CC BY
133
ПРАВА ЧЕЛОВЕКА И ИХ ОБЕСПЕЧЕНИЕ
УДК 342.76
Право человека на жизнь и противодействие терроризму:
«Дело Беслана»1
Романовский Владислав Георгиевич, ассистент кафедры уголовного права Пензенского государственного университета
e-mail: up406@mail.ru
В статье представлен анализ Постановления Европейского Суда по правам человека от 13 апреля 2017 г. по делу «Тагаева и другие против Российской Федерации», предметом рассмотрения которого явились трагические события, произошедшие 1-3 сентября 2004 г. в городе Беслане (Северная Осетия). Рассмотрено нарушение ст. 2 (право на жизнь) Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Ключевые слова: право на жизнь; ограничения; терроризм; Европейский Суд по правам человека; Беслан.
The Human Right to Life and Counteracting Terrorism:
The Case of Beslan
Romanovsky Vladislav Georgievich, Assistant of the Department of Criminal Law of the Penza State University
The article presents an analysis of the April 13, 2017 decision of the European Court of Human Rights in the case of Tagaeva and Others v. Russia, the subject of which was the tragic events that took place on September 1-3, 2004 in the city of Beslan (North Ossetia). Infringement is considered Article 2 (the right to life) of the European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
Key words: the right to life; restrictions; terrorism; the European Court of Human Rights; Beslan.
Несмотря на повышение эффективности системы правоохранительных органов, выделение значительных финансовых ресурсов, объединение усилий всего мирового сообщества, уровень террористических угроз не снижается. На это указывают не прекращающиеся террористические акты, происходящие практически по всему миру и вне зависимости от геополитической позиции государства.
Основной формой террористического акта выступает убийство в целях устрашения. И если ранее основными целями выступали общественные и политические деятели, то сейчас гибнут обычные (если так можно выразиться) граждане. Главные задачи современных террористов - достигнуть наибольшего количества жертв и придать своей акции максимальную
1 Публикация подготовлена в рамках поддержанного РФФИ
научного проекта № 17-03-00071-ОГН.
общественную огласку. В таких условиях государство занято поиском адекватных ответных мер, а значит, его действия также максимально жестки. Тот, кто стремится убить себе подобных, заслуживает и по отношению к себе такого же обращения. Если террорист посягает на жизнь человека, значит, и его жизнь может быть прекращена ответными мерами.
Право на жизнь является фундаментальным правом, принадлежащим каждому от рождения. Оно закреплено в Конституции РФ (ст. 20), а также в большинстве основополагающих международных актов. Современные зарубежные конституции также следуют общей логике и текстуально закрепляют право на жизнь каждого человека2. С учетом серьезности терро-
2 См.: Романовский Г. Б. Право на жизнь. Архангельск, 2002.
ристических угроз конституционной оценке подлежат несколько аспектов:
1) право на жизнь граждан, пострадавших от акта терроризма;
2) право на жизнь преступника, участвующего в осуществлении террористического акта.
В соответствии со ст. 15 Конституции РФ международно-правовые акты являются частью правовой системы нашего государства, а международные договоры обладают большей юридической силой, чем федеральные законы. Это подтверждается базовыми актами судебной власти, в частности: постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (п. 5)1, а также постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» (п. 1)2.
В мае 1998 г. для Российской Федерации стала обязательной Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее - ЕКПЧ), закрепляющая каталог основных прав человека, соблюдение которых гарантируется возможностью обращения гражданина в Европейский Суд по правам человека (далее - ЕСПЧ). В соответствии со ст. 46 ЕКПЧ государства обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами. Согласно п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней»3 правовые позиции ЕСПЧ, изложенные в решениях против России, являются обязательными для российских судов. В связи с этим вызывает определенный интерес анализ решений ЕСПЧ, касающихся защиты права на жизнь по делам, связанным с противодействием террористической деятельности. К сожалению, таких решений не так уж и мало. Рассмотрим одно из них.
Государство должно обеспечивать верховенство прав и свобод человека и гражданина, а значит, совершать все возможные действия по предотвращению террористических актов, направленных на лишение жизни человека. Именно поэтому ст. 2 Федерального закона от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» предусматривает в числе первых такие принципы, как обеспечение и защита основных прав и свобод человека и гражданина и приоритет защиты прав и законных интересов лиц, подвергающихся террористической опасности. В то же время определенные сложности возникают при анализе реальных ситуаций. В указанном аспекте показательным является
1 Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1.
