CC BY
103
УДК 81.25
Е. Б. Греф, О. Р. Кирилёнок
ПРАГМАТИЧЕСКАЯ АДАПТАЦИЯ ПРИ ПЕРЕВОДЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА Н. ГЕЙМАНА "NEVERWHERE")
В статье рассматриваются вопросы прагматической адаптации при переводе художественного текста. Особое внимание уделено анализу способов воспроизведения прагматического потенциала текста при передаче лексических стилистических средств с английского языка на русский язык.
Ключевые слова: перевод, прагматическая адаптация, художественный текст, лексические стилистические средства.
Проблема перевода художественного текста, его адекватной передачи с исходного языка на переводящий находится в центре внимания современного пере-водоведения. Художественный текст представляет собой особую трудность для переводчика, так как подразумевает решение проблем, связанных с различной степенью понимания отправителем и адресатом тех или иных знаков или сообщений, различной их трактовкой в зависимости от лингвистического и экстралингвистического опыта участников коммуникации [1, с. 125]. Другими словами, перевод художественного текста не предполагает наличие шаблона, общепринятого образца. Отсутствие строгих ограничений порождает обширное творческое пространство, которое, однако, не может приниматься за абсолютную величину. Возникает своего рода дилемма: с одной стороны, переводчику необходимо создать текст, отвечающий нормам переводящего языка и требованиям стиля, с другой — не утратить достоверности исходного текста. Таким образом, в процессе перевода сталкиваются два разнонаправленных вида речевой деятельности: восприятие исходного текста и порождение переводного.
Первоочередная цель перевода — наиболее достоверно и полно передать информацию, полученную после ознакомления с оригинальным текстом. Одновременно с этим не менее важная задача — воссоздать коммуникативный эффект, тождественный или максимально приближенный к воздействию, которое оказывает на читателя или слушателя исходный текст.
Достижение полной переводческой адекватности возможно лишь с учетом прагматического фактора. Под прагматическим значением понимается отношение между знаком и человеком (человеческим коллективом), пользующимся данным знаком [1, с. 106]. Согласно классификации Л. С. Бархударова, выделяются следующие типы прагматических значений: стилистическая характеристика слова, регистр, эмоциональная окраска слова, «коммуникативное членение» предложения. В то же время, понятие прагматики - шире, оно включает в себя установку на реципиента перевода, требует учета лингвистических и экстралингвистических факторов речи [1, с. 108-115].
Желаемый коммуникативный эффект реализуется при помощи прагматической адаптации перевода, то есть внесения в текст изменений с учетом прагматического фактора. Средством достижения адекватности перевода служат разнообразные каче-
ственные и количественные межъязыковые преобразования, известные как переводческие трансформации и подразделяющиеся, согласно классификации Л. С. Бархударова, на четыре большие группы: перестановки, замены, опущения и добавления [1, с. 190].
Целью данной работы является рассмотрение способов прагматической адаптации при переводе романа Н. Геймана «Neverwhere». Материалом исследования послужили официальные переводы романа Н. Геймана на русский язык, выполненные А.А. Комаринец («Задверье») и М. А. Мельниченко совместно с Н. Л. Конча («Ни-когде»). Произведение отличают образность, эстетичность и индивидуальность, которые достигаются писателем посредством использования многочисленных средств создания экспрессивности, среди которых особый интерес с точки зрения перевода представляют лексические стилистические средства.
Для начала проанализируем перевод заглавия романа Нила Геймана «Neverwhere» на русский язык. При передаче с исходного языка на переводящий язык, в одном из вариантов заглавие приобретает стилистически обработанную форму «Задверье», в другом случае, в буквальной передаче звучит как «Никогде». Будучи дословно воспроизведенным во втором случае, заглавие книги полностью воссоздает план выражения исходной структуры, однако план содержания остается завуалированным. В первом случае дело обстоит противоположным образом: игнорируя формальную сторону оригинальной конструкции, заглавие дает читателю недвусмысленное представление о том, что его ожидает. Так, одним вспоминается сказка Льюиса Кэрролла «Приключения Алисы в стране чудес», другие предполагают, что в книге описываются вымышленные события, связанные с порталом в потусторонний мир, в то время как третьи ощущают связь с темнотой, ужасами и чудовищами — определяются жанр, настроение и пространство произведения.
