CC BY
82
сознания и деятельности людей не только через когнитивное (познавательное) содержание языковых структур. Функции языка, таким образом, не сводятся только к открытию мыслей, знаний человека другим людям, к запечатлению их в памяти. Язык наряду с формами практической деятельности (производство, эксперимент, преобразование социальных структур) является эффективным средством активной преобразующей деятельности субъекта. Без учета этого средства представление о субъекте будет неадекватным.
Примечания
1 См.: Арефьева, Г. С. Общество, познание практика / Г. С. Арефьева. - М. : Мысль, 1988. - 204 с.
2 Кравченко, А. В. Знак, значение, знание : очерк когнитивной философии языка / А. В. Кравченко. - Иркутск : Иркутск. обл. типогр. № 1, 2001. - 261 с.
3 См.: там же. - С. 158-160.
4 Там же. - С. 231.
5 См.: Рикёр, П. Конфликт интерпретаций / Поль Рикер // Очерки о герменевтике.
- М. : Медиум, 1995. - См.: С. 344.
6 См.: Козлова, М. С. Философия и язык / М. С. Козлова. - М. : Мысль, 1972. -С. 200-204.
А. В. Нехаев
ПРАГМАТИКА МНЕНИЯ: ПРАВДОПОДОБНОСТЬ VERSUS ВЕРОЯТНОСТЬ
В статье предпринимается попытка найти и обосновать критерий для оценки таких референциально непрозрачных повествовательных структур, как мнение.
Ключевые слова: мнение, докса, язык, правдоподобие.
Мнение, или доксоморфный дискурс, может быть проинтерпретировано как семиотический, или синтактико-семантический, процесс, реализующийся в различных видах дискурсивных практик, которые осуществляются через язык, но не сводятся к его категориям, поскольку, хотя они и располагаются в языке, их отношение к языку носит перераспределительный, или деструктивноконструктивный, характер1. В этом случае, прежде всего, имеется в виду некоторый специфический способ или специфические условия организации языковой и познавательной деятельности, как письменной, так и устной, которые, будучи опосредованными такой особой познавательной формой, как мнение, управляют сцеплением структур значения и обладают собственными правилами комбина-ции2. При этом взятый в топологической перспективе доксоморфный дискурс описывается некоторым конечным осмысленным множеством предложений -доксой.
Наиболее важным результатом логико-семиотического анализа такой особой познавательной формы, как мнение, является то, что он позволяет вскрыть важнейшую функцию доксы, состоящую в том, что, помимо описания, высказывания, составляющие некоторое конечное осмысленное множество - доксу - ин-
дивидуализируют или определяют некоторую «точку зрения», или сам способ описания предмета мнения - «мнимого» - в целях его интерпретации, которая является своего рода логической аппликацией, или супрасегментарной функцией, собирающей множество высказываний в целое - Оатв, части которого более неразличимы3.
По сути, докса являясь элементом фигуративного среза языка, определяет принцип соединения элементов - высказываний, но не в целях воплощения некоего денотата, а в процессе выработки «знака-как-единичной-вещи-но-знака-многого», который не просто не существует до создания данной доксы - осмысленного множества высказываний, но и вообще не выступает вещественно стабильным прототипом или двойником каких бы то ни было реалий4. При этом подобного рода «знак-как-единичная-вещь-но-знак-многого», то есть «знак-многого», которому в реальности не соответствует никакая «общая природа», или ингерентная сущность, - есть результат комбинации интуитивного познания несуществующего - поШ1а ШиШуа non-existentis, то есть интуитивного знания объекта при отсутствии, а точнее мнимости, самого объекта, при том условии, что данный объект не является самопротиворечивым, и того, что номиналистически определяется как абстрагированное знание - поЫЫа abstractiva, «... в силу которого относительно не-необходимой вещи не может быть с очевидностью познано, есть ли она или нет.»5.
