CC BY
180
58 Хайвел-Дэвис Д. Указ соч. С. 52.
59 Там же. С. 55-56.
60 Там же. С. 14.
61 Там же. С. 174.
6622 Бюне В. Указ. соч. С. 75.
62 Du Plessis D. The Spirit Bade Me Go. Цит. по: Gunstone J. Op. cit. P. 64-65.
64 См.: Бюне В. Указ. соч. С. 76.
65 Там же. С. 77-78.
66 Цит. по: Там же. С. 80.
67 Там же. С. 81.
68 См.: Gunstone J. Op. cit. P. 13.
69 O ’Connor E. D. The Pentecostal Movement and the Catholic Church. Notre Dame, Ind., 1971. P. 291-293.
70 Цит. по: Gunstone J. Op. cit. P. 14-15.
71 Там же. P. 16.
72 Цит. по: Бюне В. Указ. соч. С. 84.
72 Там же. С. 105.
74 Там же. С. 106.
75 Там же. С. 106-106.
76 Gunstone J. Op. cit. P. 20-21.
11 Там же. P. 22.
78Хейгин К. Власть верующего. СПб., 2000. С. 14.
79 Там же. С. 28.
80 Hagin K. The Name of Jesus. Kenneth Hagin Ministries, 1979.
81 Цит. по: How the Health and Wealth Gospel Twists Scripture // <http://www. watchman.org/reltop/healthS.htm>.
82Хейгин К. Мышление: правильное или нет? Kenneth Hagin Ministries, 1990. C. 20.
82 «Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного».
84 «Имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, - будет ему, что ни скажет. Потому говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, - и будет вам».
85 Коупленд К. Законы преуспевания. Изд-во К. Коупленда, 1992. С. 82-82.
ПЕРСОНАЛИИ
Ю.А. Векшина
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА МИНИСТРОВ В.Н. КОКОВЦОВ
КАК ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ
В современной исторической науке все более востребованными становятся исследования не только определенной эпохи, общественных отношений, но и конкретного человека в истории: обстоятельств его деятельности, общественных связей и исторической роли. Ведь каждая личность предстает самостоятельным и целостным явлением, обладающим собственным мировоззрением, зависящим как от внутренних свойств, так и от общественного положения, влияния социума на его судьбу.
Личность Владимира Николаевича Коковцова1 неоднозначно воспринималась современниками. Ему, как преемнику П.А. Столыпина во главе правительства, выпал жребий действовать в тревожное время кануна Первой мировой войны,
время трансформационного кризиса Российской империи. Каков был потенциал этого человека, поставленного у руля власти в столь непростое время поисков и «министерской чехарды», какую поправку внес он в политическую реальность?
Владимир Николаевич Коковцов практически не рассматривался в исследованиях как личность и государственный деятель, чьи взгляды и политика оказали своеобразное влияние на ход исторического процесса в преддверии революции 1917 года. Чаще всего, рассматривая события предреволюционного времени, авторы отмечали его мимолетом лишь как преемника П.А. Столыпина на посту Председателя Совета министров. На фоне легендарного премьера он был воспринимаем больше как министр финансов.
Хотя В.Н. Коковцов и являлся следующим после П.А. Столыпина премьер-министром, относительно того, был ли он преемником его курса, существуют неоднозначные точки зрения. Между тем этот вопрос актуален, если учесть события, происходившие в стране в преддверии Первой мировой войны.
Современный подход к рассмотрению исторических реалий требует максимальной объективности, анализа и взвешенного фактографического описания не только официально фиксировавшихся данных государственного значения, но и учета информации источников личностного характера, учета раскрывающегося только в них субъективного мира исторического деятеля. Л.П. Репина, методологически обосновывая такое направление, как персональная история, отмечает, что «в настоящее время, когда проблемы самоидентификации личности, личного интереса, целеполагания, индивидуального выбора вновь прочно заняли место в фокусе социально-гуманитарного знания, вопрос о том, зачем нужна так называемая персональная история и в чем состоит ее эвристическая ценность, похоже, уже не ставится. Анализ индивидуального сознания и индивидуальной деятельности стал важнейшей составляющей микроисторических исследований, максимально приближенных и непосредственно обращенных к человеку. Такие «ненадежные», «субъективные» источники, как дневники, письма, мемуары, автобиографические материалы, продукты творческой деятельности индивида, в которых запечатлен его эмоционально-психический и интеллектуальный мир, его самосознание и индивидуальный жизненный опыт, вышли на первый план не вопреки, а именно благодаря своей субъективности. Вместе с тем - и это не менее важно - в так называемых эго-документах (источниках личного происхождения) личность предстает перед нами не изолированной, а взаимодействующей с другими личностями, со своей социальной средой, со всем окружающим миром в самых разных его проявлениях. И без анализа этого взаимодействия невозможна никакая «персональная история», главным предметом исследования которой является «история одной жизни» не только во всей ее уникальности, но и в достижимой полноте. Изъятие социального аспекта, неотъемлемой социальной составляющей из истории индивида неизбежно нанесло бы непоправимый ущерб пониманию последнего»2.
С точки зрения персональной истории неисследованными являются еще многие личности и государственные деятели, чья политика в начале ХХ века имела судьбоносный характер для всего населения империи.
Одной из таких фигур без сомнения является Владимир Николаевич Коковцов. Личность В.Н. Коковцова присутствует в ряде исследований лишь через фрагментарные упоминания о его действиях в рамках характеристики политики правительства или дворянства в начале ХХ века (А.Я. Аврех3, Е.Д. Черменский4, В.С. Дякин5, Ю.Б. Соловьев6).
В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона сообщается, что Коковцовы были русским дворянским родом. Известно, что некий Федор Иванович Коковцов был пожалован поместьем в Ярославской губернии в 1627 году. Из его потомков Николай Иванович, дед Владимира Николаевича Коковцова, был ярославским совестным судьей и сотрудником журнала. Далее сообщается, что его внук, Владимир Николаевич, «был помощником начальника главного тюремного управления, а ныне - статс-секретарь департамента экономии Государственного Совета. Этот род Коковцовых внесен в 6 часть родословной книги Ярославской губернии (Общий Гербовник, VI, 65)»7.
Согласно формулярному списку, В. Н. Коковцов окончил Императорский Александровский лицей с золотой медалью и чином IX класса, после чего продолжил образование в Императорском Петербургском университете, с зачислением проведенного в университете времени в действительную службу8.
В дальнейшем лицейское воспитание сказалось и в хорошем владении языками, и в педантичном подходе к работе, и в большой работоспособности. Затем он хотел посвятить себя, по настоянию известных профессоров-юристов - А. Д. Гра-довского, Н. С. Таганцева и С. В. Пахмана, карьере ученого по специальности «государственное право», сдать докторские экзамены. В этом его поддержала и семья, обещав в том числе безбедную материальную помощь.
Однако после скоропостижной смерти отца материальное положение ухудшилось, и В.Н. Коковцов решил искать работу в области государственной службы9, на которой и состоял в последующем непрерывно с 10 марта 1873 года до марта 1917, в течение ровно 44 лет. Сначала он работал на штатных должностях в Министерстве юстиции, а с 1879 года по 1890 - старшим инспектором и помощником Главного тюремного управления. При этом он разрабатывал новое издание «Уставов о ссыльных и содержащихся под стражей». В воспоминаниях Владимир Николаевич запишет позже: «Я вспоминаю эту пору моей деятельности с величайшей благодарностью. Она дала мне возможность приобрести самые разнообразные познания в нашей административной службе, и им я обязан тем, что во многих случаях моей последующей работы я оказался более подготовленным, нежели многие из моих сослуживцев»10.
В 1890-1896 годах В.Н. Коковцов служил в Государственной канцелярии. О причинах, повлиявших на этот его служебный переход, о том, что влияло на его прохождение по службе в указанный период, ничего нельзя выяснить с помощью воспоминаний, так как этот этап своей карьеры он не описывает, замечая только, что эти годы дали ему «возможность близко изучить вопросы бюджета и государственного хозяйства и подготовиться к следующим шести годам»10. И это утверждение понятно, поскольку наряду с должностями сначала помощника статс-секретаря, а затем статс-секретаря он был председателем хозяйственного комитета Государственной канцелярии. А следующие шесть лет - с 1896 по 1902 год - он был товарищем министра финансов С.Ю. Витте. Относительно этого его назначения Витте сообщил следующее: «Коковцов работал статс-секретарем департамента экономии, с которым министерство финансов всегда очень много и тесно сотрудничало. Председатель департамента Сольский и другие члены попросили взять меня на это место Коковцова, так как им будет удобнее всего иметь дело с ним»11.
