CC BY
44
Раздел 3 ФИЛОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
Ведущие эксперты раздела:
ЕЛЕНА ВАСИЛЬЕВНА ЛУКАШЕВИЧ - доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой языка массовых коммуникаций и редактирования Алтайского государственного университета (г. Барнаул) ТАТЬЯНА ПЕТРОВНА ШАСТИНА - кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы Горно-Алтайского государственного университета (г. Горно-Алтайск)
ТАМАРА МИХАЙЛОВНА СТЕПАНСКАЯ - доктор искусствоведения, профессор Алтайского государственного университета (г. Барнаул)
УДК 7.03
М.Н. Софронова, докторант АлтГУ, Тобольск, E-mail: stm@art.asu.ru
ПРЕДАННОСТЬ «ГОСУДАРЕВУ ДЕЛУ» И ВЕРА В ПРОМЫСЕЛ БОЖИЙ - ТВОРЧЕСКОЕ КРЕДО СЕМЕНА РЕМЕЗОВА
Семен Ульянович Ремезов (1642 - ок. 1722) - тобольский служилый человек, «сын боярский» жил в эпоху переходного времени, когда на смену средневековому типу сознания приходит мировоззрение Нового времени, древнерусский уклад реформируется петровскими преобразованиями. В личности С. Ремезова выразилась квинтэссенция эпохи, когда универсализм в познании и мышлении становится одним из ярких свойств этого времени.
Ключевые слова: реформирование России, переход к новому самосознанию, становление российской государственности, служилый человек петровской эпохи, универсализм в познании и мышлении, талантливый сибиряк С. Ремезов.
XVII век - это особое время перемен, когда закладывалось будущее, заронившее зерна европейского рационализма, это начальный толчок для реформирования страны в Российскую империю. На этом пути были большие нестроения: смута, самозванство, раскол. Несмотря на все неспокойствия века, породившие множество проблем и событий далеко не радостного свойства, происходил постепенный переход к новому самосознанию, устремленному к знанию и развитию разума. Для Сибири XVII в. был временем становления российской государственности. Присоединив обширную территорию, русские первопроходцы начали ее хозяйственное освоение. Постепенно происходил процесс самосознания русских в иных географических и культурных условиях, который осложнялся сменой общероссийской политики, повлекшей трансформацию мировоззрения русского человека. Культурный перелом рубежа XVII - XVIII вв. не только был спровоцирован реформами Петра, но и отражал те новаторские тенденции, которые созревали в умах русского человека, преобразовывая традиции исторической психологии. На протяжении всего XVII в. разные по социальным устоям и сословной принадлежности харизматические личности обозначали проблемы и потребности своего времени. Петр делал ставку на таких людей, на их энергию, стремясь изменить русский быт, нравы и все государственное устройство. Именно к таким русским просветителям рубежа XVII - XVIII вв. как Симеон Полоцкий, Карион Истомин, Феофан Прокопович относится сибиряк С.У. Ремезов. Он восторженно приветствовал петровские преобразования в области просвещения и видел в Петре идеал монарха.
В личности С. Ремезова выразилась квинтэссенция эпохи, когда универсализм в познании и мышлении становится одним из ярких свойств этого времени. Семен Ульянович Ремезов посвятил свою жизнь установлению сибирской жизни, а в это установление входило многое: определить «грани» сибирской земли, изыскать в этих землях царские «прибыли», собрать ясак с местного населения как с государевых подданных, установить порядок на пограничных землях, отражая набеги киргизцев, возглавить строительное дело, возводя первые в Сибири каменные здания. Вся его жизнь была в пути. В документах отмечаются поездки то по Тобольскому уезду вверх по Тоболу и вниз по Иртышу для описных «земляных дел» и сбора оброка, то поездки в Туринск и Верхотурье для сбора и транспортировки хлебных запасов, то по «наказной памяти» в Кунгурский уезд «делать чертеж селам, деревням и рекам». Для нужд хозяйственных и административных С. Ремезов наносил на бумагу представление окружающей местности, проявив себя искусным мастером географических «чертежей». Все, что видел, изучил или узнал, С. Ремезов стремился записать или изобразить. Благодаря этой особенности остались его литературно-познавательные, чертежноизобразительные труды [1, с. 43]. Они были сделаны для процветания «наук, ремесел и художеств в Сибири».
