CC BY
134
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
УДК 342 :347.471 в. О. БЕРНАЦКИЙ
И. Ф. ФИСЕНКО
Омский государственный технический университет
ПРАВОВОЕ ГОСУДАРСТВО - ОСНОВАНИЕ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В РОССИИ
В статье авторы анализируют феномен «правовое государство» в соотнесении его с концепцией гражданского общества как особого устойчивого состояния общества, где властные и негосударственные организации при реализации своих функций не просто находятся не в отрицании друг друга, а во взаимодействии на паритетных условиях. Делается вывод, что только при таких обстоятельствах возможно создание и развитие гражданского общества в России.
С начала XXI века наши политики и чиновники, СМИ, политологи, философы другие представители научного сообщества много рассуждают о гражданском обществе в России. Но в полемике о наличии или отсутствия гражданского общества в России до сих пор остается без должного внимания исходное, начальное звено всей проблемы: а что такое гражданское общество? Исходных позиций, на которых и выстраиваются доказательства наличия или отсутствия гражданского общества, всего две: 1)наличие в обществе негосударственных общественных организаций как реальный фактор и 2) отождествление гражданского общества с определенной совокупностью негосударственных организаций, включая и международные. Вполне очевиден итоговый вывод о России: гражданское общество уже есть, но не зрелое. И пусть граждане учатся самостоятельности (поставить, например, домофон в своем подъезде, как
ужасно: даже вопреки мнению любой муниципальной структуры!) и упражняются в самоорганизации. И то, и другое, конечно, нужно и необходимо, но это одна сторона медали, а есть и другая, за рамками только объединения граждан.
В свое время (1) нами была сформулирована иная позиция, концептуально отличающаяся от уже известных и предпринята попытка ее обоснования. Дело в том, что в сложившихся условиях распространенная позиция сведения гражданского общества исключительно к негосударственным, некоммерческим организациям не убеждает и остается дискуссионным. Во-первых, мы считаем, что гражданское общество не может быть неким «островом», некоей частью общества, не сводится к группе каких бы то ни было отдельных форм организации людей, тем более «узурпировать» исключительно для себя само название (бренд!) «гражданское общество». Во-вторых, не что иное, как
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72) ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72)
сама социальная действительность подтверждает: ни одно общество в мире в своем современном состоянии не свободно от государства как своего «хребта». Именно государство как организующая сила (власти) во всех внутренних и внешних отношениях, выступает действующим субъектом не только международных, но и в разной мере всех внутренних отношений. Вот почему и был сделан вывод, что гражданское общество там и тогда, где и когда государство и негосударственные общественные формирования не просто в единстве, а в единстве взаимосвязи и взаимоподдержки в деле удовлетворения потребностей и реализации интересов своих граждан, как в целом, так и отдельной личности. Иначе говоря, гражданское общество — это особое устойчивое специфическое состояние общества, где властные и негосударственные организации не в отрицании друг друга в реализации своих функций. Это состояние не выяснения отношений между государством и негосударственными общественными формированиями, а направленность на решение конфликтов, не их раздувание, а выработка единых (общих) целей, ценностей, программ и совместное участие в их реализации каждым в соответствии со своим статусом и местом в обществе.
Именно изложенную выше позицию при непредвзятом объективном подходе к уже существующим и достаточно общепринятым теоретическим положениям и к реальным фактам современной социальной действительности они же (факты и теоретические положения) и подтверждают. А в рамках одной статьи можно ограничиться рассуждением о таком известном феномене, как «правовое государство», поскольку в отсутствии такового вообще несерьезно говорить о существовании гражданского общества, тем более о его развитии. Здесь становится более чем очевидным правомерность соответствия (соотнесения) правового государства именно с концепцией гражданского общества как особого состояния общества, а не сведения гражданского общества к той или иной совокупности типов, видов отдельных общественных формирований, к самостоятельности и самоорганизации граждан.
Использовать этот фактор целесообразно и потому, что современные идеи правового государства сложились в достаточно целостную систему, имеющую и свои составляющие элементы на основе, опять-таки, общепринятых положений. Речь идет о разделении властей; о главенстве Конституции; о принципе законности; о принципе гарантии прав и свобод граждан, непреложности обязанностей и взаимной ответственности гражданина и государства; о принципе искоренения коррупции.