С.Ю. Витте, как следует из его мемуаров, покровительствовал В.Н. Коковцову. Именно он способствовал назначению В.Н. Коковцова в 1902 году на долж-
ность секретаря Государственного Совета, чего желал великий князь Михаил Николаевич - председатель Государственного Совета, но не решался сам просить об этом государя и попросил С.Ю. Витте12. Это был как раз промежуток времени между 1902 и 1904 годами, после которого Коковцов вновь возвращается в Министерство финансов.
В феврале 1904 года он был назначен министром финансов и занимал эту должность до января 1914 года (с перерывом с октября 1905 по апрель 1906 г.). С.Ю. Витте также хотел занять этот пост. В.Н. Коковцов же, как свидетельствует С.Ю. Витте, давно ждал такого назначения. Перед тем, как В.Н. Коковцову стать министром финансов, Николай II назначил на эту должность Э.Д. Плеске. В.Н. Коковцов же в это время был в Париже и, как свидетельствует С.Ю. Витте, когда узнал, «был очень огорчен этим назначением, т. к. он считал, что имеет гораздо больше права на место министра финансов, нежели Э. Д. Плеске, что, несомненно, верно»13. С.Ю. Витте описывает этот период его деятельности в очень эмоциональной и вместе с тем противоречивой форме. Он свидетельствует, что назначение В. Н. Коковцова министром финансов состоялось в силу открывшейся вакансии после смерти Э.Д. Плеске, чему опять же содействовали Д.М. Сольский и С.Ю. Витте: «Содействовал же я этому назначению потому, что опасался, что последует гораздо худшее»14. Говорят, Витте гордился тем, что из круга его сотрудников вышло немало государственных деятелей, таких, например, как министры финансов Э.Д. Плеске, И.П. Шипов, В.Н. Коковцов, а также видных представителей российского делового мира - А.И. Вышнеградский, А.И. Путилов, П.Л. Барк и др.15 Таким образом, несмотря на противоречивость оценок С. Ю. Витте, существование каких-то нежелательных моментов, можно сделать вывод, что в то время
В. Н. Коковцов, тем не менее, де факто считался лучшей кандидатурой на пост министра финансов среди определенного круга обремененных властью лиц. В том числе так считал и Витте, который затем давал не очень лестную оценку Владимиру Николаевичу, критикуя его финансовую политику в основном за промедление с займами и за увеличение числа кредитных билетов в обращении, однако критика его не остается без аргументированных ответов со стороны В. Н. Коковцова на страницах его воспоминаний.
Механизмы продвижения чиновников в любой период времени представляют интерес, в данном же случае можно отметить большую роль личностного фактора, в частности знакомства В.Н. Коковцова с ведущими лицами страны, которые способствовали его активному карьерному росту. Архивные материалы свидетельствуют о том, что особенно многим в этом плане он обязан сенатору, тайному советнику Д.М. Сольскому16 Последний же уведомлял В.Н. Коковцова: император «соизволил назначить Вашему превосходительству дополнительно, по должности министра финансов, содержание в размере 6 тыс. руб. в год»17.
1 сентября 1911 года был убит П. А. Столыпин. Коковцов занял пост председателя Совета министров 6 сентября. С.Ю. Витте сообщает: «...как мне говорили, в период этих пяти дней между покушением на Столыпина и его смертью интрига шла вовсю: министр юстиции Щегловитов интриговал, чтобы ему сделаться председателем; главноуправляющий земледелием и землеустройством Кривоше-ин - дабы ему сделаться председателем, а Коковцов - чтобы ему сделаться пред-седателем»18.
Почему же все-таки удалось одержать победу Коковцову? Ведь есть мнение, что А.В. Кривошеин находился в то время в расцвете влиятельности19. (С дру-
гой стороны, позднее его сын вспомнит, что отец никогда не хотел занять этот пост, т. к. считал, что «реальной власти он не дает»)20. Помимо этого В. Н. Коковцову предлагалась более сильная позиция совмещения должностей - должность Председателя Совета министров наряду с должностью министра внутренних дел, но он отказался от этого. Некоторые видели в этом упущение, но в приходивших в адрес Коковцова письмах личного характера выражалось и другое мнение. Примером может быть телеграмма от некоего К.Ф. Буркова, «очень пока еще маленького, начинающего работника в области финансов, в частности кредита», где он писал: «. большое Вам русское спасибо и земной поклон за то, что Вы отказались от огромной политической власти министра внутренних дел и оставили за собою менее эффектное, но более важное министерство финансов. Спасибо потому, что кто бы мог заменить именно Вас?»21
Ответом на вопрос о причинах назначения именно Коковцова может послужить информация, приведенная в воспоминаниях Отца Георгия Щавельского. Он вспоминал позже, что великий князь Георгий Михайлович спрашивал о его мнении относительно назначения В.Н. Коковцова на пост премьер-министра. Примечательно, что перед этим у них был разговор по поводу вредоносности Распутина и мерах по пресечению его влияния22. Известна отрицательная позиция В.Н. Коковцова по отношению к Распутину.
Итак, одной из гипотез может быть положение о продвижении В.Н. Коковцова на этот пост представителями политических кругов, желавших отстранения Распутина. И это является штрихом к суждению Г. З. Иоффе о том, что «Распутин сам по себе не нёс сколько-нибудь отрицательного значения, а скорее был разменной картой в борьбе группировок за власть»23. Возможно, на назначение В.Н. Коковцова на эту должность повлияло его известное отрицательное отношение к этой личности. На это обращали внимание еще его современники. Например, П.Н. Милюков писал, что всем было известно, что Коковцов называл Распутина «сибирским варнаком», что и предопределило его судьбу - «постепенно он был перечислен в категорию врагов “нашего Друга”»; однако, несмотря на то, что это его отношение было известно и в момент его назначения, тем не менее «по калибру он считался неизбежным заместителем Столыпина»24. Итак, отношение к Распутину было одним из многих аргументов как при назначении Коковцова на пост премьер-министра, так и при его отставке.
Увольнение В.Н. Коковцова с этого поста состоялось 30 января 1914 года. Он объяснял своё увольнение в воспоминаниях тем, что решающим фактором при отставке было его вмешательство в дела царской семьи (по вопросу о Распутине). Однако главную роль здесь сыграла не только эта «разменная карта», как называл Распутина Иоффе, но и другие обстоятельства (а именно широкомасштабная интрига).
В.Н. Коковцов больно пережил это увольнение. Он полагался на свои прошлые связи и знакомства, которые рухнули практически разом после отставки, а потому свою последующую жизнь он называл «замкнутой»25. В воспоминаниях описание этого периода составляет небольшой объём, он пишет: «Об этом времени я скажу лишь очень немногое и только то, что пришлось пережить мне в связи с моим прошлым. Время после моего увольнения 30 января 1914 года составляет уже пору, очень мало заметную в смысле моего личного участия в государствен-
25
ных делах» .
Тем не менее ранее критиковавшая его Государственная дума сохранит уважение к профессионализму и, в общем-то, к незначительной предвзятости в плане консерватизма этого человека. Не случайно его вспомнят в 1915 году: «. в 1915 году выдвигавшийся лозунг “министерства общественного доверия” имел в виду образование правительства из тех деятелей и бывших министров, которые сохранили “доверие” Думы и “общественности”»26. В их числе кроме А.В. Криво-шеина, А.А. Поливанова, П.Н. Игнатьева, С.С. Манухина назывался также и
B.Н. Коковцов. Более того, вскоре после его отставки в «Русском богатстве» отмечали: «Приблизительно с половины марта совершен целый ряд подвигов. Они следовали один за другим, почти непрерывно. Сначала заявили, что Дума не имеет
27
права предъявлять запросы председателю совета министров» .
Несмотря на то, что В.Н. Коковцов был отстранен от должности, он оставался в курсе всех событий, касающихся не только его прошлой деятельности, но и положения в стране. М. Палеолог, приехав к нему в гости в августе 1916 года, нашел его «настроенным более пессимистически, чем когда-либо. Отставка
C. Д. Сазонова и генерала Беляева беспокоят его в высшей степени.
- Императрица, - говорит он мне, - будет теперь всемогущей. <...> Эгоистически я поздравляю себя, что я больше не министр, что на мне не лежит никакой ответственности за готовящуюся катастрофу! Но как гражданин я плачу о своей стране!»28
В надвигающейся катастрофе винил В. Н. Коковцов и императора, о котором он говорил в связи с этим, что «его образования недостаточно, и величие задач, решение которых составляет его миссию, слишком часто выходит из пределов досягаемости его понимания. Он не знает ни людей, ни дел, ни жизни. Его недоверие к себе самому и к другим заставляет его остерегаться всякого превосходства. Т.о. он терпит возле себя лишь ничтожества»29.