Обратимся к анализу способов передачи метафоры с английского языка на русский язык. Известный в теории перевода «закон сохранения метафоры» гласит, что метафорический образ по мере возможности не должен утрачиваться при переводе. Несоблюдение этого закона приводит к изменению смысловой нагрузки высказывания и снижению его эстетической и прагматической эффективности [2]. Одновременно с этим важно учитывать риск буквального перевода метафоры, в результате которого может возникнуть чуждый переводящему языку образ. Следовательно, упомянутый выше закон представляется скорее полезной рекомендацией, нежели категоричным руководством к действию. Преобразования не только допустимы, но и в высшей степени необходимы, особенно когда речь идет о переводе авторских метафор, не имеющих эквивалентов, закрепленных в языковой практике.
«But he was a canary, and he never knew it» [5, p. 8].
«Он был канарейкой, приманкой, и так этого и не узнал» [3, с. 10].
«Он был кенаром и даже не подозревал об этом» [4, с. 10].
Данный пример демонстрирует, что зачастую информация, содержащаяся в исходном тексте имплицитно (т. е. известная носителю исходного языка как часть его «фоновых знаний»), в тексте перевода выражается эксплицитно. Добавление слова «приманка» в данном случае обусловлено тем, что русский читатель может не знать символической коннотации слова «канарейка» в исходной культуре — «слабый, уязвимый человек».
Во втором варианте перевода представлена не несущая важной смысловой нагрузки разновидность замены — конкретизация («canary» — «кенар»), предположительно использованная потому, что в разговоре речь идет о мужчине.
Итак, можно утверждать, что в первом случае прагматическое значение тропа передается полностью, во втором — частично.
«The friars who surrounded them were dark ghosts in the fog» [5, p. 153].
«Окружавшие их Чернецы казались в тумане темными призраками» [3, с. 155].
«Окружившие их монахи казались в тумане черными призраками» [4, с. 155].
В первую очередь привлекает внимание интересный случай лексической замены: в процессе перевода стилистически нейтральная лексическая единица «friar» заменяется перешедшим к настоящему времени в разряд архаизмов книжным эквивалентом «чернец», который гармонично встраивается в художественное повествование. Однако слово «friar» применяется исключительно по отношению к монахам нищенствующего ордена, в то время как слова «чернец» и «монах» обладают более широким значением и относятся к монашеству в целом, что в обоих случаях свидетельствует о генерализации.
Одинаковое решение принимается и в отношении замены глагола-связки «to be» смысловым глаголом «казаться», что приводит к преобразованию метафоры в другой вид стилистического приема — сравнение. Таким образом, прагматическое значение претерпевает не критичные, но ощутимые изменения, которые, тем не менее, в переводе А. А. Комаринец сглаживаются благодаря стратегии адаптации.
«<...> then his legs turned to jelly beneath him, and he found himself on all fours on the plank <...>» [5, p. 187].
«Ричард почувствовал, как его ноги превращаются в студень, а потом вдруг очутился на четвереньках, руками изо всех сил цепляясь за деревяшку» [3, с. 189].
«В ту же минуту ноги у него затряслись, и он плюхнулся на четвереньки, изо всех сил вцепившись в доску» [4, с. 189].
Из более широкого контекста становится понятно, что оказавшись на большой высоте, герой романа неожиданно для себя понимает, что испытывает панический страх перед падением — ясное представление о чувствах молодого человека читатель получает благодаря красочной метафоре.
Лексическая замена, выполненная А. А. Комаринец, не искажает созданный автором образ, поскольку студень, или холодец, обнаруживает сходство с желе по своей консистенции. Переводческое решение, напротив, придает метафоре большую выразительность, поскольку данное блюдо хорошо знакомо носителям русской культуры, что при чтении позволяет легко и быстро построить ассоциативный ряд — сохраняется прагматический потенциал текста.
В переводе М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча наблюдается нейтрализация стилистического приема путем замены образного средства словом, употребленном в прямом лексическом значении. Если обратить внимание на ближайшее языковое окружение метафоры, то можно также заметить использование слов, принадлежащих к разговорно-обиходному стилю («плюхнуться», «вцепиться»). В данном случае переводческое решение обусловлено необходимостью компенсировать нейтрализацию стилистического приема с помощью других лексических средств, однако экспрессивность исходного текстапри этом снижается.
В отличие от метафоры, метонимия основывается на переносе значения в пределах одного концептуального поля, то есть не выходит за рамки лексических единиц, связанных общей тематикой. При переводе метонимии важно учитывать тот факт, что, будучи лексическим стилистическим средством, она все же возникает вследствие эллиптического сокращения словосочетаний и, таким образом, строится на синтагматических, или «горизонтальных», отношениях между языковыми единицами.
