CC BY
90
В период выхода из экономического кризиса основной глобальной проблемой человечества остается энергетическая проблема. В ХХ в. было потреблено энергоресурсов больше, чем за предыдущие 60 тыс. лет существования цивилизации. Достигнутую экономию энергии перекрыло появление в мире ее новых масштабных потребителей в лице стран «догоняющего развития», на долю которых к 2020 г. придется около 85 % прироста спроса на ископаемое топливо и 2/3 его мирового потребления. Природа уже не дает возможности заменять один массовый углеводородный энергоноситель на другой, а научно-технический прогресс, существенно нивелировавший в ХХ в. фактор ограниченности ресурсов, ныне уже не справляется с этой ролью. Поэтому есть основания говорить о закономерности вызревания в современном мире энергетического кризиса, имеющего системный характер [1, с. 8].
Нельзя сказать, что данная проблема совсем уж игнорируется мировым сообществом. Первоначально, начиная с середины XX в., тепловые и гидроэлектростанции стали успешно вытесняться атомными электростанциями. В результате в ряде ведущих стран мира (например, в США) ядерная энергия сейчас обеспечивает приблизительно 20 % потребляемой электроэнергии [2, р. 693]. Эксперты отмечают превосходные показатели по технике безопасности АЭС в США, низкие затраты и экологические преимущества атомных электростанций. Это основные причины того, что бизнес-лидеры и политические лидеры США защищают новое ядерное строительство. В течение следующих нескольких лет будет известна судьба нового поколения атомных электростанций [3, р. 12].
Между тем, бурно развивается и производство электроэнергии из возобновляемых источников. Если мы возьмем в качестве примера США, то в целом по стране использование солнечной энергии в 2010 г. составило около 1 % ежегодных продаж американского электричества. В ноябре 2010 г. ветер обеспечил 2,4 % в поставках электроэнергии США, что значительно ниже соответствующих показателей Дании (20 %), Португалии (14 %) и Испании (13 %). Однако в штатах, которые уделяют значительное внимание развитию ветровой энергии, процент получения электроэнергии от ветра намного выше. Например, штат Айова получил 18,8 % электричества от ресурсов ветра, Южная Дакота - 13,6 %, Северная Дакота - 11,5 % и Миннесота - 10 %. При этом в 2010 г. Национальная лаборатория возобновляемой энергии США пришла к выводу, что сухопутная энергия ветряных ресурсов в смежных 48 штатах может произвести 37 млрд мегаватт-час электроэнергии в год, что превышает примерно в десять раз текущее использование электроэнергии в континентальном США [4, р. 95, 104].
Согласно Сообщению Европейской Комиссии от 10 января 2007 г. «Дорожная карта возобновляемых источников энергии - возобновляемые источники энергии в XXI веке: построение надежного будущего» достижимой целью является доведение общей доли энергии из возобновляемых источников в ЕС до 20 % и возобновляемых источников энергии в транспортном секторе - до 10 %. Увеличение энергоэффективности на 20 % к 2020 г. упомянуто и в Сообщении Европейской Комиссии от 19.10.2006 «План действий по повышению энергоэффективности: реализация потенциала», утвержденном Советом ЕС в 2007 г. и резолюцией Европейского парламента от 31.01.2008 [5].
В России и других странах СНГ данной проблеме также уделяется особое внимание. В России, по официальным данным, общая мощность электрогенерирующих установок и электростанций, использующих возобновляемые источники энергии (без учета ГЭС мощностью более 25 МВт), не превышает 2200 МВт. С использованием возобновляемых источников энергии ежегодно вырабатывается не более 8,5 млрд кВт.ч электрической энергии, что составляет менее 1 % от общего объема производства электроэнергии. На период до 2020 г. Правительством России запланировано увеличение данных показателей: в 2010 г. - до 1,5 %; в 2015 г. - до 2,5 %; в 2020 г. - до 4,5 % [6].
Несмотря на некоторое отставание от США и ЕС в этом вопросе, наличие вышеуказанных программ означает, что Россия не связывает дальнейшее получение электроэнергии исключительно с продажей нефти и газа, а планирует развитие более высокотехнологичных альтернативных видов энергии.
Это требует переосмысления содержания правовой категории «природный ресурс» и обсуждения вопроса о правовом статусе невозобновляемых источников энергии, целесообразности отнесения их к природным ресурсам.
