CC BY
68
УДК 351.85
Р. И. Резванов
Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (Москва, Россия)
«ПРАВИТЕЛЬНИЦА» ЕРМОЛАЯ-ЕРАЗМА: PRO ET CONTRA В ИДЕОЛОГИИ РЕФОРМАЦИОННОГО ПРОЕКТА XVI В.
Вышедшая ранее в журнале «Развитие территорий» статья «Реформационный проект Ермолая-Еразма: сквозь призму концепции автономной власти государства М. Манна»1, помимо значительного читательского интереса, вызвала и закономерный вопрос об историографической проблематике «Правительницы». Чем определяется обращение к концепции автономной власти государства Майкла Манна? Какова связь этой концепции с авторской идеей о несовпадении пространства государственной власти с пространством отдельных социальных групп в трактате Ермолая-Еразма?
Статья обращается к устоявшимся в историографии объяснительным моделям текста «Правительницы»: «про-дворянской» и «прокрестьянской». Отмечается, что детерминированная по идеологическому признаку герменевтическая ситуация вокруг «Правительницы» сохраняется неизменной начиная с дореволюционного периода, определяя тем сам центральный вопрос историографии трактата. Наравне с рассмотрением ключевых позиций «продворян-ской» и «прокрестьянской» версий в статье делается попытка критически охарактеризовать каждую из них. При этом важным условием работы с текстом становится его введение в исторический контекст эпохи Ивана IV Грозного, позволяющее не столько понять, сколько объяснить текст (согласно Кв. Скиннеру).
Ключевые слова: Ермолай-Еразм, трактат «Правительница», герменевтика, история идей, концепция автономной власти государства, Майкл Манн, история интеллектуальной культуры.
Относительно небольшой массив трудов Ермолая-Еразма, пожалуй, одного из самых сильных и оригинальных отечественных публицистов середины XVI столетия, можно условно разнести в два столбца. Следуя все той же условности, в одном будут собраны «церковные» сочинения, а в другом — «светско-публицистические». И в каждом мы обнаружим свой magnum opus2 Ермолая-Еразма. Это две работы: совершенно новая для своего времени по стилистике и сюжетной структуре агиографическая «Повесть о Петре и Февронии» и глубоко структурированная, наполненная реформационными идеями «Правительница».
Здесь необходимо сделать важное отступление. Нельзя сказать, что оба сочинения совершенно расходятся либо порывают со средневековой литературной традицией, но что точно — они явно выбиваются из общей канвы сходных по содержанию и времени возникновения источников. Своеобразие литературного явления удалось довольно метко передать крупному отечественному медиевисту А. Юрганову: «Обратимся к "Повести о Петре и Февронии", которую, конечно, нелегко отнести к традиционному жанру
ISSN 2412-8945. Развитие территорий. 2017. № 1 (7). © Р. И. Резванов, 2017
1 См.: Резванов Р. И. Реформационный проект Ермолая-Еразма: сквозь призму концепции автономной власти государства М. Манна // Развитие территорий. 2016. N° 2 (5). С. 59—64.
2 Великий труд (лат.).
житийного повествования, о чем историки писали не раз. Действительно, композиция "Повести" необычна для традиционного жития (нет чудес у гроба, от икон и т. д.), но содержание этого памятника в ранних редакциях вполне соответствует духу средневекового богословия»3. И столь же необычна «Правительница», ставшая главной работой Ермолая-Еразма, предложившей новую модель общественно-экономических отношений для только что возникшей в России царской власти. Причем сложность замысла и оригинальность авторского подхода оказали столь сильное впечатление на исследователей, что «переоткрытый» во второй половине XIX в. трактат у некоторых из них вызвал смешанные реакции — от скепсиса до прямого отрицания возможности появления подобной работы в XVI столетии.
Чтобы глубже понять мотивы исходной позиции, обратимся к красноречивому свидетельству литературоведа Ю. Яворского, не верившего в авторство Ермолая-Еразма. По его словам, творческий феномен публициста являлся «необычным и просто невероятным даже для данной обстановки», поскольку «при подобном широком совмещении самых разнородных — мистически-отвлеченных и обыденно -бытовых, духовно-учительных, политико-экономических и народнопоэтических интересов и тем, это был бы уж, действительно, чересчур универсальный, всеобъемлющий ум, чуть ли не какой-то Ломоносов
3 Юрганов А. Л. Убить беса. Путь от Средневековья к Новому времени. М. : РГГУ, 2006. С. 366.