«Then they would have been able to afford another Van Gogh» [5, p. 11].
«Тогда они могли бы позволить себе еще одного Ван Гога» [3, с. 12].
«Они смогли бы приобрести еще одно полотно Ван Гога» [4, с. 12].
Так как во многих языках модели построения метонимии совпадают, понимание и перевод иноязычного текста, как правило, не вызывают затруднений. Очевидно, типичному случаю употребления имени автора вместо принадлежавшего ему произведения соответствует полный перевод — можно утверждать, что в переводе А. А. Комаринец прагматическое значение реализуется без внесения в исходный текст каких-либо изменений.
Тот факт, что в данном примере речь идет о холсте выдающегося художника, конкретизируется более широким контекстом, так как действие происходит в крупной картинной галерее. Следовательно, предложенное М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча добавление лексической единицы «полотно», приводящее к нейтрализации стилистического приема, нецелесообразно, прагматическое значение тропа не воспроизводится.
Одним из наиболее востребованных средств художественной изобразительности по праву считается сравнение, цель которого — создать запоминающийся образ героя, предмета, явления или события. Сравнение как троп объединяет предметы разного класса и исключает все признаки, присущие им, кроме одного, общего. Рассмотрим некоторые приемы передачи сравнения из романа Н. Геймана и степень их эффективности.
«De Carabas grinned to himself, a hungry panther sighting a lost peasant child» [5, p. 33].
«Де Карабас улыбнулся, как голодный леопард, увидевший заблудившегося крестьянского мальчика» [3, с. 35].
«Карабас ухмыльнулся, как голодная пантера, завидевшая в лесу ребенка» [4, с. 35].
Ввиду формальной невыраженности сравнения в исходном тексте, переводчики справедливо добавляют союз «как», тем самым преобразуя конструкцию предложения в соответствии с нормами русского языка. Более того, в обоих случаях отмечается грамматическая замена формы слова: причастие настоящего времени «sighting» заменяется причастием совершенного вида прошедшего времени «увидевший», «завидевший».
В переводе А. А. Комаринец отмечается замена образа («panther» — «леопард») и конкретизация («child» — «мальчик»). Бесспорно, поиск эквивалентных единиц подразумевает наличие альтернатив, однако творчество переводчика не может выходить за рамки авторского замысла, сохранение и передача которого считается главной целью перевода, поэтому в данном примере прагматический потенциал актуализируется частично.
Вышеизложенное суждение справедливо и в отношении перевода М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча: подробности о сословной принадлежности ребенка («peasant») и причине, по которой он оказался в лесу («lost»), не являются семантически избыточными, поэтому их опущение, так же как и добавление обстоятельства места «в лесу», не имеет под собой оснований. Прагматическое значение сравнения сохраняется частично.
Среди лексических стилистических средств особое место принадлежит эпитетам, способствующим созданию в тексте ярких и запоминающихся образов. Семантическое и структурное разнообразие эпитетов обуславливает не только широту возможностей их использования, но и трудности перевода.
Обратимся к анализу переводческих стратегий, применяемых при передаче эпитетов.
«She opened it up: a piece of ragged-edged brown paper, with spidery black handwriting on it» [5, p. 30].
«Это действительно был листок бурой бумаги с обтрепанными краями и каракулями черными чернилами» [3, с. 35].
«Дверь развернула листок, испещренный мелкими буквами» [4, с. 35].
В переводе А. А. Комаринец встречаются такие значимые преобразования, как опущение имени прилагательного «spidery» и лексическая замена: «handwriting» — «каракули». Стоит заметить, что эпитет может выражаться всеми знаменательными частями речи, и опущение не всегда приводит к лишению текста эмоционально-оценочного оттенка. Однако при сопоставлении лексических единиц «каракули» и «spidery» обнаруживаются не только грамматические, но и семантические, а также стилистические различия. Первое слово описывает неразборчивые, неумело или небрежно написанные буквы и употребляется преимущественно в устной речи, в то время как второе характеризует почерк, состоящий из тонких наклонных линий, и относится к нейтральной лексике.
М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча прибегают к описательному переводу («испещренный мелкими буквами»), который, впрочем, тоже нельзя признать адекватным.
Обобщая вышесказанное, необходимо отметить, что в обоих случаях из-за изменений, внесенных в семантику и структуру предложения, прагматическое значение в переводе реализуется лишь до определенной степени.
Arnold Stockton, Jessica's boss, a many-chinned, self-made caricature of a man, owned all the Sunday papers... [5, p. 38].
