CC BY
77
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2022. № 2
Научная статья УДК 341
О. В. Кадышева*
ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В ВТО И ЕАЭС
Аннотация. Проблематика международной ответственности остается одной из наиболее дискуссионных тем как в академической литературе, так и в решениях международных судов и арбитражей. Одной из ключевых особенностей ВТО является во многом уникальная система ответственности за нарушения правил ВТО, созданная государствами при ее создании. В силу зна-чительнь х отличий от классического подхода, предусмотренного Проектами статей Комиссии международного права ОНН об ответственности, соответствующие положения ВТО рассматриваются доктриной как нормы lex specialis по отношению к обоим Проектам, при этом имеющими как свои достоинства, так и недостатки. Несмотря на наличие в Договоре о Евразийском экономическом союзе некоторых норм об ответственности государств-членов Союза, эти нормы носят единичный, нескоординированный и узкоспециальный характер и основаны на некритичном заимствовании подходов ВТО, которые на практике оказываются малопригодными для создания единого внутреннего рынка ЕАЭС. Необходимость создания собственного комплекса норм об ответственности в рамках ЕАЭС не должна влечь за собой слепое заимствование ни подходов КМП, ни подходов ВТО, так как это может войти в противоречие с целями евразийской интеграции. В качестве возможного варианта предлагается учесть опыт Суда ЕС, который практически сразу же отказался следовать классическому международно-правовому подходу, предполагающему горизонтальный контроль самих государств за соблюдением норм права ЕС и применением мер горизонтального воздействия к государству-нарушителю.
Ключевые слова: международная ответственность, Проекты статей об ответственности, возмещение ущерба, ВТО, ЕАЭС, lex specialis.
Для цитирования: Кадышева О. В. Правовое регулирование ответственности в ВТО и ЕАЭС // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2022. № 2. С. 25-48.
* Ольга Владимировна Кадышева — кандидат юридических наук, доцент; и. о. заведующего кафедрой международного права, юридический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова (Москва, Россия); o.kadysheva.prikaz@gmail.com © Кадышева О. В., 2022
Введение. Стремительному развитию международной торговли в немалой степени способствует ее либерализация, т. е. процесс постепенного и согласованного снятия государствами тарифных и нетарифных ограничений, которые оказывают негативное влияние на международные торговые отношения в целом. Этот процесс идет как на универсальном уровне, в рамках Организации Объединенных наций (например, ЮНКТАД) и Всемирной торговой организации (ВТО), так и на региональном уровне путем заключения различными группами государств соглашений о зонах свободной торговли (НАФТА (ШМСА), КАФТА, СНГ) или создания таможенных союзов (ЕС, МЕРКОСУР, ЕАЭС), что можно охарактеризовать как процесс селективной (избирательной) либерализации, т. е. для определенной группы государств. И те, и другие формы экономической интеграции обусловливают потребность государств в получении особых преимуществ по отношению к другим государствам, поэтому, например, участие в универсальном сотрудничестве путем членства в ВТО не исключает заключения региональных торговых соглашений, как в форме зон свободной торговли, так и в форме таможенных союзов, которые позволяют более детально и гибко регулировать международную торговлю.
29 мая 2014 г. между Республиками Беларусь, Казахстан и Российской Федерацией заключен Договор о Евразийском Экономическом Союзе (далее — Договор о ЕАЭС). В декабре 2014 г. к нему присоединилась Армения, а в мае 2015 г. — Кыргызстан. При этом Армения, Казахстан, Кыргызстан и Россия являются полноправными членами как ВТО1, так и Евразийского экономического союза (ЕАЭС), что налагает на них обязательства в рамках обеих организаций.
Вопрос соотношения правопорядков ВТО и ЕАЭС, особенно в части возможного «конфликта юрисдикций», действующих судебных и квазисудебных механизмов, является одним из самых актуальных в функционировании ЕАЭС и ВТО и вызывает ряд проблем, уже ставших предметом академических исследований2.
Вместе с тем отечественная доктрина пока обходит стороной вопросы применения и соотношения норм об ответственности в правопо-рядках ВТО и ЕАЭС, при том, что современное право международной ответственности является стремительно развивающейся отраслью международного права, регулирующей исполнение субъектами отношений своих обязательств и последствий в случае их неисполнения. В этом отношении правопорядки ВТО и ЕАЭС обладают своей
1 Кыргызстан — с 20 декабря 1998 года, Армения — с 5 февраля 2003 г., Россия — с 22 августа 2012 г., Казахстан — с 30 ноября 2015 г.
2 См.: Боклан Д. С. Евразийский экономический союз и Всемирная торговая организация: соотношение правовых режимов // Право. Журнал ВШЭ. 2017. № . 2. С. 223-236.
заметной спецификой, которая требует как научного анализа, так и выработки практических рекомендаций.
Как показывает приведенный ниже анализ нормативных документов ЕАЭС, механизмы реализации ответственности в правопорядке ЕАЭС во многом основаны на заимствованиях из правопорядка ВТО, в этой связи важен критический анализ опыта ВТО в разрезе права международной ответственности для того, чтобы понять эффективность этих механизмов для идущей в рамках ЕАЭС региональной либерализации торговли как основного направления интеграционных процессов.
Общие вопросы ответственности в международном праве. Особая роль в развитии права международной ответственности принадлежит Комиссии международного права Организации Объединенных наций (КМП ООН), которая разработала Проект статей об ответственности государств3 и Проект статей об ответственности международных организаций4 (далее совместно — Проекты статей), в соответствии с которыми каждое международно-противоправное деяние государства либо международной организации влечет за собой международную ответственность государства или международной организации соответственно5. Международно-противоправное деяние государства имеет место, когда какое-либо поведение, состоящее в действии или бездействии, присваивается государству (международной организации) по международному праву и представляет собой нарушение международно-правового обязательства этого государства (международной организации)6.
Несмотря на то, что оба Проекта не стали международными конвенциями, они широко воспринимаются и применяются как свод обычных норм международного права, регулирующих международно-правовую ответственность7. Анализ положений Проектов статей позволяет прийти к выводу, что Проекты статей основаны на традиционных для международного права механизмах горизонтального контроля и горизонтального принуждения нарушителя к исполнению им своих обязательств, когда только потерпевшее государство, как правило,
3 Ответственность государств за международно-противоправные деяния (прил. к Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН A/RES/56/83 от 12 декабря 2001 г.).
4 Ответственность международных организаций (Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 66/100 от 9 декабря 2011 г.).
5 Статья 1 Проекта статей об ответственности государств и ст. 3 Проекта статей
об ответственности международных организаций.
6 Статья 2 Проекта статей об ответственности государств.
7 Caron D. The ILC Articles on State Responsibility: The Paradoxical Relationship between Form and Authority // Amer. J. Int'l L. 2002. Vol. 96. N 4. P. 857-873; Bordin F. Reflections of customary international law: The authority of codification conventions and ILC draft articles in international law // Int'l & Comp. L. Quart. 2014. Vol. 63. N 3. P. 535-567.
вправе призвать государство-нарушителя к ответственности и потребовать возмещения понесенного вреда. К исключениям из этого правила относятся два случая, когда призвание к ответственности может осуществляться государством, непосредственно не пострадавшим от нарушения. Это происходит, когда нарушенное обязательство является обязательством в отношении группы государств, включая потерпевшее государство, и установлено в целях защиты коллективного интереса этой группы (erga omnespartes), или когда нарушенное обязательство является обязательством в отношении международного сообщества в целом (обязательства erga omnes)8.
