CC BY
9https://doi.org/10.23672/HSCP.2023.60.16.010
УДК 323.2
Русия Натэлла Тенгизовна
старший преподаватель кафедры государственной политики и государственного управления, Кубанский государственный университет Natarus2412@mail.ru Natella T. Rusia
Senior Lecturer of the Department of Public Policy and Public Administration, Kuban State University
ПОЗИТИВНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ КАК РЕСУРС РАЗВИТИЯ НА
ЛОКАЛЬНОМ УРОВНЕ1
POSITIVE IDENTITY AS A RESOURCE FOR LOCAL DEVELOPMENT
NATELLA TENGIZOVNA RUSIYA
Аннотация. Статья посвящена изучению потенциала позитивной локальной идентичности в качестве нематериального ресурса развития на локальном уровне. На примере кейсов сельских территорий Краснодарского края автор демонстрирует как локальная идентичность, выстроенная на основании отрицании своей принадлежности к месту, может служить ключевым фактором, препятствующим созданию коллективных солидарных сообществ, актуализирующих конструктивные практики развития территории. Выявлено, что негативная идентичность жителей локальных территорий затрудняют конструирование стратегии развития будущего. Вместе с этим, грамотная политика идентичности, направленная на формирование позитивной идентификации с местом и предполагающая восприятие субъектами и местным сообществом локальной идентичности как ценности и ресурса развития, становится важнейшим компонентом стратегии развития муниципальных образований. Описан опыт сельского поселения, где выработаны способы конвертации набора символических,
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда и Кубанского научного фонда № 22-18-20059 «Политика развития сельских территорий Краснодарского края: потенциал нематериальных ресурсов», https://rscf.ru/project/22-18-20059/
сетевых и организационно-управленческих ресурсов нематериальных ресурсов в показатели социально-экономического развития территории.
Ключевые слова: локальная идентичность, негативная идентичность, позитивная идентичность, нематериальные ресурсы развития, сельские территории, Краснодарский край, политика идентичности.
Abstract. The article is devoted to the study of the potential of a positive local identity as an intangible resource for development at the local level. The author demonstrates how a local identity, built on the denial of one's belonging to a place, can serve as a key factor preventing the creation of collective solidarity communities that actualize the constructive practices of territorial development on the example of cases of rural territories of the Krasnodar Territory. The author demonstrates how the negative local identity can be a key factor hindering the creation of collective solidarity communities that actualize the constructive practices of territorial development on the example of cases of rural territories of the Krasnodar Territory. According to the study, the negative identity of the inhabitants of local territories makes it difficult to design a development strategy for the future. At the same time, a competent identity policy aimed at forming a positive identification with a place is becoming an essential component of the development strategy of municipalities. The article describes the experience of a rural settlement, where the ways of converting a set of symbolic, network and organizational resources into indicators of the socio-economic development of the territory have been developed.
Keywords: Local identity, negative identity, positive identity, intangible development resources, rural areas, Krasnodar Territory, identity politics.
Поиск ценностного консенсуса и конструирование общегражданского дискурса с целью формирования общенациональной идентичности в условиях геополитических трансформаций становится актуальным направлением политики современных государств. Одним из инструментов в процессах государствообразования является формирование «негативной идентичности», которое проявляется в отрицании принадлежности к другому государству и направлено на «стирание» прежней идентичности. Однако при рассогласованной стратегии на разных уровнях, несистемности действий и растягивании на длительный период политики, построенной на компонентах негативной идентификации, затрудняется построение новой политики, использующей позитивные основания. Таким примером стало независимое государство Украина, в котором после распада СССР поддерживалась негативная идентичность [1], а начиная с 2014 года, внешнеполитический курс резко трансформировался в сторону разрыва отношений с Россией. Изменения, происходящие в культурной и языковой политике, а также политико-экономические преобразования устроили жителей не всех
регионов: так, жители территорий Донбасса за несколько лет без возможностей позитивной идентификации решили пойти по пути конструирования собственных идентичностей народных республик [2].
Впервые комплексно концепт идентичности был описан Э. Эриксоном, который также через призму социальной психологии сформировал представление о негативной и позитивной идентичности. Позитивная и негативная идентичность по Эриксону связаны с интериоризацией ценностей, норм и установок окружающего мира, в случае с позитивной усвоение и воспроизводство нормативов происходит без сбоев, негативная выражается в отрицании социальных ролей вследствие сложностей в принятии социокультурных ценностей и установок [3].
На уровне индивида негативное самоотношение является источником искажения параметров субъективного благополучия, проявления личностной тревоги, а также выстраивания барьеров в коммуникации с другими, так как человек формирует представление об отрицательном отношении к нему со стороны окружающих [4]. При этом личностный и социальный уровни идентификации индивида не развиваются автономно, они постоянно достраиваются, конструируются в ходе социальной деятельности и поэтому не могут быть рассмотрены вне признания активности субъекта [5].