Арнольд Стоктон, босс Джессики, многоподбородочная, всего добившаяся своими силами пародия на человека, владел воскресными газетами. [3, с. 40].
Все воскресные газеты ... принадлежали боссу Джессики Арнольду Стоктону — хваткому бизнесмену с тройным подбородком и невероятно высоким самомнением [4, с. 40].
Прежде чем приступить к анализу особенностей перевода стилистического приема в рассматриваемом примере, стоит отметить, что данное предложение осложняется объединением нескольких композиционных типов эпитетов, а именно: составного («many-chinned», «self-made») и инвертированного («caricature of a man»).
Лексическую единицу «caricature», называющую юмористический рисунок, изображающий человека, А. А. Комаринец заменяет смежной по смыслу языковой единицей «пародия», означающей комическое подражание. Поскольку имя суще-
ствительное «man» используется как для обозначения лица мужского пола, так и для человека вообще, в данном случае наблюдается конкретизация («man» — «человек»). Более того, применяется описательный перевод, раскрывающий значение имени прилагательного «self-made» («всего добившийся своими силами»). Использованные преобразования имеют под собой прагматическое основание, поэтому перевод признается адекватным.
В переводе М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча встречаются все виды простейших преобразований. Отмечается замена имени прилагательного («self-made»
— «хваткий») и его перестановка на первое место в цепочке эпитетов, добавление лексических единиц «бизнесмен с невероятно высоким самомнением», опущение инвертированного эпитета «caricature of a man» и комплексная лексико-граммати-ческая замена, в результате которой сложное имя прилагательное «many-chinned» трансформируется в группу «предлог + имя прилагательное + имя существительное»
— «с тройным подбородком».
Как известно, эпитет всегда содержит в себе субъективное мнение, оценку, в то время как определение отражает объективную реальность. Герой романа, о котором идет речь в данном фрагменте, в буквальном смысле имеет несколько подбородков ввиду своей полноты и отличается надменностью по отношению к другим людям. Таким образом, многочисленные преобразования лишают описание образности, придают ему формальность. Вышесказанное свидетельствует о нейтрализации стилистического приема — прагматическое значение тропа не сохраняется.
Перейдем к анализу способов передачи игры слов. Помимо того, что языковая игра зачастую основывается на омонимии, она может содержать элементы крылатого выражения или пословицы, отсылать к литературному произведению или историческому событию. Более того, игра слов придает описываемой ситуации комичность, однако такой юмор относится к разряду интеллектуального, и далеко не каждый способен правильно его интерпретировать. Из этого следует, что перевод игры слов не может быть дословным, и поэтому переводчик встает перед выбором: передать содержание и воплотить замысел автора, отказавшись от стилистической составляющей, или сохранить стилистический прием, заменив образ и отклонившись от точного значения исходного текста.
«Richard found himself pondering, drunkenly, whether there really was a circus at Oxford Circus: a real circus with clowns, beautiful women, and dangerous beasts» [5, p. 4].
«Ричард поймал себя на том, что тяжеловесно и пьяно размышляет, а действительно ли на «Серкус» есть цирк: настоящий цирк с клоунами, красавицами и дикими зверями <...>» [3, с. 6].
«А в хмельную голову Ричарда вдруг пришла странная мысль: интересно, существует ли на самом деле цирк [Игра слов, основанная на названии площади
— Оксфорд-сиркус (от circus — круг) и этимологически связанного с этим значения circus — цирк] на Оксфорд-сиркус, настоящий цирк, с клоунами и прекрасными акробатками, с дикими зверями...» [4, с. 6].
Руководствуясь теорией актуального членения предложения, А. А. Комаринец применяет перестановку, перемещая подлежащее в конец простого предложения и тем самым акцентируя внимание на том, что, быть может, располагается на одной из улиц Лондона. Ввиду отсутствия иных преобразований, без которых сохранение игры слов в переводе неосуществимо, происходит нейтрализация стилистического приема — прагматическое значение не сохраняется.
