CC BY
30
Pragmatics and figurative genres of Altai funeral rites
DOI: 10.31551/2410-2725-2019-5-4-615-628 Oynotkinova Nadezhda Romanovna
Institute of Philology SB RAS, Russia, st. ac. Nikolaeva, 8, room 205, Novosibirsk, 630090, doctor of philological sciences, leading researcher of the folklore sector of the peoples of Siberia; Novosibirsk, Russia. E-mail: sibfolklore@mail.ru
Abstract: The article is devoted to the pragmatics and figurative structure of the sygyt genres 'lamentation' and kerees sos 'memorable word' in the funeral rites of the Turks of Southern Siberia (Teleuts, Chalkans, Telengits, Tuba, Kumandy, Altai). The material of the study was the texts recorded at the beginning and end of the twentieth century in different dialect groups of Altai people. The posed scientific problem is related to the identification of genres of funeral rituals of the Altai people, as well as to the study of the conceptual semantics of these texts. The genre plays an emotionally evaluative function: it is performed to express sorrow, the severity of the loss of a loved one. For sygyt recorded at the beginning of the twentieth century a developed system of metaphors that perform the functions of imagery and allegory is characteristic. In lamentations, built in the form of a dialogue between the mourner and the deceased, rhetorical questions allow expressing regret, sorrow for those who have gone to another world. The key motives in sygyt are the road to another world, the irreversibility of life. Another genre kerees sos is characterized by an assessment of the human dignity of the deceased, an expression of sympathy for his family. The brief blessing formulas contained in them are pronounced for spell-seeking purposes - to close the road of the soul of the deceased to the world of the living. Key words: Altai people, poetry and pragmatics of folklore, lamentation among the Altai people, lamentation, funeral rites.
Алтайльщтардын жерлеу рэамдершдеп жанрлардын прагматикасы мен образдык курылымы
Ойноткинова Надежда Романовна
филология гылымдарыньщ докторы, Ci6ip хальи^тарыньщ фольклорльщ секторыньщ жете^ гылыми зерттеушiсi,
ГФМБМ Филология институты, ак.Николаев к., 8, каб. 205, Новосибирск Ресей, E-mail: sibfolklore@mail.ru
Авдатпа: Макала Ок^стк Сiбiрдегi тYркiлердщ жерлеу рэамдерЫдеп сыгыт 'жо^тау' и кереес сос 'еске алу' жерлеу рэамдерЫдеп сыгыт, жо^тау жэне кереес сос (еске алу) жанрларыньщ прагматикасы мен образдьщ ^урылымына арналган. Зерттеу материалын ХХ гасырдьщ басы мен соцында алтайлы^тардьщ эр тYрлi диалекттк топтарынан (телеут, шал^анды, куманды, теленгит, туба, алтай) жазылып алынган мэтшдер ^урайды. Апга ^ойылган гылыми мэселе алтай хал^ыньщ жерлеу жэне аза туту рэамдершщ жанрларын ж^еумен, сондай-а^ осы мэтшдердщ концептуалды семантикасын зерттеумен байланысты. Сыгыт жанры сезшдк-багалаушыльщ ^ызмет ат^арады: ол ^айгы-^ааретп жетюзу, жа^ынынан айрылудьщ ауырлыгын б^ру Yшiн орындалады. ХХ гасырдьщ басында жазылып алынган жылау елецдерЫе бейнелтк пен туспалдап айту ^ызметЫ ат^аратын метафоралардьщ жеттген жYЙесi тэн. Аза тут^ан адам мен ^айтыс болган адамньщ арасындагы диалог тYрiнде ^урылган жо^таулардагы риторикальщ сура^тар о дYниеге аттангандарга деген еюнш пен ^аЙFы-^асiреттi бiлдiруге мYмкiндiк бередi. Жылау елендершщ басты сарындары арFы дYниеге апаратын жол, ем!рдщ ^айта келмейтiндiгi болып табылады. Кереес сос сия^ты келесi бiр жанрFа мар^умньщ адами ^адiр-^асиетiне баFа беру, оньщ отбасыньщ ^аЙFысына кецт айту тэн. ОндаFы ^ыс^аша бата-формулалар арбау ма^сатында, яFни ^айтыс болFан адамньщ рухыньщ тiрiлер элемiне келетiн жолын жабу Yшiн айтылады.
ТYЙiн сездер: Алтай хал^ы, фольклордьщ поэзиясы мен прагматикасы, алтай хал^ыньщ арасында жо^тау, жо^тау, жерлеу рэсiмдерi
Прагматика и образность жанров похоронной обрядности алтайцев Ойноткинова Надежда Романовна
ФБГУН Институт филологии СО РАН, Россия, ул. ак. Николаева, д. 8, к. 205, г. Новосибирск, 630090, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник сектора фольклора народов Сибири; Новосибирск, Россия. E-mail: sibfolklore@mail.ru.
Аннотация: Статья посвящена прагматике и образной структуре жанров сыгыт 'причитание' и кереес сос 'памятное слово' в похоронной обрядности тюрков Южной Сибири. Материалом исследования послужили тексты, записанные в начале и конце ХХ в. у разных диалектных групп алтайцев (телеутов, чалканцев, кумандинцев, тубаларов, теленгитов, алтайцев). Рассматриваемая научная проблема связана с выделением жанров похоронно-поминальной обрядности у алтайцев, а также с изучением семантики этих текстов. Жанр сыгыт, как и жанр кереес сос, выполняет эмотивно-оценочную функцию: он исполняется для выражения скорби, утраты близкого человека. Для плачей, записанных в начале ХХ в., характерна развитая система сравнений и метафор, выполняющих функции образности и иносказательности. В причитаниях, построенных в форме диалога оплакивающего с умершим, риторические вопросы позволяют выразить сожаление, скорбь по ушедшему в мир иной. Ключевыми мотивами плачей являются дорога в иной мир, необратимость жизни. Жанру кереес сос также свойственна оценка человеческих достоинств усопшего, выражение сочувствия его семье. Содержащиеся в нём краткие формулы-благопожелания произносятся в заклинательных целях - для закрытия дороги души умершего в мир живых.
Ключевые слова: алтайцы, поэтика и прагматика фольклора, жанр плача у алтайцев, причитание, похоронная обрядность.
УДК 398.33(=512.151)
Прагматика и образность жанров похоронной обрядности алтайцев
Н.Р. Ойноткина
Введение. Этнографические сведения о похоронных традициях алтайцев содержатся в трудах первых исследователей Горного Алтая: Н.М. Ядринцева (1981), В.И. Вербицкого (1893), В.В. Радлова (1989). В.В. Радлов писал: «Алтайцы обычно погребают своих мёртвых в земле, в укрытых местах, на горах. Покойника кладут в гроб в полном одеянии и, кроме того, ему дают ещё на дорогу мешочек с едой. Богатым людям полагается похоронить рядом с мертвецом и верховую лошадь. Захоронение на помосте, покоящемся на четырёх сваях, встречается на Алтае, очевидно, лишь в немногих местах. Только после того, как покойник похоронен, родные и соседи должны собраться в его юрте, и устраивается пир. После этого торжества оставшиеся родные призывают шамана, чтобы очистить юрту, и переносят её затем на другое место. Корьевые юрты и юрты, сооружённые из брёвен, после смерти одного из членов семьи остаются пустыми, а семья строит себе новую юрту в другом месте» (Радлов, 1989: 180). С.П. Швецов отметил следующие интересные особенности: «Загробную жизнь алтайцы представляют себе подобием земной: души тоже едят, пьют, охотятся, пасут скот, женятся и т.д.», «во время захоронения стараются по возможности сохранить в целости тело или, по крайней мере, скелет покойника, чтобы душе легко было найти его, когда она вздумает вернуться в него» (Швецов, 2008: 90-91). «Смерть детей не вызывает обязательного переноса жилища, как при смерти взрослого члена семьи, так как духи детей менее требовательны» (Там же: 84).
