CC BY
1281
цию коневодства (присущего южным степям), а также воск и пушнину (отличающие Север) (с. 296).
И.Е. Эман
ИСТОРИЯ РОССИИ, СССР И ГОСУДАРСТВ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА
2019.01.003. Ю.В. ДУНАЕВА. ПРАВЛЕНИЕ И ЛИЧНОСТЬ ЦАРЯ ИВАНА IV В СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ. (Обзор).
Ключевые слова: Иван IVГрозный; Ливонская война; опричники Ивана Грозного; служилые люди Ивана Грозного.
Неоднозначная и сложная фигура царя Ивана IV Грозного (1530-1584), так же как и годы его правления в последнее время привлекает внимание историков и широкой аудитории.
В историографической статье американского историка Ч. Галперина анализируются работы, созданные российскими историками и популяризаторами науки, изданные после 1991 г. (3). Автор подчеркивает, что в научной и научно-популярной литературе личность царя и его царствование оценивается с разных, иногда диаметрально противоположных точек зрения. Поэтому историк разделил литературу на рубрики, основанные на эмоциональных оценках. Конечно, отмечает автор, это деление условно, читатели и авторы рассматриваемых работ могут не согласиться с ним.
Апологетические оценки. В этой рубрике рассмотрены работы, созданные в ходе неудавшейся кампании по канонизации Ивана Грозного. Несмотря на ее неудачу авторы-апологеты продолжают активно защищать царя. Они пытаются канонизировать его, изображая в своих работах Ивана как набожного православного правителя, главной целью которого было создание и спасение «Святой Руси» и «Москвы - Третьего Рима». Царь предстает героическим борцом с врагами централизации государства и самодержавия.
Среди авторов есть представители РПЦ, например митрополит Ленинградский и Ладожский Иоанн (Снычев), автор книги
«Самодержавие духа»1, и светские исследователи. Сосредоточенность апологетов на религиозности царя, пишет Ч. Галперин, влечет за собой сложность - как оценивать казни? В основном авторы-апологеты настаивают либо на том, что царь не несет ответственности за смерь игумена Псково-Печёрского монастыря Корнелия и его ученика и помощника инока Вассиана Муромцева (Снычев), либо на том, что эти люди заслуживали смертной казни за предательство (Н. Пронина)2.
Также у апологетов своя точка зрения на вопрос о лишении сана, ссылке и смерти митрополита Филиппа. Царь не отдавал приказа убить митрополита, это сделали враги царя - такую версию высказывает писатель В. Манягин3. Это подстроили церковные враги митрополита, утверждает А. Бушков4. В любом случае, смерть митрополита Филиппа была либо случайной, либо не санкционированной царем - таковы объяснения его апологетов, подытоживает Ч. Галперин.
«Даже если все бояре и служилые люди, казненные Иваном, были повинны в государственной измене, апологеты полностью игнорируют ущерб от убийств тысяч крестьян, ремесленников, когда царь преследовал своих врагов. Позиция апологетов во многом обязана ксенофобским и антиевропейским тенденциям в российской интеллектуальной истории. Эти авторы утверждают, что насилие, совершенное Иваном, вполне в духе того, что творили его современники - европейские правители, но в отличие от русского царя, их так не критиковали ни средневековые, ни современные историки... Утверждение, что Иван пытался защитить "Святую Русь", "Москву - Третий Рим", игнорирует главную источниковую проблему - ни в речах, ни в работах Ивана Грозного этой фразы не найдено» (3, с. 11).
Положительные оценки. Историки, положительно оценивающие период Ивана IV, близки к апологетам, но более осторожны в своих высказываниях. Они признают недостатки его лично-
1 Митрополит Иоанн (Снычев). Самодержавие духа. - СПб., 1994 и др.
2
Пронина Н. Иван Грозный «мучитель» или «мученик»? - М.: Эксмо, 2005; Пронина Н. Иван Грозный без лжи. Мученик власти. - М.: Эксмо, 2013 и др.
3
Манягин В.Г. Правда Грозного царя. - М.: Алгоритм: Эксмо, 2006 и др.
4 Бушков А. Иван Грозный. Кровавый поэт. - М.: ОЛМА, 2007 и др.
сти, ошибки в управлении государством, но сводят их к минимуму. Г. Ковалев утверждает, что до тех пор пока не будет найдена библиотека царя, нельзя полностью оценить его личность. Автор обращает внимание на то, что эрудиция, литературный и музыкальный таланты перевешивают жестокость царя, которая была в духе времени1. Историк А. Сиренов «восхваляет достижения Ивана в создании государства и укреплении самодержавной власти, в уничтожении последних остатков феодализма и напоминает о его покровительстве культуре» (3, с. 13). Жестокость опричнины и
неудачные политические решения не могут умалить этих дости-" 2 жений, полагает этот историк .