XVI века, а по крайней мере — новый Максим Грек, что так просто, без дальнейших данных, в тех культурно-исторических условиях допустить, конечно, мудрено»1.
Но именно комплексность и глубина рефор-мационного проекта, а главное — опора на рационалистическую модель повествования и предопределили очевидный раскол в герменевтической ситуации вокруг трактата. Центральным вопросом историографии стала идеологическая направленность «Правительницы», а именно: чьи интересы отражал проект Ермолая-Еразма? Вопрос, впервые открытый на исходе XIX столетия, и по сей день сохраняет свою актуальность.
В опубликованной в 1988 г. обзорной статье исследователь древнерусской литературы Р. Дмитриева привела две контрпозиции, сложившиеся в научном объяснении трактата. В основе текстологической интерпретации содержания «Правительницы» лежит идеологический спор — «про-крестьянская» она или все-таки «продворянская»?
К кругу исследователей, убежденных в «про-дворянских» симпатиях Ермолая-Еразма, Р. Дмитриева относит Т. Райнову, И. Смирнова, В. Адри-анову-Перетц, Д. Лихачева и Т. Колесникову. На «прокрестьянских» позициях оказались историки и литературоведы Р. Виппер, В. Ржига, А. Орлов, Н. Гудзий и А. Зимин2. Собственно, к этому же лагерю можно косвенно отнести и саму Р. Дмитриеву, которая в своей более поздней работе пишет, что Ермолай-Еразм «сочувственно относится к крестьянству как основному создателю благосостояния общества»3.
Исходные аргументы «прокрестьянской» позиции можно проследить на основе работы Т. Колесниковой «Общественно-политические взгляды Ермолая-Еразма», последовательно рассматривающей точки зрения Р. Виппера и В. Ржиги. Общее, на чем сходятся оба дореволюционных исследователя, — это «последовательное народничество» Ермолая-Еразма, который в своем трактате напрямую апеллирует к царю. Позднее советская историография отмела данный тезис, поставив под сомнение наличие «народнических» идеалов у средневекового публициста4. Добавим и чисто идеологическую причину: позиция Виппера и Ржиги шла вразрез с марксистской
1 Приводится по: Руди Т. Р. О гимнографическом наследии Ермолая-Еразма // Труды Отдела древнерусской литературы / Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом) ; отв. ред. О. В. Творогов. СПб. : Дмитрий Буланин, 2003. Т. 53. С. 182.
2 См.: Дмитриева P. П. Ермолай-Еразм // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV—XVI в.). Ч. 1: А-К / АН СССР. ИРЛИ ; отв. ред. Д. С. Лихачев. Л. : Наука, 1988. 516 с.
3 Дмитриева P. П. Сочинения Ермолая-Еразма // Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ ; под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. По-нырко. СПб. : Наука, 2000. Т. 9: Конец XIV — первая половина XVI века. С. 452.
4 См.: Колесникова Т. А. Общественно-политические взгляды Ермолая-Еразма // Труды Отдела древнерусской литературы / Акад. наук СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом) ; ред. В. П. Адрианова-Перетц. М. ; Л. : Изд-во Академии наук СССР, 1953. Т. 9. С. 252—253.
классовой методологией, которая усматривала в их подходе приверженность буржуазному идеализму. В качестве весомого аргумента в пользу «прокрестьянской» версии могло сыграть мнение Р. Виппера, увидевшего в «полных жребиях», т. е. наделах, которыми проект «Правительницы» наделял крестьян, увеличение земельной площади в сравнении с существовавшей практикой. Однако Т. Колесникова с ходу опровергает это предположение, указав на соразмерность «полных жребиев» того времени с земельными наделами поместных крестьян5.