2 Российская газета. 2003. 2 дек.
3 Бюллетень Верховного Суда РФ. 2013. № 8.
постановление Европейского Суда по правам человека от 13 апреля 2017 г. по делу «Тагаева и другие против Российской Федерации»4.
Данное дело касалось масштабного теракта, произошедшего в городе Беслане 1 сентября 2004 г. Заложниками стали дети. Неслучайно была выбрана и дата - 1 сентября, начало учебного года, День знаний. Следует учитывать, что теракт произошел в Северной Осетии, соседнем субъекте с Чеченской Республикой и Республикой Ингушетия. В начале 90-х гг. прошлого столетия произошел острый осетино-ингушский конфликт, который оставил след во взаимоотношениях двух народов. Погибло более 300 человек, из них 186 детей. Несмотря на директивы о террористических угрозах, отсутствовала охрана во время проведения праздника (в школе - одна сотрудница милиции, не имевшая при себе табельного оружия, экипаж ГИБДД был отозван на трассу «Кавказ», где проезжал кортеж главы республики).
Пострадавшие обращались в Конституционный Суд России, оспаривая конституционность п. 2 ст. 14 Федерального закона от 25 июля 1998 г. № 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» (действовавшего на тот момент), устанавливающего запрет на рассмотрение политических требований в процессе ведения переговоров с террористами. Конституционный Суд РФ своим Определением от 19 февраля 2009 г. № 137-О-О отказал заявителям в рассмотрении жалобы по существу, признав ее неприемлемой. Заявители ссылались на нарушение ст. 20 Конституции РФ (закрепляет право каждого на жизнь). Орган конституционного контроля указал на несколько значимых тезисов:
1. Терроризм посягает на базовые конституционные ценности.
2. Запрет на ведение политических переговоров является гарантией соблюдения данных ценностей.
3. Рассматриваемая норма носит превентивный характер, указывая на бессмысленность террористических акций.
4. Направленность запрета на предотвращение террористической угрозы «согласуется с конституционно значимыми целями и не может расцениваться как нарушающее конституционные права заявителей».
Конституционный Суд РФ отказался анализировать содержание ст. 20 Конституции РФ в предлагаемом аспекте, лишь сосредоточившись на весьма общей фразе - отсутствие нарушения. Ю. Е. Курилюк указывает: «Соглашаясь в целом с позицией КС РФ, отметим, что превенция, установленная законодательно, не дала результатов в рассматриваемом деле, и, следовательно, на чашах весов действительно оказались человеческие жизни заложников, с одной стороны, и возможное выполнение политических требований террористов - с другой»5. На поиск баланса («разумное
4 Бюллетень Европейского Суда по правам человека // Российское издание. 2018. № 1.
5 Курилюк Ю. Е. Личные права по Конституции Российской Федерации и международным актам и проблемы толкования их содержания в решениях Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского суда по правам человека //
равновесие») конституционных ценностей в данном деле неоднократно указывала С. В. Нарутто, дополняя, что он «не всегда прост и однозначен»1.
Ради справедливости укажем, что запрет на ведение политических переговоров с террористами - традиционная норма для большинства демократических государств2. В том варианте, который был обозначен в жалобе граждан, Конституционный Суд РФ вряд ли мог применить иную аргументацию, а уж тем более принять иное решение. Теракт всегда (прямо или опосредованно) совершается в политических целях (это отличает его от иных смежных преступлений). Согласие с политической позицией, которую отстаивают лица, совершающие теракт, именно в этот момент может привести к катастрофическим последствиям - перекраиванию общественно-политических институтов под принцип тотального насилия. Но это не означает, что в последующем, в случае отказа от репрессивной тактики, государство не прислушается к голосу внесистемной оппозиции. Европейская практика знает много примеров, когда противоборствующие силы садятся за стол переговоров, хотя и имеют опыт боевого общения (Северная Ирландия, Корсика, ЭТА и т. д.). В жалобе в Конституционный Суд РФ был поставлен только один вопрос: конституционность запрета на ведение политических переговоров. С учетом того, что он был обозначен вне контекста всей цепочки событий, Суд не смог выйти за пределы своих полномочий, что и обусловило общую оговорку, изложенную в мотивировочной части: «Баланс конституционных ценностей при принятии решения о переговорах не может быть выявлен лишь правовыми средствами. Поэтому оценка законности, обоснованности и целесообразности действий и решений, принятых органами исполнительной власти и их должностными лицами при проведении контртеррористической операции, в частности выбранной ими в конечном итоге модели пресечения террористического акта (силовой или переговорной), а равно тактики организации и проведения переговоров с террористами, не входит в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации».
