CC BY
137
Международное право
УДК 343.2/7 A.B. Марченко*
Правовой порядок
разграничения процедур экстрадиции1 и передачи военных преступников международным уголовным трибуналам или Международному уголовному суду
Статья посвящена актуальной проблеме развития института экстрадиции в России. Раскрыт особый правовой режим для передачи военных преступников за совершенные преступления против мира и человечности международным трибуналам и Международному уголовному суду. Дано понятие военных преступлений по Уголовному кодексу Российской Федерации по которым предусмотрена процедура выдачи преступников. Обосновано разграничение понятий «экстрадиция» и «передача» военных преступников как самостоятельных юридических процедур.
The article is devoted to the issue of the day concerning the development of extradition institution in Russia. The author treats the subject of a special legal regime of war criminal's extradition to international tribunal and International criminal court for crimes against world peace and humanity. The author defines the term of military crimes according to Criminal code of Russian Federation that allow the procedure of extradition. The author proves differentiation of such definitions as «extradition» and «surrender or transfer» the military criminals as self-independent course of law as well.
Проблема выдачи преступников, в т.ч. и военных, является одной из самых сложных в борьбе с преступностью. В этом смысле опыт развития института экстрадиции (передачи) военных преступников есть источник совершенствования современного законодательства в данном вопросе, являющийся гарантом внутренней безопасности нашего государства.
Необходимо отметить, что в настоящее время большинство международных договоров предусматривают: «Предметом выдачи не могут быть воинские преступления, не являющиеся правонарушениями по общеуголовному праву»2.
* Начальник кафедры теории и истории государства и права Санкт-Петербургского военного института внутренних войск МВД России, кандидат юридических наук, доцент, полковник.
Международное право
Вопросы совершенствования процесса выдачи военнослужащих в основном связаны с нарушениями правил ведения войны. Можно согласиться с А. Нейером в том, что юридический запрет на использование в военных действиях запрещённых методов и средств исходит из того, что война, ведущаяся неконтролируемым образом, превращается из войны как ultima ratio («последний довод») в войну как проявление ultima rabies («крайней, необузданной ярости»)3.
Необузданная, яростная война без всяких правил и ограничений слишком хорошо знакома европейской (в т.ч. и российской) юридической практике. Для того чтобы узнать о подобных «деяниях», вовсе не обязательно изучать анналы истории - достаточно прослушать любой выпуск телевизионных новостей, просмотреть газеты и т.д.
Первые попытки создания международной системы ответственности за нарушение права войны были предприняты после окончания Первой мировой войны.
11 ноября 1918 г. была образована Союзническая комиссия для установления ответственности «военных преступников» (этот термин был использован впервые). В Версальском мирном договоре предлагалось привлечь к ответственности кайзера Вильгельма II и других обвиняемых в военных преступлениях граждан Германии, а также создать международный суд и национальные суды для процессов над военными преступниками всех видов. Эти предложения не были воплощены в жизнь: кайзер спасся бегством в Голландию, которая отказалась его выдать, а те немногие из военных преступников, которые подверглись судебному преследованию, были оправданы или получили чисто символическое наказание4. Ко времени Первой мировой войны некоторые нарушения законов и обычаев войны были сформулированы в Гаагских конвенциях 1899 г. и 1907 г.
В 1945 г. Устав Нюрнбергского трибунала определил военные преступления (ст. 6) как:
- убийства, истязания или увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированной территории;
- убийства или истязания военнопленных или лиц, находящихся в море;
- убийства заложников;
- разграбление общественной или частной собственности;
- бессмысленное разрушение городов или деревень;
- разорение, не оправданное военной необходимостью;
- другие преступления.
Т.е. дан перечень международных преступлений, влекущих обязательную выдачу (передачу), выделенных из преступлений общего характера5.
Одним из наиболее значимых источников права, устанавливающих преступность нарушений правил и обычаев ведения военных действий, считаются Дополнительные протоколы I и II 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г.6 (далее - Дополнительный протокол II). При этом по-настоящему «революционное» значение имеет Дополнительный протокол II, установивший ряд преступных нарушений, совершаемых в ходе конфликтов немеждународного характера. В нем в качестве серьезных нарушений правил ведения таких конфликтов, помимо предусмотренных общей для Женевских конвенций ст. 3, названы следующие (ст. 13-18):
- акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население;
- использование голода среди гражданского населения в качестве метода ведения военных действий;
- нападение, уничтожение, вывоз или приведение в негодность объектов, необходимых для выживания гражданского населения;
- нападение на установки и сооружения, содержащие опасные силы;
- совершение каких-либо враждебных актов, направленных против тех исторических памятников, произведений искусства или мест отправления культа, которые составляют культурное или духовное наследие народа;
- перемещение гражданского населения по причинам, связанным вооруженным конфликтом.
