CC BY
37
УДК 130.2
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ГУМАННОСТИ В ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ ХХ ВЕКА:
К.С. ЛЬЮИС
© 2011 г. Л.А. Швачкина
Показывается модернизация христианского мировоззрения в аспекте культурной и интеллектуальной атмосферы эпохи модерна. Представлен опыт современного христианского мышления на примере персоналии К.С. Льюиса и его интерпретация межчеловеческих отношений в контексте религиозного христианского мировоззрения. Гуманность, по мнению философа, нельзя редуцировать к социальной пассивности и пустому абстрактному всепрощению. Всякое действительное прощение должно начинаться с переоценки собственной деятельности - именно это явится возможностью достижения гуманного сообщества на основе христианства.
Южно-Российский государственный университет
экономики и сервиса,
ул. Шевченко, 147, г. Шахты, 346500,
South Russian State University of Economics and Service, Shevchenko St., 147, Shakhty, 346500, [email protected]
Ключевые слова: К.С. Льюис, гуманность, культура, христианское мировоззрение, нравственные ценности, любовь, милосердие.
Appears the modernization of the Christian worldview in the aspect of cultural and intellectual atmosphere of Art Nouveau era. Presented the experience of contemporary Christian thought on the example of personalities K.S. Lewis and his interpretation of interpersonal relations in the context of religious Christian worldview. Humanity, according to the philosopher, can not be reduced to passivity and social empty abstract forgiveness. Any real forgiveness must begin with a reassessment of their own activities - this will be the opportunity to achieve a humane society based on Christianity.
Keywords: K.S. Lewis, humanity, culture, Christian worldview, moral values, love, mercy.
Всё Новейшее время и «эпоха постмодерна» продемонстрировали противоречие между провозглашенными гуманистическими принципами и ценностями, с одной стороны, и реальным проявлением человеческой агрессии и жестокости - с другой. В связи с этим попытаемся обозначить основные тенденции в развитии христианского мировоззрения и места в нем гуманности в Новейшее время - в эпоху мировых войн, становления массовой культуры и глобализации. ХХ век, пожалуй, без преувеличения можно назвать самым жестоким в истории рода человеческого. Конечно, войны, голод, болезни, нищета, несправедливость сопровождали людей на протяжении всей многотысячелетней истории. Однако именно в последнее столетие войны стали мировыми, а разного рода кризисы (экологический, экономический, социальный и т.д.) приобрели глобальный характер. В этой связи особый интерес представляют как раз христианские гуманистические ценности, точнее их эволюция и изменение отношения к ним в обществе, на уровне повседневного восприятия религии и на уровне культурных смыслов помощи людям, милосердия и т.д.
Христианство за две тысячи лет своего существования не оставалось неизменным. С ним неразрывно связаны исторические и метафизические (метаисториче-ские) судьбы западноевропейской цивилизационной традиции. Базовые европейские ценности - личность, ее свобода - во многом результат развития социальности на христианской почве. Однако коллизии истории таковы, что взращенная на почве христианства европейская культура, тот самый «великий и могучий» Запад дали всему человечеству очень противоречивые плоды. С одной стороны, институционализированная свобода (в политических и экономических практиках), признание высших и абсолютных ценностей гуманности и гуманизма, с другой - возможность затеряться отдельному простому человеку в этом сложном и большом мире, возможность вообще не состояться в своей самости. Ну и крайние формы - человеконенавистнические идеологии и жестокие тоталитарные режимы.
Как же в этом контексте менялись внутренние оценки христианства на мировоззренческом и идейном уровне, а также представления о гуманности? Из целой плеяды христианских авторов Новейшего времени обратимся лишь к одному из них. Наша задача состоит в том, чтобы на отдельном примере показать основные тенденции в изменении христианского мировоззрения в преломлении проблемы гуманности, столь актуальной и животрепещущей для трагического XX в.