По традиционным представлениям алтайцев, со смертью заканчивается жизнь только в этом мире, но она продолжается в мире предков. Информанты
называют его «мир предков» - «ада-обоконик ]ери», «лунно-солнечный тот Алтай» - «айлу-кунду ол Алтай», «та земля» - «ол ]ер» (Тадышева, 2011:130). На представления о мире большое влияние оказал культ предков. По обычаю, хоронят покойного на третий день, в полдень. Традиционно поминальные обряды алтайцы устраивают на 3, 7, 40-й дни и спустя год. На третий день душа умершего «входит» в свой айыл и ищет то, что забыли положить с умершим. На седьмой день она впервые осознаёт себя умершей, когда в виде птички садится на траву и видит, что та не сгибается под её тяжестью. На тогу - поминках на седьмой день - недалеко от места погребения разжигали огонь. Душа умершего должна была появиться... Называя умершего, бросали в огонь оставшуюся старую одежду покойного. Сжигали и другие вещи. Родственники приносили понемногу разных продуктов и бросали в огонь. Считали, что посредством сжигания можно вещи или пищевые продукты препроводить в другой мир, чтобы ими мог пользоваться умерший» (Шатинова, 1981:100-101). На 40-й день после смерти душа покойного отправлялась в подземную страну Эрлика. В последний раз душу умершего «кормили на годовых поминках». На эти поминки кололи овцу, вытекшую кровь и содержимое кишок закапывали в землю (Там же: 101). В Улаганском районе, где население в основном православное, проводят поминки на 3, 9, 40-й дни и через год. Здесь на родительский день ходят на кладбище (Обрядность в традиционной культуре алтайцев, 2019: 522). Н.И. Шатинова также пишет, что здесь «покойника обмывали, одевали, читали над ним молитвы. Имущие люди нанимали плакальщиц. Крещеные алтайцы носили одежду русского образца. Для них смертная одежда не носила национальный характер» (Шатинова, 1981: 102).
В историческом развитии эта сфера обрядности алтайцев претерпела серьёзные видоизменения под влиянием традиций, пришедших с мировыми религиями (христианством, мусульманством, буддизмом). Подробные описания особенностей похоронной обрядности алтайцев содержатся в трудах этнографов Н. П. Дыренковой (1937), Н.И. Шатиновой (1981), В.А. Клешева (2005), Н.А. Тадиной (2007; 2009), Н.О. Тадышевой (2017) и др.
Похоронно-поминальные обряды - это комплекс действий, связанных с проводами души и тела умершего в мир иной, и они в первую очередь направлены на ограждение, защиту мира живых. В прошлом в проводах умершего участвовал шаман, сейчас же при отсутствии шаманов обрядовые действия помогает провести «знающий» человек. Несомненно, народные традиции, связанные с похоронами, представляют интерес не только с теоретической точки зрения, но и с практический, поскольку в проводах умершего исполнение необходимых ритуалов имеет важное значение.
Целью данной статьи является выявление семантических и поэтических особенностей жанров сыгыт и кереес сос в похоронно-поминальной обрядности алтайцев.
Материалы и методы
Для похоронной обрядности алтайцев, являющейся самой строгой и консервативной частью традиционной культуры, характерны жанры, имеющие ритмическую (поэтическую) и ритмико-мелодическую природу. Это два основных речевых жанра: сыгыт (ыг - чалк.) 'плач' или 'причитание' и кереес сос 'памятное слово'. В начале ХХ в., в 1913 г., по просьбе А.В.Анохина у телеутов плачи (более 40 текстов) записывал Роман Хлопотин1. Во второй половине 1930-х гг. плачи изучала этнограф, лингвист Н.П. Дыренкова (АМАЭ,
1 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
617
ф. 11, оп.1, д. 60). С.С. Суразаков отмечал, что исполнение сыгыт свойственно для культуры бачатских телеутов (Суразаков, 2015: 54). Позже телеутские плачи также были изучены и опубликованы Д.А. Функом (2002: 258-269; 2004: 243-269). Плачи у чалканцев записывала Е.П. Кандаракова (1999). В.П. Дьяконова писала, что ритуальное оплакивание сыгыт было известно также улаганским теленгитам и телёсам (Дьяконова, 1980).
Тексты похоронно-поминальной обрядности алтайцев представляют интерес для нас с точки зрения их прагматики и лексической образности. Под прагматикой текста понимается его целевое употребление в том или ином коммуникативном акте. Образные средства в фольклорных текстах, закрепившиеся в стилистических средствах и приёмах в виде словоформ и сочетаний определённых лексем и синтаксических конструкций, отражают языковую картину мира, связанную с похоронно-поминальной обрядностью. При выявлении семантики и прагматики текстов, репрезентирующих похоронно-поминальные традиции алтайцев, применяется контекстуальный анализ, а также компонентный анализ ключевых образных слов. Для выявления особенностей анализируемых жанров в алтайской культуре приводится сравнительный материал из фольклора других тюркских и монгольских народов.
Результаты.
1. Жанр сыгыт 'плач, причитание, причеть'. О существовании жанра плача у тюркских народов известно с древнетюркского времени. В Большой надписи Стеллы Кюль-тегина - соправителя Второго тюркского каганата, в эпитафии Кюль-тегину, памятнике письменности тюрков, созданному в VIII веке, сказано: Kültegin qoi jilda jeti jegirmikä ucdi toquzune aj jeti oruzda joy ertürtimiz «Кюль-тегин умер (букв. улетел) в год овцы, в семнадцатый день, в девятый месяц, в двадцать седьмой день мы устроили поминки» (ДТС, 1979: 269).
