CC BY
54Право на информацию в свете теории субъективного публичного права
Эльвира Талапина*
В статье поднимается проблема субъективных публичных прав, концепция которых была разработана в XIX веке немецкими юристами. В России интерес к ней возрос в связи с разработкой проблем административной юстиции и принятием Кодекса административного судопроизводства. Автор отмечает доминирующий частноправовой уклон в российской доктрине, касающейся субъективных прав, объясняющийся детальной разработанностью этой проблемы в гражданском праве. В статье исследуется процесс субъективизации в публичном праве и обосновывается новое прочтение теории субъективных публичных прав в условиях информационного общества. В особенности это затрагивает конституционное право на информацию. Право на информацию, осуществляемое при помощи Интернета, приобретает новые формы реализации и, соответственно, новые гарантии. В сфере государственного управления существенную базу для реализации прав граждан на информацию составляет транспарентность государственного управления, обеспечение которой является обязанностью государства. Анализируя государственную политику в области обеспечения доступности Интернета, автор поддерживает актуальность постановки вопроса о признании права на доступ в Интернет новым фундаментальным правом человека на международном уровне.
^ Субъективное публичное право; информация; доступ к информации; Интернет; 001: 10.21128/1812-7126-2016-6-70-83 права человека; административная юстиция
Для гражданского права, логически выстроенного на идее реализации и защиты субъективного права, существование субъективных гражданских прав никогда не подвергалось сомнению. Иная ситуация — в публичном праве. Исторически, находясь под сильным влиянием органов государственной власти и их актов, публичное право отставало от частного в развитии и законодательной базы, и доктрины, и судебной практики. Что касается России, к этому стоит добавить советский период с характерным для него огосударствлением права, вычеркнувшим деление права на публичное и частное, а также спровоцировавшим некое «презрение» к публичному праву в годы становления новой России после распада СССР.
В мировом масштабе развитие публичного права интенсифицировалось только в
* Талапина Эльвира Владимировна - доктор юридических наук, доктор права (Франция), ведущий научный сотрудник Института государства и права РАН (e-mail: [email protected]).
Х1Х—ХХ веках с конституционализацией правового порядка, а усиление международного права после Второй мировой войны привело к универсализации прав человека и новым возможностям их защиты не только на национальном, но и на международном уровне.
Сейчас, уже в XXI столетии, условия опять меняются — с приходом в нашу жизнь новых информационных технологий и в особенности Интернета право начинает «перестраиваться». В связи с этим весьма свежо может выглядеть возрождение теории субъективных публичных прав применительно к информационным правам человека.
1. Субъективное публичное право: перипетии юридической теории
1.1. Процессуальные истоки проблемы
В литературе детально показан долгий путь к признанию субъективных публичных прав. Если Великая Хартия Вольностей 1215 года опиралась на авторитет исторической тради-
ции, то американские билли о правах и французская Декларация прав 1789 года обосновывали права человека на естественных особенностях его природы. Только переход от рассмотрения отношений государства и граждан как отношений власти и подданных к идее одинаково обязательного и для граждан, и для самого государства правового порядка позволил обосновать существование субъективных публичных прав1.
Теория субъективных публичных прав разрабатывалась преимущественно немецкими юристами в XIX веке (первой крупной работой в этой области стала изданная в 1852 году монография Гербера2). Авторы конца XIX — начала XX веков (Еллинек, Лонинг, Майер), расходясь в оценке конкретного перечня субъективных публичных прав3, тем не менее единогласно относили к ним права на государственные услуги. А. А. Рождественский, помимо прав на услуги государства, называл в этом числе политические права, или права участия населения в государственном власт-вовании4. Даже в первые советские годы не отрицались субъективные публичные права граждан по отношению к государству — когда гражданин «может требовать совершения государством чего-либо или свободно делать что-либо на основании юридической сделки или принудительной нормы права, изданной для защиты его индивидуальных интересов и на которую он может ссылаться в споре с администрацией»; но поскольку личность не яв-
1 См.: Елистратов А.И. Основные начала административного права. 2-е изд., испр. и доп. М. : Изд. Г. А. Ле-мана и С. И. Сахарова, 1917. С. 120-123.
2 См.: Рождественский А. Теория субъективных публичных прав : критико-систематическое исследование. Ч. 1: Основные вопросы теории субъективных публичных прав. М. : Печатня А. Снегиревой, 1913. С. 233.
3 Так, Еллинек проводил классификацию субъективных публичных прав на 1) права государства, 2) права публичных и частных союзов, 3) права отдельных лиц (право свободы, права на услуги государства, политические права). Классификация Лонинга отличается лишь тем, что она, с одной стороны, отметила положительный характер права личной свободы, с другой — установила особое публичное право гражданства. Говоря о публичных правах населения, О. Майер отнёс к ним право публичных служб (услуг) и политические права, а также признал существование публичных вещных прав (Рождественский А. Указ. соч. С. 239— 246).
4 См.: Рождественский А. Указ. соч. С. 249.
лялась чем-то самоценным, она лишь винтик огромной машины, поэтому и «обеспечение её прав стоит на втором плане»5. Тем не менее в советской теории права вопрос, несмотря ни на что, не был предан забвению и периодически поднимался.
Необходимо заметить, что различение субъективных прав на публичные и частные представляется довольно логичным в правовой системе, придерживающейся разделения на публичное и частное право, с корреспондирующими этому делению судами публичного и частного права. При этом чётко разграничивается судебная компетенция: если администрацией нарушаются субъективные частные права, контроль осуществляют общие суды, когда же нарушаются субъективные публичные права, тогда дела становятся подведомственными административным судам6.
Именно этот момент притягивает основной вектор интереса к теории субъективных публичных прав в современной России, где разработка данной проблематики связывается с проблемами административной юстиции и административно-правового спора. Обусловлено это сильнейшим германским влиянием на российское административное право, ведь именно в немецкой доктрине субъективным публичным правом называются те интересы, которые защищаются административным иском в административном суде7.
В самом деле, о возникновении субъективного публичного права можно говорить тогда, когда появляется способность к принудительному его осуществлению по отношению к государственной власти8. А это невозможно без суда. О том, насколько неоднозначно приживается в России концепция субъективных публичных прав, свидетельствует наш долгий и далеко не завершённый
5 Карадже-Искров Н.П. Новейшая эволюция административного права // Сборник трудов Иркутского Государственного Университета. Факультет права и местного хозяйства. Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 1927. Т. 13. С. 29—30.
6 См.: Дубовицкий В.Н. Законность и усмотрение в советском государственном управлении. Минск : Наука и техника, 1984. С. 17.
7 См.: Зеленцов А.Б. Субъективное публичное право. М. : РУДН, 2012. С. 41.
8 См.: Лемайер К. Административная юстиция. Понятие охраны субъективных публичных прав в связи с раз-
витием воззрений на государство. СПб. : 1905. С. 155.
путь от административной жалобы к административному иску.