В Проектах статей об ответственности государств (ст. 28—39) и международных организаций (ст. 28—40) определено содержание международной ответственности, которое выражается в обязанности нарушителя прекратить международно-противоправное деяние и обеспечить полное возмещение причиненного вреда в форме реституции, компенсации и сатисфакции, будь то отдельно или в их сочетании. В отношении института возмещения вреда Проект статей об ответственности государств отталкивается от сформулированной Постоянной палатой международного правосудия (далее — ППМП) в решении по делу о фабрике в Хожуве (Chorzow Factory)9 парадигмы, в соответствии с которой любое нарушение обязательства влечет за собой обязанность возместить вред. ППМП указала, что «основной принцип, который содержится в понятии "противоправное деяние" ... заключается в том, что возмещение должно, насколько это возможно, ликвидировать все последствия незаконного деяния и восстановить ситуацию, которая бы существовала, если бы этот акт не был совершен» (п. 125).
Что касается имплементации международной ответственности, то Проекты статей исходят из того, что государство или международная организация призываются к ответственности в порядке, предусмотренном положениями Проектов статей.
Именно с точки зрения классического подхода, предусмотренного положениями Проектов статей об ответственности, в отечественной литературе рассматривались вопросы ответственности в рамках ВТО10.
8 Статья 48 Проекта статей об ответственности государств.
9 Factory at Chorzow (Germ. v. Pol.), 1928 P.C.I.J. (ser. A) No. 17 (Sept. 13) // Publications of the Permanent Court of International Justice Series A — No. 17; Collection of Judgments A. W. Sijthoffs Publishing Company. Leyden, 1928: URL: www.worldcourts.com/pcij/ eng/decisions/1928.09.13_chorzow1.htm (accessed: 07.02.2022).
10 См., напр.: Боклан Д., Боклан О., Смбатян А. Значение Статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния для защиты интересов сторон при разрешении споров в рамках ВТО // Международное правосудие. 2016. № 4 (20). С. 99—113; КожеуровЯ. С. Международная ответственность за нарушение «права ВТО»: соотношение с общим международным правом // Актуальные проблемы российского права. 2013. № 10. С. 1334-1340.
Проблематика ответственности в рамках ЕАЭС, включая ответственности за вред, причиненный частным лицам как субъектам правопорядка ЕАЭС, пока остаются вне поля зрения отечественной науки.
В рамках данной статьи предлагается посмотреть на проблему ответственности в правопорядках ВТО и ЕАЭС в несколько ином аспекте: во-первых, с точки зрения возможного применения положений Проектов статей об ответственности судебными (Суд Евразийского экономического союза) и квазисудебными органами (Орган по разрешению споров ВТО) при рассмотрении дел, во-вторых, с точки зрения определения в правопорядке ВТО природы ответного приостановления государством-членом ВТО уступок в случае противоправного поведения другого члена ВТО, и оценки возможности таких действий в ЕАЭС. И наконец, в-третьих, с точки зрения ответа на вопрос о возможности ВТО и ЕАЭС как субъектов международного права нарушить международно-правовое обязательство и, следовательно, понести международно-правовую ответственность за противоправное деяние.
вопросы ответственности и возмещения вреда в правилах всемирной торговой организации. Всемирная торговая организация (ВТО) — классическая международная организация, деятельность которой в полной мере регулируется положениями международного публичного права. Интегрирование правил ВТО в систему международного права предопределяет применение к процессам ее функционирования всех основных принципов и институтов международного права, включая и норм о международной ответственности. Как справедливо отметил один из Генеральных директоров ВТО Паскаль Лами, правовая система ВТО не является «клинически изолированной», и нормы соглашений ВТО должны быть «в гармонии с принципами международного права»11.
С другой стороны, при рассмотрении вопросов ответственности нельзя не учитывать присущую только ВТО особенность, которая выражается в том, что у нее отсутствует возможность потребовать от государства-члена ВТО прекращения нарушения им обязательств в рамках ВТО, поскольку контроль за исполнением обязательств осуществляют сами государства-члены ВТО посредством специальных процедур.
Кроме того, одной из особенностей правил ВТО является режим, предусматривающий последствия так называемого ненарушения (nonviolence), т. е. таких действий (бездействия) государства-члена ВТО, которые ведут к аннулированию или сокращению выгод другого государства-члена ВТО независимо от того, противоречат такие действия (бездействие) обязательствам в связи с членством государства в ВТО (ст. 23
11 Lamy P. The Place of the WTO and its Law in the International Legal Order // Eur. J. Int'l L. 2007. Vol. 17. N 5. P. 972.
ГАТТ)12. По оценкам специалистов, в этом плане основания ответственности за аннулирование или сокращение выгод, предусмотренные п. 1b и 1с ст. 23 ГАТТ 1994 г., вкупе с последствиями, установленными в ст. 26 ДРС, а также основания и последствия, предусмотренные п. 3 ст. 23 ГАТС, представляют собой «абсолютно новый, не предусмотренный общим международным правом режим ответственности»13.
Правопорядок ВТО представляет собой сложный набор правил, содержащихся в Марракешском соглашении об учреждении ВТО (Мар-ракеш, 15 апреля 1994 г., далее — Соглашение о ВТО) и Приложениях 1, 2 и 3 («Многосторонние торговые соглашения»), которые являются неотъемлемыми частями Соглашения ВТО и обязательными для всех членов. Кроме того, большое значение имеют Протоколы о присоединении к Соглашению о ВТО, которые содержат подчас иной набор обязательств присоединившихся к Соглашению о ВТО государств по сравнению с государствами-учредителями ВТО.
Несмотря на трудности механизма принятия решений в рамках ВТО, правила ВТО постоянно находятся в состоянии модернизации. И хотя Секретариат ВТО и органы ВТО не имеют общих полномочий принимать формально обязательные правила, они способны принимать «эффективные решения» (effective decisions), которые обеспечивают прагматичный отклик на конкретные потребности государств и в этом смысле они действительно создают своего рода «вторичное право»14.
Механизм разрешения споров, центральное место в котором занимает Орган по рассмотрению споров (ОРС ВТО), долгое время был одним из самых эффективных инструментов разрешения международных торговых споров15. Юрисдикция ОРС ВТО является для членов ВТО обязательной, а порядок рассмотрения споров подробно регламентирован Договоренностью о правилах и процедурах разрешения споров (Приложение 2 к Соглашению об учреждении ВТО, далее — ДРС).
12 В соответствии со ст. 23 ГАТТ подающее в ОРС ВТО жалобу государство должно продемонстрировать, что преимущества, прямо или косвенно вытекающие из соответствующего соглашения, заключенного в рамках ВТО, аннулируются либо сокращаются, либо достижение какой-либо цели соответствующего соглашения затрудняется в результате: а) невыполнения другой договаривающейся стороной обязательств согласно условиям данного соглашения (споры, связанные с нарушением обязательств); б) применения другой договаривающейся стороной любой меры невзирая на то, противоречит ли она условиям данного соглашения или нет (споры, не связанные с нарушением обязательств); в) существования любой другой ситуации (споры, связанные с наличием определённой ситуации)
13 Кожеуров Я. С. «Ненарушение» (non-violence) как основание ответственности по праву Всемирной торговой организации // Международное экономическое право. 2017. № 1. С. 19-20.
14 Lamy P. Op. cit. P. 972.
15 О кризисе системы разрешения споров ВТО см.: Исполинов А. С., Кадышева О. В. Кризис механизма разрешения споров всемирной торговой организации: в поисках альтернатив // Закон. 2020. № 10. С. 136-144.