Похоронные обрядовые песни в казахском фольклоре называются жоктау, сыцсу, кошок, коштасу, узбекском - йиш (yigi), в староузбекском - siqit (сикит) 'боль', 'печаль', 'грусть', киргизском - ыйлоо, ый, коштошуу; татарском - елау, хакасском и шорском - сыыт, алтайском и телеутском - сыгыт. Эти термины произошли от древнетюркских глагольных основ joyla= 'устраивать поминки, оплакивать', iyla= 'плакать' и si'yta= 'плакать, рыдать' (ДТС, 1979: 270; 218; 503). Как фольклорный жанр сыгыт фиксировался до недавнего времени у разных диалектных групп алтайцев: телеутов, чалканцев, кумандинцев, тубаларов, теленгитов, алтай-кижи. Как отмечают исследователи, все имеющиеся в архивах записи телеутских и чалканских плачей были записаны вне обряда. А.В. Анохин к своим записям телеутских плачей давал подробный комментарий с описанием обрядовой ситуации исполнения сыгыт у телеутов. Приведём некоторые цитаты из его материалов:
«Когда человек чувствует приближение своей смерти, то созывает к своей постели всех своих домашних и ближних родственников и передаёт им последнее своё завещание (кереезин айтет - 'новое завещание говорит'). Завещание умирающего заключается в распоряжении между членами семьи имущества, в советах, чтобы все жили дружно и согласно, и в выражении благопожеланий. В момент смерти около умирающего звучит общий плач всех присутствующих... Домашние умершего, прежде всего, извещают о смерти других родственников, живущих в других деревнях. Посол верхом на лошади быстро везёт печальную весть. По стремительности коня телеуты уже узнают, для чего едет всадник. Оповещённые родственники быстро собираются и едут
на похороны, захватив с собою вино. Дома того умершего снимают с кровати и переносят на переднюю лавку. Потом его обмывают тёплой водой с мылом. Причём тело мужчины обмывают мужчины, а тело женщины - женщины. Умершего одевают в самый лучший костюм и оставляют лежать на лавке в переднем углу. У головы умершего ставится скамейка. На неё садятся родственники и знакомые и оплакивают покойного. Плач этот не умолкает до самого выноса тела из дома, и прекращение его считается неудобным, потому что умерший, по убеждению телеутов, всё слышит и может обидеться за невнимание к нему. На таком же основании при плаче все стараются сказать умершему что-нибудь приятное. Среди разных причитаний оплакивающих очень часто повторяется следующее причитание: Артпазам чы алганым, / Ай, ]ажым ай, / Калбазам чы ]ажым ай, / Ала бар пойумны. / Корбозом чи пу кунду, / Кайнып чыдайын пу кунге, / А калак ай! Калак ай, калак ай! Калак ай, а калак ай! 'Лучше бы мне не оставаться без тебя, / Ай, слёзы мои, ай, / Лучше бы мне не оставаться без тебя, ай, / Уведи меня с собой. / Лучше бы я не видел этот день, / Как мне перенести этот день. / О, горе! Горе, горе, Горе, горе!' Тут же около покойного пьют привезённое родственниками вино. Угощаемые не должны отдавать рюмку с вином обратно, а непременно должны выпить её, само угощение происходит молча. Гроб делают из сосновых или пихтовых пиалах. Когда снимают мерку для гроба, то причитают так: Агаш кемдуу салыл]ат, калак ай! / Аргазы рк кун туштур, о, калак ай! 'Как дерево кладут, горе, ай! / Беспомощные дни настали, а, горе, ай!' Могилу копают в тот же день, когда умирает человек. Зимой из-за недостатка времени могилу копают не глубоко, а летом аршина два. Землю из могилы всегда сбрасывают в северную сторону. Когда гроб приготовят, то кладут в него покойника. Если будет замечено, что гроб не по длине умершего, то это считается дурным признаком. В последнем случае телеуты думают, что в семье покойного вскоре кто-нибудь умрёт. Похороны у телеутов проходят сравнительно скоро. Если умирает человек утром, то его хоронят вечером в тот же день, если вечером - то на другой день в полдень. Детей от покойника телеуты всегда удаляют. Когда выносят гроб из дома, у одежды покойного обрывают все пуговицы, снимают все кольца и другие металлические вещи для того, чтобы умершему было легко лежать в земле, так как эти предметы земля к себе притягивает. Когда выносят гроб из дома за порог, один из остающихся дома кладёт на то место, где стоял гроб, камень и делает булкой хлеба "Курый", т.е. над лавкой кружит булкой, приговаривая "Курый", "Курый", "Оп, курый"»2.
В советский период в связи с трансформацией элементов похоронной обрядности под влиянием похоронных традиций русских этот жанр был почти забыт. Плачи не исполняются вне обрядовой ситуации, поэтому их фиксация крайне трудна, а имеющиеся записи единичны, но, несмотря на это исследователи пытаются выявить типологические черты этого жанра.
Тексты сыгыт ярко выражают поэтический дар народа, богатство его духовного мира. Жанр сыгыт в силу своей поэтичности имеет музыкальный характер. В прошлом у тюркских народов Южной Сибири существовал обычай приглашать в дом усопшего сказителя, который с наступлением темноты и в течение всей ночи исполнял героические сказания в сопровождении музыкального инструмента - топшура или чатхана (Асиновская, 1997: 332). Телеутские сыгыты и их импровизации исполняются на единый, всем хорошо известный напев (Функ, 2002: 243). Этномузыковед Н.М. Кондратьева
2 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 55. «Похоронный обряд у телеутов» 2 варианта, с. Чолухой Кузнецкого уезда. Полевые записи 15 июня 1913 г.
отмечает, что среди плачей, записанных у чалканцев, встречаются и окказиональные исполнения (Кондратьева, 2018: 106).
Б.Б. Ефименкова, исследовательница севернорусской народной традиции, отметила специфику устного исполнения причети в обрядовой ситуации: «Причеть - особый жанр фольклора как по содержанию, так и по способам выражения связанных с нею чувств на людях, по характеру своего воздействия. Исполнение причети неизбежно пробуждает трагические ассоциации, вырывает людей из обычного, повседневного и повергает их в экстатическое состояние. Сам напев плача, завершаемый всхлипываниями, рыданиями, и порожден этим экстатическим состоянием. Но сила воздействия причети определяется не только экспрессией звучания. Постоянная приуроченность плача к определённым и повторяющимся обстоятельствам и сопутствующим им эмоциям привела к тому, что все выразительные средства жанра (напев, особенности его интонирования, словесные формулы, жесты) были осмыслены как знаки этих явлений» (Ефименкова, 1980: 30). Исходя из данного определения, мы также можем резюмировать, что сыгыт (причеть) -жанр, выражающий личное горе по поводу смерти близкого человека. Специфика жанра - экспрессивность выражения - предъявляла к поэтике плача особые требования: способность воплотить сложную гамму человеческих эмоций. Выражение чувств и эмоций в причитаниях составляет интенцию порождения этих текстов в дискурсе. Некоторые исследователи видят в причитаниях механизм психологической компенсации: проговаривание и выплакивание горя как способ его пережить или психотерапевтический эффект ритуала (Байбурин, 1993: 32; Адоньева, 2004: 203; Сурикова, 2016: 289).
Сам исполнительский текст заключает в себе поток переживаний, переданный посредством традиционных стилистических средств языка (метафор, сравнений, эпитетов, формул) в некую символическую реальность, смысл которой доступен лишь человеку, включённому в традицию. Исполнение сыгыта в похоронной обрядности представляло собой некий обязательный ритуал выражения эмоций, так как считалось, что таким образом умершему «просветляли ухо» (кулагын ]арыдар), демонстрировали горечь утраты. Причитания, как правило, исполнялись близкими родственниками умершего (мужем, женой, матерью, отцом), которые имели навыки устного исполнения, хорошо знали фольклорный язык. Сыгыт не исполняют лишь в случае смерти младенца, не достигшего года. Адресат обычно указывается в тексте терминами родства, в конструкциях обращения.
Плачи у алтайцев звучат в доме возле гроба, где лежит покойный, до выноса тела из дома, а также при выносе умершего из дома или при его погребении, т.е. во время самых важных обрядовых действий. У казахов песни-плачи (жоктау) сопровождают похоронный обряд вплоть до годовых поминок дважды в день: при восходе и заходе солнца. Это время исполнения объясняется тем, что восход и заход олицетворяют время «рождения» и «умирания» дня (Аязбекова 2016: электронный ресурс). Как правило, эти речевые тексты воспроизводятся не только в стихотворной форме, но и в произвольной, прозаической.
Классические образцы алтайских причитаний в большинстве случаев построены по принципу синтаксического параллелизма с равным количеством слогов в каждой строфе, что позволяет поддерживать ритм стиха при его исполнении. Как правило, каждая строфа состоит их четырёх до восьми стихов. Синтаксический (образный) параллелизм служит для выражения концептуальных смыслов с помощью сопоставления двух разных образов.