Опираясь на приведенные рассуждения, нетрудно сделать заключение о том, что докса - это своего рода йсШш, или особого рода фикция, определяемая в противовес йщшепШш как фикции в полном смысле этого слова, которая влечет за собой возникновение парадоксальной ситуации денотации без денотата, столь типичной для любого доксоморфного по своему характеру дискурса. При этом представления о фикционалистском дискурсе как о речи, украшенной тропами, фигурами и особыми архитектоническими построениями, в отличие от денотативной речи, где такого рода «украшения» если и есть, то бессистемны, совершенно неоправданны, поскольку фраза 'дождь идет' - не в меньшей степени метафора, чем 'скромная дерзость', 'молчаливый болтун' или 'сдержанная
причудливость'. НсШш, или вымысел, заключенный в любом мнении, есть не что иное, как фикционализированная реальность, соответственно, утверждения, составляющие любой доксоморфный дискурс, безусловно, не все в равной мере мнимы. Более того, вполне может оказаться так, что ни одно из них не является мнимым полностью - как, например, в исторических нарративах, - а это означает приоритет принципа целостности, или «неделимости», над дискурсивностью в собственном значении этого термина, то есть последовательностью, что, как следствие, и обеспечивает анализируемую ситуацию, когда целое оказывается более фиктивным, нежели каждая из его частей по отдельности6.
Предложенное понимание функций и специфики такой особой познавательной формы, как мнение, позволяет обратиться к анализу прагматики доксо-морфного дискурса, то есть поиску тех или иных критериев, на основании которых оказывается возможным осуществить выбор между двумя и более мнениями
об одном и том же предмете - йсШш, или «мнимом».
Положение, согласно которому все высказывания в доксе выполняют помимо дескриптивной функции еще и функцию индивидуализации «точки зрения», что, собственно и является одной из основных причин отсутствия устойчивости в отношениях между таким осмысленным конечным множеством высказываний, как докса, с одной стороны, и миром - с другой, а также понимание того, что для
такой особой познавательной формы, как мнение, критерий «истины» иррелеван-тен, позволяют аргументировать, что критерием при оценке двух и более мнений, имеющих некоторый общий для них предмет - «мнимое» - следует принять имманентное свойство доксы - «быть правдоподобной», которое выступает как признак относительной приемлемости или адекватности мнений, а не как степень вероятности того, что то, о чем говорится в них, соответствует действительности .
Продолжая анализировать такое имманентно присущее доксе свойство, как «быть правдоподобной», мы сталкиваемся с возможностью истолковать его двумя способами: во-первых, в абсолютном смысле, то есть существует одна и только одна «правдоподобная докса» по определенному предмету, и она может служить критерием, или своего рода мерой, при установлении правдоподобности других докс, касающихся того же самого общего для них предмета; во-вторых, в относительном смысле, а именно - не существует некоторой «правдоподобной доксы», данной нам в качестве абсолютного критерия, то есть по любому предмету мы располагаем несколькими мнениями, и, в свою очередь, сравнивая их между собой, оказывается возможным выяснить, какова степень их «правдоподобности».
Рассмотрим вначале понятие «правдоподобная докса», истолкованное в абсолютном смысле. Данное понятие, взятое в абсолютном смысле, можно истолковать следующим образом - либо существуют «правила перевода»8, обеспечивающие построение «правдоподобной» доксы в абсолютном смысле, что само по себе полностью противоречит принципам и структуре мнения как особой познавательной формы, либо существуют правила или критерии, позволяющие выделять такого рода доксу среди других, разумеется, с тем условием, что все эти доксы имеют общий для них предмет, а также то, что количество мнений по тому или иному предмету может быть бесконечным. Соответственно, именно трактовка понятия «правдоподобная докса» в относительном смысле должна рассматриваться в качестве критерия для оценки мнений, поскольку, в ситуации, когда в распоряжении имеется несколько докс, и что важно, содержащих в себе разные по характеру «точки зрения», данный критерий не ставит нас перед трудностями, возникающими при обсуждении истолкования понятия «правдоподобная докса» в абсолютном смысле.
Теперь, принимая во внимание то, что в ходе анализа понятие «быть правдоподобным» ограничено тем, что оно указывает на собственное имманентно присущее свойство доксы «быть правдоподобной», следует рассмотреть то, какие критерии дают возможность выбирать наиболее «правдоподобную» доксу из числа «конкурирующих» мнений по некоторому общему для них всех предмету, когда эти доксы рассматриваются исключительно в их собственной - доксоморфной
- перспективе, то есть когда не принимается во внимание их «соответствие» или «несоответствие» самой реальности?