Российский юрист А. Б. Зеленцов однажды сделал вскользь очень важную ремарку: он заметил, что, восприняв созданную в советские годы схему деления дел на исковые и возникающие из административно-правовых отношений (неисковые), новый российский Гражданский процессуальный кодекс (далее — ГПК), по сути дела, отрицает возможность спора о публичном праве, допуская лишь спор о праве гражданском (п. 3 ст. 247)9. Действительно, российское процессуальное право подверглось «цивилизации» (или коммерциализации — так мы называем процесс доминантного влияния гражданского права на правовую систему), причём в рассматриваемом аспекте ещё раньше, чем право материальное. В советский период тому было понятное объяснение — гражданин не расценивался как равноправная и вообще наделённая правами сторона в административных отношениях, он мог быть только управляемым и в лучшем случае жалобщиком. Поэтому оспаривание властных решений в суде в принципе не отвечало советской концепции административного права. Теперь же ситуация изменилась: следуя за Конституцией, мы во многом отдаём приоритет гражданину с его правами, а административная реформа расширяет возможности участия граждан и их объединений в самом государственном управлении. Гражданин, хотя и является по-прежнему объектом управляющего воздействия, получил право оценивать это воздействие, вносить свои коррективы, спорить с властью. Только этот спор не получается полноценным, будучи загнанным в рамки гражданского судопроизводства.
Казалось бы, после принятия Кодекса административного судопроизводства, согласно которому путём подачи административного искового заявления, по подобию гражданского иска, защищается нарушенное субъективное право, ситуация исправилась, а долгая дискуссия о существовании субъективных прав в публичном праве потеряла основания. Ведь сам иск свидетельствует о том, что наличествует спор о субъективном праве. Но и теперь сильна идея «единого цивилистиче-ского процесса»: предметом процесса могут
9 См.: Зеленцов А.Б. Указ. соч. С. 35.
быть и публично-правовые отношения, но движим он может быть частным интересом, а «размежевание» процессуальных механизмов судебной защиты в зависимости от предмета процесса и законодательно (не только доктринально) перестаёт быть актуальным10.
Эта гипотеза нашла своё место в Концепции единого Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (одобрена решением Комитета по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Государственной думы от 8 декабря 2014 года № 124(1)), авторы которой признают, что «дела, возникающие из публичных правоотношений, по существу, имеют те же процессуальные формы рассмотрения, что и частноправовые», а Кодекс административного судопроизводства оценивается как переходная ступень к дальнейшей унификации всех процессуальных норм, за исключением уголовного процесса, в едином кодифицированном акте. Специалисты Института законодательства и сравнительного правоведения (далее — ИЗиСП), поддерживая и одобряя идею унификации процессуального законодательства, делают замечание, что Концепция не разъясняет и не обосновывает включение в единый ГПК норм, регулирующих производство по делам, возникающим из публично-правовых отношений. Неясно, где искать «водораздел» между спорами, рассмотрение которых должно осуществляться в соответствии с Кодексом административного судопроизводства Российской Федерации, и делами, возникающими из публичных правоотношений, рассмотрение которых предлагается урегулировать в едином ГПК11.
Собственно, идея унификации защиты субъективных прав публичного происхождения с защитой прав в гражданском судопроизводстве не нова, она лишь воспроизводит
10 См.: Сахнова Т.В. Достижимо ли единство цивили-стического процесса? (В контексте концепции единого ГПК РФ и Кодекса административного судопроизводства) // Арбитражный и гражданский процесс. 2015. № 4. С. 3-10.
11 См.: Габов А.В., Ганичева Е. С., Глазкова М.Е.,
Жуйков В.М., Ковтков Д.И., Лесницкая Л. Ф., Ма-рышева Н.И., Шелютто М.Л. Концепция единого Гражданского процессуального кодекса: предложения Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ // Журнал российского права. 2015. № 5. С. 5-25.
конструкцию, существовавшую в ГПК до принятия Кодекса административного судопроизводства. Удивляет другое — что этот подход практически не вызывает возражений в работах по административному праву.
На наш взгляд, это свидетельствует о плохой подготовленности специалистов в области публичного права к дискуссии с цивилистами. Ведь достаточно показать, что гражданский иск и административный иск имеют разную природу и цели, хотя они и объединены теперь понятием иска, которое уже давно используется в качестве межотраслевого ввиду его общеправового значения. Хочется также напомнить содержание статьи 118 российской Конституции о существовании конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Более того, аргументация «единого цивилистического процесса» строилась на ошибочном и несистемном толковании Постановления Конституционного Суда от 27 января 2004 года № 1-П по делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 2 части первой статьи 27, частей первой, второй и четвёртой статьи 251, частей второй и третьей статьи 253 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Правительства Российской Федерации12. Суд указал, что дела, возникающие из публичных правоотношений, в том числе о проверке законности нормативных правовых актов — вне связи с рассмотрением дел об оспаривании вынесенных на основе таких актов правоприменительных решений органов публичной власти и должностных лиц (выделено нами. — Э. Т.), как следует из статей 71 (п. «о»), 72 (п. «к» ч. 1), 118 (ч. 2), 120, 126 и 127 Конституции РФ, являются по своей природе не гражданско-правовыми, а административными делами и должны рассматриваться в порядке и по правилам административного судопроизводства.
Полагаем, что Конституционный Суд использовал оборот «вне связи с рассмотрением дел об оспаривании» вовсе не для того, чтобы отнести данную категорию дел к гражданскому или квазигражданскому судопроизводству, а чтобы «оттенить» категорию дел о законности нормативных правовых актов
12 Собрание законодательства Российской Федерации (далее — СЗ РФ). 2004. № 5. Ст. 403.
в качестве публичных. Другие решения российского Суда подтверждают нашу позицию. Приведём цитату из Постановления Конституционного Суда от 8 июня 2015 года № 14-П по делу о проверке конституционности части первой статьи 256 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки Т. И. Романовой: «Производство по делам, возникающим из публичных правоотношений, к каковым относятся и дела об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных или муниципальных служащих, является одним из видов судопроизводства, представляющих собой особый порядок осуществления правосудия»13. О специфических особенностях юридической природы публично-правовых споров речь идёт и в Определении Конституционного Суда от 2 декабря 2013 года № 1908-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы общества с ограниченной ответственностью «Строительная компания "Строй-Инвест"» на нарушение конституционных прав и свобод положением части 4 статьи 198 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации14.
Как видим, здесь всплывает давняя проблема разграничения публичного и частного права. Бесспорно, глубокая разработка субъективных прав в гражданском праве создаёт соблазн воспользоваться её результатами и в праве публичном, и даже в теории права. В этом мы и усматриваем проявление «цивилизации» права.
1.2. В поисках дефиниции:
преодолевая «цивилизацию» права
Правовое регулирование субъективных прав немыслимо вне присущего гражданскому праву диспозитивного метода. Именно диспо-зитивные нормы предлагают субъекту права возможные варианты поведения, одновременно устанавливая альтернативные правовые последствия15. К тому же формула совет-
13 СЗ РФ. 2015. № 25. Ст. 3736.
14 Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2014. № 3.