Это сегодня С. У. Ремезова называют картографом и географом, историком и этнографом, архитектором и художником. Однако, данные профессиональные качества проявились через его непосредственную деятельность как служилого человека. Свою трудовую практику Семен Ремезов начал в отряде своего отца Ульяна Моисеевича Ремезова, в обязанности которого входило разведывание новых пахотных земель, сен-
ных покосов и скотных выпусков. В росписи служилым людям за 1668 г. «ишимский казак Сенька Ульянов» (Семен сын Ульяна Ремезова) значится холостым, ему положено жалование 4,25 рубля, 5,5 чети ржи, 2 чети овса и 1,75 пуда соли. Он владеет грамотой, поэтому в поручной записи не только за себя руку приложил, но и «вместо товарищей своих... по их велению» [2, с. 94]. Владение грамотой давало молодому ишимскому казаку преимущества: он имел немалый оклад и уважение со стороны служилых людей.
В 1682 г. по распоряжению воеводы А. А. Голицына Семену Ульянову сыну Ремезову велено «быть в детях боярских» вместо убитого в бою Петра Заболоцкого [2, с. 99]. В 1680-е гг. обязанности С.У. Ремезова были связаны в основном с поисками различного рода прибылей для казны, взысканием хлеба и денег с тяглового населения, сбором ясака, транспортировкой хлеба. В 1682 г. он выезжает за Тару в Бир-гаматскую слободу «для доправки на крестьянех хлеба и денег» [2, с. 99]. В 1683 г. он «посылан на Верхотуье по хлебные запасы. в вешнее распутье с служилыми людьми и на мелях Туры-реки и многие нужи принимал» [2, с. 99]. Приходилось С. Ремезову выполнять поручения выимщика, то есть должностного лица, уполномоченного проводить изъятия и конфискацию запрещенного или укрываемого продукта. В 1686-87 гг. он находился в «посылке вниз Иртыша на ировые плеса для рыбные ловли». Затем в 1687-88 гг. участвовал в нелегкой борьбе с нарушителями запрета на самодельное винокурение [2, с. 101].
Поездки по Тоболу и Иртышу для проведения описных «земляных дел», выполняемых С. Ремезовым, представляли собой описание и измерение территории, что затем явилось важной практической составляющей в его картографических работах. В «разборной» книге 1689 г. он аттестуется как опытный чертежник, который «многие чертежи по грамотам городу Тобольску, слободам и сибирским городам в розных годех писал» [2, с. 102]. На основе сметных работ еще в 1684 г. С. Ремезов сделал план г. Тобольска. Он также участвовал в составлении мелкомасштабной карты Сибири 1687 г., выполненной по данным 1683-85 гг. Все эти планы, описания и чертежи вошли в его «Хорографическую чертежную книгу», работа над которой была закончена в сентябре 1697 г. «Хорографическая чертежная книга» стала первым русским географическим атласом Сибири. Долгое время рукопись «Хорографической книги» считалась утерянной. Однако, после ее факсимильного издания в 1958 г., выяснилось, что она была вывезена за приделы России в годы гражданской войны российским эмигрантом Л.С. Багровым. Ныне она хранится в Гуфто-новской библиотеке Гарвардского колледжа (США).
