CC BY
133
УДК 94:329.055.1(82)«19» ББК 66.3 (7 Арг)
ПРАВЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ В АРГЕНТИНЕ XX ВЕКА: МЕЖДУ КАТОЛИЧЕСКИМ ТРАДИЦИОНАЛИЗМОМ И ФАШИЗМОМ
Даниэль Львович,
доктор, профессор истории Национального университета им. генерала Сармьенто в Буэнос-Айресе, независимый исследователь Национального совета по исследованию науки и техники Аргентины (Буэнос-Айрес, Аргентина) daniel.lvovich@gmail.com
Перевод с испанского М. В. Шуруповой
Аннотация. В данной статье рассматривается историческое развитие правого национализма в Аргентине ХХв., в частности, в период с 1920 по 1955 г. Изучены идеологические и организационные характеристики правых групп, проведен анализ связи католицизма и фашистских течений. Ключевые слова: правый национализм, фашизм, католицизм.
RIGHT-WING NATIONALISM IN ARGENTINA IN THE TWENTIETH CENTURY: BETWEEN CATHOLIC TRADITIONALISM AND FASCISM
Daniel Lvovich,
Professor, National University of General Sarmiento, Buenos Aires, Argentina and independent researcher, National Scientific and Technical Research Council, Buenos Aires
Abstract. This article discusses the historical development of right-wing nationalism in Argentina in the twentieth century, particularly in the period between 1920 to 1955. The article considers the ideological and organizational characteristics of the major right-wing groups as well as the relationship between Catholicism and fascist tendencies.
Key words: right-wing nationalism, fascism, Catholicism.
На протяжении всего XX в., и особенно в «эпоху фашизма», в Европе и в Аргентине действовали политические организации, которые можно отнести к разряду правых, а точнее, к политическому блоку, который Пьер-Анри Тагиефф определил как «национализм националистов» [1]. Хотя в некоторых случаях националисты смогли получить определенную поддержку избирателей и установить власть над обществом, им так и не удалось организовать массовые выступления. Таким образом, на протяжении большей части двадцатого столетия они не могли оказывать влияние на определенные сферы политической и культурной жизни,
а также на вооруженные силы и службы безопасности Аргентины.
В первой половине прошлого века идеология различных националистических групп Аргентины подверглась глубоким изменениям. Это касалось их общественного и политического влияния, а также социального состава их организаций. В то же время у националистов имелись организации, которые претерпели только одно или несколько изменений. В результате появились такие понятия, как «олигархический национализм», «профашизм», «элитарный национализм». Каковы же те общие черты, которые позволяют отне-
272 -
сти эти группы к так называемому «правому национализму»?
Во-первых, это такие общие для всех националистов установки, как антилиберализм, корпоративизм и антилевые настроения, а также претензия на принадлежность к католицизму. Отличительной особенностью идеологии правых националистов, несмотря на некоторые исключения, стало отождествление их целей с устремлениями католической церкви. То же самое можно сказать и про антисемитизм, который в разной степени присутствовал в идеологии большинства националистических групп.
Во-вторых, рассмотрение нации в качестве культурно-монолитного блока, гарантией сохранения которого стало бы иерархически организованное общество. В рамках этого мировоззрения правые националисты были противниками участия женщин в политической жизни и позиционировали их исключительно на вторых ролях.
В-третьих, их характеризовало декадентское и конспирологическое видение истории и политики, вследствие чего значительная часть их политических выступлений носила форму разоблачения «заговоров» и призыва к «крестовому походу» для завоевания собственной страны.
Можно сказать, что национализм в Аргентине был двояким явлением. С одной стороны, его питательной средой был традиционализм: сохранение общественного порядка, ностальгия по идеализированному прошлому, восприятие народа как угрозы (либо как незначительного по своему влиянию актора). Всё это легло в основу теории, которую условно можно назвать «аристократической». В самых радикальных версиях речь шла об антимодер-нистком и ретроградном настрое. С другой стороны, постоянно призывая к созданию иерархически организованного общества и заявляя о своей принадлежности к католицизму, национализм инспирировал создание течения, которое ставило своей целью т. н. «народную мобилизацию», демонстрировало беспокойство о социальных условиях жизни людей и антикапитализм. Таким образом, речь шла о «плебейской, народной оболочке» правого национализма, выступавшего за установление антикоммунистического — и в то же время революционного — режима, который был бы авторитарным, но справедливым.
Всё это и стало сутью так называемой Нацио-
~ *
нальнои революции .
* Имеется в виду период правления Х. Д. Перона (1946—1955), когда он кардинально изменил традиционную экономическую и социальную политику, желая соз-
Национализм до национализма
В последней четверти XIX в., в период развития активных иммиграционных потоков, в Аргентине шли процессы формирования нации. Этот процесс протекал параллельно со становлением европейских наций, а также в обстановке международных дебатов по вопросу о критериях понятия нации; важным этапом тогдашнего развития стала и империалистическая экспансия, имевшая своей целью установление контроля над значительной частью неевропейского мира.
Стремление живших в Аргентине иностранцев не принимать гражданство превращало их в национальный анклав, который мог бы нарушить культурное единство Аргентины и способствовать интервенции других государств. Это было особенно заметно на примере итальянской иммиграции, воспринимавшейся в качестве островного анклава в Ла Плата. Возникали опасения в связи с тем, что иностранцы заявят о своих правах и создадут автономные регионы, как бы перенеся страну своего происхождения (т. е. европейскую страну) в Аргентину. Отсутствие у иностранцев желания принимать гражданство пробудило в высших слоях общества беспокойство относительно возможностей успешного создания в стране политически цивилизованного социума. Наконец, сомнения в отношении того, какую пользу принесли Аргентине иммигранты, и предвзятое отношение к тем, кто смог быстро разбогатеть, спровоцировали огромное количество ксенофобских выступлений. И вместе с тем не оспаривалась потребность экономики в притоке рабочей силы из-за границы.
В начале 1890-х гг. представители различных точек зрения основывались на либеральной и космополитической концепции нации, зафиксированной в Конституции 1853 г., в соответствии с которой нация представала как политический организм, основанный на договоре добровольного участия. Подобное понимание нации гарантировало большую свободу и терпимость по отношению к иностранцам, с тем чтобы они поставили свою культурную и экономическую деятельность на пользу страны. В этот период стараниями элиты в качестве основополагающего утвердилось культурное понятие нации, в соответствии с которым ее отличительные черты складываются с момента формирования самой страны, нация есть единый живой организм, использующий единый язык. Из этого вытекала не-
дать «Новую Аргентину», идущую по «третьему пути» развития (не капитализм и не социализм) социальной справедливости (хустисиализм), политического суверенитета и экономической независимости. — Прим. ред.