15 См.: Синицын С.А. Абсолютные и относительные субъективные права. Общее учение и проблемы тео-
ской теории права о субъективном праве как «мере дозволенного поведения» (субъективное право - принадлежащая управомочен-ному в целях удовлетворения его интересов мера дозволенного поведения, обеспеченная юридическими обязанностями других лиц16) не особенно способствовала тому, чтобы поставить на место обязанного лица государство.
Такая трактовка субъективного права занимает ведущие позиции и сегодня, хотя и подвергается критике. «Характеристика субъективного права, как зависящего от субъекта, правомерна только в смысле возможности выбора субъектом из предлагаемых ему объективной нормой вариантов поведения. Признаки субъективного права, выделяемые современным правоведением вслед за советской юридической наукой, не раскрывают подлинной сущности субъективного права, а указывают лишь на инструментальную роль последнего по отношению к объективной норме, что, в свою очередь, является следствием господствующего сегодня "объективного" подхода к праву»17. Авторы данной цитаты следуют за дореволюционными правоведами, считающими, что право в субъективном смысле есть та сфера внешней свободы, которая предоставляется лицу нормами объективного права18.
Также в критическом плане отмечается, что определение субъективного права С. С. Алексеева относится к частному праву. В субъективном праве речь идёт не о мере поведения, а о «немеряных правоотношениях». Субъективное право - это совокупность всех правоотношений, существующих в данном юрисдикционном поле, действенность которого обеспечивается применимым объективным правом19.
рии гражданского права: Сравнительно-правовое исследование. М. : Юриспруденция, 2015. С. 565.
16 См.: Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 2. М. : Юрид. лит., 1982. С. 114.
17 Сорокин В. В., Васев И. Н. Место и роль понятия «субъективное право» в современной юридической науке // История государства и права. 2011. № 5. С. 38-45.
18 См.: Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб. : Изд-во С.-Петербург. юрид. ин-та, 1998. С. 121.
19 См.: Вельяминов Г.М. К вопросу о понятии состава
права как сочетания объективного и субъективного
права // Государство и право. 2014. № 2. С. 98-100,
99.
Но опасность полного копирования публичным правом гражданско-правового понимания субъективного права остаётся. Между тем критерий для различения публичного и частного был подсказан ещё в начале прошлого века. Отличие субъективных публичных прав от гражданских - в их тесной связи с личностью, они не имеют независимого от личности объекта. «Порождаемые ими притязания, которыми исчерпывается практическое значение этих прав, вытекает непосредственно из способностей, признаваемых правопорядком за индивидом»20.
Другой опасной тенденцией в трактовке субъективных публичных прав является, на наш взгляд, склонность распространять это понятие не только на граждан (и организации), но и на государство в целом. Отталкиваясь от выведенных до революции прав властвования21, некоторые авторы считают, что определённая мера возможного поведения характеризует и само государство и даже государственную власть. «Государственная власть, так же как и собственность, должна рассматриваться в качестве сложного комплекса субъективных прав, а не в качестве единичного субъективного права». Существующими правами можно воспользоваться, но можно и отказаться от их осуществления. При этом если властвующий субъект желает воспользоваться существующими у него правами, то в их реализации не может выйти за рамки имеющихся у него правомочий: властный субъект, будучи управомоченной стороной отношения, свободен совершать или не совершать действия, направленные на реализацию имеющихся у него прав, лишь постольку, поскольку они находятся в рамках дозволенного объективным правом22.
Такой подход полностью «приватизирует» государственную власть и государство, приписывая им свойства человека. Хотелось бы напомнить о глубокой инстинктивной мудрости, которая «лежала в старом воззрении юристов, что субъектом права может быть
20 Еллинек Г. Право современного государства: Общее учение о государстве. Т. 1. СПб. : Из-во т-ва «Общественная польза», 1903. С. 273.
21 См.: Тарановский О.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев : Тип. Юрьевского ун-та, 1917. С. 265-268.
22 См.: Лановая Г.М. Государственная власть: теоретико-правовой анализ // Государственная власть и местное самоуправление. 2015. № 6. С. 29-33.
только человек», субъектом права как деяте-лем23. Если принять во внимание тот факт, что субъективные права в публичной сфере были признаны в качестве прав именно человека во французской Декларации прав и свобод человека и гражданина 1789 года, то наша критическая позиция становится ещё более подкреплённой. В субъективном праве есть некая спонтанность, даже случайность, что вполне отвечает человеческой натуре, но не должно характеризовать государство. В рамках данной дискуссии нужно упомянуть и промежуточную позицию с выделением субъективных публичных прав государственных органов и их должностных лиц: субъективные публичные права органов (должностных лиц) публичной власти — это мера и вид дозволенного поведения, юридически выражающиеся в установленных правовой нормой полномочиях, которыми они наделены для реализации властного управленческого воздействия посредством издания обязательных для исполнения частными лицами правовых предписаний. Они суть императивны и неотчуждае-мы24.
Представляется, что значимые правовые категории не могут быть монополизированы одной отраслью права, поскольку имеют межотраслевое, общеправовое значение (юридическое лицо, штраф, государственный орган, правовая норма, обязанность, субъект права). При этом об их «экспортёре» будет напоминать принцип корректного заимствования, означающий, что в результате использования понятия какой-либо правовой отраслью не должно искажаться его фундаментальное значение, данное в базовой (для него) отрасли. Именно не искажаться, а не бездумно копироваться. Например, договор — соглашение сторон, стало быть, договор в публичном праве не может пониматься как односторонний акт. Сказанное относится и к категории субъективных прав, пришедшей в публичное право из гражданского.
Специалисты отдают должное значению плюралистической концепции субъективного права25, давшей начало общему концепту. Субъективные права подвергаются регули-
23 Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб. : Изд-во С.-Петербург. юрид. ин-та, 1998. С. 92.
24 См.: Зеленцов А.Б. Указ. соч. С. 59.
25 См.: Третьяков С.В. Некоторые аспекты формирования основных теоретических моделей структуры субъ-
рованию со стороны многих отраслей права, в том числе конституционного, гражданского, административного, жилищного, трудового, земельного, семейного права. Более того, регулирование субъективных прав комплексно и не ограничивается рамками отдельных отраслей права, а само понятие субъективного права не является приматом права гражданского, зоной его преференций и суверен-
ности26.
Поскольку субъективные права принадлежат гражданам и организациям и означают их дозволенное поведение, это понятие не может быть использовано по отношению к государству и его органам. Органы государства в своей деятельности руководствуются не правами, а полномочиями. Полномочия есть права и обязанности в их органической связанности, иными словами, в этом и проявляется императивность как основная черта публичного права. А по отношению к субъективным правам нельзя говорить об их императивности, это ломает их конструкцию как форму возможного поведения27, равно как неверно усматривать субъективные права у государственных органов, что нарушает их базовую, административно-правовую конструкцию властных субъектов, наделённых полномочиями.
Более того, неправильно определять субъективные публичные права частных лиц через дискрецию органов власти: «Основными юридическими предпосылками существования публичных законных интересов частных лиц являются два обстоятельства: а) норма права устанавливает возможность свободного усмотрения органа публичной власти, б) норма права не определяет обязанностей этих органов, которые обеспечивали бы возможность частных лиц потребовать от них соответствующих действий и решений»28. Подобная трактовка поощряет расширение дис-креционности в деятельности власти, что вы-
ективного частного права // Вестник гражданского
права. 2007. № 3. С. 242—260.