Так, в следующем контексте оплакивающий жену муж сравнивает её уход с уходом своего верного коня: Jал-куйругык jаилып, / Jакшы адым кани бар jазык? / Jардыкда чачык салынып, / Jажым кани бар jазык? 'Гриву-хвост свои распустив, / Хороший конь мой, куда идёшь? / На спине волосы свои сложив, / Ласковая моя, куда идёшь?3'. Использование ассоциативного образа коня в плачах, несомненно, обусловлено архетипом этого животного, его символикой, ставшей устойчивым элементом поэтики лиро-эпических произведений алтайцев.
Академик Д.С. Лихачёв, размышляя о художественном времени в фольклорных текстах, писал: «Художественное время обрядовой поэзии -время настоящее. Обрядовая поэзия сопровождает обряд, "оформляет" обряд, комментирует обряд, является частью обряда. Обряд может быть связан с воспоминаниями о прошлом (например, обряд похоронный, связанный с воспоминаниями о покойном, о его жизни), с мыслями о будущем (например, различные весенние обряды, пронизанные заботой о будущем урожае), но основное в обряде - это то, что совершается сейчас, в присутствии многих людей, по поводу события, хотя бы даже и совершившегося в прошлом, как, например, смерть, но последствиями своими вошедшего в настоящий момент» (Лихачёв, 1979: 238). В алтайских сыгытах также присутствуют воспоминания о прошлой жизни покойного или мысли о будущей жизни без него.
Помимо выражения человеческих эмоций, скорби по умершему, плачи отражают глубинные представления о жизни и смерти. Основной мотив телеутских причитаний - уход человека в другой мир. Традиционным элементом этих произведений является риторический вопрос о причине смерти, почему умерший покидает своих родных: Палам, палам, / Мены кеме артыс салдык, / Палам, палам. 'Ребёнок, мой ребёнок, / Меня кому оставил ты, / Ребёнок, мой ребёнок'4.
Некоторые плачи представляют собой «диалог» оплакивающего с умершим, поэтому в текстах много риторических, псевдовопросительных предложений. В этих текстах вопрошание, или риторический вопрос, выступает фигурой речи. Риторический вопрос задаётся отнюдь не для выяснения чего-то неизвестного, а для более сильного, яркого изображения события, для выражения эмоций скорби и привлечения внимания слушателей. Риторический вопрос, задаваемый плакальщиком, конечно же, не требует ответа.
Мотив ухода человек в иной мир в текстах выражается вопросом куда? (кажы?, кайда?). Казым кажы учазык, / Канадык тозун ]ел толгоп? / Каираным кажы баразык, / Колык, чачык салынып? 'Гусь мой, куда летишь, / Основание крыльев своих поджав? / Дорогая моя, куда уходишь, / Руки, волосы сложив?'5. Дорога, по которой провожают умершего человека, изображается как трудная, слёзная, дальняя, неизвестная. Это дорога в один конец, откуда не возвращаются. Корумтулу кок чечек, / Кун тийбес ]ерге чык jазык, / Кокшун балазы коргонум / Корушпес ]ерге пар jазык. 'Прекрасный синий цветок, / На землю, где солнце не светит, ты уходишь, / Милый ребёнок, я видел, / В землю, где не видятся, ты уходишь6'.
По представлениям телеутов, душа после смерти становится серой, а причиной смерти человека являются посланники от злого духа (айна) или души
3 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
4 Архив НГК, колл. 70, № 44; инв. № 12.141В. Причеть [Сыгыт]. Зап. З. С. Казагачева, Т. М. Садалова, Ю. И. Шейкин 29 или 30.07.1988 г. в пос. Черта Беловского
5 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
6 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
умершего родственника (кёрмёса). Как писал А.В. Анохин, в сознании алтайцев смерть наступает по двум причинам: «Смерть, причинённая алчностью Эрлика, считается неестественной и преждевременной; от неё есть возможность избавиться приношением жертв Эрлику. Вторая смерть считается предопределённой судом, и избавиться от неё нет никакой возможности». Смерть наступает после прекращения дыхания тын: «В момент смерти суне отделяется от тела человека и принимает вид прозрачного пара "сунезиник узуду"» (Анохин, 1924: 20). Неестественная смерть может наступить по разным причинам: из-за болезни, несчастного случая, убийства (самоубийства) и т.д. Айастак куру тушпезе, / Ак 0л0к неге кугарзын, / Айнадак элчи ]етпезе, / Алганым неге кор болзын. 'Если бы с неба иней не выпал, / Белая трава серой не стала. / Если бы гонец от айна не прибыл, / Взятая мною в жёны серой не стала'7. Плачущий задаётся разными вопросами, имеющими философский характер: как выглядит мир мёртвых, есть ли там свет, солнце: Куумнук учкан к0лукде, / Кумактуда ]еми бар мин? / К0ркумник барган ]еринде, / Кунук jаркыны бар мин?. 'В озере, где лебедь мой летал, / На песке пища для него есть ли? / На земле, куда милая моя ушла, / Солнца лучи есть ли?' (Там же).
Необратимость произошедшего, сожаление о том, что нельзя вернуть человека в этот мир, порой приводят к мысли, что человек беззащитен, добрые божества не покровительствуют ему, не слышат мольбу о выздоровлении умирающего. иабага тайды тутпады, / иабызак полды чуланым, / иайнаганыма к0рб0ди, / иайучым пийик болыптыр. / Кунани тайды тутпады, / Кымырык болды чуланым, / Кунуканыма кынбады, / Кудайым бийик болыптыр. 'Годовалого жеребёнка не удержал, / Низким оказался чулан мой. / На мольбу мою не посмотрел, / Дьайучы (букв. 'Создатель') мой высоко оказался. / Жеребёнка-двухлетку не удержал, / Шатким оказался мой чулан. / На печаль мою не поглядел, / Кудай мой высоко оказался' (Там же).
Земля, куда спускают гроб, глубокая, она образно ассоциируется с глубоким дном океана, где плавают рыбы: Jартычак чабак кемирчек, / Jайканза
- текис тубунде, / иайнап 0лг0н алганым / Jайканза - ]еридик алдында. / Тулкучак чабак кемирчек, / Туйлаза - текис тубунде, / Туттуруп 0лг0н алганым / Туйлаза - ]ердик алдында. 'Сорога-рыба, которую лучат, кусачая, / Перевернётся - на дне океана. / С мольбой умершая жена моя / Перевернётся
- под землёй. / Сорога-рыба округлая, кусачая, / Испугается - на дне океана. / Убитая (врагом) умершая жена моя / Испугается - под землёй8'.
Для поэтики телеутских плачей характерны зооморфные и орнитоморфные метафоры. Метафоризацию текста в похоронных причитаниях принято обосновывать человеческим страхом перед смертью, верованиями в особую магическую силу слов, означающих что-либо опасное, несчастное. Метафора в причитаниях, по мнению Н.М. Герасимовой, служит своего рода оберегом (Герасимова, 2012: 134). В современных плачах, записанных у южных алтайцев, наблюдается отсутствие образных параллелизмов и метафор, характерных для классических образцов сыгыт. Выявленные метафоры и образные сравнения в алтайских текстах выполняют не только защитную, но и эмотивно-оценочную и художественно-изобразительную функции.
