CC BY
813
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2009. № 4 (21). С. 30-41.
© Р.Л. Иванов, 2009 УДК 340.111.5
ПРАВООТНОШЕНИЕ КАК ФОРМА РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВА THE LEGAL RELATIONS AS A LAW ENFORCEMENT FORM
Р.Л. ИВАНОВ R.L. IVANOV
Рассматриваются некоторые дискуссионные вопросы, связанные с понятием и видами правовых отношений. Обосновывается необходимость разграничения правовых отношений и общих (абстрактных) правовых связей.
The article is devoted to the problems of the concept of legal relationships. The author substantiates necessity for demarcation legal relationships and general (abstract) law connections.
Ключевые слова: правоотношение,
правоотношения, реализация права.
правовая связь, общие правоотношения, абсолютные
Key words: legal relationship, the legal relationship, the overall relationship, the absolute relationship, the realization of rights.
Как известно, ряд вопросов, касающихся понятия правовых отношений, продолжают оставаться дискуссионными [1]. К их числу относятся соотношение правоотношений и юридических связей, а также возможность реализации субъективных юридических прав и обязанностей вне правоотношений. Именно эти проблемы будут рассмотрены в данной статье.
Общепризнанной в отечественной юриспруденции является позиция, в соответствии с которой правоотношение определяется как гарантированная государством связь между субъектами, обладающими субъективными правами и обязанностями, либо как взаимосвязь между субъективными правами и обязанностями участников правоотношений, реализующих их путем взаимодействия [2]. Однако особенности этой связи толкуются по-разному. Одни исследователи полагают, что правоотношение как связь отличается индивидуализированностью, т. е. поименной персонификацией её сторон (участников) и четкой конкретизацией их взаимных прав и обязанностей [3]. Другие, в принципе, не отрицая индивидуализированного характера правовых отношений, одновременно настаивают и на наличии среди них таких, где эта индивидуализация проявляется лишь частично или отсутствует вовсе. Поэтому наряду с правоотношениями, все стороны кото-
рых определены (они получили наименование относительных правоотношений), ими выделяются также общие и абсолютные правоотношения [4]. Отсюда, первая проблема, требующая рассмотрения, состоит в установлении характера связи между субъектами правоотношения: является ли она связью всегда индивидуализированной либо возможны случаи, когда поименная персонификация её сторон отсутствует и правовые отношения могут быть не только относительными, но и абсолютными (где индивидуализирована только одна сторона - носитель субъективного права, которой противостоят все персонально не определенные обязанные лица) или общими (где отсутствует индивидуализация обеих сторон, поскольку здесь «каждый связан с каждым»). Иными словами, вопрос стоит так: есть ли необходимость в различении двух видов юридических связей - связей-правоотношений и общих, абстрактных правовых связей - или такой необходимости нет, поскольку любая связь между субъектами, вне зависимости от степени её индивидуализации, всегда является правоотношением.
Решение второй проблемы непосредственно связано с ответом на указанный вопрос, так как от этого зависит признание или непризнание правоотношений исключительной (единственной) формой реализации
субъективных прав и обязанностей. Соответственно, одни ученые считают правоотношения единственно возможной формой реализации юридических прав и обязанностей. Однако их оппоненты полагают, что в некоторых случаях эта реализация может осуществляться и вне правоотношений. По их мнению, правоотношения - это связи всегда индивидуализированные, а потому в тех случаях, когда правореализация не влечет за собой их возникновения, как это происходит при осуществлении всеобщих прав и обязанностей [5], то тогда мы имеем дело с особой формой осуществления права - его реализацией вне правоотношений: в особых юридических связях общего характера, не являющихся правоотношениями [6]. Причем эта аргументация используется не только в споре со сторонниками идеи общих и абсолютных правоотношений, но также применяется и в дискуссии о понятии самого права (его субстрата). В ней возможность реализации субъективных юридических прав и обязанностей вне правоотношений служит серьезным аргументом в споре с приверженцами социологического типа правопонимания, которые отождествляют субстрат права («собственно право») с правоотношениями. Действительно, если допустить, что субъективные юридические права и обязанности реализуются не только в правоотношениях, но и помимо них, то претензии социологической концепции права на истинность существенно подрываются.
Различия данных подходов не исчерпываются лишь признанием или непризнанием общих и (или) абсолютных правоотношений, а также различением связей-правоотношений и общих юридических связей. Не совпадают позиции сторонников этих подходов и относительно иных характеристик правоотношений. В частности, при разграничении общих юридических связей и связей-правоотношений обязательным признаком последних одни из них считают то, что связи-правоотношения возникают, изменяются и прекращаются только при наличии соответствующих юридических фактов [7], в то время как противники такого разграничения полагают, что один из видов правоотношений - общие правоотношения - отличается от иных их видов отсутствием юридических фактов в традици-
онном их понимании. Согласно этому мнению, общие правоотношения возникают «непосредственно из закона», который и играет для них роль единственно необходимого и достаточного юридического факта [8].
Рассмотрим указанные подходы подробнее. Возникновение идеи общих (общерегулятивных) отношений обосновывалось тем, что учение о правоотношении изначально сформировалось, главным образом, в цивилистике, откуда его основные положения были заимствованы общей теорией права. Поэтому ряд постулатов этого учения не может быть безоговорочно использован для описания и объяснения правоотношений иной отраслевой принадлежности. Например, конституционно-правовых отношений, связанных с реализаций общих прав и обязанностей, лежащих в основе правового статуса гражданина. Вот что писал по этому поводу один из наиболее последовательных сторонников данного подхода Н.И. Матузов: «Правовыми отношениями могут быть названы не только строго индивидуализированные, конкретизированные, договорнообязательственные связи между отдельными субъектами (типа должник - кредитор, продавец - покупатель, заказчик - подрядчик), но и наиболее общие, не столь детализированные, относительно стабильные (длящиеся) правоотношения, возникающие на основании действия главным образом конституционных норм, регулирующих соответственно и наиболее важные, основополагающие отношения, связанные с общественным и государственным устройством, управлением, закреплением общего положения (статуса) субъектов и т. д.» [9]. Именно в том, что общие (общерегулятивные) правоотношения опосредуют наиболее важные, общезначимые отношения, определяют и закрепляют общий правовой статус личности, её основные права и обязанности, он усматривал их существенное отличие от иных правоотношений [10].