Следствием теракта стали значимые события в нашем обществе и государстве. Президент России В. В. Путин выступил с программным заявлением, в котором был обозначен вектор реформирования публичных институтов: отказ от выборности глав субъектов РФ, создание Национального антитеррористического комитета (повлекшего создание аналогичных комиссий на региональном уровне). В Государственной Думе и Парламенте Республики Северная Осетия - Алания
Современный юрист. 2016. № 3. С. 48-65.
1 Нарутто С. В. Роль Конституционного Суда Российской Федерации в определении парадигмы современного правопо-нимания // Конституционное и муниципальное право. 2016. № 11. С. 64-70; Его же. Конкуренция конституционных прав и свобод человека в интерпретациях Конституционного Суда Российской Федерации // Конституционное и муниципальное право. 2010. № 2. С. 56-64.
2 См.: Безрукова О. В., Романовский Г. Б. Правовые основы противодействия терроризму в зарубежном праве // Эконо-
мика, педагогика и право. 2017. № 2. С. 2.
были созданы специальные комиссии, которые должны были дать оценку произошедшим событиям. Следует отметить, что это, пожалуй, последний значимый случай создания парламентской комиссии для проведения собственного расследования. Результативность комиссий оказалась не на самом высоком уровне. Доклады, которые были ими приняты, во многом повторяли выводы, сформулированные в официальных актах следственных органов. Особое мнение (если так можно выразиться) депутата Государственной Думы РФ Ю. П. Савельева, обозначенное как «Беслан: правда заложников», не добавило ясности в разбирательстве, а больше походило на политическое обвинение (хотя автор от этого обвинения постоянно открещивался). Дополнительную скандальность придала история с мошенником Грабовым, предложившим «оживить» всех погибших детей.
После длительного разбирательства и было принято упомянутое выше постановление Европейского Суда по правам человека от 13 апреля 2017 г. по делу «Тагаева и другие против Российской Федерации». Российские власти негативно отнеслись к нему. Министерство юстиции России опубликовало 20 сентября 2017 г. официальный комментарий3 после того, как России было отказано в пересмотре постановления Большой Палатой. Основные аргументы сводились к следующему:
1. Противоречивость практики ЕСПЧ по аналогичным делам, что оценивалось как применение двойных стандартов в отношении России.
2. Суд не подошел тщательно к оценке обстоятельств трагедии, что имеет важность на фоне повышения террористических угроз в самой Европе.
3. Суд никогда не оценивал трагедию, соизмеримую по масштабу в Беслане, что обуславливает деликатный подход и дополнительное рассмотрение в Большой Палате.
4. Принятое Постановление позволяет недобросовестным юристам предлагать свои услуги пострадавшим от терактов в странах Европы и манипулировать чувствами людей.
5. Изложенные позиции создают проблемы в деятельности правоохранительных органов.
Не будем вдаваться в критику или оправдание позиции той или иной стороны. Следует исходить из требований российского законодательства и необходимости обязательного учета ключевых выводов, утвержденных ЕСПЧ в своих постановлениях против Российской Федерации. Обратим внимание на несколько моментов.
Во-первых, ЕСПЧ обратился за заключением к международным экспертам в области противодействия терроризму. В подготовленном меморандуме подчеркивалось, что для органов государства происшедшее имело «высокую степень предсказуемости». Неоднократно указывалось, что перед 1 сентября органами
3 См.: 1Ж1_: НПрБ://сое.т^.ги/-/коттеп1агу-т1тБ1егБ^а-иБ1:1си-ross¡¡jskoj-federac¡¡-o-resen¡¡-po-delu-tagaeva-¡-drug¡e-prot¡v-ross¡jskoj-federac¡¡-?¡nher¡tRed¡rect=true.