Одним из наиболее известных и довольно популярных авторов в западном христианском мире последнего века был Клайв Стейплз Льюис. Его жизнь пришлась на время мировых войн и кризисов, что не могло не наложить определенный отпечаток на его мировоззрение, как и на взгляды других авторов христианского направления. Важнейшая мысль, которую он проводит в своих книгах, интервью и статьях - необходимость укрепления внутреннего нравственного чувства людей. Истины христианской веры, известные уже две тысячи лет, не должны быть просто теоретическими положениями, книжными «тезисами», в которые можно верить или от которых можно отмахнуться. Оздоровление всего общества и каждого человека возможно на пути осознания наличия в человеческом мире некой абсолютной меры поведения, мышления, взаимоотношений и деятельности. И эта мера напрямую связана с обсуждаемой нами в работе проблемой гуманности. Рассмотрим эти идеи К.С. Льюиса более подробно на примере его известной книги «Просто христианство», созданной им как раз в годы нацистской оккупации.
Во-первых, следует отказаться от образа христианства как некой совершенно новой морали, придуманной или завещанной кем-то людям с тем, чтобы те, следуя ее принципам, могли построить более совершенное общество. По мнению философа, правило Нового Завета «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой» - это то, что каждый чувствует в своей душе априорно как некую безусловную истину. Поэтому совершенное общество должно строиться на простой любви к ближнему, образец которой дал нам сам Бог, любя нас «не за какие-то милые и привлекательные качества, которые мы сами себе приписываем, но просто потому, что мы - живые человеческие существа» [1, с. 122]. Исходя из этого, гуманность как основание отношений между людьми нельзя насадить как-то специально, какими-то особыми средствами. Это касается и деятельности церкви. По мнению К. Льюиса, духовенство не может разработать и предложить людям политическую программу по выполнению вышеуказанного правила [1, с. 87]. Деятели церкви должны ориентировать и духовно наставлять мирян, а реализация этого принципа - это уже задача нас самих. К.С. Льюис подчеркивает, что христианство менее всего следует рассматривать как политическую или социальную программу действий в определенном обществе и в определенный момент. Ведь оно «обращено ко всем людям и всем временам, а определенная
программа, подходящая для одного места или времени, могла бы не подойти для другого» [1, с. 86].
Очень важной, на наш взгляд, мыслью писателя является положение о том, что устроение всеобщего доб-ропорядка, гармонии надо начинать не с каких-то великих свершений, планов, проектов и т.д. «Все размышления останутся тщетным самообманом, пока мы не поймем, что без мужества и самоотверженности каждого человека никакая, даже самая замечательная система не будет работать хорошо... Законами не заставить людей быть хорошими, а без хороших людей невозможно хорошее общества. Вот почему так важно задуматься... о нравственном совершенствовании каждого человека» [1, с. 79].
К.С. Льюис очень хорошо показывает отличия гуманности от гуманизма; теоретических принципов и деклараций Просвещения и Модерна от реальной практики милосердия как «любви к ближнему», утверждая, «что мы боремся за доброту и справедливость в отношениях между народами, классами, отдельными людьми.» [1, с. 78]. Это действительно пример того, чем был так богат ушедший от нас XX в. и что характерно для сегодняшнего времени.
Проблема, с которой сталкиваются практически все люди, обращающиеся к вере, к христианству - как, каким образом, с чего начать переустройство своей жизни и жизни окружающих - на самом деле имеет очень простое решение. А именно: начать нужно с самого простого - с «наведения порядка внутри нас самих», с того, как ты сам относишься к себе и к другим. Без этого «все наши стремления к нравственному самосовершенствованию будут самообманом» [1, с. 78]. Но такое решение проблемы насколько просто, настолько же и сложно, потому что порой людям гораздо легче, психологически комфортнее рассуждать о поведении других, о том, как бы другим поступать в той или иной ситуации. Легко говорить и о том, чтобы другие поступали более гуманно, например, помогали нуждающимся.