Нужно отметить, что причин революции В.Н. Коковцов либо не осознавал, либо не стал раскрывать своих размышлений в воспоминаниях. Он говорил только
о неправильных действиях министров тех кабинетов, которые были сформированы после его отставки, но дистанцировался от более глубокой оценки их деятельности: «Не хочется припомнить и всего того, что произошло в делах внутреннего управления, того, так называемого, развала власти, который мне пришлось наблюдать из моего замкнутого положения. ... Лично я прожил всю эту пору почти в полном бездействии, так как нельзя же считать за какую-либо деятельность моего участия в заседаниях Государственного Совета, да и то так часто прерывавшихся в связи с перерывами заседаний Государственной думы и продолжительными интервалами между сессиями. Меня никто ни о чем не спрашивал. Меня ни разу ни в какое совещание не призывали. . Я был просто счастлив, что судьба устранила меня от всякой ответственности не только за то, что произошло с июля 1914 года, но и за последующие ошибки по финансовой части, и я спокойно, в личном отношении, жил в своем вынужденном отдалении от дел, сознавая до очевидности, что все равно я не мог бы внести решительного изменения в общий ход событий и ослабить последствия нашей финансовой политики за первое время войны»30.
Из России он эмигрировал в ноябре 1917 года. Лишь с большими предосторожностями, после допроса, он с женой смог бежать за границу через Финляндию. Они остановились в Париже. Здесь сыграли свою роль его прошлые связи с представителями французской элиты.
Таково краткое описание основных этапов жизненного пути этого человека, который остался незамеченным в отечественной историографии. Между тем, на наш взгляд, дистанцируясь от действий правительства в предреволюционный период после своей отставки, В. Н. Коковцов упрощал видение ситуации для последующих поколений.
Пик влияния В.Н. Коковцова пришелся на период 1911 - январь 1914 года, когда он совмещал пост премьер-министра с постом министра финансов. Это совмещение должностей усиливало его позицию как премьер-министра, но оно же вызывало массу критических замечаний в его адрес. Занятая им должность была во многом судьбоносной для страны. Можем ли мы говорить, что В.Н. Коковцов не смог наладить работу механизма государственного управления и его действия во многом были предтечей кризиса 1917 года? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо разобраться в том, какие полномочия и какую свободу действий предоставляла должность премьер-министра в России, были ли у Коковцова планы государственного переустройства или переустройства отдельных сфер политической жизни, которые бы он хотел реализовать, занимая этот пост. Конечно, личность способна совершать поступки, которые преобразуют обстоятельства жизни, а Россия начала ХХ века как раз нуждалась в лидере-политике, способном предотвратить скатывание ко всеобщему краху. Но Коковцов не сам назначил себя на этот пост. Что могло дать и что дало России такое назначение?
Ситуация по-разному оценивалась общественностью, однако уже в 1911 году, после убийства П. А. Столыпина, многим современникам виделись перспективы, выраженные словами К. А. Кривошеина, сына министра земледелия А.В. Кри-вошеина: «В пятилетии, предшествовавшем первой мировой войне, после того как Россия оправилась от последствий японской войны и революции, для русского правительства открывались две различные экономические политики: при широком участии государственного бюджета и кредита смело развивать производительные силы страны, поощряя в то же время общественную самодеятельность, или же, напротив, поставить себе целью, соблюдая максимальную бережливость даже в производительных расходах, придерживаться бухгалтерского равновесия бюджета и накоплять золотой запас. Первую политику, политику развития производительных сил страны, защищал Кривошеин, следуя в этом Столыпину. Определенным последователем второй политики был министр финансов и председатель Совета министров Коковцов»31.
До второй половины ХК века в России координация деятельности важнейших звеньев государственного механизма осуществлялась главным образом лично монархом. В 1850-60-е годы в центре внимания правящих кругов стоял вопрос о координирующем ведомства центре, был создан Совет министров, действующий непостоянно. В 1905 году проблема создания административного органа встала в очередной раз. На созванном монархом совещании высказывались разные точки зрения. Коковцов хотел усилить авторитет существующего Комитета министров и не учреждать нового органа вообще32. Некоторые исследователи склонны видеть в этом его политическую маневренность, говоря, что он делал это не из собственных убеждений, а «вынужденный добиваться представительства ради поддержания кредита на Западе»33. Таким образом, он выступил охранителем неприкосновенности царских прерогатив в области высшего государственного управления, при том что сознавал практическую необходимость его объединения. Проект Коковцова предусматривал превращение в центр объединения Комитета
министров без слияния его с Советом. Основываясь на трудах русских правоведов (А. Д. Градовского и др.), Коковцов развил теорию об особой роли Совета министров, непременном участии в нем царя и недопустимости «образования однородного министерства, т.е. кабинета министров с первым министром во главе». При этом давалось понять, что разъединенность министров удобнее для самодержца, чем их единство («в большинстве случаев оказывается крайне полезным разнообразие в мнениях и направлениях министров»33). Но и «отдельность министров», цитировал Коковцов Градовского, «имеет свои пределы... Закон может потребовать, чтобы они не расходились в общих целях управления...»34. Итак, Коковцов исходил из условий реальной ситуации - как он сказал потом в 1917 году следователю ВЧК, «видоизменяют обстановку сегодняшние обстоятельства»35. В условиях той ситуации В.Н. Коковцову было выгоднее показать свою приверженность истинному, неограниченному самодержавию. Тогда никто не сомневался в том, что он - «правый». Но через девять лет, будучи председателем Совета министров, он окажется в другой ситуации и будет просить у Николая II не назначать в его кабинет тех министров, с которыми он однозначно не сойдется во мнениях. Но Николай не пойдет ему навстречу. Тогда же, в 1905 году, для Коковцова была другая ситуация. Предложение, воспринятое царем, было прямо противоположно проекту Коковцова. В «Записке» на имя Николая II, автор которой пожелал остаться неизвестным, предусматривалась реорганизация высших исполнительных учреждений и превращение Совета министров в орган, объединяющий министерское управление. В ней говорилось, что «без сильного правительства неминуемо крушение авторитета власти»36. Именно это предложение понравилось Николаю II. После его принятия и была учреждена должность главы Совета. Руководимый с тех пор особым должностным лицом - председателем, Совет министров получил возможность для обеспечения единства в работе ведомств. Так появилась эта должность, учреждению которой препятствовал В.Н. Коковцов и которую ему впоследствии предстояло занять. В первоначальном варианте председатель должен был представлять кандидатов на министерские посты. Но В.Н. Коковцов возражал, так как, по его мнению, это «умаляет значение императорской власти»37. Решено было, что окончательную кандидатуру утверждает царь, он же отправляет министра в отставку38.
Существуют разные точки зрения современников относительно правильности назначения В.Н. Коковцова на этот ответственный и во многом судьбоносный для всей России пост. Многие, например А.И. Гучков, говорили о спешке при назначении: «Так лавочку не передают своему приказчику, как государь передал Коковцеву Россию»39. Говорил о поспешности такого назначения и А.Ф. Кони -член Государственного Совета, сенатор, юрист, который позже вообще отрицательно оценивал практически всю кадровую политику и назначения Николая II40.
С.Ю. Витте очень ярко отразил своё мнение относительно назначения Коковцова, которого он считал «по природе умным, но с крайне узким умом, совершенно чи-новником»41. Тем не менее он считал, что из трёх претендентов на должность премьер-министра В.Н. Коковцов «как деятель» является «более серьезным, но что касается интриг, то он этим двум не уступит, а может быть, еще в этом роде деятельности посильнее их»41. Называя В.Н. Коковцова карьеристом, С.Ю. Витте дал такой прогноз его начинающейся деятельности в качестве премьер-министра: «Коковцов может и разделять, и не разделять проекты, но будет делать то, что он считает в данный момент для себя выгодным; раз он достиг цели, к которой отчас-
ти стремился, хотя достиг по обстоятельствам, от него не зависящим и им не предвиденным, а именно встал на место Столыпина, он будет продолжать такую политику, какую пожелают наверху, а так как, с другой стороны, и Столыпин тоже вел такую политику, какую желали наверху, для того, чтобы не уйти со своего поста, то, следовательно, Коковцов будет делать то же самое, что делал Столыпин»42. Он будет стараться, считал С.Ю. Витте, смягчить крайние направления столыпинских реформ, «дабы его не заподозрили наверху в его либерализме и дабы не лишиться, хотя на золотник, высочайшего благоволения»42.
Эти мнения ещё отражали, тем не менее, надежду на личность премьера, однако были и другие: камергер И. Тхоржевский, на наш взгляд, верно заметил, что «власти Столыпина не было уже дано никому. Крайние русские фланги начали уже брать верх над центром. О вожде-премьере не было уже и помину»43.