Внутренний вооруженный конфликт определяется как конфликт между повстанческими группами, сражающимися против правительства, в случае если они осуществляют контроль над территорией и населением и могут вести военные действия7 .
В то же время, с точки зрения А. Нейера, военные преступления, совершенные во время международных и внутренних вооруженных конфликтов, подпадают под действие Женевских конвенций: «Хотя между ними есть некоторые различия, но военные преступления, совершенные во внутреннем вооруженном конфликте, остаются военными преступлениями»8, а лица, их совершившие, подлежат выдаче (передаче) для уголовного преследования.
Марченко A.B. Правовой порядок разграничения процедур экстрадиции и передачи военных преступников...
Классификация таких преступлений и детализация судопроизводства получили развитие в Уставах Нюрнбергского, Токийского, Югославского трибуналов и Международного трибунала для Руанды9.
Таким образом, был установлен особый правовой режим для выдачи (передачи) военных преступников государству, на территории которого они совершили преступления. Московская декларация 1943 г. закрепила обязанность участников отсылать военных преступников «в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны»10. В мирных договорах 1947 г. содержались нормы, согласно которым выдаче подлежали собственные граждане из числа военных преступников (ст. 45 Мирного договора с Италией, ст. 6 -с Румынией и Венгрией). В 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН предложила принять меры для розыска, ареста и высылки военных преступников в те страны, где они совершили преступления для суда и наказания по законам этих стран11. Примерно через год Генеральная Ассамблея вновь потребовала «продолжать с неустанной энергией выполнять лежащие на государствах обязанности по выдаче и преданию суду преступников войны»12.
Какие преступления по УК РФ могут быть отнесены к военным? Ответить на этот вопрос возможно, используя определение «военное преступление», применимое к международному уголовному праву, из которого, собственно, эти нормы и были имплементированы в УК РФ13.
При этом следует исходить из двух обстоятельств: во-первых, военное преступление представляет собой прямое нарушение установленных принципами и нормами международного права законов и обычаев войны, правил ведения военных действий, во-вторых, военное преступление может быть совершено только в период вооруженного конфликта как международного, так и немеждународного характера. Т.е. нормы, выработанные Международным уголовным судом, могут явиться неоценимым источником для уголовного и уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации по вопросам ответственности военнослужащих за военные преступления. Вопрос экстрадиции особенно актуален, когда военные преступники скрываются от правосудия на территории других государств.
Сотрудничество государств с международными уголовными трибуналами (МУТ) предусматривает сравнительно широкий диапазон различных действий, среди которых, несомненно, одно из центральных мест занимает процедура передачи лиц. Не случайно в специальной литературе арест и передача обвиняемых, которые должны предстать перед трибуналами, рассматриваются как один из краеугольных камней, на которые опираются Уставы МУТ14.
Создание международных уголовных трибуналов инициировало появление новых правовых механизмов, обеспечивающих присутствие обвиняемых в суде, которые, по нашему мнению, принципиально отличались от экстрадиции. Именно учреждение МУТ, но в большей степени Международного уголовного суда (МУС)15 актуализировало проблему разграничения процедур экстрадиции и передачи лиц, поскольку уже в самом начале указанного процесса (т.е. создания новых органов международной уголовной юстиции) было ясно, что применение новых моделей сотрудничества с МУТ и их дифференциация с уже существующими моделями межгосударственной правовой помощи по уголовным делам являются неизбежными.
При рассмотрении проблем передачи военных преступников МУТ необходимо иметь в виду и немаловажный терминологический момент. Уставы обоих трибуналов не использовали термина «extradition». Ст. 28 Устава МУТ по Руанде и ст. 29 Устава МУТ по бывшей Югославии используют термины: в английской версии - «surrender or transfer», во французской ? «la transfert ou la traduction» («передача» или «перевод»)16. Термин «экстрадиция» не фигурировал ни в Докладе Генерального секретаря ООН в связи с учреждением МУТ по бывшей Югославии17, ни в соответствующих резолюциях Совета Безопасности.
Римский статут, как и Уставы МУТ по бывшей Югославии и Руанде, предусматривает передачу лиц, которой посвящены ст. 89, 90, 91, 101, 102. В частности, согласно ч. 1 ст. 89, Суд может препроводить просьбу об аресте и передаче лица вместе с подкрепляющими эту просьбу материалами, указанными в ст. 91, любому государству, на территории которого может находиться военный преступник, и обратиться к этому государству с просьбой о сотрудничестве в производстве ареста и передаче такого лица. Государства-участники в соответствии с положениями настоящей части и процедурой, предусмотренной их национальным законодательством, выполняют просьбы о производстве ареста и передаче.