Пытаясь ответить на поставленный вопрос, необходимо вновь указать на то, что высказывания в рамках доксы выполняют две функции: описывают «мнимый» предмет и, главное, индивидуализируют некоторую «точку зрения» на него. Следует отметить, что при процедуре сравнения мнений между собой, сравнению подвергаются не представленные в них «точки зрения», а их «мнимые» предметы. В отличие от предметов, «точки зрения», имплицитно содержащиеся в любой доксе, не имеют общей основы, благодаря которой их можно было бы сравни-вать9. Однако необходимо отметить, что в процессе сравнения мнений между собой утверждение, что определенное мнение более «правдоподобно», не означает просто заявление о том, что оно дает более полный «образ» или «картину» своего
предмета, чем «конкуренты», не подкрепленные при этом никакой аргументацией. Так как в рамках логической структуры мнения - доксе - любой тезис и аргументы в его пользу неразрывны, а выводы никогда нельзя отделить от их обоснования, из чего следует, что в отношении любой доксы нельзя одновременно утверждать, во-первых, что она плохо аргументирована, и, во-вторых, что она обладает высокой степенью «правдоподобности», - эти два положения являются взаимоисключающими друг для друга.
При этом, если «точка зрения» как инфрасмысловая супрасегментарная функция, имплицитно наличная в доксоморфном дискурсе и индивидуализирующая некоторую вполне определенную перспективу на «мнимую» предметность, есть операция, предполагающая установление подобия поверх различий10, то, соответственно, «правдоподобное», или доксоморфный дискурс, есть особая степень отношений подобия для структур, опосредованных знаком, предполагающая, что «правдоподобный» дискурс суть дискурс, который подобен дискурсу, подобному реальности. В этом смысле «правдоподобное» - это смещенная «реальность», оно лишено той степени подобия, которая заключается в отношениях дискурса как структуры, опосредованной знаком, и реальности, предполагающих возможность обнаружить и указать на некоторую референциальную систему, включающую денотат и десигнат, что в полной мере демонстрирует денотативная речь11, а значит, развертывается исключительно на интердискурсном уровне отношений дискурса к дискурсу12.
На указанном уровне «правдоподобия» осмысленность - ВеБОппепЬек, организующая некоторое конечное множество высказываний в целое, предстает в таком виде, который принципиально элиминирует отношения, изначально детерминирующие систему означающего и означаемого, то есть отношения языкового высказывания к описываемым им предметностям, тем самым смысл «правдоподобного» знакового построения не соотносится более ни с чем вне дискурса его содержащего и не имеет ничего общего со структурами высказываний, обладающих референциальным статусом, а это, в свою очередь, позволяет утверждать, что проблемы истины и лжи не имеют к нему никакого отношения13. В соответствии с этим, «правдоподобие» не содержит в себе никакого знания, поскольку оно задает
14
один только смысл , причем такой смысл, «истинность» которого не является обязательным условием его аутентичности15.
Анализ такого рода отношений «правдоподобия» необходимо осуществлять в двух аспектах - семантическом и синтаксическом.
Основополагающий принцип семантического «правдоподобия», как о том свидетельствует сам термин, - это подобие. Иными словами, «правдоподобен» всякий доксоморфный дискурс, связанный с другим дискурсом отношением смежности, которое в данном случае обеспечивается неким общим предметом -«мнимым», и именно поэтому - в семантическом контексте - суть правдоподобия заключается в соотнесении двух различных дискурсов, где оба дискурса проецируются и отождествляются друг с другом поверх и помимо всяких различий16, тем более, что сама природа «мнимой» предметности, которая принципиально не содержит в себе никакой ингерентной сущности или родственной ей структуры, позволяет осуществить такого рода соотнесение.