Государственный секретарь А. А. Половцов совершенно откровенно заявил, что В.Н. Коковцов - «ярый чиновник с ограниченными способностями, но искусно достигающий личных своих целей при помощи неумолкаемой болтовни, испещренной громкими, закругленными фразами. В бытность его в прошлом году в Москве на съезде заводчиков, он получил от них прозвище “граммофон”»44.
Но были и другие мнения. Несмотря на то, что П.А. Милюков называл его «испуганным бюрократом»45, далее становится известно, что многие, в том числе и он, находили за что уважать В.Н. Коковцова: «Это был странный человек, этот министр финансов, попавший потом в премьеры за то же свое качество: аккуратность и добросовестность в рамках принятого на себя служения. Там он охранял казенный сундук от посторонних покушений, в т.ч. и царских. И все мы соглашались с его репутацией «честного бухгалтера». Здесь он охраняет вверенные ему интересы патрона, не считая и сам себя ни в коей мере «политиком», а только верным слугой престола»46. «В характере В.Н. Коковцова была черта внутреннего самоуважения и требования признания его от других, которая давала основания шутить над его суетностью и тщеславием. Я этого суждения, довольно общего, не разделял... То обстоятельство, что Коковцов шел на явный неуспех, оставаясь верен себе и своей роли, не могло не вызвать уважения к нему, особенно в связи с
47
его пониманием этой роли» .
А.П. Извольский писал, что В.Н. Коковцов - «одаренный исключительными способностями и всесторонне образованный, он прошел по всем ступеням чиновничьей иерархии и приобрел большой опыт не только в финансовых делах, но и в различных областях административной деятельности»48.
За границей положительно оценивали назначение В.Н. Коковцова. Так, французская газета «РагІатеШаг» 1 октября 1911 года писала: «Современники знают нового премьера как очень умного, многоопытного государственного деятеля, который умеет осваиваться с положением при самых трудных обстоятельствах, быстро решаясь действовать и всегда находя наилучший исход... Новому Председателю Совета министров чужда всякая провокация. Он обходителен в обществе, относится с полным пониманием к потребностям внешнего мира, одним словом, он является олицетворяющей справедливостью в области государственного управ-ления»49 Вместе с тем в «РагІатеШаг» отмечали и то, что «мягкосердечный царь выбрал мягкого министра, несмотря на все, что недавно произошло на глазах у самого государя»50. В целом такое решение оценивалось так: «Назначение министра финансов Владимира Николаевича Коковцова Председателем Совета министров является последнею уступкою царя и государства ради успокоения страны»51.
Можно выделить нечто общее во всех этих характеристиках, несмотря на то, что давали их люди, состоявшие в разных отношениях с Владимиром Николаевичем: кто-то восхищался педантичностью и профессионализмом Коковцова, кто-то называл это «формализмом». Тем не менее не оставляет сомнения факт наличия у него собственной позиции, иногда даже слишком конфликтной. Однако, имея свои аргументы, он не сдавал эту раз занятую позицию ни на шаг, даже если это касалось принципиального вопроса о его судьбе - ведь, судя по свидетельству Милюкова, он знал, что его «роль» яростного противника Распутина обречена на неуспех в глазах царской четы.
Многим за границей импонировали не только общие взгляды В.Н. Коковцова на необходимость сотрудничества с Западом, но и его либеральная позиция по многим вопросам, в частности национальному. Так, после убийства Столыпина монархисты хотели устроить еврейские погромы в Киеве, обвинив во всем представителей еврейской национальности. Настойчивая позиция Коковцова относительно нелогичности таких мер предотвратила неправовые действия правительства в этом направлении. За границей это событие вызвало положительный отклик. В Канцелярии министерства финансов хранились почти все поступившие документы, телеграммы, письма. Например, некто Эдуард Гейер из Кельна «выражает г.Министру благодарность от лица всей мыслящей немецкой публицистики, в частности немецкого еврейства, за предотвращение еврейского погрома в Киеве по случаю убийства статс-секретаря Столыпина»52.
Но была ли у В. Н. Коковцова так необходимая в тот период обществу программа преобразований? Пост Председателя Совета министров позволял в какой-то степени осуществить реформы, как это сделали С.Ю. Витте, П.А. Столыпин.
Из наиболее существенных достижений В.Н. Коковцова на посту председателя Совета министров можно отметить то, что, придя к управлению Советом министров, В.Н. Коковцов добился от царя изменения внешнеполитического механизма. МИД, ранее напрямую подчиненный царю, а не председателю Совета министров, должен был теперь сообщать премьеру о всех вопросах внешней политики, имеющих общее значение; эти вопросы должны были активно обсуждаться Советом министров в полном составе, причем премьер мог сам выносить их на Совет. В.Н. Коковцов подчеркивал, что это необходимо, т.к. «между внутренней и внешней политикой государства имеется... органическая связь», и указывал на необходимость «согласованных действий всего правительства». Он говорил, что нужно учитывать положение «во всех частях государства», а также «торговопромышленные интересы России»53.
Стараниями В.Н. Коковцова участие председателя Совета министров в переговорах с главами правительств по международным делам превращало его в их равноправного партнера, чего не было раньше и о чем с удовлетворением констатировал Коковцов после поездки в Европу осенью 1913 года54. Итак, в отличие от П.А. Столыпина, который находился в курсе вопросов внешней политики благодаря тому, что С.Д. Сазонов был его зятем, В.Н. Коковцов добился официального приказания царя сообщать главе кабинета о событиях такого рода. Тем самым он мог на законном основании влиять на внешнеполитические решения. Таким образом, благодаря В.Н. Коковцову роль председателя Совета министров в решении внешнеполитических вопросов существенно возросла. Но Николай II в целом по-прежнему отрицательно относился к этой стороне деятельности главы правительства. По свидетельству Коковцова, царь вообще был очень недоволен тем, что
«председатель Совета министров близко входит в дела внешней политики»55. В частности, обращение иностранных послов и других государственных деятелей к Коковцову, а не к главе дипломатического ведомства считалось нежелательным, хотя в то же время число подобных случаев на практике возрастало56.
В отличие от западных парламентарных монархий, царский Совет министров не был ответственным перед представительными учреждениями. Российского премьера назначал и отправлял в отставку только царь. Николай II с самого начала отрицательно относился к идее создания так называемого «объединенного» правительства, т. е. правительства, в котором бы взгляды министров не противоречили точке зрения председателя Совета министров по основным вопросам государственного управления57. Позже Николай II прямо говорил, что вступление в состав правительства «целой группы лиц с какой-то программой» было для него неприемлемо. Этим с самого начала была заложена конфликтность в отношения между председателем и отдельными членами Совета министров, что, видимо, было гарантией для Николая II.
В беседе с А.В. Кривошеиным он в 1913 году заявил, что «политически однородный кабинет не предвиден в установлении о Совете министров»58. По его мнению, для объединения деятельности ведомств было достаточно ввести в практику хотя бы совместное обсуждение министрами вопросов управления. При таком отношении к политическим воззрениям министров в любой попытке образования однородного правительства Николай II не усматривал ничего другого, как стремления умалить свою власть. Итак, позиция царя была одной из причин столкновения интересов в Совете министров. Николай II был подвержен различного рода влияниям, и через него правительство было воплощением влияния различных группировок, преследующих свои интересы. С этой точки зрения можно говорить о том, что даже при наличии программы реформ премьер-министру было довольно сложно провести ее в жизнь. Реорганизованный Совет министров не поколебал и ничем не ограничил самодержавную власть. Из сказанного следует, что уже при введении должности председателя Совета министров подразумевалось, что возможности самореализации для занявшего ее будут ограничены.
В связи с этим можно задаться вопросом о причинах, обеспечивавших прочное положение на посту премьер-министра. Видимо, немаловажное значение имела личность самого премьера, его способности, кадровая политика, умение повлиять на царя при принятии кадровых решений. Не только деловые, профессиональные качества играли роль в способности премьер-министра удержать свое положение, но и неформальные связи с членами так называемой «камарильи», фаворитами, членами семьи Романовых, определенные «царедворские» таланты, способности «игры на противоречиях» в окружении Николая II. Именно такими качествами должен был отличаться премьер-министр, чтобы войти в историю как
59
лидер .