обходимость сохранения и защиты специфических особенностей нации.
Однако в конце XIX в. имели место многочисленные попытки подвергнуть пересмотру данную концепцию, что вылилось в дебаты о необходимости вести образование на национальном языке, вводить в школах занятия по физической и стрелковой подготовке; также велись острые споры по вопросу о понимании патриотизма.
В последовавшие затем десятилетия понятие нации продолжало сужаться и одновременно углубляться. В конце XIX в. уже оформились идеи, которые в 1920-е гг. легли в основу концепций националистов. Однако отправной точкой в появлении правого национализма стала проведенная во втором десятилетии XX в. политическая реформа, покончившая с установившимся с 1880-х гг. олигархическим режимом и открывшая дорогу демократии, основой которой стало введение всеобщего избирательного права для мужского населения.
Несмотря на то, что занявший в 1916 г. пост президента страны Иполито Иригойен не был сторонником экономических перемен, которые могли бы поставить под вопрос социальное положение элиты, некоторые ее слои восприняли происходившее как радикализм власти и в силу этого — как растущую угрозу. В свидетельствах консерваторов радикально настроенные массы представали как темная масса, несшая в себе непредсказуемую и зачастую иррациональную угрозу. Консерваторы рассматривали правительство как не способное решить проблемы страны, а ирригойенизм — как временное явление, которое должно уступить дорогу новой власти.
Когда в России после революции 1917 г. к власти пришли большевики, господствующие классы Запада ощутили страх перед «красным террором». Не стала исключением и Аргентина. Неудивительно, что события «трагической недели» 1919 г.* рассматривались консерваторами как свидетельство существования революционной угрозы со стороны находившихся у власти радикалов**, бездействовавших, как им казалось, перед лицом общественного конфликта. Поэтому создание Лиги патриотов стало попыткой правящих элит сформировать — в ответ на репрессии, развязанные правительством в 1919 г., — военизированные подразделения, способные вмешаться в гражданский конфликт.
* Речь идет о баррикадных боях пролетариата Буэнос-Айреса в январе 1919 г. — Прим. ред.
** Здесь и далее под понятиями «радикалы», «радика-
лизм» понимаются политика и деятели партии радикалов (официальное название — Гражданско-радикальный союз). — Прим. ред.
Лига патриотов Аргентины была основана в 1919 г. при поддержке основных предпринимательских организаций, католической церкви, армии и влиятельных слоев городского и сельского среднего и высшего классов, включая некоторых членов Гражданско-радикального союза. В 1920-е гг. — период своего расцвета — организация насчитывала 41 женскую и 550 мужских бригад, всего более 12 тыс. членов, что было практически идентично составу Социалистической партии. Основной целью, прописанной в уставе Лиги, было взаимодействие с движением анархистов, призывавших к насилию и штрейкбрехерству.
Как подчеркивала Сандра Дойч, Лига носила преимущественно антилевую, но не антилиберальную направленность. В редких случаях она всё же выступала на стороне конституционного порядка [2]. Агрессивный характер, согласие на применение политического насилия превратили Лигу в предшественницу националистических групп, которые десятилетием позже станут весьма многочисленными. Отличием Лиги от этих групп стало отрицание ею либеральной демократии; в силу этого ее можно квалифицировать как контрреволюционную организацию.
Определяющую роль в деле перехода части политической элиты на антилиберальные и националистические позиции сыграли события «трагической недели». Воглавлял этот процесс Леополь-до Лугонес*** — один из ярчайших умов Аргентины того времени. Не менее значительным был и тот факт, что с 1922 г., после прихода к власти фашизма в Италии, появилась модель политического режима, альтернативного либеральной демократии.
Однако Лугонес быстро оставил надежду создать в Аргентине фашистское движение, похожее на итальянское; задачу восстановления находившегося под угрозой порядка он решил переложить на вооруженные силы. Он винил во всех бедах негодную политическую систему и «иностранных провокаторов», угрожавших, по его мнению, самому существованию страны. В декабре 1924 г. Луго-нес, будучи официальным делегатом от Аргентины, в своей речи в Лиме по случаю столетия битвы при Аякучо перед представителями правительств всех американских государств, призвал вооруженные силы восстановить порядок и социальную ие-
*** Леопольдо Лугонес (1874—1938) — аргентинский прозаик и поэт, один из основоположников модернизма. В молодости он был антиклерикалом, членом Социалистической партии Аргентины, а позднее перешел на позиции крайнего национализма, стал апологетом милитаризма. — Прим. ред.
рархию перед лицом «угрозы со стороны демократии и социализма».
В первой половине 20-х гг. XX в. националистическому движению не удалось создать значимых организаций. Несмотря на то, что в 1927 г. в Буэнос-Айресе была создана Национальная фашистская партия, она распространяла свое влияние лишь на итальянскую диаспору и насчитывала не более 500 последователей.
Рождение правого национализма
После очередной победы Иполито Иригойена на президентских выборах 1928 г. различные отряды оппозиции уже не видели иного выхода из сложившейся недопустимой, по их мнению, ситуации, как обращение к вооруженной силе. В 1916 г. консерваторы рассматривали иригойенизм как временное явление, но укрепление его позиций на протяжении 12 лет привело их к мысли о том, что настал момент призвать к военному вмешательству, способному покончить с «радикальным» правительством.
Критикуя и режим самого Иригойена, консерваторы в то же время расходились во мнениях. Одни считали, что главным недостатком радикального правительства было несоблюдение конституционных законов. Другие же, по словам издания «Ла Фронда», видели корень зла в существовании демократии. С 1928 г. вышеупомянутое издание начало призывать к изменению политического режима, ставя под вопрос демократию и избирательный закон. Оно находилось под влиянием различных европейских концепций авторитарного толка, в особенности идей Шарля Морраса*.
По мере роста популярности авторитарных идей в вооруженных силах менялись и настроения консервативных кругов. Военные собрали опубликованные в газете «Ла Насьон» в 1927 и 1930 гг. статьи Леопольдо Лугонеса, в которых содержались антилиберальные призывы, и издали их в начале сентября 1930 г. отдельным сборником под названием «Сильная Родина». Экземпляры бесплатно распространялись среди соратников. Еще в июле 1930 г., во время дружеского обеда с представителями вооруженных сил, Лугонес напрямую призвал офицеров к борьбе за власть.