26 См.: Синицын С.А. Указ. соч. С. 560.
27 Нет никакой обязательности и в реализации субъективных публичных прав — от неё можно отказаться, «но нельзя отказаться от самого субъективного права» (Ямпольская Ц. А. О субъективных правах советских граждан и их гарантиях // Вопросы советского государственного права / отв. ред.: В. Ф. Коток. М. : Изд-во АН СССР, 1959. С. 145—226, 162).
28 Зеленцов А. Б. Указ. соч. С. 110.
водит властные действия из-под чёткого регулирования и даже контроля, ведь российский суд не контролирует дискреционные полномочия органов власти, ограничиваясь оценкой законности. Попутно заметим, что органы административной юстиции могут наделяться при разрешении административных споров полномочиями по контролю за использованием администрацией дискреционных полномочий, а вернее за законностью и даже в некоторых случаях за целесообразностью их использования.
Таким образом, субъективные публичные права могут быть только у частных лиц — граждан и организаций. Что же остаётся государственным органам в такого рода правоотношениях? Обязанности. Административные субъективные права реализуются не только через собственные действия и притязания граждан, но и через положительную деятельность государственных учреждений и организаций29. У государства и иных субъектов могут быть обязанности совершать определённые действия (активная форма) или обязанности воздержаться от определённых действий (пассивная форма)30.
Как известно, административная реформа приучила нас рассчитывать финансовое обеспечение под каждое полномочие. В последнее время предпринимаются даже попытки «увязать» реализацию прав с финансированием соответствующих обязанностей государства. Если вся финансовая деятельность государства, выражающаяся в осуществлении расходования средств бюджета, имеет своей целью обеспечить реализацию прав и свобод личности, то необходимо прийти к выводу о том, что конституционным правам на услуги государства корреспондирует обязанность государства по созданию режима беспрепятственного осуществления конституционных
прав31.
29 См.: Воробьёв В. А. Субъективные административные права как разновидность субъективных прав граждан СССР // Проблемы государства, демократии и права в материалах XXVI съезда КПСС. Ростов-на-Дону, 1981. С. 42-43, 42.
30 См.: Федосенко В. А. Субъективные права в публичной сфере : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2007. С. 15.
31 См.: Ильин А. В. Личность, права на услуги государст-
ва и расходы бюджета // Закон. 2015. № 11. С. 142 —
147, 145.
Всё это может создать впечатление, что теперь гражданин доминирует или даже царствует в публичном праве, диктует государству свои условия, пользуется всеми возможными благами. Действительно, в публично-правовой сфере происходит прогрессивная субъ-ективизация прав. Но нельзя забывать, что объём субъективных публичных прав определяется самим государством, и здесь всегда таится опасность. Если у советских граждан, по свидетельству юристов-современников, была уверенность в невозможности «ущемления прав гражданина при помощи самого законодательства» («советский гражданин уверен в том, что никто и ни при каких обстоятельствах не отнимет у него добытых и завоёванных народом демократических прав и свобод»)32, то для нас в современных условиях более актуальна западная формула «нет гарантий против закона»33. Это означает, что права граждан всегда можно легально ограничить, ущемить законодательством.
Исходя из сказанного, предложим собственную дефиницию. Субъективное публичное право — это гарантированная возможность удовлетворения частным лицом своего законного интереса в публично-правовой сфере, реализации которой должны способствовать или не препятствовать государство и иные субъекты. В современный период, когда большинство прав граждан получает конституционные гарантии, главным источником субъективных публичных прав является Конституция. В этом смысле субъективные публичные права производны от конституционных и являются субъективными конституционными правами, реализуемыми в публично-правовой сфере.
Нужно также отметить, что, по подобию гражданских, субъективные публичные права могут быть относительными и абсолютными. Причём с учётом конституционного уровня закрепления многие являются именно относительными. Так, относительный характер права быть избранным однозначно оценён российским Конституционным Судом в Определении от 14 января 2014 года № 7-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Иванова Вячеслава Константиновича на нарушение его конституционных
32 Ямпольская Ц. А. Указ. соч. С. 206.
33 Там же.
прав положениями Закона Новгородской области «О выборах Губернатора Новгородской области»34, основанном на позиции Европейского Суда по правам человека («хотя данное право имеет важное значение, оно не абсолютно»). Вообще, «индивид не может обратиться в суд в случае, если его социальные права не реализуются»: если социальное законодательство совсем не применяется для реализации государственных задач, можно говорить о конституционном упущении, но нельзя проверять эффективность законодательства35.
И далеко не из каждого конституционного права вытекает субъективное право. Так, из статьи 37 Конституции (труд свободен; каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию) не вытекает «ни субъективное право человека занимать определённую должность, выполнять конкретную работу в соответствии с избранными им родом деятельности и профессией, ни обязанность кого бы то ни было такую работу или должность ему предоставить» (постановления Конституционного Суда РФ от 27 декабря 1999 года № 19-П и от 15 марта 2005 года № 3-П). Как видим, область субъективных публичных прав довольно лимитирована на нормативном уровне.
2. Право на информацию
как субъективное публичное право
2.1. Право на информацию
и «нет гарантий против закона»
Обращение к теории субъективных публичных прав в условиях информационного общества раскрывает как новые аспекты этой теории, так и возможности развития законодательства.
Конституция РФ гарантирует свободу поиска, получения, передачи, производства и распространения информации любым законным способом (ч. 4 ст. 29) и право на информацию о себе (ч. 2 ст. 24). Представляется, что в первом случае идёт речь о праве на ин-
34 Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2014. № 4.
35 См.: Шайо А. Самоограничение власти (краткий курс
конституционализма). М. : Юристъ, 2001. С. 269.
формацию в широком смысле («добывание» любой информации любым законным способом), а во втором - о праве на доступ к информации о себе («добывание» персонализированной информации посредством доступа к ней). В этом плане можно различать право на информацию как родовое понятие и право на доступ к информации как его разновидность, выделяемую по признаку способа «добывания».
Вообще, в правовой литературе существует тенденция расширительно толковать информационные права и свободы по российской Конституции. «Закреплённое в Конституции РФ право на информацию выступает связующим элементом всей системы конституционных прав и свобод, возможности их реализации. Например, в соответствии с ч. 1 ст. 37 Конституции РФ каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Но для того, чтобы реализовать это право, необходимо обладать информацией, касающейся характера и специфики того или иного рода деятельности и профессии. Только путём получения информации может быть реализовано право каждого на образование (ст. 43) и т. д.»36. Действительно, при таком подходе информация лежит в основе едва ли не любого из конституционных прав, а также любого обязательства по гражданско-правовому договору, процессуальных прав и т. п., что отвечает природе информации. И всё же конституционное право на информацию имеет вполне определяемые очертания при бесспорном влиянии на прочие конституционные права.