Базис позитивной идентичности составляет ощущение гордости и самоуважения от причастности к группе или общности, с которой ассоциирует себя индивид, в то время как негативная идентичность обозначается через отказ от соотнесения себя с характеристиками другого субъекта, рассматриваемого как «чужого» [6]. Важными являются идеи Л. Д. Гудкова, который определяет идентичности роль опоры для выражения солидарностей и связующего звена между институциональным планом действия и «плоскостью индивидуального существования и поведения» [7]. Теоретическая модель кризиса идентичности Э. Гидденса, который в качестве одной из феноменологических особенностей кризиса идентичности выделял такой параметр как возрастание негативизма по отношению к «своим» [8].
Территориальная идентичность, вслед за многими российскими [9] и зарубежными [10] учеными, нами рассматривается как часть социальной идентичности. В.Т. Михайлов и Й. Рунге отмечают, что чем шире масштаб пространства, с которым человек себя идентифицирует (например, глобальный и наднациональный уровень), тем более размытыми становятся его рамки в сознании [11]. Это актуализирует изучение низовых уровней пространственно-территориальной идентичности и способов её конструирования.
В качестве эмпирической базы исследования, автором были использованы транскрипты фокус-групп и экспертных интервью,
проведенные коллективами ученых в рамках двух научных проектов: «Развитие сельских местных сообществ: потенциал политики идентичности в условиях неоднородности социально-экономического и социокультурного пространства региона» (при поддержке РФФИ) и «Политика развития сельских территорий Краснодарского края: потенциал нематериальных ресурсов» (при поддержке РНФ).
Рассмотрим два кейса сельских территорий, жители которых демонстрируют полярные идентификационные основания. Также, охарактеризуем выбранные территории с позиции включенности жителей в проекты развития, их видению будущего и сформированности образа «малой родины».
Кейс «Никакой не хутор!»: негативная локальная идентичность в сельском поселении Кубанец Тимашевского района.
В ходе полевого исследования, проведенного среди жителей одного из сельских поселений (х. Беднягина, названный в честь полковника и героя Крымской войны И.И. Беднягина), в большей степени, была выражена негативная идентичность, которая у жителей проявлялась в отрицании идентификации себя как жителей хутора. Все опрошенные (участники фокус-групп и эксперты) подчеркивали свое уникальное, «нехуторское» происхождение, противопоставляя свое поселение другим, на их взгляд, менее успешным по их критериям территориям:
«Только сельское поселение. Никакой не хутор. Это название случайно дали, оно ни к чему тут не подходит»;
«Вот, взять даже соседнее Дербентское поселение, вот хутор, это правильно... И на ней, ну вот, где-то шестьдесят секторов - вот это хуторок»;
«У нас люди немножко другие, вот честно... у нас даже в районе замечают, все время сравнивая с Дербентской даже».
Символический уровень чувства сопричастности с территорией актуализируется через переживания об утраченном прошлом советского периода, связанным с работой совхоза, имеющим развитую инфраструктуру, обеспечивающим социальные гарантии жителям и имеющим прямое подчинение центральным органам управления:
«Потому что прям совхоз был, потом присвоили звание Первсовхоза, 99 хозяйств, которые подчинялись Москве, в числе этих хозяйств и наше хозяйство было»;
«Свиноводство было, у нас покупали со всего края»;
«У нас был когда-то совхоз здесь, совхоз-миллионер, людей работало девятьсот человек. В настоящее время работы нет».
Исследование также показало, что в данном сельском поселении демонстрируется низкий уровень консолидации местного сообщества и
вовлеченности населения в решение проблем территории (один респондент пишет: «Услуги предоставляю, спил аварийных деревьев всякой сложности и покос травы», я пишу: «Уважаемый, приглашаю к нам, пожалуйста, помогите нам, там две большие ивы, помогите». Тишина. Пишу тут же объявление: «Приглашаю всех на субботник». Тишина»).
Такая ретроспективная модель поведения, концентрация только на успехах прошлого и искаженное самоощущение не позволяют жителям сельского поселения выстраивать стратегию развития будущего. Подобное представление о территории проживания являются механизмами разрушения коллективных позитивных солидарных сообществ, направленных на актуализацию конструктивных практик, повышающих качество жизни и благосостояние.
Иная ситуация складывается в Кубанском сельском поселении Апшеронского района, где у жителей сформирована позитивная локальная идентичность в сочетании с готовностью жителей к активной преобразовательной деятельности.
Кейс «Мы счастливы здесь»: позитивная локальная идентичность в Кубанском сельском поселении Апшеронского района.
Слаженная работа команды главы поселения станицы Кубанской Апшеронского района вкупе с выраженной субъектной позицией бизнеса, находящегося в партнерских отношениях с органами местного самоуправления, является ключевым фактором в процессе формирования позитивной идентичности местных жителей:
«У нас почему-то все организации в передовиках и люди стараются быть самыми активными везде»;
«Вообще приятно находиться именно в поселении, потому что чисто, у нас благоустройство идет, у нас идет развитие инфраструктуры».