Начать целесообразно с того, что «...идея правового государства вошла в обиход современных цивилизованных обществ, — писал С.А. Котляревский, — в совокупность тех ожиданий, которые обращает член государственного союза к руководителям этого последнего. Правовое государство стало одним из основных политических заданий. Много раз отмеченный кризис правосознания, утрата веры во всемогущество права и учреждений, наличность периодически переживаемых здесь разочарований не отнимает у данных стремлений настойчивости и выразительности: убеждение, что государство должно принять облик правового, остается непоколебленным»(2). Здесь можно только добавить, что в России разочарование подавляющего большинства населения в отдельных нормах действующего законодательства, высокий уровень преступности, подорванный авторитет судебной системы и т.п. только усиливает стремление
к преобразованию государства в правовое, наглядно показывая, что сложившаяся неблагополучная обстановка может быть преодолена совместными усилиями всего общества через воспитание правовой культуры граждан в большей мере «сверху», через государственные же механизмы и с помощью, в том числе, государственных инструментов. То есть свободе (еще А. де Токвиль констатировал; «Искусство жить свободными способно творить чудеса, но в то же время нет ничего труднее, чем учиться жить сво-бодными»(3), гармоничной личностной автономии, грамотной самореализации, ответственности людей надо научить; воспитать чувство гражданского и личностного достоинства; развивать и поощрять гражданскую активность, осознание личности как активного субъекта общества; повысить уровень образования и культуры (и не только правовой), нравственности и мышления.
Не очевидно ли: для этого должны быть выработаны правовые, политические, экономические, административные и иные возможные методы воздействия со стороны государства, тем более стратегия, осуществить которую под силу только государству в правовом его состоянии. Все это невозможно без (и-вне ) не просто участия государственных структур, а поддерживающего и утверждающего их участия. При этом мы считаем, что отдельные идеи, предшествующие формированию теории правового государства были высказаны, в том числе и в античные времена. Другое дело, что сам термин сформировался в немецкой юридической литературе в конце VIII — начале XI веков в трудах Р. Фон Моля, К.Т. Вельнера и др.
Не удивительно, что основные положения концепции были развиты во время буржуазных революций, поскольку это был период преобразования традиционных государств в конституционные. Тогда-то активно переосмысливались и пересматривались существовавшие принципы взаимоотношений государства и личности, соблюдения прав человека при осуществлении государством своей деятельности. Следует отметить, что именно в этот исторический период правовое государство зачастую отождествлялось с конституционным.
В дореволюционной России идеи правового государства развивались в трудах Н.И. Палиенко, П.И. Новгородцева, П.А. Покровского, В.М. Гессена, Б.А. Кистяковского и др. В начале ХХ века активно высказывались общие суждения о праве, в том числе по отношению к государству, политическим партиям и политике как таковой, предпринималась попытка дать определение правового государства. Например, Б. Кистяковский видел главное назначение правового государства в обеспечении (заметим: в обеспечении. — Авт.) справедливости для всех при всех недостатках человеческой природы и считал его « высшей формой государственности»^), а конституционное государство — лишь промежуточной стадией в развитии государства как правового.
Он так же выделил системообразующие признаки исследуемого понятия, такие как безликость власти (господствуют не лица, они лишь исполнители законов, а правовые нормы), ограничение и регламентация ее законами и оправдание властных действий связующей и одобренной обществом идеей (идея эта также должна быть закреплена правовыми нормами). Предложил способ соотнесения реальной жизни с законом для постепенного, ненасильственного построения правового государства: фактически существующие общественные отношения урегулировать нормами права, и тогда должные отношения постепенно во-
зобладают над фактическими, а фактические в то же самое время приспособятся к должным, достигнут согласия с ними в правовом отношении.
Он впервые в отечественной юридической мысли констатировал, что в любом обществе имеется сфера самоопределения и самовыражения личности, в которую государство вторгаться не должно, и вывел основной признак правового государства: государственная власть должна быть ограничена интересами личности. «В правовом государстве власти положены известные пределы, которых она не должна и не может переступать» (5), — пишет Кистяковский, и уточняет: «Благодаря неотъемлемым правам и неприкосновенности личности, государственная власть.не только ограничена, но и строго подзаконна» (6).