Со скепсисом к «прокрестьянскому» подходу отнесся и Б. Егоров, один из создателей Тартуской школы семиотики и структурализма, отрицавший «прокрестьянские» настроения в «Правительнице». Он пришел к выводу, что «попытки представить Ермолая-Еразма как выразителя интересов крестьянства наивны»6.
В целом можно согласиться с озвученной критикой «прокрестьянской» версии, что, однако, вовсе не должно автоматически санкционировать корпус апологетических суждений их оппонентов. Для знакомства с таковыми обратимся к трем ключевым аргументам, определенным в работе Т. Колесниковой и долженствующим сыграть свою роль в пользу «продворянского» подхода. Сначала мы тезисно ознакомимся с ними, а в дальнейшем, по ходу статьи, попытаемся проанализировать.
Первый аргумент связан с тем, что «Правительница» в свой modus operandi7 включает только поместное землевладение, оставляя за гранью рассуждений вотчинное, боярское. Поскольку Ермолай-Еразм сконцентрировался на землеустройстве дворянских наделов, то это дает повод резюмировать, что автор не видел будущего за крупным вотчинным землевладением8.
Второй аргумент кроется в предложении сократить размеры крестьянских повинностей и отказаться от денежного оброка, т. е. в предложении мер, в своей совокупности долженствующих расширить возможности дворянства в сфере товарного производства хлеба, тем самым открывая ему столбовую дорогу самостоятельного оперирования на зерновом рынке9.
Третий аргумент конструируется на идее совпадения царской и дворянской идентично-стей — до полного смешения — как симбиотиче-ской связке, спаянной общностью интересов и представляющей, по сути, единый властный институт10.
Надо признать, дихотомия дворянского и боярского, поместного и вотчинного стала краеугольной темой «продворянской» объяснительной модели текста «Правительницы». Т. Колес-
5 См.: Колесникова Т. А. Указ. соч. С. 252.
6 Егоров Б. Ф. Российские утопии: Исторический путеводитель. СПб. : Искусство-СПБ, 2007. С. 28.
7 Образ действия (лат.)
8 См.: Колесникова Т. А. Указ. соч. С. 260.
9 См.: Там же. С. 261.
10 См.: Там же. С. 264.
никова пишет: «Смысл предлагаемой Ермолаем-Еразмом реформы — новое землеустройство, передел земли, который не оставит места для боярского, вотчинного землевладения, по которому вся земля окажется разделенной между служилыми людьми»1.
Сделаем принципиальную оговорку — «Правительница» вовсе не отрицает боярское землевладение, на что прямо и указывает: «... если кто боярского достоинства и заслуживает получить тысячу четвертей, тому нужно дать по этому счету.»2. Отметим — здесь Ермолай-Еразм рассматривает ситуацию с наделением имевших «боярское достоинство» самым высшим (согласно оперируемым трактатом меркам) земельным окладом в четыре поприща.
Следующая фраза из «Правительницы»: «.пусть он так велик, что достоин быть воеводой, но не следует все же ему быть чуть ли не государем рядом с другими воинами»2 — стала трактоваться как призыв к ограничению прав боярской «знатности» и «родовитости» перед менее «благородным» дворянством. Интерпретируемая модель выглядит так: «Знатность происхождения и богатство, которым обладает тот или иной боярин, не должны служить причиной выделения его из среды служилых людей, они не дают ему права вести себя перед ними "яко государем"»3. Отчасти соглашаясь с авторитетным мнением Т. Колесниковой, все же необходимо заметить — логика рассуждений Ермолая-Еразма менее всего обращена к топике противопоставления одной социальной группы (сословия) по отношению к другой.
Весьма важное для нас обстоятельство было подмечено еще историком-литературоведом Б. Егоровым. Он подчеркивает, что на достаточно жестоком и скором на расправу фоне своей эпохи Ермолай-Еразм, по словам религиоведа А. Кли-банова, «нигде не призывает к государственным преследованиям», притом что даже «христианнейший Максим Грек признавал благотворность инквизиции»4.