В настоящий момент универсального для всех отраслей научного знания определения природных ресурсов не существует. Нет такого определения и в рамках российской юридической науки. Большая часть юристов-экологов поддерживает официальное определение, сформулированное в Законе Российской Федерации от 10 января 2002 г. «Об охране окружающей среды».
Согласно данному закону «природные ресурсы - компоненты природной среды, природные объекты и природно-антропогенные объекты, которые используются или могут быть использованы при осуществлении хозяйственной и иной деятельности в качестве источников энергии, продуктов производства и предметов потребления и имеют потребительскую ценность». В свою очередь, компонентами природной среды являются земля, недра, почвы, поверхностные и подземные воды, атмосферный воздух, растительный, животный мир и иные организмы, а также озоновый слой атмосферы и околоземное космическое пространство, обеспечивающие в совокупности благоприятные условия для существования жизни на Земле.
В целом такое правовое понимание природных ресурсов разделяется и в других гуманитарных науках. Так, в философской науке под природными ресурсами понимается все то, что мы получаем из окружающей среды для удовлетворения наших потребностей. Они могут быть подразделены на невозобновимые, потенциально возобновимые, а также вечные ресурсы [7, с. 56-57].
Представители экономической науки отмечают, что природные ресурсы - это «объекты и явления природы, которые используются (или могут быть использованы) для удовлетворения материальных, научных или культурных потребностей общества» [8, с. 185-187]. Такой подход может быть обозначен как узкий подход. В рамках данного подхода в состав природных ресурсов включаются полезные ископаемые, источники энергии, почва, водные пути и водоемы, минералы, леса, дикорастущие растения, животный мир суши и акватории, генофонд растений и животных, ландшафты, охраняемые зоны и т. д. [9, с. 57].
Представляется, что все природные ресурсы можно классифицировать по разным критериям: по критерию происхождения - биологические (леса, растения, животные), минеральные (полезные ископаемые) и энергетические (энергия солнца, ветра и т. д.); по экологическому содержанию -исчерпаемые (возобновимые и невозобновимые) и неисчерпаемые (энергия солнца, ветра, приливов); по степени фактического использования - реальные и потенциальные, по критерию заменимости -заменимые и незаменимые и т. д.
Из этого следует, что существующая в экологическом законодательстве России конструкция природных ресурсов должна быть дополнена указанием на энергетические природные ресурсы, в состав которых входят, наряду с другими, возобновляемые источники энергии (солнца, ветра и т. д.).
Развитие в зарубежных странах технологий получения энергии от солнца и ветра обусловило появление опыта правового регулирования этих отношений, представляющего перспективный интерес и для России.
В США в настоящее время во многих штатах и муниципалитетах быстро развивается законодательство, регулирующее доступ к использованию энергии солнца и ветра, посредством создания системы разрешений и зонирования. Так, в Нью-Мексико и Вайоминге владелец солнечного генератора получает права на доступ к солнечному свету и право на защиту его интересов перед соседями или иными лицами, которые создают препятствия к такому доступу и делают его невыгодным. В Калифорнии принят Акт о Солнечных правах и Акт о Солнечном контроле. Эти законы запрещают необоснованные ограничения при установке солнечных генераторов, предусматривают создание «солнечных удобств», например, ограничивая воздействие растительности на солнечные энергетические системы (другими словами, закон запрещает сажать деревья, которые давали бы тень на солнечные батареи).
В ряде муниципалитетов в штате Колорадо проведено самое настоящее «солнечное зонирование», которое создало систему «солнечных конвертов» и «солнечных заборов» для различных районов. В ходе зонирования выделены места, где запрещено осуществлять любое строительство или посадку деревьев, которые могли бы нарушить солнечные права соседей [4, р. 97-103].
Успехи в регулировании данного вопроса во многом объясняются эффективностью федеративного устройства США, когда штаты наделены большим объемом полномочий (и денежных ресурсов), в том числе и в плане решения вопросов развития альтернативной энергетики. Именно этим объясняется, например, тот факт, что в штате Калифорния на долю возобновляемых источников энергии приходится почти 12 % всего производства электричества [10, р. 64].
Аналогичным образом в законах штатов предусмотрены права на ветер, создающие условия для использования ветрогенераторов и ограничивающие возможности создания помех для этого. Существование подобной практики обусловило появление в европейской и американской юридической науке исследований о правах на природные ресурсы ветра и солнца.