Следует отметить, что столь очевидный и, казалось бы, неоспоримый признак правового государства как строгая подзаконность государственной власти в научных кругах имеет своих противников. Н.В. Устрялов так обозначает свою позицию: «Даже нарушая право, поскольку этого временно требует исключительная обстановка, государство продолжает оставаться самим собою. В своей жизни и деятельности оно может руководствоваться не только правовыми началами, но и нравственными, более высокими, чем правовые. Большие исторические движения допускают непосредственное «оформление» именно нравственными, эстетическими и религиозными категориями в гораздо большей степени, нежели правовыми. Нередко движет ими любовь, «которая и жжет и губит», но которая так же созидает и животворит. Право становится тогда орудием, инструментом высших жизненных целей и ценностей, обретает подлинную свою инструментальную природу» (7). Сторонниками данного подхода в России приводят пример, который не может оставить людей равнодушными: Совет Федерации обратился в Конституционный Суд с просьбой проверить конституционность Указа Президента России Б.Ельцина «О начале военных действий в Чеченской Республике». Конституционный же суд, согласно регламенту, рассматривает обращения вне зависимости от статуса лица либо органа его направившего, в порядке очереди. И столь важное обращение Совета Федерации было рассмотрено в порядке очереди, т.е. через длительный промежуток времени. Соглашаясь с тем, что путем нарушения регламента Конституционным судом можно было бы спасти огромное количество человеческих жизней, отметим, что вместо подталкивания к нарушению действующих и принятых в установленном порядке нормативных актов, следовало бы бросить все силы и ресурсы на то, чтобы пересмотреть и упорядочить законодательство. А упор в характере законов сделать на обеспечение суверенитета личности, с тем, чтобы исключить в принципе возникновение ситуаций, срочно требующих нарушения законодательства для их благополучного разрешения. Выходит, при подходе, изложенном Н.В. Устряловым, государство, конечно, останется таковым, но будет антиправовым по своей сути, а последствия безответственного нарушения законов, мотивированных нравственными соображениями (даже при строго очерченном перечне исключительных обстоятельств, допускающих такое нарушение) могут быть глобальными, непредсказуемыми и страшными. И ни о каком гражданском обществе говорить не приходится.
С.И. Гессен, рассуждая о правовом государстве, главным считал верховенство закона: «Правовым называется государство, которое признает обязательным для себя как представительства создаваемые им
же как законодателем юридические нормы. Правовое государство в своей деятельности, в осуществлении своих правительственных и судебных функций связано и ограничено правом, стоит под правом, а не вне и над ним»(8). И потому, являясь сторонником четкого разделения органов, исполняющих функции законотворчества и законоисполнения, считал, что правовое государство как исполнительный орган должно подчиняться себе как органу законодательному. Таким образом, он настаивает на свободе законодательной деятельности, без ограничения законодательной власти законом, обосновывая данный тезис тем, что не существует вечных обычаев и законов, а, следовательно, законы должны соответствовать уровню зрелости общества, отражать происходящие изменения во всех сферах общества и отвечать объективным потребностям его развития. А идею разделения властей Гессен раскрывает как «обособление властей», при котором «.говорить о деспотизме большинства невозможно, ибо те права, которые большинство желает для себя, оно принуждено признавать и, действительно, признает за меньшинством»(9). Одновременно о народном представительстве Гессен пишет так: «Придет время и всеобщее избирательное право во всех, без исключения, конституционных государствах станет реальным фактором политической жизни. Тогда — и только тогда — парламент явится действенным выразителем народной воли — воли народного большинства. Тогда народные демократические партии будут обладать достаточною силою для того, чтобы именем народа править страной»(10). И здесь можно отметить имплицитный характер идеи гражданского общества.
Наиболее органичной в этой связи представляется концепция правления права П.И. Новгородцева. Он, безусловно, был сторонником обязательности норм права как для государства так и для граждан. Под принципом разделения властей он понимал разграничение функций, благодаря которому возможен взаимный контроль властных структур друг за другом и невозможна абсолютизация полномочий одной из них. «В пределах данного государства, — отмечает Новгородцев, — могут уживаться разные веры и могут бороться политические воззрения; в нем могут существовать рядом разные народности и наречия; но для того, чтобы государство представляло собою прочное духовное единство, оно должно утверждаться на общем уважении и общей любви к общенародному достоянию»(12). Заслугой философа было то, что он предпринял попытку совместить идеальную модель правового государства с реальной действительностью, показать, что стабильность в обществе достигается не за счет формального разделения властей, а зависит от совокупности множества других факторов.
Резюмируя вышеизложенное, мы считаем, что следует четыре достаточно известных признаков правового государства сформулировать и специально выделить как основные принципы его организации и функционирования.