В телеутском плаче муж сравнивает умершую жену с крылатым конём -тулпаром, птицей, лебедью, гусем: иал-куйругык jаилып, / иакшы адым кани бар jазык? / иардыкда чачык салынып, / иажым кани бар jазык? / <...> / Куум кажы ]албыйзык, / Куркунык т0зун ]ел буруп? / К0рг0нум кажы паразык, /
7 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
8 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
Коксукде чачык салынып?. 'Гриву-хвост распустив, / Хороший конь мой куда идёшь? / По спине волосы распустив, / Ласковая моя, куда уходишь? / <...> / Лебедь мой, куда машешь, / Основание крыльев своих поджав? / Ненаглядная моя, куда уходишь, / На грудь волосы свои положив?9'; Колумда болгон тужукда, / Коот болгон ]арыкта, / Коштой баскан тужукда, / Канат болгонзык, коргонум. 'Если из берёзы трость я сделаю, / Как камышовая трость будет ли она? / Если снова семью обрету, / Как ты, милая (жена) будет ли?' (Там же).
Образно-метафорическое отождествление умершего человека с крыльями птицы или тростью включает в себя глубокий смысл: умерший был моральной поддержкой и опорой семьи. Мени по паларыкле кеме артыстык? / Эме кем маа положор? / Кем маа тайак болор? / Кем маа jедек болор?. 'На кого ты покинул меня с детьми? / Кто теперь мне поможет? / Кто будет мне опорой, / Кто будет меня вести по жизни?' (Обрядность в традиционной культуре алтайцев, 2019: 525).
Оплакивающий жену муж сравнивается себя с коромыслом, с согнувшимся деревом: Кайран сенек кал jадым, / Карамыс чылап пуктелип. 'Без тебя, милая, я остаюсь, / Как коромысло, согнувшись'10; Паалу сенек кал jадым, / Пагыр агаштый пуктелип. 'Без тебя, дорогая, я остаюсь, / Как плакучее дерево, нагнувшись' (Там же).
Уход человека в иной мир сравнивается с перелётными птицами, летящими в другие края, которые весной могут прилететь обратно, а умерший - никогда: Карлу тайка кайылса, / Кастар учатан тем келер. / Касты канадына кабылып, / Кайраным йанар ба? 'Снежная гора растает ли, / Время перелёта гусей придёт. / За крылья гусей схватившись, / Родные мои вернутся ли?' (Функ, 2002: 264). Переход в мир иной ассоциируется с переправой через реку: Мен палтырганнак ой сал тьасап, / Пайат кечерге санагам. Палтырган салым мен путпенгалып, / Мен парышалбай тьаткалгым. 'Из дягиля я плот сделав, / Через Бачат переправиться думала. / Из дягиля плот свой я не закончила, / Я не смогла с ним пойти, осталась' (Там же: 268).
В следующем тексте исполнительница отождествляет себя с исхудавшим птенцом сокола. Образ гуся в тексте можно трактовать как птицу, которая должна была заранее предупредить хозяйку о смерти близкого ей человека, но, возможно, толстым, как сталь, гусем она иносказательно называет шаманский бубен. ^арчыга куштук уй паласы, / ^анат ]ымынак ]удады. / Мен кайран тарын олуп парганда, / Мен калык касым сыспады. / Полтургуй куштук уй паласы / Погок ]ымынак ]удады. / Пу ]акшыларым туген парганда, / Полоттый касым сыспады. 'У птенца сокола-птицы / Оперенье исхудало. / Мой родной умер - / Мой толстый гусь не учуял. / У птенца прошлогодней птицы /
Оперенье на зобе (горле) исхудало. / Мои хорошие ушли - / Мой гусь, как
11
сталь, не учуял .
В телеутском причитании встречается образ озера, образовавшегося от пролитых слёз: Тьастап ла кустеп ай йут полып, / Йардык йаказы мус полтьат. / Тьастап ла кустеп йакшылар олуп / Костик тьаштары кол полтьат. / Кустеп ле тьастап йут полып, / Колдик тьаказы мус полтьат. / Кустеп ле тьастап кулуктер олуп, / Костик тьаштары кол полтьат. 'Весной и осенью дожди бывают, / На берегу лёд образуется. / Весной и осенью хорошие умирают, / Слёзы из глаз с озеро становятся. / Осенью и весной дожди бывают, / На берегу озера лёд
9 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
10 Архив МАЭ РАН. Ф. 11, оп. 1., д. № 60. Л. 33-44. Похоронные песни телеутов.
11 Архив НГК, колл. 70, № 44; инв. № 12.141В. Причеть [Сыгыт]. Зап. З. С. Казагачева, Т. М. Садалова, Ю.И. Шейкин 29 или 30.07.1988 г. в пос. Черта Беловского
образуется. / Осенью и весной удальцы умирают, / Слёзы из глаз с озеро становятся' (Функ, 2002: 265). Древние народы представляли подземный мир окружённым реками, озёрами и морями. Считается, что находящееся там Чёрное озеро (Кара кол) образовалось от плача людей, тоскующих по умершим. «Кос^к jажы Кара кол» 'Черное озеро из человеческих слез'. Его образ схож с образами подземных рек в древнегреческой мифологии: рекой плача - Кокитосом (Коцит) и рекой скорби - Ахероном (Ойноткинова, 2018: 55).
У современных алтайцев бытует мнение, что нельзя много оплакивать умершего, иначе ему будет трудно «уйти на тот свет». Слёзы, пролитые над ним, это лишние препятствия на его дороге. Сдерживание эмоций на похоронах проявляется там, где люди стараются подходить к смерти осознанно, объясняя уход человека какими-нибудь религиозными верованиями. Т.Г. Борджанова пишет, что особенностью песен-плачей, сочинённых представителями рода, является развитая символика, которая в некоторой степени заглушает эмоциональность, ибо открытое выражение горя исповедовавшими буддизм не поддерживалось» (Борджанова, 2007: 276). Аналогичное ритуальное поведение наблюдается в мусульманской традиции. По сведениям А.А. Мусагажиновой, служители культа запрещают громко плакать, причитать, объясняя это тем, что слезами и плачем люди мешают душе обрести покой и что на всё воля божья, и никто не сможет ей противостоять. Шариат не одобряет оплакивание умершего, хотя и не запрещает этого. Запрещается только это делать громко (Мусагажинова, 2016: 196).
Таким образом, плач по умершему - древнейшая из известных нам разновидностей жанра, поэтому при его исполнении использовали такие жанровые средства, которые сложились в народной культуре с давних времён. Анализ поэтики текстов сыгыт показал, что в их поэтическом строе содержатся устойчивые образы сравнения и метафоры, придающие этому речевому жанру художественную изобразительность и иносказательность. Выявленные метафоры и образные сравнения в алтайских текстах выполняют не только защитную функцию, но и эмотивно-оценочную и художественно-изобразительную функции. Характерные для синтаксиса сыгыт предложения с риторическим вопросом направлены на выражение эмоционального состояния исполнителя и привлечение внимания слушателей.
2. Жанр кереес сос 'памятное слово'. На похоронах у алтайцев обязательно произносят речь об умершем - кереес сос 'памятное слово' (кереес 'завещание заветного, доставшегося после кого-нибудь и хранимый на память' (Словарь алтайского... 2005: 173). Эти речевые тексты могут быть ритмически структурированы. Речь, произносимая во время похорон, облекается в стихотворную форму теми знатоками, которые хорошо владеют устно-поэтическим языком.
Для данного речевого жанра характерны две составляющие: выражение похвалы умершему человеку за достойно прожитую жизнь, прощание с его душой и закрывание его пути в мир живых.