Эта более уравновешенная позиция уходит корнями в русскую дореволюционную историографию, напоминает Ч. Галперин. Еще С.М. Соловьев пытался минимизировать отрицательные черты личности и политические просчеты Ивана Грозного, выделяя его успехи по созданию централизованного государства. «Хотя попытки изобразить Ивана Грозного в положительном свете с объективной точки зрения похвальны, но аргумент, что его достижения перевешивают его злодеяния, напоминает нам утверждение -"цель оправдывает средства"« (3, с. 14).
Противоречивые оценки. Под этой рубрикой собраны работы, авторы которых высказывают такие мнения и дают такие оценки, что на их основе не получается сформулировать последовательное представление, предупреждает Ч. Галперин. Историк Б.Н. Флоря критикует развратный и безответственный образ жизни царя до женитьбы; противоречия в его литературных посланиях; многочисленные казни; убийство царевича Ивана; поражение в Ливонской войне. Одновременно историк восхваляет царя за смелость, подчеркивает его талант политического тактика и стратега, а проигрыш в Ливонской войне объясняет попыткой русского царя установить культурные контакты с европейскими странами .
1 Ковалев Г.Е. Библиотека Ивана Грозного и Александровский Кремль. -
Александров, 2002 и др.
2
Сиренов А.В. Степенная книга и русская историческая мысль XVI-
XVIII вв. - М.; СПб.: Альянс-Архео, 2010 и др.
3
Флоря Б.Н. Иван Грозный. - М.: Молодая гвардия, 1999 и др.
В книге Л. Юзефовича «Путь посла. Русский посольский обычай»1 детально описано, как царь Иван разумно, мастерски и тонко манипулировал дипломатическими церемониями и ритуалом. Когда это было необходимо, царь нарушал дипломатические принципы ради государственной пользы. Л. Юзефович подчеркивает, что ни один московский правитель не совершал такого количества грубых нарушений дипломатических принципов и дипломатического иммунитета. В то же время этот автор характеризует царя как психически неустойчивого и неуправляемого человека, при этом лишь намекает, что правление его тоже было противоречивым.
В подобных работах показаны парадоксы личности Ивана Грозного и его правления, которые по-прежнему сбивают с толку историков, пытающихся осмыслить этот период, подчеркивает Ч. Галперин. Не так сложно описать парадоксы и противоречия, гораздо сложнее свести их в целостную теорию, объясняющую царствование. А этого авторам не удалось сделать, заключает он.
Критические оценки. В работах критиков даны оценки и высказаны мнения прямо противоположные апологетическим: тиран, эгоманьяк, деспот, повинный в гибели тысяч невинных людей, сексуальный извращенец, нарушавший каноническое брачное право, некомпетентный военный и дипломатический лидер, трус, варвар и садист, казнивший военачальников, чтобы присвоить себе их победы, безумный параноик, мстительный и злой, он случайно или преднамеренно убил царевича Ивана. Эти и подобные им оценки можно найти у разных авторов .
Интересна оценка опричнины критически настроенными авторами. А. Юрганов называет ее пародией на монашеские ордены. А. Дворкин считает опричнину прямым подражанием доминикан-
1 Юзефович Л.А. Путь посла. Русский посольский обычай. Обиход. Этикет. Церемониал. Конец XV - первая половина XVII в. - СПб.: ИД Ивана Лимба-ха, 2007. - 342 с.
2 Юрганов А. Л. У истоков деспотизма // История отечества. Люди, идеи, решения. Очерки истории России IX - начала XX века. - М., 1991. - С. 34-76; Кобрин В.Б., Юрганов А.Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси (к постановке проблемы) // История СССР. - М., 1991. - № 4. -С. 54-64 и др.
скому ордену1. Что касается религиозности царя, то критики выставляют на первый план его суеверие, интерес к эзотерическим учениям, алхимии, астрологии, колдовству. Большинство авторов считают, что опричнина не достигла своих целей, а террор и разрушения опустошили Московию.
Критическое направление берет свои истоки также в работах XIX в.: это «плохой Иван» у Н.М. Карамзина (без его же «хорошего Ивана») и у Н.И. Костомарова. Русский психиатр П. Ковалевский одним из первых дал оценку психическому складу царя. Ч. Галперин с сожалением отмечает, что многое из написанного авторами-критиками выглядит как сенсационные западные таблоидные биографии, а не как научные книги.