С учетом возможности коллизии норм национального права и положений Статута, в ст. 102 была проведена дифференциация понятий «экстрадиция» (extradition) и «передача» (surrender), в соответствии с которыми «передача» означает доставку лица государством в Суд в соответствии со Статутом, а «экстрадиция» - доставку лица одним государством в другое в соответствии с
Международное право
положениями международного договора, конвенции или актов национального законодательства. Эти различия, касающиеся содержания указанных понятий, выходят далеко за рамки терминологических характеристик. Именно указанное разграничение позволило устранить такое фундаментальное препятствие для функционирования МУС18, как невыдача собственных граждан - важнейший критерий, отличающий процедуру экстрадиции от передачи лиц.
Вопрос о передаче обвиняемых Суду, включая и собственных граждан, был решен двумя важнейшими аргументами. Во-первых, применение принципа дополнительности позволяет самим государствам осуществлять преследование своих граждан, избегая необходимости передавать их Суду. Во-вторых, получила четкое выражение позиция, согласно которой передача военных преступников МУС кардинально отличается от межгосударственной экстрадиции не только терминологически, но и содержательно. Таким образом, Статут не предоставил государствам-участникам основания для того, чтобы отказывать в передаче своих граждан19.
Подход, использованный в Статуте в отношении передачи лиц Суду, как правило, не создает противоречий с нормами национального права и позволяет к тому же обойти сложные юридические проблемы, с которыми неизбежно сталкивается экстрадиция. Это, например, относится к рассмотрению вопроса о возможности отказа от экстрадиции в связи с политическим характером совершенного преступления, обеспечением соответствующих стандартов правосудия в запрашивающем государстве, применением территориального принципа уголовной юрисдикции и т.д. При этом нормы Статута не предопределяют, как конкретно будет называться и осуществляться, согласно национальному законодательству, процедура передачи лиц МУС. Определяющим в этом вопросе является беспрепятственное осуществление передачи, процедуры которой должны быть менее обременительными, чем те, что применяются в отношении выдачи.
В странах, конституции которых в абсолютно определенной форме запрещают экстрадицию собственных граждан, в т.ч. и России, в связи с ратификацией Римского статута может понадобиться изменение конституции либо соответствующее толкование конституционной нормы. Изменение конституционных положений может быть эффективным, если правила и процедуры, предусмотренные для этого, не являются обременительными и не требуют длительного времени20.
Например, Германия в порядке имплементации своих обязательств по Римскому статуту приняла конституционную поправку, согласно которой допускается передача немцев международному
суду21 .
Решающим аргументом в пользу разграничения рассматриваемых процедур явились различия в субъектах сотрудничества. Так, если при экстрадиции взаимодействуют два государства, то в случае с передачей лиц это, с одной стороны, Международный уголовный суд, а с другой - государство, которому адресуется требование о передаче.
Экстрадиция, в отличие от передачи, предусматривает возможность получения государством как обвиняемого для осуществления уголовного преследования, так и осужденного для исполнения ранее вынесенного приговора. При передаче же речь идет об обвиняемом, который должен предстать перед Международным уголовным судом.
Важнейшей составляющей экстрадиции, в отличие от передачи, лиц является принцип «двойного вменения»22. Если указанный принцип имеет факультативный характер для механизмов оказания правовой помощи по уголовным делам, когда Договаривающиеся Государства могут по своему усмотрению включать его в соответствующие двусторонние и многосторонние соглашения, то в отношении экстрадиции это - непременный атрибут договоров о выдаче. В случае с передачей налицо прямо противоположный подход. Ни Уставы МУТ, ни Римский статут не предусматривают необходимости соблюдения принципа «двойного вменения» для осуществления передачи военных преступников. Например, государство - участник Римского статута не может отказать в передаче лица на том основании, что просьба МУС касается преступления, которое не криминализировано в национальном уголовном законодательстве.
Необходимо отметить, что правовую основу экстрадиции составляют международные договоры и национальные законы о выдаче. Что же касается передачи, то она осуществляется в соответствии с нормами Римского статута, Правилами процедуры и доказывания, а также национальными законами о сотрудничестве с Международным уголовным судом. Теперь можно однозначно констатировать, что передача лиц и экстрадиция - это существенным образом различающиеся правовые процедуры, которые еще предстоит имплементировать в национальное уголовное и уголовно-процессуальное законодательство Российской Федерации.