Для похоронно-поминального дискурса характерно выражение заслуг покойного перед обществом и семьёй. Из текста в текст повторяется образ земли-матери, на которой человек рождается и умирает. Человек, ушедший в мир иной, представляется спящим в земле-матери: Jер энек азараган, / Jер энек койдонып jат. / Jамандап биске ачынба, / Jаткан jерик jумдый jымжак, / Jазап амырап уйукта. 'Мать-земля твоя вскормила, / Мать-земля забирает к себе. / Плохо говоря о нас, на нас не сердись, / Место, где ты лежишь, пусть
будет, как пух, мягким, / Хорошенько отдохни, спи' (Обрядность в традиционной культуре алтайцев 2019: 532).
Прощаясь с умершим, люди дают оценку пройденного им пути, его достоинств. Принято говорить только хорошее. Если человек прожил хорошую жизнь, следовал божеским заветам, то обязательно говорят об этом. Ак буркан кудайдак, / Ак буркан кудайдак, / Алтайынык ээзинек, / Алтайынык ээзинек, / Алкыш-быйан ырысту jyргек, / Алкыш-быйан ырысту jyргек. 'От белого бурхана божества, / От белого бурхана божества, / Алтая Хозяина, / Алтая Хозяина / Благополучно счастливо жил, / Благополучно счастливо жил' (Там же: 529). Чтобы душа умершего (суне) не «возвращалась» домой, просят: иакшы кылык-]акык учун / иус ]аш ажыра ]урдик, / Ары болдык, ойто бурулбазык. 'Из-за хорошего характера-нрава / Больше ста лет прожил, / Туда направился, назад не вернёшься' (Там же: 528). В следующем контексте говорящий желает душе умершего, чтобы её забрал к себе бог - кудай, а не злые духи: Ары болгоннык тумчугы соок / Айлы jуртыка тартынба, / Агару сеник сунек / Алыс jерге барбазын. / Ак буркан кудай / 20 Агару jеринге алсын. / Агару сеник сунек / Алтайдык акы-кужын / Ар-буткенди коругай. / Jер-энек азыраган, / 25 иер-энек корузын. 'Туда повернувшийся с носом холодным / В свой дом не тянись, / Чистая твоя душа / В лишённое света место пусть не уйдёт. / Белый бурхан-божество / 20 В святое место пусть возьмёт. / Чистая твоя душа / Алтая животных-птиц / Природу пусть оберегает. / Мать-земля твоя кормила, / 25 Мать-земля пусть оберегает тебя' (Там же: 531).
Прожитая человеком жизнь и его поступки могут быть оценены с точки зрения греха - грешный (кинчекту) или безгрешный (кинчек рк): Кижи болуп чыдайла / Кинчек сагыш jок болгок. 'Человеком встав, выросший / Грешных мыслей не имел' (Обрядность..., 2019: 531). Кинчегик бар болсо, / Курбустан кудай ылгазын. 'Если грех есть, / Курбустан-божество пусть рассудит' (Там же: 531).
Приведём ещё один отрывок из похоронной речи: Тожонгон тожогик ]ум болгой, / Тожонгон тожогик ]ум болгой. / иер-энек ]уктенип, азыраган, / иер-энек ]уктенип, азыраган, / иер-энек койдонып ]ат, / иер-энек койдонып ]ат, / Агару сунек Алтай сынында, / Агару сунек Алтай сынында. / Ару кейле ]ургек, / Ару кейле ]ургек, / Биске ]аман сананба, / Биске ]аман сананба, / Албаты сени ундыбас, / Албаты сени ундыбас. / Атту барган - ]анар, / Атту барган - ]анар. / Агашту барган - ]анбас, / Агашту барган - ]анбас. 'Постель под тобой пусть будет пухом, / Постель под тобой пусть будет пухом. / Земля-мать, забрав тебя на спину, вскормила. / Земля-мать, забрав тебя на спину, вскормила, / Мать-земля тебя с собой укладывает, / Мать-земля тебя с собой укладывает, / Святая твоя душа на хребте Алтая, / Святая твоя душа на хребте Алтая. / На чистом воздухе жила, / На чистом воздухе жила, / О нас плохо не думай, / О нас плохо не думай. / Народ тебя не забудет, / О нас плохо не думай. / На коне уехавший вернётся, / На коне уехавший вернётся. / На дереве ушедший не вернётся, / На дереве ушедший не вернётся' (Там же: 530). Здесь образно-иносказательное выражение имеет смысл: живой человек, уехавший на коне, вернётся домой, а умерший, лежащий в гробу, не вернётся. Последние строки являются ключевыми: они как бы закрывают обратный путь души умершего в мир живых. Такие формульные выражения несут в себе заклинательный смысл. Основная цель произнесения кратких заговоров - это отделение мира живых от мира мёртвых. Заговоры-благопожелания имеются в жанровой системе похоронной обрядности калмыков. Как отмечает Т.Г. Борджанова, произносящиеся старейшими рода или семьи такие краткие заговоры-
благопожелания эмоциональны, и они могли оказать магическое воздействие на покойного (Борджанова, 2007: 285).
Заключение. Итак, для похоронно-поминальной обрядности тюрков Южной Сибири характерны два речевых жанра: сыгыт 'плач, причеть' и кереес cöc 'последнего слова', выполняющих эмотивно-оценочную функцию. В жанре сыгыт воспеваются достоинства умершего, выражается сочувствие, тяжесть утраты близкого человека. Основная черта поэтики причитаний-сыгыт является широкое использование образного параллелизма, сравнений и метафор. Наиболее распространёнными являются метафоры с зооморфными и орнитоморфными образами. Для телеутских плачей, записанных в начале ХХ в., в отличие от современных текстов, свойственна высокая степень образности, передающая психологизм их семантики. Ключевыми являются мотивы дороги-ухода в иной мир, необратимости жизни. Классические образцы алтайских причитаний-сыгыт построены по принципу синтаксического параллелизма. Аллитерация, или начальное созвучие, является одним из основных выразительных средств языка, алтайских причитаний. В причитаниях, построенных в форме диалога оплакивающего с умершим, риторические вопросы позволяют выразить сожаление, скорбь по ушедшему в иной мир. В текстах жанра кереес с0с 'памятное слово' наблюдаются две важные прагматические и семантические составляющие: выражение похвалы умершему человеку за достойно прожитую жизнь и прощание с его душой. Жанр кереес с0с 'памятное слово', помимо эмотивно-оценочной функции, также несёт в себе заклинательно-охранительную функцию: с одной стороны, в этих текстах выражается скорбь по умершему, даётся оценка заслуг покойного перед обществом, а с другой - с помощью заклинания закрывается путь души в мир живых.
Благодарности
Статья подготовлена по проекту РФФИ № 17-04-00314 ОГН-А «Типология обрядового фольклора алтайцев: слово, музыка, действие».
Эдебиеттер TißiMi / Список литературы
1. Адоньева С.Б. Прагматика фольклора. СПб.: Изд-во СПбГУ; Амфора, 2004. - 312 с.
2. Анохин, 1924 - Анохин А. В. Материалы по шаманству у алтайцев. (Собранные во время путешествий по Алтаю в 1910-1912 гг. по поручению Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии). Л.: Изд-во РАН, 1924. - 150 с.
3. Асиновская, 1997 - Асиновская А. А. Хакасы // Музыкальная культура Сибири. Т.1. Традиционная музыкальная культура народов Сибири. Кн. Традиционная культура коренных народов Сибири. Новосибирск: Полиграфкомбинат, 1997. - С. 317-345.
