josephus’ Against Apion // Internationales Josephus-Kolloquium Aarhus 1999 / Hrsg. J.U. Kalms. Munster, 2000. P. 185-221.
11. Burstein S. Images of Egypt in Greek historiography // Ancient Egyptian literature: History and Forms / Ed. A. Lopriero. Leiden, 1996. P. 591-605.
12. Momigliano A. On Pagans, Jews, and Christians. Middletown: Wesleyan University Press, 1987. P. 31-58.
13. Burstein S. Hecataeus, Herodotus and the Birth of Greek Egyptology // Graeco-Africana: Studies in the History of Greek Relations with Egypt and Nubia. New Rochelle, 1994. P. 3-17.
14. Surikov I.E. Ocherki ob istoriopisanii v klassi-cheskoj Grecii. M.: Yazyki slavyanskih kul'tur, 2011. 504 s.
15. Vasunia P. The Gift of the Nile: Hellenizing Egypt from Aeschylus to Alexander. Bercley: University of California press, 2000. 346 p.
16. Ivanchik A.I. Nakanune kolonizacii. Severnoe Prichernomor'e i stepnye kochevniki VIII-VII vv. do n.eh. v antichnoj literaturnoj tradicii: fol'klor, literatura i istoriya. M.: Palograf, 2005. 311 s.
17. Kallistov D.P. Ocherki po istorii Severnogo Pri-chernomor'ya antichnoj ehpohi. L.: Izd-vo LGU, 1949. 286 s.
18. Papillon T.L. Rhetoric, Art, and Myth: Isocrates and Busiris // The Orator in Action and Theory in Greece and Rome. Leiden, 2001. P. 73-96.
19. Miller M.C. The Myth of Bousiris. Ethnicity and Art // Not the Classical Ideal: Athens and the Construction of the Other in Greek Art / Ed. B. Cohen. Leiden, 2000. P. 413-442.
20. Boruhovich V.G. Antichnaya mifografiya i «Bib-lioteka» Apollodora // Apollodor. Mifologicheskaya biblioteka. L., 1972. S. 99-123/
21. Ehmeri U.B. Arhaicheskij Egipet. SPb.: Letnij Sad, 2001. 384 s.
22. Malaise M. Sesostris, Pharaon de legende et d'histoir // Chronique d'Egypte. 1966. Vol. 41. P. 244272.
23. Armayor O.K. Sesostris and Herodotus’ autopsy of Thrace, Colchis, inland Asia Minor, and the Levant // Harvard Studies in Classical Philology. 1980. V. 84. P. 51-74.
24. Obsomer C. Les campagnes de Sesostris dans Herodote. Bruxelles: Connaissance de l'Egypte An-cienne, 1989. 217 p.
25. Ivanchik A.I. Antichnaya tradiciya o faraone Se-sostrise i ego vojne so skifami // Vestnik drevnej istorii. 1999. № 4. S. 4-36.
26. Stuchevskij I.A. Ramses II i Herihor. Iz istorii drevnego Egipta ehpohi Ramessidov. M.: Nauka, 1984. 248 s.
27. Hartman T.C. The Kadesh Inscriptions of Ra-messes II: An Analysis of the Verbal Patterns of a Ra-messide Royal Inscription. Waltham: Brandeis University, 1967. 115 p.
28. Ladynin I.A. Car' Uhorevs (Diod. I. 50. 3-5) i ego mesto v skheme istorii Egipta Gekateya Abddersko-go i Diodora Sicilijskogo // Vostok v ehpohu Drevnosti. Novye metody issledovanij: mezhdisciplinarnyj podhod, obshchestvo i prirodnaya sreda: Tez. dokl. Mezhdunar. nauchno-prakticheskoj konf. pamyati EH.A. Grantovs-kogo i D.S. Raevskogo. M.: IV RAN, 2007. S. 53-54.
29. Berlev O.D. Nasledstvo Geba // Podati i povin-nosti na drevnem Vostoke. SPb., 1999. S. 6-33.
30. Burton A. Diodorus Siculus Book I. A Commentary // Etudes Preliminaires aux Religions Orientales dans l’Empire Romain. 1972. Vol. 29. P. 1-34.
31. Solmsen F. Isis among the Greeks and Romans. Harvard: Harvard University Press, 1979. 157 p.
32. Fraser P.M. Ptolemaic Alexandria. V. I. Oxford: Clarendon Press, 1972. 838 p.
33. Trofimov M.P. Istoricheskaya koncepciya Diodo-ra Sicilijskogo: Avtoref. dis. ... kand. ist. nauk: 07.00.03. Saratov, 2009. 22 s.
34. Gruen E.S. Rethinking the Other in Antiquity. Princeton: Princeton University Press, 2010. 416 p.
35. Vasil'eva O.A. Legenda ob Iside i Osirise (Diodor Sicilijskij. «Istoricheskaya biblioteka») // Drevnij Vostok i antichnyj mir. Trudy kafedry istorii Drevnego mira istoricheskogo fakul'teta MGU. Vyp. III. M., 2000.
S. 106-123.
36. Assman YA. Egipet: teologiya i blagochestie rannej civilizacii. M.: Priscel's, 1999. 368 s.
37. De Angelis F., Garstad B. Euhemerus in Context // Classical Antiquity. 2006. Vol. 25. No. 2. P. 211-242.
38. Heyob S.H. The Cult of Isis among Women in the Graeco-Roman World. Leiden: Brill, 1975. 140 p.
39. Aziza C. L’utilisation polemique du recit de l’Exode chez les ecrivains alexandrins // Aufstieg und Niedergang der romischen Welt: Geschichte und Kultur Roms im Spiegel der neueren Forschung / Hrsg. von W. Haase, H. Tem-ponni. Tl. II. Bd. 20.1. Berlin; New York, 1987. P. 41-65.
40. Tronskij I.M. Kornelij Tacit // Kornelij Tacit. So-chineniya v dvuh tomah. M., 1993. T. 2. S. 203-247.
41. Szidat J. Ammian und die historische Realitat // Cognitio gestorum. The Historiographic Art of Ammia-nus Marcellinus. Amsterdam, 1992. P. 107-116.
42. Moyer I.S. Egypt and the Limits of Hellenism. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. 358 p.
43. La’da C.A. Encounters with Ancient Egypt: The Hellenistic Greek Experience // Ancient Perspective on Egypt / Ed. R. Matthews, C. Roemer. London, 2003. P. 157-170.
44. Mahlayuk A.V. Ahemenidskaya Persiya v rim-skoj literature: obraz «inogo» i specifika istoricheskoj pamyati // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. 2012. № 3 (1). S. 199-208.