В свою очередь, суть синтаксического «правдоподобия» заключается в следовании принципу производности тех или иных элементов конкретного доксо-морфного дискурса от имплицитно наличной в нем супрасегментарной функции -«точки зрения», то есть некий дискурс является синтаксически правдоподобным,
если каждый из его элементов, то есть составляющих его высказываний, произво-ден от структурного целого, каковым является сам этот дискурс, тем самым «правдоподобие» оказывается связано со структурой, подчиняющейся особым нормам организации, а именно с определенного рода риторической системой, при этом «правдоподобность» синтаксиса того или иного дискурсивно организованного множества высказываний заключается в соответствии принципам данной дискурсивной структуры, задаваемым тем способом означивания, который имплицитно в ней заложен17. Отсюда синтаксическое «правдоподобие» определяется как «правдоподобие» риторическое, присущее любой закрытой и финитной повествовательной структуре нормального языка, опосредованной логической структурой мнения18, хотя, безусловно, «правдоподобие» не ограничивается только лишь основанием в риторике.
Таким образом, следование принципу синтаксической производности позволяет заместить «правдоподобием» семантический «процесс уподобления», наделяя структуру доксоморфного дискурса риторической организацией, поскольку после завершения семантической процедуры соотнесения двух противопоставленных дискурсов и возникновения такого эффекта, как «подобие», необходимо придать «правдоподобность» самому процессу достижения этого эффекта, что осуществляется посредством особой синтаксической процедуры - риторической организации процедур означивания19. Следует отметить, что действие синтаксического принципа производности связывает доксоморфный дискурс, рассматриваемый в качестве правдоподобного, не только с его собственной специфической структурой, но и с формальной системой нормального языка, в котором артикулируется данный дискурс, поскольку любой доксоморфный дискурс, маркирующий имплицитно заложенный в нормальном языке способ означивания, когерентен в отношении грамматики языка, и в силу самой этой согласованности, помимо особенностей его семантики и риторики, он допускает отношение «подобия» с неким объектом, то есть предполагает собственную «правдоподобность». Соответственно, «правдоподобие», сопутствуя социальной конвенции, основанной на таком естественном принципе, как «здравый смысл», и риторической организации структуры доксоморфного дискурса, в определенном отношении сопровождает коммуникацию, то есть такой особый означивающий комплекс, как мнение, попадая в систему обмена дискурсивными смыслами и соотносясь с иными дискурсами, артикулированными в некотором нормальном языке, становится «правдоподобным» так, что некоторая повествовательная структура, опосредованная док-сой, превращается в соположение повествований, которые инкорпорируются друг другом при помощи отношений к общему20 для них «мнимому» предмету21.
Вместе с тем, если рассмотрению подвергается сам механизм языкового знака, необходимо проводить очень строгое различие между «правдоподобием» и смыслом, поскольку смысл это более консервативная структура, чем «правдоподобность», степень которого может меняться даже без того, чтобы менялся сам смысл - супрасегментарная функция, связывающая некоторое конечное множество высказываний в целое. В частности, когда в пространство коммуникации попадает новое мнение, иные доксоморфные дискурсы безусловно меняют степень своей правдоподобности22. Детальный анализ различения «правдоподобности» и смысла - в контексте функционирования знака в структурах языка - позволяет утверждать, что «правдоподобие» есть риторическая и, более того, эстетическая ступень смысла, или знака как репрезентамена, поскольку доксоморфные способы означивания в отличие от денотативных, отображающих - АЬЫЫёип§ - мир или
его фрагменты подражают действительности, удваивая, трансформируя, конструируя и тем самым превосходя ее, они созидают для нас больше, чем сама действительность, формируя сам эстетический эффект, в котором и заключается одно из следствий приведения к «правдоподобию», посредством систематического соположения оппозиции артикулируемых в нормальном языке дискурсов в отношении некоторой общей для них «мнимой» предметности.
В целом, логико-семиотический анализ доксоморфного употреблении языка, взятый в контексте двух процедур приведения к «правдоподобию», соответствующих семантическому и синтаксическому аспекту нормального языка, дает все необходимые основания для того, чтобы утверждать, что процесс возникновения доксоморфного значения начинается с комбинирования означающих, вовсе не предполагая тем самым существования какого-либо «общего понятия» или «идеи», предшествующих акту артикуляции мнения, поскольку здесь имеется лишь механизм, наделенный операцией аппликации, устанавливающей смежность
23
означающих, и операцией отрицания, опирающейся на различие в означаемых , совместное выполнение которых незамедлительно дает семантически «правдоподобный» дискурс, наделяемый затем синтаксическим «правдоподобием», превращающим его в упорядоченное повествование, согласованное с риторической организацией процедур означивания.
