CC BY
76
УДК 82.09: 821.161.1 - 32 Солженицын А.И.
ПОВТОР СЛОВА «ВАНДЕЯ» КАК СПОСОБ ВЫРАЖЕНИЯ ИСТОРИОСОФСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ А. СОЛЖЕНИЦЫНА В ДВУЧАСТНОМ РАССКАЗЕ «ЭГО»
© А.А. Хитрая
В статье рассматривается повтор как способ выделения слова «Вандея» в двучастном рассказе А. Солженицына «Эго». Повтор - один из способов графической, семантической, синтаксической, интонационной актуализации ключевого слова. Подобное выделение слова способствует раскрытию идеи произведения. В рассказе А. Солженицына он содействует лаконичности описания и выражению историософских воззрений автора.
Ключевые слова: повтор; актуализация; ключевое слово; историософские воззрения.
В творчестве А. Солженицына самобытностью отличаются не только лексические средства художественного языка, но и синтаксические. Это отметили многие исследователи: Т. Гордиенко, В. Кузьмин, Ж. Нива,
В. Садченко, Г. Семенова. Писатель использует различные возможности художественной речи, выступая новатором, реанимирующим исконные особенности русского языка. Не раз в своих публицистических работах А. Солженицын высказывался по проблемам лексики и грамматики, в т. ч. по вопросам художественного использования языковых средств. В телеинтервью на литературные темы с Н. Струве (1976) он обозначил основной критерий построения предложений и в целом художественного текста: «Я считаю первой характеристикой всякого литературного произведения - его плотность, художественную плотность, плотность содержания, мысли, чувств. <...> Я сейчас стараюсь каждое лишнее слово выбрасывать. Если только можно без слова - выбрасываю» [1].
А. Солженицын называет «плотность» основным критерием создания литературного произведения. Она достигается, в т. ч., с помощью средств художественной речи, например, повтора слова. Повтор - основная разновидность стилистических фигур прибавления [2]. Это оборот речи, дублирующий выражение, слово или его часть (корень, основу). По этой причине несколько нелогичным может показаться частое применение автором этого приема.
Многократный повтор слова и выделение графическим маркером (знаком вопроса) встречаются в рассказе «Эго» (1994): «Вандея?» [3]. Вандея, как известно, - департамент на западе Франции, бывший центром контрреволюционных мятежей во времена
Великой французской революции. В «Вандейских войнах» (1793-1795), имевших затяжной и жестокий характер, наряду с дворянством и духовенством участвовали крестьяне. Поводом послужило недовольство крестьян призывом в республиканскую армию. Кроме того, они протестовали против разрушения традиционного национального уклада жизни. Восстание завершилось победой республиканской армии [4-7]. С течением времени слово «Вандея» стало нарицательным, обозначающим очаг контрреволюции. Так, о Тамбовском восстании писатель говорил на открытии памятника героям Вандейского восстания: «Вандея - к нашей духовной гордости - была и у нас, и даже не одна» [1, с. 460]. Вопрос о Тамбовском восстании поднимается автором не только в двучастных рассказах «Эго» и «На краях», но и в эпопее «Красное Колесо». Столь пристальное внимание к этому событию, графическая, синтаксическая и, как следствие, семантическая актуализации слова «Вандея» говорят о значении, которое Солженицын придает этому событию, как одному из важнейших в русской истории ХХ в. Оно свидетельствует о душевной силе русского народа и его стремлении к духовной свободе: эти качества - одни из наиболее важных категорий мировоззрения писателя. Описывая тамбовское восстание, в основе которого лежало сопротивление революционным реформам, А. Солженицын проводит параллель с Вандейским. Он анализирует сходства и различия в действиях русских и французских крестьян.
В рассказе «Эго» бунтовщики тамбовской губернии сравниваются с мятежниками Вандеи в нескольких аспектах: «Вандея? Но отменная была разница: наше православное
духовенство, не от мира сего, не сливалось с повстанцами, не вдохновляло их, как боевое католическое, а осторожно сидело по приходам, по своим домам, хотя и знали: красные придут - все равно могут голову размозжить» [3, с. 280]. Во Франции духовенство, заинтересованное в восстановлении династии Бурбонов и возвращении скупленных буржуазией национализированных земель церкви, активно участвовало в разжигании крестьянского бунта. В России представители религиозного мира опасались расправы, имевшей место во многих случаях: «Как в Каменке попа Михаила Молчанова застрелили ни за что на ступеньках своего дома» [3, с. 280]. Употребление разговорного слова «поп» характеризует критическое отношение автора к пассивному бездействию православного духовенства в ситуации гибели национального религиозного достояния народа: разрушения и переоборудования храмов и церквей, уничтожения святынь, запрета веры.