безопасности распространялись циркуляры о принятии мер по усилению безопасности ввиду нарастания террористической угрозы именно в День знаний. Эксперты специально выделили, что принятый «существенно пассивный подход» был «серьезно неадекватным» при обстоятельствах дела. Действительно, более 30 боевиков беспрепятственно преодолели нужное расстояние и встретились лишь с одним блокпостом, на котором присутствовал только один милиционер. Также только один сотрудник милиции (без табельного оружия) присутствовал в школе. При этом эксперты согласились с экстраординарностью ситуации, ставящей перед властью такие дилеммы, в рамках которых трудно найти правильный ответ.
Во-вторых, ЕСПЧ четко указал, что цель террористов была только одна - нанести как можно больший урон заложникам. Были отметены доводы о добровольности голодовки заложников, распространявшиеся самими террористами, и о желании террористов наладить какой-то вменяемый диалог.
В-третьих, ЕСПЧ применил антропоцентристский подход при оценке всей ситуации. В частности, ст. 2 ЕКПЧ (закрепляющая право на жизнь) предусматривает определенные позитивные обязательства, которые выработаны практикой ЕСПЧ. Эти обязательства касаются нескольких аспектов:
1. Обязательства по защите жизни. В данном случае подлежат выяснению два обстоятельства: знание официальных органов о реальной и непосредственной угрозе жизни того или иного человека и уклонение от принятия мер, но в пределах своих полномочий, которые «при разумной оценке можно было ожидать для устранения этой угрозы». В этой части ЕСПЧ признал пассивную тактику не адекватной степени опасности складывавшейся на тот момент ситуации.
2. Обязательства процессуального характера -«проведение определенной формы эффективного официального расследования гибели в результате применения силы властями». ЕСПЧ подчеркнул, что понимает трудности, с которыми столкнулась Россия в борьбе с терроризмом в этот период, что не снимает подотчетности антитеррористических сил и сил безопасности, не ставя под сомнение правомерную необходимость в борьбе с терроризмом и поддержание необходимого уровня конфиденциальности. При высокой оценке проведенного следствия ЕСПЧ указал на отказы потерпевшим со стороны следствия в проведении дополнительных экспертиз или следственных действий. Это при том, что обстоятельства гибели некоторых убитых (около трети погибших) так и не были до конца выяснены.
3. Обязательства государства по обеспечению безопасности при условии максимального предотвращения опасности жизни мирных граждан - сведение к минимуму летальной силы при планировании антитеррористических операций. ЕСПЧ исходил из того, что до последнего момента так и не была налажена профессиональная координация всех сил, задействованных в устранении последствий теракта. В постановлении сделана важная ремарка, что ЕСПЧ не уполномочен на
определение степени виновности конкретных лиц. Он фиксирует соблюдение международных обязательств государства.
4. Обязательства в ходе антитеррористической операции при применении летального оружия. Государство не имеет право применять его хаотично, преследуя единственную задачу - уничтожение террористов. Главная цель при проведении подобных операций -защита жизни добропорядочных граждан, а уже использование оружия против террористов - средство достижения этой цели. Именно государство должно провести эффективное расследование в случае возникновения спорных ситуаций, в рамках которого должна быть дана оценка действиям всех участников-событий. При оценке указанных обязательств бремя доказывания лежит на государстве, которое при проведении эффективного расследования и должно представить объективную картину произошедшего. ЕСПЧ четко выразил свою позицию: он «не склонен строить предположения по поводу отдельных случаев смерти и травм». В Постановлении есть еще одна значимая ремарка: неизбирательное применение летального оружия не может быть вменено тому, кто непосредственно его применял (ЕСПЧ не может подменять своим мнением мнение сотрудников безопасности, непосредственно участвующих в операции), это есть еще один просчет при планировании контртеррористической операции.
ЕСПЧ уделил значительное внимание системным пробелам, присутствующим, по его мнению, в российском законодательстве. Определенная критика была высказана в отношении Федерального закона от 25 июля 1998 г. № 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» (действовавшего на момент анализируемых событий): «Он не содержит сколько-нибудь ясных принципов применения силы, которое должно быть не более чем "абсолютно необходимым', таким как обязанность уменьшения риска необязательного вреда и исключения применения оружия и боеприпасов, которое влечет неоправданные последствия... Вместе с тем он предусматривает почти бланкетную безнаказанность участников контртеррористических операций от ответственности за вред, причиняемый ими "правоохра-няемым интересам"».