Соответственно, «правдоподобность» выступает в качестве того механизма, который позволяет отыскать и представить главную функцию языка - функцию формирования смысла, которая присутствует в риторической организации доксоморфного употребления языка как формирование «правдоподобия». При этом приведение к «правдоподобию» - единственный из имплицитных нормальному языку способов эволюции знакового мышления, именно оно является важнейшей операцией в рамках такой особой познавательной формы, как мнение, обращающей абсурд в значение. Эффект «правдоподобия» есть следствие изоморфизма между дискурсами, артикулированными в некотором нормальном языке, а точнее между их логическими структурами в тех границах, которые устанавливаются системой принципов, образующей фундамент нормального языка и основу знакового мышления. Тем самым акт приведения к «правдоподобию» - это также и менталистский акт, укорененный в знаковом мышлении, то есть по своей сути «правдоподобие» может трактоваться как попытка доксоморфного дискурса и основанного на нем знакового мышления овладеть одним из видов транслингвистической практики - механизмом производства смысла путем установления системы редукции и ограничения «реальности», правила которой соответствуют избранному способу означивания. Как следствие, «правдоподобный» дискурс - это ограничение смысла, редукция «реальности», поскольку «правдоподобие» действительно в конечной сфере дискурса, подчиняющегося схемам финитной дискурсной структуры, делающей возможным самопроизводство образов мира или его фрагментов в замкнутом пространстве «правдоподобия»24.
Одно из наиболее неожиданных, но при этом важнейших для нашего исследования следствий из вышеприведенных рассуждений состоит в том, что для установления «точки зрения» доксы, а значит, и для установления ее «правдоподобности» необходимы другие мнения - «со-мнения»25. Иными словами, становится невозможно определить «правдоподобность» доксы, если по какому-либо предмету имеется только одно мнение. Исходя из этого, необходимо заметить, что чем больше общего обнаруживают «точки зрения», имплицитно содержащиеся в доксах, на некотором этапе в тех или иных сферах познания, для которых опреде-
ляющей познавательной формой является мнение26, тем более очевидна их «когнитивная неполнота», поскольку суть мнения как формы познания заключается именно в том, чтобы формулировать разные «точки зрения». Отсюда также следует, что если об определенном предмете имеется некоторое число различающихся между собой мнений, то данный предмет понимается глубже, чем если бы о нем имелась лишь одно мнение, однако при этом понимание интересующего нас предмета возрастает отнюдь не потому, что в каждом из мнений приводятся какие-либо факты, не упомянутые в других мнениях, а, главным образом, в силу того, что только наличие других мнений позволяет очертить контуры и осознать специфичность той или иной «точки зрения» на предмет, которая имплицитно представлена в каждом из них. Собственно, понимание любого предмета доксо-морфного дискурса достигается только тогда, когда взгляд на него, обусловленный той или иной «точкой зрения», очерчен как можно более ясно, что достигается лишь путем выдвижения по данному предмету некоторого числа разных по содержанию мнений. Все это позволяет сформулировать утверждение о том, что наличие каждой «точки зрения» является необходимым условием специфичного характера любой другой «точки зрения»27, а главное, это позволяет установить их относительную «правдоподобность». Итак, получается, что для понимания мира, в котором мы живем, необходимо охватить его сетью мнений, и именно благодаря их «частичному» совпадению - совпадению в рамках их предмета, можно определять относительную «правдоподобность» результатов нашего, доксоморфного по своему характеру, познания мира.