Представляется, что эмфатический посыл Ермолая-Еразма, скорее, коренится в необходимости изменить существующую практику местнического корма и связанного с ним специфического налога — кормленого окупа, привилегии, на которую могли рассчитывать лица «боярского достоинства», вызывавшие неприятие у Ермолая-Еразма. Вспомним, например, и тот пафос, с которым «Правительница» резко негативно оценивает распространенную практику восполнения возникающих на местах издержек коронных агентов за счет крестьянства. В своей оценке трактат не предполагает двусмысленности: ситуация противопоставляется интересам и целям
1 Колесникова Т. А. Указ. соч. С. 260.
2 Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/ Default.aspx?tabid=5116 (режим просмотра: «Перевод»).
3 Колесникова Т. А. Указ. соч. С. 258.
4 См.: Егоров Б. Ф. Указ. соч. С. 29.
самого государства, под угрозу подпадает стабильность общественного порядка.
В научном поиске важно вовремя сделать тот самый оптический переход во взгляде на область исследования, позволяющий захватить контекст события со всеми его взаимосвязями. Сместив кадр и взяв шире историко-культурную рамку, мы заметим: «Правительница» относится к тем немногим ранним работам, где нарождающееся дворянство фигурирует в качестве сословия-операнта по отношению к иным социальным группам (сословиям). Таким образом во многом объясняется и само возникновение «продворян-ской» версии, а не, скажем, «боярской» либо «купеческой/городской» (ведь отчасти они также присутствуют в трактате) в дуальной герменевтической оппозиции вокруг «Правительницы».
Чтобы выявить мотивы отнесения служилого сословия к одному из ключевых акторов «Правительницы», дополнив, таким образом, сложившуюся интерпретационную модель, нам необходимо обратиться к историческому контексту работы Ермолая-Еразма. «Правительница» появилась в тот момент, когда ход Тысячной реформы 1550 г. еще не угас и тысяча «лучших слуг» наделялась поместьями под Москвой, что заложило основу формирования Государева Двора середины XVI в.5 Неудивительно, что и сама Тысячная книга рассматривается сегодня историками как попытка создания дворянской служилой корпорации, аналогичной будущему «выбору»6.
Объяснить авторский интерес к современной ему теме масштабного государственного проекта, единовременно предоставлявшего нарождающемуся дворянскому сословию земельные (экономические) ресурсы, можно, обратившись к биографии самого Ермолая-Еразма7. Как известно, автор «Правительницы» являлся уроженцем Пскова, где и жил до конца 1540-х — начала 1550-х гг., т. е. до времени поступившего от митрополита Макария приглашения поработать над составлением Великих Минеи Четьих.
При знакомстве с «Правительницей» (что, следуя терминологии того времени, означает «наставление», «устав») возникает закономерный вопрос об источниках опыта хозяйственных поземельных отношений у выходца из северозападных земель, псковича Ермолая-Еразма, делавшего церковную карьеру при митрополичьем дворе. Ведь именно своей проработанной социально-экономической частью, написанной со знанием дела, и сильна «Правительница».
Северо-западные земли (в том числе и псковские) вошли в состав Московского государства в первой половине XVI в., после чего, преследуя политические цели, московское правительство на вновь присоединенных землях приступает к переделу собственности местного боярства в пользу
5 См.: Егоров Б. Ф. Указ. соч. С. 255.
6 См.: Корзинин А. Л. Проблема устройства Государева Двора середины XVI в. В новейшей историографии // Вестн. Санкт-Петерб. ун-та. Серия 2: История. 2009. № 4. С. 6.
7 См., например: Дмитриева P. П. Ермолай-Еразм. 516 с.
выходцев из московского дворянства. Мера, впрочем, особых трудностей не таила: исторически на обширном северо-западе как вотчинное, так и монастырское землевладение не получило сколько-нибудь значительного развития. Более того, характеризуя структуру землевладения XVI в., крупнейший историк-медиевист А. Зимин в своей работе «Реформы Ивана Грозного» прямо указывает: «Не было боярских вотчин в Псковской земле, где основная масса земель находилась у помещиков..