Надо отметить, что в доктрине ведутся споры о том, является ли механизм разрешения споров ВТО в части применимого права самодостаточным (self-contained)16, а правопорядок ВТО — «автономным». В Докладе исследовательской группы КМП ООН по вопросам фрагментации международного права Комиссия в контексте ответственности государств дает следующее определение концепции «автономных режимов». По ее мнению, к категории автономных режимов могут быть отнесены: a) специальный свод вторичных норм, определяющих последствия нарушения некоторых первичных норм (включая процедуры такого определения), а также b) любая взаимосвязанная совокупность (свод, режим, подсистема) норм по ограниченной проблеме вместе с нормами, предназначенными для создания, толкования, применения, изменения или прекращения (иными словами, использования) этих норм17.
По мнению Комиссии международного права, система урегулирования споров ВТО представляет собой автономный режим в том смысле, что ст. 23 ДРС исключает односторонние определения нарушения или контрмеры вне «специфической подсистемы» режима ВТО18.
По мнению Паскаля Лами, «не будучи ни полностью вертикальной, ни полностью горизонтальной, по своей сути, напоминая в некоторых отношениях организацию межправительственного сотрудничества и будучи ближе к международной интеграционной организации в других отношениях, ВТО представляет собой уникальный правовой порядок или систему права»19.
Рассматривая вопрос о применимости положений Проектов статей об ответственности при рассмотрении споров в рамках ВТО, стоит
16 Согласно положениям Дополнения 1 к Договоренности о правилах и процедурах разрешения споров при рассмотрении споров третейские группы и Апелляционный орган прежде всего опираются на охваченные соглашение, к которым относятся многосторонние торговые соглашения, ГАТС, ТРИПС и пр. О самодостаточности режима ВТО см.: KuyperP. The law of GATT as a special field of international law: Ignorance, further refinement or self-contained system of international law? // Nethl. YB Int'l L. 1994. N 25. P. 227-257. Однако ряд авторов высказывают другую точку зрения, согласно которой несмотря на то, что правила ВТО являются правовой основой, охватывающей широкий круг вопросов, они не являются самодостаточным режимом. Кроме того, ст. 3.2 ДРС предусматривает, в частности, что одной из целей системы разрешения споров ВТО является разъяснение существующих положений соглашений в соответствии с обычными правилами толкования международного публичного права, то есть правила ВТО не находятся «в клинической изоляции от международного публичного права» (Ahman J. Exploring Border Areas Between the Law of State Responsibility and WTO Law// J. World Trade. 2020. Vol. 54. N 2. P. 222).
17 Комиссия международного права ООН: Доклад Исследовательской группы «Фрагментация международного права: трудности, обусловленные диверсификацией и расширением сферы охвата международного права» (далее — Доклад КМП о фрагментации), пункт 152: URL: undocs.org/ru/A/CN.4/L.682 (дата обращения: 07.02.2022).
18 Доклад КМП о фрагментации, пункт 134.
19 Lamy P. Op. cit. P. 970.
отметить, что общие нормы об ответственности применяются третейскими группами и Апелляционным органом ОРС ВТО в качестве сложившихся (устоявшихся) принципов международного права об ответственности государств (established international law principles of State responsibility)20. Вместе с тем применение положений Проектов статей носит субсидиарный характер, т. е. они применяются «в той степени, в которой нет противоречия или несоответствия, или выражения с правилами и нормами, установленных в рамках ВТО в том числе и охваченном соглашении ВТО»21. Это в полной мере соответствует Проекту статей об ответственности государств, который в ст. 55 (lex specialis) устанавливает, что настоящие статьи не применяются, если и в той мере, в какой условия наличия международно-противоправного деяния или содержание международной ответственности государства или ее имплементация определяются специальными нормами международного права. Кроме того, в комментарии к данному Проекту указывается, что в ст. 55 Проекта предполагается, что специальные нормы по крайней мере имеют ту же юридическую силу, что и нормы, изложенные в Проекте статей, и это также свидетельствует о том, что нормы Проекта статей имеют «остаточный» характер22. Положения о lex specialis демонстрируют желание Комиссии позволить государствам развивать, применять и отступать от общих правил государственной ответственности путем заключения соглашений между собой. Вместе с тем, разумеется, такие полномочия не могут быть неограниченными: нормы, являющиеся отклонениями, должны по меньшей мере быть такими же значимыми, что и нормы, от которых производится такое отклонение23. Более того, позиция Международного Суда ООН также сводится к тому, что при наличии договорных норм lex specialis нецелесообразно руководствоваться иными нормами24.
Поэтому можно согласиться с мнением, что нормы общего международного права дополняют право ВТО, если только они не были специально исключены, и что также следует поступать и с другими международными договорами, которые следует читать в гармонии с охваченными соглашениями ВТО25.
20 Korea — Measures Affecting Government Procurement // Panel Report. WT/DS163/R, para 6.5; также см.: Боклан Д., Боклан О., Смбатян А. Указ. соч.
21 Korea — Measures Affecting Government Procurement // Panel Report. WT/DS163/R, para 7.96.
22 Доклад Комиссии международного права о работе ее 53-й сессии // Официальные отчеты Генеральной Ассамблеи. 56-я сессия. Нью-Йорк, 2001. С. 170 (здесь и далее — Комментарий КМП к Статьям 2001 г.).
23 Доклад комиссии о фрагментации, пункт 64.
24 Military and Paramilitary Activities in and against Nicaragua (Nicaragua v. United States ofAmerica) (Merits) // I.C.J. Reports, 1986, p. 137, para. 274; Case concerning the Continental Shelf (Tunisia/Libyan Arab Jamahiriya) (Judgment) // I.C.J. Reports, 1982, p. 38, para. 24.
25 Доклад КМП о фрагментации, пункт 169.
Lex specialis в смысле ст. 55 Проекта статей проявляется как в обязательном характере юрисдикции ОРС ВТО, так и в ее исключительном характере в том смысле, что односторонние действия и использование других механизмов для разрешения спора, возникшего в отношении толкования и применения Соглашения ВТО и его приложений, исключены26. Так, в докладе третейской группы US — Section 301 отмечалось, что ст. 23 ДРС запрещает не только действия в конкретных спорах, она также обеспечивает «дисциплину для общего процесса, которому должны следовать члены ВТО, добиваясь устранения противоречий в рамках ВТО»27.
Кроме того, ВТО отходит от традиционных подходов в праве международной ответственности, устанавливая режим lex specialis как в ключевых аспектах, так и в целях средств правовой защиты28.
Как отмечают исследователи, ДРС отбрасывает классический бинарный подход к содержанию международной ответственности29, не требуя от государства-нарушителя ни прекращения международно-противоправного деяния, ни возмещения ущерба. Третейская группа или Апелляционный орган ВТО могут только установить факт нарушения Соглашения ВТО или сокращения (аннулирования) выгод и рекомендовать государству члену ВТО привести оспариваемую меру в соответствие с его обязательствами.
Эти особенности отражают уникальные концептуальные основы и историю системы ВТО. Как и ее предшественник — Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), ВТО твердо придерживается принципа взаимности, поскольку ВТО — это прежде всего организация, в рамках которой обеспечиваются взаимные торговые «уступки» между ее членами. Любое нарушение Соглашения ВТО или сокращение (аннулирование) выгод нарушает этот «баланс уступок». Именно поэтому в ДРС в ст. 3.2 сформулировано правило о том, что «... члены признают, что система урегулирования споров имеет целью охранять права и обязательства членов по охваченным соглашениям и вносить ясность в отношении действующих положений этих соглашений в соответствии с обычными правилами толкования международного
26 Есть и другая точка зрения, согласно которой «самодостаточная» характеристика механизма разрешения споров ВТО не исключает применения положений ст. 55 Проекта статей (подробнее см.: Regis Y. Simo. The Law of International Responsibility: The Case of the WTO as a 'Lex Specialis' or the Fallacy of a 'Self-contained' Regime // African J. Int'l & Comp. L. 2014. 22(2)).
27 United States — Sections 301-310 of the Trade Act of 1974, Report of the Panel, 22 December 1999, WT/ DS152/R, para 7.46.