Как представляется, особую связку право на информацию образует со статьёй 32 Конституции РФ, закрепляющей право граждан России «участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей». С развитием информационных технологий возникла новая сфера их применения. Теперь граждане могут участвовать в государственном управлении (которое мы, разумеется, не отождествляем с
36 Алексеева М.В. О проблемных вопросах реализации конституционного права на информацию как одного из основных прав и свобод человека и гражданина // Конституционное и муниципальное право. 2012. № 7. С. 16-19.
управлением делами государства) более разнообразными способами, нежели ранее.
Относительно субъективных публичных прав можно наблюдать их расширение за счёт более чётко структурируемых обязанностей государства по осуществлению надлежащего (качественного) государственного управления, с активным использованием информационно-коммуникационных технологий (далее — ИКТ). Теперь помимо права на государственные (муниципальные) услуги сюда можно отнести конституционные права на участие в управлении делами государства и на информацию, а также формирующееся право на доступ в Интернет. Конечной целью является установление такого правового режима, при котором создаются все условия для реализации субъективных публичных прав, а сторонами правоотношения становятся активное государство и инициативный гражданин. Возникают также специфичные механизмы защиты прав индивидуальных субъектов в государственном управлении (например, формирование института юридической ответственности органов власти за ненадлежащее оказание государственных (муниципальных) услуг).
Если право на информацию реализуется как субъективное публичное право, то со стороны государства оно должно быть обеспечено соответствующими обязанностями. Какими? Они в основных чертах сводятся к следующим обязательствам:
— создать чёткое законодательное регулирование информационных прав граждан и категорий информации;
— систематизировать информацию по категориям доступа;
— обеспечить открытость общезначимой социальной информации;
— обеспечить доступность общезначимой и необходимой для всех информации (в том числе благодаря использованию Интернета);
— организовать предоставление административной информации (затрагивающей интересы гражданина);
— обеспечить возможность судебной защиты нарушенного права на информацию.
Перечисленное — это лишь минимум. В основном все эти обязанности государства уже предусмотрены законодательством. Любопытно, что конструкция статьи 8 российского Федерального закона от 27 июля
2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (ред. от 13 июля 2015 года)37 даже переформатирует конституционный подход, составляя сформулированное «право на доступ к информации» из свободного поиска информации и доступа к персонализированной информации. Подобным образом категория доступа к информации ставится на верхушку пирамиды информационных прав, нарушая конституционную логику. В этом же законе отмечены категории информации в зависимости от её доступности (общедоступная, ограниченного доступа).
Естественно, право на информацию не безгранично, как и обязанности государства. Содержание части 4 статьи 29 российской Конституции предполагает два «ограничителя» в обороте информации: использование незаконных способов её производства и оборота (1) и особый режим информации, отнесённой к государственной тайне (2). Часть 1 статьи 24 Конституции добавляет ещё одно ограничение — режим персональных данных (3), а часть 1 статьи 44 — интеллектуальную собственность (4). Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» содержит перечень информации, доступ к которой не может быть ограничен (нормативные правовые акты, информация о состоянии окружающей среды и др.). В развитие конституционной нормы о возможности ограничения доступа к информации федеральными законами в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства, этим и другими федеральными законами определяются режимы информации ограниченного доступа — государственная тайна, коммерческая тайна, а также фактически отданная на откуп самим властным структурам служебная тайна. Ограничение доступа к определённым видам информации — первый барьер на пути реализации субъективного публичного права на информацию, который, по сути, исключает эти виды информации из механизма реализации права.
Справедливости ради стоит заметить, что тенденция к засекречиванию информации ха-
37 СЗ РФ. 2006. № 31 (ч. 1). Ст. 3448.
рактерна не только для России. В 2000-е годы в странах Центральной и Восточной Европы (Чехии, Молдавии, Болгарии, Албании, Хорватии) был начат процесс принятия новых законов о государственной тайне в связи с их вступлением в НАТО и Евросоюз. Измене -ния эти были направлены на расширение оснований для засекречивания информации38. В итоге в обзоре ПАСЕ 2006 года отмечается, что во многих европейских странах законодательство о государственной тайне содержит слишком неопределённые формулировки и вследствие этого допускает такие толкования, что может быть распространено на правомерную деятельность журналистов, учёных, юристов и других лиц, осуществляющих правозащитную деятельность39.
Если спуститься на уровень ниже и рассмотреть право на информацию в сфере государственного управления, то здесь субъективные публичные права граждан на информацию основываются на принципе транспарентности государственного управления, утверждающегося во многих правовых систе-мах40. Не будучи открыто закреплённой в нашем законодательстве, транспарентность всё же проявляет свои черты в результате долгой эволюции принципа открытости государственного управления. Принято считать, что наивысшим отражением транспарентности являются федеральные законы от 9 февраля 2009 года № 8-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности государственных органов и органов местного самоуправления» (ред. от 28 ноября 2015 года)41 и от 22 декабря 2008 года № 262-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации» (ред. от 12 марта 2014 года)42. Действительно, законодательство, оперируя категорией «доступ к информации», сводит открытость в сфере
38 См.: Бэнисар Д. Говоря о терроре // Права человека: законодательство и судебная практика: Сб. науч. тр. / отв. ред.: Е. В. Алферова, И. А. Конюхова. М. : ИНИОН РАН, 2009. С. 125.
39 См.: Там же. С. 124.
40 См.: Henette-Vauchez S., RomanD. Droits de l'Homme et libertés fondamentales. Paris: Dalloz, 2013 (в частно -сти, глава «Informatique et Nouvelles technologies»); Guglielmi G., Zoller E. Transparence, démocratie et gouvernance citoyenne. Paris : Panthéon-Assas, 2014.
41 СЗ РФ. 2009. № 7. Ст. 776.
42 СЗ РФ. 2008. № 52 (ч. 1). Ст. 6217.
государственного управления лишь к открытости информации, касающейся деятельности органов власти. Только в Концепции открытости федеральных органов исполнительной власти, утверждённой распоряжением Правительства РФ от 30 января 2014 года № 93-р43, речь идёт на самом деле о транспарентности в её широком понимании. В отмеченном нами сужении открытости информации в сфере государственного управления мы усматриваем второй барьер на пути реализации субъективных публичных прав.
Наконец, третий барьер из тех, что мы здесь рассматриваем44, - платность информации. Статья 22 Федерального закона «Об обеспечении доступа к информации о деятельности государственных органов и органов местного самоуправления» допускает возможность взимания платы за предоставление информации о деятельности государственных органов и органов местного самоуправления. Распространено мнение, что поскольку государственные органы функционируют и создают информацию за счёт бюджета, то есть на средства налогоплательщиков, повторное взимание средств с налогоплательщиков за доступ к информации представляется спор-ным45. Нерегулируемые условия платности информации противоречат и Рекомендации № НЕС (2002) 2 Комитета министров Совета Европы государствам-членам «Относительно доступа к официальным документам»46, согласно которой плата должна быть разумной и не превышать фактические затраты.
Таким образом, конституционное право на информацию как бы «рассыпается» на субъективные публичные права граждан, которым корреспондируют обязанности со стороны государства. Но эта корреспонденция не все-
43 СЗ РФ. 2014. № 5. Ст. 547.