Принцип законности. Говоря о господстве закона во всех сферах общественной жизни, о безусловном верховенстве закона, в этом плане импонирует предложенная В.Д. Зорькиным (13) характеристика указанного принципа путем сравнения с пирамидой. Правовая пирамида имеет своей вершиной Конституцию, в которой в имеющих высшую юридическую власть нормах зафиксированы цели, идеалы общества, основные векторы его развития. Далее пирамида идет вниз, расширяясь в виде последовательных, иерархически выстроенных законов, затем следуют
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72) ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72)
подзаконные акты, судебная практика. Низшие «слои» конституируются не чем иным, как только Конституцией, вершиной.
Иначе говоря, главенство «вершины» при соб-людаении жесткой иерархии и едином принципе: понимание, толкование (недопустимо вкладывать в содержание нормативных актов такой смысл, который не был предусмотрен законодателем) и применение законов и подзаконных актов должно быть единообразным; неотвратимой должна стать ответственность за нарушение норм права (кем бы оно не было допущено); презумпция невиновности должна соблюдаться свято и повсеместно (согласно ст. 49 Конституции РФ) и др.
Что касается данного принципа в сегодняшней России, то отечественная правовая пирамида имеет перевернутый вид, с вершиной, Конституцией, внизу. Одной из причин этого является недостаточная степень уважения и почитания Конституции, крайне редко судом достойно принимаются ссылки на Конституцию, при противоречиях между законом и иным правовым актам положения ст.15 Конституции судами игнорируются. Поясним: п.2 ст.15 Конституции РФ не подлежит расширительному толкованию. Только Конституция и законы. Все остальные правовые акты являются по замыслу законодателя лишь актами конкретизации положений законов, которые изданы на основании Конституции, имеющей высшую юридическую силу. И кто, если не само государство способно переломить ситуацию и перевернуть, естественно, с опорой на негосударственные общественные формирования, правовую пирамиду? В духе идеи гражданского общества ответ очевиден.
2. Принцип верховенства и прямого действия конституционного закона. Данный принцип является основной составляющей предыдущего, но настолько важной, что требует отдельного выделения и справедливо закреплен в п.1 ст. 15 Конституции: «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации»(14).
На практике и по большому счету важна не только сама Конституция, поскольку она — декларация, а конституционная система. Помимо добросовестной работы судебной системы конституционного надзора, должны широко применяться всевозможные технологии по преодолению правового нигилизма в массовом сознании; развиваться и поддерживаться действенная способность противостоять любому произволу. И вновь: без поддерживающего и утверждающего усилия со стороны государства, никакие общественные организации эту задачу не вытянут, не осилят. И идея гражданского общества претворяется здесь в праве органов власти, общественных организаций, юридических и физических лиц, судов в частности, обращаться в Конституционный суд на равных правах с вопросом о соответствии того или иного закона Конституции и тем самым предотвратить применение правонарушающего закона, а в деятельности обычных судов Конституция должна быть основой при разрешении судебного спора.
3. Принцип разделения властей. Идея, лежащая в основе данного принципа — и сформулирована на достаточно подготовленной теоретической базе Ш. Монтескье. В России она была впервые описана М.М.Сперанским (1772-1839 г.г.) в «Проектах и записках» и базировалась на конституционной монархии. В
проекте Сперанского были предусмотрены не только сдерживающие факторы при разделении властей, но и механизм их согласованного взаимодействия. «Законодательная власть должна быть вручена двухпалатной Думе, которая обсуждает и принимает законы...Глава исполнительной власти — монарх участвует в деятельности Думы, но «никакой новый закон не может быть издан без уважения Думы. Установление налогов и повинностей уважаются в Думе». Мнение Думы свободно и поэтому монарх не может «ни уничтожить законов, ни обезобразить их», так как в своих действиях исполнительная власть подконтрольна представительному органу. Судебная власть реализуется судебной системой включающей суд присяжных и завершающейся высшим судебным органом — Сенатом. Три власти управляют государством подобно тому как человек своим организмом: обращаясь к закону, воле и исполнению»(15).
На наш взгляд, становление гражданского общества в России тормозит опять-таки само государство, поскольку убедительной практики самостоятельности в разделении пока не существует. Не существует потому, что законодательная и судебная ветви власти действуют, мягко сказать, с позиции оглядки на исполнительную. И хотя негосударственные организации на это неоднократно обращали внимание, они не в силах без участия государства ограничить исполнительную власть в деле влияния на другие ее ветви, а также — не ограничивать деятельность негосударственных разного рода подзаконными и ведомственными актами.