Кроме того, важнейшей особенностью общих правоотношений считается отсутствие поименной индивидуализации их субъектов, их неперсонифицированность. Иными словами, в общих правоотношениях каждый одновременно связан с каждым. Поэтому считается, что до определенного момента, которым
выступает нарушение основных прав и обязанностей, влекущее за собой персонификацию как потерпевшей стороны, так и правонарушителя, конкретизировать участников общих правоотношений невозможно.
Вместе с тем, осознавая уязвимость своей позиции в непризнании ею индивидуализации, поименного определения субъектов общих правоотношений [11], её сторонники порою пытались такую персонификация всё-таки чем-то обосновать, приводя поразительные в своей парадоксальности аргументы вроде следующего: «Термин “общие” применительно к правоотношениям понимается иначе, чем при характеристике юридической нормы. Он обозначает не безличность, непер-сонифицированность явления, а, наоборот, строгую определенность, но такую определенность, при которой субъектами отношения выступают все субъекты в рамках данной правовой системы. Так, субъектами большинства государственно-правовых отношений в советском обществе, охватывающем основные права и обязанности граждан (право на труд, обязанность беречь природу и др.), являются все граждане; но именно граждане СССР. “Все” в этом случае означает, как и в других случаях применительно к правоотношениям, строгую и точную индивидуализацию по субъектам, которая в соответствии с особенностями метода государственного регулирования связывает участие того или иного субъекта в данных правоотношениях с институтом гражданства» [12]. При такой «персонификации» одному субъекту общих правоотношений «все другие» противостоят как единое, нерасчлененное целое [13]. Не трудно заметить, что попытка хоть как-то согласовать характеристику общих правоотношений с общераспространенным представлением о правоотношениях как связях индивидуализированного характера (хотя бы с точки зрения определенности одной из их сторон) привела лишь к отождествлению общих правоотношений с относительными [14].
Итак, если кратко сформулировать основные аргументы сторонников общих (абсолютных) правоотношений, то они сводятся к следующему:
1. Правоотношения являются единственно возможной формой реализации прав и обязанностей.
2. Правоотношения могут быть как индивидуализированными связями (относительные правоотношения), так и связями с полным (общие правоотношения) или с частичным (абсолютные правоотношения) отсутствием индивидуализации.
3. Общие правоотношения имеют основополагающее значение для правоотношений относительных, так как они непосредственно порождаются законом (в первую очередь, основным законом государства - его Конституцией). Относительные правоотношения являются закономерным развитием общих (абсолютных).
4. Для возникновения общих правоотношений никаких юридических фактов, кроме вступления в силу предусматривающих их норм, не требуется.
Оценивая данную позицию, можно обнаружить следующие её существенные недостатки. Во-первых, никто из её приверженцев не объясняет, почему в общих правоотношениях, по их мнению, участники поименно не определены. Как отмечалось, в качестве примеров этих правоотношений приводятся те, которые связаны с всеобщими правами и обязанностями граждан, как правило, закрепленными в Конституции. Например, с такими, как право на труд, на образование, на социальное обеспечение и медицинское обслуживание [15], право на жизнь, свободу совести, митинги, демонстрации и т. п. Но разве участники таких правоотношений не персонифицированы? Ведь большинство этих прав (за исключением права на жизнь, о котором будет сказано позднее) одновременно реализуются не всеми сразу, а только теми конкретными субъектами, которые решили ими воспользоваться. Поэтому сторона-носитель субъективного права в момент его реализации всегда известна - это конкретное лицо, которое решило реально использовать гарантированное ему общее право. Все иные обладатели указанных субъективных прав до начала их реализации субъектами правоотношения не являются. В таковых они превратятся только с наступлением юридического факта - своего волеизъявления на начало правореализации. Отсюда общие правоотношения с точки зрения их связи с юридическими фактами ничем от относительных правоотношений не отличают-
ся. И для первых, и для вторых одной только правовой нормы, закрепляющей их модель, недостаточно. Необходим ещё и юридический факт, переводящий содержание этой нормы в реальное правоотношение. В качестве данного факта и выступает факт волеизъявления (начала правореализации) управомоченным лицом.
Безусловно, такое представление справедливо только в том случае, если содержанием правоотношений считается поведение, взаимодействие их участников [16], а не просто связь между их правами и обязанностями вне зависимости от её воплощения в поведенческих актах [17]. В последнем случае правоотношения безосновательно отождествляются с абстрактными юридическими связями, которые, в отличие от связей-правоотношений, действительно возникают лишь на основе вступивших в силу юридических норм и являются первым этапом процесса становления правоотношений. Например, это связи, возникающие между всеми потенциальными участниками конкретных трудовых правоотношений, типичные модели которых зафиксированы в различных (в том числе, и в конституционных) нормах позитивного права. Реальных правоотношений, т. е. взаимодействий, проявившихся в фактическом поведении конкретных работодателей и работников, в данном случае ещё нет. Однако юридическое значение такого рода абстрактных связей проявляется в том, что они, выступая результатом информационного и ценностно-ориентационного способов (форм) правового воздействия, структурируют правовое пространство, заранее расставляя всех потенциальных участников будущих трудовых правоотношений в определенное положение друг к другу, закрепляя за ними ещё не индивидуализированные, а потому лишенные конкретного наполнения, субъективные права и обязанности. Их индивидуализация, равно как и персонификация их обладателей, происходит позднее, когда на основе необходимых юридических фактов (заключение трудового договора и т. п.) возникают относительные трудовые правоотношения, в которых и происходит реальное осуществление индивидуализированных прав и обязанностей. В этом случае абстрактные правовые связи благодаря юридическим фак-
там трансформируются в связи-правоотношения [18]. Именно правоотношения, а не общие юридические связи, являются результатом специально-правового воздействия на поведение субъектов, которое обозначается как правовое регулирование [19].