Главой администрации с 2006 года является И.М. Триполец, который пользуется безусловным авторитетом у местного сообщества и своим примером демонстрирует возможность создания на уровне небольшого поселения эффективной управленческой команды, ориентированной на социально-преобразовательную активность: «Они знают, что, где проводится, как, куда можно вступить, чтобы улучшить жизнь Кубанского сельского поселения. И чтобы это сказали не только на уровне района, но и на уровне края».
Таким образом, в Кубанском сельском поселении удалось выработать способы конвертации набора символических, сетевых и организационно-управленческих ресурсов нематериальных ресурсов в показатели социально-экономического развития территории.
Внимание к позитивной локальной идентификации, результатом которой видится сформированное у индивида чувство принадлежности к
территории и определяется набор элементов, являющихся ключевыми в процессе идентификации, связано с политическими факторами развития территорий. Выработка эффективных способов и технологий работы с негативной идентичностью позволяет решить ряд проблем на локальном уровне: выключенность различных социально-политических групп из проектов развития территорий, низкий уровень местного патриотизма, дезинтеграция из общенационального и регионального историко-символического контекста. Разработка политико-управленческих практик, базирующихся на использовании технологий политики идентичности, актуализируют инструментальное значение локальной идентичности как ресурса развития территорий.
Конфликт интересов
Не указан.
Рецензия
Все статьи проходят рецензирование в формате double-blind peer review (рецензенту неизвестны имя и должность автора, автору неизвестны имя и должность рецензента). Рецензия может быть предоставлена заинтересованным лицам по их запросу.
Литература:
1. Гудков Л.Д. Синдром негативной идентичности в посттоталитарной России. Вторая навигация. Запорожье, 2005. 344 с.
2. Бунтовский С.Ю. 2015. История Донбасса. Донецк, 402 с.
3. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 2006. 336 с.
4. Аринушкина, Н.С. Нравственная регуляция поведения у лиц с позитивной и негативной личностной идентичностью // Известия Саратовского университета. 2012. № 3. С. 33-36.
5. Павленко В.Н. Представления о соотношении социальной и личностной идентичности в современной западной психологии // Вопросы психологии. 2000. № 1.С. 135-142.
6. Пантин, В. И. Проблемы идентичности и российская модернизация / В. И. Пантин, И. С. Семененко // Поиск национально-цивилизационной идентичности и концепт "особого пути" в российском массовом сознании в контексте модернизации. М., 2004. С. 6-15.
7. Гудков Л.Д. Негативная идентичность: статьи 1997-2002 годов. М., 2004. 807 с.
8. Гидденс, Э. Последствия современности. М., 2011. 352 с.
9. Смирнягин Л. В. О региональной идентичности // Пространство и время в мировой политике и международных отношениях. М., 2007. 116 с.
Conflict of Interest
None declared.
Review
All articles are reviewed in the double-blind peer review format (the reviewer does not know the name and position of the author, the author does not know the name and position of the reviewer). The review can be provided to interested persons upon request.
10. Proshansky H.M., Fabian A.K., Kaminoff R. Place Identity: Physical World Socialization of the Self // Journal of Environmental Psychology. 1983. No. 3. P. 57-83
11. Михайлов В.Т., Рунге Й. Идентификации человека. Территориальные общности и социальное пространство: опыт концептуализации // Социологические исследования. 2019. № 1. С. 52-62.
12. Тужба Э.Н., Муха В.Н. Социальная адаптация мигрантов: теоретическая модель анализа // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2019. №12. С. 137-140.
References
1. Gudkov L.D. The syndrome of negative identity in post-totalitarian Russia. Zaporozhye. 2005. 344 p.
2. Buntovsky S.Yu. 2015. History of Donbass. Donetsk, 402 p.
3. Erickson, E. Identity: Youth and Crisis. M., 2006. 336p.
4. Arinushkina, N.S. The Moral Regulation of Behavior in Persons with Positive and Negative Personal Identity. Bulletin of the Saratov University. 2012. No. 3. P. 33-36.
5. Pavlenko V.N. Ideas about the relationship between social and personal identity in modern Western psychology // Questions of Psychology. 2000. No. 1. P. 135-142.
6. Pantin, V. I. Problems of identity and Russian modernization / V. I. Pantin, I. S. Semenenko // The search for national-civilizational identity and the concept of a "special path" in the Russian mass consciousness in the context of modernization. M., 2004. P. 6-15.
7. Gudkov L.D. Negative Identity: Articles 1997-2002. M., 2004. 807p.
8. Giddens, E. Consequences of modernity. M., 2011. 352 p.
9. Smirnyagin L. V. On regional identity // Space and time in world politics and international relations. M., 2007. 116p.
10. Proshansky H.M., Fabian A.K., Kaminoff R. Place Identity: Physical World Socialization of the Self // Journal of Environmental Psychology. 1983. No. 3. P. 57-83.
11. Mikhailov V. T., Runge J. Identifications of individuals. Territorial communities and social space: an attempt of conceptualization // Sociological Studies]. 2019. No. 1. P. 52-62.
12. Tuzhba E.N., Mukha V.N. Social adaptation of migrants: a theoretical model of analysis // Humanitarian, socio-economic and social sciences. 2019. No. 12. pp. 137-140.