Для нас же важно то, что Ермолай-Еразм являлся современником и очевидцем государственной кампании по наделению землей служилого сословия в северо-западных уездах. Как высокообразованный для своего времени человек, мастерски владеющий пером, он вполне мог принимать косвенное либо непосредственное участие в поземельных разделах. Отсюда и полученный опыт, вполне пригодившийся в годы Тысячной реформы 1550 г., стремительно возвысившей служилое дворянство. Опыт вкупе с желанием быть полезным царской власти и предопределили в конечном счете появление «Правительницы».
К тому же Ермолай-Еразм, как человек прагматичный и близкий к царскому двору, вполне мог обратить внимание на источники расширения поместного землевладения, в число которых входили боярские вотчины, дворцовые и черные земли. Обратившись к поземельной практике XVI в., мы увидим, что площадь последних значительно сокращалась за счет перехода прежде всего в поместное землевладение2.
Свое владение темой поземельного и оброчного регулирования Ермолай-Еразм обнаруживает и когда предлагает установить унифицированную фискальную норму для крестьянства на уровне 1/5 от собранного урожая. Принимая в расчет дефицит денежной массы в стране (выразившийся в хронической недостаче серебра для монетной чеканки), он озвучивает мысль о необходимости ухода от практики взимания с крестьян денежного оброка, налагавшего на них дополнительные обременения по его уплате3.
Конечно, выдвинутое предложение никак не могло пройти незамеченным сторонниками «про-дворянской» версии — текст оценивался в пользу интереса дворянства в перераспределении «выпадающей» для государства части оброка в свою пользу. К тому же, дополнительно получив за счет конвертации денежного оброка в натуральный прибавочный объем хлеба, они могли самостоятельно реализовать его в городе, компенсировав тем самым и отмену государственного денежного довольствия4.
Действительно, Ермолай-Еразм предусматривал для размещенного в городах служилого сословия возможность получать «положенное
1 Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М. : Изд-во социально-экономической литературы, 1960. С. 77.
2 См. об этом: Там же. С. 84.
3 См.: Колесникова Т. А. Указ. соч. С. 256—257.
4 См.: Там же. С. 261.
им — хлеб, сено и дрова» от зависимых крестьян. Но все же авторская логика не выводит из помещичьей усадьбы товарное хозяйство, а в служилых людях Ермолай-Еразм видит отнюдь не полноценных агентов рыночных отношений.
Можно справедливо возразить, приведя в пример фразу из трактата, на первый взгляд доказывающую скорее обратное: «Ведь если кому нужны деньги на расходы, то имеет он у себя излишек хлеба, продав который городским жителям и тем, кто покупает хлеб, добудет деньги на свои потребности»5. Если не пренебрегать внутренними текстуальными связями, то мы заметим ранее прозвучавшую в «Правительнице» тревогу автора: «Земледельцев мучают из-за денег, которые поступают в царское распоряжение и даются на раздачу для обогащения вельможам и воинам, а не для необходимости»5.
Вряд ли повествовательная авторская логика ставит целью увести дворянина на рынок, но гораздо явственнее в трактате проступает понимание сложившейся ситуации. А ведь именно от ситуативного, текущего отталкивается Ермолай-Еразм каждый раз в своих интенциях — обстоятельство, резко размежевывающее «Правительницу» и утопическую литературу. Здесь больше отсылки к настоящему, когда проблема денежного дефицита обернулась превалированием собственной ценности серебряных и золотых монет над своей основной опосредованно-меновой функцией. В предложенном контексте неудивительной, если не сказать закономерной, будет выглядеть идея «Правительницы» о необходимости ограничиться только фиксированной натуральной нормой оброка на уровне 20 % от собранного урожая.
К тому же если бы «Правительница» непременно ставила бы целью обосновать создание товарного поместного хозяйства, то вряд ли Ер-молай-Еразм упустил бы возможность подробнее остановиться на переходе к собственной запашке. Речь идет о довольно интенсивном на протяжении всего XVI столетия процессе роста площади барской запашки и перехода к отработочной ренте. Именно барская запашка становится в то время важнейшим условием (фактором) перехода поместного хозяйства на принципы товарно-зернового производства — процесса, имевшего общий для всей Восточной Европы характер6.