Враждебные оценки. Авторы, враждебно оценивающие Грозного царя, в чем-то повторяют его критиков, но находят иные факты или высказывают более жесткие оценки. В основном они следуют тем же историографическим традициям, обращаются к тем же источникам, что и критически настроенные историки. Но в своей враждебности они чаще обращают внимание на безумие царя, на психопатические черты его личности. При этом большинство историков, объявляющих его сумасшедшим, не делают вывода, что он не мог отвечать за свои действия, подчеркивает автор статьи.
Известный популяризатор науки Э. Радзинский не сомневается в том, что царь убил своего сына, но полагает, что он сделал это из ревности2. А. Никитин называет царя сумасшедшим и сата-нистом, основавшим опричнину как сатанинский орден. Р. Скрын-ников считает, что детская травма повлияла на психику правителя, но он вполне осознавал свои действия. Д. Альшиц подчеркивает манию преследования и подозрительность царя, но считает, что тот был вполне здравомыслящим, хоть и крайне мнительным, и
3
поэтому он морально ответственен за содеянное им .
1 Дворкин А. Иван Грозный как религиозный тип. - Нижний Новгород, 2005 и др.
2 Радзинский Э. Мучитель и тень. - М.: Вагриус, 1999.
3
Никитин А. Сатанинская заутреня. - М., 1995 и др.; Скрынников Р.Г. Царство террора. - СПб., 1992 и др.; Альшиц Д.Н. Реформы государственного управления в начале царствования Ивана Грозного: В помощь изучению истории Отечества. - СПб.: Изд-во СПб ГУКИ, 2000 и др.
Религиозные чувства царя, их искренность или фальшивость тоже вызывают сомнения у исследователей. С. Цветков считает, что Иван был действительно верующим правителем, искренне стремившимся отделить зерна от плевел и при помощи опричнины создать «Святую Русь». Д. Володихин, напротив, обвиняет царя в религиозном лицемерии, его внешнее благочестие было лишено внутреннего содержания1.
Авторы находят разные мотивы в лишении сана митрополита Филиппа и его убийстве. Э. Радзинский полагает, что Иван IV решил удалить священнослужителя из Москвы, чтобы продемонстрировать свою власть, показать, что нет никого превыше царя. А С. Цветков, похоже, оправдывает царя, пишет Ч. Галперин, предполагая, что митрополит встал на сторону царских врагов и не оставил царю другого выбора, как убить его.
Ч. Галперин резонно пишет, что ставить диагноз о психической вменяемости или невменяемости царя спустя столетия затруднительно. По мнению историка, царь Иван отвечал за свои действия, так что можно назвать его жестоким, но доказательств явного садизма нет. Свидетельства о личном участии царя в пытках, так же как и большинство рассказов о его зверствах - исторические клише, такова точка зрения Ч. Галперина.
Обзор российской историографии последних десятилетий показывает разнообразие и противоречивость оценок личности и правления царя Ивана IV Грозного. Но новые исследования не создали нового консенсуса, подчеркивает Ч. Галперин. Часть оценок и мнений современных историков уходит корнями в российскую историографию XIX в. Историки, апологеты и критики по-прежнему опираются на концепцию «великого человека», в рамках которой один человек, хоть и царь, в одиночку способен определить ход русской истории, задать направление эволюции государства и общества. При этом почти не учитывается роль современников. При всем своем влиянии царь был вынужден взаимодействовать с разными слоями общества. Бойкие заявления о том, что подневольные москвичи тотчас повиновались царским указам, не выдерживают критики. Сохранились документальные данные о том, что
1 Цветков С. Иван Грозный 1530-1584. - М., 2005; Володихин Д.М. Иван Грозный. Бич Божий. - М., 2006.
царь был вынужден неоднократно напоминать, а иногда и угрожать боярам и служилым людям, чтобы они выполняли его распоряжения, отмечает Ч. Галперин.
Вслед за Карамзиным, продолжает Ч. Галперин, историки исходят из предположения, что в один момент времени Иван был «хорошим», а в другой - «плохим». Но даже те авторы, которые пытались найти и положительные и отрицательные черты характера, описали смешанные реакции царя, не смогли оформить свою позицию концептуально, завершает Ч. Галперин (3, с. 25, 26).
Перейдем теперь от исследований личности Ивана Грозного к малоизученной теме - военной истории его правления. Неизвестные факты и новые трактовки, биографии служилых людей представлены в новых обстоятельных исследованиях историка, д-ра ист. наук, профессора В.В. Пенского.
В.В. Пенской отмечает, что развитие русского военного дела в допетровскую эпоху недостаточно изучено. Единственная масштабная монография была издана более шестидесяти лет назад, а современные историки касаются этой проблемы вскользь, мимоходом (2).