Таким образом, как показывает развитие международного уголовного права, процесса и национального законодательства, учреждение Международного уголовного суда актуализировало проблему разграничения экстрадиции и передачи военных преступников. Последняя является
Пурэв Эрдэнебаатар. Особенности государственной службы Монголии
самостоятельной юридической процедурой, реализуемой в отношениях государств-участников с МУС, на которую не распространяется ни одно из экстрадиционных ограничений, применяемых в межгосударственной практике, включая невыдачу собственных граждан.
Представленная картина созданной согласно Статуту Международного уголовного суда системы международного сотрудничества и уголовной помощи позволяет сделать однозначный вывод. Институт экстрадиции военных преступников через обозначенный в системе институт передачи лиц суду является нормативным источником для развития уголовно-процессуального права России, что в целом служит укреплению внутренней безопасности нашего государства.
1 Термины «выдача» и «экстрадиция» рассматриваются как идентичные.
2 См., напр.: Договор между РФ и Республикой Индией о взаимной правовой помощи по уголовным делам от 21 декабря 1998 г. (п. 1 ст. 5). Ратифицирован 8 апреля 2000 r. // СЗ РФ. 2000. № 15. Ст. 1537; № 28. Ст. 2884.
3 См.: Neier A. War Crimes: Brutality, Genocide, Terror and the Struggle for Justice. L., 1998. P. 12-13.
4 См.: Flores J.-L. L'empechement des violations du droit di guerre // Revue international de la Croix-Rouge. 1991. Mai - Juin. № 789. P. 264 (English version).
5 См.: Женевская конвенция о защите жертв войны от 12 августа 1949 r. с Дополнительным протоколом 1977 r. М., 1997.
6 См.: Документы ООН/А/32/114. Приложения I и II.
7 Более подробно см.: Адельханян Р.А. Военные преступления в современном праве. М., 2003. С. 38-42.
8 Neier A. Op. cit. P. 233-234.
9 См.: Действующее международное право: В 3 т. / Сост. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. Т. 1. М., 1996.
10 Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Т. 1. М., 1946. С. 418.
11 См.: Резолюции, принятые Генеральной Ассамблеей на первой части I сессии. Лондон, 1946. С.10.
12 См.: Резолюции, принятые Генеральной Ассамблеей на II сессии. Нью-Йорк, 1947. С. 62.
13 См.: Адельханян Р.А. Указ. соч. С.127-131.
14 См.: Swart В. International Cooperation and Judicial Assistance - General Problems // The Rome Statute of the International Criminal Court: A Commentary. Vol. II. P. 1690.
15 См.: A/CONF.183/9. Russian. Учреждение 17 июля 1998 г. независимого постоянного Международного уголовного суда (Римский Статут), связанного с системой Организации Объединенных Наций и обладающего юрисдикцией в отношении международных преступлений, было призвано создать прочные гарантии обеспечения международного правосудия и уважения к нему. В настоящее время Россия не является его членом.
16 См.: Экстрадиция в международном уголовном праве: проблемы теории и практики. / H.A. Сафаров. M., 2005. С. 303304.
17 См.: Report of the Secretary-General pursuant to Paragraph 2 of the Security Council Resolution 808 (1993). U.N. Doc. No S/25704 (1993).
18 См.: Сафаров Н.А. Передача лиц Международному уголовному суду и институт экстрадиции: Трудный компромисс / / МЖМП. 2003. № 2. С. 150-167.
19 См. подробнее: Kref C. Penalties, Enforcement and Cooperation in the International Criminal Court Statute (Parts VII, IX, X) // Eur. J. Crime, Criminal L. Criminal Justice. 1998. Vol. 6. No 4. P. 136.
20 См. подробнее: Сафаров Н.А. Ратификация Статута МУС Азербайджанской Республикой: Основные достижения и выявленные трудности // Международный уголовный суд: Ратификация и имплементация на национальном уровне. Материалы региональной конференции. М., 2001.
21 См.: Костенко Н.И. Международная уголовная юстиция. Проблемы развития. М., 2002. С. 354-355.
22 См.: Бойцов А.И. Выдача преступников. СПб., 2004. С. 401-407.
УДК 351
Пурэв Эрдэнебаатар*
Особенности государственной службы Монголии
Статья освещает особенности государственной службы Монголии как правового института.
Особое внимание уделяется аспектам развития законодательства о государственной службе Монголии на основе анализа исторического развития республики, специфики ее правовой системы и государственного устройства. Автор резюмирует итоги реформирования законодательства о государственной службе Монголии 1992-2000 гг.
The article show features of public service of Mongolia as legal institute.
The special attention is given aspects of development of the legislation about public service of Mongolia on the basis of the analysis of historical development of republic, specificity of its legal system and a state system. The author summarizes results of reforming of the legislation about public service of Mongolia of 1992-2000.
* Адъюнкт кафедры административного права Санкт-Петербургского университета МВД России, капитан полиции.