Указанный вывод является наиболее спорным, как и выводы в отношении обязательств государства по планированию контртеррористической операции и применению летального оружия. В отношении двух этих моментов голоса судей разделились (5 - «за», 2 - «против»). Относительно двух моментов было представлено частично не совпадающее особое мнение судей Ханлара Гаджиева (от Азербайджана) и Дмитрия Дедова (от Российской Федерации), в котором обращалось внимание, что «отсутствие планирования» (используемое ЕСПЧ) является общим по характеру выводом и не принимающим во внимание «объективную невозможность контроля» риска развития ситуации. Указывалось также на невозможность подмены выводами ЕСПЧ результатов проведенного внутреннего
расследования (тем более через 13 лет после произошедших событий).
Не согласны судьи и с общим выводом об отсутствии надлежащей правовой базы, а тактика и стратегия проведения спецопераций «необязательно должна раскрываться общественности по причинам безопасности». В поддержку данного мнения следует указать, что европейское законодательство также весьма скудно на подробности проведения спецопераций. Достаточно обратиться к таким ключевым нормативным актам, как: Германия - Закон о противодействии терроризму (Gesetz zur Bekämpfung des Terrorismus)1 и Закон о борьбе с международным терроризмом -Gesetz zur Bekämpfung des internationalen Terrorismus (TerrorBekämpfG)2; Великобритания - Акт о терроризме (Terrorism Act 2000)3, Акт о борьбе с терроризмом, преступности и безопасности (Anti-terrorism, Crime and Security Act 2001)4, Акт о мерах по предупреждению и расследованию терроризма (Terrorism Prevention and Investigation Measures Act 2011 ); Франция - Закон от 3 июня 2016 г. № 2016-731 «Об усилении борьбы с организованной преступностью, терроризмом и их финансированием, а также о повышении эффективности и гарантий уголовного судопроизводства»5 и т. д. Одновременно авторы Особого мнения справедливо указали, что ЕСПЧ определил два вектора, имеющих значение при оценке действий сотрудников спецслужб: спасение жизни заложников и устранение угрозы от террористов. При этом ЕСПЧ не смог объяснить, какой именно из них имеет первостепенное значение. Авторы же представили собственное видение: «Это двоякая задача, и приоритеты являются взаимозависимыми, поэтому вопрос профессиональной деятельности, включая тактику и стратегию специальных операций, не должен подлежать контролю Европейского Суда или любого другого судебного органа, если отсутствуют объективные и непротиворечивые данные о том, что невинные люди погибли вследствие ошибок, совершенных во время специальной операции».
К постановлению было написано также Особое мнение судьи Паулу Пинту де Альбукерке (от Португалии). Он не согласился с общим решением о непризнании в данном деле нарушения ст. 13 ЕКПЧ (право на эффективное средство правовой защиты).
Таким образом, постановление ЕСПЧ по делу «Та-гаева и другие против Российской Федерации» вызывает справедливые нарекания. Вряд ли можно в этом случае апеллировать к политической составляющей и «двойным» подходам к нашему государству. Скорее
1 Cm.: Gesetz zur zur Bekämpfung des Terrorismus. URL: https:// dejure.org/Drucksachen/Bundestag/BT-Drs._10/6635.
2 Cm.: URL: http://www.bmi.bund.de/SharedDocs/Gesetzestexte /DE/Terrorismusbekaempfungsgesetz.pdf?_blob=publication.
3 Cm.: Terrorism Act 2000. URL: http://www.legislation.gov.uk/ ukpga/2000/11/schedule/7.
4 Cm.: Anti-terrorism, Crime and Security Act 2001. URL: http:// www.legislation.gov.uk/ukpga/2001/24.
5 Cm.: Terrorism Prevention and Investigation Measures Act
2011. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2011/23/pdfs/ ukpga_20110023_en.pdf.