История Ливонской войны имеет большое значение не только для России, но и для государств, составлявших Ливонскую конфедерацию: Ливонский орден, Рижское архиепископство - и города, входившие в нее. Тем не менее эта тема редко встречается как в отечественной, так и в зарубежной историографии, пишет историк.
Его исследование «Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558-1561» (1) основано на отечественных и зарубежных источниках и научной литературе. Историк уделил внимание предыстории военного конфликта, подробно описал ход военных действий. Книга состоит из пролога, нескольких очерков и эпилога.
В прологе В.В. Пенской объясняет позицию, с которой написана книга. Историк считает, что «Ливонская война» - это устойчивый историографический образ. По мнению специалиста по этому периоду историка А.И. Филюшкина, он появился в работе М.М. Щербатова, а затем был закреплен Н.И. Карамзиным (1, с. 6, прим. 7). «По нашему глубокому убеждению, под этим общепринятым термином скрывается целая цепочка военных конфликтов,
которые хотя и были связаны друг с другом, тем не менее четко различались современниками и лишь позднее уже потомками были объединены под одним именем» (1, с. 6).
По мнению А.И. Филюшкина, «в середине XVI века сошлись несколько факторов, из-за которых передел балтийского мира стал неизбежен. Это и упадок немецких рыцарских орденов, обосновавшихся за несколько столетий до этого в Прибалтике и Пруссии; и стремительное ослабление некогда могущественного союза северогерманских городов - Ганзы; и освобождение из-под власти Дании Швеции с Норвегией; и стремление объединенных личной унией Польши и Литвы распространить свою власть и влияние на орденские владения и получить выход к морю; и желание России поставить под свой контроль отлаженную веками систему посреднической торговли, которую вели прибалтийские города, обеспечив тем самым себе беспрепятственный доступ на рынки Северной Европы и к западноевропейским технологиям (и к военным, и, как это принято сегодня говорить, "двойного назначения")» (цит. по: 1, с. 6). Иными словами, влиятельные международные политические игроки были заинтересованы в том, чтобы Ливонская конфедерация прекратила свое существование. Закономерно вставал вопрос, кто станет ее наследником и заполнит образовавшийся политический вакуум?
В.В. Пенской считает, что к проблеме Ливонской конфедерации следует добавить еще балтийский и ливонский вопросы, неоднократно вызывавшие войны в регионе. Балтийский вопрос затрагивал отношения Ганзы, Дании и Швеции, боровшихся за контроль над Балтийским морем. Ливонский вопрос касался континентальных отношений Русского государства и Великого княжества Литовского.
На основе этих рассуждений историк предлагает расширенное понимание хронологии военных действий. Начало войны было положено в 1555 г. скоротечным военным конфликтом между Русским государством и Швецией. Конец знаменует русско-шведская война 1591-1595 гг. «И потому, на наш взгляд, термин "Война за ливонское наследство" подходит для характеристики этой серии войн как нельзя лучше. Более того, цепочка войн, растянувшаяся на 40 лет (с 1555 по 1595 г.), по существу, стала лишь первым этапом борьбы за это наследство, растянувшейся в итоге на без мало-
го два с половиною столетия (если считать, что итог ее был подведен Третьим разделом Речи Посполитой и окончательным переходом Курляндского герцогства под власть Российской империи в 1795 г.). И при таком раскладе выходит, что собственно Ливонской войной можно смело назвать боевые действия в Ливонии в 1558-1561 гг. В эти четыре года Москва сокрушила Ливонскую конфедерацию и недвусмысленно заявила о своих претензиях на немалую часть ливонского наследства» (1, с. 7-8).
Далее В.В. Пенской показывает, что в середине XVI в. основные внешнеполитические проблемы Москвы концентрировались в другом направлении - в Крыму и Поволжье. В отношениях с Западом были, конечно, свои сложности, например торговые споры, возникавшие из-за ненадежного посредничества ливонцев, взаимные пограничные «задоры» на полоцком рубеже и русско-ливонской границе (1, с. 16, 19).