44 В последнее время в законодательстве многих государств закрепляется новый способ ограничения доступа к информации — блокировка веб-сайтов, правовой анализ которого заслуживает отдельного рассмотрения.
45 См.: Комарова Т.Ю. Законодательное регулирование доступа к официальной информации в Российской Федерации // Теоретические проблемы информационного права / отв. ред.: Бачило. М. : ИГП РАН, 2006. С. 122-134, 128.
46 См.: URL: https://rm.coe.int/CoERMPublicCommon SearchServices/DisplayDCTMContent?documentId= 09000016804803cc (дата обращения: 01.11.2016).
гда корректна и полна, а в ряде случаев легально «пресекается» законодательством. И практически все проанализированные нами барьеры на пути реализации субъективных публичных прав на информацию — из разряда «нет гарантий против закона».
2.2. Право на доступ в Интернет
Удивительно, но уже в 1948 году свобода информации в качестве фундаментального права человека рассматривалась «независимо от государственных границ» (статья 19 Всеобщей Декларации прав человека: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ»). Теперь же, с появлением Интернета как нового средства коммуникации, для которого границы государства изначально не существуют вовсе, эта формула актуальна как никогда. Вряд ли стоит подробно останавливаться на том, как революционно Интернет повлиял на общественную жизнь; упомянем лишь о построении концептуальных моделей субъекта права как homo infor-maticus47 и права Интернета как lex elec-tronica48. В рамках нашей темы доступ в Интернет является «ответвлением» права на информацию, стремящимся приобрести самостоятельное правовое значение.
Воздействие Интернета на систему конституционных прав двояко. С одной стороны, он значительно упрощает процедуру доступа, а стало быть, реализацию конституционного права на информацию в части официальной информации. С другой — будучи средством распространения информации, Интернет усиливает риск и повышает угрозу нарушения других прав человека (на защиту частной жизни и персональных данных, например). Как справедливо отмечено, за рамками со-
47 См.: Иванский В. П. К определению человека как субъекта права XXI века сквозь призму информационно-квантовой концепции права // Административное право и процесс. 2016. № 1. С. 48-53.
48 См.: Delmas-Marty M. La mondialisation du droit: chances et risques // Recueil Dalloz. 1999. N° 5. Р. 4348, 45.
временных научных исследований остаётся вопрос о том, какому праву — праву на доступ к информации или праву на защиту персональных данных — следует отдать приоритет в том случае, когда запрашивается информация о деятельности органа государственной власти либо органа местного самоуправления, содержащая персональные данные49.
Между тем развитие правовых процессов в мире наглядно демонстрирует движение к «официализации» права на доступность Интернета. Европейские акты относительно универсальных публичных услуг, принятые тогда, когда Интернет не был повсеместно распространён, уже подготовили для него базу (имеются в виду Рекомендация Комитета министров Совета Европы № Н (99) 14 «О предоставлении публичных услуг, затрагивающих новые информационно-коммуникационные сервисы», Директива Европейского Союза 2002/22/ЕС «Об универсальных услугах связи и правах пользователей, касающихся сетей электронных коммуникаций и услуг»).
Одобренное на европейском уровне руководство по правам человека для пользователей Интернета гласит, что никто не должен подвергаться незаконному, нецелесообразному или несоразмерному вмешательству в его права и основные свободы при пользовании Интернетом50. Подобная эволюция информационных прав наблюдается и на общемировом уровне: так, ООН в своём докладе от 16 мая 2011 года признала право на доступ в Интернет неотъемлемым правом человека51. В решении Конституционного совета Фран-
49 См.: Гриценко Е.В., Бабелюк Е.Г, Проскурякова М. И. Развитие права на доступ к информации в сфере публичного управления в российском и германском конституционном праве // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. № 5 (108). С. 10—27.
50 См.: Рекомендация № CM/Rec (2014)6 Комитета министров Совета Европы «О Руководстве по правам человека для пользователей Интернета» // СПС «КонсультантПлюс».
51 См.: URL: http://www2.ohchr.org/english/bodies/ hrcouncil/docs/17session/A.HRC.17.27_en.pdf (дата обращения: 01.11.2016). Вслед за этим в России делается предложение выделить в структуре конституционного права на информацию право на доступ к источникам информации, в число которых включён и Интернет (См.: Вахрамеев Р.Г.Структура конституционного права на информацию // Актуальные проблемы российского права. 2013. № 6. С. 667 — 672).
ции от 10 июня 2009 года52, на которое оказал влияние доклад Европейского парламента от 25 февраля 2009 года об усилении безопасности и фундаментальных свобод в Интернете, установлено, что свобода выражений и коммуникаций включает и свободу доступа в Интернет. Европейский Суд по правам человека в решении от 18 декабря 2012 года по делу Ахмет Йылдырым против Турции53 выводит право на доступ в Интернет из совокупности общих гарантий свободы выражения мнений, содержащихся в конституциях европейских государств.
Некоторые государства уже пошли по пути законодательного признания права на Интернет (Эстония, Финляндия54, Испания, Коста-Рика). В Конституции Греции закреплено право личности на участие в информационном обществе, которому корреспондирует обязанность государства предпринимать позитивные действия для обеспечения равного и активного для всех доступа к информационному обществу. При этом право личности на участие в информационном обществе включает в себя свободный доступ к сетям электронных коммуникаций и услугам, право на неограниченный доступ к электронным коммуникациям и на участие в различных услугах информационного общества55.
Что касается России, то нормативно-правовое регулирование относительно Интернета развивается не слишком интенсивно, в основном по поводу контроля его контента. Тем
52 Décision N° 2009-580 DC du 10 juin 2009, Loi n° 2009669 du 12 juin 2009 favorisant la diffusion et la protection de la crâation sur internet. URL: https://www. legifrance.gouv.fr/affichJuriConst.do?oldAction=rech JuriConst&idTexte = C0NSTEXT000020786688&fast ReqId= 1753287169&fastPos= 1 (дата обращения: 01.11.2016).
53 European Court of Human Rights. Ahmet Yildirim v. Turkey. Application no. 3111/10. Judgment of 18 December 2012. URL: http://hudoc.echr.coe.int/fre?i= 001-115705 (дата обращения: 01.11.2016).
54 См.: Декрет Министерства транспорта и коммуникаций Финляндии от 15 октября 2009 года № 732/2009 «О минимальной скорости функционального интернет-доступа как универсальной услуги» обязал всех интернет-провайдеров с 1 июля 2010 года обеспечить доступ к Интернету каждого обратившегося гражданина на минимальной скорости 1 Мб/сек.
55 См.: Право на доступ к информации. Доступ к откры-
той информации / отв. ред.: И. Ю. Богдановская. М. :
Юстицинформ, 2009. С. 226.
не менее в Федеральном законе от 7 июля 2003 года № 126-ФЗ (ред. от 13 июля 2015 года) «О связи»56 (ст. 57) к универсальным услугам связи отнесены:
— услуги по передаче данных и предоставлению доступа к информационно-телекоммуникационной сети Интернет с использованием средств коллективного доступа;
— услуги по передаче данных и предоставлению доступа к информационно-телекоммуникационной сети Интернет с использованием точек доступа в сеть.