Свои «всеподданнейшие доклады» министры обязаны были согласовывать с председателем Совета министров. Но так как эти доклады, представляемые на «высочайшее» одобрение, излагались наедине с императором, то они позволяли отдельным министрам проводить решения, минуя Совет министров и его председателя. С самого начала вступления в эту должность В.Н. Коковцов оказался председателем разобщенного во взглядах кабинета. Такому размежеванию способствовали отчасти и его первые действия на посту премьер-министра. Дело в том, что Владимир Николаевич был против того, чтобы устраивать погромы еврейских по-
селений после гибели Столыпина, что должно было быть своеобразной «карой» правительства за его убийство60. Это было не только выражением взглядов Коковцова, но и условием сохранения международного престижа России в глазах кредиторов. Но этого было достаточно, чтобы правые выразили недовольство в его адрес. В этом отношении характерна выписка из письма К.Н. Пасхалова - калужского помещика, дворянина, помощника министра финансов, действительного статского советника, члена Русского собрания, Русского монархического союза, Союза русского народа Д.А. Хомякову в Москву от 3 октября 1911 года: «...в отношениях своих к иудину племени Коковцов держится того же заблуждения, как и все его предшественники, будто все благополучие России находится в зависимости от благоволения жидовских банкиров»61.
Правые вообще не склонны были положительно оценивать его назначение. Помощник министра внутренних дел при Столыпине и командир одного из корпусов жандармов П.Г. Курлов писал впоследствии: «5 сентября 1911 года целая эпоха закончилась... и погибла совершенно», т.к. Столыпин заменен был «его личным и политическим врагом». Факты этой «вражды» он привести затрудняется, но главное - это то, что у Столыпина на первом месте были «интересы государства», а у Коковцова - «свои личные»62. Итак, с самого начала вступления В.Н. Коковцова в должность председателя Совета министров его отношения с «правыми» обострились, чему способствовала не только его предыдущая репутация умеренноконсервативного деятеля, но и умеренная национальная политика, в частности по еврейскому вопросу.
В.Н. Коковцов в 1917 году дал показания в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, опираясь на которые мы можем охарактеризовать некоторые аспекты его кадровой политики при назначении министров. Прежде всего, пребывание Коковцова на посту председателя Совета министров отличалось особенно ярко выраженным оппозиционным к председателю составом кабинета. Но Владимир Николаевич практически ничего не мог с этим поделать: «Увольнять министров я не мог, я настойчиво просил об увольнении министра народного просвещения Кассо, потому что знал, что он при некоторых достоинствах, которые многие за ним признают, он был человек умный, цельный, но человек озлобленный, узкий, не уважающий чужого мнения, раздражавший людей без всякой надобности, но я успеха в этом отношении не имел»63. Назначение министров было прерогативой монарха, как и их увольнение. Добиваться того состава Совета министров, какой был бы желателен ему, Коковцов не мог - он был человек другого склада.
Еще одним моментом в кадровом вопросе было то, что в тот период, когда
В. Н. Коковцов был председателем Совета министров, министрами внутренних дел были исключительно ультраправые чиновники. При вступлении в должность Коковцова министром внутренних дел был назначен А.А. Макаров. Он отличался склонностью к «строгому формализму, который, по свойству его личного характера, осложнялся любовью к канцеляризму. «Бумага» отнимала у него массу времени: он зачастую работал до раннего утра... Он жизни не знал и смотрел на нее под углом прокурорско-бумажного зрения»64. Потом его сменил не менее правый Маклаков, бывший черниговский губернатор, чуть не закрывший Думу65 и принявший активное участие в интриге против В.Н. Коковцова66. В связи с этим агентура председателя Совета министров доносила: «Правые шепчутся между собою и находят, что уход А.А. Макарова является торжеством “коковцовского режи-
ма”»67. Правые опасались, что с увольнением Макарова из кабинета наступят более либеральные времена. Но это увольнение было проведено с одной целью -назначить на его место ультраправого Маклакова. В Думе, например, уже вскоре пошли слухи, что «Маклаков... в полном единении с князем Мещерским стремится обессмертить свое имя возвращением Государю того неограниченного самодержавия, которое действительно принадлежало царскому роду» и «хочет распустить IV Государственную думу»68.
Важно отметить, что правая группа: А.А. Макаров (затем Н.А. Маклаков), И.Г. Щегловитов, В.К. Саблер, С.В. Рухлов, вела открытую борьбу с председателем Совета министров. Сторонниками В.Н. Коковцова остались маловлиятельные П.Н. Харитонов, С. Д. Сазонов, С.И. Тимашев69. Сам В.Н. Коковцов так оценивал позже в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства «конфигурацию Совета по его составу, по распределению лиц, характеру разногласий»: «Положение Совета министров при мне было довольно оригинальное. В нем, несомненно, было две группы лиц, которые между собой были спаяны, соединены, если можно так выразиться, внешними узами, а внутренние разногласия были с первого дня и совершенно очевидные. В резком несогласии с другими стояла группа лиц Макарова...»70
Для Николая II, как уже было сказано ранее, с самого начала создание однородного кабинета было нежелательным. Поэтому В.Н. Коковцов видел безуспешность своих попыток просить его об этом. Следует заметить, однако, что в этом отношении В.Н. Коковцов занял не настойчивую позицию, а скорее компромиссную, не допускавшую конфликтности, он не настаивал на увольнении Макла-кова.
Маклаков вел «свою игру», открыто заявляя, что объединенного правительства не существует, а то, которое есть, не может обеспечить порядок в стране: «По словам Маклакова, - доносил Куманин, - думцы считают, что «отсутствие объединенного правительства всего пагубнее отражается на местной жизни», поскольку влечет за собой дурное казенное правление»71.
Именно с интригой правых следует связать отставку В.Н. Коковцова. Этот
72
вывод позволяют сделать не только агентурные сведения , но и ряд замечаний представителей высшей бюрократии как российской, так и из-за границы73.
Открытая кампания против В.Н. Коковцова началась в прессе. Однако архивные данные не позволяют подтвердить мысль, что это было действительно общее мнение. В этом отношении показательным документом является письмо князя М.М. Андронникова Николаю II по поводу нападок на Председателя Совета министров газеты «Новое время», которую он возглавлял74. В нем князь пытается объяснить механизмы «той гнусной интриги, которая ловкой и умелой рукой ведется против нашего выдающегося государственного деятеля Владимира Николаевича Коковцова»75. Объясняя действия своей газеты, кн. Андронников писал: «Наш официоз «Новое время», неоднократно выступая с обличительными статьями против некоторых господ министров, на этот раз выбрал мишенью своих нападок Владимира Николаевича Коковцова, имея у себя за кулисами настойчивых и упорных преследователей, поддреживаемых не только некоторыми партиями Государственного Совета и Думы, но и самим Председателем Совета министров, а также вновь назначенным Министром путей сообщения». Он имел в виду «Рухло-ва, этого краснобоя и властолюбца», целью которого было «окончательно отравить жизнь Владимиру Николаевичу, постепенно выжить его из ведомства, а его
портфель передать Рухлову»75. Коковцова кн. М.М. Андронников считал «самоотверженным и неутомимым работником, блистательно разрешавшим такие колоссально трудные задачи, как поддержание курса в печальную годину войны, в столь решительном закрытии кредита алчным аппетитам многих, даже высокопоставленных лиц, привыкших смотреть на казну, как на дойную корову; всегда ко всем справедливого, тонкого знатока своего финансового механизма, превосходного оратора»76. Рухлов же, по мнению князя, «доселе так ничего не создал, а только разрушает». Предостерегая, кн. Андронников указывал, что такие интриги в правительстве - это преступление, чудовищная безнравственность, «издевательства и инсинуации над самыми ответственными из своих членов», что грозит «тяжелыми и прискорбными последствиями как Династии, так и стране». Необходимо, считал князь, обуздать интриги и нападки, «не отнимая у них права спокойной и серьезной критики»76.
Таким образом, часто так называемое «общественное мнение» становилось выражением воли высокопоставленных лиц, поэтому говорить о том, что В.Н. Коковцов был объектом нападок всей общественности, вряд ли возможно.
Впоследствии В. Н. Коковцов сохранил дружеские отношения с кн. М. М. Андронниковым и переписывался с ним по разным поводам77. В свою очередь кн. М.М. Андронников просил Коковцова даже после отставки содействовать назначению разных его знакомых на те или иные должности, например, некоего Леляль-ского на должность помощника надзирателя в управлении акцизными сборами78.
«В порядке догадок» В.Н. Коковцов сообщил: «Я считаю, что я был уволен в результате, как я выразился, целой цепи охотников. ...Целая совокупность людей и ряд условий сделали это, рано или поздно это должно было быть. Во главе этой охотничьей цепи... стоял князъ Мещерский. Мещерский меня не любил с моих молодых лет». Далее В.Н. Коковцов рассказал, что, будучи еще молодым, он присутствовал на одном обеде, где В.П. Мещерский оклеветал статс-секретаря К.К. Грота, которого В.Н. Коковцов очень уважал. И В.Н. Коковцов, который «был гораздо менее сдержан, чем теперь... позволил себе в самой резкой форме заявить о том, что Мещерский клеветник. Мещерский ничего не забывал...»79. Они сталкивались и позже - Коковцов «не считал себя вправе» идти на ходатайства Мещерского о других. К тому же Маклаков был его назначенцем, а Коковцов этому назначению противился. «Кроме того, Мещерский знал, что я держусь того строя, который был в 1906 году узаконен, и я этого не скрывал. Но я никогда не отказывался выступать в Думе, это считалось лишним, и меня обвинили, будто я подделывался под Государственную думу, а затем у Мещерского был конек - это что я был недостаточно монархист. В его дневниках есть фраза, что неизвестно кому я больше служу - служу ли я монарху или Милюкову и Гучкову»79. Итак, именно интриге правых следует отвести главную роль при отставке Коковцова с поста председателя Совета министров.