28 Allen B. E. The Use of Non-Pecuniary Remedies in WTO Dispute Settlement: Lessons for Arbitral Practitioners // Asa performance as a remedy / Ed. by M. E. Schneider, J. Knoll. 2011. P. 286.
29 Ibid. P. 288.
публичного права». То есть в ВТО целью разрешения споров является восстановление этого «баланса уступок», приведение оспариваемой меры в соответствие с Соглашением ВТО, а не выплата компенсации пострадавшей стороне. Иными словами, основное внимание уделяется обеспечению системных выгод, которые возникают в результате соблюдения договорных обязательств, а не компенсации за конкретный причиненный ущерб30.
ДРС, повторяя практику ГАТТ в части полного отсутствия возмещения вреда в случае нарушения договаривающимся государством своего обязательства в рамках ГАТТ, исходит из того, что согласно п. 3.7 ДРС главная цель механизма урегулирования споров, как правило, заключается в том, чтобы обеспечить отмену принятых мер. К применению положения о компенсации следует прибегать только в том случае, если немедленная отмена успешно оспоренной в рамках ВТО меры по разным причинам неосуществима и лишь на временной основе до отмены неправомерной меры. В этой связи можно согласиться с Я. Кожеуровым, полагающим, что компенсация — это своего рода «индульгенция», позволяющая государству «оттянуть» отмену несовместимой меры и компенсировать выигравшему спор государству его торговые потери31, однако, стоит заметить, что, на наш взгляд, речь идет о «потерях», понесенных лишь в связи с задержкой отмены оспоренной меры, а не с фактом ее принятия (т. е. о полной компенсации речь никогда не идет).
Единственным исключением, выбивающимся из общего ряда и не поддержанным последующей практикой третейских групп и Апелляционного органа ОРС ВТО, стало решение третейской группы по делу Australia — Subsidies Provided to Producers and Exporters of Automotive Leather. В этом решении группа пришла к выводу о том, что надлежащим исполнением ее рекомендаций был бы полный возврат полученных компанией субсидий, признанных третейской группой «запрещенными»32.
Последняя возможность, которую ДРС предоставляет выигравшему спор государству-члену ВТО, — это приостановление, при наличии на то разрешения ОРС ВТО, действия уступок или других обязательств по охваченным соглашениям в отношении проигравшего государства в случае неисполнения им рекомендаций третейской
30 Ibid. P. 290.
31 КожеуровЯ. С. Указ. соч. С. 1338.
32 «.отмена субсидии не ограничивается чисто перспективными действиями, а может включать в себя возврат запрещенных субсидий» (Australia — Subsidies Provided to Producers and Exporters of Automotive Leather — Report of the Panel // WT/DS126/R. para 6.42). Более подробно о деталях этого спора см.; Van der Waarden N. Dispute settlement in the WTO: the Automotive Leather dispute // Austl. Int'l L. J. 2001. N 11. P. 244-258.
группы или Апелляционного органа. Главные требования к приостановлению уступок, предусмотренные п. 4 ст. 22 ДРС, состоят в том, что, во-первых, уровень приостановления уступок или других обязательств, разрешенный ОРС ВТО, должен соответствовать уровню аннулирования или сокращения выгод у государства-заявителя в результате применения государством-ответчиком успешно оспоренной в ВТО меры (иными словами, размеру понесенного заявителем ущерба). Такой подход можно условно назвать «око за око, зуб за зуб» или, как выразился один из исследователей, "lex talionis"33. Под этим понималось, что заявитель должен был получить право на причинение такого же вреда, какой был нанесен ему мерой, успешно оспоренной в ОРС ВТО. Во-вторых, такое приостановление должно действовать только до полного исполнения проигравшим государством полученных им рекомендаций, являясь по сути контрмерами, применяемыми с целью принудить проигравшее государство выполнить принятое в отношении него решение. В ряде дел третейские группы и Апелляционный орган ОРС ВТО продемонстрировали, что при определении эквивалентности приостановления действия уступок они будут исходить из принципов, положенных в основу Проекта статей об ответственности государств и предусмотренных в ст. 51 (пропорциональность), согласно которым контрмеры должны быть соразмерны причиненному вреду с учетом тяжести международно-противоправного деяния и затронутых прав34.
Таким образом, принуждение в рамках ВТО — это предусмотренные соглашением членов ВТО ответные действия (контрмеры35), применяемые исключительно с целью побудить государство-нарушителя исполнить принятое в его отношении решение (например, отмена США торговых уступок в ответ на отказ ЕС изменять режим импорта бананов, который был признан противоречащим правилам ВТО 36; ответные действия США после отказа ЕС отменить запрет на импорт американской говядины, выращенной с использованием гормонов
33 Mitchell A. Proportionality and Remedies in WTO Disputes // Eur. J. Int'l L. 2006. Vol. 17. N 5. P. 994.
34 United States — Tax Treatment for "Foreign Sales Corporations" // Decision of the Arbitrator. WT/DS108/ARB. para 5.26; United States — Definitive Safeguard Measures on Imports of Circular Welded Carbon Quality Line Pipe from Korea / Report of the Appellate Body // WT/DS202/AB/R. para 259.
35 С точки зрения права международно-правовой ответственности, меры, о которых идет речь, схожи с контрмерами в понимании ст. 49-54 Проекта статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния. В соответствии с Проектом статей контрмеры должны приниматься для того, чтобы принудить какое-либо государство устранить нарушение международного права, а сами контрмеры должны быть пропорциональны нарушению.
36 European Communities — Regime for the Importation, Sale and Distribution of Bananas. WT/DS27.
роста37 и др38.). Как уже указывалось ранее, ответное приостановление уступок осуществляется только с разрешения Органа по разрешению споров ВТО, носит временный и обязательно эквивалентный характер, а главное — служит не для целей наказания, а для того, чтобы понудить проигравшее спор государство исполнить решение ОРС ВТО (т. е. отменить оспоренную внутреннюю меру).
Очевидно, что в вышеприведенной системе принуждения ВТО наблюдается сознательно избранная государствами при создании ВТО ограниченность доступных средств правовой защиты. Такой подход повергается критике в академической литературе. По мнению ряда авторов, неспособность потерпевшего государства получить в качестве средства правовой защиты возмещение вреда, причиненного торговыми нарушениями, в течение многих лет подрывает торговую систему ВТО39. По их мнению, это указывает на «врожденную несправедливость»40 торговых «санкций» в ВТО. Кроме того, критики отмечают, что, де-факто приватизируя санкции и тем самым передавая возмездие в руки выигравшей стороны, сама ВТО как международная организация лишает себя верховенства права и вместо этого вводит «правила джунглей» в международную политику.
В этой связи очень интересным выглядит предложение У. Дэйви, бывшего в середине 1990-х гг. руководителем правового департамента ВТО, который предложил модернизировать средства правовой защиты, предусмотренные в рамках урегулирования споров ВТО, таким образом, чтобы (i) денежные выплаты могли быть заменены правом на приостановку уступок; (ii) такие выплаты или приостановка уступок могли быть рассчитаны на ретроспективной основе; и (iii) такие выплаты или приостановка уступок могли периодически увеличиваться с течением времени в случае продолжающегося невыполнения41.
Отдельного внимания заслуживает идея о введении некого подобия обеспечительных мер (provisional measures), которые могли бы применяться третейской группой по инициативе государства-заявителя в момент принятия жалобы к рассмотрению и действовать до принятия доклада42. Такие обеспечительные меры могут быть в форме
37 EC Measures Concerning Meat and Meat Products (Hormones). WT/DS26, WT/DS48.
38 Russian Federation — Measures on the Importation of Live Pigs, Pork and Other Pig Products from the European Union, WT/DS48.