На фоне этих менявшихся настроений появляется первая националистически заостренная газета «Ла Нуэва Република», которая начала регулярно издаваться с конца 1927 г. Став печатным органом многочисленной группы образованных молодых
* Шарль Моррас — французский политик радикально-националистического толка. — Прим. ред.
людей, многие из которых были тесно связаны с передовыми слоями общества, издание превратилось в доктринальный политический орган оппозиции. Редколлегию составляли выходцы из семей Буэнос-Айреса и прибрежной зоны. Взгляды этих молодых людей были весьма разнородны. Здесь были и яростные противники либеральной демократии и режима Иригойена — в частности, католики и испанисты. Одни вдохновлялись идеями Шарля Морраса и «Аксьон Франсез», другие были последователями Бенедетто Кроче, философа-спиритуалиста Джорджа Сантаяна и Эдмунда Бёрка, третья группа придерживалась традиционного католического антимодернизма.
С самого первого своего выпуска «Ла Нуэва Република» придерживалась того мнения, что Аргентина переживает глубокий кризис, спровоцированный «интеллектуальной дезориентацией, демагогией, разграблением государства и нежеланием работать». Всё это, по мнению издания, ставило под угрозу существование Конституции 1853 г. Декларировалось, что для противостояния этому газета стала оплотом «патриотизма и морали», а одновременно — республиканским и антидемократическим печатным органом. Неореспубликанцы сходились во мнении, что демократия и либерализм «естественным образом» приводят к социализму, хаосу или иностранному господству, и далеко не только потому, что волеизъявление народа, выраженное в системе всеобщего избирательного права, разрушало все рамки и границы. Развитие демократии воспринималось как результат заговора. «Духовный упадок» молодежи воспринимался как результат «хитроумной пропаганды со стороны антикатолических сил, финансируемой иностранными государствами». Утверждалось, что демократия уходит своими корнями в протестантизм, которому всегда был свойствен революционный настрой. Также утверждалось, что за нападками либералов в адрес церкви и ее руководства скрывалась тесная связь с «масонами, протестантами и евреями». Помимо этих «всем известных врагов порядка, иерархии и церкви», естественно, существовали и более «близкие» недруги, такие как радикалы и коммунисты. Не смогли избежать критики неореспубликанцев и традиционные группы консерваторов. Неореспубликанцы обвиняли консервативную оппозицию в приверженности к либеральной демократии и в применении тех же самых демагогических методов, которые применяли радикалы. Неореспубликанцы считали, что тот факт, что республиканцы перестали быть «партией порядка», свидетельствовал о невозможности для них стать правящей партией.
В 1929 г. ряд членов этой группы образовал Республиканскую лигу с целью противостоять — посредством печатной и устной пропаганды либо прямых действий — «господству демагогической политики». Взгляды членов Лиги были обряжены в конституционалистские одежды, а их достаточно умеренная и малоактивная уличная деятельность имела мало общего с французскими «Камело дю руа»* или итальянскими «Фаши ди комбатименто».
В результате военного переворота 1930 г. «Ла Нуэва Република» отвергла идеи республиканизма и перешла на позиции корпоративизма. Речь шла о радикализации позиций неореспубликанцев, в частности, еще большем укоренении идей антисемитизма. Вскоре после переворота группа интеллигенции города Кордовы под руководством Нимио де Анкины опубликовала «Манифест кор-поративистского суда». Родольфо Иразуста** прокомментировал его следующим образом: «Не вызывает никаких сомнений, что общественная жизнь нуждается в корпоративной системе, ее установление весьма облегчит общественное представительство» [3]. В феврале-марте 1931 г. сам Иразуста предложил генералу Урибуру план реорганизации органов власти на местах и центрального (общенационального) правительства. В местных органах власти предлагалось совмещать территориальное и корпоративное представительство, а центральную власть было предложено организовать в чисто корпоративистском духе [4].
В эти годы в рядах неореспубликанцев зародились идеи, постепенно ставшие националистическими. Именно тогда идеологи национализма создают образ финансового капитала, тесно связанного с международными интересами, а следовательно, не озабоченного интересами национальными. Так появилась «аристократия без любви к своей стране, без сострадания к народу, без национальной солидарности» [5]. Аргентина же представала в их работах как страна, зависимая от иностранных, в основном британских, инвестиций, а финансовый капитал — как институт, который с помощью юридических норм установил в стране режим плутократии.
* Camelots du roi — политическое движение во Франции, члены которого продавали на улицах газету профашистской организации «Аксьон франсез», сторонники Ш. Морраса. — Прим. ред.
** Родольфо Иразуста (1897—1967) — аргентинский писатель и политик, один из лидеров националистического движения 1920—1930-х гг. С ним тесно сотрудничал его младший брат Хулио Иразуста (1899—1982). — Прим. ред.
Журнал «Критерио» как объединение националистов и католиков
В марте 1928 г. в Буэнос-Айресе выходит в свет журнал «Критерио», который стал самым влиятельным католическим изданием на протяжении всего ХХ столетия. Несмотря на то, что за свою долгую историю представители «Критерио» отмежевывались от католицизма, было очевидно, какого направления они придерживались в своих первых публикациях. «Критерио» родился из симбиоза с новым националистическим движением Аргентины.
В 1928 г. один из авторов «Критерио» — писатель Мануэль Гальвес не раз высказывался в защиту современных диктатур, считая их корни исключительно греко-латинскими и католическими, а их достоинства он усматривал в их способности возродить классические формы политики, утвердить превосходство духовного над материальным, разума над инстинктами. Гальвес видел корень современного зла в порожденном Руссо романтизме, следствием которого, по его мнению, стали демократия, социализм и борьба против «порядка и иерархии». Писатель восхвалял фашистский режим в Италии и диктатуры в Испании, Португалии, Польше, Греции и Чили в силу того, что «все они восстановили иерархический порядок, уважение к власти, поставили церковь на свое законное место, ввели религиозное образование и боролись против аморальности» [6]. Будучи частью католического мира, Аргентина, как он считал, не могла избежать определенных закономерностей развития. В его понимании аргентинский романтизм был символом того же самого зла, а выход он усматривал в следовании образцу тех стран, которые были для него примером.