В памяти современников В. Н. Коковцов остался как председатель Совета министров без программы действий, именно это вызывало сожаление: «Ужасно, по моему мнению, - говорил один из них, - то, что на посту Председателя Совета министров, т.е. руководителя политики, у В.Н. Коковцова никакой системы не было»80. Еще один современник, С.Е. Крыжановский, писал: «Нельзя не пожалеть, что власть преждевременно выпала из рук Петра Александровича, чтобы перейти к его преемникам. Развернувшиеся международные события, несомненно, были бы использованы им в интересах России, и уже в силу своего неуступчивого ха-
рактера он, нет сомнений, оказался бы несравненно выше тех слабых и боязливых людей, в руки которых эта власть попала»81.
Пожалуй, можно согласиться со следующим утверждением: «В последние годы существования монархии власть предоставила массу возможностей для ярких и эффектных выступлений против себя. Совет министров раздирали склоки, он мало походил на центральный административно-координирующий орган. Чуть ли не каждый министр вел «свою» политику, игнорируя других»82.
Во время пребывания В. Н. Коковцова в должности председателя Совета министров обострились противоречия, которые не только были заложены при создании этого учреждения (неоднородность состава правительства), но и деликатный характер В.Н. Коковцова способствовал тому, что правым удалось приобрести решающее влияние на царя и открыто развернуть интригу против председателя, что, в свою очередь, не способствовало прочности его авторитета.
Не нашел В.Н. Коковцов поддержки и в Государственной думе, так как не стремился к этому. О несогласованной работе правительства открыто стали говорить октябристы - правительственная партия при Столыпине, но центральные октябристы еще готовы были поддерживать председателя Совета министров, считая, что правильнее было бы ополчиться против Маклакова83. Левые же октябристы утверждали, что нужно бороться против Коковцова с целью сподвигнуть его «добиться такого кабинета, в котором все министры подчинялись бы его указаниям, или уступить место другому, который действительно сможет, исполняя монаршую волю, быть главою и председателем правительства, а не только своего ведомства»84.
В Государственной думе общественность ясно увидела борьбу фракций в правительстве, интригу, которая велась правыми против его председателя. Это обстоятельство не могло служить целям поддержания его авторитета.
Обострило ситуацию, а с другой стороны, отвечало общему направлению действий В.Н. Коковцова в отношении к Думе еще одно обстоятельство - так называемая «министерская забастовка». Основные события ее были таковы. При рассмотрении в Думе бюджета на 1913 год Марков-2 обвинил министра финансов в «самовлюбленности», в «опьянении химерами нашего пьяного бюджета» и пр.85 Эта выходка была заранее подготовлена лидерами фракции правых и преследовала двоякую цель: спровоцировать разгон Думы и одновременно подорвать престиж премьер-министра86. На заседании Совета министров 12 июня 1913 года Маклаков предлагает воспользоваться выходкой Маркова-2, чтобы распустить Думу, и не очень торопиться с новыми выборами. На наш взгляд, это был не только удачный момент осуществить ту программу, для проведения которой Маклаков и был выдвинут на этот пост стараниями Мещерского (разгон Думы)86, но и шанс спровоцировать членов Думы на обвинение в ее закрытии именно Коковцова. И действительно, в Думе в это время «идут страстные споры о том, друг или враг Государственной думе статс-секретарь В.Н. Коковцов»87. Но большинство министров во главе с председателем нашли, что выступление Маркова не является достаточным основанием для роспуска Думы. Было решено, что министры не будут посещать Думу, пока она в целом не выразит порицание Маркову-288. Так началась «министерская забастовка». Из-за отсутствия министров затормозилась работа в думских комиссиях. Правительство не стало отвечать на запросы. Министерский конфликт желали урегулировать все. Однако часть националистов с Балашевым были склонны «продлить соглашение с правыми и продолжить кампанию против В. Н. Коков-
89
цова» .
Через два года после назначения В.Н. Коковцова на пост председателя Совета министров и за полгода до его отставки ситуация стала уже совсем однозначной. Помимо того, что взаимодействие так и не было налажено, общественный статус председателя Совета министров пал совершенно. Резюме «большого кворума» думских деятелей содержало такой вывод: «Никаких надежд на образование в IV Государственной думе какого бы то ни было большинства нет и быть не может.... Если в IV Государственной думе и возможны какие-нибудь соединения, то только в виде отдельных соглашений на почве деловой экономической программы, чуждой всякой политической окраски. И нельзя винить Государственную думу в этой крайней разобщенности, ибо нет единения и среди правительства, а следовательно, нет и возможности ни получить от такого правительства, ни самим провести какую бы то ни было даже самую минимальную законодательную про-грамму»90. Однако в планы В.Н. Коковцова не входило выдвижение такой программы, о которой говорили думские деятели, поскольку ни на страницах его воспоминаний, ни по другим источникам упоминаний о ней не встречается.
Уже в середине декабря председатель Думы Родзянко будет высказываться более определенно: «идея образования нового центра - утопия, работать вместе с
В.Н. Коковцовым невозможно»91.
Такие разговоры фиксируются не только в кулуарах Государственной думы, с трибуны депутаты открыто критикуют отсутствие консенсуса: «Где это сотрудничество, для того чтобы реформировать? Законодательство? Учреждения, которые призваны законодательствовать? Кто у нас в настоящее время законодательствует? В массе - вермишель...»92
Именно по причине недовольства правительственным курсом, который характеризовался не только размытостью политических предпочтений (исключая то, что было лишь известно об умеренно-консервативных взглядах председателя правительства), но и неспособностью наладить бесконфликтное взаимодействие хотя бы с одной думской фракцией, - именно по этой причине депутаты ждали увольнения В.Н. Коковцова, а когда это случилось, то увольнение уже не рассматрива-
93
лось как нечто неожиданное .
В немногочисленных работах, где затрагивается личность В.Н. Коковцова, его отставка видится исследователями именно в ракурсе конфликта с правыми: «... его съели те же силы, что и Столыпина, притом по тем же мотивам заигрывания с Думой и с либералами, хотя новый премьер и не пытался вести свою какую-то особую линию в духе Столыпина»94.
На наш взгляд, характеризующиеся отсутствием механизмов продуктивного взаимодействия отношения с Государственной думой были одной из основных причин, повлекшей за собой увольнение В.Н. Коковцова. Но самостоятельного значения этой причине как фактору отставки приписывать нельзя, поскольку неопределенность отношений отражала стремление самого Николая II сохранить видимость добрых отношений с представительными учреждениями, не влекущих за собой кардинальных политических преобразований, как того требовали депутаты.
Другими словами, своей неопределенной политикой без особых политических предпочтений В.Н. Коковцов не смог найти, да и не искал, реальной поддержки в Государственной думе как общественной силе. При этом В.Н. Коковцов руководствовался в большей мере, как он сам выразился, тем, что к нему предъявляют сверху требования быть по возможности объективнее и не находиться в зависимости от какой-либо партии, что императрица советовала ему при назначении
«не искать поддержки в политических партиях»95. В этом отношении он был типичный исполнитель. Он старался не обмануть ожидания Николая II, в то же время ему не хотелось говорить открыто об этом. Это подтверждает тот факт, что свои стремления оправдать ожидания монарха он признал через несколько лет после своей отставки, а совершенно откровенно он выразил это мнение только в воспоминаниях, находясь в эмиграции.