39 Brewster R. The Remedy Gap: Institutional Design, Retaliation, and Trade Law Enforcement // Geo. Wash. L. Rev. 2011. Vol. 80. P. 125.
40 Anderson K. Peculiarities of retaliation in WTO dispute settlement» // World Trade Rev. 2002. 1: 2. P. 124.
41 Davey W. Implementation in WTO Dispute Settlement: An Introduction to the Problems and Possible Solutions // RIETI Discussion Paper Series 05-E-013. March 2005: URL: www. rieti.go.jp/jp/publications/dp/05e013.pdf (accessed: 17.02.2022).
42 BrewsterR. Op. cit. P. 150.
обязанности государства-ответчика временно отказаться от применения им меры, которая стала предметом разбирательства в ОРС ВТО. Если же государство-ответчик не выполнит предписание в виде обеспечительных мер, то заявитель имеет право применить санкции, не дожидаясь вынесения решения по существу спора43. Учитывая, что с момента инициирования потерпевшим государством процедуры урегулирования спора в соответствии с ДРС до момента получения рекомендации по отмене оспоренной меры может пройти несколько лет, можно однозначно утверждать, что нарушения правил ВТО могут повлечь за собой «неустранимый» ущерб для государства-заявителя жалобы. Неустранимость ущерба, что считается одним из главных критериев для применения обеспечительных мер как в национальном, так и в международном праве, будет в данном случае выражаться в значительном воздействии оспоренной меры на рынки, которое уже не может быть устранено, если государство-ответчик приведет ее в соответствие с правилами ВТО и изменит свою политику несколько лет спустя. Идея о введении обеспечительных мер, безусловно, нова и интересна в контексте ВТО, однако с учетом принципиальной невозможности в современных условиях модифицировать действующий механизм разрешения споров ВТО на сегодняшний момент она смотрится абсолютно утопичной.
И, наконец, вопрос об ответственности самой ВТО. Учитывая названные выше особенности ВТО, прежде всего то, что ВТО является организацией, управляемой ее членами ("member-driven"), в литературе высказано предположение о том, что ВТО вряд ли окажется в ситуации, когда она может совершить международно-противоправное деяние, и следовательно, исключается возможность привлечения ее к международной ответственности за любое такое деяние. С другой стороны, согласно иному мнению, стоит отойти от представления о том, что ВТО зависит исключительно от ее членов и, следовательно, не может никогда нарушить нормы международного права и поэтому не подпадет под действие Проекта статей об ответственности международных организаций. В этом случае ВТО, как и любая другая международная организация, будет нести международно-правовую ответственность44.
вопросы ответственности и возмещения вреда в праве Евразийского экономического союза. ЕАЭС представляет собой международную организацию региональной экономической интеграции, обладающей международной правосубъектностью, имеет наднациональные
43 Ibid. P. 153.
44 Gal-or N. Responsibility of the WTO for Breach of an International Obligation under the Draft Articles on Responsibility of International Organizations // Can. YB Int'l L. 2013. Vol. 50.
институты — Евразийскую экономическую комиссию и постоянно действующий суд — Суд Евразийского экономического союза. В ЕАЭС сформирован собственный правопорядок и осуществляется наднациональное регулирование.
Суд Евразийского экономического союза (далее — Суд, Суд ЕАЭС) занимает особое место в правопорядке ЕАЭС. Правовые позиции Суда ЕАЭС оказывают существенное влияние на евразийский правопорядок в целом и активно обсуждаются юридическим академическим сообществом. В консультативных заключениях Суда ЕАЭС выработаны доктрины приоритета права Союза над национальными правовыми актами45 и непосредственного действия (в терминологии Суда)46, верховенства конституционных прав и свобод человека и гражданина47.
Если мы посмотрим через призму международно-правовой ответственности на право Евразийского экономического союза, то мы увидим, что в Договоре о Евразийском союзе от 29 мая 2014 г. (далее — Договор о ЕАЭС, Договор) специального правового регулирования ответственности не содержится. Отсутствие в праве ЕАЭС специальных норм, регламентирующих международно-правовую ответственность, ставит вопрос о возможном применении в праве ЕАЭС положений обоих Проектов статей об ответственности, если мы исходим из того, что право ЕАЭС является частью международного права, а не самостоятельным автономным правопорядком.
Здесь стоит отметить, что в свое время Проект статей об ответственности международных организаций подвергся серьезной критике со как стороны академического сообщества, так и самих международных организаций в первую очередь из-за явного нежелания Комиссии международного права принимать во внимание разнообразие и особенности международных организаций как субъектов международного права. Наиболее активно в этом отношении выступал Европейский Союз, заявляя, что Проект статей не принял во внимании уникальный характер ЕС как организации региональной экономической интеграции и последовательно выступая против самой идеи сознания
45 Консультативное заключение Суда ЕАЭС от 12.09.2017 г. по заявлению Евразийской экономической комиссии: URL: courteurasian.org/court_cases/P-2.17/ (дата обращения 06.08.2021); Консультативное заключение Большой коллегии Суда ЕАЭС от 10.07.2018 по заявлению Министерства юстиции Республики Беларусь: URL: cour-teurasian.org/court_cases/P-1.18/ (дата обращения 06.08.2021 г.).
46 Консультативное заключение Суда ЕАЭС от 04.04.2017 г. по заявлению Республики Беларусь о разъяснении Договора о Евразийском экономическом союзе от 29 мая 2014 г.: URL: courteurasian.org/court_cases/P-1.17/ (дата обращения 06.08.2021); Консультативное заключение Суда ЕАЭС от 07.12.2018 по делу N СЕ-2-2/5-18-БК по заявлению Евразийской экономической комиссии: URL: courteurasian.org/court_cases/P-3.18/ (дата обращения 06.08.2021).
47 Консультативное заключение Суда ЕАЭС от 12.09.2017 г. по заявлению ЕЭК.
универсальных правил ответственности для всех международных организаций48.
Применительно к праву международной ответственности можно выделить лишь отдельные положения Договора о ЕАЭС.
Во-первых, ст. 40 Договора устанавливает порядок применения ответных мер в отношении третьей стороны. В случае если в соответствии с международным договором Союза с третьей стороной и (или) государств-членов с третьими сторонами предусмотрена возможность применения ответных мер, решения о введении ответных мер на таможенной территории Союза принимаются Комиссией, в том числе путем повышения уровня ставок ввозных таможенных пошлин, введения количественных ограничений, временного приостановления предоставления преференций или принятия в рамках компетенции Комиссии иных мер, оказывающих влияние на результаты внешней торговли с соответствующим государством. Кроме того, в случаях, предусмотренных международными договорами государств-членов с третьими сторонами, заключенными до 1 января 2015 г., государства-члены вправе в одностороннем порядке применять в качестве ответных мер повышенные по сравнению с Единым таможенным тарифом Евразийского экономического союза ставки ввозных таможенных пошлин, а также в одностороннем порядке приостанавливать предоставление тарифных преференций при условии, что механизмы администрирования таких ответных мер не нарушают положений настоящего Договора.
Во-вторых, в п. 7 ст. 93 Договора о ЕАЭС предусмотрено право государства—члена Союза в том случае, если решение Суда Союза по спорам о промышленных субсидиях не выполняется в течение установленного периода времени, или если Суд Союза решает, что меры, о которых уведомило государство-ответчик, не соответствуют положениям Договора и Приложения № 28 (Протокол о единых правилах предоставления промышленных субсидий), то государство-истец вправе принять соразмерные ответные меры.
В п. 94 Протокола указывается, что в случае, если государство-член не исполняет удовлетворенное заявление о применении компенсирующей меры в установленный срок, заявившее государство-член вправе применить ответные меры, которые должны быть приблизительно соразмерны компенсирующей мере.