В 1554 г. на переговорах по поводу русско-ливонского перемирия были сформулированы три основных требования Московии. Одно из них - «юрьевская дань». Когда ливонцы отказались ее платить, она стала формальным поводом к войне. «Невыплата обещанной дани стала тем поводом, воспользовавшись которым Иван Грозный отдал в январе 1558 г. приказ своим ратям перейти русско-ливонскую границу. И тут уже не важно, какие цели преследовал царь, выдвигая такое требование и настаивая на его безусловном выполнении. Хотел ли он пополнить за счет ливонцев свою изрядно опустевшую в результате не прекращавшейся уже на протяжении более чем десяти лет "татарщины" казну и удоволить своих стратилатов, поиздержавшихся в ходе этой затянувшейся войны? Или же Иван вынашивал план включения Ливонии в сферу своего влияния с тем, чтобы затем эксплуатировать ее посредством выкачивания дани и использования ее торговой инфраструктуры? Увы, сохранившиеся материалы московского Посольского приказа не позволяют дать однозначный ответ на эти и другие вопросы о действительных целях Ивана Грозного в ливонском вопросе. Одно ясно точно - русский царь на первых порах (во всяком случае, до весны 1558 г. совершенно определенным образом) вовсе не собирался воевать с ливонцами всерьез и надолго и уж тем более прибирать к своим рукам немалый кусок ливонской земли - у него и без того хватало забот» (1, с. 25).
Обосновав свою точку зрения на причины начала войны, а также на ее периоды и длительность, историк переходит к подробному описанию основных сражений. В обзоре сложно пересказать повествовательную часть книги, ограничимся тем, что приведем говорящие названия очерков и параграфов: 1) «Первые залпы войны. Кампания 1558 г.»: «Зимний поход 1558 г.»; «Переломный момент войны: "Взятье нарвское Ливонские земли..."»; «Потоп. Летняя кампания 1558 г.»; «Ригенское "сидение"». «Осенний контрудар магистра». 2) «От войны к перемирию и обратно к войне. Кампания 1559 г.»: «Зимний поход 1558/59 г. князя С.И. Мику-линского»; «Второе Ливонское контрнаступление осенью 1559 г. Дерптское стояние». 3) «Апогей войны. Кампания 1560 г.»: «Зимний поход 1560 г. князя И.Ф. Мстиславского»; «Эрмесская катастрофа и падение Феллина». 4) «Конец Ливонской войны. Тарваст-ский казус».
Что касается итогов войны за Ливонское наследство, то историк дважды (в начале и в конце книги) приводит мнение британского историка Дж. Хоскинга, что война обострила проблемы государства: «Молодое Московское царство надорвалось в попытке поднять оказавшийся неподъемным для себя имперский груз. Борьба за ливонское наследство, в которую втянулся Иван Грозный в 1558 г., ускорила возобновление застарелого, начатого еще дедом Ивана, тоже Иваном, но Иваном III, конфликта с Великим княжеством Литовским, которое рассматривало Ливонию как сферу исключительно своих интересов. И все это происходило на фоне резко обострившегося в начале 1550-х годов противостояния с Крымским ханством как составной части борьбы на этот раз уже за ордынское наследство. В итоге многолетняя война на несколько фронтов ускорила наступление в России всеобъемлющего политического, социального и экономического кризиса» (1, с. 5, 78).
Подводя итог исследованию, В.В. Пенской пишет: «Полностью залечить раны, полученные в этой борьбе, не удалось, и спустя двадцать с небольшим лет Россия погрузилась в пучину Смуты, едва не поставившей точку в короткой на тот момент ее истории. И вряд ли стоит сомневаться, что корни Смуты уходят в том числе и в Войну за ливонское наследство. И потом, уже при новой династии, при Романовых, попытки овладеть ливонским наследством дорого обошлись России» (1, с. 78).
Книга В.В. Пенского «"Центурионы" Ивана Грозного» (2) представляет собой сборник биографических очерков, основанных на широком круге архивных материалов. Это новаторское исследование посвящено судьбам служилых людей, занимавших средние командные посты в армии.
В прологе подчеркивается, что до сих пор историки мало изучали именно среднее воинское звено. А ведь «именно они, "центурионы" Ивана Грозного, сотенные головы, головы стрелецкие, в меньшей степени вторые и третьи полковые воеводы, являлись тем костяком, тем скелетом, вокруг которого строилась "рать многая и несчетная" московских государей, и именно они были главными творцами побед государевых полков над многочисленными недругами» (2).
Условный термин «центурионы» историк использует в нескольких смыслах: «Широко - и тогда в него будут включены начальные люди двух "рангов", младшие воеводы (вторые и третьи полковые, те самые "лейтенанты" (по терминологии Флетчера), заместители и помощники "старших", первых полковых воевод и головы, сотенные, стрелецкие, казачьи, "у наряду", и прочие. Узко -и тогда в нее войдут только головы и равные им по "рангу" начальные люди» (2).
В первом очерке «Рязанский примипил: Степан Григорьев сын Сидоров» В.В. Пенской на основе немногочисленных документов и свидетельств восстанавливает основные вехи неординарного жизненного и воинского пути Степана Сидорова, происходившего из рязанского боярского рода. О нем упоминает князь А. Курбский в «Истории о великом князе Московском», как о «муже славном в добродетелях и в богатырских вещах искусном» (цит. по: 2). По словам А. Курбского, Степан Сидоров воевал до 80 лет, что было удивительно для того времени.