4. Аязбекова, 2016 - Аязбекова С. Ш. «Музыка=жизнь» и «Тишина=смерть» в тенгрианской философии бессмертия // Cultural and historical development of the society as the dynamic expression of the self-learning human existence. L.: JASHE, 2016. P. 45-48. URL: http://gisap.eu/ru/node/97692
5. Байбурин, 1993 - Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб. : Наука, 1993. - 240 с.
6. Борджанова, 2007 - Борджанова Т.Г. Обрядовая поэзия калмыков (система жанров, поэтика). Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 2007. - 586 с.
7. Вербицкий, 1893 - Вербицкий В.И. Алтайские инородцы: сб. этнографических статей и исследований алтайского миссионера, протоиерея В.И. Вербицкого. М. (Б.и.), 1893. - 256 с.
8. Герасимова, 2012 - Герасимова Н.М. Поэтика плача в севернорусских причитаниях // Прагматика текста: фольклор, литература, культура. СПб.: Изд-во РИИИ, Санкт-Петербург. гос. ун-т, 2012. - 368 с.
9. Дыренкова, 1937 - Дыренкова Н.П. Пережитки материнского рода у алтайских тюрков // Советская этнография, 1937, № 4. - С. 18-45.
10. Дьяконова, 1980 - Дьяконова В.П. Похоронная обрядность. Алтайцы // Семейная обрядность народов Сибири (опыт сравнительного изучения). Л.: Наука, 1980. - С.100-107.
11. Ефименкова, 1980 - Ефименкова Б.Б. Севернорусская причеть. Междуречье Сухоны и Юга и верховья Кокшенги (Вологодская область). М: Советский композитор, 1980. - 392 с.
12. Кандаракова, 1999 - Кандаракова Е.П. Обычаи и традиции чалканцев. Горно-Алтайск, 1999. -С. 152-162.
13. Клешев, 2005 - Клешев В. А. Традиционная похоронная обрядность алтайцев // Этнография Алтая и сопредельных территорий: материалы междунар. науч.-практ. конф. Вып. 6 / под ред. М.А. Демина, Т.К. Щегловой. Барнаул: Изд-во Барнаульского гос. пед. ун-та, 2005. - С.117-119.
14. Кондратьева, 2018 - Кондратьева Н.М. Статистическое установление звукоряда одного музыкально-фольклорного образца: специфика высотной шкалы чалканского похоронно-поминального плача сыгыт // Вестник музыкальной культуры. 2018, № 2(20). - С. 104-110.
15. Лихачев, 1979 - Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. М.: Наука, 1979. - 360 с.
16. Мусагажинова, 2016 - Мусагажинова А. А. Жо^тау в погребально-поминальном обряде казахов павлодарского приртышья Казахи Евразии: история и культура: сб. науч. трудов / (гл. ред. Н.А. Томилов; отв. ред.: Ш.К.Ахметова, А.А. Ильина, И.В. Толпеко). Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та им. Ф.М. Достоевского; Павлодар: Изд-во Павлод. гос. пед. ин-та, 2016. - С. 193-197.
17. Наделяев, 1979 - Наделяев В.М., Насилов Д.М., Тенишев Э. Р., Щербак А.М. Древнетюркский словарь. Л.: Наука, 1979. - 676 с.
18. Обрядность в традиционной культуре алтайцев. Горно-Алтайск: БНУ РА «НИИ алтаистики им. С.С.Суразакова», 2019. - 704 с.
19. Ойноткинова, 2018 - Ойноткинова Н.Р. Образное представление ада в шаманских текстах алтайцев // Вестник Томского гос. ун-та, 2018, № 437. - С. 51-58.
20. Радлов, 1989 - Радлов В.В. Из Сибири. Страницы дневника. М.: Наука, 1989. - 749 с.
21. Словарь алтайского..., 2005 - Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка / Сост. Протоиерей В. Вербицкий. Издание Православного Миссионерского общества. Казань: Типография В. М. Ключникова, Большая Проломная улица, 1884; 2-е изд. Горно-Алтайск: Ак-Чечек, 2005. Переизд. - 504 с.
22. Суразаков, 2015 - Алтай фольклор. 2-е изд., доп. / С. С. Суразаков. Горно-Алтайск, 2015. С. 59-60.
23. Сурикова, 2016 - Сурикова О.Д. К изучению языкового мира русских причитаний: категория «лишительности» и её воплощение в тексте // Антропологический форум. 2016, № 28. - С. 287-298.
24. Тадина, 2007 - Тадина Н. А. Живому хорошо гулять, мертвому лежать в камнях (о дуализме традиционного мировоззрения алтайцев) // Мировоззрение населения Южной Сибири и Центральной Азии в исторической ретроспективе. Барнаул, 2007. Вып. I. С. 173-181.
25. Тадина, 2009 - Тадина Н.А. «Нет железа, которое не сломается, нет живого существа, которое не умрет» (представление о смерти в контексте картины мира алтайцев) // Сибирский сборник - 1: Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий. Книга I / Отв. ред. Л. Р. Павлинская. СПб.: МАЭ РАН, 2009. - С. 65-72.
26. Тадышева, 2017 - Тадышева Н.О. Современный похоронно-поминальный обряд тюрков Саяно-Алтая (алтайцев, хакасов и тувинцев): архаические культы и новации // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. Томск, 2017. Вып. 4 (18). - С. 103-111.
27. Функ, 2004 - Телеутский фольклор / Сост., вступит. ст., запись, пер., коммент. Д. А. Функа. М.: Наука, 2004. - 183 с.
28. Функ, 2002 - Функ Д.А. Причеть (сыгыт) у бачатских телеутов (Prichet (sykhyt) of the Bachat Teleuts) // Расы и народы. М.: Наука, 2002. Вып. 28. - С. 243-269.
29. Шатинова, 1981 - Шатинова Н.И. Семья у алтайцев. Горно-Алтайск: Изд-во «Горно-Алт. отд. Алт. кн. изд-во», 1981. - 182 с.
30. ШвецовС.П. Репринтное воспроизведение издания «Горный Алтай и его население. Кочевники Бийского уезда». Барнаул, 1900. Горно-Алтайск: Ак Чечек, 2008. - 571 с.
31. Ядринцев, 1981 - Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб.: Изд-во «И.М. Сибирякова», 1981. - 310 с.
References
Adon'eva,2004 - Adon'eva S.B. Pragmatika fol'klora. SPb.: Izd-vo SPbGU; Amfora, 2004. 312 s. [In Rus]. Anohin, 1924 - Anohin A. V. Materialy po shamanstvu u altajcev. (Sobrannye vo vremya puteshestvij po Altayu v 1910-1912 gg. po porucheniyu Russkogo Komiteta dlya izucheniya Srednej i Vostochnoj Azii). L.: Izd-vo RAN, 1924. 150 s. [In Rus]. Asinovskaya, 1997 - Asinovskaya A.A. Hakasy // Muzykal'naya kul'tura Sibiri. T.1. Tradicionnaya muzykal'naya kul'tura narodov Sibiri. Kn. Tradicionnaya kul'tura korennyh narodov Sibiri. Novosibirsk: Poligrafkombinat, 1997. S. 317-345. [In Rus]. Ayazbekova, 2016 - Ayazbekova S. SH. «Muzyka=zhizn'» i «Tishina=smeif» v tengrianskoj filosofii bessmertiya // Cultural and historical development of the society as the dynamic expression of the self-learning human existence. L.: JASHE, 2016. P. 45-48. URL: http://gisap.eu/ru/ node/97692 [In Rus].
Bajburin, 1993 - Bajburin A.K. Ritual v tradicionnoj kul'ture. Strukturno-semanticheskij analiz vostochnoslavyanskih obryadov. SPb.: Nauka, 1993. 240 s. [In Rus].