В ряде случаев для разъяснения тех или иных явлений, понятных читателю на исходном языке, но малоизвестных или неизвестных читателю на переводящем языке, переводчик прибегает к помощи комментария как основного способа компенсации. Комментарий, обычно приводимый в виде сносок или замечаний, помещаемых внизу страницы, может быть и внутритекстовым, как в переводе М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча. В анализируемом примере полисемия лексической единицы основана на метонимическом переносе, т. е. переносе наименования по смежности явлений, их взаимосвязи: «circus» — 1) круг; 2) цирк, передвижное сооружение с шатром круглой формы; 3) перекресток с круговым движением». Тем не менее, из комментария следует, что в английском языке слово «circus» в значении «цирк» этимологически восходит к названию площади «Oxford Circus» — отмечается нарушение логики повествования и, как следствие, невозможность установить связь между элементами, образующими игру слов. По причине, описанной в предыдущем абзаце, также отмечается нейтрализация стилистического приема. Таким образом, при условии, что читатель владеет английским языком на среднем уровне, можно считать, что в переводе М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча прагматический потенциал тропа актуализируется частично.
Ввиду повсеместного распространения мощной культурно-поведенческой и языковой тенденции, получившей название «политической корректности», все большее внимание стала привлекать проблема перевода эвфемизмов. Концепция эвфемизма охватывает такие понятия, как тактичность, вежливость, благопристойность и толерантность. Необходимость учитывать перечисленные аспекты и культурно-языковые особенности эвфемизмов определяет основные способы их перевода: транслитерация («adultism» — «эдальтизм»), калькирование («companion» — «компаньон»), перевод с помощью аналога («to join the majority» — «отправиться к праотцам»), описательный перевод («third age» — «период жизни от шестидесяти пяти и далее»). Обратимся к анализу переводческих стратегий, используемых при передаче эвфемизмов в романе Н. Геймана «Neverwhere».
Well, Mum had me an' my sisters, but she got a bit funny in the head [5, p. 52].
Так вот, у мамы была я с сестренками, только вот с головой у нее было не в порядке [3, с. 54].
У мамы были я и близняшки, а потом она свихнулась [4, с. 54].
Феномен политической корректности, тесно связанный с понятием эвфемизмов, является неотъемлемым компонентом идеологии современного западного общества и только начинает проявляться в российской культуре. Так, за рубежом совершенно неприемлемо открыто указывать на недостатки, связанные с физическим и умственным здоровьем, однако в России допустимо «называть вещи своими именами», чему, впрочем, нет места в книжно-письменном стиле речи.
В переводах применяется комплексная лексико-грамматическая замена и используются «не в порядке с головой», «свихнуться», относящиеся к обиходно-разговорному стилю, характеризующиеся негативной эмоционально-экспрессивной окраской и функционирующие в фамильярном регистре общения. Перечисленные факторы противоречат самой идее эвфемизма, тону произведения и контексту, в котором героиня романа произносит эту фразу, с трудом вспоминая о том, по какой причине она была вынуждена сбежать из дома и остаться жить на улицах города.
Итак, наблюдается нарушение стилевой нормы, прагматический потенциал текста не актуализируется ни в одном из предложенных вариантов перевода.
Фразеологическое сращение — семантически неделимый фразеологический оборот, суммарное значение отдельных компонентов которого не придает смысла всему высказыванию. Стилистический прием разложения фразеологического сращения состоит в возрождении независимых значений его составляющих элементов, иными словами, каждое отдельное слово употребляется в буквальном значении. Стилистическое средство, зачастую приводящее к абсурду, широко используется не только в публицистическом стиле для привлечения внимания к заголовку, но и в художественном стиле как средство реализации эффекта обманутого ожидания. Вместе с тем семантическая целостность и усложненность конструкции делает задачу сохранения ее прагматического потенциала при переводе практически невыполнимой.
Обратимся к анализу переводческих стратегий, используемых при передаче разложения фразеологического сращения в романе Н. Геймана «Neverwhere».
And you are... Hunter? Hunter! AsIlive, breathe anddefecate! It is! [5, p. 176]
А ты. Охотник? Охотник! Да будь я проклят! И впрямь Охотник [3, с. 178].
Ты ведь. Охотница? Охотница! Клянусь своими молотами и наковальнями, это действительно Охотница! [4, с. 178]
Идиоматическое выражение «as I live and breathe» употребляется для передачи сильного, искреннего удивления, вызванного неожиданной встречей, и вопреки преобразованию структуры сохраняет семантику в рассматриваемом контексте. И в том и в другом примере, вероятно, из эстетических соображений, отмечается опущение добавленной Н. Гейманом лексической единицы «defecate», которая в переводе означает «испражняться». Более того, неизбежная ввиду отсутствия в переводящем языке эквивалентной единицы замена фразеологического оборота приводит к изменению заложенного автором смысла, поскольку предложенные выражения («Да будь я проклят!», «Клянусь.!») представляют собой клятвенное заверение в чем-либо, употребляемое для подтверждения сказанного.