Наконец, если обратится к авторам, избравших темой своего исследования правовое государство, например, В.Н. Кудрявцев, Е.А. Лукашева, В.Д. Зорькин, М.Н. Марченко и др., заметно, что они едины во мнении о том, что помимо выше обозначенных, признаком характеристики правового государства является представление о правах и свободах гражданина как о главном критерии характера действующего законодательства. И потому следует показать еще один основополагающий принцип правового государства.
4.Принцип гарантированности прав и свобод граждан, непреложности обязанностей и взаимной ответственности гражданина и государства. Идея прав человека зародилась примерно в V веке до н.э. в древних полисах (Афинах, Риме) и прошла трудный и длительный путь становления. В 1215 г. в Англии была принята «Великая Хартия Вольностей», которая ограничивала произвол чиновников; в 1628г. «Петиция о праве» предписывала королю защищать права подданных; в 1679 г. «Хабеас корпус акт» установил гарантии неприкосновенности личности и понятие презумпции невиновности; в 1689 г. «Билль о правах» внес свою лепту в процесс регулирования законодательной их защиты; в 1776 г. свободу и право на жизнь провозгласила «Декларация прав Вирджинии»; в1789г. Конституция США закрепила перечень прав и свобод, а так же была принята «Декларация прав человека и гражданина». Современное воплощение идеи прав человека отражено во «Всеобщей декларации прав человека» (1948 г.), «Европейской конвенции прав человека» (1956 г.), «Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах (1976 г.), «Международном пакте о гражданских и политических правах» (1976 г.), современные национальные декларации о правах человека и Конституции развитых стран.
Характерной чертой развития России в настоящее время является желание соответствовать международным стандартам правового положения
личности в государстве. Новые приоритеты в отношениях между человеком и государством закреплены в Конституции России 1993 года, которая к тому же является законодательным актом прямого действия. По мнению А.Н. Аринина «национальные институты защиты прав и свобод человека дополняются институтами международно-правовыми, т.е. человек становится субъектом международного права. Эти процессы свидетельствуют об осознании мировым сообществом огромной роли, которую играют права и свободы человека в обеспечении эффективного национального и международного развития государства. Вот почему они представляют и главную цель, и важнейший инструмент любого демократического правового государства, стремящегося обеспечить свободу, благосостояние, достоинство, безопасность общества, высокую конкурентоспособность страны в мировом сообществе»(17). Но кроме провозглашения прав и свобод личности, которые в новой Российской Конституции действительно максимально полно закреплены, в обществе должны существовать конкретные механизмы их реализации, то есть должна быть реальная практика положительных действий государства в интересах гражданина. Тогда только и можно говорить о гражданском обществе.
Выше названные принципы являются базовыми и практически неоспоримыми в научной литературе, когда речь идет о правовом государстве. Но за их пределами мнения ученых расходятся и в дополнение к изложенным называются принципы обеспечения существования и функционирования институтов демократии (М.Н. Марченко), наличия развитого гражданского общества (Б.М. Лазарев); а так же уже указанные принципы дробятся: из них выделяются в самостоятельные принцип наличия Конституционного суда, принцип ответственности государства перед гражданами, принцип единства права и закона, принцип равенства всех перед законом и судом. Такие уточнения имеют под собой определенные основания, но в целом поглощаются четырьмя вышеизложенными.
В то же время, чтобы Россия достигла провозглашенного в ст.1 Конституции РФ статуса демократического федеративного правового государства, на основе анализа состояния современного российского общества и изложенного выше в соотнесении с отечественной действительностью, считаем необходимым выделить еще один феномен, который без решающей роли государства либо сведет на нет ростки гражданского общества, либо включает зеленый свет светофора на пути к нему. Речь ведем о борьбе с коррупцией. Как фактор, коррупция актуальна не только для нашей страны (в связи с ее особенностями и менталитетом), но и для собственно идеи правового государства в целом. Неудивительно, что с 80-х годов ХХ века проблема борьбы с коррупцией стала одной из главных забот международной политики и осознано, что в отдельно взятой стране самостоятельно с коррупцией справиться невозможно. Следовательно, учитывая интеграционные процессы в мире, можно предполагать, что поскольку идея правового государства является универсальной (она присуща политической и правовой идеологии государств в мировом масштабе), а идея борьбы с коррупцией так же носит глобальный характер, то оформление и констатация последней как принципа правового государства не только уместна, но и необходима.