В 1690 г. С.У. Ремезов в сопровождении пяти казаков возглавлял поездку в Москву для доставки собранного в Сибири ясака и документов от тобольского воеводы. За «сибирский приезд», по существовавшим традициям и порядку, то-болякам был дан «выход» - вознаграждение за благополучное прибытие. Каждому было выдано по 4 аршина сукна и пушнина - Ремезову соболей на 3 рубля, каждому казаку на 2,5 рубля [2, с. 107]. В 1690-е гг. он не одиножды принимал участие в военных походах. В документах говорится, что он послан под Ишим «за изменники Казачьи орды, и в погоне коньми опал», а также в Ялуторовскую, Суерскую, Устяцкую слободы, Царево городище «для остерегательства слобод от приходу Казачьи орды неприятельских людей». В автобиографии С. Ремезова сказано о «посылке под Воскресенское митрополье село на поимке языков Казачьи орды» [2, с. 108]. По возвращении из «береговой» службы в 1696 г. С. Ремезова ждали новые обязанности, которые были связаны с предписанием Сибирского приказа от 10 января 1696 г. о составлении на местах чертежей уездов. В указной грамоте говорилось, что в г. Тобольске «сыскать доброго и искусного мастера», который бы сделал «Большой всей Сибири чертеж с определением поуездных границ с описанием сибирских и порубежных народов» [2, с. 110]. С этой целью в октябре 1696 г. С.У. Ремезов выехал из Тобольска для рекогносцировки и съемок в «остроги и слободы по Исети, и по Нице, и по Пышме, и по То-
болу, и по Миасу, и по Туре, и по Тавде рекам»; «вверх по Тоболу рекам ездил и описал, а дальные степи по допросу написал». Для того, чтобы работа шла быстро и слаженно, тобольский воевода А.Ф. Нарышкин отправил во все остроги и слободы памяти, предписывающие оказывать содействие в этом государевом деле. Чтоб «никакой остановки в нем не учинилось», в каждом поселении определять для Семена Ремезова постоялый двор, где «ему чертеж делать», давать ему «и свеч и чернил и для указыванья всяких урочищ сторожи-лов, беломестных казаков и крестьян». «И всякие урочища и озера и речки и всякие угодья указывать» [2, с. 111]. Работа над чертежом всей Сибири продолжалась, а в Тобольске С. У. Ремезова ждал новый наказ воеводы. В основе этого наказа была грамота, присланная из Москвы о необходимости составить чертеж Казачьи орды. В грамоте говорилось, что о Казачьей орде нужно допросить участника посольской миссии в Туркестане Федора Скибина, который чудом избежал неволи. Этот указ московского правительства выражал особую озабоченность о южных рубежах Российского государства, так как набеги степняков на русские форпосты участились, а плененные защитники крепостей оказывались на среднеазиатских рынках невольников. При этом ни Сибирский приказ, ни тобольская администрация не владели доставерными сведениями о «дальних степях» и дорогах в Казачью орду. Поэтому, получив в марте 1697 г. наказ воеводы, С.У. Ремезов с «поспехом» его выполняет и уже в апреле, то есть через месяц, тобольские служилые люди увозят в Москву воеводские отписки и «чертеж о Казачьи орде». Чертеж был выполнен на белой бязи размером 3х2 аршина, а его уменьшенная копия вошла в «Хорографическую книгу». В этом же году С. У. Ремезов выполнил еще два крупных чертежа размером 3х2 аршин: «Чертеж земли всей безводной и малопроходной каменной степи» и «Часть Сибири. Тщательное изображение наличие Тобольского чертежа рек и озер и селидб русских и ясаш-ных туземцов в гранех с прилежащими грады и немирных рода Казачьи орды». Последний чертеж по качеству и оформлению превосходил другие образцы русской картографии XVII в. В столице чертеж получил высокую оценку, он был «похвален паче иных протчих в полности мастерства чертежей» [2, с. 115].
Во время своей поездки С. У. Ремезов собирал этнографические сведения и исторические предания. Параллельно с «Хорографической книгой» им была написано «Описание о сибирских народах и граней их земель» (1697-1698), которое вошло в «Чертежную книгу». В «Описании» приводятся этнографические и топонимические, фольклорные и географические сведения. В нем повествуется о генеалогии сибирских ханов, о названии калмыцких родов, о происхождении сибирских народов, которое сопровождалось многочисленными легендами.
Таким образом, картографическая и географическая деятельность Семена Ульяновича Ремезова была тесно связана с изучением сибирских исторических и этнографических сведений. В результате этой работы С.У. Ремезов составил свод исторических известий о Сибири, который получил название Ремезовской летописи или «Истории Сибирской» (1697-1710). Она представляет собой лицевую рукопись с большим количеством миниатюр. «История Сибирская» близка к летописноисторическим повестям раннего периода русского летописания. С. Ремезов пытается изложить все собранные им сведения исторически достоверно, привести все к «твердому пристанищу истории». В ремезовском летописном изложении кроме исторического повествования есть и размышления о «мудром самодержце», который при себе будет держать философов. «Философие довлеет правду во всех делах хранити». Автор «Истории Сибирской» выражает свои взгляды и жизненные позиции. Сибири необходим не единовластный правитель, а благоухищренный муж, который будет «ведати различные обыкновения и разные сонмов уставы и законы, дабы могл лутшее искусство прияти грады и тверды и похвалный устав о чинех установити...Сибирство...требует совета и мудрости». Ремезов говорит, что тот, кто «свой дом добре
строит, тот и все добре устроит». Он приходит к просветительской идее о знании и разуме как высших критериях человеческой деятельности. «Книжное учение» по Ремезову дает человеку «свет души», а «неразумие тма есть» [3, с. 99].