Хотя использованный А. А. Комаринец фразеологический оборот «Да будь я проклят» относится к обиходно-разговорному стилю и отличается высокой экспрессивностью, он не выделяется на общем фоне повествования, так как употребляется в диалоге, создающем иллюзию живой речи, а также отражающем особенности мышления и характера героев.
В переводе М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча наблюдается объединение предложений, или замена простых предложений («As I live, breathe and defecate! It is!») сложным («Клянусь., это действительно Охотница!»), и добавление лексических единиц, обусловленное тем, что в соответствии с литературной нормой переходный глагол «клясться» обязательно требует после себя постановки прямого дополнения, выраженного именем существительным в творительном падеже. Люди клянутся тем, что им дороже всего, и поскольку изречение принадлежит кузнецу, посвятившему жизнь ремеслу, он подкрепляет уверение упоминанием «молотов и наковален».
Из вышесказанного следует, что ввиду отсутствия в русском языке устойчивого выражения равной или смежной семантики, в обоих случаях прагматический потенциал воспроизводится частично. Однако стоит отметить, что благодаря гибкости мышления, переводчикам удается не только понять, но и передать характер
персонажа, а также сохранить эмотивность текста лексическими и грамматическими средствами.
Проведенный разбор способов перевода лексических стилистических средств, выявленных в ходе анализа романа Н. Геймана «Neverwhere», позволяет сделать следующие выводы: из обнаруженных 125 средств художественной изобразительности наиболее распространенными и, следовательно, значимыми для художественной речи оказались эпитет (25,6 %), сравнение (25,6 %), метафора (21,6 %) и метонимия (12 %). Следовательно, стилистические приемы, основанные на взаимодействии предметно-логических и эмоциональных (эпитет, сравнение), а также словарных и контекстуально-предметных (метафора, метонимия) значений, играют особую роль в художественном тексте.
Как показывает статистическая обработка данных, при переводе лексических стилистических средств четыре типа элементарных переводческих преобразований в большинстве случаев сочетаются друг с другом и принимают комплексный характер. Второе место по частотности применения занимают замены, которые встречаются как на грамматическом, так и на лексическом уровне. Сравнительно редко используются добавление, опущение и перестановка. В незначительном количестве случаев также имеет место полный перевод. Преобразование исходного текста А. А. Комаринец приводит к нейтрализации стилистических приемов в 14 % случаев, а М. А. Мельниченко и Н. Л. Конча — в 40 %.
Результаты исследования позволяют заключить, что с точки зрения реализации прагматического потенциала переводческие решения А. А. Комаринец, в целом, представляются более эффективными.
Литература
1. Бархударов Л. С. Язык и перевод: Вопросы общей и частной теории перевода. М.: Издательство ЛКИ, 2013.
2. Гак В. Г. Метафора: универсальное и специфическое // Метафора в языке и тексте / Под ред. В. Н. Телия [и др.]. М.: Наука, 1988. С. 11-26.
3. Гейман Н. Задверье. Пер. с англ. под ред. А. А. Комаринец. М.: АСТ, 2005.
4. Гейман Н. Никогде. Пер. с англ. под ред. М. А. Мельниченко, Н. Л. Конча. М.: АСТ, 2010.
5. Gaiman N. Neverwhere / N. Gaiman. London: Harper Collins Publishers, 2016.
Об авторах
Греф Елена Борисовна — старший преподаватель кафедры английского языка, Псковский государственный университет, Росссия. E-mail: esol05@mail.ru
Кириленок Оксана Руслановна — магистрант факультета русской филологии и иностранных языков, Псковский государственный университет, Россия. E-mail: oksanakirilyonok@gmail.com
E. B. Gref, O. R. Kirilenok
PRAGMATIC ADAPTATION IN TRANSLATING A LITERARY TEXT (BASED ON THE NOVEL NEVERWHERE BY N. GAIMAN)
The purpose of the research is to investigate the pragmatic aspect of translation and find the most effective methods of achieving pragmatic equivalence in the translation of lexical stylistic devices from English into Russian in a literary text.
Key words: translation, pragmatic adaptation, literary text, lexical stylistic devices.
About the Authors
Elena Gref — Senior Lecturer of the English Language Department, Pskov State University, Russia.
E-mail: esol05@mail.ru
Oksana Kirilenok — Master student of Russian Philology and Foreign Language Faculty, Pskov State University, Russia.
E-mail: oksanakirilyonok@gmail.com