Bordzhanova, 2007 - Bordzhanova T. G. Obryadovaya poeziya kalmykov (sistema zhanrov, poetika). Elista: Kalmyckoe knizhnoe izdatel'stvo, 2007. 586 s. [In Russ].
Verbickij, 1893 - Verbickij V. I. Altajskie inorodcy: sb. etnograficheskih statej i issledovanij altajskogo missionera, protoiereya V.I. Verbickogo. M. (B.i.), 1893. 256 s. [In Rus].
Gerasimova, 2012 - Gerasimova N. M. Poetika placha v severnorusskih prichitaniyah // Pragmatika teksta: fol'klor, literatura, kul'tura. SPb.: Izd-vo RIII, Sankt-Peterburg. gos. un-t, 2012. 368 s. [In Rus].
Dyrenkova, 1937 - Dyrenkova N. P. Perezhitki materinskogo roda u altajskih tyurkov // Sovetskaya etnografiya, 1937, № 4. S. 18-45. [In Rus].
D'yakonova, 1980 - D'yakonova V. P. Pohoronnaya obryadnost'. Altajcy // Semejnaya obryadnost' narodov Sibiri (opyt sravnitel'nogo izucheniya). L.: Nauka, 1980. S. 100-107. [In Rus].
Efimenkova, 1980 - Efimenkova B. B. Severnorusskaya prichet'. Mezhdurech'e Suhony i YUga i verhov'ya Kokshengi (Vologodskaya oblast'). M: Sovetskij kompozitor, 1980. 392 s. [In Russ].
Kandarakova, 1999 - Kandarakova E.P. Obychai i tradicii chalkancev. Gorno-Altajsk, 1999. S. 152162. [In Rus].
Kleshev, 2005 - Kleshev V. A. Tradicionnaya pohoronnaya obryadnost' altajcev // Etnografiya Altaya i sopredel'nyh territorij: materialy mezhdunar. nauch.-prakt. konf. Vyp. 6 / pod red. M.A. Demina, T.K. SHCHeglovoj. Barnaul: Izd-vo Barnaul'skogo gos. ped. un-ta, 2005. S. 117-119. [In Rus].
Kondrat'eva, 2018 - Kondrat'eva N. M. Ctatisticheskoe ustanovlenie zvukoryada odnogo muzykal'no-fol'klornogo obrazca: specifika vysotnoj shkaly chalkanskogo pohoronno-pominal'nogo placha sygyt // Vestnik muzykal'noj kul'tury. 2018, № 2(20). S. 104-110. [In Rus].
Lihachev, 1979 - Lihachev D. S. Poetika drevnerusskoj literatury. 3-e izd. M.: Nauka, 1979. 360 s. [In Rus].
Musagazhinova, 2016 - Musagazhinova A. A. ZHoitfau v pogrebal'no-pominal'nom obryade kazahov pavlodarskogo prirtysh'ya Kazahi Evrazii: istoriya i kul'tura: sb. nauch. trudov / (gl. red. N.A. Tomilov; otv. red.: SH. K. Ahmetova, A. A. Il'ina, I. V. Tolpeko). Omsk: Izd-vo Om. gos. un-ta im. F.M. Dostoevskogo; Pavlodar: Izd-vo Pavlod. gos. ped. in-ta, 2016. S. 193-197. [In Rus].
Nadelyaev, 1979 - Nadelyaev V. M., Nasilov D. M., Tenishev E. R., SHCHerbak A. M. Drevnetyurkskij slovar'. L.: Nauka, 1979. 676 s. [In Rus].
Obryadnost' v tradicionnoj kul'ture altajcev. Gorno-Altajsk: BNU RA «NII altaistiki im. S.S. Surazakova», 2019. 704 s. [In Rus].
Ojnotkinova, 2018 - Ojnotkinova N. R. Obraznoe predstavlenie ada v shamanskih tekstah altajcev // Vestnik Tomskogo gos. un-ta, 2018, № 437, s. 51-58. [In Rus].
Radlov, 1989 - Radlov V. V. Iz Sibiri. Stranicy dnevnika. M.: Nauka, 1989. 749 s. [In Russ].
Clovar' altajskogo..., 2005 - Clovar' altajskogo i aladagskogo narechij tyurkskogo yazyka / Sost. Protoierej V. Verbickij. Izdanie Pravoslavnogo Missionerskogo obshchestva. Kazan': Tipografiya V. M. Klyuchnikova, Bol'shaya Prolomnaya ulica, 1884; 2-e izd. Gorno-Altajsk: Ak-CHechek, 2005. Pereizd. 504 s. [In Rus].
Surazakov, 2015 - Altaj fol'klor. 2-e izd., dop. / S. S. Surazakov. Gorno-Altajsk, 2015. S. 59-60. [In Rus].
Surikova, 2016 - Surikova O.D. K izucheniyu yazykovogo mira russkih prichitanij: kategoriya «lishitel'nosti» i eyo voploshchenie v tekste // Antropologicheskij forum. 2016, № 28. S. 287-298. [In Rus].
Tadina, 2007 - Tadina N.A. ZHivomu horosho gulyat', mertvomu lezhat' v kamnyah (o dualizme tradicionnogo mirovozzreniya altajcev) // Mirovozzrenie naseleniya YUzhnoj Sibiri i Central'noj Azii v istoricheskoj retrospektive. Barnaul, 2007. Vyp. I. S. 173-181. [In Rus].
Tadina, 2009 - Tadina N. A. «Net zheleza, kotoroe ne slomaetsya, net zhivogo sushchestva, kotoroe ne umret» (predstavlenie o smerti v kontekste kartiny mira altajcev) // Sibirskij sbornik - 1: Pogrebal'nyj obryad narodov Sibiri i sopredel'nyh territorij. Kniga I / Otv. red. L. R. Pavlinskaya. SPb.: MAE RAN, 2009. S. 65-72. [In Rus].
Tadysheva, 2017 - Tadysheva N.O. Sovremennyj pohoronno-pominal'nyj obryad tyurkov Sayano-Altaya (altajcev, hakasov i tuvincev): arhaicheskie kul'ty i novacii // Tomskij zhurnal lingvisticheskih i antropologicheskih issledovanij. Tomsk, 2017. Vyp. 4 (18). S. 103-111. [In Rus].
Funk, 2004 - Teleutskij fol'klor / Sost., vstupit. st., zapis', per., komment. D. A. Funka. M.: Nauka, 2004. 183 s. [In Rus].
Funk, 2002 - Funk D. A. Prichet' (sygyt) u bachatskih teleutov (Prichet (sykhyt) of the Bachat Teleuts) // Rasy i narody. M.: Nauka, 2002. Vyp. 28. S. 243-269. [In Rus].
SHatinova, 1981 - SHatinova N. I. Sem'ya u altajcev. Gorno-Altajsk: Izd-vo «Gorno-Alt. otd. Alt. kn. izd-vo», 1981. 182 s. [In Rus].
SHvecov S.P. Reprintnoe vosproizvedenie izdaniya «Gornyj Altaj i ego naselenie. Kochevniki Bijskogo uezda». Barnaul, 1900. Gorno-Altajsk: Ak CHechek, 2008. 571 s. [In Rus].
YAdrincev, 1981 - YAdrincev N. M. Sibirskie inorodcy, ih byt i sovremennoe polozhenie. SPb.: Izd-vo
«I.M. Sibiryakova», 1981. 310 s.. [In Rus].