В 1697-1698 гг. сибирские города получили указы, в которых предписывалось строить из камня гостиные дворы и административные здания. В первую очередь такая перестройка коснулась Тобольска. Воевода М. Я. Черкасский получил из Москвы развернутые инструкции о каменном строительстве в «стольном городе» Сибири. Руководителем всех архитектурно-строительных работ в Тобольске был назначен С. У. Ремезов. Он являлся составителем проекта, плана и смет, ему велено «быть у всякого каменного городового строения и всякие припасы ведать» [2, с. 125]. Каменное строительство являлось совершенно новым делом не только в Тобольске, но и во всей Сибири. Шло только второе десятилетие с тех пор, как стали возводить здесь каменные здания. С.У. Ремезову предстояло спроектировать городской центр Тобольска, то место где располагалась администрация, ведавшая многими насущными сибирскими вопросами, поэтому облик этой городской части должен был быть запоминающимся, репрезентативным.
В 1698 г. в Москве С. Ремезов прошел «учение. к делу строения». Следующий год был положен на то, чтобы подготовиться к строительству. В феврале 1699 г. С. Ремезов в сопровождении мастера, стрелецкого пятидесятника и пяти стрельцов выехал в слободы Тобольского и Верхотурского уездов на поиски извести для строительства. В задачу С.У. Ремезова входили осмотр и описание залежей извести, старых заводов и печей. Летом того же года С. Ремезов занимался организацией кирпичного дела. Под его руководством и по его проекту у подножия Панина бугра ссыльные люди возвели кирпичные сараи, в которых началось производство кирпича для Воеводского двора. После постройки сараев ссыльным поручалось «глину копать и уминать гораздо и в станках кирпич делать» [2, с. 127]. Определялась норма на человека - 300 штук в день. Но неподготовленные ссыльные едва успевали делать половину от этой нормы. Спрос за низкую производительность труда был с Семена Ремезова, на что последний отвечал: «. ссыльные, впредь кирпичю делать в достаток научатся и почему делать на день учнут, про то-де он, Семен, сказать не знает, также что и скованным им на чепях кирпичю делать и глины копать и уминать невозможно». Однако такой ответ не удовлетворил представителей Сибирского приказа, поэтому ему были предписаны следующие указания: «. смотреть накрепко, чтоб деньги и хлеб давать всякого чина работным и мастеровым людем, которые правою своею работаю тое дачю заслужат, а тем, которые в кой день урочного дела своего не зделают или нечево не сработают или учнут работать лениво, ничего не давать, или и давать, смотря по ево работе по розщету, чтоб на то смотря, всякой тщился свое дело, для недодачи в деньгах и в хлебе, приводить в совершенство» [2, с. 127].
По существу, велев «приставить к «городовому каменному строению» С. Ремезова, означало возложить на него весь комплекс строительных задач. И только обладая недюжими способностями и организационного, и технического характера, имея незаурядные знания и смекалку, С.У. Ремезов мог совместить столь разнообразные обязанности, в которые входили изыскание и заготовка строительных материалов, надзор за подрядами, топографическая съемка горда, и совсем новое для него дело - подготовка проекта будущего административного центра Тобольска, а затем реализация этого архитектурного замысла в строительных работах. Разработка проекта организации всей площади Воеводского двора осложнялась тем, что будущие строения необходимо было согласовать с уже построенными зданиями Софийского двора, ибо в совокупности они объединялись в ансамбль Тобольского кремля. Кроме того, форма и планы будущих отдельных строений должны быть найдены сначала на бумаге, то есть С. У. Ремезов должен был «о том с мерою учинить чертеж» [2, с. 129] - это новое требование, предъявляемое к сибирским зодчим - ре-
зультат преобразовательной политики Петра Великого, где знания и рациональное мышление становились важными созидательными качествами. Предполагалось построить тобольский административный центр в традиционных формах крепостного сооружения. Для С.У. Ремезова образец кремля являлся привычным. Поэтому в своем проекте зодчий окружает Воеводский двор крепостной стеной. Однако, впитав новые архитектурные веяния в Москве, связанные с регулярностью, симметрией, открытостью пространства, Семен Ульянович размещает служебные здания по периметру двора, так как его центр был задуман как большая общественная площадь, окруженная административными строениями. Главное место в этой части кремлевского ансамбля отводилось Приказной палате. С нее и начато было 9 мая 1700 г. каменное строительство на Воеводском дворе. Таким образом, это было первое административное здание в Тобольске, строительство которого завершилось осенью 1701 г.