Для целей Протокола под ответными мерами понимается временное приостановление выполнения государством-членом, которое вводит ответную меру, своих обязательств в отношении государства-члена, против которого вводится ответная мера, вытекающих из дей-
48 Wouters J., Odermatt J. Are All International Organizations Created Equal? // Int'l Organizations L. Rev. 2012. 9(1). P. 11.
ствующих между ними договоров торгово-экономического характера (за исключением относящихся к нефтяной и газовой отраслям).
Ответные меры носят временный характер и применяются государством-истцом только до тех пор, пока мера, нарушающая положения Договора, не будет отменена или изменена таким образом, чтобы соответствовать положениям Договора, или пока государства-члены не договорятся об ином.
В третьих, в Протоколе о мерах государственной поддержки сельского хозяйства (Приложение № 29 к Договору о ЕАЭС) в п. 40 (раздел VII Ответственность государств-членов) указывается, что случае нарушения государством-членом положений пп. 6 и 8 Протокола такое государство—член Союза в разумные сроки должно (а) прекратить предоставление мер, в наибольшей степени оказывающих искажающее воздействие на торговлю, или мер, оказывающих искажающее воздействие на торговлю и предоставленных сверх разрешенного объема, и (б) выплатить другим государствам-членам компенсацию в размере, равном объему мер, в наибольшей степени оказывающих искажающее воздействие на торговлю, или объему мер, оказывающих искажающее воздействие на торговлю, превышающему разрешенный объем. Порядок выплаты компенсации устанавливается Советом Комиссии49. В случае неуплаты государством-членом указанной компенсации другие государства-члены имеют право ввести ответные меры. Надо отметить, что до настоящего времени эта статья ни разу не была использована, а с учетом того, что решения Совета Комиссии принимаются консенсусом, включая голос представителя государства-нарушителя, то шансы на принятие решения о компенсации, а также на ответные меры в случае ее неуплаты смотрятся иллюзорными.
И наконец, в соответствии с п. 61 Статута Суда Евразийского экономического союза (далее — Статут) Суд ЕАЭС оставляет без рассмотрения требования о возмещении убытков или иные требования имущественного характера, что может толковаться как полное исключение Суда ЕАЭС из процесса имплементации международно-правовой ответственности. Однако, по нашему мнению, речь прежде всего идет об установленном государствами ограничении юрисдикции Суда, представляющего собой явно выраженный запрет Суду принимать к рассмотрению требования о возмещении ущерба. При этом полномочие по установлению факта нарушения международно-правового обязательства и, как следствие, возникновения у нарушителя обязанности прекратить международно-противоправное деяние, у Суда ЕАЭС
49 Решение Совета Евразийской экономической комиссии от 13.01.2017 г. № 7 «О Порядке выплаты компенсации в случае нарушения государством — членом Евразийского экономического союза обязательств в области государственной поддержки сельского хозяйства».
сохранено50, что в принципе аналогично результатам рассмотрения третейскими группами жалоб в рамках ВТО.
С другой стороны, формулировку пункта 61 Статута нельзя также толковать, как полностью исключающую в принципе какую-либо имущественную ответственность в рамках правопорядка ЕАЭС за нарушения, допущенные институтами Союза или государствами -членами Союза, что подтверждается приведенными выше нормами о промышленных субсидиях и поддержки сельского хозяйства
Иными словами, анализ положений Статута Суда ЕАЭС позволяет заключить, что в правопорядке ЕАЭС требования о возмещении ущерба возможны, однако, они не могут быть заявлены в Суде ЕАЭС. Остается открытым вопрос, где такие требования могут быть рассмотрены, так как для эффективного функционирования правопорядка ЕАЭС крайне важно чтобы нарушенные права восстанавливались в полном объеме, включая возмещение ущерба. Также непонятно, кто и каким образом будет рассматривать возникшие споры о соразмерности ответных мер в приведенных выше случаях невыполнения решения Суда ЕАЭС по промышленным субсидиям или в случае неправомерных мер поддержки сельского хозяйства. В противном случае субъекты правопорядка ЕАЭС (а это, на наш взгляд, не только государства-члены Союза, но и частные лица) будут вынуждены использовать для эффективной защиты своих прав доступные им механизмы из других международных правопорядков, что грозит появлением различного и/или противоречивого толкования норм права ЕАЭС, либо применять ответные меры по собственному усмотрению, что может спровоцировать бесконечную и губительную спираль ответных мер. Возможно, для рассмотрения таких требований необходимо использовать другие механизмы правопорядка ЕАЭС или его государств-членов.
Однако как показывает приведенный выше анализ нормативных документов ЕАЭС, эффективные механизмы реализации ответственности в правопорядке ЕАЭС по большей части отсутствуют. С точки зрения защиты прав таких субъектов правопорядка ЕАЭС как частные лица, эту ситуацию категорически нельзя признать удовлетворительной.
Кроме того, как уже было показано выше, Договор о ЕАЭС вместо категорического запрета на использование государствами-членами Союза механизмов горизонтального контроля и применения контрмер по аналогии с ВТО для обеспечения выполнения другими
50 См. решение Большой коллегии Суда ЕАЭС от 21 февраля 2017 г. № СЕ-1 — 1/1-16-БК «Об установлении факта исполнения Республикой Беларусь не в полном объеме положений статей 1, 3, 4, 25 Договора о Евразийском экономическом союзе от 29.05.2014, статьи 125 Таможенного кодекса Таможенного союза, статей 11 и 17 Соглашения о взаимной административной помощи таможенных органов государств — членов Таможенного союза от 21.05.2010».
государствами-членами ЕАЭС своих обязательств, в ряде случаев как раз такие механизмы и предусматривает (промышленные субсидии и меры государственной поддержки сельского хозяйства), несбалансированно заимствуя такое поведение из практики ВТО. Но при этом такие заимствования далеки от идеала и вызывают массу вопросов их применения с точки зрения принципиальной уместности при создании единого внутреннего рынка. На наш взгляд, такой подход может оказать негативное воздействие на процессы евразийской интеграции, так как для целей создания единого внутреннего рынка государствам-членам ЕАЭС недопустимо прибегать к таким ответным мерам, как сокращение или приостановление своих договорных обязательств перед государством, нарушившим договор, так как это грозит распадом единого экономического пространства.
В этой ситуации решающее слово остается за Судом ЕАЭС, который в качестве ориентира может воспользоваться соответствующей практикой Суда ЕС. При рассмотрении одного из своих дел Судом ЕС была сформулирована доктрина о том, что ЕС представляет собой автономный правопорядок, который не только регулирует обязательства, но и самостоятельно устанавливает ответственность за их нарушение (Dairy Products)51. В этом решении Суд ЕС прямо указал на то, что формы принуждения, основанные на самозащите права, столь необходимые для международного права полностью исключены для европейского правопорядка, основная концепция которого требует, чтобы государства-члены ЕС «не брали закон в свои руки»52.
Это лишний раз демонстрирует упорное и полное неприятие правом ЕС любой формы самостоятельных действий (самозащиты или контрмер) со стороны европейских государств как механизма обеспечения выполнения государствами-членами своих обязательств. В общем международном праве возможное использование таких действий «взаимность», «принуждение», «контрмеры» или «приостановление эквивалентных уступок» часто кажутся абсолютно приемлемой, и зачастую, просто неизбежной мерой для урегулирования споров особенно в ситуации длящегося правонарушения, когда все процедуры урегулирования споров на основе договора были окончательно завершены. В подобной ситуации государства-участники международного договора могут сами наложить ответные санкции, сократив выполнение своих договорных обязательств перед государством, нарушившим договор53.