Если же считать правоотношением любую абстрактную юридическую связь между носителями субъективных прав и обязанностей, которые являются лишь потенциальными участниками будущего правового взаимодействия, вне зависимости от того, вступят ли они в это взаимодействие или нет, то тогда различие между юридической нормой и правоотношением исчезает. В этом случае абстрактная, типичная, не конкретизированная юридическая связь между не персонифицированными субъектами, реально не взаимодействующими друг с другом, - это и есть ни что иное, как общее правило - мера возможного или должного (но ещё не существующего) поведения, закрепленная в действующей правовой норме. Не удивительно, что этот вполне очевидный факт не могут отрицать и сторонники идеи общих правоотношений. Например, Н.А. Пьянов, в целом разделяющий эту идею, пишет: «На первый взгляд может показаться, что общие правоотношения в изложенной трактовке не представляют собой реально существующих правоотношений, что это некие образы, модели правоотношений, сконструированные нормами права. В какой-то мере это так. Именно исходя из содержания правовых норм мы можем судить о том, какие общественные отношения и в каком объёме признаны государством правовыми отношениями. Но, начав действовать, нормы права вносят в регулируемые ими общественные отношения конститутивный момент. Они как бы объявляют, что такие-то общественные отношения стали правовыми, и в обществе имеет место такой-то правопорядок» [20].
С этим трудно не согласиться. Однако почему такие абстрактные, не персонифицированные модели-информаторы должны именоваться правоотношениями, а не вступившими в силу (начавшими действовать) нормами права, на основании которых при наличии предусмотренных ими юридических фактов в будущем возникнут правоотношения, совершенно не понятно. Особенно если
учесть, что сторонники общих правоотношений при рассмотрении стадий правового регулирования в качестве первой выделяют стадию общего действия норм права, предшествующую стадии правоотношений [21]. Если общие правовые отношения появляются одновременно со вступлением в силу закрепляющих их норм, то указанные стадии правового регулирования раздельно не существуют, поскольку разграничить их невозможно. Обычно этого обстоятельства предпочитают попросту не замечать. Поэтому закономерно, что попытка последовательно провести идею общих правоотношений при рассмотрении стадий правового регулирования привела к логически неизбежному, идущему вразрез с получившей общее признание концепцией стадий правового регулирования, результату: первой стадией правового регулирования становится не общее действие норм права, а стадия правовых отношений (общих), за которой вновь следует стадия правоотношений (на сей раз относительных, конкретных). При таком подходе нормы права превращаются в синоним правоотношений, а последние должны быть признаны не объектами, а средствами регулирования. К тому же создается милая сердцу любого правового идеалиста иллюзия достаточности одного факта принятия правовой нормы для её неизбежного воплощения в правоотношение. С этой точки зрения нереализуемые нормы права, когда речь идет о закрепляемых ими общих правах, существовать, в принципе, не могут, коль скоро правоотношения порождаются ими автоматически, по факту вступления норм в силу. Увы, данная нам в ощущениях правовая действительность свидетельствует обратное.
Аналогичные критические замечания в отечественной науке высказывалось неоднократно и давно уже могут считаться «общим местом» в критике теории общих правоотношений. Но, несмотря на то, что никаких серьезных аргументов для их опровержения сторонниками этой теории приведено не было, концепция общих правоотношений продолжает оставаться неизменной. Не исключено, что это происходит потому, что само её появление было вызвано причинами не столько практического, сколько идеологического порядка, существовавшими в советский период
развития отечественной юриспруденции [22]. К ним можно отнести необходимость отстаивания нормативного типа правопонимания как единственно правильного в споре с его оппонентами и потребность в обосновании «высшей демократичности» и реальности советских конституций [23].
Первая из причин требовала признания всех юридических явлений, в том числе и правоотношений, прямым порождением юридических норм, ярким свидетельством чего и должны были стать общие правоотношения, для возникновения которых были необходимы и достаточны только эти нормы. Вторая, тесно связанная с первой, требовала теоретически обосновать, с одной стороны, невозможность прямой реализации Конституции [24], а с другой - порождение ею особых (общих) правоотношений, а, следовательно, реальность, подлинность прав и свобод советских граждан безотносительно их фактического осуществления. В самом деле, если правоотношения по реализации всеобщих прав и свобод могут порождаться самим фактом принятия Конституции, то вне зависимости от того, воплощены эти права и свободы в поведении их обладателей или нет, они должны быть признаны реально существующими, «подлинными, а не мнимыми», так как единственно возможная форма их реализации - правоотношения - уже налицо. Поэтому фиктивных прав и свобод советские основные законы по определению не содержать не могли, и критиковать их с этих позиций могли только злопыхатели, враги социалистического строя или невежды.