Однако дело заключается в том, чтобы прежде всего именно сам человек выстроил честное отношение к самому себе и окружающим. Требование это отчасти напоминает кантовский императив, но только в отличие от немецкого философа К. Льюис преследует иные цели: он не выявляет условия самой возможности человеческой нравственности и религиозного чувства, а показывает условия ее практической реализации и возможности достижения гуманного сообщества на основе христианства. Важнейший тезис писателя состоит в том, что гуманность, если она остается гуманностью «на бумаге», уверениями и планами, не имеет ничего общего с подлинной нравственностью и жизнью в мире и с миром. «Христос приходил не для того, чтобы проповедовать какую-то совершенно новую мораль. Золотое правило Нового завета - поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой, -лишь резюме того, что в глубине души каждый принимает за истину. Великие учителя нравственности никогда не выдвигали каких-то новых правил: этим занимались лишь шарлатаны и маньяки. Кто-то сказал: "Люди чаще нуждаются в напоминании, чем в на-
ставлении". Подлинная задача каждого учителя нравственности - без устали возвращать нас к старым, простым принципам, которые мы стараемся не замечать; так лошадь снова и снова приводят к барьеру, который она отказывается взять, а ребенка заставляют сделать домашнее задание, от которого он норовит увильнуть» [1, с. 86].
Что значит это честное отношение к себе и окружающим как условие реализации принципов гуманности? В этом вопросе писатель говорит о сущности христианского понимания греховной природы человека как источника зла. Гуманность предполагает милосердное отношение к людям и любовь к ближнему. Как это чувство может согласовываться с проявлениями свободной воли человека, которые часто становятся антигуманными, эгоистичными? Дело в том, что грешная природа человека вовсе не означает, что сам человек как носитель нравственного сознания, воли, мышления - в своей душе злой и требующий соответствующего отношения со стороны других. Необходимо строго разграничивать злой поступок и его субъекта.
Зло действительно заслуживает наказания и не может игнорироваться. Но человек, совершающий то или иное деяние, как подчеркивает К.С. Льюис, должен прощаться. Нравственный акт прощения, по его мнению, - довольно сложен, особенно если выбор - простить или не простить - не приходится сделать самому. «Такая ситуация возникла, например, во время войны, когда само упоминание о прощении вызывало бурю возмущения - не потому что люди считали эту добродетель слишком высокой и трудной: сама мысль о прощении кажется им отвратительной и низкой» [1, с. 117]. Понимая это, К. Льюис дает простой совет: «Для начала можно простить собственному мужу или жене, родителям, детям, соседу, сослуживцу... На первое время этого будет достаточно» [1, с. 118].
Именно прощение есть необходимое условие милосердного истинно христианского отношения к людям. Без прощения нет и не может быть любви и вообще никакой нравственности. Ведь прощение тесно связано с человеческой свободой, обретающей в этом случае позитивный моральный смысл. Оно вовсе не означает забвение содеянного зла! «Следовательно, христианство не требует, чтобы мы смягчали ненависть, которую в нас вызывают жестокость и вероломство. Мы должны их ненавидеть. Но христианство учит ненавидеть их так же, как мы ненавидим собственные пороки, учит нас сожалеть о человеке, совершающем дурные поступки, и надеяться, что когда-нибудь он исправится.» [1, с. 119].
Иными словами, в основе величайшего умения прощать лежит прежде всего осознание и приятие того факта, что и ты сам вовсе не лишен злых помыслов и деяний. Вот как об этом рассуждает философ: «Долгое время я считал это различие глупым и мелочным: как можно ненавидеть дела человека, ненавидя его самого? Но потом я сообразил, что всю жизнь так и относился к одному человеку, и этим человеком был я сам: при всем своем отвращении к собственной трусости, самомнению, жадности, я продолжал любить
себя» [1, с. 119]. Ненавидеть нужно сам грех в себе самом и на основе этого выстраивать свое отношение к окружающим. Добро, гуманность тогда наполняются реальным живым смыслом и содержанием, когда они осознаются человеком как измерение собственного противоречивого опыта, т.е. опыта переживания Другого человека и самого себя в сопряжении с ним.
Мы на земле не одиноки. Мы живем в обществе и дело собственного душевного спокойствия не может быть разрешено посредством лишь, как сказал бы И. Кант, априорного созерцательного «понимания» необходимости добра. Все эти ценности и идеи значимы лишь как реальность опыта и не более того. В этом, собственно, проявляется глубинная тенденция трансформации христианского мировоззрения и картины мира в Новейшее время. Если в классической западной традиции (средневековой и нововременной) духовность как измерение коллективного социального опыта обладала онтологическим статусом, то эпоха индустриальной цивилизации демонстрирует нам деструкцию подобного фундаментализма. Это ярко видно не только на примере взглядов К.С. Льюиса. Например, Д. Бонхеффер пошел в этом плане еще дальше [2].