Правительство Иригойена также не избежало критики со стороны «Критерио», которая, однако, была более умеренной, чем критика со стороны «Ла Нуэва Република». С конца 1929 г. «Критерио» стал сильно зависеть от архиепископства Буэнос-Айреса, а свобода действий его создателей оказалась сильно ограничена. Одной из главных причин благожелательного отношения к церкви стало беспокойство в связи с растущим влиянием национализма в его публикациях. «Критерио» кардинально пересмотрел свою линию и, не отказываясь от антилиберальных и антидемократических суждений, главной своей задачей поставил борьбу против национализма, при этом пропагандируя преимущества теологии перед политикой.
Задачу покончить с национализмом во имя религиозного универсализма взял на себя молодой священник и теолог Хулио Мейнвиль, превратившийся в дальнейшем, вплоть до начала 1970-х гг.,
в одну из важнейших фигур фундаментального католицизма.
Мейнвиль постоянно говорил о зависимости политики от церковной морали, отстаивал право церкви на вмешательство в политику с целью защиты собственных постулатов (о чем свидетельствовало осуждение социализма, содержавшееся в Rerum Novarum, или порицание национализма Папой Римским Пием XI), но без использования чисто политических мотивов, как это делала организация «Аксьон Франсез» [7]. Будучи согласен с Лугоне-сом в плане необходимости учредить такое государство, которое было бы способно восстановить порядок, священник замечал, что поэт не был в силах объяснить конституционные принципы предлагавшегося им порядка, а также не мог отказаться от своего агностицизма. Для Мейнвиля «порядок был одной из реальностей теологии», моделью он считал средневековье.
В понимании Мейнвиля национализм являлся частью либерализма. Он предлагал создать полицейское государство, которое жестко защищало бы общественную мораль, покончило бы с порнографией, а также с такими «ошибочными доктринами», как либерализм, социализм, и «детищами обоих» — анархизмом и большевизмом [8].
Как и все католики, «Критерио» поддержал государственный переворот, подчеркнув, что он должен способствовать не только смене людей во властных структурах, но и переструктурированию всей политической системы. В глазах «Критерио» режим, избранный в результате всеобщего голосования, был бы гибельным [9]. Предлагалась конституционная реформа, которая должна была покончить с любым риском возвращения во власть радикалов или установления демократии.
Военный переворот 1930 г. и развитие правого национализма
Коалиция, возникшая в результате переворота, была весьма неоднородной. Она охватила как зарождавшееся движение националистов, так и другие секторы, противостоявшие правительству Ири-гойена и имевшие после его свержения различное видение развития событий. С известной долей схематизма можно сказать, что в то время как самые радикальные группировки стремились полностью трансформировать политическую систему и устранить или ограничить всеобщее голосование и парламент, традиционные консерваторы намеревались покончить с планами Иригойена, чтобы в дальнейшем перейти к учредительной системе.
Такой же водораздел существовал и среди вооруженных сил. Разные точки зрения были представ-
лены генералами Хосе Урибуру и Агустином Ху-сто. Первый продвигал свой учредительный проект с оттенком корпоративизма, второй, будучи приверженцем традиционного консерватизма, не был готов реформировать основы политической системы Аргентины.
Произошедший 6 сентября 1930 г. государственный переворот основывался, таким образом, на весьма неоднородной идеологии. Успеху переворота способствовали и преклонный возраст самого Иригойена, которому уже было трудно исполнять свои обязанности, и отход от него приверженцев радикальной партии, и негативные последствия мирового экономического кризиса 1929 г. для экономики Аргентины.
Правительство генерала Урибуру с самого начала стало проводить политику жесткого подавления любых течений в рабочем движении — анархизма, радикализма и коммунизма.
В последние месяцы 1930 г. как Урибуру, так и временный губернатор Кордовы Карлос Ибаргу-рен, стремились преобразовать политическую систему Аргентины на основе корпоративизма. Однако данное предложение не нашло поддержки политических партий, способствовавших свержению правительства Иригойена.
Ответным шагом стала попытка оказать давление на противников при помощи Гражданского легиона — вооруженной группы, официально признанной в мае 1931 г. Гражданский легион находился под контролем армии и предназначался для помощи правительству в поддержании порядка и борьбы с так называемой «внутренней угрозой». Такие действия способствовали усилению враждебности элиты в отношении политического курса Урибуру. Таким образом, президент вынужден был признать необходимость проведения выборов, которые в итоге состоялись 8 ноября 1931 г.
Когда Урибуру, наконец, назначил выборы, неореспубликанцы объявили о своем разочаровании в нем и заявили о том, что консервативная олигархия отдалила существующий режим от намеченных «революционных целей». Неприятие режима, согласившегося на проведение выборов, сопровождалось явной заинтересованностью олигархии в Конституции 1853 г., которая в октябре 1931 г. была объявлена «несоответствующей интересам народа».
Режим Урибуру был подвергнут жесткой критике, согласно которой он «под предлогом сдерживания демагогии» проводил антинародную политику. В этом просматривалась позиция ряда неореспубликанцев, разочаровавшихся в деятельности Урибуру, который пересмотрел свое отношение к радикалам.
С приходом к власти правительства генерала Хусто национализм в Аргентине подвергся глубоким изменениям. В 1932—1943 гг. это течение переживало период расцвета: из небольшой группы интеллигенции оно переросло в мощное движение во главе с военными. В Аргентине того времени, чья экономика сильно пострадала от мирового экономического кризиса 1929 г., националисты выступили с критикой политического либерализма, на который они возлагали ответственность за сложившуюся в стране ситуацию. Они сумели привлечь на свою сторону широкие слои, разделявшие их позиции. Однако, несмотря на это, националисты так и не смогли ни сформировать единый фронт, ни создать политическую партию.
Несмотря на раздробленность аргентинского националистического движения, его лидерам удалось разработать собственную идеологию, воспринятую широкими кругами аргентинского общества. Основными вдохновителями националистов 1930-х гг. стали европейские вдохновители «консервативной революции», чье влияние уже было заметно в газете «Ла Нуэва Република»: Шарль Мор-рас, Хилари Белок, Освальд Шпенглер, Николай Бердяев и Рамиро де Маэцу.