Вандейские крестьяне, в отличие от тамбовских, добровольно отстаивали свои интересы. Их объединяло общее желание (за которое они были готовы бороться) вернуть старый порядок и возможность трудиться: «Вандея? Иногда и не без насилия: приходил красноармеец в отпуск в свою деревню, а у него односельчане уничтожали документы -и куда ему после того деваться? выхода нет, как в партизаны» [3, с. 280]. В рассказе повествователь изображает картины страдания мирных крестьян и от партизан, и от красноармейцев. Отдельные экспрессивные описания составляют своего рода картину-мозаику, обнаруживающую разнородность взглядов всех участников событий. Русские земледельцы не хотели кровопролития, устав от Первой мировой и Гражданской войн. Решительно настроенные крестьяне, подобно крестьянам Вандеи, готовы были сражаться за право работать на своей земле. Красноармейцы, подавлявшие восстание, действовали в интересах формировавшегося государства, задача которого состояла в экспроприации земель и собственности сельчан. Кроме того, их отношение к происходившему не было однозначным, т. к. некоторые из них - выходцы из крестьянского сословия той же Тамбовской губернии. Формирование этой т. н. «мозаики» способствует воссозданию
объемной, многогранной и экспрессивной картины разрушения крестьянского мира.
Во французском мятеже значительную роль играло контрреволюционное дворянство, желавшее реставрации королевской династии и, соответственно, своих прав. Наряду с крестьянскими вожаками, мятежное движение возглавляли дворяне, старавшиеся придать ему организованный характер. В тамбовском восстании это место заняли эсеры, боявшиеся за свою судьбу: «Вандея? Эсеры Тамбовской губернии заколебались: и нельзя поддерживать восстание против революции, и возглавить это восстание было упущено, за ними уже не пойдут. Но и: теперь, когда кончилась Гражданская война, как не использовать народный напор против коммунистов?» [3, с. 281]. Однако эсеры (в отличие от французского дворянства) не занимали активную и инициативную позицию, не оказывали в нужном объеме необходимой поддержки бунтующим крестьянам.
Риторические повторения и графическая актуализация слова посредством вопросительного знака, многократные сравнения двух восстаний придают повествованию историко-публицистический характер. Рассматривая специфику публицистического стиля, Г. Солганик отмечает: «Публицистика, которую называют летописью современности, так как она во всей полноте отражает текущую историю, обращена к злободневным проблемам общества <. >. Публицистика ориентирована на мысль через факт, документ. <. > Публицист же непосредственно анализирует, исследует типы, общие проблемы» [5]. Художественно воссоздавая события отечественной истории в рассказе «Эго», А. Солженицын использует некоторые приемы публицистического стиля.
Писатель с максимальной полнотой, необходимой для сопоставления двух восстаний и умещенной в небольшом объеме, обращается к реальным историческим событиям. В слове «Вандея» выражаются историософские и мировоззренческие интенции Солженицына. Культурно-историческая парадигма нарицательного слова «Вандея» влечет множество ассоциаций. С помощью этого словоупотребления автор отсылает читателя в прошлое другой страны, обращается к предыдущему опыту, к историческим ошибкам. Сравнивая Вандейское и Тамбов-
ское восстания, повествователь призывает читателя к активной рецепции, к размышлению над причинами возникновения мятежей, над причинами гибели многих людей и разрушения деревень. В прошлом писатель ищет корни современных социальных и духовных проблем.
Сравнивая восстания, Солженицын приводит антитетичные либо аналогичные сцены реакций русского крестьянства на грубые вторжения красноармейцев и бунтовщиков, в целом, на социально-политические и экономические изменения. Он обнаруживает типологически родственные черты поведения людей в революционное время: желание отстоять свои интересы, недовольство, жестокость. В Вандее разъяренные неграмотные крестьяне врывались в города, уничтожали памятники культуры, грабили людей, захватывали оружие, громили администрацию. В Тамбовской губернии «мирным мужикам теперь гроза была со всех сторон: что не так сделаешь - отомстят потом хоть красные, хоть повстанцы» [3, с. 281]. Однако писатель избегает прямых авторских оценок происходившего, свойственных публицистическому стилю. Он показывает и сопоставляет два восстания, художественно переосмысливая прошлое, помещая в центр событий вымышленных персонажей. Используя некоторые черты публицистического стиля, автор стремится к объективности, достоверности описания.
Актуализация слова «Вандея» с помощью приема повтора и подробное сопоставление мятежей способствуют многостороннему, объемному изображению антоновского восстания, действий духовенства, представителей политических партий (большевиков, эсеров), крестьян. Повествователь показывает общую картину Тамбовского восстания и эпизоды частной жизни простых людей, наиболее пострадавших от революционных реформ и в Гражданской войне.
Таким образом, с помощью художественного приема повтора, выполняющего основную функцию акцентуации значения, Солженицын создает выразительную, объемную картину действительности. Писатель выделяет значимое художественное слово интонационно (часто, с помощью графического маркирования), наделяет особой экспрессией, усиливая определенные значения.
Повтор акцентирует читательское внимание на словах и выражениях, определяющих ключевую мысль художника, позволяя ему «экономно» расходовать другие средства выражения основной мысли, избегать длительных разъяснений и описаний. Этому способствует и многомерность смысла слова «Вандея».