Возвращаясь к тому, как К.С. Льюис трактует основы гуманности, следует отметить, что писатель проводит разграничение между христианским милосердием и ставшими распространенными в ХХ в. различными идеологиями типа пацифизма, социализма и т.п. Гуманность нельзя редуцировать к социальной пассивности и пустому абстрактному всепрощению. Всякое действительное прощение, как уже отмечалось, должно начинаться с переоценки собственной деятельности. Как пишет Льюис об известной Новозаветной заповеди, «.Означает ли "Возлюби врага своего", что мы не должны его наказывать? Нет: ведь и то, что я люблю самого себя, не значит, что я всячески должен спасать себя от заслуженного наказания, вплоть до смертной казни. Если вы совершили убийство, то по христианскому принципу надо сдаться в руки властям и испить чашу даже до смерти. Только такое поведение было бы правильным с христианской точки зрения. Поэтому я полагаю, что судья-христианин абсолютно прав, приговаривая преступника к смерти, прав и солдат-христианин, когда убивает врага на поле сражения» [3].
Без тени религиозного фанатизма Льюис говорит о том, что история человечества полна войн, социальных бедствий, да и обычная повседневная жизнь полна кричащих проблем, несправедливостей и т.д. Но если человек все-таки встал на путь христианства, т. е. осознанно принял отражение своей земной жизни в вечности как ее высшее измерение, как подлинный смысл, то он должен понимать, что выполнение им в силу различных жизненных обстоятельств тех или иных социальных ролей, функций, в том числе связанных с регуляцией поведения и жизни других людей (суд, армия, политика), не должно рассматриваться как возможность оправдания совершения той или иной жестокости. Если кто-то совершил преступление, то он должен быть наказан «вплоть до смертной казни», как пишет сам К.С. Льюис [1, с. 120]. Но осуждение и само
наказание не должны доставлять удовольствие человеку. Всякий раз, отправляя соответствующие и предписанные обществом, культурой, властью нормы, человек должен примерять эти нормы и к самому себе. В сущности в этом состоит одна из граней той самой христианской честности, без которой вообще не мыслима никакая гуманность.
Высший смысл гуманности К.С. Льюис видит в том, чтобы таким образом желать Другому добра. Это желание он прямо связывает с любовью и именно потому, что такое желание не должно никогда и ни при каких обстоятельствах превращаться в сделку, в обмен на что-то. Любить другого человека и желать ему добра потому, что он, как и я сам, есть творение Бога: «В нашей любви к самим себе Он дал нам пример того, как любить других. Нам поможет, если мы вспомним, что и Бог любит нас не за какие-то милые и привлекательные качества, которые мы сами себе приписываем, но просто потому, что мы - живые человеческие существа. Помимо этого, нас право же не за что любить, ибо мы создания, находящие так много удовольствия в ненависти, что отказаться от нее нам так же трудно, как от курения или спиртного» [1, с. 122].
Ценность человеческой жизни измеряется не количеством совершенных «добрых дел», добро нельзя просто взять и посчитать. Иначе оно тут же превратится в собственную противоположность. Кто-то сделал «больше», а кто-то «меньше». Главное же препятствие на пути реализации христианской гуманности, как подчеркивает Льюис, главный барьер, который не дает большинству людей приблизиться фактически друг к другу «на расстояние», желанное самим Творцом, это гордыня. Собственно, в этом отношении, надо признать, Льюис не первооткрыватель. Еще святые Отцы Церкви (Августин, Григорий Палама и другие представители патристики) писали об этом самом страшном и самом тяжком грехе человека. Именно гордыня лежит в основе первородного греха Адама и Евы. Гордыня порождает величайшие несчастья в отношениях между людьми, она не дает спокойно нам спать, если мы чувствуем, что кто-то реально в чем-либо превосходит нас, так как именно гордыне присущ дух соперничества. Человеку словно генетически свойственно всегда стремиться быть выше, лучше остальных. Но именно это и не позволяет действительно, а не на словах открыть свое сердце миру, окружающим, принять самого Христа, т.е. полюбить. По мнению писателя, «с начала мира, гордость это главная причина несчастий каждого народа и каждой семьи. Другие пороки могут порой объединять людей: чувство товарищества, веселье и дружба могут процветать среди пьяниц и распутников. Но гордость всегда чревата враждой; она и есть вражда - вражда не только между людьми, но и между человеком и Богом. Ибо гордость это духовный рак: она пожирает самую возможность любви и даже здравого смысла» [1, с. 125, 127].