51 Cases 90/63 and 91/63, Commission of the European Economic Commission v. Grand Duchy of Luxembourg and Kingdom of Belgium (Dairy Products), [1964] ECR 625.
52 Phelan W. The Revolutionary Doctrines of European Law and the Legal Philosophy of Robert Lecourt // Eur. J. Int'l L. 2017. Vol. 28. N 3. P. 939.
53 Ibid. P. 938-939.
Остается открытым принципиально важный вопрос о компенсации причиненного вреда действиями (бездействием) органов ЕАЭС. Как уже указывалось, отсутствие у Суда ЕАЭС права рассматривать такие требования не означает, что таких требований не может быть в принципе. В этом отношении не стоит забывать и про альтернативные Суду ЕАЭС способы разрешения инвестиционных споров, предусмотренные Протоколом о торговле услугами, учреждении, деятельности и осуществлении инвестиций (Приложение № 16 к Договору о ЕАЭС). В данном случае споры между государством-реципиентом и инвестором из другого государства-члена Союза, возникающие в связи с инвестициями данного инвестора на территории принимающего государства, включая споры, касающиеся размера и условий выплаты сумм компенсации, разрешаются либо в национальных судах принимающего государства, либо в рамках международных арбитражных механизмов54. Таким образом, отсутствие в праве ЕАЭС четких правил вменения и разделения ответственности между государствами-членами Союза и самим Союзом, международно-правовую ответственность за действия органов ЕАЭС может нести любое государство член Союза, в том числе и в виде выплаты компенсации. Именно такое присвоение поведения уже прошло «обкатку» и закрепилось в практике ОРС ВТО, где ответственность за решения ЕЭК вменяется любому государству члену Союза по выбору заявителя55.
Что касается применения положений Проектов статей об ответственности Судом ЕАЭС, то в практике Суда ЕАЭС уже имеются примеры их применения.
Впервые в практике суда положения Проекта статей об ответственности международных организаций был упомянуты как «материальные нормы обычного международного права» в особом мнении судьи Т. Н. Нешатаевой к решению по делу ИП Тарасика К. П. (дело № СЕ-1—2/2—15-КС56) применительно к раскрытию понятия «бездействия». Далее, в особом мнении судья К. Л. Чайка (дело № СЕ-1—
54 Международным коммерческим арбитражем при торговой палате любого государства, согласованного участниками спора, либо арбитражным судом ad hoc, который, если стороны спора не согласятся на иное, должен быть создан и действовать согласно Арбитражному регламенту Комиссии Организации Объединенных Наций по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ) и, наконец, либо Международным центром по урегулированию инвестиционных споров, созданным в соответствии с Конвенцией об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими или юридическими лицами других государств от 18 марта 1965 г.
55 DS479: Russia — Anti-Dumping Duties on Light Commercial Vehicles from Germany and Italy, DS485: Russia — Tariff Treatment of Certain Agricultural and Manufacturing Products), DS530: Kazakhstan — Anti-dumping Measures on Steel Pipes, DS569: Armenia — Anti-Dumping Measures on Steel Pipes, DS570: Kyrgyz Republic — Anti-Dumping Measures on Steel Pipes.
56 URL: courteurasian.org (дата обращения 07.02.2022)
1/1-16-БК57), обосновывая свою позицию по пока единственному межгосударственному спору между Россией и Белоруссией58 о наличии у Суда компетенции ratione temporis по рассмотрению данного спора, подтверждает свою позицию положениями ст. 4 Проекта статей об ответственности государств, в соответствии с которыми поведение любого органа государства рассматривается как деяние данного государства по международному праву независимо от того, осуществляет ли этот орган законодательные, исполнительные, судебные или какие-либо иные функции, и независимо от положения, которое он занимает в системе государства. Судьи Д. Г. Колос и А. А. Федорцов также используют в особых мнениях положения Проекта статей об ответственности для аргументации своей позиции по делу. Отдельно хотелось бы отметить особое мнение судьи Т. Н. Нешатаевой, в котором она указывает, что «... к сожалению, пункт 61 Статута Суда не позволяет эффективно рассматривать вопрос о защите прав, в том числе, о присуждении разумной компенсации материального и нематериального вреда, предусматривая, что Суд оставляет без рассмотрения требования о возмещении убытков или иные требования имущественного характера. Из этого следует, что международно-правовой обычай полного возмещения вреда, закрепленный в международно-правовой практике, которая кодифицирована в статье 34 Проекта статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния 2001 года, не может быть реализован Судом при вынесении данного решения, что не исключает возможности защиты прав потерпевших производителей конфискованных товаров в иных юрисдикциях, а также регламентации этих вопросов в будущих актах права ЕАЭС»59.
На наш взгляд, государства-члены ЕАЭС и Суд ЕАЭС, столкнувшись с необходимостью создания в праве ЕАЭС механизмов ответственности за нарушения права ЕАЭС, будут выбирать из трех вариантов. Первый вариант — это создание собственного режима lex specialis как некоего аналога ВТО, который широко используется в соглашениях о зонах свободной торговли, в том числе и соглашениях, заключаемых с участием ЕАЭС. По нашему мнению, это не лучший выход с учетом приведенного выше анализа практики ВТО, и к тому же не решающий вопрос о возмещении ущерба, понесенного другими субъектами права ЕАЭС, такими как частные лица. Второй вариант — это создание
57 Ibid.
58 Дело по заявлению Российской Федерации по спору о соблюдении Республикой Беларусь Договора о ЕАЭС, ст. 125 ТК ТС, ст. 11 и 17 Соглашения о взаимной административной помощи таможенных органов государств — членов Таможенного союза: решение Большой коллегии Суда ЕАЭС от 21 февраля 2017 г.
59 Особое мнение судьи Нешатаевой Т. Н. по делу № СЕ-1-1/1-16-БК: URL: https://courteurasian.org (дата обращения 07.02.2022).
собственного режима ответственности, но уже по аналогии с правом ЕС, где полностью исключено применение обоих Проектов статей об ответственности60. Третий вариант — это полное использование положений Проектов статей об ответственности, но как уже отмечалось выше, оба Проекта исходят их горизонтального контроля и принуждения, что должно быть если не исключено, то хотя бы минимизировано, в рамках евразийской интеграции.
Заключение. Право международной ответственности государств, которое включает основания и имплементацию ответственности за нарушение международных обязательств государств, международных организаций, частных лиц, является основой общего международного права. Существование общих норм не исключает действия принципа lex specialis, позволяющего государствам и международным организациям регулировать вопросы ответственности государств способами, отличающимися от общего регулирования. Наглядным примером международно-правового режима, который содержит специальные нормы по вопросам ответственности государств, является Всемирная торговая организация, в рамках которой общие правила об ответственности носят вспомогательный характер и применяются только в той степени, в которой они не противоречат правилам ВТО или в случаях, которые не урегулированы нормами ВТО. Государства при создании ВТО вполне сознательно сделали ставку на традиционные для международного права механизмы горизонтального контроля и горизонтального принуждения нарушителя к исполнению им своих обязательств. При этом государства исходили в первую очередь из принципа взаимности («я делаю это потому, что ты делаешь то») и возможности применения принуждения к нарушителю только в виде сокращения уступок, то есть отказа потерпевшего государства соблюдать нормы ВТО по отношению к государству нарушителю. При этом еще со времен Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) была сознательно исключена какая-либо возможность заявлять требования о возмещении понесенного действиями нарушителя ущерба.
В ЕАЭС эффективные механизмы реализации международной ответственности, особенно в отношении частных лиц, отсутствуют. Если говорить о необходимости дальнейшего развития и углубления евразийской интеграции, то в рамках ЕАЭС должны быть созданы эффективные механизмы устранения допущенных нарушений прав субъектов права ЕАЭС, которыми являются не только государства-члены Союза и сам ЕАЭС с его институтами, но и частные лица, включая возмещение понесенного ими ущерба в результате таких нарушений.