При этом в поселениях с населением не менее чем пятьсот человек должно быть установлено не менее чем одно средство коллективного доступа для оказания услуг по передаче данных и предоставлению доступа к информационно-телекоммуникационной сети Интернет без использования пользовательского оборудования абонента. Точка доступа должна подключаться с использованием волоконно-оптической линии связи и обеспечивать возможность передачи данных на пользовательское оборудование со скоростью не менее чем десять мегабит в секунду.
Собственно, по понятным причинам право на доступ в Интернет как таковое может фиксироваться или в новейших актах, или в последних изменениях конституций. При этом многие страны способны обходиться лишь судебными толкованиями. Конечно, для юри-стов-нормативистов наличие нормы права, закрепляющей доступность Интернета, становится высшим доказательством значимости такого права. Упомянутые нами нормативные подвижки свидетельствуют о том, что мы накануне международного признания нового фундаментального права — права на доступ в Интернет57.
Следуя за аналогичным подходом к праву на информацию, ещё неоформившееся право на доступ в Интернет уже получает расширительное толкование. Подчёркивается, что «право на доступ в Интернет не может рассматриваться лишь в контексте права на свободу поиска и распространения информации,
56 СЗ РФ. 2003. № 28. Ст. 2895.
57 См.: Handelsman J., Kalantar E. Life, Liberty, and Internet Access: Is Logging on a Basic Human Right? // ILS Journal of International Law. Vol. 1. 2010. No. 1. P. 32-43. URL: https: // ublawjil.files.wordpress.com/ 2014/07/7-life-liberty-and-internet-access-kalantar. pdf (дата обращения: 01.11.2016).
а также права на свободу выражения мнений. Информационно-телекоммуникационные сети используются для реализации большинства личных, политических, экономических, социальных и культурных прав человека»58.
Интересно, что в случае отнесения права на доступ в Интернет к фундаментальным правам обязанность государства обеспечить основанные на нём субъективные публичные права становится всё более чётко очерченной и приобретает технические характеристики — точка доступа, скорость. Пожалуй, ещё никакое субъективное право не бывало столь предметным и конкретизированным. А это значит, что у права на информацию в качестве субъективного публичного права появился шанс стать не только нормативно, но и технически обеспеченным. Трансформирующее влияние ИКТ способно нейтрализовать или по меньшей мере достойно противостоять, казалось бы, универсальной формуле «нет гарантий против закона». Возможно, если речь идёт только о нормативных гарантиях против закона, то их и вправду нет. Интернет с его нейтральностью, универсальностью и трансграничностью может стать технической гарантией права на информацию, правда, при условии его легального одобрения в таком качестве.
Библиографическое описание: Талапина Э. Право на информацию в свете теории субъективного публичного права // Сравнительное конституционное обозрение. 2016. № 6 (115). С. 70-83.
Right to information in the light of the subjective rights theory
Elvira Talapina
Doctor of Law, Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences (e-mail: [email protected]).
Abstract
The article addresses the problem of the subjective public rights - a concept developed in the 19th century by German lawyers. In Russia this topic has caused an increased interest due to the development of administrative justice and legal questions aroused after adoption of the Code of administrative judicial procedure. The author notes the dominating civil-law bias in the
58 СередаМ.Ю. Закрепление права на доступ в сеть Интернет в международно-правовых актах и законодательстве зарубежных стран // Международное публичное и частное право. 2013. № 5. С. 44—47.
Russian legal doctrine in the field of the subjective rights. It is deeply rooted in a thoroughly elaborated of subjective rights problem in civil law doctrine. The author considers recent processes of subjectivisation of basic rights in public law sphere as well as seeks theoretical grounds for the new understanding of subjective public rights in the information society, especially affects constitutional freedom of information. The right to information by the Internet acquires new forms, meets new challenges, and, respectively, needs new guarantees. The essential ground for implementation of the citizens' rights to information in the public administration sphere should be transparency of public administration which is to be ensured by the State. In her analysis of the state policy of access to the Internet, the author maintains that the actual answer to problem should be recognizing access to the Internet as a new fundamental human right at the international level. The development of legal processes in the world clearly demonstrates the movement to an official recognizing of the right to the Internet availability. If the right to the Internet access would become a fundamental right, the State duty to guarantee the subjective public rights would become more accurately outlined.
Keywords
Internet; subjective public right; information; access to information; human rights; administrative justice.
Citation
Talapina E. (2016) Pravo na informatsiyu v svete teorii sub'ektivnogo publichnogo prava [Right to information in the light of the subjective rights theory]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie; no. 6; pp. 70-83. (In Russian).
References
Alekseev N. N. (1998) Osnovy filosofiiprava [Fundamentals of philosophy of law], Saint Petersburg: Izdatel'stvo Sankt-Petersburgskogo yuridi-cheskogo instituta. (In Russian). Alekseev S. S. (1982) Obshchaya teoriyaprava [General theory of law], Moscow: Yuridicheskaya literatura. (In Russian). Alekseeva M. V. (2012) O problemnykh voprosakh realizatsii konstitutsion-nogo prava na informatsiyu kak odnogo iz osnovnykh prav i svobod cheloveka i grazhdanina [On problems in exercising constitutional right to information as one of principal human rights]. Konstitutsionnoe i munitsipal'noepravo, no. 7, pp. 16-19. (In Russian). Benisar D. (2009) Govorya o terrore [Speaking about terror]. In: Alfero-va E. V., Konukhova I. A. (eds.) Prava cheloveka: zakonodatelstvo i sudebnayapraktika [Human rights: laws and jurisprudence], Moscow: INION RAN. (In Russian).
Bogdanovskaya I. Yu. (ed.) (2009) Pravo na dostup k informatsii: Dostup k otkrytoy informatsii [Right for the access to information: Access to open information], Moscow: Yustitsinform. (In Russian). Delmas-Marty M. (1999) La mondialisation du droit: chances et risques,
Paris: Recueil Dalloz. Dubovitskiy V. (1984) Zakonnost' i usmotrenie v sovetskom gosudarstven-nom upravlenii [Legality and discretion in Soviet State Government], Minsk: Nauka i tekhnika. (In Russian). Elistratov A. I. (1917) Osnovnye nachala administrativnogo prava [Fundamentals of Administrative Law], Moscow: Izd. G. A. Lemana i S. I. Sakha-rova (In Russian).
Ellinek G. (1903) Pravo sovremennogo gosudarstva. T. I [Law of the modern State. Vol. I.], Saint Petersburg: Tovarishchestvo Obshchestvennaya pol'za. (In Russian).
Fedosenko V. A. Sub'ektivnye prava v publichnoy sfere: avtoreferat dis. ... kand. yurid. nauk [Subjective rights in the Public field: Cand. legal sci. diss. ref.], Moscow, 2003. (In Russian).