Здание Приказной палаты представляло собой двухэтажное строение «длиною на 22 саженях с полусаженью 2 вершка с полувершком, поперег 8 сажен с аршином 4 вершка», что в переводе на современные метрические меры составляет 48,71 и 18,18 м [4, с. 29]. С северной стороны здание имело «наруж-нее крыльцо с галереею каменное», то есть во всю длину северной стороны, на уровне второго этажа располагалась галерея или открытая веранда, которую обрамляла балюстрада, а навес поддерживали колоны, к галерее примыкал каменный пандус (пологий подъем), расположенный в центре строения. Таким образом, Приказная палата была «наружною архитектурою убрана не худо» [4, с. 30]. Здание Приказной палаты в своем первоначальном виде не сохранилось, верхний этаж был разобран в 80-е гг. ХУП1 в., а помещения первого этажа вошли в структуру построенного на этом месте Наместнического дворца. Историк архитектуры В. В. Кириллов, анализируя сохранившийся ремезоваский план и проект фасада, находит в композиционном решении этого здания проявление черт и древнерусской архитектуры, и петровской эпохи, выразившихся в формах «нарышкинского барокко» [5, с. 119].
Второй постройкой по проекту С. У. Ремезова был Гостиный двор. В первоначальных вариантах размещения зодчий включал его в периметр городских стен, но впоследствии Гостиный двор был вынесен за пределы Тобольского кремля. Однако само здание представляло собой миниатюрную четырехугольную крепость, по углам укрепленную башнями. Торговые и складские помещения располагались на первом этаже, а на втором находились апартаменты для проживания приезжих купцов. Со двора оба этажа объединялись двухъярусной арочной галереей, идущей по всему периметру здания. Лавки обращены были во внутренний двор, что обеспечивало надежную охрану товаров. Такой принцип Гостиного двора, относился к типу закрытого торгового комплекса, что являлось характерной чертой древнерусской архитектуры. В европейской России в это время начали строить гостиные дворы другого, так называемого «открытого типа», когда лавки располагались с внешней стороны здания. Тобольский Гостиный двор по внешнему виду сохранял крепостной характер, что, нужно отметить, помогало ему вписаться в образно-стилистическое решение кремлевской площади и способствовало со-подчиненности сооружений, находящихся на ней.
Не менее интересной постройкой по проекту С. Ремезова стала Рентерея - это южные ворота кремля, обращенные к нижнему городу. При подходе к кремлю с подгорной южной стороны это здание оказывалось первым, с которым встречался зритель, поднимаясь в нагорную часть. Поэтому функционально здание Рентереи оказалось очень важным в системе не только кремля, но города в целом. С одной стороны, С. Ремезов исходил из исторической предопределенности, проектируя данное строение, так как на Прямском или как его тогда называли Софийском взвозе уже находились деревянные ворота. С другой стороны, ему необходимо было вместо них поставить новое строение, но найти для него такое место, чтобы комплекс Софийского двора органично соединился с ансамблем Воеводского, олицетворяя собой духовно-админи-
стративный центр Сибири. Кроме того, ворота должны были стать главной, парадной входной частью из нижнего подгорного посада в верхний. Следовательно, облик этих ворот должен был быть архитектурно выразительным. Поэтому зодчий проектирует многоярусную постройку: по его задумке над арками ворот должна была размещаться палата для хранения государственной казны, а над ней башенка с шатровым завершением, увенчанным двуглавым орлом. Таким образом, Рентерея должна была организовать не только взаимосвязь архитектурных объектов по горизонтали, но и явиться вертикальной осью в заданной симметрии двух холмов. Проектируемое здание С. Ремезов назвал «Дмитриевскими воротами», вкладывая в название идейно-политический смысл. Так как на день св. Димитрия Солунского пришлась победа Ермака над Кучумом, что в свою очередь знаменовало факт присоединения Сибири к Русскому государству. Однако выбранное С. Ремезовым название в народном сознании не прижилось, уступив первенство другим, официально несанкционированным наименованиям. Ворота называли Рентереей, так как в помещениях, расположенных над воротами, хранили ясак в виде «мягкой рухляди» и другие государственные подати и ренты, собранные с сибирского населения. Кроме того, эту постройку называли Шведской палатой, ибо для ее возведения использовался труд сосланных после Полтавской битвы пленных шведов. Однако Рентерея, по целому стечению обстоятельств, не была построена в том виде, как она задумывалась С. Ремезо-вым. Удалось осуществить только два ее нижних яруса, в одном из которых располагались арки для ворот, в другом - казенные палаты. Такой важный образно-выразительный элемент в архитектуре Рентереи как башня с шатровым завершением не был воплощен. А ведь именно эта архитектурно-пластическая деталь своей вертиральной доминантой и симметрично-осевой организацией должна была собрать в единый ансамбль кремля строения, стоящие по две стороны Троицкого мыса. Вместе с тем сама Рентерея приобрела бы триумфальный характер. Идейный замысел С. Ремезова был реализован в 80-90 гг. XVIII в. другим архитектором, А. Гучевым, который также видел, что художественную выразительность кремля можно активизировать вертикальным строением, находящимся на стыке двух холмов, двух частей: светского и духовного административного комплекса. По проекту А. Гу-чева была построена соборная колокольня, которая находилась вблизи Рентереи, но стояла самостоятельно. При взгляде на кремль с нижнего посада, вертикаль колокольни возвышалась над Рентереей, визуально объединяясь с последней в единый образно-пластический объект.