Такие права на солнце и ветер вовсе не так иллюзорны, как это может показаться на первый взгляд. Так, в графстве Кент (Англия) мельник предъявил иск в суд в связи с тем, что рядом с его мельницей было построено железнодорожное депо. В результате изменилось направление и сила ветра, возникла турбулентность. Мельник проиграл дело в суде и был вынужден построить мельницу в другом месте, увеличив ее высоту [11, с. 293].
Другим не менее важным вопросом, возникшим в связи с бурным развитием возобновляемых источников энергии в зарубежных странах, имеющим вероятность возникновения и в России, является вопрос об экологических последствиях от использования ветрогенераторов и солнечных батарей. Несомненно, такие «побочные эффекты» не идут в сравнение с рисками от использования атомных электростанций или последствиями выбросов вредных веществ от тепловых электростанций. Вместе с тем, массовое скопление ветрогенераторов может влиять на климат, ухудшая вентилирование местности.
Солнечные батареи вызывают затенение земель, что приводит к изменениям почвенных условий и гибели растительности. Нежелательным экологическим последствием их работы считается нагрев воздуха при прохождении через него солнечного излучения, что ведет к изменению теплового баланса, влажности, направления ветра. Возможен перегрев и возгорание систем, использующих энергию солнца, со всеми вытекающими последствиями.
Наиболее важный фактор влияния ветровых электростанций на окружающую среду - это акустическое воздействие. Шумовые эффекты от ветровых энергетических установок имеют разную природу и подразделяются на механические (шум от редукторов, подшипников и генераторов) и аэродинамические воздействия. Шум может повлиять на фауну, в том числе на морскую фауну в районе расположения ветровых электростанций. Вероятность поражения птиц ветровыми турбинами оценивается в 10 %, если пути миграции проходят через ветровой парк. Размещение ветровых парков влияет и на выбор путей миграции птиц. Помехи, вызванные отражением электромагнитных волн лопастями ветровых турбин, могут сказываться на качестве телевизионных и микроволновых радиопередач, а также различных навигационных систем в районе размещения ветрового парка [12]. К этому остается добавить, что многие граждане считают вид ветряных мельниц неэстетичным.
Между тем, над преодолением эстетических неудобств с каждым годом работает все больше дизайнерских агентств, и прогресс в данном вопросе налицо. При этом ветротурбины находятся в воздухе, а их центр устойчивости - под землей. Таким образом, использование остальной части земельного участка не имеет никаких препятствий. Улучшение конструкции лопастей и установление директивами Европейского Союза предельных уровней шума для ветрогенератора постепенно приводит к уменьшению актуальности этой проблемы. Наконец, увеличение размера ветрогенератора и снижение частоты его вращения начинает снижать и количество погибших птиц. И хотя до нулевой отметки потерь пока далеко, количество погибших птиц от столкновений с объектами автотранспорта несопоставимо больше [13, с. 38-40].
Во многих зарубежных странах подобные вопросы перестали быть абстрактной теорией и уже вылились в практику судебных исков. Причиной их во многих случаях является то, что установка ветрогенератора на участке одного соседа может повлечь снижение аналогичных возможностей по строительству ветрогенераторов другими соседями, т. к. энергия ветра не безгранична [11, с. 293294]. И если к такого рода искам судебная система США и стран Европейского Союза оказалась
готова, то сфера соседского права в России на сегодняшний день пока остается недостаточно развитой.
В России большая часть рассматриваемых судами дел по поводу использования возобновляемых источников энергии в настоящий момент носит обязательственно-правовой характер и касается качества поставленного оборудования. Так, в 2012 г. при рассмотрении кассационной жалобы суд установил, что основанием отказа от исполнения договора явилась неспособность оборудования работать на заявленную мощность там, где был установлен генератор, и в условиях, когда среднегодовая скорость ветра составляет 2,9 м/с. В техническом паспорте и инструкции по эксплуатации указано, что для работы генератора требуется номинальная скорость ветра 11,5 м/с, а при среднегодовой скорости ветра 3,5 м/с на местности, где был установлен генератор, он будет работать на 20-30 % от мощности, на которую рассчитан.
Однако невозможность работы ветрогенератора по причине погодных условий местности не дает оснований считать сам ветрогенератор некачественным. С учетом указанных обстоятельств суды сделали обоснованный вывод об отсутствии доказательств поставки товара ненадлежащего качества [14].