Коль скоро модель общих правоотношений, как было показано выше, не соответствует факту обязательной персонификации носителя субъективного права, то может быть в этом случае перед нами не общие, а абсолютные правоотношения, в которых всегда известен носитель юридического права, а его контрагентами выступают все иные лица, обязанные это право не нарушать? На первый взгляд, данное предположение выглядит вполне обоснованным, так как персонифицировать вторую сторону правоотношения кажется невозможным. Но так ли это на самом деле, если попытаться уточнить, между кем реально возникает здесь связь-правоотношение? Одна из сторон этой связи сомнений не
вызывает. Но действительно ли ей противостоят все остальные лица?
Представляется, что это не так. Правоотношение, как любое иное общественное отношение, возникает только там и тогда, где и когда субъект не может удовлетворить свои потребности, достичь желаемого результата без посредства другого субъекта. Именно поэтому общественные отношения являются тем средством, которое сплачивает социум, превращает потребность людей друг в друге в объективную необходимость совместной жизнедеятельности. Причем участие другого лица в достижении субъектом поставленной цели может предполагать как активное его содействие (например, в правоотношениях между продавцом и покупателем), так и наоборот, отсутствие с его стороны какой-либо активности, которая может воспрепятствовать самостоятельной реализации субъективного права его обладателем (например, воздержание взаимодействующих с собственником лиц от каких-либо действий, которые могут помешать самостоятельному осуществлению им своих правомочий). В первой из описанных ситуаций противостоящая обладателю субъективного права сторона всегда известна, поскольку активная юридическая обязанность всегда индивидуализирована, «привязана» к конкретному её обладателю и к взаимодействующему с ним конкретному носителю субъективного права. Именно эта модель как вполне очевидная и неоспоримая легла в основу представлений об относительных правоотношениях.
Во втором случае обязанная сторона тоже всегда известна. Ею может быть конкретное государство, на котором лежит обязанность обеспечить беспрепятственную самостоятельную реализацию субъективного права его обладателем. Именно государство выступает официальным гарантом и защитником соответствующих правомочий и именно к нему обращает свои притязания управомоченный, если эти гарантии не обеспечены. Поэтому субъектный состав данной юридической связи, равно как и права и обязанности её участников, всегда индивидуализированы. Это не мифическая «связь каждого с каждым», а персонифицированное взаимодействие между конкретным обладателем общего субъективного права (свободы) и
конкретным государством - его гарантом. Иные лица становятся участниками правоотношения собственности (а это уже иное, новое правоотношение) только тогда, когда начинают взаимодействовать с управомоченным, а потому приобретают реальную возможность воспрепятствовать ему в осуществлении субъективного права. А такая возможность ограничена пространственно-временными пределами деятельности людей, объективными «физическими» рамками их существования. Например, если собственник земельного участка, предназначенного для соответствующих целей, использует его самостоятельно для выращивания цветов, то теоретически все не собственники не должны ему в этом препятствовать, поскольку между ними и собственником в соответствии с нормами права существуют общие, абстрактные юридические связи, обусловливающие наличие у них общей обязанности воздерживаться от любых действий, способных собственнику помешать. Однако реально помешать ему могут только те из них, кто физически в состоянии с собственником взаимодействовать по поводу его имущества. Например, его соседи по земельному участку, которые самовольно решили изменить его границы и довели свое решение до сведения собственника. В данном случае круг субъектов возникшего конфликта и соответствующего правоотношения персонифицирован и абсолютным оно не является. Но если соседи реально не могут собственнику помешать (например, временно находятся в иной местности), то правоотношения, связанного с необходимостью реализации запрета неправомерного посягательства на право собственности, между ними не возникает. Тем более нет его между собственником и иными лицами, которые постоянно находятся в иной местности, о существовании данного собственника не имеют никакого представления и не собираются с ним когда-либо взаимодействовать.
Таким образом, для трансформации общей юридической связи в правоотношение обязательно нужен юридический факт (факты), который «привязывает» общий запрет к конкретной ситуации и превращает его тем самым в персонифицированную обязанность. Поэтому то, что именуют абсолютным пра-
воотношением собственности, таковым на самом деле не является. Собственность - это не единое правоотношение, а динамичная система отношений, не одинаковых по продолжительности их существования, субъектному составу и содержанию. Они, в зависимости от способа реализации собственником своих правомочий, бывают либо регулятивными (например, сдача имущества в аренду, его продажа, дарение, самостоятельное его использование при взаимодействии с другими конкретными лицами и т. п.), либо охранительными, когда государство обеспечивает защиту прав собственника, который реализует их самостоятельно [25]. Все иные лица, не собственники, до тех пор, пока их связь с собственником не будет индивидуализирована, т. е. не превратится в правоотношение, несут обязанность не посягать на права собственника вообще, собственника как такового перед государством, эту обязанность устанавливающим и гарантирующим. Поэтому не только собственник, но и все иные обязанные лица связаны с конкретным контрагентом - с государством. Пока их обязанность вследствие вышеуказанных пространственно-временных границ (параметров) существования каждого человека не конкретизируется (т. е. у не собственника не появляется реальной возможности взаимодействия с конкретным собственником и, соответственно, реальной возможности посягнуть на его правомочия), эта связь между собственником и не собственником имеет общий характер и не является правоотношением. Юридический факт (начало взаимодействия и возникновение возможности посягнуть на конкретное право собственности) трансформирует её в связь-правоотношение, в которой известны обе её стороны (конкретный собственник, с одной стороны, и конкретный не собственник - с другой) и индивидуализированы их субъективные права и обязанности. Теперь это не просто правомочия собственника, а правомочия, связанные с собственностью на конкретный земельный участок, не просто обязанность воздерживаться от посягательств на правомочия собственника, а индивидуализированная обязанность, связанная с правомочиями применительно к указанному земельному участку и т. п. До тех пор, пока участники этого правоотношения по-
ступают правомерно, оно является регулятивным. Наряду с ним продолжают существовать превентивные охранительные правоотношения 1) между собственником и государством и 2) между не собственником и государством. Эти правоотношения обеспечивают конкретную обязанность соблюдения персонифицированного (а уже не общего) правового запрета, препятствующего нарушению конкретного субъективного права собственности.