Подводя итоги, прежде всего хотелось бы заметить, что, говоря о личности председателя Совета министров и министра финансов, следует помнить, в какое время и с кем ему приходилось работать. На вершине пирамиды власти стоял монарх, назначивший В.Н. Коковцова на этот пост. Но, как отмечают исследователи, «на самом верху господствовало полное непонимание происходящего. Николай II всегда видел мир таким, каким ему хотелось, а не таким, каков он был в действительности. Неизбежная изолированность вознесенного над страной монарха дополнялась самоизоляцией человека, внутренне не приемлющего свою эпоху. Человек XVII века, вынужденный жить в XX, он прятался в себя, как в раковину»96. Именно поэтому, на наш взгляд, «оказался ненужным удерживавший российскую денежную систему В.Н. Коковцов. Зато все более нужными становились умеющий развлечь Маклаков и умеющий успокоить Григорий Распутин»97. Как известно,
В. Н. Коковцов отрицательно относился к тому, что Распутин был приближен к трону. Это явилось одной из причин его отставки. Царь сам участвовал в интригах, поддаваясь на различного рода влияния, и никто не мог сказать точно, как повернется его судьба. Коковцов также не знал этого, поэтому был удивлен, узнав о своей отставке. Николай II не желал создания Совета министров, члены которого разделяли бы близкие политические взгляды. Очевидно, именно поэтому в период премьерства В.Н. Коковцова против него смогла развиться интрига, инициаторами которой были ультраправые члены правительства во главе с Н.А. Маклаковым. Уловив в настроении Николая II негативное отношение к Государственной думе, Н.А. Маклаков, инспирируемый князем В.П. Мещерским, новым фаворитом Николая II, подготовил план разгона Государственной думы. В.Н. Коковцов, отстаивавший престиж России на международном уровне, не мог позволить реализоваться этим планам, что послужило причиной для обвинения его в «левизне» взглядов со стороны правых. С другой стороны, параллельно интриге внутри правительства развивается недовольство внутри Государственной думы политикой В. Н. Коковцова, а именно неопределенностью его политических предпочтений. В.Н. Коковцов не заручился поддержкой ни одной политической партии или группы ни в III, ни в IV Государственной думе, хотя постоянно декларировал подобные намерения, как выразился С.Е. Крыжановский, «совершенно не понимая той простой истины, что
98
правительство не может висеть в воздухе, а должно на что-то опереться» .
Именно поэтому в IV Государственной думе так и не сложилось работоспособное большинство - председатель Совета министров не предполагал обсуждения крупномасштабных законопроектов, политической программы у него не было, и с этой точки зрения проблеме составления этого большинства он не уделял должного внимания. Именно поэтому не только интригующие против него члены Совета министров, но и депутаты не отнеслись к его отставке как к неожиданности. Его отставки ждали, так как пребывание В.Н. Коковцова на посту председателя Совета министров характеризовалось «полным застоем во всех областях государственной жизни»99. С этой точки зрения даже назначение И. Л. Горемыкина рассматривалось многими как прорыв в плане определенности политического кур-
99
са , хотя и характеризующегося как переход к реакционности.
Но позже многие современники сожалели, что политика кабинета И. Л. Горемыкина была полностью реакционной вплоть до решения разогнать Думу, что весь состав Совета министров был в оппозиции решениям председателя. Однако Горемыкин отвечал на это: «Свой долг перед государем я исполню до конца, с какими бы противодействиями и несочувствиями мне ни пришлось встретиться. Я все доложил Его Величеству и просил меня заменить другим, более современным деятелем. Высочайшее повеление последовало, оно для меня закон»100.
Можно констатировать отсутствие у В.Н. Коковцова понимания необходимости кардинальных перемен. Но это будет не совсем правомерно, поскольку «реформаторский опыт России показывает, что императоры... исключали возможность изменения природы самодержавной власти, ее реформирования.... Реформаторство в России не только не затрагивало самодержавных основ власти, но и в других сферах государственной жизни часто носило ограниченный, а то и вынужденный характер»101. Только сильная личность, типа Витте, умевшего в нужный момент шантажировать Николая II своей отставкой, а в отставке отчаянно интриговать, могла добиться реализации какой-то части своих планов. Назначение
В.Н. Коковцова во многом зависело от Николая II, но также и от той группы, которая всячески использовала любые нити, чтобы уменьшить влияние Распутина, и, зная отрицательное отношение к Распутину Коковцова, протежировала ему перед Николаем II. Николай II назначил Коковцова еще и потому, что склад мыслей последнего относительно политических преобразований соответствовал представлениям царя - необходимо было строить отношения с Государственной думой в условиях изменившейся политической ситуации. Последний вопрос был злободневен для В.Н. Коковцова с двух сторон: необходимо было сохранить лицо на международном уровне, не притесняя Государственную думу, и в то же время отвечать требованию императорской четы и ультраконсерваторов о недопущении дальнейшего развития думских инициатив. С этой точки зрения В.Н. Коковцов был компромиссной фигурой, сумевшей отлично уладить дело именно в таком направлении. Вскоре, однако, его положение изменилось. Возобладало стремление к определенности политического курса. Учитывая подверженный различного рода влияниям характер Николая II и за неимением твердой опоры под ногами в виде какой-либо правительственной группы или партии положение Коковцова не могло оставаться устойчивым. Видимо, после декларации в IV Думе оно окончательно изменилось не в его пользу и всем стало совершенно очевидно его главное намерение - не допускать законодательных инициатив, оставшись с благородным лицом человека, умело построившего контакт с Государственной думой. Но лидеры фракций не могли себе позволить в силу своего небездеятельного характера обсуждать лишь «вермишель».
Итак, с именем В.Н. Коковцова связано нежелание установить определенный политический курс, считаться со стремлением широких кругов русского общества к переменам в политической жизни. Не была согласованной и политика всего Совета министров в этот период, программы преобразований так и не было выдвинуто, затем началась Первая мировая война, которая, видимо, сняла этот вопрос вообще.
В.Н. Коковцов занял должность председателя Совета министров как известный всему миру финансист, но его влияние в силу личностных качеств было не таким, как у Витте и Столыпина. Видный правительственный чиновник В.И. Гурко так охарактеризовал эту ситуацию: «Третий председатель Совета министров
Столыпин сумел за все время своего нахождения во главе правительства пополнить состав возглавляемого им правительства лицами по своему избранию, но достигал он это все с большим трудом, и одна из главных причин, по которой Николай II решил с ним расстаться уже за несколько месяцев до его трагической кончины, заключалась именно в том, что, по мнению государя, Столыпин узурпировал власть монарха, проводя в министры своих избранников. С кончиной Столыпина этот порядок подвергся коренному изменению. Произошло это, между прочим, вследствие того, что заменивший Столыпина В.Н. Коковцов стал во главе правительства в такой момент, когда по внешности изменение состава правительства ничем не обусловливалось. Таким образом, Коковцов с места стал во главе коллегии, в которой далеко не все в нее входящие были его политическими единомышленниками и тем более склонными подчиняться его руководящим указаниям»102.
С приходом на пост председателя Совета министров В. Н. Коковцова, сохранившего за собой портфель министра финансов, исследователи связывают ослабление деятельности Совета министров по объединению ведомств, а следова-
103
тельно, и снижение его значения в механизме управления .
М.Ф. Флоринский сделал вывод о том, что ни один из кабинетов, функционировавших в 1905-1914 годах, не являлся согласованным и, следовательно, не мог достаточно эффективно координировать работу ведомств104.
Все исследователи отмечают резкое падение авторитета и роли председателя Совета министров после смерти Столыпина, обострение конфликтов в правящих кругах, неспособность членов кабинета к совместной дружной работе - члены правительства «были связаны в одно целое только тем, что “учреждение Совета министров” повелевало им сидеть вместе»105.
Примечания
1 Оставаясь «ключевой», но малоисследованной фигурой дореволюционной истории России, В.Н. Коковцов упоминается исследователями то как В.Н. Коковцов, то как В.Н. Коковцев. Согласно сведениям, включенным в паспортную книжку (РГИА. Ф.1162. Оп.6. Д.242. Л.87), формулярным спискам (РГИА. Ф.1162. Оп.6. Д.242. Л.136 и др.), а также удостоверению личности, выданному Временным правительством на право проживания в России (РГИА. Ф.966. Оп.2. Д.1. Л.1), правильно - В. Н. Коковцов.
2 Репина Л.П. Персональная история и интеллектуальная биография // Диалог со временем: Альм. интеллект. истории. Вып. 8. Спец. вып.: Персональная история и интеллектуальная биография. М., 2002. С.5-6.
3 Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. М., 1968; Он же. Царизм и третьеиюньская система. М.,1966; Он же. Распад третьеиюньской системы. М., 1985; Он же. Царизм накануне свержения. М., 1989; Он же. Царизм и IV Дума. 1912-1914. М., 1981; Он же. Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991.
4 Черменский Е.Д. Четвертая Государственная дума и свержение царизма в России. Л., 1976.
5 Дякин В.С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907-1911 гг. Л.,1978; Он же. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911-1914 гг. Разложение третьеиюньской системы. Л., 1988; Он же. Деньги для сельского хозяйства 1892-1914 гг.: Аграрный кредит в экономической политике царизма. СПб., 1997.
6 Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в 1902-1907гг. Л., 1981; Он же. Самодержавие и дворянство в 1907-1914 гг. Л., 1990.
7 Энциклопедический словарь / Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1895. Т. 30.
С.627.