Известно, что Степан Сидоров родился, предположительно, ок. 1475 г. В 15 лет он поступил на воинскую службу. В каких событиях принимал участие молодой воин во время службы рязанским князьям, доподлинно неизвестно. На основе косвенных данных В.В. Пенской предполагает, что он мог участвовать в 1491 г. в большом походе русских, казанских, рязанских полков, отправленных на помощь крымскому хану Менгли-Гирею, так же как и во втором противостоянии Менгли-Гирея и Ахматовичей в 1501 г.
Документы показывают, что после падения независимого Рязанского княжества Степан Сидоров оказался в Коломенском уезде. К этому времени он достаточно зажиточный боярский сын. Судя по данным переписных книг, он владел малодворным сельцом и несколькими деревеньками (приблизительно 250-300 крестьянских душ), сельскохозяйственными угодьями (пашня, лес, сенокос) (2).
Основываясь на косвенных данных, В.В. Пенской выдвигает предположение, что примерно с 1534 г. Степан Сидоров попал в число московских «стратилатов», начальствующих над служилыми людьми.
Вполне вероятно, что С. Сидоров и его служилые участвовали в «Ислановой стравке» (отражении набега Ислам-Гирея осенью 1527 г.), Казанском походе 1530 г., событиях августа 1533 г., когда Ислам-Гирей вместе со своим двоюродным братом Сафа-Гиреем совершил набег на Рязанщину, и зимнем 1534/35 гг. походе русских полков на Литву (2). Может быть, за заслуги в этих походах С. Сидоров был пожалован наместником в Одоев в 7045 г. (1536/1537? гг.). С этого времени его имя начинает постоянно появляться в разрядных записях. Хотя Степану около 60 лет, «в его послужном списке в эти последние почти 20 лет жизни служба полевая и полицейская, участие в сражениях, больших и малых, выполнение дипломатических поручений и даже организация торгов и взимание торговых пошлин» (2). Известно, что последней для него оказалась битва с крымским ханом под Тулой в 1555 г. Степан Сидоров был тяжело ранен и отправлен в Москву. Перед смертью он принял схиму.
В очерке «Не от "крапивного семени": Матвей Иванов сын Дьяк Ржевский» рассказывает о необычной судьбе военного и дипломата Матвея Ржевского. О времени и месте его рождения данных не найдено. Но известно, что к началу 1550-х годов он числился на государевой службе, командовал стрельцами. В это время стрельцы были отборным элитным войском. Значит, молодой царь как-то выделил, отличил за какие-то заслуги молодого командира, подчеркивает автор. Еще молодого воина выделяло умение читать и писать - отсюда, вероятно, прозвище Дьяк, предполагает историк.
В 1556 г. Матвей Ржевский был послан в низовья Днепра, чтобы провести глубокую разведку и выяснить намерения крым-
ского хана. Спустившись до Мамаева луга, он послал весть русскому царю: «Хан вышел на Конские воды со всеми своими людьми и готовится идти на "государеву украйну"« (2). Эта новость привела в действие московскую военную машину, пишет В.В. Пенской, были внесены изменения в диспозиции полков, стоящих вдоль Оки, а царь направился в Серпухов и устроил смотр всего войска.
М. Ржевский не ограничился пассивным наблюдением, его люди беспокоили татар и турок, расположившихся в низовьях Днепра: под Ислам-Керменом, не нападая на татар, они отогнали у них скот и лошадей, а под Очаковом побили турок и татар и взяли пленных. «Подводя итоги рейда Матвея Ржевского в низовья Днепра весной - летом 1556 г., можно смело утверждать, что его действия, поддержанные украинскими казаками, имели большие последствия. Прежде всего, хан был вынужден отказаться от намерений совершить набег на "государеву украйну" и укрыться в Крыму» (2).
Весной того же 1556 г. М. Ржевский был назначен наместником в пограничный Путивль, город, который «был одним из важнейших опорных пунктов Русского государства, его форпостом на южной границе, игравшим значительную роль в организации обороны государевой "украйны" от "литовских" и "крымских" людей, а также местом "размена" русских и крымских посольств» (2). Этот пост можно рассматривать как повышение, ведь круг обязанностей наместника заметно шире, чем у главы стрельцов -он ведал административными, торговыми, военными, хозяйственными и другими делами.