Таким образом, не только в тех правоотношениях, которые именуют общими, но и в правоотношениях, называемых абсолютными, каждая из сторон всегда персонифицирована, а субъективные права и обязанности индивидуализированы. Поэтому общий, не персонифицированный характер имеют не правоотношения, а абстрактные юридические связи, складывающиеся тогда, когда правоотношения ещё отсутствуют. Отсюда, не только реализация общих субъективных прав, но и осуществление общих юридических обязанностей всегда осуществляется в относительных правоотношениях и всегда требует соответствующих юридических фактов.
При рассмотрении проблемы общих правоотношений особое место занимает реализация такого естественного права человека, как право на жизнь. Оно является предпосылкой всех иных общих прав и обязанностей и непосредственно никаким законом порождено быть не может. Позитивное право может лишь его гарантировать или ограничить, но создать, конституировать физическую возможность жизни оно не в состоянии. Будучи гарантированным государством, право на жизнь приобретает юридический характер, становится субъективным юридическим правом, а потому, как и любое другое субъективное право, оно может реализовываться только в правоотношениях. Причем обязанная сторона этих правоотношений определяется тем, требуется или нет обладателю субъективного права на жизнь активное содействие в его реализации. Если такая потребность существует (для недееспособных в силу возраста или болезни), то обязанной стороной в правоотношении становится законный представитель носителя субъективного права, на которого возложена юридическая обязанность заботиться об опекаемом
лице. Пассивная обязанность воздерживаться от посягательств на жизнь возлагается на всех иных лиц, но правоотношения возникают только с теми, с кем обладатель этого права взаимодействует и кто получает таким образом реальную возможность подобное посягательство осуществить. Если же лицу активное содействие для реализации права на жизнь не требуется, то стороной в правоотношении с ним выступает государство, гарантирующее беспрепятственное осуществление данного права. С другими субъектами это лицо вступает в правоотношения только тогда, когда у них, в результате взаимодействия с управомоченным, появляется реальная возможность это право нарушить. Поэтому и субъективное юридическое право на жизнь, несмотря на его особенности по сравнению с иными общими правами, также реализуется только в правоотношениях (относительных правоотношениях).
Казалось бы приведенные доводы вполне очевидны и достаточно убедительны для признания правоотношений единственной формой реализации права. Однако этого не происходит. Что же препятствует пересмотру идеи осуществления общих прав и обязанностей вне правоотношений? Не исключено, что одной из причин является уже упоминавшаяся дискуссия о понятии субстрата права. Признание возможности реализации юридических прав и обязанностей вне правоотношений стало в ней веским аргументом, направленным против социологического типа правопонимания, отождествляющего субстрат права с правоотношениями. Свою лепту в отстаивание указанной идеи вносит и укоренившаяся в общей теории права и отраслевых юридических науках трактовка охранительного правоотношения как отношения сугубо карательного. Так, Л.С. Явич по поводу охранительных отношений в уголовном праве писал, что «государство в соответствии с законом обладает правом наказания преступника и потому является субъектом уголовно-правового отношения, осуществляя свое право через соответствующие органы. В иных правоотношениях государство лишь гарант исполнения юридических обязанностей, само в таковых не участвует» [26], т. е. других охранительных уголовно-правовых отношений, направленных на обеспечение,
гарантирование действенности уголовно-правовых запретов до момента их нарушения, по его мнению, не существует. Причем аргументов, лишающих государство возможности участия в охранительных отношениях некарательного плана, ученый не приводил и можно лишь предполагать, что в основе его суждения находилось представление об охранительном правоотношении лишь как о форме реализации государством кары за правонарушение. Поэтому связь между государством и субъектом, чьи права оно гарантирует, одной из сторон содержания которой выступает превентивная и иная деятельность государства по обеспечению реализации правового запрета, в качестве охранительно правоотношения им не рассматривалась [27].
Вероятно, свою роль сыграло и узкое, «аппаратное» восприятие государства сторонниками идеи реализации права вне правоотношений. Для них государство всегда предстает в виде аппарата публичной власти, сосредоточившего в своих руках монополию на принятие общеобязательных решений и на применение силы. При таком взгляде государство склонны превращать в «Большого Брата», который может произвольно вмешиваться в любые правовые отношения и который научил наш народ за мрачные годы тоталитаризма относиться к нему если уж не со страхом, то с устойчивым недоверием. Во всяком случае, даже теоретически видеть его стороной превентивных охранительных правоотношений, а потому и признать их именно в качестве правоотношений, а не в виде правовых связей, в которых субъективные права и обязанности осуществляются без государственного посредничества, они не хотят. Например, рассуждая о возможности существования превентивных уголовно-правовых отношений, возникающих при обеспечении соблюдения уголовно-правового запрета (вслед за обосновывающими их существование учеными-криминалистами они именуются регулятивными уголовными правоотношениями), Ю.И. Гревцов и Е.Б. Хохлов утверждают, что «нет никакого правового препятствия тому, что государство в рамках регулятивного уголовно-правового правоотношения сочтет необходимым установить некоторые, скажем так, конкретные организационные меры, направленные на уста-
новление, как минимум, определенных форм контроля - гласного и негласного - за тем, как добропорядочные граждане исполняют уголовно-правовую обязанность не совершать преступлений, с формированием соответствующих структур публичной власти. Потому-то и трудно отделаться от впечатления, что рассматриваемая юридическая конструкция очень напоминает если не практику, то идеологию того типа государства, которое принято определять в качестве полицейского. Если же мы желаем вести речь о государстве правовом, то этому государству не должно быть никакого дела до автономной и законной деятельности своих граждан» [28].