В заключение хотелось бы отметить, что одним из перспективных направлений для развития данного исследования следует назвать сближение философии языка и эстетики вследствие наличия тесных параллелей между предложенным пониманием имманентно присущего мнению свойства «быть правдоподобным» и эстетикой. В этом смысле особый интерес вызывают некоторые проекты создания эстетики языка, которые по замыслу своих создателей призваны реализовать основную интенцию, связанную с синтетическим переходом в актуальных процедурах философского анализа от проблем чистой лингвистики к вопросам чистой эстетики. Иными словами, постулирование возможности синтеза лингвистики и эстетики явно или неявно влечет за собой сдвиг интереса от структурного исследования изолированного языкового образования в сторону анализа его функционирования в пространстве наличного языкового произведения, представленного для
нас как эстетический объект и связанного с переживанием нами определенного
28
эстетического опыта . Следует отметить, что данная интенция вполне отвечает интересам и основным принципам доксологии, которая, аргументируя в пользу отказа от исследования языкового выражения лишь как факта языковой культуры, настаивает на необходимости анализа самого способа существования языкового выражения в контексте творческого акта. При этом, трактуя мнение как самообо-значающий знак и рассматривая его не как множество изолированных высказываний, но как последовательно реализуемый контекст, доксология освобождает мнение от «референциального комплекса», что, в свою очередь, влечет постепенное проявление эстетической функции языка29.
Примечания
1 См.: Кристева, Ю. Текст романа / Ю. Кристева // Избранные труды : Разрушение поэтики. - М., 2004. - С. 400.
2 См.: Греймас, А. Ж. Семиотика / А. Ж. Греймас, Ж. Курте. - М., 1983. - С. 483493.
3 См.: Диди-Юберман, Ж. То, что мы видим, то, что смотрит на нас / Ж. Диди-Юберман. - СПб., 2001. - С. 32.
4 См.: Франкастель, П. Фигура и место : Визуальный порядок в эпоху Кватроченто / П. Франкастель. - СПб., 2005. - С. 94.
5 См.: Оккам, У. Сочинения / У. Оккам. - М. : Едиториал УРСС, 2002. - С. 101.
6 См.: Женетт, Ж. Вымысел и слог / Ж. Женетт // Фигуры : в 2 т. Т. 2. - М., 1998. -
- С. 367-423.
7 См.: Carnap, R. The Logical Foundations of Probability. - Chicago, 1962; Reichen-bach, H. The Theory of Probability / Reichenbach, H. - Los-Angeles, 1949. - P. 278380; Мизес, Р. Вероятность и статистика / Р. Мизес. - М., 2006; см. также: Колмогоров, А. Н. Основные понятия теории вероятностей / А. Н. Колмогоров. - М., 1950; Крамер, Г. Математические методы статистики / Г. Крамер. - М., 1948; Пойа, Д. Математика и правдоподобные рассуждения / Д. Пойа. - М., 1957; Рамсей, Ф. П. Истина и вероятность / Ф. П. Рамсей // Филос. работы. - Томск, 2003. -С.115-161.
8 См.: Беньямин, В. Задача переводчика / В. Беньямин // Деррида Ж. Вокруг вавилонских башен. - СПб., 2002. - С. 94-95.
9 См.: Ортега-и-Гассет, Х. Тема нашего времени / Х. Ортега-и-Гассет // Что такое философия? - М., 1991. - С. 46-47.
10 См.: Барт, Р. Система моды / Р. Барт // Система моды. Статьи по семиотике культуры. - М., 2003. - С. 198; а также см.: Соссюр, Ф. Курс общей лингвистики / Ф. Соссюр. - М., 2006. - С. 119-120.
11 См.: Фуко, М. Это не трубка / М. Фуко. - М., 1999. - С. 57-68.
12 См.: Кристева, Ю. Епцвгютгк^. Исследования по семанализу / Ю. Кристева // Избранные труды. - М., 2004. - С. 228.
13 См.: Кристева, Ю. Епцвгютгк^. Исследования по семанализу / Ю. Кристева // Избранные труды. - М., 2004. - С. 229.
14 Смысл, или, точнее, инфрасмысловой эффект, в этом контексте есть та мера значения, которую оказывается возможным приписать знаку, опосредованному границами его применимости для выражения того или иного типа предметности.
15 См.: Деррида, Ж. Письмо и различие. - М., 2007. - С. 447-468; а также см.: Деррида, Ж. Голос и феномен / Ж. Деррида. - СПб., 1999.