Объединения националистов следовали то традиции Фомы Аквинского, то выступали в качестве сторонников европейского фашизма в лице его лидеров — от Муссолини и Гитлера до Освальда Мосли. После смерти генерала Урибуру в 1932 г. националисты провозгласили культ его личности, приверженность которому стала определяющей для различных группировок первой половины 1930-х гг. Во второй половине 1930-х гг. началась гражданская война в Испании, которая рассматривалась многими националистами как подлинный крестовый поход и превратилась в своего рода связующее звено, объединившее прежде разрозненные националистические группировки.
Националистические организации и печатные издания
На протяжении 1930-х гг. количество националистических организаций заметно возросло. Среди приблизительно сорока существовавших в то время групп наиболее значимыми были: «Гражданский легион Аргентины» (ГЛА), «Националистическое действие Аргентины» (НДА), «Становление новой Аргентины» (СНА) и «Альянс националистической молодежи» (АНМ).
В начале 1930-х гг. Гражданский легион, обученный армейскими офицерами и находившийся под началом полковников Кинкелина и Хуана Мо-лины, был единственной организацией национали-
стов. Согласно своей программе и уставу, ГЛА позиционировал себя как защитник целей революции 1930 г., выступал за корпоративное государство, за наделение городских и сельских трудящихся собственностью, за запрет всем родившимся за границей занимать руководящие должности и за законы, регламентирующие положение иммигрантов. Также ГЛА выступал за искоренение марксизма и ликвидацию любых политических партий. Массовая база Легиона в начале 1930-х гг. была весьма широкой, только в Буэнос-Айресе насчитывалось около 30 тыс. его сторонников.
В 1932 г. из Легиона выделилось «Националистическое действие Аргентины», поставившее своей целью «защиту порядка перед лицом коммунизма и революции» и запрет любых партий. Однако НДА не сумело собрать под свои знамена все националистические организации и даже в момент своего расцвета насчитывало не более 15 тыс. членов. В мае 1933 г. организация была переименована и стала называться «Становление новой Аргентины» (СНА), ее возглавил Хуан Рамос, уважаемый адвокат и близкий друг Урибуру. Программа движения, насчитывавшего около 15 тыс. последователей, провозглашала своей целью установление кор-поративистского государства.
Одновременно с Гражданским легионом и СНА, в начале 1930-х гг. имелось множество немногочисленных националистических организаций, среди которых были «Республиканское объединение Гражданского легиона», «Народная комиссия Аргентины против коммунизма», основанная антикоммунистом-фанатиком и антисемитом Кар-лосом Сильвейрой, «Майский легион», «Националистическая гражданская милиция», «Социальная молодежная федерация Аргентины» и «Трудовой Национализм».
Многие националисты начала 1930-х гг. имели аристократическое происхождение и сами принадлежали к кругам той самой олигархии, которую они ругали. В основном это были крупные землевладельцы, связанные между собой родственными или политическими узами.
В конце 1930-х — начале 1940-х гг. наиболее значимой националистической организацией становится «Альянс националистической молодежи», основанный в 1937 г. членами студенческой секции Гражданского легиона. Причиной раскола послужил революционный настрой ГЛА. Союз был по преимуществу молодежной организацией, но в его рядах находились и люди более старшего возраста.
Важную роль в разработке и распространении идеологии национализма сыграла пресса. Наиболее значимыми печатными изданиями того време-
ни были «Бандера Архентина» и «Крисоль»*. Газета «Бандера Архентина» впервые вышла в свет в августе 1932 г. и издавалась вплоть до 1940 г. Официально издание не было связано ни с одной из существовавших националистических организаций, за исключением периода с мая 1933 по конец 1934 г., когда газета стала печатным органом организации «Становление новой Аргентины» и выходила с одноименным названием. Издание высказывалось в пользу идеи восстановления в Аргентине профашистского режима, однако это не мешало ему поддерживать отношения с Президентом Хусто и консерваторами. Такая частая смена приоритетов изданием и его редактором Хуаном Карульей подвергалась жесткой критике со стороны радикальных националистов.
Иначе складывалась судьба газеты «Крисоль», редактором которой стал Энрике Осес. Газета выходила в Буэнос-Айресе в 1932—1944 гг., так же как и издававшаяся в 1939—1944 гг. под редакцией того же Энрике Осеса «Эль Памперо». На протяжении всех лет своего существования «Крисоль» был органом пронацистской агитации, направленной на широкие массы. В 1930-е гг. Осес посредством своих газет и издательского дома «Ла Масор-ка» неустанно пропагандировал антилиберализм, антикоммунизм и антисемитизм, поддерживал тесные связи с различными националистическими организациями. Также Осес хотел провозгласить себя единственным лидером националистов, однако организации, к которым он принадлежал, так и не пришли к единому мнению по этому вопросу.
Среди других печатных изданий в Буэнос-Айресе следует выделить «Кабильдо» под редакцией Мануэля Фреско и «Ла Фронда», на чьих страницах уживались идеи традиционных консерваторов и членов крайне правых организаций.
В то время как «Бандера Архентина» и «Кри-соль» представляли собой небольшие газеты и были посвящены исключительно политической агитации и пропаганде, «Капитул» и «Памперо» размещали на своих страницах и другую информацию, в особенности спортивную, что делало их привлекательными для широкой публики. Ежедневный тираж «Эль Памперо» достигал 75 тыс. экземпляров, в то время как «Бандера Архентина» — лишь 7 тыс., а «Крисоль» и «Кабильдо» — 4 тыс. В свою очередь, немецкие дипломатические источники ссылались на широкое распространение «Кабильдо», ти-
* Подобные «говорящие» названия были не случайны. «Бандера Архентина» («Bandera Argentina») означает в переводе «флаг Аргентины», а «Крисоль» («Crisol») — тигель, плавильный котел. — Прим. ред.
раж которого достигал 50 тыс. экземпляров и был популярен даже среди «трудового народа».
Среди журналов можно отметить «Эль Фор-тин», редактором которого был Роберто де Лафар-рере, «Чоке» (тираж — 5 тыс. экземпляров в месяц), «Ла вос дель Плата» (3 тыс. экземпляров), «ЛаМа-рома» (2 тыс.), «Нуэва Политика», «Кларинада», «Нуэво орден», «Реновасьон», <Моменто Архенти-но» и «Френте архентино». Многие издания тайно финансировались национал-социалистским режимом Германии, немецкими компаниями в Аргентине или информационным агентством Тга^Осеап. Среди них также были «Бандера Архентина», «Кабильдо», «Кларинада», «Ла Фронда», «Крисоль» и «Эль Памперо».