Спустя некоторое время М. Ржевский назначен наместником в Чернигов. Продолжалась его военная служба, суровой зимой 1558 г. он был отправлен в поход в низовья Днепра на Хортицу. В 1559 г. М. Ржевский участвует в походе Д.Ф. Адашева против Крыма. В 1565 г. царь поручает ему выступить на Кавказ на помощь князю Темрюку Айдаровичу.
За заслуги на царской службе Матвей Ржевский в 1576 г. был пожалован в московские дворяне. Последним местом службы М. Ржевского стал Полоцк. Известно, что во время осады города Баторием М. Ржевский был пленен и умер после 1579 г.
В очерке «Воин, дипломат, придворный, опричник: Иван Семенов сын Черемисинов» приводятся вехи жизни Ивана Чере-мисинова. В «Дворовой тетради» он упомянут как тысячник, стрелецкий голова - это выделяет его среди множества остальных детей боярских, подчеркивает историк.
Яркой страницей в биографии Ивана Черемисина стало участие в осаде и взятии Казани. Хотя точно реконструировать роль стрельцов приказа Черемисинова в битве нельзя, В.В. Пенской предполагает, что они могли входить в состав Большого полка.
В 1556 г. стрельцы Черемисинова вместе с казаками М. Ко-лупаева были направлены царем в Астрахань. Согласно документам, перед ними была поставлена прямая задача: «Велел есми им (т.е. Черемисинову и Колупаеву. - В. П.) Дербыша царя убити, а астараханских людей всех велел есми розогнати того для, чтоб вперед вам от них лиха никоторого не было. А Ивану и Михаилу велели есмя жити в Астарахани дела своего и вашего беречи» (цит. по: 2). Заняв город, Черемисинов и Колупаев укрепили его, возвели крепость.
В одном из больших военных походов Ивана Грозного - Полоцком походе 1562-1563 гг. - Иван Черемисинов принимал участие уже не как военный, а в свите государя. Источники по-разному описывают его роль в этой кампании. Например, согласно Лебедевской летописи он участвовал в переговорах с людьми полоцкого воеводы Довойны. После осады города русским войском И. Черемисинов вел переговоры об условиях сдачи Полоцка. После Полоцкой кампании он был пожалован в думские дворяне -высший чин, которого мог достичь человек его происхождения, замечает В.В. Пенской.
В 1570-е годы И. Черемисинов несет придворную службу, он записан в опричнину, числится на заседаниях земской и опричной боярской дум. Его имя часто упоминают вместе с именем Малюты Скуратова - следовательно, он близок царю. Вероятно, в это время он выполнял разные дипломатические поручения. Последний раз имя Ивана Черемисина встречается в документе 1572-1573 гг. о походе под Пайду.
Удивительная, полная приключений жизнь описывается в очерке «Этапы большого пути: Стрелецкий голова, монах-расстрига и дворянин его королевской милости - Тимофей Иванов
сын Пухов Тетерин». С началом опричнины, примерно в 1565 г., царская опала постигла старинный суздальский род Тетериных. О некоторых из них сохранились свидетельства, а самые необычные о Тимофее Тетерине: «Подобно князю А.М. Курбскому, он перешел на сторону великого литовского князя и польского короля Сигизмунда II, потом служил его преемнику Стефану Баторию, воевал в рядах королевского войска против русских и стал адресатом одного из посланий Ивана Грозного, и именно в этом качестве он и вошел на страницы исторических сочинений» (2).
Тимофей Тетерин появился на свет в самом начале 1530-х годов, предположительно, он ровесник Ивана Грозного. В 15 лет он отправляется на государеву службу, в «Разрядной книге» его имя упоминается рядом с именем молодого царя. Вскоре он попал в состав «Избранной тысячи», учрежденной царем Иваном в 1550 г. Тетерин принимал участие в разных военных экспедициях и дослужился до сотника, головы стрелецкого.
Последним достоверным военным эпизодом стало участие Т. Тетерина в обороне Дерпта зимой 1559 г. Затем Т. Тетерин попадает в немилость царю: «Когда именно Иван Грозный опалился на удачливого до того времени стрелецкого голову и что послужило причиной опалы и крушения его блестящей, отмеченной многим государевым жалованием карьеры, - до сих пор вызывает споры историков. Сохранившиеся свидетельства об опале Тетерина и его побеге в Литву только запутывают и без того темную историю» (2). В письме папскому посланнику А. Поссевино царь Иван писал о связи между князем А. Курбским и Т. Тетериным.