Вот почему следует отдельно и в статусе «существенный» выделить «принцип искоренения коррупции». В подтверждение выше изложенной мотивации
включения данного направления в качестве равноправного принципа в перечень общезначимых принципов правового государства необходимо привести статистику, свидетельствующую о том, что коррупция в той или иной степени присуща любому обществу. Указанную статистику нам дает некоммерческая, неправительственная, влиятельная международная организация по изучению коррупции и борьбе с нею Transparensy International. Начиная с 1995 года она ежегодно рассчитывает так называемый индекс восприятия коррупции по 10-балльной шкале (где 10 баллов означает отсутствие коррупции, а 0 баллов — самая высокая степень коррумпированности государственных органов). В 2003 году индекс восприятия коррупции для наиболее показательных стран выглядел следующим образом: Финляндия — 9,7; Дания — 9,5; США — 7,5 (при показателе 7,8 в 1995 году); Япония- 7,0; Италия — 5,3 (при показателе 3,0 в 1995 году); Россия — 2,7 (причем в постсоветской России уровень коррупции значительно превышает уровень коррумпированности бывшей советской номенклатуры) .
В средствах массовой информации и в научной литературе приводится внушительный перечень последствий коррупции с упором на экономические, поскольку она ведет к несправедливости, к несправедливому перераспределению доходов граждан, а так же подрывает веру в законы и судебную систему, в само государство как в эффективный механизм управления обществом, в конечном итоге, к торможению процесса становления гражданского общества в России.
Понятно, что данный принцип не охватывается в полной мере принципом законности, поскольку принятие соответствующего законодательства, хоть и крайне важная мера, но сама по себе не гарантирующая достижение положительного результата в борьбе с коррупцией. Подтверждением тому может служить пример законодательных действий США и их крайне незначительных на сегодняшний день последствий по факту грандиозного коррупционного скандала международного масштаба в 1977 году. Как выяснилось в ходе масштабного расследования, которое было затеяно Японией, американская компания по производству военных самолетов «Локхид» давала взятки высокопоставленным чиновникам во многих странах мира за то, чтобы этими странами были закуплены небезопасные самолеты «Старфайтер F104», от закупки которых отказались ВВС США. В результате самолеты были приобретены ФРГ, Италией, Канадой, Голландией, Бельгией, Японией, Данией, Грецией, Испанией, Норвегией, Турцией, Пакистаном и др. Истребитель постоянно падал, летчики гибли десятками (в Канаде из 238 приобретенных самолетов разбились 112). Судебное разбирательство международного масштаба по данному делу длилось 19 лет, а сама ситуация послужила толчком к принятию в США в 1977 году Закона «О коррупции за рубежом», согласно которому американские служащие несли суровое наказание за дачу взяток служащим других государств.
Принимая указанный закон, США выражали надежду, что их примеру последуют и другие страны, но только в 1999 году 35 государств подписали и ратифицировали Конвенцию ОЭСР против взяточничества, запрещающая подкуп при совершении зарубежных сделок. Знаменательно, что ратификация Конвенции некоторыми странами необоснованно затягивалась, а информация о ней после ее вступления в законную силу распространялась крайне медленно: по итогам опроса менеджеров стран «третьего мира», активно работающих с зарубежными партнерами, всего 7%
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72) ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72)
респондентов были хорошо осведомлены о содержании Конвенции, в то время как 42% даже не знали о ее наличии.
Вышеизложенное косвенно подтверждается разразившимися в декабре 2007 года в России коррупционными скандалами. В Томске взяли под стражу мэра, который по версии следствия злоупотреблял служебным положением и вымогал взятки. В Москве возбуждено уголовное дело в отношении руководителей Пенсионного фонда, которые злоупотребляли должностными полномочиями при закупке оргтехники), а главное — прозвучавшими комментариями по их факту из уст российских государственных чиновников. А именно, А. Чекалин, первый заместитель министра внутренних дел РФ, в телевизионном интервью сказал буквально следующее: «Коррупции способствует отсутствие экспертизы законопроектов на коррупциемкость или коррупцигенность»(18). В нашем понимании из этой фразы вытекает буквально то, что при строгом соблюдении законов и принципа разделения властей при их принятии и реализации есть большая вероятность, что следить за их соблюдением и принимать их будут коррумпированные чиновники, что изначально подрывает идею правового государства при кажущемся соблюдении его принципов, здесь раскрытых под номерами 1—4.