Но факт остается фактом — Ермолай-Еразм ни словом не обмолвливается ни о собственной запашке, ни об отработочной ренте. Обстоятельство, по сути, косвенно признаваемое и Т. Колесниковой, когда она приводит расчет авторского «четверогранного поприща», в котором весь поместный надел оказывается разделенным только крестьянскими участками7.
Конечно, было бы наивным придавать «Правительнице» свойства текста умозрительного
5 Электронные публикации Института русской литературы.
6 См.: Зимин А. А. Указ. соч. С. 90.
7 См.: Колесникова Т. А. Указ. соч. С. 257.
и отвлеченного — она вполне сверялась со своим историческим контекстом. Контекстом времени, которое вряд ли указывало на развитие в России товарного сельскохозяйственного производства. А. Зимин и вовсе называет хозяйство русской феодальной деревни середины XVI в. «натурально-замкнутым», поскольку «основная часть продуктов сельскохозяйственного производства потреблялась внутри феодальной вотчины <...> прибавочный продукт, выколачивавшийся феодалами из крестьян, не использовался, как правило, на организацию расширенного воспроизводства, а предназначался, прежде всего, на удовлетворение потребностей феодалов»1.
Даже если мы попробуем абстрагироваться и пойти на мысленный эксперимент, устранив из рыночной цепочки «крестьянин-производитель — купец-покупатель» первое звено и взамен подставив помещика, якобы заинтересованного в скорейшем выходе на рынок, то мы тем самым придем к довольно парадоксальному обстоятельству, возникающему при ответе на следующий вопрос: что мешало дворянству самостоятельно активно участвовать в сделках с хлебом, сняв обязательства с крестьян по выплате денежного оброка? Ведь послушные грамоты середины XVI в. в такой возможности служилого сословия по отношению к крестьянам не отказывали: последним предписывалось выплачивать денежный оброк в соответствии с распоряжением помещика («чем вас изоброчит»2).
Из этого можно сделать опосредованный вывод, что вряд ли «Правительница» наделяла дворянство некими новыми «товарными» возможностями. Как мы видим, законодательство их нисколько не ограничивало в выборе формы оброка. Да и для самого Ермолая-Еразма, как автора, говорящего о служилом сословии прежде всего с позиции их основного — военного функционала, подобный ход мыслей оказался бы излишне смелым.
Резюмируя, остановимся на ряде ключевых для нашего исследования моментов. Беспрецедентное по замыслу и масштабу испомещение «тысячи лучших людей» — мера, инициированная средневековым государством и оказавшая влияние на умы современников, как представляется, не обошла стороной и Ермолая-Еразма.
Все то отрывочное, что мы знаем из биографии Ермолая-Еразма, позволяет составить вполне понятную, в чем-то даже подкупающую искренностью своих мотивов историю. Приглашенный митрополитом для работы над Великими Минеи Четьими, он живо откликается на происходящие вокруг перемены и пишет далеко не религиозно-идеологическое сочинение в духе того же монаха Филофея, своего земляка, а конструирует новую целостную систему общественно-экономических отношений.
1 Зимин А. А. Указ. соч. С. 76.
2 Там же. С. 90.
Его интерес диктуется вызовами, с которыми столкнулась его эпоха: замедлилась Тысячная реформа 1550 г., нарезка наделов потребовала слишком большого времени — что ж, автор предлагает царю (а именно Ивану IV адресовалась «Правительница») внести изменения в земельную меру. Надо отдать должное Ермолаю-Еразму — в его предложении кроется решение не одного, а сразу двух вопросов: ускорения процесса наделения землей «тысячи лучших людей» и снятия с крестьян обременений, связанных с землеустроительными работами.
Те же самые интенции мы обнаруживаем, когда Ермолай-Еразм обращается к в военному делу, возможно наиболее чувствительному для средневекового государства. Медленно разворачивается мобилизация из-за ожидания сбора со своих поместий служилых людей? «Правительница» сразу отвечает идеей сконцентрировать военных профессионалов в городах — самый важный и принципиальный шаг на пути к созданию регулярной армии. А уже концепция регулярной армии является тем самым фундаментом, на котором выстраивается модель централизованного государства модерна. Об этом же говорит и макросоциолог Майкл Манн — о взаимовлиянии процессов усложнения военной организации и концентрации ресурсов при переходе от средневекового государства к государству Нового времени3.