В.В. Пенской высказывает следующую версию: «Представляется, что опала Тетерина, возможно, была связана все же с делом Курбского и имела место в мае 1564 г. Что-то связывало князя и стрелецкого голову, и эта связь стала роковой для Тимофея... Осмелимся даже предположить, что на первых порах Иван полагал, что Тетерин был сообщником Курбского и помогал тому бежать. Однако затем, разобравшись, царь сменил гнев на милость и "за неполное служебное соответствие" приказал постричь оплошавшего стрелецкого голову (за которым к тому же водился грешок связей с кланом Адашевых) в монахи в дальнем монастыре, куда он и был отправлен под конвоем будущего опричника Г. Ловчикова» (2).
В каком году и каким образом удалось Тетерину бежать в Литву, тоже загадка. Это могло произойти в период с 1564 по 1568 г. (2). Что касается литовского периода, то жизнь беглеца была вполне удачной. Он пользовался доверием Сигизмунда II, Стефана Батория и Сигизмунда III и принимал участие в военных походах - например, в Полоцкой кампании 1579 г.
Из источников известно, что русский царь не забывал о перебежчике и наказывал послам и гонцам разузнавать о его судьбе и роли, которую тот играл при дворе. Ставший в Литве зажиточным землевладельцем, Т. Тетерин пережил своего русского государя и скончался в июне 1593 г.
Завершает книгу очерк «"Жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же.": Григорий Иванов сын Кафты-рев». Имя Григория Кафтырева можно найти в знаменитой «Тысячной книге», где он упоминается как сын боярский третьей степени, которому полагается поместье под Москвой, а также в «Дворовой тетради». Эти записи относятся к 50-м годам XVI в. -значит, ранее он отличился на поле боя, вероятно, при взятии Казани, предполагает В. Пенской.
Весной 1555 г. Г. Кафтырев был произведен в стрелецкие головы, после короткого пребывания в Астрахани был отозван в Москву и служил какое-то время при царском дворе. Последующие сведения о его воинской службе неполны. Историк упоминает несколько военных походов, в описаниях которых встречается имя стрелецкого головы: набег на Ливонию 1558 г., гарнизон в Юрьеве (конец 1559 г., когда город был осажден ливонскими войсками), осада Мариенбурга и Полоцкий поход 1563-1564 гг. Судя по всему, Григорий отличился в этом походе, потому что в 1566 г. он «уже числится "государя своего царевым и великого князя дворянином первой статьи" (полтора десятка лет тому назад он был, если вспомнить, сыном боярским третьей статьи, одним из многих "тысячников") и участвует в Земском соборе, созванном в Москве в конце июня 1566 г.» (2).
Весной 1568 г. Григорий вместе с двумя сыновьями был казнен из-за участия в «Земском заговоре», который возглавил боярин И.П. Фёдоров-Челяднин. В.В. Пенской пишет, что мнения историков о заговоре расходятся радикально, вплоть до полного его отрицания. Сам историк взвешенно утверждает: «Сегодня, учитывая
состояние источников, рассказывающих об этой странице русской истории, сложно сказать однозначно "да" или "нет" наличию заговора. Однако, взвесив все имеющиеся сведения, мы склонны полагать, что все же если не заговор, то, во всяком случае, какие-то определенные действия по его организации группой недовольных политикой Ивана Грозного бояр предпринимались, и наш герой, видимо, оказался втянут в эту деятельность» (2).
Рассмотренные в обзоре несколько исторических работ показывают, что интерес к личности Ивана Грозного и времени его правления в последние годы заметно вырос как среди профессиональных историков, так и среди популяризаторов науки. Работы разного жанра и предназначенные для разной аудитории раскрывают широкий спектр малоизученных тем, вводят в научный оборот архивные материалы, демонстрируют новый взгляд на, казалось бы, изученные проблемы. Не менее ценно и то, что историки стали изучать жизненные пути не только царя и его ближайших сподвижников, но и так называемых «людей второго плана». Но многое в истории XVI столетия, в жизни людей того времени ждет своих исследователей.
Список литературы
1. Пенской В.В. Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558-1561. - М.: Центрполиграф, 2017. - 107 с.
2. Пенской В.В. «Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы Московского войска второй половины XVI в. - М.: Центрполиграф, 2017. - 320 с.
3. Halperin Ch.J. Anything goes: Post-1991 historiography about Ivan IV in Russia // J. of modern Russian history and historiography. - Leiden, 2017. - Vol. 10. - Р. 327.
2019.01.004. РУЖИЦКАЯ ИВ. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТ ПРИ НИКОЛАЕ I: ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ / ИРИ РАН; Центр гуманитарных инициатив. - М., 2018. - 312 с.
Ключевые слова: Российская империя; царствование Николая I; особенности государственного управления; Государственный совет.
В монографии д-ра ист. наук И.В. Ружицкой (ИРИ РАН) рассматриваются особенности государственного управления Рос-