Еще одной общей чертой всех националистических организаций было восхваление мужской физической силы, молодости, героических подвигов и владения боевыми искусствами. Видение женщин было весьма традиционным: им отводилась роль зависящих от мужчин домохозяек и хранительниц домашнего очага. Таким образом, появление женщин на рынке труда, их активное участие в политической жизни страны и в избирательных кампаниях, и особенно движение феминизма националисты считали подрывной тенденцией, свойственной либералам и «левым».
Политические идеологии и практики
Еще в момент своего возникновения националистические группы были тесно связаны с церковью и ее организациями. Даже группировки, провозглашавшие себя фашистскими, считались католическими, единственным исключением был уже упоминавшийся Леопольдо Лугонес. Наиболее яркий пример принадлежности к католицизму можно найти в изданиях «Кларинада» и «Крисоль», пропагандировавших религию в качестве национальной аргентинской идеологии, — подобно тому как это делали и национал-социалисты. Но такой подход вызывал неприятие со стороны церкви.
Так, в 1935 г. она подвергла критике «Кри-соль» — издание, «неоднократно называвшее себя католическим и поддерживавшее церковь», но одновременно с этим твердо «выступавшее в защиту национал-социализма в Германии». Католики подчеркивали, что идеи, излагавшиеся в «Крисоль», считавшим себя католическим изданием, «дезориентируют доверчивых читателей», которые ищут на его страницах католическую проблематику» [10].
Антилиберальный характер, этатизм и корпоративизм стали основными чертами национализма. А демократия, всеобщие выборы и парламентаризм превратились для них в постоянные объекты
- 279
для насмешек и критики. На протяжении всего десятилетия 1930-х гг. провозглашение «коммунистической угрозы» и борьба с реальными или вымышленными коммунистами стали главными в повестке дня националистов.
Национализм 1930-х гг. неоднозначно оценивал роль народа. С одной стороны, превозносились лидеры, герои, диктаторы либо активные меньшинства, противопоставлявшиеся «пассивному народу». Так, Эктор Ламбиас утверждал, что сама идея власти кроется «в пагубной склонности к доминированию», а Нимио де Анкин полагал, что историю создает «мужественная воля» «свободных, умных и сильных» меньшинств [11]. С другой же стороны, ряд группировок стремился превратить национализм в массовое движение. Вместе с тем издатели «ИльМаттино д'Италиа» в 1933 г. говорили об отличиях итальянского фашизма, который они квалифицировали как «революционное движение, носящее народный характер и связанное с массами», от аргентинского национализма, олицетворявшего в их глазах в большей степени «патриотизм», но не слишком связанного с народом.
В ответ аргентинские националисты («Банде-ра Архентина») замечали, что «небольшие масштабы» их движения не препятствовали их стремлению влиять на жизнь трудящихся и сократить разницу в положении различных социальных слоев [12].
Действительно, с начала 1930-х гг. значительная часть националистических групп, вдохновившись «Хартией труда» фашистской Италии и энцикликой Папы Римского «В сороковой год», появившейся в 1931 г., стала во всеуслышание призывать к социальной справедливости. Например, Карлос Ибаргурен утверждал в 1936 г., что государство должно защитить трудящихся и обеспечить их работой, гарантировать равное распределение, социальное обеспечение и охрану здоровья, «чтобы все рабочие могли жить достойно» [13].
В своем большинстве националисты не возражали против участия иностранного капитала в экономике страны. Газета «Бандера Архентина» писала, что отказ от иностранного капитала неприемлем: это вызвало бы экономический застой и изоляцию страны. И вместе с тем, несмотря на это, главной идеей национализма 1930-х — начала 1940-х гг. стал антиимпериализм. Основным произведением того времени стала работа братьев Хулио и Родольфо Иразуста «Аргентина и Британская империя». В ней подвергался критике британский и американский империализм, выражалось неприятие политики отказа от экономической независимости и самого демократического режима. Ряд националистических группировок отождествлял себя
с различными консервативными режимами (авторитарными или фашистскими), но общей для аргентинского национализма была необходимость отстаивания национальной специфики.
Особенностью аргентинского национализма было то, что его представители поддерживали контакты с консервативными кругами и тесно сотрудничали с генералом Хусто. Помимо этого, следует подчеркнуть, что национализм импонировал аргентинским военным, которые его поддерживали. Примером может послужить командующий 3-й дивизией генерал Хулио Коста, считавший национализм «правильным учением» и призывавший националистов шире развернуть антикоммунистическую деятельность [14]. Также было неудивительно, что многие активисты и лидеры националистов выступали с лекциями перед военными и публиковали статьи в военном журнале «Ревиста милитар».
Националистические организации 1930-х гг. ввели в свою практику применение силы против манифестаций, а также против партии радикалов, профсоюзов, газет социалистической и коммунистической направленности. На счету националистов — убийства ряда военных и лидеров левых (например, депутата Кордовы Хосе Гевары), организация покушений (пример — социалист Альфре-до Паласиос).
В этот же период «Альянс националистической молодежи» (АНМ) превращается в стремительно развивающуюся праворадикальную организацию, занимавшуюся популяризацией национализма. АНМ придал националистическому движению радикальный характер, что позволило ему привлечь в свои ряды еще 30—50 тыс. последователей по всей стране. Согласно документу «Постулаты нашей борьбы», АНМ предлагал учредить корпоративное государство, в котором католицизм станет официальной религией, исчезнут политические партии, личная свобода будет ограничена в пользу национальных интересов и по той же причине будет ограничено право частной собственности. АНМ отличался от своих предшественников в первую очередь своими экономическими идеями, предлагая взять под контроль государства весь существующий капитал, упорядочить экономику для того чтобы «избежать проявления личного интереса, способного причинить вред общему делу». Предлагалось также национализировать нефть, передать под контроль государства образование и здравоохранение, уменьшить деятельность иностранного капитала, разделить землю и передать ее тем, кто ее обрабатывает. Проявление подобной позиции, включавшей в себя желание мобилизовать народные массы и декларировать социальную справедливость, по-
зволили многим исследователям классифицировать АНМ как фашистскую группировку.