Безусловно, учитывая годами формировавшуюся российскую специфику в части коррупции, тем не менее наша страна делает активные шаги в этом направлении. По словам председателя комиссии по противодействию коррупции, первого заместителя председателя комитета Госдумы по безопасности Михаила Гришанкова, «Во-первых, налицо наличие политической воли. .Озвученный 10 мая 2006 года в Послании Президента Российской Федерации В.В. Путина Федеральному собранию призыв к устранению коррупции как одного из самых серьезных препятствий на пути развития России в сочетании с тезисом о том, что основой деятельности и чиновников, и представителей бизнеса должна быть социальная ответственность, а также его недавнее заявление на эту тему на экономическом форуме в Санкт-Петербурге, не оставляют сомнений в том, что эта проблематика выходит на первый план в числе национальных приоритетов. Во-вторых, у России скоро появится эффективный набор инструментов в сфере противодействия коррупции: недавно мы ратифицировали Конвенцию ООН против коррупции, в ближайшем будущем ожидается внесение на ратификацию в Государственную думу Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию. В этих и других международно-правовых документах прописаны механизмы противодействия коррупции, многие из которых позитивно зарекомендовали себя в других странах. В-третьих, началась работа над имплементацией в российское законодательство положений, предусмотренных подписанными Россией международными конвенциями, что предполагает внесение в российское законодательство норм, отвечающих общепринятым международным стандартам»(19).
Изложенное можно резюмировать таким образом: для претворения принципа борьбы с коррупцией в жизнь помимо обозначенных мер, которые могут быть рассмотрены как законодательные действия государства, необходимо так же проведение долгосрочных институциональных реформ по упорядочению (возможно и сокращению) госаппарата; созданию уполномоченных государственных и негосударственных независимых структур по расследованию дел об обвинении в коррупции; создание экспертной
комиссии по антикоррупционной проверке законодательства (в том числе — законопроектов); введение системы этических стандартов для государственных служащих и повышение их общего культурного уровня; воспитание у граждан воли и решимости к борьбе с коррупцией. И вне всякого сомнения тот факт, что для каждой отдельно взятой страны и в международном масштабе проблема коррупции может быть разрешена только в сотрудничестве и только с опорой на международные организации, такие как ООН, Европейский союз и т.п.
Возможно и внедрение ряда других мер, успешно применяемых в странах с низким уровнем государственной коррумпированности, использование их опыта (например в США добровольный осведомитель получает до 30% от стоимости выявленного по его доносу материального ущерба и защищен специальной государственной программой от каких бы то ни было посягательств со стороны лиц, о которых он предоставил информацию).
В завершение краткий итог. Изложенное наглядно показывает, что гражданское общество никак не сводится к какой-либо части общества, а есть особое состояние общества на основе в достаточной мере партнерских отношений государства, его структурных формирований с негосударственными общественными формированиями, целью чего является благо всего населения. Особость взаимодействия «государство — общественные организации — население (народ)» в том, что само государство ни на «правовое государство», ни на создание гражданского общества не пойдет, хотя бы в силу актуальности фактора элитарности и политичности власти. Но и общественные организации решить эту задачу цивилизованным путем самостоятельно просто не в состоянии. По отдельности ни даже само «правовое государство», ни негосударственные организации (даже при просто пассивном поведении властей) не способны воплотить верховенство права, превратить идею «правового государства» в социальную реальность, а следовательно, трансформировать общество в гражданское общество. Единственно возможный путь: правовое давление негосударственных общественных организаций на государственные структуры, на власть с целью установления взаимопонимания и партнерских отношений в деле создания гражданского общества.
До начала XXI века из участия в создании гражданского общества государство самоустранялось, да и сейчас не ускоряется, хотя и не сторонится. Только осознав свою ответственность, государство, негосударственные организации и население в своем большинстве могут обеспечить движение и путь к гражданскому обществу в России.
Библиографический список
1. Бернацкий В.О., Фисенко И.Ф. Об одной полемике в «Русском журнале». — Омский научный вестник. 2006. — № 2 (35). - С.22-24.
2. Котляревский С.А. Власть и право. Проблема правового государства. — М., 1915 г. — С. 4 — 5.
3. Токвиль. А. Демократия в Америке. — М., 1992. — С. 188.
4. Кистяковский Б.А. Государство правовое и социалистическое // Вопросы философии. — 1990. — № 6. — С.144.