Конечно, если отождествлять государство с его аппаратом, который порой использует свои властные возможности в целях, далеких от правовых идеалов автономии, свободы и независимости личности, то такие опасения вполне справедливы. Но нужно не забывать, что субстратом государства выступают не государственные служащие, а государственно-организованный народ. Поэтому на практике «государственными контроле -рами» соблюдения запретов нередко выступают сами граждане, не только требующие от потенциальных нарушителей юридических запретов вести себя правомерно, но порою и активно пресекающие их незаконные поползновения, а также доводящие соответствующую информацию до правоохранительных органов и тем самым приводящие их в действие. И делается это ими в своих собственных интересах, совпадающих с интересами государства как общности. Иного и быть не может, поскольку данная общность включает и их самих, а потому её безопасность зависит и от их «правоохранной» деятельности. Поэтому государственный контроль, государственные гарантии беспрепятственного использования всеобщих и иных субъективных прав и реализации обязанностей включают в себя не только правоохранную деятельность органов государственного аппарата, но и аналогичную ей добровольную деятельность самих носителей указанных прав. А последние - вовсе не тоталитарный «Большой Брат» [29].
Подводя итог, можно сформулировать следующие основные выводы.
1. Необходимо четко различать общие юридические связи и связи-правоотношения. Первые возникают на начальной стадии правового регулирования - стадии общего действия норм права, вступивших в силу. Они являются результатом информационной и ценностно-ориентационной форм воздействия права на субъектов. Благодаря общим юридическим связям все потенциальные участники будущих правоотношений как бы расставляются в определенные юридические позиции друг относительно друга и приобретают возможность уверенно прогнозировать взаимное правовое поведение и надлежащим образом к нему подготовиться. В результате складывания абстрактных юридических связей упорядочивается, структурируется будущее правовое пространство и создается одна из важнейших предпосылок будущего правопорядка. Иными словами, они определяют возможное состояние этого правопорядка.
Правовые отношения являются следствием специально-юридической формы правового воздействия - правового регулирования. Они свидетельствуют о реально существующем, уже сложившемся правопорядке, поскольку выражаются в фактическом правомерном поведении. С этой точки зрения, соотношение общих правовых связей и правоотношений - это соотношение возможного и сущего.
2. В силу своей индивидуализированно-сти правоотношения не могут быть общими или абсолютными. Сторонники общих и (или) абсолютных правоотношений не учитывают существенных различий между абстрактными правовыми связями и связями-правоотношениями, а также объективных пространственно-временных границ человеческого существования, выступающих непременным юридическим фактом любого правового взаимодействия и всегда индивидуализирующих общие правовые связи.
3. Правоотношения являются единственно возможной формой реализации любых юридических прав и обязанностей, поскольку самостоятельное их осуществление субъектами невозможно без правообеспечительной, гарантирующей деятельности государства. В связи с этим возникает необходимость переосмысления охранительных правоотношений. Среди них есть не только ка-
рательные, являющиеся результатом правонарушений. Поскольку все охранительные правоотношения объединяет не факт совершения правонарушения, а их целевое предназначение - обеспечение и защита правопорядка, постольку они складываются и в результате деятельности уполномоченных государством субъектов по предотвращению правонарушений, а также по восстановлению правопорядка, нарушенного вследствие объективно противоправных деяний. Это превентивные, обеспечительные и иные виды охранительных правоотношений.
4. Различение абстрактных правовых связей, возникающих после вступления правовых норм в силу, и связей-правоотношений, для которых необходимо обязательное наличие соответствующих юридических фактов, препятствует распространению иллюзии о том, что достаточно просто принять юридическую норму, чтобы сразу же возникло правоотношение.
Оно требует от органов публичной власти активной работы над созданием экономических, социальных, организационных, идеологических условий для возникновения и развития правоотношений, т. е. необходимых факторов, которые бы способствовали либо препятствовали их возникновению (обеспечивали бы существование регулятивных правоотношений или, в результате действенной, эффективной профилактики правонарушений, не давали бы возможности для возникновения карательно-охранительных
правоотношений в связи с отсутствием для них фактического основания).
1. Как справедливо отмечает Ю.И. Гревцов, оценивая традиционные для отечественной юриспруденции представления о правоотношении, правовое отношение «оставалось и, увы, продолжает оставаться во многом непонятым и необъясненным» (Общая теория государства и права: академический курс в 3 т. / отв. ред. М.Н. Марченко. - 3-е изд., перераб. и доп. - Т. 2. Право. - М.: Норма, 2007. -С. 662). Данное обстоятельство выглядит парадоксом на фоне требующего значительных интеллектуальных затрат обоснования некоторыми учеными-теоретиками таких объектов научного исследования, реальное существование которых вызывает серьезные сомнения. Так, недавно ими открыта новая, неизвестная ранее науке форма жизни - правовая жизнь, которую они теперь должны активно
изучать (см.: Там же. - С. 142-170). Это если и не напоминает деятельность, подобную созданию «вероятностных драконов» (см.:
Лем С. Семь путешествий Трурля и Клапау-ция: Путешествия третье, или Вероятностные драконы // Лем С. Собр. соч.: в 10 т. - М., 1993. - Т. 6. - С. 180-194), то весьма похоже на попытку сконструировать ещё одну юридическую химеру (о юридических химерах см.: Хохлов Е.Б. Юридические химеры как проблема современной российской правовой науки // Правоведение. - 2004. - № 1).