В другом деле суд установил, что ветроустановка вышла из строя ввиду того, что при порывах ветра 35 м/сек генератор ветроагрегата отсоединился от опорной трубы и был сброшен на землю. Поскольку истец считал, что поломка ветроустановки произошла по вине поставщика, допустившего поставку ее с дефектами сварочного шва крепления генератора к опорной трубе, то он обратился в арбитражный суд с иском об обязании ответчика безвозмездно восстановить ветроэнергетическую установку. Решением суда первой инстанции, а затем постановлениями апелляционной и кассационной инстанций исковые требования были признаны обоснованными [15].
Подводя итоги, заметим, что энергия солнца и ветра является разновидностью энергетических природных ресурсов, которые должны быть специально поименованы в Федеральном законе «Об охране окружающей среды». Данные ресурсы имеют особый правовой режим в рамках публичной собственности, который В. Д. Мазаев предлагал назвать «достояние народов» [16, с. 16]. Пользование данными природными ресурсами должно быть бесплатным. Вместе с тем, право граждан и юридических лиц на энергию солнца и ветра не является абсолютным и подчиняется ограничениям, вытекающим из соседского права. Кроме того, органы публичной власти посредством мер градостроительного зонирования, а также иными способами должны обозначить границы данных прав и гарантировать соблюдение общественных интересов [17, с. 127].
Приведенные выше аргументы показывают, что в европейских странах и США происходит активное регулирование процессов использования энергии солнца и ветра как на публичных, так и на частных землях. Федеральные органы власти осуществляют финансирование частных лиц, а также стимулируют региональные и местные власти в сфере развития возобновляемых источников энергии. В европейской и американской науке обсуждается вопрос о системе прав на рассматриваемые виды энергии. Развивается правовое регулирование соседских отношений, разрешаются споры о препятствиях доступа к использованию ресурсов солнечной и ветровой энергии. В перспективе этот опыт будет обязательно востребован и в России, когда развитие возобновляемых видов энергии достигнет определенного уровня.
Литература
1. Каныгин П. С. Альтернативные источники энергии в международной торговле // Российский внешнеэкономический вестник. 2009. № 11.
2. Babcock H. Can Vermont Put the Nuclear Genie Back in the Bottle? A Test of Congressional Preemptive Power // Ecology Law Quarterly. 2012. Vol. 39.
3. Smith T. Licensing the Rebirth of Nuclear Power: A Primer // Ecology Law Currents. 2008. Vol. 35.
4. Klass A. B. Property Rights on the New Frontier: Climate Change, Natural Resource Development, and Renewable Energy // Ecology Law Quarterly. 2011. Vol. 38.
5. Директива Европейского парламента Совета Европейского Союза 2009/28/ЕС от 23 апреля 2009 г. о стимулировании использования энергии из возобновляемых источников, внесении изменений и дальнейшей отмене Директив 2001/77/ЕС и 2003/30/ЕС // СПС Гарант.
6. Основные направления государственной политики в сфере повышения энергетической эффективности электроэнергетики на основе использования возобновляемых источников энергии на период до 2020 года. Утверждены распоряжением Правительства России от 8 января 2009 г. № 1-р // СПС Гарант.
7. Миллер Т. Жизнь в окружающей среде. М., 1993.
8. Савон Д. Ю., Хадая Д. И. Экологические проблемы в сфере охраны окружающей среды // Научный вестник Московского государственного горного университета. 2013. № 12.
9. Каныгина Е. В. Классификация природных ресурсов // Научный вестник Московского государственного института индустрии туризма. 2010. № 2.
10. Frank R. M. California & the Future of Environmental Law & Policy // Ecology Law Currents. 2008. Vol. 35.
11. Крассов О. И. Право собственности на землю в странах Европы. М., 2014.
12. Сылкина С. М. Международно-правовые аспекты рационального использования альтернативных источников энергии. URL: http://rusnauka. com/Page_ru.htm
13. Дмитриева Ю. Ю., Позмогова С. Б. Перспективы использования ветроэнергетики в Ульяновской области // Вестник Ульяновского государственного технического университета. 2012. № 2.
14. Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 25 сентября 2012 г. № Ф05-10726/12 по делу № А40-110112/2011 // СПС Гарант.
15. Постановление Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа от 9 июля 2002 г. № Ф03-А73/02-1/1260 // СПС Гарант.
16. Мазаев В. Д. Понятие и конституционные принципы публичной собственности. М., 2004.
17. Працко Г. С. Социальный порядок как фактор становления правового государства // III Всероссийский философский конгресс. Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия. Ростов н/Д, 2002. Т. 3.