Менее всего известно о такой ремезовской постройке, как Вознесенский собор. Его строительство пришлось на 1710-е гг. Собор был поставлен на самой кромке Троицкого мыса, с южной стороны Воеводского двора. Возможно, оползни грунта нарушили его конструкцию. В 1717 г. в соборе «от тягости» лопнули «проемные связи и между окнами вышибло столб и так все строение упало и рассыпалось» [4, с. 37].
На последнем этапе строительства возводились стены и башни, что свидетельствовало об утрате военно-оборонительного смысла кремля. Ограждение Воеводского двора стенами осуществлялось по новому: постройки входили в линию стен. Таким образом, идея крепостного центра полностью себя изжила, хотя видимость кремля еще сохранялась.
Вероятно, каменное строительство С. Ремезов возглавлял только до 1706 г., затем по болезни ног отошел от дел, объясняя в челобитной, что «обезножил». Но это вовсе не означает,
Библиографический список
что его творческая судьба завершилась. Напротив, освободилось больше времени для художественных трудов.
Так, не менее значительной гранью его творчества являлось изобразительное художество, оно проявилось уже в географических чертежах и картах, в рисунках лицевой рукописи, но наиболее полно воплотилось в его работах живописного характера. В документах сохранились лишь краткие сведения об этом. В 1696 г. «написал выносную часовню для по-ставления на реке Иртыше иорданнаго освящения воды», в 1697 г., сверх служеб, сработал, сшил и написал мастерских конных и пешим полкам седмь камчатных знамен», в 1713 г. возглавлял артель живописцев, работавших над картинами в губернаторском доме. Ссыльный шведский капитан Филипп Табберт (Страленберг) в своей книге сообщает о встречах с С. У. Ремезовым, называя его художником. В переписной книге по Тобольску за 1710 г. С. Ремезов называет себя икон-ником. Однако подписных произведений этого мастера не известно. Но исследователи верят в успех новых открытий. В начале 2000-х гг. В.Н. Алексеев выдвинул гипотезу ремезов-ского авторства иконы «София Премудрость Слова Божия», из иконостаса Софийского собора в Тобольске [6, с. 105-126].
Удивительной кажется судьба этого служилого человека из далекой сибирской провинции, который выполнял сколь разносторонние обязанности, чтобы Сибирь была осознана частью Российского государства. Выполняя служебные поручения по «учинению чертежей уездов, сел и деревень», он оставляет атласы «всех сибирских землиц», оказавшись у «городового каменного строения», он воздвиг единственный за Уралом каменный ансамбль Тобольского кремля [1, с. 43]. В процессе выполнения картографической, архитектурной и разнообразной другой государевой службы начались и его этнографические и археологические занятия, которые нашли реализацию в его литературной деятельности.
С.У. Ремезов - личность уникальная, многогранная, продуктивная. Но весь его жизненный заряд, стимул всей его деятельности, во многом определялся глубокой патриотичностью, преданностью «государеву делу», верой в промысел Божий. Все эти качества были заложены в него дедом и отцом еще в раннем возрасте. Обладая трезвым практицизмом, С. Ремезов был наделен высокой степенью художественного таланта. Это свое чутье, изобразительный дар вносил в самые разные области выполняемой работы. Он был поистине художником, человеком органичным, творчески подходил к жизни: образовываясь через книги, он овладевал науками как ремеслом, и в то же время хранил традиции и опыт отцов. Он и новатор, и защитник привычных ценностей родной «старины». «Его новации росли большей частью из практических потребностей живого дела, фигура (С. Ремезова) отчетливо демонстрирует органичность культурной реформы (Петра), исходящей не из одной только нетерпеливой воли самодержца, но из назревших потребностей страны» [7, с. 39].