60 Fink M. The Action for Damages as a Fundamental Rights Remedy: Holding Frontex Liable // German L. J. 2020. N 21.
Для этого, безусловно, необходимы подготовка и внесение изменений в действующую правовую базу Евразийского экономического союза, что позволило бы сформировать lex specialis в правопорядке ЕАЭС в отношении международной ответственности.
И наконец, право международной ответственности не может рассматриваться исключительно с точки зрения содержания Проектов статей об ответственности либо авторитетных комментариев к ним. Применение норм о международной ответственности на практике зависит в том числе и от особенностей конкретного субъекта международного права, задействованного в имплементации международно-правовой ответственности. Именно поэтому в рамках ЕАЭС следует избежать слепого заимствования подходов к этим вопросам в рамках ВТО, учитывая специфику ВТО и уже отмеченные выше особенности применения норм об ответственности на уровне ВТО. Кроме того, наличие среди субъектов права ЕАЭС частных лиц, говорит о необходимости разработки собственных путей решения проблем ответственности в рамках ЕАЭС, которые не должны быть основаны ни на классических решениях, предлагаемых Проектами статей об ответственности, ни на lex specialis ВТО, а быть более близкими по смыслу подходам Суда ЕС исходя из целей евразийской интеграции.
список литературы
1. Боклан Д. С. Евразийский экономический союз и Всемирная торговая организация: соотношение правовых режимов // Право. Журнал ВШЭ. 2017. № 2. С. 223-236.
2. Боклан Д., Боклан О., Смбатян А. Значение Статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния для защиты интересов сторон при разрешении споров в рамках ВТО // Международное правосудие. 2016. № 4 (20). С. 99-113.
3. Исполинов А. С., Кадышева О. В. Кризис механизма разрешения споров всемирной торговой организации: в поисках альтернатив // Закон. 2020. № 10. С. 136-144.
4. Кожеуров Я. С. Международная ответственность за нарушение «права ВТО»: соотношение с общим международным правом // Актуальные проблемы российского права. 2013. № 10. С. 1334-1340.
5. Кожеуров Я. С. «Ненарушение» (non-violence) как основание ответственности по праву Всемирной торговой организации // Международное экономическое право. 2017. № 1. С. 16-24.
6. Право ВТО: теория и практика применения / Под ред. Л. П. Ануфриевой. М., 2016. 528 с.
7. Ähman J. Exploring Border Areas Between the Law of State Responsibility and WTO Law // J. World Trade. 2020. Vol. 54. N 2. P. 219-238.
8. Allen B. E. The Use of Non-PecuniaryRemedies in WTO Dispute Settlement: Lessons for Arbitral Practitioners // ASA Special Series No. 30: Performance as a Remedy / Ed. by M. E. Schneider, J. Knoll. Geneva, 2011. P. 281-310.
9. Anderson K. Peculiarities of retaliation in WTO dispute settlement» // World Trade Rev. 2002. N 1(2). P. 123-134.
10. Bordin F. L. Reflections of customary international law: The authority of codification conventions and ILC draft articles in international law // International and Comparative Law Quarterly. 2014. Vol. 63. N 3. P. 535-567.
11. BrewsterR. The Remedy Gap: Institutional Design, Retaliation, and Trade Law Enforcement» // Geo. Wash. L. Rev. 2011. Vol. 80. P. 102-158.
12. Caron D. The ILC Articles on State Responsibility: The Paradoxical Relationship between Form and Authority // Amer. J. Int'l L. 2002. Vol. 96. N 4. P. 857-873.
13. Fink M. The Action for Damages as a Fundamental Rights Remedy: Holding Frontex Liable // German L. J. 2020. N 21. P. 532-548.
14. Kuyper P. The law of GATT as a special field of international law: Ignorance, further refinement or self-contained system of international law? // Nethl. YB Int'l L. 1994. N 25. P. 227-257.
15. Lamy P. The Place of the WTO and its Law in the International Legal Order // Eur. J. Int'l L. 2007. Vol. 17. N 5. P. 969-984.
16. Mitchell A. Proportionality and Remedies in WTO Disputes // Eur. J. Int'l L. 2006. Vol. 17. N 5. P. 985-1008.
17. Phelan W. The Revolutionary Doctrines of European Law and the Legal Philosophy of Robert Lecourt // Eur. J. Int'l L. 2017. Vol. 28. N 3. P. 935-957.
18. Van der Waarden N. Dispute settlement in the WTO: the Automotive Leather dispute // Austrl. Int'l L. J. 2001. N 11. P. 244-258.
Материал поступил в редакцию 14.02.2022; одобрен после рецензирования 06.04.2022; принят к публикации 20.04.2022
Original article Olga V. Kadysheva*
LEGAL REGULATION OF LIABILITY IN THE WTO AND THE EAEU
Abstract. The issue of international responsibility continues to be one of mist debatable topics among academia and in the decisions of international courts and tribunals. One of the major features of the WTO is a highly specific and to certain extent unique
* PhD (Law), Associate Professor; Acting Head of the Department of International Law, Faculty of Law, Lomonosov MSU (Moscow, Russia)
system of responsibility for violation of WTO rules elaborated by the founding member states. As a result of significant deviations from the classical approach as provided by the International Law Commission in its both Drafts Articles of international responsibility, WTO rules of state responsibility are widely treated by academia as lex specialis with its own advantages and disadvantages. Despite of existence of some rules of state responsibility in the Treaty of the Eurasian Economic Union such rules are mostly of sporadic, case-specific and badly coordinated character based on misguided borrowing of WTO approach which is ill-suited for the purpose of creation of common internal market. The necessity for the EAEU to create its own complex of norms on liability should not lead to a blind replication of either ILC or WTO approaches, as this could be at odds with the objectives of Eurasian integration. It's suggested as one of possible alternatives to use the approach of the Court of Justice of the EU rejecting almost from the very beginning a classical international law canon of horizontal control performed by the states themselves backed by the use of the horizontal measures of enforcement towards the state violating its obligations.
Keywords: international responsibility, Drafts articles of international responsibility, compensation for damage, WTO, EAEU, lex specialis.
For citation: Kadysheva, O. V. (2022). Legal regulation of liability in the WTO and the EAEU. Moscow University Bulletin. Series 11. Law, 2, pp. 25—48 (in Russ.).
Bibliography
1. Boklan, D. S. (2017). Eurasian Economic union and World trade Organization: Interrelation of legal regimes. Law. Journal of the Higher School of Economics, 2, pp. 223-236 (in Russ.).
2. Boklan, D., Boklan, O. and Smbatyan, A. (2016). Relevance of articles on responsibility of states for internationally wrongful acts of 2001 for legal defense in WTO dispute settlement mechanism. International justice, 4 (20), pp. 99-113 (in Russ.).
3. Ispolinov, A. S. and Kadysheva, O. V. (2020). Crisis in the WTO's dispute settlement system: looking for alternatives. Law, 10, pp.136-144 (in Russ.).
4. Kozheurov, Y. S. (2013). International Liability for Violation of "WTO Law": Relation to International Law. Actual Problems of Russian Law, 10, pp. 1334-1340 (in Russ.).
5. Kozheurov, Y. S. (2017). «Non-Violence» as a Liability Basis under the World Trade Organization Law. International economic law, 1, pp. 16-24 (in Russ.).
6. Anufrieva, L. P. (ed.) (2016). WTO Law: Theory and Practice of Implementation. Moscow (in Russ.).
The article was submitted 14.02.2022; approved 06.04.2022; accepted 20.04.2022