Выдвигая свою структурированную и целостную систему отношений, Ермолай-Еразм не выступал ни с «прокрестьянских», ни с «продво-рянских» позиций. Несмотря на безусловно проглядываемые нотки симпатии к тем же крестьянам или авторское благоволение к дворянству, редуцирование к партикуляристскому замыслу вообще сложно применимо в отношении «Правительницы». Она не освобождает крестьян и не объявляет классовую войну, чего от нее ждала марксистская и отчасти дореволюционная историография, питаемая народническими идеалами. Но она отнюдь и не глашатай прав и интересов поместного землевладения, которым ее также пытались представить.
Весь ход авторских рассуждений представляется попыткой наполнить содержанием «царский проект». Возможно, поэтому «Правительница» и не рассыпается на фрагментированные части, а наоборот — жестко детерминируется заданными целями: сохранением общественного порядка и поддержанием военного потенциала как ключевых факторов жизнеспособности средневекового государства. Тем более в условиях чрезвычайно непростого и в чем-то даже переломного перехода от московской великокняжеской традиции к идеологии и практике Российского государства.
3 В частности, Манн говорит об этом в главе Results: In-frastructural Power в своей концептуальной статье. Mann M. The Autonomous Power of the State: Its Origins, Mechanisms and Results // European Journal of Sociology. Vol. 25. Issue 02. November 1984. P. 132—134.
В реформационном проекте Ермолая-Еразма пространство государственной власти не совпадает с пространством отдельных социальных групп — она существует автономно, в системе взаимосвязей, на пересечении их отношений и интересов. Именно власть является ключевым актором системных изменений в обществе пре-модерна.
Особенно видно, с каким тщанием Ермолай-Еразм относится к механизму перераспределения — государственная власть основана на соблюдении баланса интересов: налагаемые ограничения должны находить и компенсационные решения. Момент крайне важный, поскольку государство «Правительницы» основано на патро-натных принципах по отношению ко всем социальным группам (сословиям), в то же время пред-
полагающих и бремя ответственности по отношению к ним. Этот принцип Ермолай-Еразм экстраполирует на поземельные отношения, основанные на иерархии сюзеренитета. Обособив в трактате тему дворцовых земель, Ермолай-Еразм тем самым не только «легитимирует» государство в качестве полноценного социального актора, но вместе с тем и наделяет определенными обязательствами.
Мы можем только предполагать, что такой ход мысли вряд ли мог оказаться близок Ивану IV, в царствовании которого в последующем стали возрастать деспотические тенденции. Так или иначе, но трактату не суждено было стать руководством к действию; о нем забыли, имя автора затерялось, стерлось, чтобы заново открыться спустя три столетия на излете XIX в.
R. I. Rezvanov
«THE GOVERNESS» BY ERMOLAI-ERAZMUS: PRO ET CONTRA IN IDEOLOGY OF REFORMATION PROJECT OF XVI CENTURY
The article «Reformation project of Ermolai-Erazmus: through the prism of concept of autonomous power of the state» that was published in the previous issue «Territory development» generated considerable interest and a legitimate question about historiographical problematics of «The Governess». Than defines the appeal to the M. Mann's concept of the autonomous power of the state? What's the connection between this concept and author's idea of the mismatch between the space of state power and the space of individual social groups in the treatise of Ermolai-Erasmus?
The article refers to the established historiographical explanatory models of «The Governess»: «prodvoraynskoy» and «prokrestyanskoy». It's noted that the hermeneutic situation around «The Governess», which was determined by ideology feature, unchanged since pre-revolutionary period. That's defines the central question of historiography of the treatise. Key positions of «prodvoraynskoy» and «prokrestyanskoy» versions are examined in the article, critical analyze both of them is provided. The important condition of work on the text is its placing within the historical context of the epoch of Ivan the Terrible. It allows not so much to understand how much to explain text (by Q. Skinner).
Keywords: Ermolai-Erazmus, the treatise «The Governess», hermeneutics, history of ideas, concept of autonomous power of the state, Michael Mann, history of intellectual culture.