Призывая рабочих праздновать 1 мая и стремясь возглавить посвященные Дню труда торжественные мероприятия, АНМ пытался «присвоить» эту дату. Его лозунги были наполнены антикапиталистическим духом и призывали к социальной справедливости. По самым скромным подсчетам, в мероприятиях, проводившихся АНМ с 1938 по 1943 г. (в 1943 г. на базе АНМ был создан «Освободительный националистический союз»), участвовали более 10 тыс. сторонников.
Вместе с тем пропаганда национализма со стороны АНМ была не слишком успешной: недоверие вызывали раздававшиеся одновременно призывы как антидемократического, так и революционного содержания, которые не затрагивали проблематику социальной справедливости.
В конце 1930-х-начале 1940-х гг. национализм получил еще более широкое распространение. Социальный состав движения изменился. В рядах националистов значительно уменьшилось представительство высших слоев, зато наблюдался рост числа представителей среднего класса, среди которых было много детей иммигрантов. Количество националистов в Аргентине 1930-х — 1940-х гг., по некоторым оценкам, достигало 300 тыс. человек. Вполне возможно, что эти цифры преувеличены, но они демонстрируют масштабы распространения национализма.
Ряд организаций намеревался завоевать власть на выборах, а другие считали, что для свержения правительства необходимо применить силу. Одну из подобных попыток предпринял в 1941 г. отставной генерал Молина, и это побудило многих лидеров националистов активно призывать в свои ряды военных.
В 1930-е — 1940-е гг. общим знаменателем многочисленных националистических групп стал антисемитизм. Они находились и под влиянием международного антисемитизма. Антисемитские дискуссии были развернуты в прессе, выпады против евреев присутствовали в памфлетах, листовках, уличных плакатах, имели место в рамках общественных мероприятий. Исключений было мало, можно выделить лишь Лугонеса, который неоднократно высказывался против антисемитизма. Миф о «всемирном еврейском заговоре» умело использовался многочисленными лидерами правых националистов. В 1930-е гг. стараниями националистов было сформировано представление о евреях как об «универсальном враге», который соединял и совмещал в себе все отрицательные качества коммунизма, капитализма и империализма. Нормой стали многочисленные нападки на еврейские организа-
ции и СМИ. Имелись случаи избиения евреев, закладывание взрывчатки на их рабочих местах или в домах, но жертв тогда удалось избежать.
В каждом номере «Крисоль» несколько статей неизменно посвящались «еврейскому вопросу», в них содержались резкие антисемитские выпады. Хотя издание и называло себя христианским, но явно выступало в поддержку политики Гитлера. Еще более радикальным в этом отношении был журнал «Кларинада», одержимый идеями антисемитизма. Он издавался в 1937—1945 гг., получая финансирование благодаря рекламе национальной нефтяной компании. С 1940 г. издание выходило с подзаголовком «Антикоммунистический и антииудейский журнал».
Как указывалось выше, предпринятая АНМ популяризация национализма сосуществовала в его дискурсе с призывами к революции. Но важной частью его идеологии был и антисемитизм. АНМ был первой из крупнейших националистических организаций, включивших «еврейский вопрос» в свою программу, определив «проблему евреев как одну из самых важных». Члены АНМ выступали за запрет въезда в страну выходцев из Израиля и призывали «покончить с их пагубным влиянием на правительство, экономику и культуру» [15]. С другой стороны, Освободительная националистическая партия не была допущена на муниципальные выборы 1943 г., т. к. выдвинула слишком жесткую антисемитскую программу и выступила за депортацию евреев.
Несмотря на то, что распространение антисемитизма спровоцировало ряд столкновений, оно не повлекло за собой организации масштабных движений. В этом плане Аргентина, безусловно, контрастирует с казусом Канады, где в январе 1939 г. 128 тыс. франкоканадцев направили в парламент письмо с требованием запретить въезд в страну евреям-иммигрантам и тем евреям, которые бежали от преследований.
Национализм и перонизм
4 июня 1943 г. военные свергли президента Ка-стильо. С самого начала военный режим получил поддержку со стороны националистических организаций и католической церкви, но всё изменилось, когда в правительстве стали доминировать либеральные идеи.
С июня по октябрь 1943 г. в кабинете министров, состоявшем исключительно из военных, появились как националисты, так и либералы. В этот период военное правительство преследовало и заключило под стражу многих сторонников коммунизма, распустило основной профцентр страны, созданный в свое время коммунистами и социали-
стами. Военные вмешивались и в университетскую жизнь, назначая ректорами праворадикальных деятелей. В октябре 1943 г. был реорганизован состав правительства: главенствующую роль в нем стали играть националисты. На первом этапе деятельности военного правительства важным властным инструментом стала «Группа объединенных офицеров» (ГОУ), а с октября 1943 г. она превратилась в главенствующий институт. ГОУ имела антилевую и антилиберальную направленность, она проповедовала католицизм и выступала за иерархически организованное общество, что совпадало с позицией националистов.
С октября 1943 г. националисты и католики вошли в состав центрального правительства и местных органов власти, в руководящий состав университетов, углубляя тем самым антилиберальный настрой и авторитаризм военного режима. Всё это позволило оппозиции приравнять их к нацистам.
В этот период была сделана попытка возродить национал-католический режим. Военные доверили националистам и католикам контроль за идеологическим аппаратом государства, начались политические репрессии, ограничение свобод, в том числе религиозных. Были реорганизованы руководящие органы еще остававшихся нетронутыми университетов, многие из преподавателей были уволены, правительство ввело запрет на политические партии и на деятельность различных антифашистских групп, была ограничена свобода слова, а в муниципальных школах было введено обязательное католическое образование.
В январе 1944 г. международное положение Аргентины было довольно неопределенным: характер военных действий в Европе и постоянное давление США не позволяли властям и дальше придерживаться принципа нейтралитета.
После ряда дипломатических инцидентов Аргентина 26 января 1944 г. разорвала отношения со странами «оси». Для националистов принятые меры были равносильны предательству идеи революции. В частности, был подвергнут жесткой критике один из влиятельнейших политиков того периода Хуан Доминго Перон.
Разрыв отношений со странами «оси» способствовал передаче власти от президента Рамиреса генералу Фаррелю. В правительстве Фарреля националисты получили посты министров иностранных и внутренних дел, социального развития, образования и юстиции.
Но имели место и антисемитские акции, как, например, отзыв юристов из институтов еврейской диаспоры и удаление лиц еврейской национальности с госслужбы и из системы образования.