К.С. Льюис критически высказывается относительно тех известных проявлений милосердия в обществе, когда благотворительность совершается вовсе не из чувства сострадания к нуждающимся, больным, ни-
щим и т.д., а из высокого мнения о собственной персоне и ее возможностях. Помощь как выражение самодовольства, как действие, совершаемое с ожиданием похвалы или тем более лести, не может быть названа гуманностью. «...Если вы оказали услугу не для того, чтобы угодить Богу и последовать закону милосердия, а ради того, чтобы показать, какой вы славный и незлопамятный, чтобы заставить этого человека чувствовать себя вашим должником, а затем ожидать от него благодарности, боюсь вас ждет разочарование. Зато каждый раз, когда мы делаем добро другому только потому, что этот другой - тоже человек, созданный (как и мы с вами) Богом, и желаем ему счастья так же, как желаем его себе, мы учимся любить его чуть больше, или, во всяком случае, чуть меньше не любить», -размышляет философ [1, с. 132].
Самое главное, что может помочь самому человеку преодолеть гордыню - это, как отмечает писатель, осознание ее, объективация и критическое отношение к собственному «я». Для установления подлинно гуманного отношения к людям отнюдь не надо заставлять себя восхищаться ими и уничижать себя. Это - другая крайность, которой следует избегать. Важнейшее положение, развиваемое Льюисом, связывает сущность любви не столько с областью чувств, сколько с волей и сознательной решимостью человека: «Христианская любовь и к Богу, и к человеку - это волевой акт» [1, с. 133]. Любить ближнего - не означает не замечать его пороков. Самое главное - желание добра другому. Потому тема любви в творчестве Льюиса имеет прямое отношение к проблеме гуманности и поиску ее оснований (этому сюжету он посвящает специальную книгу «Любовь» [3]). Человек должен учиться любить. Развитие этого качества есть одновременно и укрепление собственного духа. «Общее для всех правило чрезвычайно просто: не теряйте времени, размышляя, любите ли вы своего ближнего, поступайте так, как будто вы его любите. Как только вы станете так поступать, вам откроется один из важнейших секретов: ведя себя так, как будто
Поступила в редакцию
вы любите другого, вы постепенно действительно начнете любить его» [1, с. 131 - 132].
Представленная здесь точка зрения К.С. Льюиса в вопросе о гуманности имеет, конечно, и множество иных смысловых оттенков, но наша задача состояла именно в том, чтобы охарактеризовать основную магистраль опыта современного христианского мышления. Явным становится отказ от спекулятивных метафизических построений, и основное внимание переносится именно на проблемы межчеловеческих отношений и той роли, которую способно и должно играть религиозное мировоззрение и чувство в сложном мире людей, техническое могущество которых возрастает, а нравственность, напротив, скудеет. Позиция Льюиса весьма симптоматична в общей культурной и интеллектуальной атмосфере Новейшего времени - эпохи Модерна. Она свидетельствует о глубинных изменениях в самом христианстве, его определенной модернизации. Тема гуманности и милосердия с этой точки зрения стала своеобразным отвоеванным кораблем религиозного сознания, который в бушующем океане тотальной критики классической культуры, философии и теологии, ценностей традиционного типа и откровенно воинственного атеизма стал приютом христианских позиций. Если еще можно провозглашать построение «справедливого» общества «без Бога», то как такое социальное устройство может вообще быть без... самого человека и его стремления к нравственному совершенствованию?!
Литература
1. Льюис К.С. Просто христианство. Чикаго, 1990. 217 с.
2. Бонхеффер Д. Сопротивление и покорность // Вопросы философии. 1989. № 11. С. 90 - 162.
3. Льюис К. Любовь // Любовь, страдание, надежда. М., 1992. 432 с.
18 октября 2010 г.