Труды С. У. Ремезова:
1. Херографическая чертежная книга хранится в
Гуфтоновской библиотеке Гарвардского колледжа (США) за №59-2045.
2. Служебная чертежная книга хранится в Отделе
рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ, Санкт-Петербург), Эрмитажное собрание № 237.
3. Чертежная книга Сибири 1701 г. хранится в Отделе
рукописей Российской государственной библиотеке (ОР РГБ, Москва), Румянцевское собрание № 346.
4. История Сибирская хранится в Библиотеке Российской Академии наук (БАН, Санкт-Петербург), Отдел рукописей, 16.16.5.
1. Дергачева-Скоп, Е.И. Ремезовская летопись: история открытия, рукописи, издания / Е.И. Дергачева-Скоп, В.Н. Алексеев // Семен Ремезов и русская культура второй половины XVII - XVII! веков. Тобольск, 2005.
2. Гольденберг, Л. А. Изограф земли сибирской. Жизнь и труды Семена Ремезова. - Магадан, 1990.
3. Очерки русской литературы Сибири. В 2-х тт. Новосибирск: «Наука» сибирское отделение, 1982. - Т. 1.
4. Копылова, С.В. Каменное строительство в Сибири. Конец 17 - 18 в. - Новосибирск: «Наука» сибирское отделение, 1979.
5. Кириллов, В В. Постройки Семена Ремезова в Тобольске. (Приказная палата и Дмитриевские ворота Тобольского кремля) // «Архитектурное наследство». - М., 1962. - Вып.14.
6. Алексеев, В.Н. Новонайденная икона С.У. Ремезова «София Премудрость Божия» из Тобольского Успенского Софийского собора // Семен Ремезов и русская культура второй половины XVII - XVII1 веков. - Тобольск, 2005.
7. Герчук, Ю.Я. С.У. Ремезов. На пути из Средневековья в Новое время // Семен Ремезов и русская культура второй половины XVII - XVII1 веков. - Тобольск, 2005.
Статья поступила в редакцию 4.09.09
УДК 7.032.1, 294.3
Е.А. Антипова, соискатель, г. Барнаул, E-mail: Hellen 1982@mail.ru
АТРИБУЦИЯ ДВУХ СКУЛЬПТУРНЫХ ИЗОБРАЖЕНИЙ АВАЛОКИТЕШВАРЫ ИЗ ФОНДОВ БИЙСКОГО КРАЕВЕДЧЕСКОГО МУЗЕЯ ИМ. В.В. БИАНКИ.
В работе обосновывается необходимость описания и изучения коллекций буддийского искусства, находящихся в собрании музеев России для введения их в научный оборот, содержится иконометрический и иконографический анализ двух бронзовых статуэток Авалокитеш-вары-Падмапани из собрания Бийского краеведческого музея им. В.В. Бианки.
Ключевые слова: атрибуция памятников искусства, буддийское искусство, ламаистская скульптура Монголии, бодхисатва, Авало-китешвара, иконометрические каноны, иконография буддизма.
Многие музеи России имеют в своем собрании коллекции буддийской пластики. Большинство из этих коллекций не изучены. В связи с этим одной из главных проблем остается проблема описания, атрибуции, каталогизации и введения в научный оборот собрания культовой пластики. Это позволит ввести эти коллекции в постоянные экспозиции музеев.
Атрибуция памятников искусства - одна из важных и трудоемких процедур в изучении буддийского искусства. Образ того или иного буддийского божества, запечатленного в скульптуру, можно определить, используя уже существующие и разработанные методики по идентификации. Но, как правило, издания, содержащие методики идентификации изображений божеств буддийского пантеона, стали раритетами и часто отсутствуют даже в крупных библиотеках, что весьма осложняет процесс. Также достаточно сложно распознать школу, место и время изготовления, практически невозможно и точно определить автора скульптуры. Для того чтобы это сделать, подчас необходимо изучить огромный круг различных источников: от канонических сочинений до этнографических исследований. В этом заключается особенность данной темы, заставляющей обращаться к истории культуры монгольского народа, в тесном соприкосновении с другими странами, повлиявшими на историю Монголии.