2. См., напр.: Явич Л.С. Общая теория права. -Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1976. - С. 210; Проблемы общей теории права и государства / под ред. В.С. Нерсесянца. - М.: НОРМА
- ИНФРА-М, 1999. - С. 366; Головистикова А.Н., Дмитриев Ю.А. Проблемы теории государства и права. - М.: Эксмо, 2005. - С. 514; Марченко М.Н. Проблемы общей теории государства и права: в 2 т. - Т. 2. Право. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Велби; Проспект, 2007. - С. 602. Встречающееся порою упоминание об односторонних правоотношениях (см., напр.: Проблемы общей теории права и государства / под ред. В.С. Нерсесянца. -С. 370) - это скорее следствие неправильно использованной терминологии, а не реальная констатация возможности существования правоотношений, состоящих только из одного участника, не связанного с кем-либо ещё.
3. Явич Л.С. Общая теория права. - С. 212; Гревцов Ю.И. Правовые отношения и осуществления права. - Л.: Изд-во Ленинград. унта, 1987. - С. 77.
4. Матузов Н.И. Правовая система и личность.
- Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1987. -С. 245, 247-248; Алексеев С.С.: Общая теория права: в 2 т. - М.: Юрид. лит., 1982. - Т. 2. -С. 82-84, 102-107.
5. Их противники как раз и называют эти случаи общими и (или) абсолютными правоотношениями.
6. Явич Л.С. Общая теория права. - С. 205-208; Гревцов Ю.И. Правовые отношения и осуществления права. - С. 46; Решетов Ю.С. Реализация норм советского права. Системный анализ. - Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1989.
- С. 72-75; Гревцов Ю.И., Хохлов Е.Б. О юридико-догматических химерах в современном российском правоведении // Правоведение. -2006. - № 5. - С. 22.
7. Явич Л.С. Общая теория права. - С. 212.
8. Матузов Н.И. Правовая система и личность.
- С. 250. Впрочем, иногда сторонники общих правоотношений к «единственному порождающему их» факту издания (вступления в силу) закона добавляли и иные юридические факты. Например, факт существования субъекта, обладающего гражданством, а также ряд других обстоятельств, относящихся к
субъекту. - См.: Алексеев С.С. Общая теория права. - Т. 2. - С. 104.
9. Матузов Н.И. Правовая система и личность.
- С. 247.
10. Там же. - С. 245.
11. Действительно, если общие правоотношения столь же не персонифицированы, как регулирующие их юридические нормы, и непосредственно порождаются данными нормами без участия каких-либо иных юридических фактов, то чем тогда принципиально они от этих норм отличаются? Ответ очевиден - ничем.
12. Алексеев С. С. Общая теория права. - Т. 2. -С. 102-102.
13. Там же. - С. 103.
14. Дело в том, что «все другие» граждане СССР как единое, нерасчлененное целое - это есть ни что иное, как государство (его субстрат). Поэтому С.С. Алексеев фактически признает двухсторонний, персонифицированный, относительный характер отстаиваемых им общих правоотношений как связей между конкретными обладателями общего субъективного права и государством, к которому они принадлежат. Правда, для самого автора это осталось неочевидным, что, вероятно, объясняется иным его представлением о государстве. Однако в последствии С.С. Алексеев все же отказался от выделения общих правоотношений. -См.: Алексеев С.С. Право: азбука - теория -философия. - М.: Статут, 1999. - С. 66-67.
15. Матузов Н.И. Правовая система и личность.
- С. 250-251.
16. Явич Л.С. Общая теория права. - С. 212; Гревцов Ю.И. Правовые отношения и осуществления права. - С. 58. Поскольку взаимодействие участников правоотношений происходит в рамках имеющихся у них субъективных юридических прав и обязанностей, постольку содержанием правоотношения следует считать их правомерное поведение.
17. Матузов Н. И. Правовая система и личность.
- С. 246; Пьянов Н.А. Актуальные проблемы теории государства и права: учеб. пособ. -Иркутск: Изд-во Иркутск. гос. ун-та, 2007. -С. 155.
18. Более широкой трактовки общих юридических связей придерживается Ю.И. Гревцов, который полагает, что эти связи не только самым общим образом структурируют правопорядок до начала правореализации, но специфичны также и тем, что в их рамках участники этих связей могут реализовывать свои права и обязанности самостоятельно, без непосредственного контакта с иными их участниками. - См.: Гревцов Ю.И. Социология права: курс лекций.
- СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. -С. 150-151; Гревцов Ю.И., Хохлов Е.Б. Юридико-догматические химеры в правоведении. -С. 16.
19. Явич Л.С. Общая теория права. - С. 203.
20. Пьянов Н.А. Актуальные проблемы теории государства и права. - С. 162.
21. Алексеев С. С. Общая теория права. - Т. 2. -С. 26.
22. В этом аспекте показательно высказывание Н.И. Матузова, который, критикуя понимание правоотношения как индивидуализированной связи, заметил: «Практику это пока, возможно, удовлетворяет, а теорию - нет. Ведь последняя должна идти впереди практики, освещать ей путь». И далее: «Прогресс в развитии прав и свобод граждан, вызванный социалистическим строем, количественный рост и качественные изменения прав и свобод приводят к тому, что эта новая практика не укладывается в старые понятия. И наука ищет новые конструкции, новые понятия или новое содержание в старых терминах, чтобы отразить изменившееся бытие советского человека» (Матузов Н.И. Правовая система и личность. - С. 248, 260). Вообще наличие в отечественной науке теоретических конструкций, подобных концепции общих правоотношений, усматривается в особенностях романо-германской юриспруденции, из которой появилось на свет российское правоведение. Эти особенности проявляются в том, что здесь порою практикуется отрыв теоретических категорий от реального юридического быта и их превращение в отвлеченные юридические понятия - продукт умозрительных, не обладающих онтологической (бытийной) основой рационалистических построений. См.: Гревцов Ю.И., Хохлов Е.Б. О юридико-догматических химерах в современном российском правоведении. - С. 4, 5.