5. Кистяковский Б.А. Сущность государственной власти. — Ярославль, 1913. — С. 474.
6. Там же. С. 477.
7. Устрялов Н.В. Понятие государства. — М., 2000 г. — С.10
8. Гессен В.М. Теория правового государства. — СПб., 1913. - С. 283.
9. Гессен В.М. Теория конституционного государства. — М., 1914. — С. 255.
10. Гессен В.М. Теория правового государства. — СПб., 1913. — С. 58
11. Цион И.Ф. Как установить в России правовой государственный строй? Лейпциг, 1905. — Энциклопедический словарь. — СПб., 1893. — С. 18.
12. Денильханов А.Х. П.И.Новгородцев о правовом государстве и демократии // Социально-политические вопросы. — 1996. — № 4. — С. 201
13. Правовое государство в России: Замысел и реальность : круглый стол юристов. — М., 1995. — С. 31.
14. Конституция РФ. — М. : Юридическая литература, 1993. — С. 7
15.Исаев И.А., Золотухина М.Н. История политических и правовых учений России. — М.: Юрист, 1995. — С. 209.
16. Конституция РФ. — М. Юридическая литература, 1993. — С. 7, ст. 10.
17. Аринин А.Н. Права и свободы человека и эффективное развитие России. — Общественные науки и современность. — 2002. — № 1. — С. 68.
18. События. — НТВ. — 10.12.2006. — 23:02.
19. Гришанков М. Материалы пресс-конференции в Доме журналистов от 05.07.2006.
БЕРНАЦКИЙ Владилен Осипович, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и социальных коммуникаций.
ФИСЕНКО Ирина Федоровна, аспирантка кафедры философии и социальных коммуникаций.
Дата поступления статьи в редакцию: 12.09.2008 г.
© Бернацкий В.О., Фисенко И.Ф.
УДК 1+37 В. Г. СТАРНИКОВА
Сибирская государственная автомобильно-дорожная академия
ФИЛОСОФИЯ ОБРАЗОВАНИЯ ЗА РУБЕЖОМ: ОПЫТ СТАНОВЛЕНИЯ_________________________
В статье рассматривается опыт становления философии образования как самостоятельной области знания за рубежом. Автор приводит классификацию получивших наибольшее распространение в западной философии образования направлений и делает вывод о возможности использования их позитивного опыта для разработки критериев оценки выбора приоритетных образовательных моделей в нашей стране.
Традиция философского подхода к исследованию феномена образования достаточно солидна. Разработка образовательной проблематики начинается в античности и проходит через всю историю философской мысли. Идеи софистов, Сократа, Платона, Аристотеля, Демокрита положили начало исследованиям природы и сущности образования человека. И у римских риторов, и у средневековых теологов философские учения тесно переплетаются с педагогическими теорией и практикой. Целый период в истории философской мысли даже называл себя Просвещением.
Немецкая классическая философия в лице И. Канта, Ф. Шлейермахера, Г.-В. Гегеля, И. Гербарта, В. Гумбольдта выдвинула и обосновала идею гуманистического образования личности и ее самосознания, предложила пути реформирования системы и школьного и университетского образования.
Крупнейшие философы ХХ века, размышляя о проблемах образования, выдвигали проекты новых образовательных институтов. Наследие таких классиков философии, как В. Дильтей, Д. Дьюи, М. Бубер, К. Ясперс, А.Н. Уйатхед, составляют золотой фонд философии образования [1, 3].
Исследование проблемы образования имеет дли-
тельную философскую традицию. Однако долгое время философия образования составляла компонент системного мышления «великих философов» и развертывалась в качестве проекции философами собственных философских концепций на педагогические теории и системы.
Хотя проблемы образования всегда занимали важное место в философских концепциях, но выделение философии образования в качестве особого исследовательского направления происходит в начале 40-х гг. XX в. в Колумбийском университете (США), где создается общество, с целью исследования философских проблем образования. Именно в США в конце 50-х гг. философия образования обособляется от общей философии и институализируется как академическая наука и учебная дисциплина. Создаются ассоциации и объединения философов, специализирующихся в области образования, и педагогов, проявляющих интерес к философии. Разрабатываются учебные курсы по философии образования для колледжей и университетов, осуществляется подготовка кадров по этой специальности. Философия образования занимает важное место в преподавании философии во всех западноевропейских странах.
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 5 (72) ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