16 В данном случае, несмотря на то, что доксоморфные по своей структуре дискурсы А„ и An+1 отличны по способу означивания, имплицитно в них содержащихся, аналитические усилия направлены на то, как и в какой степени можно выразить сам способ означивания Ап в системе правил, задаваемых способом означивания Ап+1.
17 См.: Барт, Р. Эффект реальности / Р. Барт // Избранные работы : Семиотика. Поэтика. - М., 1989. - С. 395.
18 Являясь внутренним свойством доксоморфной репрезентации «правдоподобие» находит свое выражение в риторичности, а это также значит, что как имманентно присущее свойство мнения «правдоподобие» должно определяется не абсолютно, так как не существует некоторого единственного «идеального мнения» - супре-доксы - о некотором «мнимом предмете», данного нам в качестве абсолютного критерия, а относительно, поскольку лишь сравнивая мнения между собой, оказывается возможным выяснить степень их «правдоподобности».
19 См.: Соболева, М. Е. Философия как «критика языка» в Германии / М. Е. Соболева. - СПб., 2005. - С. 65-70.
20 См.: Барт, Р. Система моды / Р. Барт // Система моды. Статьи по семиотике культуры. - М., 2003. - С. 263-268; а также см.: Барт, Р. Критика и истина / Р. Барт // Избранные работы : Семиотика. Поэтика. - М., 1989. - С. 368.
21 См.: Фихте, И. Г. Наукоучение 1804 г. / И. Г. Фихте // Система учения о нравах согласно принципам наукоучения; Наукоучение 1805 г.; Наукоучение 1813 г.; Наукоучение 1814 г. - СПб., 2006. - С. 436-456.
22 См.: Кристева, Ю. Епцвгютгк^. Исследования по семанализу / Ю. Кристева // Избранные труды. - М., 2004. - С. 234.
23
См.: Фрагменты ранних стоиков : Зенон и его ученики. - М., 1998. - Т. 1; Фрагменты ранних стоиков : Хрисипп из Сол. - М., 1999. - Т. 2.
24 «Процесс смыслообразования подчинен определенным правилам; это значит, что правила не ограничивают, а, напротив, образуют смысл; смысл не может появиться при полной свободе или же при полном ее отсутствии...», тем самым Be-sonnenheit, или осмысленность, доксоморфного дискурса и есть следствие прояснения границ предметности, которая может быть выражена в языке. Барт, Р. Система моды. С. 197.
25 См.: Davidson, D. The Method of Truth in Methaphysics / D. Davidson // Inquiries into Truth and Interpretation. - Oxford, 1985. - P. 199-214.
26 В качестве таких сфер можно указать весь комплекс социально-гуманитарных наук и философию.
27 См.: Лейбниц, Г. В. Монадология / Г. В. Лейбниц // Соч. : в 4 т. - М., 1982. -Т. 1. - С. 423-424. Необходимо отметить также, что «принцип полноты» тесно связан с таким явлением в пространстве интеллектуального внимания, как «док-согенное давление», в процессе генезиса новой доксы.
28 См.: Грякалов, А. А. Письмо и событие : эстетическая топография современности / А. А. Грякалов. - СПб., 2004. - С. 164-172.
29 Принимая во внимание фикционалистский характер доксоморфного дискурса, известная формула поэтики «эстетическая функция языка есть вымысел», принадлежащая Р. Якобсону, может быть перефразирована как «мнение есть выражение эстетической функции языка».
В. И. Сорокина
О ( ОТНОШЕНИИ ПРИНЦИПА ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ И СИНЕРГЕТИЧЕСКОГО ПОДХОДА В СОЦИОГУМАНИТАРНОМ
ПОЗНАНИИ
Социогуманитарные науки имеют дело с человеческим фактором, в силу чего невозможно проводить эксперименты для выяснения, правильно ли мы действуем при решении тех или иных жизненных проблем. В данной ситуации уместно применение методологического принципа дополнительности, согласно которому, зная свойства измерительных приборов, можно прогнозировать поведение исследуемого объекта, рассматриваемого в синергетическом контексте.
Ключевые слова: синергетика, целое, принцип дополнительности, гражданин, государство, свобода.