8 Дело о службе члена Государственного Совета, статс-секретаря, действительного тайного советника В.Н. Коковцова. Формулярный список о службе // РГИА. Ф.1162. Оп.6. Д.243. Л.221.
9 Коковцов В.Н. Из моего прошлого: Воспоминания, 1911-1919. М., 1991. С.33.
10 Там же. С.34.
11 Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М.,1991. С.462.
12 Там же. С.233.
13 Там же. С. 413.
14 Там же. С. 463.
15 См.: Россия на рубеже веков. М., 1993. С.13.
16 См.: Письма В.Н. Коковцова Д.М. Сольскому, 1986-1908 // РГИА. Ф.694. Оп.2. Д.195. Л.1-6 об.
17 РГИА. Ф.1162. Оп.6. Д.242. Л.156.
18 Витте С.Ю. Указ. соч. С. 650.
19 См.: Кривошеин К.А. Судьба российского реформатора. М., 1993. С.12.
20 Там же. С.11.
21 РГИА. Ф.560. Оп.26. Д.911. С.68.
22 См.: Отец Георгий Щавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота // Николай II. Воспоминания. Дневники. СПб., 1994.
С.138.
23 Иоффе Г.З. Распутиниада: большая политическая игра // Отеч. история. 1998. №3. С.103.
24 Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1991. Т.1. С.75.
25 Коковцов В.Н. Из моего прошлого: Воспоминания: В 2 т. М., 1992. Т.1. С.559.
26 Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989. С.55.
27 Петрищев А. Хроника внутренней жизни. Поход на Думу // Русское богатство. 1914. № 5. С.259.
28 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М.,1991. С.182.
29 Там же. С. 183.
30 Коковцов В.Н. Из моего прошлого... Т.1. С.450-451.
31 Судьба века. Кривошеины. СПб., 2002. С.161.
32 См.: Кризис самодержавия в России, 1985-1917. Л., 1984. С.179.
33 Там же. С.180.
34 Там же. С. 181.
35 Интересная находка. Свидетельские показания графа В.Н. Коковцова в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства // Вопр. истории. 1964. №4. С. 108.
36 Королева Н.Г. Первая русская революция и царизм // История СССР. 1984. №6.
С.15.
37 Кризис самодержавия в России. С. 180.
38 См.: Королева Н.Г. Первая русская революция и царизм. С.18.
39 Богданович А.В. Три последних самодержца. М., 1990. С. 339.
40 См.: Кони А.Ф. Николай II // Николай II. Воспоминания. Дневники. С.165.
41 Витте С.Ю. Указ. соч. С.489.
42 Витте С.Ю. Указ. соч. С.511.
43 Тхоржевский И. Последний Петербург // Нева. 1991. №5. С.199.
44 Дневник А.А.Половцева // Красный архив. 1923. №4. С.104-105.
45 Милюков П. А. Указ. соч. Т.1. С.372.
46 Там же. Т.2. С.88.
47 Там же. С.87.
48 Извольский А.П. Воспоминания. М., 1989. С.64-65.
49 Об отзывах иностранной прессы по поводу назначения В.Н. Коковцова на пост премьер-министра // РГИА. Ф.560. Оп.28. Д.558. Л.23-23 об.
50 Там же. Л.24.
51 Там же. Л.24 об.
52 Справка от 12 сентября 1911г. // РГИА. Ф.560. Оп.26. Д.911. Л.28.
53 Флоринский М.Ф. Совет министров и МИД в 1907-1914 гг. // Вестн. ЛГУ. Сер. История. 1978. №2. С.37-38.
54 См.: Коковцов В.Н. Из моего прошлого. М., 1992. Т.2. С. 280.
55 Там же. С. 282.
56 См.: Флоринский М.Ф. Совет министров... С. 38.
57 См.: Власть и реформы. М., 1995. С. 542.
58 Кривошеин К.А. Указ. соч. С. 17.
59 Например, С.Ю. Витте поднял против царя бунт своего кабинета, не согласившись с двумя назначениями на министерские посты, произведенными царем. Несмотря на то, что по указу 19 октября 1905 года назначение министров было прерогативой царя, Витте собрал членов своего кабинета на частное совещание и добился единогласного решения о том, что кандидаты царя не отвечают требованию однородности состава правительства. 12 февраля 1906 г. Витте подал всеподданнейший доклад о решении совещания министров. Царь капитулировал перед своим кабинетом (См.: Власть и реформы. С.512).
60 См.: Интересная находка // Вопр. истории. 1964. №4. С. 104.
61 Переписка и другие документы правых // Там же. 1998. № 11-12. С.132.
62 Курлов П.Г. Гибель императорской России. М.,1991. С.150.
63 Интересная находка. С. 108.
64 Курлов П.Г. Указ. соч. С. 152.
65 См.: Черменский Е.Д. Указ. соч. С. 39-40.
66 См.: Коковцов В.Н. Из моего прошлого. М., 1991. С.373-401.
67 Донесения Л.К.Куманина // Вопр. истории. 1999. № 2. С.19.
68 Черменский Е.Д. Указ. соч. С.41.
69 См.: Королева Н.Г. Совет министров России в 1907-1914 гг. // Ист. зап. 1984. Т.110. С. 120.
70 Интересная находка. С.107.
71 Донесения Л.К. Куманина из Министерского павильона Г осударственной думы // Вопр. истории. 1999. № 8. С.22.
72 См.: Переписка и другие документы правых 1911-1913 гг. // Там же. 1997. № 12.
С.121.
73 См.: Бюлов Б. Воспоминания. М., 1935. С.421.
74 См.: Письмо кн. Андронникова по поводу нападок газеты // РГИА. Ф.1617. Оп.1. Д.25. Л.1-2 об.
75 Там же. Л.1.
76 Там же. Л.1 об.
77 См.: Письма В.Н. Коковцова кн. М.М. Андронникову // РГИА. Ф.1617. Оп.1. Д.353. Л.1-26 об.
78 Там же. Л.26-26 об.
79 Интересная находка ... С.110.
80 Курлов П.Г. Указ. соч. С.152.
81 Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора // Вопр. истории. 1997. № 2.
С.113.
82 Боханов А.Н. Сумерки монархии. М.,1993. С.222.
83 См.: Донесения Л.К.Куманина // Вопр. истории. 1999. № 9. С.8.
84 Там же. С. 10.
85 См.: Государственная дума: Стеногр. отчеты. Четвертый созыв. Сессия 1. Ч. 3. СПб., 1913. Стб. 65-66.
86 См.: Черменский Е.Д. Указ. соч. С.39-40.
87 Донесения Л.К.Куманина // Вопр. истории. 1999. №9. С.14-15.
88 См.: Черменский Е.Д. Указ. соч. С. 41.
89 Донесения Л.К.Куманина // Вопр. истории. 1999. №9. С.7.
90 Донесения Л.К.Куманина // Там же. № 8. С. 3.
91 Там же. № 10. С.20.
92 Государственная дума. Стб. 999.
93 См.: Донесения Куманина // Вопр. истории. 1999. № 11-12. С.16.
94 Аврех А.Я. Столыпин и судьбы реформ в России. С.263.
95 Коковцов В.Н. Из моего прошлого. М., 1991. С. 66.
96 Власть и реформы. С.585.
97 Там же. С. 586.
98 Крыжановский С.Е. Указ. соч. С.133.
99 Донесения Л.К. Куманина // Вопр. истории. 1999. №11-12. С. 16.
100 Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. М., 2000. С.691.
101 Власть и реформы. С. 6-8.
102 Гурко В.И. Указ. соч. С. 606.
103 См.: Флоринский М.Ф. Кризис государственного управления в России. Совет министров в 1914-1917 гг. М., 1988. С. 17.
104 Там же. С. 23.
105 Там же. С. 68.
И.Я. Эльфонд
ПРОФЕССОР Я.А. ЭЛЬФОНД (ШТРИХИК ПОРТРЕТУ)
Даже опытный исследователь, привычный к научному труду, обращаясь к изучению документальных материалов, связанных с деятельностью близких людей, тем более к своим воспоминаниям, сталкивается с большими трудностями; особенно, когда речь идет о судьбе отца, ставшего образцом и примером для научной деятельности дочери. Судьба нашей семьи необычна - в ней не просто царил дух науки, но ради нее были готовы жертвовать многим; и, кажется, наша семья -единственная за все годы существования исторического факультета СГУ, давшая в двух поколениях двух именных стипендиатов, позже ставших докторами исторических наук и профессорами.
Мой отец - профессор Яков Андреевич Эльфонд - родился 28 декабря 1918 г. в Иркутске в семье политического ссыльного (его отец был выслан туда в 1916 г. за организацию и участие в забастовке рабочих). Позднее, уже после Гражданской вой-