С первых шагов военного правительства Перо-на особое внимание было уделено рабочей политике. Власть стала опираться на профсоюзы (находившиеся под ее же контролем), важнейшее значение придавалось секретариату (министерству) труда и социального обеспечения. Такая политика вызвала несогласие националистов, считавших ее «демагогической» и опасавшихся, что она «приведет к социализму» и нарушит стабильность в стране.
Но были и политики, поддержавшие подобные действия Перона и охарактеризовавшие их как материализацию принципов Национальной революции. В августе 1944 г. Мануэль Гальвес опубликовал статью, в которой он сравнивал Перона с Ири-гойеном и утверждал, что «революция 4 июня является самым значимым событием для пролетариата. А самое прекрасное в этой революции — это деятельность самого Перона».
Идя вверх по ступеням власти, Перон занимал всё более высокие посты в правительстве. Он стал военным министром и вице-президентом, что позволило ему с успехом противостоять националистам, а особенно — профашистски и антисемитски настроенному Луису Перлингеру. При Пероне деятельность правительства приобрела более либеральную направленность, что проявилось в объявлении войны Германии и Японии 27 марта 1945 г.
Неприятие Пероном неприкрыто фашистских и антисемитски настроенных членов кабинета имело свою подпитку в философии нового политического реализма, который вскрывал сущность международных националистических течений.
Основываясь на немецких и британских источниках, Игнасио Клич доказал, что документы, якобы свидетельствовавшие о связях Перона с национал-социалистским режимом Германии, полностью фальсифицированы [16]. Ярлык «нацистского агента» был навешен на Перона спецслужбами США, которые так же поступили и в отношении режима Рамиреса, когда убедились, что он не порвет отношений со странами «оси», не получив в качестве компенсации вооружения. Образ Перона как «фашиста и антисемита» был представлен Спрулем Браденом в его «Синей книге», где он пытался показать, почему США были настроены против Перона.
На выборах 1946 г. участие националистов не было столь значимым, и Хуан Доминго Перон был избран Президентом. Во время его правления националисты стремительно теряли свои позиции и не получали от него поддержки, поскольку он не придавал значения их деятельности. В первые месяцы правления Перона националисты еще занимали некоторые должности в правительстве, но позже были полностью отстранены от власти. К 1947 г.
в правительстве практически не осталось ни одного деятеля националистического толка, значительная часть националистических организаций была расформирована, их печатные издания прекратили свое существование. Многие националистически настроенные интеллектуалы преподавали в национальных университетах, работали в судебной системе. Для борьбы с коммунистами Перон использовал Национально-освободительный союз, но на выборах 1948 г. его представители набрали незначительное количество голосов.
С 1951 г. стал стремительно распадаться и союз Перона с церковью. В этом вопросе большинство националистов поддержали церковь, объявив себя католиками, боровшимися против «тоталитаризма Перона». Некоторое ухудшение ситуации в экономике и привлечение североамериканского капитала лишь усилило критику националистов в адрес пе-ронистского кабинета. Окончательный разрыв произошел в 1954 г., когда усилился конфликт с церковью. Тогда многие националисты примкнули к Демократическому союзу. Выступив заодно с армией, многие из них стали участниками военного переворота 1955 г.
Во второй половине ХХ в. право-националистические течения не достигли никаких выдающихся результатов. В 1960-е гг. появились новые организации, как, например, «Националистическое движение Такуара», но их деятельность не была успешной и не имела большого значения. Националисты стали частью правого крыла перонизма, а их идеология наложила отпечаток на политические режимы, существовавшие в Аргентине в 1966—1973 гг. и 1976—1983 гг.
Примечания:
1. Taguieff, P. A. El nacionalismo de los 'nacionalistas'. Un problema para la historia de las ideas políticas en Francia // Teorías del nacionalismo / Comps. G. Delan-noi, P. A. Taguieff. — Barcelona, 1993. — P. 156.
2. McGee Deutsch, S. Counterrevolution in Argentina 1900—1932. The Argentine Patriotic League. — Lincoln & London, 1986.
3. Irazusta, R. La Revolución Americana // La Nueva República. — 1930. — 8 de noviembre. — P. 1.
4. Irazusta, R. Proyecto para la organización provisional del gobierno municipal (16 de febrero de 1931) // Irazusta, J. El pensamiento político nacionalista. — Buenos Aires, 1975. — t. II. — P. 148—151 h Formación de los poderes de la República // Ibid. — P. 152— 165.
5. Irazusta, R. Ernesto Tornquist y Cía // La Nueva República. 1930. — 28 de junio. — P. 1.
6. Gálvez, M. Interpretación de las dictaduras // Criterio. — 1928. 11 de octubre. — Año I, N°32. — P. 44.
7. Cm.: Meinvielle, J. Teología y Política // Criterio. — 1929. — 10 de diciembre. — Año II, N°94. — 491—492 h Sobre la Iglesia y la política // Criterio. — 1930. — 10 de abril. — Año III, N°110. — P. 446—447.
8. Meinvielle, J. El Estado Gendarme // Criterio. — 1931. — 1° de enero. — Año III, N°148. — P. 13—14.
9. Editorial: «El manifiesto del gobierno provisorio» // Criterio. — 1930. — 9 de octubre. — Año III, N°136. — P. 461—462.
10. La exaltación del nacional — socialismo // Boletín Oficial de la Acción Católica Argentina. Publicación quincenal de la Junta Nacional. — 1935. 1° de septiembre. — Año V, N°105. — P. 564—565.
11. Lambías, H. El Pueblo // Baluarte. — 1934. — marzo-abril. — N°19; Crisol. — 1936. — 4 de octubre y 10 de noviembre.
12. Nacionalismo argentino y fascismo italiano // Bandera Argentina. — 1933. — 8 de enero. — P. 1.
13. Ibarguren, F. Orígenes del nacionalismo argentino (1927—1937). — Buenos Aires, 1969. — P. 350.
14. Carta del Comandante de la 3° división del Ejército, general Julio L. Costa, al Presidente Agustín P. Justo (confidencial), Paraná, 2 de septiembre de 1936 // A.G.N., Fondo Agustín P. Justo, Caja 55, Documento 10, folio 17.
15. Alianza de la Juventud Nacionalista. Postulados de Nuestra Lucha, s/f,
16. Klich, I. Perón, Braden y el antisemitismo: opinión pública e imagen internacional // Ciclos en la historia, la economía y la sociedad. — 1992. — 1° semestre. — Año II, N° 2.
- 283