23. Не случайно существование общих правоотношений в первую очередь начали признавать именно в конституционном праве. См.: Теория государства и права. - 2-е изд., перераб. и доп. / под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. - М.: Юристъ, 2007. - С. 537.
24. Венгеров А.Б. Теория государства и права. -М.: Новый Юрист, 1998. - С. 528-529. Впрочем, идеологическая подоплека концепции общих правоотношений её сторонниками отрицается. См.: Теория государства и права / под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. -С. 537-538.
25. Традиционное понимание соотносит появление охранительных правоотношений лишь с реакцией на совершенное правонарушение. Например, Л.С. Явич, характеризуя охранительные правоотношения, писал, что они направлены «на осуществление юридической ответственности или нарушенного правопорядка, на охрану субъективных прав, на применение санкций норм права. Такие правоотношения связаны с правовой патологией. Охранительные правоотношения - свидетельст-
во имеющих место правонарушений, и в этом смысле чем меньше таких отношений, тем вероятнее нормальные пути реализации права... Охранительные правоотношения возникают, должны возникать в результате нарушения любых правовых норм (при виновном в их нарушении деликтоспособным субъектом)». (Явич Л.С. Общая теория права. -С. 219.) Как представляется, такое понимание охранительных отношений является неоправданно узким, поскольку охрана правопорядка исчерпывается деятельностью по реализации юридической ответственности. Но разве не является охраной правопорядка и деятельность уполномоченных государством органов по профилактике правонарушений (например, применение превентивно-предупре-
дительных мер (личного досмотра и досмотра багажа в аэропортах), по реализации мер защиты (принудительных мер медицинского характера, применяемых к общественно опасным недееспособным лицам), мер пресечения и процессуального обеспечения (задержания, ареста подозреваемого, применения спецсредств)) или реквизиция? Безусловно, является, однако возникающие при этом правоотношения как охранительные не обозначаются. И хотя на данное несоответствие внимание было обращено достаточно давно (см.: Явич Л.С. Общая теория права. -С. 223), однако уточнения сложившего взгляда на охранительные правоотношения это за собой не повлекло. На наш взгляд, охранительные правоотношения объединяются в одну группу не фактом правонарушения и возложения юридической ответственности, а их целевой направленностью на охрану правопорядка. Последняя требует не только применения мер принуждения за совершенное правонарушение, вследствие чего возникают карательные охранительные правоотношения, но и реакции на объективно противоправное поведение (защитные охранительные отношения), применения мер пресечения (превентивные охранительные правоотношения) и процессуального обеспечения (обеспечительные охранительные правоотношения), а также иных охранительных мер (иные охранительные отношения).
26. Явич Л.С. Общая теория права. - С. 220.
27. Там же. - С. 219. См., также: Абдулаев М.И., Комаров С.А. Проблемы теории государства и права. - СПб.: Питер, 2003. - С. 378. Неудовлетворительность слишком узкой интерпретации охранительных правоотношений осознается и представителями отраслевых юридических наук. См.: Ломакина В.Ф. Административно-правовые отношения («Лаза-
ревские чтения») // Государство и право. -2009. - № 2. - С. 18.
28. Гревцов Ю.И., Хохлов Е.Б. Юридико-догматические химеры в правоведении. - С. 9-10. Наряду с настороженным отношением к государству как совокупности органов публичной власти, ещё одной из причин приверженности идеи реализации права вне правоотношений является высказанная Ю.И. Гревцовым и Е.Б. Хохловым мысль о необходимости разграничения понятий «запрет» и «юридическая обязанность». Вместе с тем аргументы, приведенные в её пользу, представляются неубедительными, а сама эта идея напоминает одну из блестяще раскритикованных этими учеными юридических химер. См.: Гревцов Ю.И., Хохлов Е.Б. Юридико-догматические химеры в правоведении. -С. 9-10, 13-14.
29. Опасения по поводу гласного и негласного контроля за исполнением уголовно-правовой обязанности не совершать преступлений добропорядочными гражданами также представляются преувеличенными, поскольку, во-первых, если это контроль правовой, то направлен он не против них, а, наоборот, для обеспечения их прав и законных интересов. Во-вторых, добропорядочность, к сожалению, качество для людей не имманентное, да и обладающие ею лица вовсе не гарантированы от совершения ими не только случайных, неосторожных правонарушений, но и объективно противоправных деяний, хотя и не предполагающих наказания, но требующих возмещения причиненного ущерба и восстановления нарушенного правопорядка. Как добиться безусловного выполнения этого без государственного контроля? В-третьих, как отличить в реальной жизни добропорядочного гражданина от соблюдающего запрет маргинала? Почему последний заведомо считается правонарушителем, нуждающимся в государственном контроле, а добропорядочный гражданин автоматически признается всегда правопослушным, а потому государственного контроля не заслуживающим? А как же тогда быть с принципами юридического равенства, презумпции невиновности и справедливости? И, наконец, гласный и негласный контроль, осуществляемый в правовой форме, имеет место в любом из современных государств, которые у нас обычно принято характеризовать как эталоны демократии и образцы для подражания, и если правовая форма такого контроля действительно соблюдается, то возмущения «порядками полицейского государства» он у граждан не вызывает.