всего, это общая тенденция отката ЕСПЧ от осторожного подхода к той чувствительной позиции, где любое государство должно обладать определенной степенью дискреции. Практика показывает, что в отношении иных стран также принимаются спорные решения, вызывающие неоднозначную оценку у национальных властей. Однако постановление по делу «Тагаева и другие против Российской Федерации» содержит общие выводы, которые, возможно, придется применять в отношении иных стран в условиях нарастания террористических угроз. Представление прогноза о применении ЕСПЧ принятых позиций в будущем в каждом конкретном случае в условиях нарастания террористических угроз - дело, скорее всего, неблагодарное. Отчасти с этим соглашается А. Нуссбергер (судья ЕСПЧ от Германии): «Если в деле Беслана недостатки при подготовке, в ходе координации и проведения антитеррористической операции были достаточно очевидны, то в будущем можно ожидать возникновения сложных вопросов об интенсивности проверки в отношении, например, того, с какого момента возникает достаточная степень уверенности в осуществлении террористического акта, чтобы требовать принятия конкретных мер, насколько четко должна быть определена командная структура и применение каких видов вооружения при операциях по освобождению заложников может быть оправданным»6. Остается только пожелать европейским странам, чтобы они никогда не могли пропустить через себя всю трагедию ситуации, которая произошла в России 1 сентября 2004 г.
Библиографический список
1. Безрукова О. В. Правовые основы противодействия терроризму в зарубежном праве / О. В. Безрукова, Г. Б. Романовский // Экономика, педагогика и право. - 2017. - № 2.
2. Курилюк Ю. Е. Личные права по Конституции Российской Федерации и международным актам и проблемы толкования их содержания в решениях Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского суда по правам человека / Ю. Е. Курилюк // Современный юрист. - 2016. - № 3. - С. 48-65.
3. Нарутто С. В. Конкуренция конституционных прав и свобод человека в интерпретациях Конституционного Суда Российской Федерации / С. В. Нарутто // Конституционное и муниципальное право. - 2010. - № 2. -С. 56-64.
4. Нарутто С. В. Роль Конституционного Суда Российской Федерации в определении парадигмы современного правопонимания / С. В. Нарутто // Конституционное и муниципальное право. - 2016. - № 11. -С. 64-70.
5. Нуссбергер А. Терроризм и права человека. О правоприменительной практике Европейского Суда по правам человека / А. Нуссбергер // Международное правосудие. - 2018. - № 1. - С. 67-78.
6 Нуссбергер А. Терроризм и права человека. О правоприменительной практике Европейского суда по правам человека // Международное правосудие. 2018. № 1. С. 67-78.
6. Романовский Г. Б. Право на жизнь / Г. Б. Романовский. - Архангельск, 2002.
Bibliograficheskij spisok
1. Bezrukova O. V. Pravovye osnovy protivodejstviya terrorizmu v zarubezhnom prave / O. V. Bezrukova, G. B. Romanovskij // EHkonomika, pedagogika i pravo. - 2017. -№ 2. - S. 2.
2. Kurilyuk YU. E. Lichnye prava po Konstitucii Rossijskoj Federacii i mezhdunarodnym aktam i problemy tolkovaniya ih soderzhaniya v resheniyah Konstitucionnogo Suda Rossijskoj Federacii i Evropejskogo suda po pravam cheloveka / YU. E. Kurilyuk // Sovremennyj yurist. - 2016. -№ 3. - S. 48 - 65.
3. Narutto S. V. Konkurenciya konstitucionnyh prav i svobod cheloveka v interpretaciyah Konstitucionnogo Suda Rossijskoj Federacii / S. V. Narutto // Konstitucionnoe i municipal'noe pravo. - 2010. - № 2. - S. 56 - 64.
4. Narutto S. V. Rol' Konstitucionnogo Suda Rossijskoj Federacii v opredelenii paradigmy sovremennogo pravoponimaniya / S. V. Narutto // Konstitucionnoe i municipal'noe pravo. - 2016. - № 11. - S. 64 - 70.
5. Nussberger A. Terrorizm i prava cheloveka. O pravoprimenitel'noj praktike Evropejskogo suda po pravam cheloveka / A. Nussberger // Mezhdunarodnoe pravosudie. - 2018. - № 1. - S. 67 - 78.
6. Romanovskij G. B. Pravo na zhizn' / G. B. Romanovskij. -Arhangel'sk, 2002.