Монгольский народ обладает самобытной, своеобразной и колоритной культурой, ценным наследием, неотъемлемой частью которого является и буддийское искусство.
Исследователь Ксения Максимовна Герасимова пишет: «Реализация канона даже в пределах культового искусства зависела от исторического опыта художественной школы той национальной среды, в которой осуществлялось внешнее оформление религиозной обрядности. Исходные формы канона получали национальную интерпретацию. Поэтому начатая работа по изучению теоретических принципов буддийского искусства должна найти продолжение в анализе памятников живописи и скульптуры, это необходимо и для конкретизации теоретических построений и для практического изучения конкретных художественных памятников национальных школ» [1, с. 298].
Появление на Алтае коллекции буддийской пластики не случайно. Фактором, способствовавшим распространению буддийских святынь, были оживленные торговые связи с Монголией и Китаем. Здесь большую роль сыграл Чуйский тракт, связывающий Россию с Монголией и начинающийся с города Бийска. Там оседали предметы ламаистского культа, привозимые купцами из соседних стран. По просьбам ученых и по собственной инициативе бийские купцы собирали монгольские рукописи, книги, предметы быта и культа. В истории Сибири остались фамилии знатных бийчан - Потарского М. П. и Васенёва А.Д. Последний был известен как исследователь Китая и Монголии. Алексей Данилович опубликовал ряд своих дневников и статей, собрал коллекцию предметов ламаистского культа, которая в 1908 году была подарена Том-
скому Государственному университету. Также он составил библиотеку с коллекцией китайских и монгольских книг и рукописей. «Буддийская скульптура, переданная М.П. Потар-ским и А. Д. Васенёвым хранится и в Бийском краеведческом музее им. В.В. Бианки (БКМ)» [2, с. 220 - 221]. Часть скульптуры из фондов музея была передана купцами Потарским М.П. и Васеневым А.Д. Другая часть буддийской пластики в краеведческий музей города Бийска попала в годы Великой отечественной войны. Много скульптур было отдано в фонды музея города в послевоенный период.
Коллекция насчитывает 34 скульптурных изображения божеств ламаистского пантеона. 32 из них отлито из бронзы, а два - вырезаны из дерева и тонированы.
Атрибуцией коллекции буддийской скульптуры из собрания БКМ им. В.В. Бианки занимались Леонова Л. И., Ша-раева Т.С., Ефремова М.В., Малофиенко Е.А., Бардалеева С.Б. Ими была сделана попытка идентифицировать мелкую пластику, выявить страну ее изготовления и примерную дату, определить сохранность. В результате исследования не вся коллекция была точно определена и верно атрибутирована.
Проблема генезиса ламаистского искусства, вопросы происхождения тех или иных элементов в художественной культуре достаточно сложны, для их решения потребуется приложить еще немало усилий. Но сейчас на основе анализа коллекции Бийского краеведческого музея им. В.В. Бианки, мы можем сделать ряд выводов и заключений, позволяющих расширить наши знания об искусстве буддизма в целом, и монгольском искусстве в частности.
В целом коллекция краеведческого музея города Бийска является неоднородной, но стилистическая близость этих скульптур позволяет отнести их происхождение к одному региону. Эти статуэтки можно отнести к тем «школам», которые имели распространение на территории Монголии. Можно выделить два направления развития: произведения, принадлежащие к традиции Дзанабадзара и произведения, связанные с общим направлением развития ламаистской скульптуры, представляющие стили других «школ» Монголии и иных буддийских регионов.
По технике это литые бронзовые изображения с чеканкой. Некоторые из них являются внутри полыми. Скульптура из коллекции Бийского краеведческого музея не имеет вложений, видимо они были извлечены и не сохранились.
В коллекции музея одиннадцать изображений будд, четыре изображения лам, один йидам, девять бодхисатв, три тары, четыре докшита.
Наибольшей популярностью в Монголии пользовались изображения бодхисатв. Это существа, достигшие совершенства, но отказавшиеся от нирваны, чтоб помогать всем живущим на пути к спасению. Как правило, они изображались в «теле блаженства» (санскр.: 8атЪИ(^акауа) и имели парадный облик: богатые наряды, украшения. Существовали общие правила, регламентирующие набор украшений и предметов оде-