Gabov A. V., Ganicheva E. S., Glazkova M. E., Zhuykov V. M., Kovtkov D. I., Lesnitskaya L. F., Marysheva N. I., Shelyutto M. L. (2015) Kontseptsiya edinogo Grazhdanskogo protsessual'nogo kodeksa: predlozheniya Insti-tuta zakonodatel'stva i sravnitel'nogo pravovedeniya pri Pravitel'stve RF [Concept of single Civil procedure code: suggestions of the Institute of legislation and comparative law under the Government of the Russian Federation]. Zhurnal rossiyskogo prava, no. 5, pp. 5-25. (In Russian).
Gritsenko E. V., Babelyuk E. G., Proskuryakova M. I. (2015) Razvitie prava na dostup k informatsii v sfere publichnogo upravleniya v rossiyskom i ger-manskom konstitutsionnom prave [Development of the Right of Access to Information in the Field of Public Governance in Russian and German Constitutional Law]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 5, pp. 10-27. (In Russian).
Guglielmi G., Zoller E. (2014) Transparence, démocratie et gouvernance citoyenne. Paris: Panthéon-Assas.
Handelsman J., Kalantar E. (2010) Life, liberty, and Internet access: is logging on a basic human right? Available at: https: // ublawjil.files.wordpress. com/2014/07/7-life-liberty-and-internet-access-kalantar.pdf (accessed 01.11.2016).
Henette-Vauchez S., Roman D. (2013) Droits de l'Homme et libertés fondamentales, Paris: Dalloz.
Il'in A. V. (2015) Lichnost', prava na uslugi gosudarstva i raskhody byudzheta [Individual, the right to public services and budget expenses]. Zakon, no. 11, pp. 142-147. (In Russian).
Ivanskiy V. P. (2016) K opredeleniyu cheloveka kak sub'ekta prava XXI veka skvoz' prizmu informatsionno-kvantovoy kontseptsii prava [On the Definition of a Person as a Subject of Law of XXI Century through the Lens of the Information and Quantum Concept of Law]. Administrativnoe pravo i protsess, no. 1, pp. 48-53. (In Russian).
Karadzhe-Iskrov N. P. (1927) Noveyshaya evolutsiya administrativnogo prava [Newest evolution of Administrative Law], Irkutsk: Irkutsk State University. (In Russian).
Komarova T. Yu. (2006) Zakonodatel'noe regulirovanie dostupa k ofitsial'noy informatsii v Rossiyskoy Federatsii [Legislative regulation of access to official information in the Russian Federation]. In: Bachilo I. L. (ed.), Theoretical problems of Information Law, Moscow: State and Law Institute of the Russian Academy of Sciences. (In Russian).
Kotok V. F. (ed.) (1959) Voprosy sovetskogo gosudarstvennogo prava [Questions of Soviet State Law], Moscow: Academy of Sciences of the USSR. (In Russian).
Lanovaya G. M. (2015) Gosudarstvennaya vlast': teoretiko-pravovoy analiz [State power: theoretical-law analysis]. Gosudarstvennaya vlast'i mest-noe samoupravlenie, no. 6, pp. 29-33. (In Russian).
Lemayer K. (1905) Administrativnayayustitsiya: Ponyatie okhrany sub'ek-tivnykh publichnykh prav v svyazi s razvitiem vozzreniy na gosudarstvo [Administrative justice: Concept of protection of the subjective public
rights In respect of evolving views on the nature of State], Saint Petersburg: (b/i). (In Russian).
Rozhdestvenskiy A. (1913) Teoriya sub'ektivnykhpublichnykhprav. T. 1: Os-novnye voprosy teorii sub'ektivnykh publichnykh prav [Theory of the subjective public rights. Vol. 1: Main questions of the theory of the subjective public rights]. Moscow: Pechatnya A. Snegiryovoy. (In Russian).
Sakhnova T. V. (2015) Dostizhimo li edinstvo tsivilisticheskogo protsessa? (V kontekste kontseptsii edinogo GPK RF i Kodeksa administrativnogo sudoproizvodstva) [Can the integrity of civilist procedure be achieved? (In the context of the uniform Civil Procedural Code of the RF and the Code of Administrative Judicial Procedure)]. Arbitrazhnyy i grazhdanskiy protsess, no. 4, pp. 3-10. (In Russian).
Sereda M. Yu. (2013) Zakreplenie prava na dostup v set' Internet v mezh-dunarodno-pravovykh aktakh i zakonodatel'stve zarubezhnykh stran [Affirmation of the right for access to the Internet in international legal documents and foreign legislation]. Mezhdunarodnoe publichnoe i chast-noe pravo, no. 5, pp. 44-47. (In Russian).
Sajo A. (2001) Samoogranichenie vlasti (kratkiy kurs konstitutsionalizma) [Self-restraint of the power (short course of constitutionalism)], Moscow: Yurist. (In Russian).
Sinitsyn S. A. (2015) A bsolutnye i otnositel'nye sub 'ektivnye prava: Obshchee uchenie i problemy teorii grazhdanskogo prava: Sravnitel'no-pravovoe issledovanie [Absolute and Relative Subjective Rights: General doctrine and problems of the theory of Civil Law: Comparative and legal research], Moscow: Yurisprudentsia. (In Russian).
Sorokin V. V., Vasev I. N. (2011) Mesto i rol' ponyatiya "sub'ektivnoe pravo" v sovremennoy yuridicheskoy nauke [Place and role of the concept "subjective right" in contemporary juridical science]. Istoriya gosudarstva iprava, no. 5, pp. 38-45. (In Russian).
Taranovskiy O. V. (1917) Uchebnik entsiklopediiprava [Book of the Law encyclopedia], Yuryev: Izdatel'stvo Yur'evskogo universiteta. (In Russian).
Tret'yakov S. V. (2007) Nekotorye aspekty formirovaniya osnovnykh teo-reticheskikh modeley struktury sub'ektivnogo chastnogo prava [Some aspects of formation of the main theoretical models of structure of subjective private right]. Vestnik grazhdanskogo prava, no. 3. (In Russian).
Trubetskoy E. N. (1998) Entsiklopediya prava [Encyclopedia of the Law], Saint Petersburg: Izdatel'stvo Sankt-Petersburgskogo yuridicheskogo instituta. (In Russian).
Vel'yaminov G. M. (2014) K voprosu o ponyatii sostava prava kak socheta-niya ob'ektivnogo i sub'ektivnogo prava [About question of definition right composition as objective and subjective right combination]. Gosu-darstvoipravo, no. 2, pp. 98-100. (In Russian).
Vorob'yov V. A. (1981) Sub'ektivnye administrativnye prava kak raznovid-nost' sub'ektivnykh prav grazhdan SSSR [Subjective administrative rights as kind of subjective rights of USSR citizens]. In: Problemy gosudarstva, demokratii i prava v materialakh XXVI s'ezda KPSS [The problems of the state, democracy and rights in the materials of XXVI Congress of the CPSU], Rostov-na-Donu, pp. 42-43. (In Russian).
Zelentsov A. B. (2012) Sub'ektivnoe publichnoe pravo [Subjective public right], Moscow: RUDN. (In Russian).