В контексте рассказа, благодаря авторским сравнениям двух исторических событий в разных аспектах, происходит внутреннее расслоение значения слова. Подобное семантическое расщепление слова обусловлено той цепью историко-культурных ассоциаций, которую оно вызывает. Этот прием тождественен аналогичному приему, использованному автором в двучастном рассказе «Молодняк» (1993). В нем А. Солженицын проводит параллель между революционно настроенной молодежью и гуннами. Имплицитное сопоставление молодежи с гуннами характерно и для других произведений писателя 1990-х гг.: «Эго», «На краях», «Настенька». В контексте прозы этого периода возникает некое взаимодействие исторических реалий (нашествия племени гуннов и Вандейского восстания), способствующее формированию не только картины Тамбовского восстания, но и образов молодежи. крестьян, красноармейцев, бунтовщиков. Общеизвестно, что нашествие гуннов сопровождалось разрушением сложившихся устоев, материальных и духовных ценностей, жестокостью. Последняя была отличительной чертой действий революционной молодежи, принимавшей участие в Гражданской войне и Тамбовском восстании. Все описываемые автором события (революция в эпопее «Красное Колесо», Гражданская война и Тамбовское восстание в двучастных рассказах) также сопровождались повсеместным разрушением. Художественное взаимодействие реконструируемых исторических событий создает объемную картину отечественной истории начала ХХ в. Оно свидетельствует о спаянности каждого элемента в художественной картине мира А. Солженицына, демонстрирует тонкую связь и общую «работу» всех составляющих художественного единства, направленных на раскрытие глубинного смысла произведений писателя.
Риторическое повторение слова и сочетающиеся с ним многочисленные сопостав-
ления двух восстаний придают повествованию историко-публицистический характер. Автор не оценивает происходящее, не осуждает бунтовщиков и красноармейцев, но посредством данного словоупотребления объективирует свои взгляды на исторические события: указывает на бессмысленность жестокости, призывает вспомнить опыт прошлого во избежание повторения трагических событий.
Так, с помощью повтора одного семантически значимого слова, являющегося элементом общей художественной картины, А. Солженицын достигает лаконичности
описания, реализующей «закон экономии» художественных средств. Тем самым автор, используя «разновидность стилистической фигуры прибавления», добивается «художественной плотности».
1. Солженицын А.И. На возврате дыхания: Избранная публицистика. М., 2004. С. 236, 238.
2. Литературный энциклопедический словарь / под ред. В.М. Кожевникова, П. А. Николаева. М., 1987. С. 283.
3. Солженицын А.И. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 1. Рассказы и Крохотки. М., 2006. С. 280.
4. Большая советская энциклопедия: в 30 т. / гл.
ред. А.М. Прохоров. М., 1971. Т. 4.
С. 286-288.
5. Военный энциклопедический словарь / пред. гл. ред. комиссии Н.В. Огарков. М., 1983. С. 110.
6. Кропоткин П.А. Великая французская революция (1789-1793). М., 1979.
7. Карлейль Т. История французской революции / пер. с англ. Ю.В. Дубровина, Е.А. Мельниковой. М., 1991.
8. Солганик Г.Я. Стилистика текста. М., 1997.
С. 202-203.
Поступила в редакцию 23.09.2009 г.
Hitraya A.A. Repetition of the word “Vandeya” as a way of expression of A. Solzhenitsyn's historical-philosophical views in the two-part story “Ego”. The article considers repeat of the word “Vandeya” as a way of putting an emphasis on a word in the two-part story “Ego” by A. Solzhenitsyn. The repeat - is one of the methods of actualization of the main word in a graphic, semantic, syntactic and intonation manner. This method helps to understand and to reveal the main idea of the story. In the Solzhenitsyn’s story it also helps the author to express his historical-philosophical views and to write in a laconic manner.
Key words: repeat; actualization; main word; point of view on the history.
УДК 82 (075.8)
«ГОРОД НОРД-ОСТОВ» В ТВОРЧЕСТВЕ НОВОРОССИЙСКИХ ПОЭТОВ
© В.М. Тарасова
Статья посвящена анализу современного состояния одного из ведущих направлений в творчестве новороссийских поэтов - литературной маринистики. Используя традиционный проблемно-тематический подход, автор исследует образную структуру, специфику хронотопных характеристик, лексико-семантическое своеобразие поэтических текстов современных авторов легендарного южнороссийского города-героя. Рассматриваемое на широком историко-культурном фоне творчество поэтов «города норд-остов» позволяет раскрыть поэтически созданный образ города морской славы.
Ключевые слова: поэтический Новороссийск; «городские» стихи; город-память; город-труженик; город-встреча.
В истории отечественной литературы немаловажное место принадлежит литературной маринистике. Если маринистику и можно выделить как особую сферу отражения жизни, как часть того единого целого, что зовется литературой, то одной из главных в творчестве новороссийских писателей остается тема взаимоотношений человека и моря.
Все, связавшие свою жизнь с морем, -люди разные по характеру, но на всех лежит незримый отблеск, свет героической истории и трудной судьбы Новороссийска. Это отблеск воинской и трудовой славы портового, рабочего города.
Человеческая история как история деяний начинается с возникновения городов. Одни города существуют на протяжении
